Пропаганда

Сделав шаг навстречу ослепительному алому свету, будто закрываешь глаза и смотришь на полуденное летнее солнце, они оказались в полной темноте. Возле левого уха Гермиона услышала тихое: — Люмос, — голосом Тома, и загорелся кончик его палочки. — Что ж, в некоторой мере магия здесь работает. Эти слова прозвучали довольно зловеще, но сразу стало понятно, что он имеет в виду: сияющий кончик был едва заметен, как будто свет пытался пробиться сквозь тьму, но она окутывала их густым мазутом, отказывалась поддаваться волшебству. Она его видела, но его было недостаточно, чтобы даже осветить лицо Тома, его покрытая длинными тенями ладонь будто парила отдельно от его тела. — Люмос Максима, — вызвала Гермиона, но это не помогло ей увидеть ничего дальше своего носа. Даже Том, находившийся прямо возле неё, оставался лишь тёмным силуэтом. Разглядеть то, что под ногами, можно было, только сев на корточки и поднеся палочку к самой земле. Если это можно назвать землёй — находившееся у неё под ногами скорее напоминало… Ничто. У поверхности не было ни текстуры, ни температуры, и она поглощала весь свет, как чёрная дыра. Они не парили, но твёрдо стояли ни на чём. Вздохнув, Гермиона выпрямилась, продолжая удерживать бесполезно горящую палочку, и спросила: — Что думаешь? Раздался напряжённый голос Тома: — Выбор у нас невелик: либо мы идём вперёд, либо остаёмся тут на вечность. — Отлично, — саркастично ответила Гермиона, пытаясь скрыть нарастающую тревогу. Палочка Тома отдалилась, и теперь она едва видела крошечную искру, будто он аппарировал сразу на десятки миль. Его правая рука коснулась её локтя, а затем его пальцы переплелись с её, проскользнув вдоль руки к ладони. — Пойдём, не стоять же нам здесь, — достаточно бодро сказал Том. Гермиона нахмурилась, что было бессмысленно в этой гуталиновой тьме: — Ты уверен, что тебе стоит держать палочку в левой руке? Раздался его тихий смешок: — Если нам будет угрожать что-то настолько серьёзное, что мне потребуется непременно правая рука, уверен, ты в состоянии выиграть нам секундную фору, чтобы я успел переложить палочку, — ответил Том. — Пока что важнее просто не потеряться. И они направились навстречу ничему. Некоторое время спустя, может, через пять минут, а может, через пять лет, послышался шум воды. В этом месте не было никакого ощущения времени. Они не чувствовали ни холода, ни жары, ни жажды, ни голода, и даже после сотен и сотен шагов ноги не начинали ныть от усталости. Ничто окутывало все органы чувств, и единственное осязаемое, что оставалось у Гермионы: дерево волшебной палочки в правой руке и тёплая ладонь Тома в левой. — Ай! — воскликнула Гермиона от неожиданности. Её нога коснулась ледяной воды, моментально пропитав туфлю из трансфигурированной парусины. — Значит, мы дошли до реки, — прокомментировал Том, остановившись, не выпуская её руки. — Настало время ждать пса. — Давай сядем? — предложила Гермиона. — Неизвестно, сколько это займёт. — Ладно, — и она почувствовала, как его рука тянет её вниз. Они сидели на берегу, продолжительно, реки Ицкуинтлана — Места собак, — если верить прочитанным кодексам, для переправы через которую им требовался проводник-собака. Гермиона попыталась рассмотреть воду получше, но она мало чем отличалась от ранее встреченного ничего, лишь была мокрой, холодной и стремительно двигалась, бурлила, поднимаясь сильной рябью. Том попытался её понюхать, но у неё не было никакого запаха, а попробовать неизвестную жидкость подземного мира не решился даже он. Спустя непродолжительное, а может, продолжительное время, которое они занимали выдвижением различных гипотез об окружавшем их ничто, вдалеке показался тёмно-оранжевый всполох, напоминавший закат. К этой минуте — часу, дню — туфля, которой она попала в воду, полностью растворилась на её ноге. Светлая точка стремительно приближалась, становясь больше, но и этот источник света не мог одолеть окружающую их тьму. — А вот, видимо, и пёс, — прокомментировал Том. Гермиона, к этому времени положившая свою голову ему на плечо, лишь молча кивнула. Её всё больше одолевали сомнения, правильной ли была идея сюда отправиться, но отступать уже поздно. Согласно легендам, ты либо доходишь до конца, либо застреваешь на вечность на одном из уровней. Вскоре раздался громкий многоголосый лай, и перед ними предстала целая свора рычащих брехливых собак. Десятки псов — белых, чёрных, рыжих — тявкали и скалили зубы, прижав уши и выгнув загривки. У них были острые морщинистые морды, но они были полностью лысыми. Поджав хвосты, они лязгали зубами. Теперь наконец-то стало хоть что-то видно. Общего сияния по меньшей мере пятидесяти псов хватало, чтобы Гермиона смогла разглядеть Тома. Он сосредоточенно всматривался в животных, слегка наклонив голову. В книгах, которые они читали, было сказано, что их встретит собакоподобный дух — бог, если верить маглам, — Шолотль, и уже он предоставит им собаку. Том попытался медленно выставить руку вперёд, но один из псов клацнул челюстью, чуть не откусив ему пальцы. Отдёрнув её, он произнёс: — Тише, тише, хорошие собачки. Гермиона подала голос: — Нам нужно перебраться через реку, — заговорила она без особой надежды, что животные её будут понимать, но в легендах не было сказано обратного. — Не могли бы вы нам, пожалуйста, помочь? Стая тут же расступилась полукругом, и вперёд вышла одна серебристо-серая собака, чуть худее остальных. От неё исходило жемчужное свечение, а глаза сияли, как чёрные бриллианты. Животное заговорило как человек, но не через пасть, а будто изнутри: — Приветствуем вас, путники Миктлана, — звучал гулкий голос с рычащей «р». — Мы с радостью переправим сиуатль, но тлатикпаку помогать не станем, — всё это время она продолжала облизываться, а её язык вываливался сбоку. — Это ещё почему? — возмутился Том. Собака повернулась к нему: — Вы, земной человек, в своём мире плохо обращались с животными. — Ни одной собаке я не сделал ничего дурного! — воскликнул он. — Собакам — нет. Но кролики? Птицы? Гермиона не сдержалась и шикнула: — Видишь, до чего доводит твоё душегубство. Том вполголоса процедил в ответ: — Давай хоть сейчас без нотаций, — затем уже громче он обратился к собаке: — Но многим животным я и помогал. Например, змеям, — многозначительно произнёс он. — А разве Кетцалькоатль не брат-близнец Шолотля? Серая собака смерила его несколько строгим взглядом. Подумав несколько мучительно долгих секунд, она сказала: — И Вы едва достигли возраста зрелости… Хм, — снова задумалось животное. Гермиона занервничала. Если собаки откажутся помогать Тому, он останется на этом берегу навечно. С другой стороны, тогда Волдеморт точно перестанет быть угрозой… Но ещё с третьей стороны, ей придётся проходить остальные восемь уровней в одиночку… От тревожных и противоречивых мыслей её сердце гулко билось о её грудную клетку. Наконец, собака произнесла: — Пожалуй, мы могли бы уступить Вам, поскольку Вы правы, собак Вы не трогали, а змеи — наши братья… Но нам потребуется плата. — Какая? — настороженно спросила Гермиона. — Всего лишь амулет, — ответила собака, не глядя на неё, но таращась на грудь Тома. Он вытащил свой гри-гри из-за пазухи: — Вас интересует это? — А есть что-то лучше? — перевела она взгляд на его палочку. Том проследил за её взглядом и крепче сжал древко. — Нет, боюсь, мне больше нечего предложить. Этот амулет зачарован на мою удачу и сделан мною специально для меня, — несколько нахально сказал он. — Договорились, — кивнула собака. Он снял гри-гри на красном шнурке через голову и бросил его серому псу, который тот поймал пастью. Затем животное обратилось к Гермионе: — И Вы тоже. Вздохнув, Гермиона повторила за Томом, после чего серая собака махнула головой остальной стае, и псы перестали скалиться. Они начали вилять хвостами и нетерпеливо переминаться с лапы на лапу. Уходя, вожак произнёс: — Выбирайте двух собак и в добрый путь. — Ладно, — прищурившись, перевёл Том взгляд на одну из чёрных собак, стоявших ближе всего к нему, — давай ты. Она звонко гавкнула и ответила: — Я не могу, я уже достаточно испачкалась. Том бросил на неё гневный взгляд, но не стал лезть на рожон. — Хорошо, может, Вы? — подошла Гермиона к белой. — Нет, я только что помылась, — сделала та шаг назад. Едва сдерживая раздражение, Том процедил: — Тогда зачем вы все сюда пришли? — Посмотреть, — хором ответили собаки. Он закатил глаза и поднял голову к тому, что должно было быть небом. Сжав и разжав кулаки, Том снова встал прямо и обвёл взглядом всю свору: — Просто двое из вас, кто готов перевезти нас, выйдите вперёд, — потребовал он. Собаки помотали головами, глядя друг на друга, пару раз тявкнули, и, наконец, к ним подошли два рыжих пса: один огромный, жилистый и крепкий, и второй поменьше. Том открыл было рот, но, судя по его недоброму виду, он собирался съязвить или отпустить нелестное замечание, а потому Гермиона поспешила сказать: — Большое спасибо, мы благодарны вам за желание оказать нам помощь, — и кивнула им. Затем она подтолкнула Тома локтем в бок, и он тоже выдавил: — Спасибо. — Как только окажетесь в воде, она растворит всё, что на вас надето, и всё, что вы держите в руках, — предупредил их пёс покрупнее. Гермиона скептично спросила: — Но как же тогда люди доходят до Миктлана с амулетами? — Их кладут в рот, сколько поместится, — ответил он. — Я вас предупредил. — Минуту, — попросил Том и повернулся к ней: — Значит, убираем палочки в коробки, а их — в рот. Гермиона начала вертеть свой коробок в руках: — Не уверена, что поместится… Если наложить на него Уменьшающее заклинание… Том перебил её: — Нет, тогда Незримое расширение будет нестабильным. — Точно, — протянула она. Вспомнив, как им пришлось, когда по её вине свою палочку сломал Гарри, Гермиона вздохнула. — Ладно, самое главное — пережить эту воду. Пока они складывали вещи, Гермиона сто раз пожалела, что не выбрала что-то поменьше. Спичечный коробок казался достаточно маленьким, чтобы надёжно зажать его в кулаке. Но почему-то никто из них не подумал о том, что придётся прятать его от полного соприкосновения с речной водой, и теперь она вынуждена расплачиваться за свою непредусмотрительность. Ну почему они не выбрали что-то размером с напёрсток! Вздохнув, Гермиона с трудом втиснула спичечный коробок в рот. Картон противно приклеивался к языку и нёбу, и она едва могла сомкнуть губы. Ей было тяжело дышать, оставшегося во рту места едва хватало, чтобы набирать достаточно воздуха за вдох. Она старалась не думать, что будет, если ей в нос попадёт бурлящая речная вода. От нервов дыхание сбивалось ещё сильнее, поэтому она сосредоточилась на размеренных вдохах и выдохах. — Готовы? — спросила собака поменьше. Они с Гермионой одновременно кивнули и подошли к кромке воды. Собаки освещали путь, а они следовали за ними, постепенно погружаясь в ледяную воду. От холода кололо в ногах, скручивало желудок, сжимало грудь так, что едва удавалось дышать. Оказавшись по шею в воде, Гермиона вцепилась в животное сбоку, и они поплыли навстречу чёрному бурлящему потоку. Как ни странно, тело собаки не было тёплым, на ощупь она была похожа на обтянутый замшей камень. Единственным светом были два пса, сражающиеся с рябью и толщей воды. Переправа казалась одновременно и бесконечной, и секундной. Спустя некоторое время вдалеке начал виднеться берег. После, казалось, вечной тьмы горизонт ослеплял синевой неба. Когда глаза привыкли к яркости, и они подобрались ближе, стало возможным различить пляж из чёрного вулканического песка, крутые горы, голубое небо с облаками. Но чем ближе они приближались, тем усиливалась скорость реки. Беспокойная рябь превратилась в настоящие волны, накрывавшие с головой. Вода затекала в глаза и нос, но Гермиона не могла открыть рот, чтобы откашляться, лишь фыркала, как кит, ноздрями, пытаясь не задохнуться в и без того тяжёлой ситуации. Когда её накрывало водой, голову до боли пронизывал холод. В глазах начали плясать крошечные звёздочки. «Только не открывай рот, только не открывай рот», — мысленно повторяла про себя Гермиона, крепче стискивая губы. Наждачка на боковой стенке оцарапала щёку, и отвратительный привкус картона смешивался с металлом крови, отчего её подташнивало. Её пальцы неловко цеплялись за морщинистую кожу собаки, она уже давно перестала их чувствовать, а потому вынуждена была смотреть на свои руки, чтобы убедиться, что всё ещё держится. Чем ближе показывался берег, тем более нетерпеливой становилась Гермиона. Она начинала злиться на собаку, которая не могла грести быстрее. Ей хотелось подстегнуть её, как-то ускорить. Гермионе начинало казаться, что даже со своими онемевшими ногами, которые не слушались, она бы добралась быстрее, но она не могла открыть рот, чтобы сказать хоть что-то. Так же, как и не могла плыть в воде самостоятельно — только собаки умели лавировать в бурном течении, точнее, вода будто их огибала, не сбивая с курса. Осмотревшись, Гермиона заметила, что Том так же сосредоточенно смотрит на берег, не отводя взгляда с горизонта. В следующую секунду её накрыло очередной, особенно сильной волной. Вновь борясь с ледяной водой, Гермиона мотала головой, пытаясь поднять её над поверхностью, но тут поняла, что она потеряла собаку — возле неё не было света, а руки терялись в черноте воды. Её засасывало всё глубже… «Только не открывай рот», — твердила она себе. Только. Не. Открывай. Рот.

***

— Кхе! Кхе! — кашляла Гермиона так, что у неё жгло в грудине. Она почувствовала, как у неё из уголка рта вытекает тепловатая жидкость. Распахнув глаза, первое, что она увидела, — напряжённое лицо Тома. — Я умерла? — просипела Гермиона, задыхаясь от кашля. — Ты и так в загробном мире, — серьёзно ответил Том. Тут до неё дошло, что у неё ничего нет во рту. Коробок! Гермиона резко села, отчего у неё закружилась голова. — Моя палочка! — воскликнула она, и постепенно она начала различать, что сидит на чёрном песке. Совершенно голая, а её тело обдувает лёгкий тёплый ветерок. Она резко согнула ноги, прижав колени к груди, и обхватила их руками. — Не переживай, — раздался возле её уха глубокий голос Тома. — Всё цело, держи, — перед её носом появилась его рука со спичечным коробком на ладони. Он выглядел совершенно чистым и сухим, будто не был в её рту неведомо сколько. Гермиона вздохнула от облегчения: — Уф… Спасибо, Том, — она обернулась, чтобы взглянуть на него, но тут же резко вернула голову на место, сосредоточенно глядя вперёд с расширенными от неожиданности глазами. — Ты голый! Из-за спины послышался его громкий, гулкий смех: — Ну прости, что я сначала занялся спасением твоей жизни. Надо было озаботиться туалетом, пока ты захлёбывалась? В следующий раз так и поступлю, — язвил он. — Я… Спасибо, Том, — только и выдавила она. — Пожалуйста, — ответил он. — Одевайся. — Только чур не подглядывать! Его ухмылку, казалось, можно было слышать: — Да я там уже всё видел. Гермионе показалось, что она покраснела всем телом, до кончиков волос. Его заливистый хохот это лишь подтвердил. Вздохнув, она раздвинула спичечный коробок и первым делом убедилась, что её палочка цела. Пока они одевались, Том рассказывал, что произошло: — Нас накрыла волна, а когда отступила, тебя на твоей собаке уже не было. Я прочёл у неё в мыслях, что она не может нырять, поэтому тут же бросился за тобой. К тому времени ты уже была довольно глубоко, но, что удивительно, рта так и не открыла. — А ты-то как выплыл без собак? — Я держал тебя одной рукой, ты была без сознания, а правой ухватился за своего пса. Твой как бы подталкивал меня в другое плечо, придавая небольшое ускорение. Когда мы доплыли, они сказали мне, что на этом они нас оставляют, и дальше мы сами. Так что в чувство я тебя приводил уже сам, — беспечно рассказывал Том. — Сначала я попробовал Оживляющее заклинание, но на утопленниках, как выяснилось, оно не работает. Поэтому пришлось обратиться к варварским магловским методам: искусственное дыхание и массаж сердца. Гермиона хмыкнула: — И, разумеется, ты владеешь и ими. — Разумеется, — самовольно произнёс Том. — Этому учат в начальной школе. А тебя нет? — Нет, — недоумевающе ответила Гермиона. — Для этого есть специально обученные люди, а не школьники. — Должно быть, это пережитки мирного времени, — с усмешкой сказал Том, но она не могла понять, что он при этом чувствует. Ему горько? Он грустит? Или просто насмехается? Скорее всего, последнее. К своему прошлому, по крайней мере с виду, он относился как к досадной помехе и недоразумению, никак не ассоциируя себя с маглами. — Меня отправляли на боевую подготовку в кадетский корпус отряда местной самообороны, когда я возвращался на летние каникулы. — А это ещё зачем? — Ну как. Нас учили обращаться с огнестрельным оружием, противогазами, гранатами — всё такое. Мальчики неизвестного происхождения должны быть с четырнадцати лет готовы, при необходимости, пойти воевать вместо сыновей пэров. — Понятно… — только и смогла выдавить Гермиона и решила сменить неловкую тему: — Ты оделся? Можно поворачиваться? — Тебе можно, — раздался насмешливый голос. Гермионе в ту же секунду пришли не самые пристойные образы в голову, отчего её щёки вспыхнули: — А это ещё что значит? — Повернись и узнаешь, — протянул Том. — Я лучше ещё подожду, спасибо. Сильная рука схватила её за плечо и резко развернула. Перед ней стоял полностью одетый во всё чёрное Том с аккуратно причёсанными волосами, потому что, конечно же, если ты на пути в какую-то ацтекскую преисподнюю, то всё равно нужно выглядеть презентабельно. По крайней мере, в этот раз он был без полного костюма, лишь ограничившись чёрной рубашкой с закатанными рукавами и брюками. Даже удивительно, что он не потрудился трансфигурировать галстук. Прежде чем продолжить путь, Гермиона приподнялась на носочках, обвила руки вокруг его шеи и, произнеся: — Спасибо ещё раз, что спас меня, — поцеловала его в щёку. Улыбнувшись, Том, в свою очередь, резко повернул голову и накрыл её губы своими, притягивая в настоящий поцелуй. Гермиона не понимала, что за отношения сейчас между ними, но, сказать по правде, старалась об этом не думать и пускала всё на самотёк. Каким-то стихийным образом они пришли к состоянию, в котором Том её постоянно целует, а она теряет голову, пока он оставляет на её шее очередной засос. В остальном же между ними ничего не менялось: они по-прежнему занимались общими исследованиями и дразнили друг друга в перерывах. Однажды им предстоит это обсудить, но пока что были дела поважнее. Например, вернуться в реальный мир. Вскоре Том отстранился и взял её за руку: — Ну, я же обещал, — сказал он, улыбнувшись одним уголком губ, отчего на его щеке проступила ямочка. Они направились дальше. В месте, куда они приплыли, сколько бы времени ни проходило, стояло утреннее солнце, отчего всё заливал холодный голубоватый свет. По яркому небу плыли редкие облака, а воздух был свежим и хрустящим. Под ногами мягко шуршал чёрный песок, постепенно просачиваясь в новую пару тонких парусиновых туфель, а впереди возвышались высокие, зловещие тёмно-серые горы с узким проходом посередине, в сторону которых они и направлялись, держа палочки наготове. Стоило им приблизиться к проходу между двумя скалами, как земля задрожала, раздался скрипучий грохот, и горы резко ударились друг о друга, отчего Гермиона рефлекторно пригнулась, закрыв уши, и почувствовала, как в неё попала гранитная крошка. Том смотрел на открывшуюся картину со слегка расширенными глазами, не моргая. Он даже как будто стал ещё бледнее обычного. Они читали об этом уровне в книгах, Тепектли Монамиктлан — место слияния холмов, — но буквы не смогли передать ощущения при виде схлопывающихся громадин. Иллюстрации не описывали разрывающий душу скрежет, когда гранитные массивы трутся друг о друга. Гермиона чувствовала себя муравьём, на которого движется кроссовок шагающего человека. — Что ж… — произнесла она. — Аппарация, как мы планировали, не сработает. Мы не видим противоположную сторону и можем запросто оказаться посреди скал. — Согласен, — кивнул Том. — Получается, — продолжала размышлять Гермиона, — нам остаётся только ждать, пока они остановятся, как было написано в книгах. — Не согласен, — возразил он. — Я не собираюсь ждать годами, пока эти горы успокоятся. Импедимента! — взмахнул он палочкой. Это ничуть не замедлило движения гор. — Арресто моментум! — попробовал он другое заклинание, и снова безуспешно. Гермиона посмотрела на него, как на идиота: — Ты правда думаешь, что можешь вот так просто остановить зачарованные горы? — Может и смог бы, если бы ты помогла, — огрызнулся Том. — Куда же подевался самый могущественный волшебник, которого когда-либо видел свет? — издевалась Гермиона. Том сдавленно рыкнул, а затем сказал: — Лучше используй свой рот, чтобы призвать заклинание Помех. — А смысл? — усмехнулась Гермиона. — Оно сработает максимум на десять секунд, ты ни за что не успеешь пройти. Он повернулся к ней, и если бы взгляд мог опалять, то Гермиона осталась бы без кожи. Том процедил: — Раз ты такая умная, придумай другое решение. В ответ она презрительно сузила глаза: — И придумаю! Гермиона подошла к скале сбоку, чтобы на неё не падали осколки камня, изучая поверхность. Затем она попыталась вырезать с помощью палочки перевёрнутую «ᛖ» руны «эваз», которая означает «движение», но горы перемещались так быстро, что даже с палочкой ей не удавалось оставить достаточно ровную линию. Чары требовали особой точности и аккуратности, и в случае неудачи гора может даже взорваться. Ей не хотелось оставаться навеки погребённой под обломками гранита в загробном мире, поэтому, вздохнув, она вернулась обратно к Тому, гипнотизирующему вновь открывающийся проход. — Я засёк, — не отрывая глаз, сообщил Том, — что между столкновениями проходит около семи секунд. Мы могли бы, например, делать равноудалённые выемки, где пережидали бы столкновение, а потом бы двигались дальше. — И как ты собираешься это делать с такой скоростью? — скептично уточнила Гермиона. — Я буду призывать Бомбарда, а ты удерживай щит от осколков, — совершенно серьёзно ответил Том. — Ни за что! — воскликнула Гермиона. — Ты в своём уме? Это слишком опасно, — раздражённо запрокинула она голову. — А что если… — у неё начала формироваться мысль, и она вновь перевела взгляд на Тома. — А что если мы аппарируем на вершину и перейдём поверху? Он перестал гипнотизировать проход и повернулся к ней с искрой любопытства во взгляде: — Кажется, я начинаю понимать, как ты умудрилась оказаться в Гриффиндоре, — ухмыльнулся он. — Но поскольку слизеринцам хватает инстинкта самосохранения… — на что Гермиона фыркнула, но Том её проигнорировал: — …Нам понадобится верёвка. — И заклинание Вечного приклеивания! — воскликнула Гермиона, понимая, к чему он клонит. — Именно, — широко улыбнулся Том. Он достал из своего коробка моток крепкого тонкого каната и развернул его перед собой. Длина верёвки составляла около пятнадцати футов. Он в задумчивости зачесал волосы назад ладонью, но они тут же упали обратно на лоб мягкой волной. — Диффиндо, — разрезал Том канат пополам и сложил половину обратно в коробок. — Лонгус. Верёвка удлинялась, следуя за его палочкой. Наконец, он поравнялся с Гермионой и сказал: — Смотри, мы сейчас приклеим один конец к скале. Я аппарирую, наложу порчу для приклеивания обуви — хоть на что-то она сгодится — и приманю верёвку. Когда всё будет готово, я выпущу сноп искр, и аппарируй ты. — Нет, приманивание неоптимально, — возразила Гермиона. — Длины верёвки может не хватить. Я подниму конец левитацией, а ты удлини её к себе, насколько надо. Том улыбнулся, прикусив нижнюю губу, и пристально посмотрел на Гермиону, но если раньше её смущала пронзительность его взгляда, то теперь она лишь улыбалась в ответ. Наконец, он сказал: — Отличная мысль, за дело? Гермиона кивнула. Она применила заклинание Вечного приклеивания, пока за её ухом раздался тихий хлопок аппарации. Затем сделала два шага назад от скалы и призвала: — Вингардиум Левиоса! Канат взмыл в воздух, но его длины едва хватало достать до середины горы. Вскоре верёвка начала удлиняться, а Гермиона продолжала удерживать заклинание Левитации, пока конец не потерялся где-то на вершине. После этого она вновь применила заклинание Вечного приклеивания вдоль длины задранного в небо каната, чтобы максимально его стабилизировать. Завидев столп изумрудно-зелёных искр на вершине, Гермиона тут же аппарировала. — Коллошу, — ударила ей в ноги порча, едва она успела ощутить твёрдую землю под ногами. Насколько можно назвать твёрдой землёй движущуюся каменную гору. На вершине бушевал холодный ветер, грозивший сбить их с ног прямиком в пропасть между скалами. — Спасибо, — ответила она, покачнувшись, Тому, стоявшего в трёх-четырёх футах от неё. Благодаря его порче, её стопы были надёжно приклеены к земле, и единственной задачей оставалось не рухнуть от порывистого ветра, выскользнув из туфель. Том лишь улыбнулся и отправил по воздуху в её сторону моток каната, длины которого едва хватило, чтобы обвязать его вокруг талии. Пока Гермиона закрепляла верёвку, он прокомментировал: — Жаль, конечно, что ты аппарировала так далеко. — Почему? — проверяла узел Гермиона, не поднимая головы. — Нам надо подождать, пока пройдёт действие порчи, — усмехнулся Том, глядя ей прямо в глаза. — У меня было кое-что на уме, но ты решила держаться подальше. Она шутливо закатила глаза: — Переживёшь, — и рассмеялась от его сердито прищуренного взгляда. — Ладно, раз уж мы тут подзастряли, — начал разговор Том. — Предлагаю тему для дебатов: палочки — инструмент на благо волшебника для направления его магии или способ властей контролировать использование магии под благовидным предлогом? — Ты серьёзно? — приподняла бровь Гермиона. — Ты же обожаешь свою палочку. — Это не значит, что я закрыт для дебатов. Начинай, леди вперёд, — улыбнулся он.

***

Спор продолжался на протяжении всей переправы. Они медленно и осторожно, стараясь удержаться на ногах, продвигались вдоль горного хребта: Гермиона шла впереди, предупреждая о сложных участках, Том двигался следом, удлиняя верёвку в середине и периодически приклеивая свободный край для устойчивости. Итогом их обсуждения стало то, что Том назвал её костным консерватором, а Гермиона его — анархистом. На этом они дошли до края горы и посмотрели вниз, где перед ними простиралась долина, выложенная обсидианом. Повсюду виднелось зловеще блестевшее на солнце изрезанное вулканическое стекло. Пики торчали острыми лезвиями, топорщились, как тёрка. Этому месту не было ни конца ни края. Чёрная, бесконечная, блестящая лощина. — Хорошо, что у нас есть магия, — провозгласил Том. — Мы можем просто всё это расплавить и пройти. — Это буквально вулканическое стекло. Чтобы его расплавить, нужна температура лавы, — возразила Гермиона. — Ты представляешь, какой мощности потом потребуется Замораживающее заклинание, чтобы всё охладить? Том задумчиво провёл языком по зубам: — Хорошо, так даже лучше. Редукто! Обширный участок обсидиановых лезвий у подножья горы разлетелся мощным взрывом, и волна отнесла осколки даже до вершины, на которой они стояли. — Протего! — одновременно рефлекторно вызвали Том и Гермиона, защищаясь от острых частиц. — Том! — возмутилась Гермиона. — Обязательно делать, а потом думать? — Я подумал, но быстро принял решение, — пожал он плечами. Гермиона лишь раздражённо закатила глаза и бессильно рыкнула, зная, что с ним бесполезно спорить. — Пойдём, не вечно же нам прохлаждаться на этой горе, — сказал Том, разрезая на себе канат невербальным Режущим заклинанием. Гермиона последовала его примеру, и уже вскоре они стояли на осколках обсидиана с тёмным камнем горы за спиной. Впереди, насколько хватало взгляда, их ждало ещё больше лезвий вулканического стекла. Они отправились ему навстречу, следуя в чёрную, переливающуюся на солнце бесконечность. Они с Томом по очереди взрывали участки обсидиановых лезвий и поднимали щиты заклинаний. Голубой купол дрожал, пульсировал, покрывался трещинами, но всё же его мощности было достаточно, чтобы уберечься от чёрных, острых, как бритва, осколков. Внезапно Том, идущий впереди, споткнулся и упал с высоты своего роста прямо в насыпь обсидиановой крошки. Он проехал добрые шесть футов вниз по склону, не прекращая кричать. — А-а! — эхом отражался его голос по всей лощине. — Чёрт возьми! Гермиона поспешила к нему, стараясь ступать осторожно и на ходу открывая свой коробок. — Акцио, экстракт бадьяна! — призвала она и поймала пузырёк, приближаясь к Тому. К этому времени он уже расчистил ногой осколки и сел на землю, шипя сквозь зубы. Кожа его правой щеки, подбородка и правой руки была попросту срезана. Лоскуты изодранного рукава прилипали к его плечу вперемешку с чёрной крошкой. Кровь сочилась из обнажённых мышц, стекая по его шее на грудь и пропитывая рубашку. Левой рукой он шарил в кармане, а правую вывернул, чтобы лучше разглядеть рану. Гермиона подбежала, села на корточки возле него и принялась капать бадьяном на его лицо: — Сними рубашку, — приказала она, не обращая внимания на его стиснутые от боли зубы и издаваемое им шипение. — Да, бадьян жжётся, но надо потерпеть. Избавившись от усыпанной осколками и липкой от крови одежды, Гермиона принялась за его руку, и вскоре от ран не осталось и следа. Они вместе очистили его кожу. — Спасибо, — на вид не очень искренне сказал Том. — Что не так? — спросила Гермиона. — Просто всё ещё больно, — ответил он. — Ненавижу чувствовать себя слабым. — Хм, — ухмыльнулась она. — А что, если… Гермиона наклонилась и оставила на его щеке быстрый поцелуй. Потом ещё один рядом. Она спускалась поцелуями к его подбородку, когда он, улыбаясь, спросил: — Не подумай, что я жалуюсь, но что происходит? — Ах, это, — ответила Гермиона, отстраняясь и целуя его в плечо. — В детстве мама целовала меня там, где болит, чтобы быстрее прошло, — рассмеялась она под нос. — Ну как, тебе лучше? Она продолжала оставлять лёгкие поцелуи, опускаясь к локтю, когда Том низким голосом произнёс: — Даже жаль, что всё ограничилось рукой. Гермиона замерла, чувствуя, как вспыхнули ещё щёки. Он притянул её за подбородок и быстро поцеловал в губы. — А ты о чём подумала? — насмешливо спросил он. — Пошли, давай закончим с этим стеклом, — поднялся он на ноги. — Надоело. Том направился вперёд, а Гермиона, глядя ему в спину, лишь выдавила: — Ты не собираешься надеть рубашку? Он обернулся через плечо: — Зачем? У меня осталась всего одна, я приберегу её для встречи с владыками Миктлана, — сказал он и продолжил идти, но уже через пару секунд обернулся снова: — Ты чего там застряла? — Ничего, — выдохнула Гермиона и поспешила за ним.