Пропаганда

Освоив практики Вуду, Том решил, что пора двигаться дальше. В Новый Орлеан всегда можно будет вернуться, если захочется вновь впитать в себя таинственный дух древней креольской магии и проплыть на маленьком пароходе по Миссисипи. Как говорил сам Бард, мир — его устрица, он весь у его ног. Осталось только решить, куда отправляться дальше. В первую очередь, конечно же, в библиотеку. Изучая волшебные книги в Нью-Йорке, Тому не пришло в голову наметить сразу несколько мест для путешествий. Он просто наткнулся на книги о Вуду и Мари Лаво и решил, что стоит отправиться в Луизиану. Теперь они оказались в ситуации, когда непонятно, куда ехать дальше, но оставалась надежда найти зацепки в изданиях об американском фольклоре. Том с утра пораньше отзанимался в Гимнастическом клубе для молодых мужчин, закрыл своё членство и направился в Публичную библиотеку Нового Орлеана. Поднявшись по ступенькам старинного особняка из белого камня мимо колонн в греческом стиле, он зашёл в здание и, пройдя по вестибюлю, попал в читальный зал. Высокие окна заливали просторное помещение со сводчатым потолком, который был украшен изящной лепниной и опирался на колонны из зелёного камня. Гермиона уже сидела там за уютным круглым столиком недалеко от входа, обложившись книгами так, что из-за них виднелись лишь её буйные кудри, отливающие золотом в утреннем свете. — Доброе утро, Гермиона, — тихо сказал он, подсаживаясь возле неё. — Привет, — ответила она, не поднимая взгляда. — Я тут нашла книги о коренных народах. Смотри! — воодушевлённо воскликнула она и осеклась, прикрыв рот рукой. Она вновь продолжила говорить полушепотом: — Помнишь пиктограммы для наручников, подавляющих магию? Том кивнул, догадываясь, к чему она клонит. Она же продолжала: — Я подумала, у них должны быть и интересные практики, раз они были способны на подобное столько веков назад. А теперь они ещё и владеют письменностью! Гермиона, практически подпрыгивая от нетерпения, потянулась к потрёпанной книге болотно-зелёного цвета с позолоченным оттиском индейца на обложке. Названия на книге не было, но на корешке потускневшим золотом читалось: «7-й ежегодный отчёт БЮРО ЭТНОЛОГИИ Дж. У. Пауэлл 1885-86 гг.». Она раскрыла книгу на содержании, быстро просмотрела список и отлистала несколько страниц. — Вот! — повернула она книгу к Тому. — «Сакральные формулы индейцев чероки». Поскольку они обзавелись слоговым алфавитом, то в конце XIX века начали записывать свои заклинания, которые до этого передавались устно. Тут целый их список: на поиск пропавших вещей, на ведение боя, на призыв дождя, на разлучение возлюбленных, даже на уничтожение жизни… Тома притягивало её воодушевление, разжигало его собственное любопытство, но он, не удержавшись, усмехнулся: — И ты даже не станешь ворчать о тёмной магии? Гермиона на мгновение осеклась, но пожала плечами: — Мне кажется, я начинаю не так категорично на неё смотреть, — но, взглянув на его самодовольную улыбку, она добавила: — Спасибо Нзинге, что заставила взглянуть на вещи шире. Уголки его губ тут же опустились. Да как она смеет! Он всё это повторял месяцами, годами, пока они не встретились с королевой Вуду. Том открыл было рот, чтобы поставить её на место, но Гермиона как ни в чём не бывало продолжала: — В общем, я считаю, что было бы здорово отправиться в поселение чероки. А столица нации чероки находится в Талкве, — потянулась она за атласом. — Это в Оклахоме, вот здесь, — показала она пальцем в точку посреди континента. Том, отвлёкшись от своих гневных мыслей, заметил: — Какая-то глушь. Гермиона кивнула: — Она самая. Не стал бы переход называться «тропа слёз», если бы индейцев переселили на курорт. — Какой тут масштаб? — спросил Том, прикидывая расстояние. Она приподняла страницу так, что кусок карты с Оклахомой оставался на столе, и заглянула на оборот: — Один к пятнадцати миллионам. Том приложил большой палец к месту, где примерно располагался Новый Орлеан, а указательный — на Талкву: — Хм… Около двух с половиной дюймов, — принялся считать он в уме. — Чтобы привести к числу в масштабе, надо умножить на пятнадцать — миллионы добавим потом, — а для футов нужно будет разделить на двенадцать. Значит, можно умножить на пять и разделить на четыре… — сделал он небольшую паузу. — Получается три и одна восьмая — миллионов — футов. В миле пять тысяч двести восемьдесят футов, ну, округлим до пяти двухсот пятидесяти, — он слегка кивнул головой вбок, — пусть будет запас. Три и одну восьмую разделить на пять и четверть, это всё равно что двадцать пять восьмых разделить на двадцать одну четвертую, если сократить, это всё равно что разделить двадцать пять на произведение двадцати одного и двух — сорок два… — Том поднял глаза к потолку, подсчитывая. — И умножить на миллион… Получается около пятисот девяносто пяти миль с учётом большого запаса. Пойдёт. Гермиона уставилась на него с расширившимися от удивления глазами: — Ты только что в уме перевёл дюймы в мили в масштабе? Том улыбнулся одним уголком рта: — Ну да. А ты что, арифметику не учила? — Учила, просто… — начала она. — Можешь пересчитать в столбик, если сомневаешься в моих расчётах, — вытащил он для неё карандаш из внутреннего кармана пиджака. Гермиона подкатила глаза и усмехнулась: — Да нет, я верю тебе. Просто… — подбирала она слово. — Впечатляет. — Я знаю, — широко улыбнулся Том. Она покачала головой: — Ну конечно. А для чего, ты говоришь, это пойдёт? — Для аппарации, конечно. Гермиона слегка прищурила глаза: — На пятьсот девяносто пять миль? Аппарация? — Да, — пожал плечами Том. — Это же меньше шестисот. — Ты можешь аппарировать на шестьсот миль?! — А ты нет?! — Я не пробовала, — честно призналась Гермиона. — Но я бы сто раз подумала, прежде чем решиться даже на прыжок в четыреста. Обычно как-то укладывалась в триста-триста пятьдесят. Том усмехнулся: — А ещё собиралась в Гриффиндор. Значит, я прыгну за нас двоих, — затем он вспомнил о своём фиаско после Гейдельберга, того самого, из-за которого теперь ходил в гимнастические залы, и добавил: — Только будешь держать бадьян наготове. Я парно так далеко не аппарировал. — Договорились, — с улыбкой сказала Гермиона и шутливо протянула ему руку. Том её пожал.

***

«ИИСУС — ответ на все твои проблемы»

На следующий день Том оказался перед огромной афишей, призывающей к христианству, на пустынной дороге посреди какого-то поля, ровно засаженного начинающими краснеть деревьями. Под палящим солнцем его лицо обдувал тёплый землистый ветер, но воздух не удушал от влажности так, как в Новом Орлеане. Гумбо с креветками и тесный джаз-бар, где они своего рода отметили последний вечер на Юге, здесь начинали казаться сном. В правой руке он сжимал ладонь Гермионы, и, судя по её спокойному лицу и отсутствию криков, аппарация удалась. В очередной раз Том доказал себе, что со своими проблемами вполне справлялся и без Иисуса. — Ну, надеюсь, мы в Талкве, — прокомментировал он пустынную местность. На самом деле было совершенно непонятно, где они. Это могла быть любая глубинка любой страны. — Осталось как-то найти кабинет вождя. Может, дождёмся какой-то машины, спросим дорогу? — Зачем? — ответила Гермиона, доставая палочку. — Используем заклинание Компаса. Том перевёл на неё взгляд от дороги: — Что за заклинание? Она уложила палочку в руку, держа её параллельно земле. Затем повернулась в направлении, которое показывал её кончик: — Туда! — махнула она рукой вдоль дороги. — Палочка даёт направление на север. Том отправился за ней: — Умно, — слегка улыбнулся он. — Научишь заклинанию? — Я знаю, — ответила она ему имитацией его собственного самодовольного тона. — Научу. — А с чего ты решила, что нам надо на север? — спросил Том. — Мы в поле, — ответила ему Гермиона, протягивая сложенную копию карты из кармана. — Ты забыл, как выглядит местность? На севере должен быть лес. Вокруг города только одна дорога, которая идёт с севера на юг, если бы нам нужно было идти на запад или восток, палочка бы не показывала вдоль дороги. Том, продолжая следовать за Гермионой, сверился с картой. Она была совершенно права. Город огибало кольцо дороги, от которой отходили четыре шоссе по каждой стороне света. За два года знакомства он так и не перестал восхищаться её памяти, которая никогда не подводила. Около получаса они шли вдоль шоссе, по которому за всё время не проехало ни одной машины. Вскоре закончились даже высаженные деревья, и они продолжили двигаться по совершенному пустырю прерий, где лишь изредка попадались рекламные афиши. Наконец, они добрались до задворок провинциального городка. После шумного, тесного Нового Орлеана казалось, что они попали в какой-то город-призрак. Вокруг не было ни души, вдоль пустой дороги виднелась лишь одна заправочная станция. Они решили попытать счастья и спросить кого-то там. Заправщик — молодой рослый парень со смуглой кожей и блестящими на солнце иссиня-чёрными волосами — оказался рад им помочь. Он достал более подробную карту и показал им направление к Капитолию Чероки. По его подсчётам, идти предстояло ещё около получаса. Наконец, они оказались перед двухэтажным особняком из красного кирпича с белым кантом в классическом стиле с белыми рамами высоких арочных окон. На подъездной дороге был установлен серый камень — памятник первому вождю Нации чероки Джону «Джо-Джо» Россу. На самой крыше возвышалась белая башенка, а за домом раскинулся зелёный холм. На входе развевались флаги США и штата Оклахома. Тому пришлось приложить все свои способности к убеждению, начиная от простого мальчишечьего обаяния и благовоспитанных манер, которые открывали ему многие двери, до его врождённой легилименции, которой он поверхностно пользовался с детства, придавая голосу особую властность. В конечном итоге юная секретарша пустила их внутрь на короткую аудиенцию с вождём Генри Брэдли. — Войдите! — раздалось из-за двери кабинета. Секретарша просунула голову в дверь: — Вождь Брэдли, к вам двое молодых людей, которые только сегодня прибыли в Талкву, и у них к Вам какой-то очень важный вопрос, — сказала она. — Пусть заходят, — послышался зычный голос в ответ, — но предупреди их, что через полчаса у меня обед с преподобным Смитом. — Да, конечно, — кивнула секретарша. Она вытащила голову из-за двери и вновь повернулась к ним с Гермионой: — Проходите. — Спасибо, — учтиво кивнул Том и пропустил Гермиону вперёд. Он зашёл следом и обратился к хозяину кабинета: — Добрый день, вождь Брэдли, — поздоровался он. За столом сидел субтильного вида мужчина с прямой спиной, высокими скулами и коротко остриженными чёрными волосами. Он выглядел совершенно обыденно, никаких перьев, которые Том встречал на иллюстрациях в книгах — не то чтобы он этого ждал, но а вдруг. Он перевёл взгляд своих усталых глаз на Тома: — Здравствуйте, молодые люди. Чем я могу помочь? — Вождь Брэдли, — начала Гермиона, не успел Том открыть рот. — Мы путешественники из Великобритании, меня зовут Гермиона Грейнджер, а это мой друг Том Риддл. Мы… Что ж, не думаю, что для Вас это секрет, — про себя Том подумал, что ничто им не помешает, если что, стереть мужчине память, — мы волшебники, точнее, как у вас говорят, маги. Мы бы хотели познакомиться с шаманом Вашего племени, чтобы изучить магию народа чероки, если Вы сочтёте нас достойными подобной чести. Вождь нахмурился и посмотрел на Тома: — А у Вас в Британии так принято, чтобы женщины говорили без спроса? На щеках Гермионы вспыхнули два ярко-красных пятна. Том искоса взглянул на неё, одними глазами умоляя, чтобы она промолчала, и ответил: — При всём уважении, сэр, мы всего лишь скромные путники и, возможно, не знаем ваших обычаев, но больше всего мы бы хотели им научиться, поэтому мы и здесь. Я не могу говорить за всю Британию, — продолжал он, — но я могу доверить Гермионе говорить, как самому себе. Генри Брэдли поставил локти на стол и сцепил руки в замок «домиком». Всё ещё подозрительно глядя на них обоих, он сказал: — Что ж… Удивительная наглость. С чего вы решили, что я пущу посторонних в свою общину? С чего вы возомнили, что вы достойны узнать наши тайны? Думаю, мой народ уже натерпелся сполна за свою доброту к блед… Британцам. Том не хотел проводить здесь весь день, а потому попытался прощупать его настроение легилименцией, но наткнулся на стены разума властного индейца. По крайней мере, можно свободно говорить о магии, решил Том. Несмотря на неудачу, он всё же придал своему голосу ту же магическую властность, которую освоил ещё в детстве, даже задолго до вспышек неконтролируемой магии: — Я понимаю, что мы просим многого и мало что можем предложить взамен — мы всего лишь путешественники, исследователи. Мы приехали из Англии, чтобы познать отличную от привычной для нас магию, которую больше нигде не узнаем, — осторожно подбирал слова Том. — Но нам кажется, что нет ничего более важного для объединения народов, чем культурное взаимодействие и обмен знаниями, а потому мы от всего сердца просим, пожалуйста, проводите нас к вашему шаману. Вождь лишь ухмыльнулся: — Впечатляет, — взмахнул он рукой. — Вы пользуетесь магией разума без ваших этих палочек, мало какой белый маг на такое способен. Но вам это не поможет. Вы, бледнолицые, не понимаете природы магии. Вы слишком далеки от окружающего мира, оторваны от земли. Ваши люди настолько завидовали нашей связи с природой, что выгнали нас с наших земель в попытках оторвать нас от нашего источника Силы. По нашим обычаям мы обязаны накормить путников и поделиться своим, но, боюсь, наибольшее, на что вы можете рассчитывать — это бобовый хлеб да крыша над головой. Обучать магии тех, кто даже не слышит животных?.. — Я слышу животных, — перебил Том, которого глубоко раздражало высокомерие вождя. Одно дело просто сказать «нет», но совершенно другое — читать ему нотацию о невежестве, когда он его даже не знает, ровняя всех его соотечественников под одну гребёнку. Он сделал паузу, обдумывая, стоит ли сказать следующее, но всё же в прошлом месяце его способности к парселтангу перестали быть секретом для Гермионы, в глазах которой сейчас вспыхнул такой же гневный огонь. Он добавил: — С некоторыми я даже могу разговаривать. Вождь несколько издевательски повернул голову, будто ничуть ему не верил и пытался поймать его на лжи: — Да что Вы говорите? И с какими же? — Со змеями. Брэдли глумливо рассмеялся: — Мог бы придумать кого-то поскромнее, чем потомков великого Рогатого змея. Том, удержавшись от того, чтобы подкатить глаза, вытащил палочку и лениво ею взмахнул: — Серпенсортия, — перед ним появился небольшой чёрный уж. — Хотите, она обернётся вокруг Вашего запястья? — Давайте, — вытянул вождь руку, в его глазах вспыхнуло нетерпеливое любопытство. Удивительно, обычно на его месте появляется ужас, стоит кому-то узнать о его способностях. Это показалось добрым знаком, что уж с кем-кем, а с индейцами они найдут общий язык. Прошипев змее команду, Том наблюдал, как уж проползает через комнату, поднимается на стол и обвивает руку вождя. Том наблюдал за происходящим, как маленький мальчик, оглядывающий подарки на Рождество под ёлкой, с неподдельным восторгом. Тем же вечером Том и Гермиона поужинали бобовым хлебом, который подали к жаркому из оленины и диких грибов, и обустроились в маленькой хижине с глиняными стенами, соломенной крышей и земляным полом среди других индейцев чероки с волшебными способностями. У Тома во рту до сих пор оставался омерзительный привкус табака и дыма от ежевичных листьев: за ужином их заставили раскурить одну общую трубку в знак приветствия. Как бы ему ни противно брать в рот то, чего до этого касались рты десятка других мужчин и женщин, он всё же это сделал — тычок локтем под рёбра от Гермионы оказался ничуть не менее противен. Утром шаман Атсила Ускени — что означало «Вечный Огонь» — начнёт обучать их магии чероки.

***

Племя чероки, по понятным причинам, не особенно жаловало палочки, которыми пользовались волшебники-колонизаторы, хоть они и были единственными, кому удалось достаточно приручить кошек вампус для того, чтобы делать из их шерсти для них сердцевину. Для индейцев это был всего лишь дополнительный источник дохода. Коренное население Америки для своей магии преимущественно использовало различные бусины. Например, для поиска пропавших или украденных вещей требовалась красновато-коричневая галька кварца. Держа её за ниточку, зажатую между большим и указательным пальцем, нужно было ходить и произносить длинное заклинание: «Слушай! Ха! Сейчас ты близко, чтобы слышать. О, Коричневый Камень, ты никогда, ни о чем не лжёшь. Ха! Сейчас я начну искать его! Я потерял борова, — или любой другой предмет пропажи, — а теперь скажи мне, где я найду его. Не мой ли он? Меня зовут…» — пока бусина не начнёт качаться, показывая направление. Тому стало безумно интересно, сработало бы это на рунах сокрытия Гермионы, когда она прятала свою бисерную сумочку в ящике чулок. К сожалению, проверить это уже не представлялось возможным — теперь он знал, какую именно формулу она использовала, а потому их побуждение на нём больше не работало. Но заклинание, каким бы трудоёмким в исполнении оно ни было, казалось довольно интересным. При случае его можно было бы доработать, чтобы сократить и использовать палочку, а не ассортимент бусин. Магия чероки преимущественно делилась на два вида: боевая и целительная. Боевой магией занимались только мужчины, поэтому Том учил заклинания метания невидимых стрел самостоятельно. А чтобы Гермионе не было так обидно, смеясь, пояснил Атсила Ускени, целительным обрядам он учил только её. Разумеется, по ночам, когда вся община засыпала, они в темноте своей хижины, перешёптываясь, делились друг с другом всем, что выучили за день. Отдать племени чероки должное, разделения по половому признаку у них не были такими унизительными, как в европейском обществе. Мужчины и женщины жили на равных, даже верховными шаманами могли быть представители любого пола — что-то невозможное, например, для друидов. Мужчины отвечали за дипломатию, а женщины — за поддержание отношений внутри племени, мужчины воевали, а женщины распоряжались имуществом — они дополняли друг друга, работали сообща. С подобного рода товариществом не смогла долго спорить даже строптивая суфражистка Гермиона. Некоторые ветви магии они изучали вместе: на улов большой рыбы, на призыв дождя, на разлучение возлюбленных. Но самым важным для чероки оказались предсказания. Каждый месяц всей общиной проводили гадания, самым главным из которых было на продолжительность жизни. — Почему каждый месяц? — недоумевающе спросила Гермиона. Они ужинали кукурузной кашей с фасолью под названием «суккоташ» и дикой запечённой индейкой в небольшом кругу возле костра. Атсила Ускени передавал им глиняные горшочки с едой. Шаман был широкоплечим, высоким мужчиной средних лет с необычайно мудрыми чёрными глазами. Его блестящие чёрные волосы свободно опускались до середины спины, а спереди в некоторые пряди были вплетены цветные бусины. Он одевался в свободные брюки и пончо, а на ногах носил коричневые мокасины. Атсила Ускени снисходительно улыбнулся: — Будущее изменчиво. Мы можем посмотреть вперёд только в одно мгновение, но наши поступки и мысли меняют его каждую секунду. Сегодня ты можешь прожить семь лет — а дальше, чем на семь лет, заглянуть и нельзя, — но завтра ты примешь решение, которое убьёт тебя через год. Гермиона нахмурилась: — И какой тогда смысл вообще заглядывать туда? Если оно всё время меняется. Шаман усмехнулся: — Мы гадаем не для того, чтобы знать точный, однозначный ответ, но для того, чтобы отслеживать наш жизненный путь и замечать, когда где-то оступаемся. Том, в отличие от Гермионы, с большим уважением относился к прорицаниям. Он нетерпеливо спросил: — А когда будет следующее гадание? — Завтра, в новолуние, — поднял к небу голову шаман, рассматривая тончайший полумесяц. — В новолуние открывается дверь между мирами, и можно заглянуть в будущее. На следующий день, в тёмную безлунную ночь, Том и Гермиона стояли на берегу кристальной реки Иллинойс. Шаман разжёг костёр и принялся объяснять им ритуал. Если после того, как они зададут вопрос о продолжительности своей жизни, в воде проплывёт хотя бы листочек, то жить им осталось меньше семи лет, иначе — семь лет ещё точно проживут. К большому облегчению всех, вода оставалась спокойной и чистой. Следующее гадание должно было дать ответы на вопросы. Атсила Ускени перекатывал по бусине в каждой руке, и в зависимости от того, как они начнут двигаться, это будет означать «да» или «нет». Но когда пришла очередь Тома, шаман нахмурился: — Душа твоя противится, её будто не хватает, — задумчиво протянул он. Том, конечно, понимал, в чём дело, но не станет же он рассказывать о крестражах индейскому шаману при Гермионе. Потому он просто спросил: — Что Вы имеете в виду? — Каждая душа состоит из двенадцати частей, — принялся объяснять Атсила Ускени. — Какая-то часть может быть тобою пятилетним, другая — мудрым старцем из прошлой жизни. Для каждого эти частички свои. Что ж, ты молод, наверное, некоторые части ещё не закрепились. — Пожалуй, — протянул Том, а сам принялся раздумывать, как же так: Слагхорн сказал ему, что расколоть душу семь раз — отвратительно и ужасно, а у индейцев чероки она сразу разбита двенадцать. Стоит ли ему создать больше крестражей? В глазах Гермионы мелькнуло беспокойство, которое не ускользнуло от шамана: — Не переживай, дитя моё, с Томом всё будет в порядке. Именно ты и сможешь ему помочь. — А я тут при чём? — непонимающе спросила Гермиона. — Высшее предназначение Женщины — привести Мужчину к его Душе, так, чтобы помочь ему соединиться с Источником, — серьёзно ответил Атсила Ускени. — Худший же выбор Женщины — соблазнить Мужчину, разлучив его с его Душой, и оставить его бесцельно бродить. У тебя чистое, светлое сердце. Я знаю, ты не оставишь Тома в потёмках. Гермиона нахмурилась: — Всё равно не понимаю, при чём тут я. Я никакой ему не проводник. Когда-то Том для себя решил, что Гермиона должна стать его спутницей, что такой изумительный ум должен работать с ним — на него. Он постепенно зарабатывал её доверие, и уж точно он не станет её никуда отпускать, наоборот, будет обвивать её всё крепче, как анаконда, поймавшая свою добычу. Он избавился от Септимуса в её жизни, а теперь в ней не осталось даже коллег по работе — Том отдавал себе полный отчёт в том, что намеренно изолировал Гермиону от остальных, чтобы у неё не было другого выбора, кроме как обращаться к нему и оставаться с ним. Его веселило, и ему в некотором роде было приятно, что шаман вслух возвестил о необходимости их связи, пусть со своей душой он и собирался разобраться самостоятельно. Шаман усмехнулся: — Так и Том тебя не оставит! Высшее предназначение Мужчины — защитить Женщину, так, чтобы она могла свободно идти по Земле целой и невредимой, — Том усмехнулся и подмигнул Гермионе, повернувшейся к нему с недоумевающим видом. — Но худший выбор мужчины — заманить Женщину и навязать ей свой путь, — Атсила Ускени перевёл на Тома серьёзный взгляд, и его улыбка тут же потускнела. На секунду ему показалось, что шаман — легилимент. Настолько искусный, что Том даже не заметил его проникновения. Но как ещё это объяснить? Он нарочно прочитал его мысли и теперь осуждает его вслух. Возмутительно! Вне себя от ярости внутри, Том, не подавая виду, спокойно спросил: — Очень интересно. Вы это только что придумали? — Нет, — расхохотался шаман, трясясь всем телом, отчего бусины в его волосах с тихим стуком бились друг о друга. — Это старинная поговорка чероки. Ну как поговорка, мы с вами все прекрасно знаем, что поговорками не-маги объясняют законы мироздания. — А с чего Вы решили, что наше с Томом предназначение сводится друг к другу? — подала голос Гермиона, покосившись на Тома. — Мы просто вместе путешествуем. Атсила Ускени пристально на неё посмотрел и, улыбнувшись, вместо ответа сказал: — Давай вернёмся к предсказаниям, — принялся он катать бусины в руках. — Задавай вопрос.

***

В день рождения Гермионы Том с шаманом отправлялись ещё до рассвета в горы. Ему не хотелось, чтобы она решила, что он забыл про её — теперь уже американское — совершеннолетие, а потому он оставил подарок для неё возле кровати. Толстая книга «Ведьмы Абикиу» была обёрнута в красную блестящую бумагу и перевязана золотой лентой. Они с Атсилой Ускени снова отправились к реке. Небо только начинало светлеть, и Том хотел использовать палочку для освещения, но шаман сказал ему, что один из его уроков — научиться доверять своим чувствам, а потому идти им придётся в потёмках. Путь до реки был не близок, а, чтобы не споткнуться о корни деревьев и прочие ветки в лесу, шли они особенно медленно. Когда они добрались до берега, шаман сел на землю и похлопал возле себя, чтобы Том присоединился. К этому времени солнце уже взошло, и всё вокруг заливал нежный розовый свет, отражаясь от спокойной поверхности воды. — Обычно к этому времени я учу воинов ритуалу для избавления, — начал Атсила Ускени, — но ты уже это умеешь делать и без меня. Тому показалось, что у него пытаются отобрать что-то ему принадлежащее. И что, что он уже убивал людей? Новый способ никогда не будет лишним, ведь мизинцы чернокожих самоубийц для Вуду на дороге не валяются, а Убивающее заклятье можно отследить Приори Инкантатем. Шаман, меж тем, продолжал: — Я не стану с назиданием говорить тебе, что ты обязан выбрать путь Шамана, а не Колдуна. У тебя своя голова на плечах. После поучений Дамблдора и прочих воинов Света это казалось глотком свежего воздуха. Том решил не перебивать учителя, а лишь кивнул. Атсила Ускени ухмыльнулся и сказал: — А ещё у тебя есть Гермиона, она-то твоей Душе и поможет, — «Ну, его мнение не истина в последней инстанции», — подумал Том. — Но чтобы ты смог её защитить, как подобает твоему предназначению, мне следует обучить тебя, как уберечь свою Силу. Он достал из кармана небольшой пузырёк и протянул Тому: — Это зелье поможет схватить запущенную в тебя стрелу голыми руками. Его нужно втереть в голову, и тогда её можно будет увидеть. — А что за зелье? — спросил Том, беря в руки флакон. Шаман улыбнулся: — А это я расскажу Гермионе. Том уже почти три недели жил в поселении чероки, но до сих пор не мог решить: восхищается ли он или ненавидит шамана. Иногда, как сейчас, он выводил его из себя настолько, что хотелось взорвать какое-нибудь дерево, вырвать его с корнями и бросить в этого наводящего туман мужчину. С какой стати он даёт свободу выбора для светлой и тёмной магии, но решает за них с Гермионой, стоит им держаться друг друга или нет? Видимо, заметив его выражение лица, шаман расхохотался и сказал: — Всё равно всё друг другу рассказываете, я просто хочу сэкономить время. Зелье надо втирать на рассвете, поэтому мы и встретились сейчас. Всё утро они провели за тем, что шаман насылал разной сложности проклятия и сглазы, а Том вытаскивал их из себя, как занозы. Атсила Ускени сказал, что избавиться от стрелы можно, только если твоя Сила превосходит Силу наславшего, иначе вытащенная стрела обернётся против твоей магии. В ответ на это Том порадовался, что его Силы с лихвой хватит на несколько колдунов, но всё же с удовольствием послушал о ритуале по усилению Силы, для которого требовалось срезать два куска кожи с груди — кто знает, когда он может пригодиться. Когда они подходили к поселению, издалека Том заметил Гермиону. Она помогала женщинам растирать какие-то травы, а из других связывала аккуратные пучки с помощью палочки. Она много смеялась, отчего улыбалась так широко, что почти закрывала глаза. Внезапно их взгляды встретились, и она, резко вскочив, побежала в их сторону. — Том! — прокричала она, приближаясь. — Том! — Доброе утро, Гермиона! — помахал он ей. — Том, спасибо за книгу, она замечательная! — крикнула она и с разбегу обняла его, уткнувшись щекой в его грудь. — Ты не забыл! На мгновение ему показалось, что, вот так вот столкнувшись с ним, она выбила из его лёгких весь воздух. Том ошеломлённо стоял, не до конца понимая, куда ему девать руки — или ноги, или себя. Он положил ладони ей на плечи, осторожно вдыхая воздух обратно. — Ну как я мог, — ответил он, опустив взгляд на её макушку и втянув цветочный аромат её волос. — С днём рождения.

***

Том ворочался без сна в душной хижине. Хоть и наступила осень, жара днём никак не спадала, прогревая дома. Индейское лето было в самом разгаре. Но не духота не давала ему уснуть. Уже много недель каждую ночь он пытался найти разгадку палочки Салазара Слизерина. Чем больше проходило времени, тем меньше он мог из-за этого спать. Даже когда ему удавалось заснуть, во снах он всё равно пытался подобрать кодовую фразу, чтобы палочка вновь заработала. Вздохнув, он поднялся с кровати и надел рубашку и брюки. Гермиона уже давным-давно спала, её умиротворённое сопение заполняло комнату. Но всё же он не хотел рисковать и случайно её разбудить. Он взял обе своих палочки и отправился в ночную мглу. Теперь он лежал под звёздами посреди покрытого росой цветочного поля. Влажная прохлада воздуха переплеталась с тонким медовым ароматом полевых цветов, колкая трава впивалась в спину и пропитывала влагой рубашку. Над головой ярко сияли ослепительные звёзды, рассыпанные по чернично-чёрному бархату ночного неба. Они горели так ярко, что казалось, до них можно дотянуться вытянутой рукой. Чтобы рассмотреть резьбу на палочке Салазара Слизерина, не нужно было даже использовать Люмос. — З̴д̶е̴с̶ь̴ ̴б̸у̸д̶е̵м̸ ̷п̷р̴а̵в̵и̶т̷ь̴ ̷м̴ы̶, — попробовал Том в очередной раз. Конечно, не было никаких шансов, что волшебник, живший в X веке, знал поэму XVII века, но к этому времени у Тома заканчивались идеи. Сегодня он решил воззвать к тщеславию Слизерина, которое, он счёл, могло передаться и его палочке. Перебирая в голове варианты, его мысли сами по себе обратились к «Потерянному раю». Снова ничего. Том уже даже не удивлялся. Иногда ему хотелось всё бросить и сломать чёртову деревяшку пополам. Иногда он жалел, что узнал о ней и забрал из Ильверморни. Из недели в неделю он бился над загадкой снова и снова, без каких-либо успехов. Это по-настоящему сводило с ума, он терял сон и покой. — Г̴о̵в̴о̵р̴я̷щ̴и̷й̶, — раздался из травы тонкий шелестящий голос, — В̶а̵м̷ ̷п̵о̶м̸о̶ч̶ь̵? ̵ Том сел, посмотрел в сторону источника звука, но ничего не увидел. Тогда он призвал своей палочкой: — Люмос! — поднял её перед собой и приказал: — П̵о̴к̵а̷ж̸и̴с̴ь̴. Из высокой травы высунулась маленькая тонкая змея тёмного цвета с длинными светлыми полосками. Глаза-бусинки на тупой треугольной морде, не отрываясь, смотрели на Тома, а из её пасти быстро появлялся и исчезал тонкий ярко-красный раздвоенный язык. — Г̶о̵в̴о̶р̶я̸щ̶и̶й̴, — вновь обратилась змея, — я̷ ̸м̶о̸г̴у̸ ̴п̷о̵м̶о̵ч̵ь̷.̶ Том нахмурился. Глупый зверь возомнил о себе невесть что. — С̷ ̴ч̶е̶г̶о̷ ̷т̷ы̶ ̴в̸з̷я̸л̴, ̴ч̸т̸о̴ ̵м̷н̴е̶ ̷н̴у̸ж̷н̷а̵ ̴п̶о̷м̶о̴щ̵ь̸? ̶ — Я̸ ̶ч̴у̴в̵с̷т̷в̷у̷ю̵ ̴В̸а̵ш̸ ̷г̵н̸е̵в̶, — ответила змея, пробуя окружающую среду на вкус.— О̶т̴ ̶н̸е̴г̶о̷ ̵в̷о̵з̴д̷у̷х̶ ̷г̵о̴р̷ь̶к̸и̴й̸.̵ Том покосился на животное: — И̷ ̸к̶а̶к̶ ̶т̴ы̷ ̵с̴о̷б̵и̵р̷а̸е̸ш̵ь̶с̴я̵ ̷п̶о̴м̴о̵ч̴ь̵? Змея подползла ближе и прошипела: — В̶ы̵ ̴я̵в̸н̶о̸ ̸н̴е̷ ̴с̸л̴ы̸ш̸и̴т̷е̸ ̷З̴м̸е̴я̴. — К̷а̶к̶о̵г̴о̸ ̵е̴щ̷ё̶ ̷з̷м̷е̵я̸? — вообще перестал что-либо понимать Том. Он пытается включить палочку, а не поговорить ни с каким змеем. — Г̶о̵в̴о̶р̶я̸щ̶и̶й̴, — вновь начала змея, — В̷ы̴ ̵о̶б̴р̷а̵щ̸а̸е̷т̴е̷с̷ь̶ ̴к̷ ̴п̷а̷л̵о̷ч̸к̶е̴, ̵ ̷н̸о̴ ̸д̶о̴л̷ж̸н̵ы̴ ̸о̶б̵р̵а̸щ̸а̸т̷ь̷с̵я̴ ̶к̷ ̴З̷м̴е̵ю̶ ̷в̶н̵у̵т̴р̸и̶.̷ ̴Н̴е̷у̴ж̵е̸л̷и̸ ̶В̶ы̷ ̶н̴е̵ ̵с̵л̷ы̸ш̵и̷т̵е̷, ̴ ̸к̶а̵к̴ ̶о̶н̸ ̸с̸м̶е̴ё̶т̶с̷я̵ ̶н̸а̴д̵ ̶В̸а̶ш̸и̶м̶и̷ ̵п̷о̷п̷ы̴т̸к̷а̸м̵и̷? Том опешил. Он никак не ожидал, что сердцевина палочки может быть разумной, а уж тем более над ним смеяться. И вообще, почему змея его слышит, а он — нет? Где-то в горле заклокотала ярость, но он проглотил её поглубже и процедил: — Н̵е̴ ̴с̴л̴ы̷ш̶у̸. Змея слегка наклонила голову набок: — П̴о̸п̴р̸о̸с̷и̵т̸е̴ ̵е̷г̸о̸ ̴о̷ ̸с̷о̵т̵р̶у̸д̷н̷и̶ч̴е̷с̴т̵в̴е̶.̷ Том вопросительно посмотрел на животное. После общения с василиском он знал, что Салазар не особенно с кем-либо церемонился. После встречи со своим родственником по маминой линии он понял, что гордыня и хамство у них семейное. Его дядя не удосужился с ним даже поздороваться. Выращенное в хлеву подобие волшебника, позорящее великий волшебный род. Может, и Том бы таким стал, вырасти он среди них, а не в магловском приюте, где пришлось быстро усвоить, что образ Хорошего Мальчика открывал гораздо больше дверей, а свою истинную натуру можно открыть позже. Но в любом случае он не мог придумать кодовой фразы с просьбой о сотрудничестве, которую Салазар бы не счёл ниже своего достоинства даже по отношению к некоему великому, могущественному животному. Одно подобное животное он без зазрения совести поселил в канализации на привязи, как служебную собаку. Пару минут пораскинув мозгами, Том придумал единственное, что посчитал достаточно уважительной просьбой, которая бы не принизила Слизерина. — П̴о̴ж̷а̴л̴у̷й̷с̸т̸а̷, — произнёс он на парселтанге, глядя на палочку. Четыре месяца он держал в руке безжизненный прут. Гладкое дерево, годящееся лишь для того, чтобы почесать себе спину. Четыре месяца он украдкой шептал приказы, угрозы и величественные представления на парселтанге, когда его никто не мог услышать. Однажды он даже попытался подкупить волшебную палочку обещаниями, чувствуя себя отчаявшимся кретином. И вот, впервые, он ощутил, как палочка превращается из прута в могущественный магический инструмент. С виду всё оставалось как прежде, она не начала светиться, не загорелась, даже не задрожала, но по ней будто потекла новая энергия, жизнь. Он чувствовал, как она втягивает его магию и переплетает её со своей, даря ему опьяняющее чувство абсолютного всемогущества. Он поменял палочки в — слегка подрагивающих — руках. — Люмос! Ничего не произошло. После секундного замешательства Том выдохнул: — Ах да, — и попробовал ещё раз, — Л̶ю̸м̵о̸с̶! На кончике палочки появился бледный голубоватый огонёк, кажущийся в этом ночном поле ещё одной звездой. Его собственной личной звездой. Губы Тома сами собой растянулись в широкую улыбку, обнажая зубы. Для него не было ничего, что могло сравниться с ощущением осознания собственной силы. Весь мир, в очередной раз, оказался у его ног.

***

В последнюю субботу сентября Атсила Ускени привёл Тома с Гермионой на огромное кукурузное поле. Урожай уже давно был собран, и длинные прямые ряды обрубков кукурузных стеблей высыхали под последним тёплым солнцем года. Засушенные растения виднелись повсюду, насколько хватало взгляда, а в ярко-голубом бескрайнем небе клубились пушистые облака. — Напоследок я научу вас призывать дождь, — сказал шаман. — Конечно, в современном мире это не такое уж важное знание. Но когда-то для нашего народа это был самый важный ритуал. Считайте это своего рода посвящением. Гермиона и Том кивнули. Шаман передал каждому из них бусы из бирюзы. Затем они вместе развели костёр, и Атсила Ускени объяснил им формулу заклинания — очередное четверостишие — и движения для ритуального танца. Том с Гермионой послушно их повторяли, и наконец начали капать редкие капли. — Продолжайте, — сказал шаман. — Постепенно его мощность усилится. Том послушно занимался магией на индейский манер четыре недели. Он использовал бусы, камни, зелья, перья и лоскуты. Но его всё это время терзал вопрос: а что, если использовать формулы чероки с его собственной палочкой. Его самой лучшей, самой могущественной, самой Особенной волшебной палочкой — которой палочка Слизерина и в подмётки не годилась, теперь-то он это знал наверняка. «Сейчас или никогда», — подумал Том. Его расчёт строился на том, что в случае неудачи шаман поможет обратить все последствия. Последствия входили в тройку самых нелюбимых частей производимых им действий. Украдкой вытащив палочку, Том принялся зачитывать четверостишие, начиная с ритуальной части, претворяющей каждое заклинание:       Юхахи, юхахи, юхахи, юхахи,       Юхахи, юхахи, юхахи, юхахи — ю!       Вода с неба, приди,       Утоли жажду земли, принеси дождь.       Пусть реки текут и источники разливаются,       Духи дождя, услышьте мой зов. Том направил всё своё намерение, и уже через несколько секунд на землю обрушился ливень стеной, погасивший огонь. Шаман приподнял бровь: — Что ж, Том, хитрый ход. Настоящий лис. Гермиона обернулась и ахнула, заметив его палочку. Том же не обращал внимания ни на одного из них, а лишь продолжал призывать своё намерение, позволяя его магии проливаться на всех крупными каплями дождя, как из душа. Вдруг вдалеке тучи как будто сгустились. Атсила Ускени закричал: — Торнадо! Том, прекращай! «И не подумаю», — сказал Том про себя, усиливая намерение. Шторм нарастал, вскоре он уже едва держался на ногах от порывистого ветра. Небо испещряли молнии, а в ушах ревел гром. — ПРЕКРАЩАЙ, ТОМ! — взревел шаман. «Ещё немного», — подумал Том. Ему как никогда хотелось раздвинуть границы своей магии. Торнадо начало стремительно приближаться, выкорчёвывая кукурузные стебли из земли и поднимая в воздух ошмётки грязи. Казалось, ещё минута, и оно сметёт их всех. Том опустился на одно колено, чтобы не упасть от порывистого ветра, завывающего в ушах. — ТОМ!!! — услышал он в отдалении. Ветер свистел, а дождь барабанил так громко, что он едва мог распознать даже самый громкий крик. Торнадо приближалось на бешеной скорости, а Том наслаждался чувством своей магии, Силы, как называл её шаман чероки. Он растворялся в этом ощущении, позволяя ему накрыть себя с головой. Казалось, внутри него поднимается своё собственное торнадо, вихрем закручивающее его магию и разносящее её по всему его естеству. Вдруг его палочка вылетела из руки, и шторм в следующую секунду прекратился. Он повернул голову и увидел, как его палочку держит Гермиона, а её глаза мечут такие же молнии, какие только что разрезали небо. Она раздражённо откинула прядь мокрых волос с лица: — Ты нас когда-нибудь угробишь, — процедила она. — Необучаемый. Том ухмыльнулся: — У меня всё было под контролем, — зачесал он растопыренными пальцами мокрую чёлку с глаз назад широким, вальяжным движением. — Я бы ни за что не дал тебя в обиду, — он обернулся и увидел лицо рассерженного шамана. — Атсила Ускени сказал, что это моё предназначение, как Мужчины с большой буквы, — рассмеялся он себе под нос. Шаман от души расхохотался, приговаривая «молодость», и Том присоединился к нему. Гермиона лишь раздражённо фыркнула и принялась высушивать одежду с помощью палочки. По пути обратно в поселение она сказала: — Ещё раз спасибо за книгу. Очень интересная. — Рад, что тебе понравилось. Она слегка повернула голову в его сторону: — А ты подарил её, чтобы сказать, что мы отправляемся в Нью-Мексико? Том расплылся в улыбке: — Ни на секунду в тебе не сомневался.