Пропаганда

Ранним октябрьским утром, стоя на железнодорожной платформе, Том рассматривал пар, вырывающийся густым облаком из его рта. Отправиться на Восточное побережье они решили уже в понедельник. Поезд до Чикаго отходил в восемь утра и шёл больше суток. А следующий день они должны были провести в поезде Чикаго-Бостон, откуда до Салема уже рукой подать. Если остаться на один день в Чикаго, чтобы погулять и отдохнуть между поездами, то в Салем они прибывали аккурат в пятницу, канун Хэллоуина. Гермиона наотрез отказалась от нескольких дальних прыжков аппарации, как бы Том ни пытался её убедить, что пять дней в поездах — возможно, перебор. Присутствие осени отчаянно чувствовалось даже в пустыне. Вопреки стереотипам, прочитанным в книгах о приключениях путешественников в жарких пустынях в своей обшарпанной спальне английского приюта, оказалось, что в там может быть очень даже холодно, а начало октября в Нью-Мексико просто выдалось тёплым. На самом же деле температура скакала в течение дня на десятки градусов от жары до мороза в зависимости от наличия солнца. Том самодовольно осматривал дрожащих от холода людей на платформе, пока сам использовал Согревающее заклинание. Вскоре показался красный локомотив, а за ним и весь серебристый «Чиф», добравшийся к ним за ночь из Лос-Анджелеса. Том и Гермиона нашли своё спальное купе на двоих и приготовились к новым суткам в дороге. У них было достаточно книг и тем для обсуждения, чтобы с удовольствием скоротать долгую поездку. К тому же им нужно было разобраться, как найти место сбора в Салеме, чтобы не случилось ещё одного провала, как в Абикиу. Мимо проплывали красно-оранжевые пустыни, ярко-жёлтые деревья лесов и голые, унылые коричнево-серые поля, с которых уже давно собрали урожай кукурузы. Они проезжали по тёмным тоннелям внутри гор и по открытым просторам бескрайних прерий. Чем дальше они двигались на север, тем более серым становилось небо, а солнце теряло яркость. Дорога была не такой живописной, как во время их прошлого путешествия, но они вполне довольствовались компанией друг друга. В целом, подобную поездку они уже проходили в «Саутернере» из Нью-Йорка в Новый Орлеан, за исключением одной большой разницы: койки стояли не параллельно, а буквой «L». За долгими разговорами они сами не заметили, что легли головой друг к другу, а не ногами. Ведь когда из окна проливается мягкий лунный свет, так гораздо удобнее тихо болтать, а не пытаться перекричать перестук колёс о рельсы.

***

Порывистый, завывающий ветер Чикаго сбивал с ног, грозясь снести их в ближайший канал — не зря его прозвали «Город ветров». Он был очень похож на Нью-Йорк: хоть и меньше, но всё же огромный по сравнению с городами, в которых они провели последние несколько месяцев, величественный и полный небоскрёбов, а канал посреди города добавлял особого очарования. Вместо Гудзона на окраине их встретило спокойное озеро Мичиган с песчаным пляжем. По улицам проносились разноцветные трамваи: зелёные, тёмно-синие, алые, — а повсюду по широким улицам эхом раздавалось их «дилинь-дилинь». Весь день они провели, гуляя по городу, их щёки и носы раскраснелись и онемели от холодного, влажного ветра, но им было всё равно. Город очаровывал и казался другой планетой после жаркого Юга, болот, лесов и пустынь. Том поймал себя на мысли, что, хоть исследовать магию и было невероятно интересно и весело, в какой-то мере он даже соскучился по лоску городской жизни после скитаний на природе. Было приятно ходить по чистому асфальту, теряться в толпе и смотреть на яркие огни. Разумеется, Том не мог упустить возможности послушать местный джаз. Именно Чикаго стал колыбелью диксиленда. И хоть это направление пошло из Нового Орлеана, всё же именно у чикагского стиля обычно отбрасывали уточнение города, а у диксиленда Нового Орлеана — нет. Они пошли в недавно открывшийся модный клуб «Джаз шоукейс», о котором он однажды прочитал в «Нью-Йорк Таймс», урвав почти последние два билета. В крошечном зале столики стояли так близко друг к другу, что, как Том ни пытался передвинуть свои длинные ноги, он всё равно касался коленом Гермионы. О том, что второе его колено упиралось в грузного мужчину с рыжими усами щёточкой, он старался не думать, полностью сосредоточившись на музыке. Том растворился в звуках виртуозной игры на тромбоне, и от этой мелодии он прямо-таки мог чувствовать, как магия непроизвольно стекается к кончикам его пальцев. Он умел видеть волшебство во всём и почитал его, а магия отвечала ему тем же. По дороге в гостиницу они снова решили прогуляться, морально готовясь к очередным суткам, которые им предстоит провести в поезде. Порывистый ветер вынуждал их держать руки в карманах. Свою шляпу он предусмотрительно сложил во внутренний — магически расширенный — карман пальто, чтобы её не унесло. Они мерно шли по тёмным улицам, освещённым редкими фонарями, и обсуждали концерт. — Думаю, если мне пришлось бы выбрать любимое направление в джазе, — начала Гермиона, — я бы, пожалуй, остановилась на диксиленде. Том усмехнулся: — Ничуть не сомневался. — Почему? — Самый лощёный из всех стилей, — пожал плечами Том. — Самый рациональный, конечно, свинг, но в нём для тебя не хватает элегантности. Гермиона закатила глаза и спросила: — А у тебя, стало быть, бибоп? — Как ты догадалась? — ухмыльнулся он левой стороной рта, но про себя он порадовался, что спустя столько месяцев упорных объяснений она наконец-то начала различать стили. Смеясь, Гермиона слегка толкнула его локтем в бок: — А как иначе! Самый хаотичный стиль для короля хаоса! — М-м, король хаоса, — насмешливо протянул Том. — Этот титул я буду нести с особенной гордостью. — Ну разуме… А-а! Том резко повернулся и увидел, как Гермиону притянула к себе какая-то фигура с ног до головы в чёрном: — Так-так-так, что это тут у нас? — издевательски произнёс незнакомец. — Парочка заблудших душ? — наклонился он над шеей Гермионы, проводя тонким длинным пальцем, столь белым, что он ярко выделялся даже в тусклом свете уличных фонарей в дальнем конце улицы. Вампир! Том действовал инстинктивно, ни на секунду не задумываясь, когда выхватил палочку из кармана и крикнул: — ЭВЕРТЕ СТАТУМ! Кровопийцу кубарем отбросило на добрую половину квартала, и он зашипел от боли, раскрыв во всю ширь пасть с длинными клыками. Том поспешил к Гермионе, оказавшись возле неё в один большой прыжок, и схватил её за руку. Но, когда он попробовал аппарировать в гостиницу, ничего не произошло. Вампир сипло рассмеялся: — Понятно, у нас тут туристы, — издевательски хмыкнул он. — В Чикаго повсюду защита от аппарации, глупые маги. Этот город — наш. Прежде чем соваться, куда не следует, могли бы хоть разузнать про здешние порядки, — поднялся он на ноги. — Ну ничего, мои ребята вам разъяснят, что к чему. Он вытащил из-за пазухи нечто, напоминающее латунный длинный свисток, но когда он в него подул, из него не раздалось ни одного звука. Вместо этого их плотным кольцом начали окружать десятки других вампиров, появляющиеся из чёрного дыма с лёгким хлопком. Их глаза горели красным на молочно-белой восковой коже, и они тоже были одеты во всё чёрное — плащи и шляпы-«федоры», — но они лишь молча стояли и не делали никаких попыток подойти ближе. — Парни, — заговорил главарь, — у нас тут парочка туристов, которым нужно преподать урок. Действуйте, — зловеще улыбнулся он, хлопнув один раз в ладоши. — Да, босс, — хором откликнулись остальные. События начали развиваться с бешеной скоростью. Два вампира потянули к Тому свои белые тонкие пальцы, но он тут же прокричал: — Сектумсемпра! — дважды. Как же давно он хотел испробовать заклинание в действии. На него брызнула их кровь, но у него не было времени с ней разбираться. Он обернулся и заметил, что один из нападавших уже схватил Гермиону за запястья до того, как она успела вытащить свою палочку. Том рассвирепел. — Авифорс! — крикнул он, и вампир разлетелся стаей летучих мышей, заодно задевая крыльями остальных, чем отвлёк банду. Пока Гермиона доставала палочку, он подбежал к ней, но тут она воскликнула: — Протего! — и их обоих накрыл синий купол, отбросив ещё несколько вампиров, почти успевших схватить Тома за пальто. Гермиона продолжала держать щит, а Том палил в вампиров всеми известными заклинаниями без разбора и без запинок: — Инсендио! Сектумсемпра! Экпульсо! — вампиров охватывал огонь, разрезали невидимые клинки, их останки разлетались от взрыва. В какой-то момент он не заметил приблизившегося кровососа сбоку и, чтобы выиграть время, крикнул: — Вингардиум Левиоса! На что Гермиона тут же бросила в него же: — Орбис! Стоило золотистому лучу попасть в парящего вампира, как его заключило в голубую сферу, и некая сила втянула его прямо под землю. Том решил, что поразится потом, а пока что противник продолжал наступать. Вампиры прибывали целыми дюжинами. Хоть рефлексов и мастерства Тома хватало, чтобы успешно отбиваться, помощь Гермионы была неоценима: она поддерживала щит и прикрывала его со стороны, когда появлялась свежая, особенно большая порция вампиров. Неизвестно, как долго длилась бойня, но Том был намерен уничтожить каждого кровопийцу, попавшего в его поле зрения, посмевшего им угрожать. Казалось, вместо магического истощения каждый сокрушительный удар только подстёгивал его силы ещё больше. — Экспеллиармус! — внезапно крикнула Гермиона. — Бомбарда! — бросил Том в очередную группу вампиров, выиграв себе несколько секунд, чтобы посмотреть, что задумала Гермиона. Она ликующе помахала перед ним латунным свистком, и Том не смог удержаться от широкой улыбки. До чего хитроумная ведьма. Гермиона улыбнулась, но тут же её улыбка погасла, и она крикнула: — Флиппендо! Не отвлекайся! Однако без свистка наступление прекратилось, и вскоре на улице остался только их главарь. — Инкарцеро, — даже несколько лениво бросил Том, и бледного урода в чёрном плаще туго обвили верёвки. — Акцио, вампир! Опутанного противника протащило по всему асфальту прямо к его ногам, и он со всей силы пнул кровопийцу под рёбра. — Это так вы встречаете гостей? — спросил он корчившегося от боли вампира. — Я мог бы убить тебя прямо на месте и глазом бы не повёл. Но с нами леди, так что я буду милосерден. У тебя есть три секунды, чтобы исчезнуть. Раз… Два… С тихим хлопком вампир развеялся в чёрном дыме. Том хмыкнул и провёл ладонью по губе, вытирая подсохшую вампирскую кровь. — Том! — воскликнула Гермиона, подбегая сбоку. — Ты был бесподобен! Он повернул голову и посмотрел на неё. Её густые волосы выбились из шпилек, разметавшись по плечам, но совершенно дикий вид ей придавала вовсе не неопрятная причёска, а огонь, горевший в её глазах. Никогда прежде Гермиона так на него не смотрела: в её взгляде зачастую сквозили подозрение, беспокойство, сомнение и, больше всего, недоумение. В её карих глазах, как в чашке горячего шоколада, обычно плескались радость, веселье и любопытство. Она, бывало, совершенно искренне произносила хвалебные слова, но при этом смотрела на него скорее в задумчивости. Никогда прежде в её взгляде не пылало восхищение. Восхищение не было для Тома чем-то новым. Он купался в нём ещё в школе, когда в конечном итоге показал всем, кто он и чего стоит. Преподаватели им гордились, но их тёплые, отеческие взгляды были лишь следствием их собственной гордыни, ведь они считали, что его успехи в учёбе — их заслуга как учителей. Его соседи по спальне, стоило им уяснить своё место, заискивающе заглядывали ему в глаза в ожидании, что он исполнит их самые сокровенные желания, одновременно задыхаясь от зависти, что, как они ни будут стараться, им никогда даже близко не оказаться возле него, и толку от их чистейших родословных. Школьницы всех курсов хлопали ресницами, а глаза за ними были полны раболепного обожания, и ему не нужно было использовать легилименцию, чтобы ощутить на себе их липкую похоть. Том одновременно наслаждался этим, преисполняясь собственным могуществом, но и хотел содрать кожу там, где её касались эти взгляды. Ну, или хотя бы помыться. Гермиона же смотрела на него с восхищением, которого, казалось, никогда не будет достаточно. Он прекрасно понимал, чего оно стоит. Её невозможно удивить простыми трюками и впечатлить пустыми словами. Она не растекалась бездумной лужей от его улыбки и не стеснялась с ним спорить по любому поводу — и, признаться честно, ей даже удавалось выигрывать в спорах. Они были знакомы уже больше двух лет, но так она смотрела на него впервые, и этот взгляд, без преувеличения, ослеплял. Если он смог добиться подобного от неё, то он, без сомнения, сможет получить всё, что когда-либо захочет. Этот взгляд был только его. Тому хотелось нырнуть в это восхищение с головой. Приблизиться как можно ближе, как Икар к Солнцу, и пусть оно растопит его крылья, пусть даже сожжёт его заживо — оно принадлежит только ему, а потому он впитает его сполна. Магия всё ещё бурлила в его венах, искрилась в воздухе, подстёгиваемая адреналином после сражения, и в этот момент он был самым могущественным богом Олимпа, самым сильным волшебником, пред кем склонился сам Мерлин. Ему хотелось впитать это восхищение до последней капли, а потому, не задумываясь ни на секунду, он притянул Гермиону к себе и стремительно накрыл её губы своими. Она ахнула от неожиданности, и Том не упустил возможности углубить поцелуй. Он запутался пальцами в её мягких, пушистых волосах, крепко удерживая её голову, чтобы она не могла отстраниться. Но, что опьяняло ещё больше, она и не думала отстраняться. Гермиона отвечала — отвечала! — ему, и в это мгновение он стал властелином Мира. Он терзал её обветренные на холодном ветру губы, вбирая в себя их сладковатый вкус, судорожные вздохи и обжигающее восхищение. Этот поцелуй не шёл ни в какое сравнение с тем, что случился на горе полтора года назад. Пьяный дурман не затуманивал ощущений, а наоборот, у Тома будто один за другим обнажался каждый нерв, потрескивая от бегущего по нему электричества. В ушах ревело, но сложно было сказать, был ли это порывистый, свистящий ветер или его собственная кровь. Он прижимал Гермиону крепче, наслаждаясь осязаемостью её тела на своём и тонким цветочным ароматом, смешавшимся с влажным морозным воздухом. Если бы ему удалось притянуть её ещё ближе, наверное, он смог бы растворить её в себе. Но это почему-то никак не происходило, и он лишь продолжал несдержанно целовать её, ничуть не задумываясь о том, насколько это уместно или нет для первого осознанного поцелуя. Она была полностью его. Гермиона, как и всегда, оказалась не такой, как все другие девушки. Не теряясь от его напора, она отвечала ему так же жарко, пропуская его волосы сквозь пальцы и поглаживая шею, отчего вниз по его позвоночнику, слегка щекоча, бежали мурашки. Очень скоро они дошли до той части его тела, которая меньше всего поддавалась контролю. Едва сдерживая раздражённый стон, он попытался слегка отстраниться, чтобы немного повернуть таз вбок. Теснота в брюках начинала причинять дискомфорт, но он не хотел — не мог — разорвать поцелуй. Вместо этого их прервал зычный, резкий голос: — ДЗМП, палочки на землю, руки вверх, чтобы мы их видели.