Пропаганда

В «Призрак Нью-Йорка» Гермиону взяли. Когда к ней пришла сова с этим сообщением, она была вне себя от радости. Едва удержалась от того, чтобы броситься на шею Тому в благодарность за помощь в подготовке к интервью. Ведь главный редактор даже похвалил её рукопожатие, которое они отработали вместе! Гермиона летела в редакцию, как на крыльях, в первый рабочий день в первый понедельник февраля. Там она сразу узнала две новости. Хорошая: «Призрак Нью-Йорка» не чета «Спелле». Это серьёзное, уважаемое издание, и в нём серьёзно всё: материалы, аудитория и даже сотрудники. Одно удовольствие работать с людьми, знающими себе цену и занимающиеся важными вещами. Никаких больше обсуждений зелий завивки волос и пустоголовых звёзд! Так подумала Гермиона, но быстро её спустила на землю плохая новость: ей снова поручили «женскую» колонку. Первым заданием было составить рунические предсказания для совместимости пар. Именно это они сочли достойным применением её знаний в рунах, когда попросили на интервью составить руническую фразу из «Эдды». Она утешала себя мыслью о том, что если проявит себя, то ей дадут более важную колонку. Что, когда тебя зовут на борт космического корабля, не надо спрашивать, на какое место. Что это просто начало, и это всё равно лучше «Спеллы» — ведь она работает теперь с настоящими профессионалами своего дела, в солидной газете, а не в низкопробном «глянце». Но уже через неделю к ней начало возвращаться чувство отчаяния и скуки, преследовавшее её в «Спелле». Она знала, что её главная задача — вернуться домой, а не строить карьеру, и тем не менее ей было невыносимо тратить время впустую, не добиваться высот, которые, она знала, были ей полностью по силам. С каждым днём ей было всё труднее заставлять себя идти на работу. Каждый день был похож на предыдущий. В «Призраке» она даже не выезжала на интервью. Гороскопы, рунические предсказания, гадания на суженого — а ведь она бросила прорицания ещё в тринадцать лет! Том как будто начал замечать её разочарование и предложил уйти с работы, сказав, что у него достаточно денег с комиссионных, чтобы хватило им обоим. По крайней мере, пока она ищет новую работу. Но Гермиона не могла позволить себе настолько сильно зависеть от него. Она и так поступилась своей независимостью ввиду ограничений эпохи, чтобы у неё была крыша над головой. Гермиона понимала, что стать должницей Волдеморта — пусть и будущего — пожалуй, худшая идея, к которой она могла бы прийти. А потому, сцепив зубы, она продолжала появляться в редакции «Призрака Нью-Йорка». — Выглядишь ужасно, — без обиняков однажды заявил Том. — Эта работа тебя ломает, зачем ты продолжаешь на неё ходить? — Мне нужны деньги? — скептично ответила Гермиона, присаживаясь в кресло с чашкой чая. — Никакие деньги не стоят такого количества энергии, — серьёзно заметил Том. — А ещё карьера, нормально строить её с нуля, — пожала плечами Гермиона. — Пф, — усмехнулся Том. — Что даёт карьера, кроме иллюзии значимости, навязанной обществом? Гермиона приподняла бровь: — Мы все живём в обществе, с ним нужно считаться. — Кому нужно? — Всем! — возмутилась Гермиона. Ей не очень нравилось, к чему идёт этот разговор. Том слегка наклонил голову: — Мне нет. Я не собираюсь следовать ожиданиям пустоголовых людей, которые просто хотят положить меня в какую-нибудь коробку: «сирота», «ученик», «продавец», — я больше, чем всё это. Когда я работал в «Боргин и Бёркс», все как будто разочаровались во мне, а ведь я был лучшим учеником за всю историю Хогвартса… Гермиона прыснула. Том бросил в неё сердитый взгляд, но продолжил: — Так вот, я не стал глупее, когда начал там работать. Возможно, даже умнее, ведь я всё же умудрился узнать то, чему не учили в школе. Однако все как будто разочаровались и стали хуже обо мне думать. Она отпила чаю и вставила: — Возможно, все просто решили, что ты способен на большее, зарывая свой талант в землю. Том хмыкнул: — На большее что? Перебирать бумажки в Министерстве? Разводить мандрагоры? Охотиться за посредственными преступниками? Это смешно. Конечно, я способен на большее. Но мои амбиции простираются гораздо дальше любой должности, которую может предложить этот мир. По правде, боюсь, мне придётся создать её самому, — ухмыльнулся он. У Гермионы похолодело внутри. Казалось, ещё чуть-чуть, и на её глазах зрачки Тома станут красными, кожа — белой и чешуйчатой, а язык — раздвоенным. Ужас медленно расползался по ней, стекаясь к самым кончикам пальцев ног. Отмахнувшись от этого видения, она внимательно осмотрела красивого юношу перед собой и лишь выдавила: — И что же это за должность? Том пристально посмотрел на неё, взвешивая ответ, и от силы его взгляда между ними будто пробежал ток. Через мгновение он просто произнёс: — Я ещё не решил.

***

Гермиона ничего не могла с собой поделать: её раздражало, что она ходит на работу, а Том всё время проводит в своё удовольствие. Читает книги, экспериментирует с магией. Каждый вечер, когда она возвращалась домой, ей хотелось вырвать у него прочитанное за день и перечитать всё самой. Но в её сутках не было столько часов, чтобы за ним поспеть. Том делился с ней интересным — по его мнению, хотя иногда его открытия были довольно жуткими, — но она понимала, что самое опасное, самое могущественное он, скорее всего, прибережёт для себя и оставит в секрете. И всё же было так легко очароваться тем, как он с порога встречал её увлечённой тирадой о том, что успел узнать за день, тем, как горят его глаза, охваченные огнём любопытства и нетерпения, тем, как растрёпаны его всегда идеально причёсанные волосы, по которым он весь день в задумчивости проводил рукой. В один из таких дней она застала его на полу гостиной. Перед ним был расстелен огромный свиток пергамента, уголки которого поддерживали стопки книг. Особенно большой, древний на вид том в кожаном чёрном переплёте лежал раскрытым на середине над пергаментом. Том стоял на четвереньках перед свитком, одной рукой поддерживая открытым (насколько Гермиона могла судить со своего места) рунический словарь со своей палочкой в сгибе, а другой — лихорадочно подписывал какую-то иллюстрацию на пергаменте потрёпанным, заляпанным чернилами пером, сосредоточенно сверяясь с раскрытым фолиантом. Слегка нахмурив брови, он перевёл взгляд с текста книги и, прикусив губу, принялся гневно зачёркивать часть своего чертежа. — Привет, — сказала Гермиона, заходя в комнату. Он был так увлечён, что даже не окликнул её в коридоре после хлопка аппарации, как обычно делал. — Добрый вечер, Гермиона, — машинально бросил Том, что-то быстро дописывая. Ребро его ладони было чёрным от смазанных чернил. — Ты сегодня из дома хоть выходил? — Зачем? — он поднял на неё взгляд и, будто только сейчас осознав, где он и что происходит, улыбнулся ей. — У меня всё необходимое здесь, — обвёл он пером стопки книг и указал на древний фолиант. — Я нашёл руководство для кузнецов, датируемое XV веком! До Статута! — Здóрово, конечно, — ответила Гермиона, отправляя свой плащ на вешалку в прихожей. — А для чего? — Как для чего? — Том сел на пол, облокотившись спиной на сиденье кресла, и обхватил рукой с зажатым пером колено одной ноги, касавшееся его плеча. — Для подавляющих магию наручников, конечно! Ну или ошейника — не суть важно. Гермиона вздохнула. Он безуспешно пытался найти отсылки на их изготовление, и она рассчитывала, что он оставит эту идею. Эта старинная практика ей казалась возмутительным варварством — какое кто-либо имеет право забирать врождённую силу, менять саму природу любого существа? С другой стороны, думала Гермиона, она бы нашла им много применений в своём времени. Что ж, видимо, Том напал на какой-то след, а значит, он будет нестись по нему, как гончая, не обращая внимания ни на что вокруг. — Дай посмотрю, что ты нашёл, — попросила она, садясь рядом с ним. Наклонившись над его чертежом, она задела бедром колено его второй ноги, которую он подогнул перед собой. Чем дольше они общались, тем менее неловкими становились случайные прикосновения. Особенно с началом проживания в одной квартире. — Что это? Я ничего не понимаю. — Я тоже! — раздражённо запустил руку в волосы Том. — Они использовали медь, это понятно, какие-то руны — переведём рано или поздно, это не проблема. Но медь просто впитывает и проводит магию. Должна быть какая-то оболочка, которая не даст ей выйти обратно, но я не понимаю, какая! Книга указывает на какой-то металл, но не пишет прямо, — потянулся он к древнему руководству. — И это должна быть какая-то руда, известная в древности… — размышляла вслух Гермиона. — Да, и не очень дорогая, иначе бы их не использовали так массово, — провёл Том пером по подбородку. — Так что это точно не золото. — К тому же золото хоть и плотное, но всё равно хороший проводник, оно ничего не удержит, — заметила Гермиона. — Точно, — посмотрел он на неё с лёгкой улыбкой. — Какие у нас варианты? Серебро, железо, олово… — принялась перечислять Гермиона. — Олово! — воскликнул Том, подхватив фолиант и перевернув несколько страниц назад. — Как мне сразу в голову не пришло! Вот, смотри, что пишут в книге: «Поверхность его яко дышит, тщеславие господина своего являя, но внутрь его заключена непоколебима крепость, гордыне уподоблена, яко же не преклоняется пред испытанием судеб. Ни пламень, ни студен не имать власти над ним, яко создан бысть не для сокрушения, но дабы стояти и не колебатися». Олово стойкое, это точно должно быть олово. Одержимость Тома была практически осязаемой, висевшей в воздухе плотным туманом. Протяни руку — и коснёшься её. Она заражала и распаляла её собственную жажду знаний. — А что с рунами? — перевела Гермиона разговор в сторону своего одного из своих самых любимых предметов в Хогвартсе. Вот где должны применяться её знания, а не в пошлых заметках для влюблённых дурочек! Рунический текст составлял собой смесь привычного им футарка и необычных символов, никогда прежде им не встречавшихся. Изучив имеющиеся у них книги и не найдя в них ответа, они решили, что пришло время вновь наведаться в библиотеку. Перед тем как разойтись по спальням, Гермиона рассказала о прошедшем дне, но, как обычно, ничего интересного у неё на работе не произошло. Каждый день она ждала возвращения домой, чтобы предаваться исследованиям с Томом.

***

Целый месяц они с Томом пытались создать волшебные наручники. Неизвестные символы оказались пиктограммами племени чероки до появления их слогового письма. Переплетаясь с европейскими рунами, круги, кресты и стрелы, по-видимому, усиливали намерение. А может, служили дополнительной защитой против магии коренных народов Америки. Используемые фразы относились к свойству предмета и не менялись вне зависимости от его размера и формы, а потому они решили оставить эксперименты с ними на другой раз, по крайней мере, пока у них не будет первого рабочего прототипа. Том каким-то образом раздобыл целую коробку полицейских магловских наручников, а Гермиона решила не задавать слишком много вопросов. Они купили новый чугунный котёл — медный не выдержит плавления меди, это очевидно, — в волшебном магазине, расположенном прямо посреди магловского универмага «Арнольд Констебль и Компания», благодаря найденным в библиотеке «Жёлтым магостраницам». Там же они нашли торговцев, присылающих товары по каталогу. В частности, различные металлы, что было их главной с Томом загадкой — какой металл использовали для закрепления магии внутри? Первые попытки стали полной неудачей. Металл расползался, растекался и покрывался коррозией только лишь при нанесении рун. Даже если убрать из уравнения алюминий (достаточно нейтральный, лёгкий металл, который обычно невосприимчив к магии, но и не мешает ей) наручников, простые мотки медной проволоки искрились и трещали, а в следующую секунду с шипением растворялись при появлении на них рунических фраз. Олово, которое они сочли достойным кандидатом для изоляции, лишь стекло с меди раскалённой лужей, оставив на столе подпалину. То же произошло и с железом, и с серебром, и даже со сталью. К концу месяца это было единственное, о чём могли разговаривать Том и Гермиона. Разгадка будто витала в воздухе, но они не могли за неё ухватиться. Ранним субботним утром первого марта, видимо, возвещая о приближающемся весеннем обострении, на всю квартиру раздался крик: — Кажется, вот оно! Гермиона, иди сюда, нужно провести испытание! Гермиона зарылась лицом в подушку. На улице едва брезжил рассвет. — ГЕРМИОНА! — Я СПЛЮ! — ЕЩЁ УСПЕЕШЬ! НУ ЖЕ! Поняв, что он её так просто не оставит, Гермиона рыкнула, чертыхаясь под нос, надела тёплый халат поверх своей ночной рубашки и прямо босиком пошла в гостиную. И пусть только Том разрушитель-всего-хорошего-даже-снов Риддл попробует скривить нос от её неопрятного вида! — Чего тебе? — хмуро спросила Гермиона. Том сидел за столом в гостиной с совершенно безумным видом. Он был в той же одежде, что и накануне, что говорило о том, что он не спал всю ночь. В комнате стоял густой чёрный дым и невыносимый жар. На столе лежали останки расплавленного котла — с предусмотрительно наложенным заклинанием, заковавшим его в лёд. Медная проволока на огромной бобине практически закончилась. С лихорадочным блеском в глазах Том рассматривал наручники у себя в руке. Они зловеще блестели в свете лампочки, перекрывавшего тусклый рассвет мартовского серого утра. Наручники выглядели совершенно обыкновенными, но как будто толще обычных. — Давай руку, — властно вытянул он свою. — Разбежался! Надевай сам! Том посмотрел на неё, будто ничего более глупого в жизни не слышал: — Ни за что, что если ты что-то со мной сделаешь, пока я буду без магии? Гермиона рассмеялась: — А если ты со мной? Он моргнул: — Я же тебе уже говорил, что не трону тебя. По крайней мере первым. — Нет уж, обойдёшься, — скрестила она руки на груди. Том смерил её взглядом: — Давай каждый закуёт по руке. — Чтобы мы оба остались без магии? Ты идиот? Он стиснул челюсть. Гермиона знала, что он терпеть не мог, когда его обзывают. Томом, по его мнению, можно только восхищаться. Но она не собиралась с ним церемониться. Прищурившись, он ответил: — Нет, по идее, половина магии должна остаться. Моей хватит, чтобы призвать открывающее заклинание даже вполовину силы. Гермиона хмыкнула: — Ну так надевай на одну руку и испытывай. Я тебе зачем? Он бросил на неё сердитый взгляд: — Мне так хочется, — но, выдержав её собственный скептичный взгляд, он добавил: — Ладно, не уверен, что моей половины магии хватит отбиться от твоей полной. Вот, я сказал, довольна? — Очень, — злорадно улыбнулась Гермиона. — Руку давай, — Том терял терпение. Гермиона ухмыльнулась и села напротив него, протянув левую руку. — А почему я должен заковать свою ведущую руку? — возмутился Том. — Потому что мне так хочется, — сымитировала Гермиона его тон. Том прищурился: — Не лги. Ты просто боишься, что не справишься со мной левой, — не дав ей вставить и слова, отмахнувшись от её возмущённого вида, он самодовольно добавил: — Ничего, я, в отличие от тебя, справлюсь любой. — Хвастун, — закатила глаза Гермиона. Том ухмыльнулся, обнажив зубы: — Я просто честный. Давай, на счёт три, одновременно. Раз, — взмахом палочки он распахнул наручники. — Два, — они опустились на их запястья. — Три, — кандалы закрылись с тихим щелчком. — Ну как? Гермиона почувствовала себя так, будто из неё вынули душу. Выкрали какой-то жизненно важный орган в тёмном переулке, чтобы продать его на чёрном рынке. По телу не бежало привычное тепло магии, лишь гулко билось сердце, но как будто оно больше не принадлежало ей. Это было поистине жутко. Неудивительно, что несчастные индейцы массово сходили с ума. Медленно подняв глаза на Тома, она заметила, что он бледнее обычного, а в глазах плещется ужас. — А-акцио, стакан, — произнесла Гермиона первое, что пришло ей в голову. Ничего. Яростно взмахивая палочкой, призывая всё намерение и всю визуализацию, на которую она была способна, Гермиона перебирала все простейшие заклинания, и ни одно не работало. На лбу проступил пот, руки тряслись, а сердце колотилось в бешеном темпе. — Том? — еле слышно произнесла она. Том тяжело сглотнул и хрипло, надломившимся голосом выдавил: — Я тоже ничего не чувствую. Её охватила паника. Будто её с размаху бросили в ледяной океан в шторм, и даже если она поднимет голову над водой, оправившись от первого шока, волны будут продолжать накрывать её, пока она не захлебнётся окончательно. Том попытался использовать заклинание, чтобы открыть наручники, но у него ничего не получалось. Так же, как и «Акцио». Так же, как и любое другое заклинание первого семестра первого курса. Он медленно перевёл взгляд на неё, его рука, закованная в наручники напротив, подрагивала от напряжения. В его глазах читался животный страх, они были похожи на чёрные дыры, затягивающие в омут отчаяния. Еле слышно, не громче шороха осенней листвы, летящей вдоль лесной тропинки, он произнёс: — Это тантал. Гермиона ахнула: — Что? — Тантал, такой металл… — Я знаю, что такое тантал! Как ты до этого додумался? Им что, уже пользовались в XV веке?! Том отвёл взгляд. Если его не знать, можно подумать, что ему стыдно, но, скорее всего, он просто слишком злился на её упрёк. Он пространно начал: — Ну, я думал над описанием, и меня зацепило использование слова «гордыня»… Я рассматривал периодическую таблицу для вдохновения. Ну, и миф о Тантале… Гермиона практически задыхалась: — Спасибо, что ты не додумался вставить сюда уран или радий! Периодическая таблица! Как ты вообще его расплавил?! — Я-то попробовал, но он расплавил котёл, — выразительно посмотрел Том на останки на столе. — Но потом я растянул его и согнул по форме наручников заклинаниями, — махнул он в сторону заметок. — Они тоже были в руководстве, просто в другом разделе. — А внутри, я так понимаю, невыразимое количество меди? — прищурилась она. Том кивнул. — Вот теперь точно можно сказать — ты идиот! Том на мгновение забыл о своём несчастье и прокричал: — Ты издеваешься? Ты посмотри, какой мощный артефакт я создал! Идиот разве на такое способен?! — хлопнул он свободной рукой по столу. Гермиона прыснула. Возмущение Тома о сомнениях в его умственных способностях, даже когда он очевидно облажался, было просто уморительно. Он, безусловно, умный, даже гениальный, но всё равно такой идиот. — Не вижу ничего смешного! Извинись! — прошипел Том. — И не подумаю. Вставай! — начала подниматься она. — Куда? — Пойдём в отель к консьержу, попросим его открыть нам наручники, — Гермиона заметила его хмурый вид. — У тебя есть идея лучше? — Нет, — буркнул Том и начал подниматься. — Только… М-м, мне нужно переодеться, — смущённо опустила глаза Гермиона. — Я не могу расхаживать по городу в ночной рубашке. — Не можешь, — пусто ответил Том. — Я не могу снять халат, — поболтала она сцепленной рукой. — Но хотя бы поддену, не знаю, брюки. Только чур не подглядывать. — Конечно, — сдавленно ответил он. Они добрались до её спальни. Провозившись достаточно долго, Гермиона смогла надеть тёплые брюки и шерстяные носки. Края халата и рубашки она заправила, насколько могла, за пояс. Остальное прикроется плащом, что будет терпимо. Том демонстративно отвернулся к стене и вытянул свою руку как можно дальше в сторону, чтобы, насколько возможно, не стеснять её движений. По дороге к метро Гермиона заметила косые взгляды. Поначалу она списывала это на их цвет кожи, как это бывало в их районе, но потом заметила, что большинство смотрит на их руки, сцепленные наручниками. Она почувствовала, что краска заливает её лицо, и взяла Тома за руку. Он лишь опустил взгляд, но ничего не сказал и переплёл с ней пальцы, слегка улыбнувшись. Они и раньше держались за руки: для парной аппарации или чтобы пройти вместе в толпе, — но никогда не переплетали пальцы. Его были настолько длиннее, что почти полностью закрывали тыльную сторону её ладони. По дороге они обсуждали миф о Тантале, свойства тугоплавких металлов, а также гордыню в частности и смертные грехи в общем. До отеля Гермиона и Том добрались без происшествий, а консьерж — Эллисон, можно и по имени, уже почти родные люди — в её бывшем отеле лишь рассмеялся на их страдания. Подмигнув, он сказал, что не станет докладывать на их шалость (глупость, поправила про себя Гермиона) МАКУСА, ведь он и сам закончил факультет Птицы-гром в Ильверморни (что бы это ни значило), а потому знает, каково это. Он даже пригласил их как-нибудь выпить кофе: «Вы мне уже почти как внучата!» Любезно поблагодарив Эллисона за помощь и приглашение, они условились встретиться на следующих выходных и аппарировали домой прямо из отеля. — Вот видишь, а ты злилась, — как ни в чём не бывало, довольно улыбаясь, заявил Том. Слабая тень, в которую он превратился без магии, пропала без следа, будто её никогда и не было. Жизненные силы вернулись к нему мощнее прежнего, он выглядел, будто он сам и есть магия, очевидно упиваясь ею. — Зато у нас теперь есть блестящее изобретение! — Я тебя ненавижу, — закатила глаза Гермиона. — Не лги, — ещё шире улыбнулся он. — Я не выношу твоей лжи.