Пропаганда

Сидя в кресле у окна, закинув ногу на ногу так, что колено одной ноги опиралось на деревянный подлокотник, а её лодыжка покоилась на колене другой, Том лениво вращал в руках подавляющие магию наручники. Металл блестел в тусклом свете мартовского утра, благословившего город слякотным снегом с дождём. Весна как будто не знала, что ей пора приближаться. Этим унылым, холодным четвергом Том пытался придумать себе занятие. Улучшенные наручники были значительно тяжелее обычных магловских и ощутимо били по руке, когда он переворачивал дужки туда-сюда. Он размышлял о том, куда бы применить такое изумительное изобретение. Знания гроша ломаного не стоят, если их не употреблять в дело. Первой, простейшей, лежащей на поверхности мыслью было наплевать на договорённость, надеть их на Гермиону и получить своё. Второй стало, что он не хочет и не будет этого делать. Он прекрасно помнил чувство удушающей пустоты и леденящего вакуума на месте, где, наверное, находится душа, в секунду, когда раздался «щёлк» замка на запястье. Этого с ней он ни за что не сделает. Он уже пообещал ей не трогать её, но, признаться по правде, даже без этого сам бы не смог причинить ей подобной муки. В итоге они с Гермионой договорились не использовать их друг против друга. Им всё ещё нужно было научиться доверять друг другу. Том продолжал разглядывать наручники, проводя пальцем по тонким вырезанным знакам на внутренней стороне браслета. Удивительно, насколько преображались знакомые ему руны, преподаваемые в Хогвартсе, стоило добавить к ним иностранные символы, о которых в Британии даже не слышали. Они выглядели совершенно невзрачно: круги, кресты, стрелы. Ничего особенного с виду, но они добавляли предмету особенную, невиданную силу. Сколько ещё магии ему не было открыто? Сколько всего он ещё может узнать? Безграничность возможностей опьяняла, раззадоривала, побуждала к действию. Он обводил пальцем аккуратную стрелу, предвкушая, как будет расти в могуществе, изучая новые глубины и вершины магии. Внезапно ему в голову пришла идея. На бобине оставалось ещё немного медной проволоки — может, несколько футов, — а на столе лежали остатки маленького танталового слитка. Призвав заклинание, вычитанное в древнем руководстве кузнецов, он вытянул металлический комок как можно длиннее и тоньше, в вытянутую пластину не толще миллиметра и шириной не больше четверти дюйма. Получилось около трёх футов. Отлично, должно хватить. Том поднялся с кресла и направился прочь из гостиной. В коридоре он приманил один из обеденных стульев. Проволоки оказалось достаточно, чтобы сложить её втрое, что безумно обрадовало Тома. Чем толще будет его медный сердечник, тем надёжнее. Он приладил проволоку к верху косяка двери Гермионы, сверху на неё уложил пластину тантала, а на ней вырезал руны, переплетённые с пиктограммами. Полюбовавшись искусной работой (после месяца проб и испытаний разбуди его среди ночи — он выведет эти символы с закрытыми глазами), он взмахнул палочкой, призывая заклятье, которым бы закрывались наручники, — вместо активации. Том слез со стула и принялся взмахивать палочкой, вызывая различные заклинания, распознающие различную защиту, чтобы удостовериться, что все обереги неактивны. Дверь стала просто дверью. Ну надо же, сработало. Не то чтобы Том сомневался в своей теории — что магия человека и магия оберега представляют собой похожую энергию, а потому перенаправление, накопление и заземление должны быть схожими, — но было приятно получить вещественное тому доказательство. Он хищно улыбнулся, пальцы покалывало от нетерпения. — Алохомора, — раздался тихий щелчок замка. — А теперь посмотрим, что ты прячешь, Гермиона, — медленно повернул дверную ручку Том и сделал шаг в её спальню.

***

К воскресенью заметно потеплело. Том и Гермиона встретились в небольшом кафе в нижнем Манхэттене за кофе с Эллисоном — консьержем из её прошлого отеля. Пожилой мужчина с редеющими русыми волосами и румяными щеками сидел в тёплом коричневом костюме, что казалось странным, неправильным, ведь раньше они всегда видели его исключительно в форме. Другой странностью оказалось, что он на самом деле совладелец гостиницы, у него не было семьи, и одиноким будням и существованию в пустой квартире он предпочитал общение с постояльцами. В заведении подавали на удивление сносный чай, а на улице моросил дождь, отчего волосы Гермионы особенно распушились и завивались сильнее обычного. Том рассматривал запутавшиеся в них крошечные капли, пока она обменивалась любезностями с консьержем-совладельцем. В свою очередь Том уже отыграл необходимый и достаточный минимум, чтобы показать себя вежливым, хорошо воспитанным молодым человеком, а потому можно подумать о своём, пока разговор не придёт к чему-то более интересному. Тем временем Эллис вёл дежурную беседу, типичную для любых незнакомцев: — Так как вас занесло в Нью-Йорк, ребята? Гермиона выдержала небольшую паузу, замаскировав её под глоток чая: — Я приехала по работе, и мне тут так понравилось, что я осталась, а Том… — снова запнулась она. — А Том решил, что Лондон будет тосклив без Гермионы, — многозначительно посмотрел он на неё. Гермиона подавилась чаем, и он с ухмылкой слегка похлопал её по спине. Консьерж очевидно умилялся, решив, что это какое-то романтичное признание. Удивительно, как много могут додумать люди, если не произносить всю правду. Нет смысла говорить лжи, когда они сами готовы её для себя придумать и приписать тебе именно те качества, которые считают достойными сами. — А Вы сами из Нью-Йорка, Эллисон? — перевела она тему. — Ой, нет, — щедро плеснул он сливок в свой кофе. Видимо, это секрет того, как американцы могут пить свои половые тряпки: сливки и сахар, полностью перебивающие весь вкус. — Я сам из Небраски, но после Ильверморни мы с друзьями осели в Нью-Йорке. «Большое яблоко», сами понимаете. Этот город никогда не спит, в Небраске такого не найдёшь, даже в Омахе. — А расскажите нам про Ильверморни! — сказала Гермиона с загоревшимися глазами. Похоже, она обожала слушать про все школы, а не только про Хогвартс, о котором он иногда ей рассказывал, любуясь любопытным блеском тёплых карих глаз. Видимо, грустила, что ей не довелось учиться в одной. — О-хо, даже и сказать-то нечего, школа как школа… Том по опыту знал, что с таких слов обычно начинаются самые долгие, подробные и невыносимые истории. Но всё же он внимательно слушал, что расскажет старик. Ему было интересно, насколько отличается образование Британии и Америки. Чем дальше шёл рассказ, подстёгиваемый дополнительными вопросами от них обоих, тем больше Том убеждался, что Хогвартс по праву считается лучшей школой (по крайней мере, среди его выпускников). Конечно, в Ильверморни преподавали отличные от его собственных, неизвестные ему, но интересные на вид предметы, например, магию коренных народов Америки или факультатив по анимагии. Ему понравилось, что не Шляпа распределяет тебя в факультет, а его символы, сочтя тебя подходящим, просят выбрать их. Но что его категорически возмутило: на разных факультетах преподавали разные предметы. Конечно, были и общие, обязательные для всех, но, например, боевую магию — как Том решил, некий антипод защите от Тёмных искусств, — преподавали только на факультете воинов Вампус. Возможно, образованию в Хогвартсе недоставало глубины, но, по крайней мере, он сам решал, какие предметы он будет учить (все), а какие — нет. — …А основы целительства преподают на Пакваджи, — продолжал Эллисон. Том нахмурился: — Вам не кажется нечестным, что факультеты утаивают друг от друга знания? Почему кто-то решает, что если ты на факультете альтруистов-целителей, то тебе не нужно знать боевую магию? — озвучил он свербевший вопрос. Собеседник рассмеялся: — Кажется, я знаю, кого бы отправили на факультет Рогатого змея, — широко улыбнулся он. — Дело не в утаивании магии, а в том, что кому-то что-то даётся лучше, чем другому. Нужно принимать свою природу, развивать свои врождённые таланты, а не пытаться сломать себя об колено ради своего собственного тщеславия и бессмысленных желаний. — Вы так оправдываете сегрегацию, — хмыкнул Том. — Всё в Америке — одна сплошная сегрегация. Магов и маглов, то есть не-магов, белых и чёрных, мужчин и женщин. Но это прикрывается благими намерениями и ложью об «американской мечте», чтобы никто ничего не заподозрил и был доволен местом, которое ему отвёл кто-то другой. Повисла неловкая пауза. — Вы хотите сказать, что в Британской империи нет никакого разделения? — скептически спросил Эллисон. — Конечно, есть. Но в нём нет никакого лицемерия. Никто никому не обещает, что каждый вчерашний фрихолдер станет лендлордом, стоит чуть-чуть постараться, — пожал плечами Том. — Но никто не решает за другого, что ему положено учить, каждый может решить для себя сам. У нас есть свои проблемы и недостатки, но для страны, которая не называет себя оплотом демократии, сдаётся мне, наша жизнь гораздо более демократичная. Эллисон фыркнул: — Ах, юность, — снисходительно улыбнулся он. — Всё вы делите на чёрное и белое. Да было бы Вам известно, один из основателей школы — ни много ни мало факультета Пакваджи — был не-магом. Гермиона ахнула: — Простите, что? — Да-да, — ухмыльнулся консьерж. — Школа была основана семьёй мага Исольт Сейр, с её мужем не-магом Джеймсом Стюардом и двумя приёмными сыновьями: Чедвиком и Вебстером Бут. Но именно из вашего столь демократичного Старого Света за ней принесло её тётку, чтобы уничтожить её только лишь за то, что Исольт вышла замуж за не-мага. — В каждой семье своя чёрная овца, — отпил Том из чашки. — Смешно слышать осуждения об этом от человека из страны, где законом запрещено даже дружить с не-магами. Эллисон развёл руками: — Это из соображений безопасности, секретности для поддержания Статута. А вот поборников чистоты крови вроде этой Гормлайт Гонт к нам прибивало только из ваших краёв. Тому потребовалась вся его выдержка, чтобы не показать, что эта фамилия ему знакома. Слегка прокашлявшись, не дав чаю, которым он беззвучно поперхнулся, попасть не в то горло, он мягко перевёл тему обратно к школе. Он даже почти не раздражался на неинтересные для него байки школьных лет Эллисона, слишком занятый обдумыванием новой информации.

***

      «…В истории школы Ильверморни палочка Слизерина занимает особое место как один из самых загадочных и мощных артефактов, связанных с её основанием. Эта палочка, созданная Салазаром Слизерином, из змеиного дерева с сердцевиной из рога василиска, что наделяло её невероятной силой…» — Ну и чушь! — воскликнул Том, читая книгу об истории создания Ильверморни. — У василисков нет рогов! Гермиона подняла взгляд от своей книги о целебных свойствах коренной растительности Северной Америки. Большинство вечеров они проводили за чтением или экспериментами. С тех пор же, как Том узнал, что в истории создания Ильверморни замешаны Гонты, ему хотелось узнать о школе как можно больше. А теперь оказалось, что и вся школа была построена палочкой Слизерина. Жажда узнать как можно больше становилась просто непреодолимой! — А ты у нас знаток василисков? — приподняла она бровь. Том усмехнулся: — У меня всё же «превосходно» по уходу за магическими существами. — Как ты можешь быть уверен, есть ли у них рога? — она не сводила с него глаз, казалось, она хочет посмотреть сквозь него. — Их никто не видел. Том пожал плечами: — Я кое-что смыслю в уходе за магическими существами, — усмехнувшись, он добавил: — Как и во многом другом. Так и не заметила? — самодовольно улыбнулся он. — Хочешь, я дам тебе книгу Ньюта Скамандера, чтобы подтянуть тему? Гермиона закатила глаза и вернулась к чтению. Том последовал её примеру.       «…но также и опасностью. Исольт Сейр, не зная истинной природы палочки, использовала её до тех пор, пока Гормлайт Гонт, её тётя и наследница рода Слизерин, не деактивировала её, погрузив в магический "сон".       После уничтожения Гормлайт, не зная кодовой фразы, Исольт так и не смогла разбудить палочку, и она стала ничем не лучше обычной деревянной палки. Она решила избавиться от неё, чтобы навсегда прервать связь с мрачным наследием. Исольт закопала палочку за пределами Ильверморни, надеясь, что это остановит её влияние на её жизнь и на школу.       Однако магия палочки продолжала действовать даже после её захоронения, что проявилось в появлении змеиного дерева на месте её погребения, которое невозможно срубить или выкопать. Несмотря на тёмное прошлое бывших владельцев, листья этого дерева обладают целебными свойствами. Это дерево стало символом того, что даже самое большое, на первый взгляд, зло имеет и благородную, светлую сторону». — Гермиона, а в твоей книге есть что-то про целебные свойства змеиного дерева? Она заложила страницу, которую читала, и открыла предметный указатель. — Тут такого нет, — задумчиво ответила она через некоторое время. — А тебе зачем? — Да так, — закрыл свою книгу Том. — Попалось в тексте. «Пришло время наведаться в Ильверморни», — подумал он про себя.

***

Обдуваемый суровым ветром, который хоть и пробирал до костей, но уже пах настоящей апрельской весной, Том стоял на вершине горы Грейлок, глядя на высокие каменные ворота школы. Тут и там росли вековые деревья, в пасмурный день придавая месту особой таинственности. Несмотря на промозглую погоду, на размашистых ветвях уже набухали почки, а парящие вокруг птицы весело чирикали. Стояла неделя весенних каникул, а потому вокруг не было ни души. За резными воротами с массивной аркой возвышался изысканный замок в готическом стиле из тёмного камня. Многочисленные башни поднимались к небесам, увенчанные тонкими шпилями зеленоватого цвета. Узкие высокие остроконечные окна с витражами, напоминавшие католические соборы — видимо, всему виной ирландское воспитание основательницы, — мерцали от пробивающихся сквозь облака слабых солнечных лучей. На фасаде виднелась огромная золотая плашка с гербом школы, а стены тут и там были увиты ветками плюща, готового вот-вот распуститься сочной зеленью. Том немного жалел, что был вынужден отправиться в это путешествие один. За несколько месяцев он уже привык делиться интересными открытиями с Гермионой. Она, наверное, была бы в восторге от посещения школы, пусть и не заходя на территорию. Но это приключение должно остаться только его. Ни к чему лишние вопросы о его происхождении, ни к чему рисковать, что она снова попытается украсть принадлежащую ему реликвию. Палочка Салазара Слизерина принадлежит ему по праву. Палочка Тома была самой лучшей в мире. Уникальной. Особенной, как и он сам. С самой редкой сердцевиной — пером феникса — и из самого опасного дерева — тиса. Тис ядовит, смертелен, но также и долговечен, а маглам служит символом бессмертия. Длинная и гибкая. Когда маленький Том попал в Косой переулок, то первое, что он сделал, — пошёл в лавку Олливандера за палочкой. Пособия Хогвартса лишь впритык хватало на весь список принадлежностей, но если бы ему сказали, что и их недостаточно для его палочки, он бы нашёл деньги любым способом. Говорят, что палочка и выбирает владельца, но Том не был до конца с этим согласен. Иногда ему казалось, что не будь он человеком, он был бы своей волшебной палочкой. Он не считал, что с палочкой Слизерина внезапно станет могущественнее, потому что, положа руку на сердце, и без того осознавал свои талант и силу, но всё же ему было чрезвычайно интересно. В конце концов, если и был в этом мире волшебник, которого Том мог уважать и восхищаться, то это Салазар Слизерин. Палочка не выбирала его. Он сам её себе сделал из того, что счёл нужным. Даже если это и был рог василиска, которого у них не бывает. А потому Том шёл вокруг ограды школы в поисках таинственного змеиного дерева, обладающего целебными свойствами, не присущими его виду. Всё это казалось слишком загадочным, важным, чтобы просто отмахнуться от подобной части истории своего рода. Спустя пару часов прогулки по окружавшему школу лесу, Том заметил высокое дерево с размашистыми ветками, усыпанными распустившимися листьями. Единственное во всём лесу, на котором уже появилась зелень. От листвы исходило мягкое зеленоватое свечение. Его толстый ствол извивался и изгибался во все стороны, как ползущая по песку змея. Без сомнений, он нашёл, что искал. — Диффиндо! — призвал Том, производя разрезающее движение палочкой в сторону ствола. Ничего. — Диффиндо Максима! Снова мимо. Конечно, в книгах было сказано, что дерево невосприимчиво к любым повреждениям, но как Том смел бы назвать себя исследователем, если бы не проверил самостоятельно? Бросив в дерево ещё пару Инсендио и Бомбарда для порядка, а также безуспешно попробовав использовать кинжал гоблинской работы из «Боргин и Бёркс», он окончательно убедился в правдивости книги. Вздохнув, Том принялся собирать целебные листья, чтобы позже изучить их свойства, что приходилось делать вручную из-за невосприимчивости дерева к магии и оружию. После более года поиска Тайной комнаты и способов её открытия он уже приблизительно понимал, как обращаться с наследием Слизерина. Набив карманы листьями, на что ушло несколько полных веток, он вновь предстал перед деревом. — О̸т̸к̷р̸о̴й̵с̷я̶, — произнёс он на парселтанге. Дерево даже не шелохнулось. Том пусто моргнул. На подобный исход событий он не рассчитывал. Наследию Слизерина обычно этого хватало, не считая одной нарциссичной статуи, жаждущей поклонения. — О̴т̷д̴а̷й̷ ̷п̴а̵л̸о̴ч̸к̶у̸! Снова ничего. — Н̶у̷ ̷т̵ы̴ ̶и̵ ̷с̵в̴о̶л̶о̶ч̷ь̸, — в сердцах вырвалось у Тома. Он не планировал провести весь день в лесу где-то в глуши Массачусетса. К тому же у него оставалось не так уж много времени, скоро с работы вернётся Гермиона. Перебрав ещё несколько потенциально возможных команд, Том решил, что дерево, раз уж оно не было знакомо с Салазаром Слизерином лично, возможно, устроено как-то по-другому и не ждёт определённой кодовой фразы. Придав своему голосу наиболее уважительный тон, пока сам закипал от ярости, он произнёс: — Я̴, ̷ ̷Т̷о̸м̶ ̸М̷а̷р̷в̶о̷л̵о̷ ̶Р̴и̵д̸д̷л̴, ̷ ̴с̵ы̶н̵ ̴М̵е̶р̸о̵п̵ы̶ ̸Г̵о̶н̴т̸-̸Р̸и̸д̶д̸л̵, ̶ ̵е̷д̷и̵н̶с̸т̵в̶е̷н̸н̷ы̸й̴ ̸н̸а̵с̴л̶е̷д̶н̶и̷к̴ ̵р̴о̴д̷а̸ ̴С̵а̴л̴а̸з̶а̵р̷а̷ ̷С̸л̸и̶з̷е̸р̷и̴н̴а̵, ̶ ̸п̶р̸о̵ш̶у̸ ̷п̶е̴р̴е̷д̵а̵т̶ь̵ ̶м̵н̸е̴ ̸п̴а̵л̷о̶ч̷к̷у̵ ̵м̵о̸е̵г̴о̵ ̸в̵е̷л̵и̵к̸о̸г̶о̵ ̷п̵р̴е̷д̶к̸а̷, ̴ ̸п̷р̸и̶н̴а̸д̷л̶е̷ж̸а̷щ̴у̵ю̸ ̷м̴н̵е̴ ̷п̸о̶ ̸п̸р̷а̷в̵у̴ ̴к̸р̶о̷в̸и̸. Стоило ему произнести последний слог, земля слегка завибрировала у него под ногами. Дерево принялось дрожать всем стволом и каждым кончиком каждой ветки, угрожающе шелестя зачарованной листвой. Корни начали раздвигаться в стороны, создавая яму, в которую проваливалась влажная от талого снега почва, перемешанная с прошлогодней гнилой листвой и прочим мусором лесного покрова. Сделав шаг ближе и наклонившись над ямкой, Том увидел её — грязную, совершенно обыденную на вид, но всё же волшебную палочку, увитую корнями дерева, будто обёрнутую одеялом. Он присел на корточки, опустил руку в углубление и мягко вытащил палочку из холодной стылой земли. В ней едва теплилась магия, она и впрямь была не больше чем веткой, но Том уже прочитал, что она спит после дезактивации его многоюродной бабкой Гормлайт. Он встал и выпрямился, достав носовой платок из внутреннего кармана, чтобы очистить палочку. Стерев с неё грязь, он обнаружил тёмную древесину и резную ручку со спиралью резьбы вокруг рукоятки. Палочка была на два-три дюйма короче его собственной и заканчивалась очень тонким, острым кончиком. В какой-то мере она казалась даже слишком простой для столь могущественного волшебника, как Салазар Слизерин. — З̵а̵к̸р̵о̶й̵с̸я̴, — сказал он дереву, и корни тут же сдвинулись на место, скрывая яму, будто ничего и не было. Пора возвращаться домой. В груди Тома приятно грело ощущение успеха. Нет ничего лучше продуктивного дня. У него даже оставалось немного времени на тренировку до возвращения Гермионы. Он повернулся на пятке и аппарировал обратно на Манхэттен.

***

Гермиона была невероятно умной ведьмой. Хитрой, расчётливой, она много знала и умела рационализировать магию. Том был не совсем согласен с подобным подходом, он считал, что к правилам магии стоит относиться скорее как к совету, руководству, но не как к нерушимым законам. Он был магией, а магия была им. Но последовательность Гермионы оказывалась полезной, когда он заходил в тупик в собственных исследованиях, когда его изыскания уходили слишком далеко в сторону, теряя след исходной задачи. Он же наслаждался восторгом, сияющим ярче самых чистых бриллиантов, когда ему удавалось поразить её, открыть для неё грань волшебства, о существовании которой она даже не подозревала. Они дополняли друг друга и вместе становились лишь сильнее. Будучи смекалистой, хитроумной ведьмой, разумеется, Гермиона не стала хранить ничего ценного на виду. Ему потребовалось немало времени, чтобы исследовать её комнату, каждый раз приделывая и заново снимая поглотитель магии оберегов. Просмотрев все углы и испробовав немало заклинаний, Том наколдовал гадюку и приказал ей исследовать её спальню. Призванные животные невосприимчивы к некоторым видам магии, в том числе оберегам побуждения. Не прошло и получаса, как Том выяснил, что в гардеробной, в одном из ящиков, где она хранила чулки, есть двойное дно, изнутри фанеры которого выцарапаны руны отвлечения и перенаправления внимания, похожие на те, что используют в маглоотталкивающих оберегах. Он провёл несколько недель, исследуя её комнату, но этот последний ящик комода он видел впервые. Усмехнувшись и мысленно отметив находчивость ведьмы, Том вытащил на свет крошечную расшитую бисером сумочку, такую маленькую, что её при желании можно уместить в носок. От количества магии, налипшего на неё, у Тома даже начало покалывать в пальцах. После работы в лавке в Лютном переулке он знал наверняка, насколько мощные заклинания наложены на подобную вещицу. Теперь у него был не один, а два предмета, загадку которых предстояло разгадать: спящая палочка Слизерина и бисерная зачарованная сумочка Гермионы. Если она ему не лгала — а она не лгала, он знал это наверняка, — при неудачной попытке её открыть он лишится правой руки. Он пока не нашёл способа, как обойти наложенный на неё ритуал, но это вопрос времени. Если хотеть чего-то достаточно сильно, то оно обязательно претворится в жизнь. Иначе и быть не может. Он откроет эту сумочку, так же как и подберёт кодовую фразу для пробуждения палочки. Загадки следовали за Томом с самого рождения — с той самой секунды, как его позорящая волшебный род мать решила дать ему фамилию его никчёмного отца, — а потому он был не из тех, кто отступает и оставляет их нерешёнными. Ответ рано или поздно найдётся, главное — продолжать поиски. Апрель пролетел как один день.