Пропаганда

«Том!» — кричала Гермиона его имя, закатывая глаза от удовольствия. Её волосы разметались по подушке, губы приоткрылись, обнажая край ровных зубов, и с них срывались сладкие стоны. Выгнувшись, она двигалась с ним в одном ритме, обхватив ногами вокруг пояса. Том отдавался этому ощущению, едва вспоминая, как и зачем дышать. Он вбирал в себя каждый её вздох, упивался каждым её стоном. Крепко держа её запястья над головой, он растворялся в ней. «Том!» — прозвучал ещё один возглас, приводящий в дрожь, и наступила долгожданная разрядка. — Том, просыпайся! Ты что, оглох? — раздался крик из-за двери, возвращая его в реальность. — Пришли разрешения на ношение палочек, Том! Идея проживания с Гермионой сначала показалась ему гениальной: она всегда будет рядом, под присмотром, станет его верной напарницей под его чутким руководством. Разделённая стоимость квартиры становилась приятным дополнением. Он только не учёл, что это также значило, что он будет жить в окружении её запаха — тонкого аромата цветов и какой-то неописуемой свежести, — преследовавшего его повсюду, стоит ему выйти из своей комнаты. А потому его сны становились всё более яркими. Всё осложнялось тем, что подонки из Конгресса посмели запретить ему пользоваться палочкой. Неделя — рабочая неделя! — ожидания тянулась как целый год, а у него не было столько запасных пижамных штанов. Лишённый свободного использования магии совершеннолетний Том ощущал себя на десятом кругу ада по Данте. На третий день упорной концентрации ему удалось освоить беспалочковое Чистящее заклинание, которое не убирало пятна полностью, но по крайней мере избавляло от неприятной влажной липкости. Неужели мучениям пришёл конец? — Что, правда?! — вскочил он, не растрачивая время на сладкую негу после сна. — Да, выходи! — раздался радостный голос Гермионы. — Я приготовила завтрак. — Минутку! — ответил он, вслушиваясь в её удаляющиеся шаги. Том схватил палочку и почувствовал тягу магии — потрясающее чувство, дарующее ему ощущения силы, власти, свободы, будто — хотя почему будто — весь мир принадлежит ему. Она струилась по его телу одновременно как самая прохладная кристальная ключевая вода и как самая жаркая, тягучая, обжигающая лава. — Экскуро! — взмахнул он палочкой, убирая все следы своего сна. Взмахивая палочкой, он застелил кровать, распахнул окно, призвал одежду из гардероба. На радостях он даже освежил дыхание и помылся заклинанием, а не отправился, как обычно, в ванную. — Силенцио! — призывал он на пол, стены, потолок, чтобы не услышали соседи и прочие маглы. — Бомбарда! — вынес он дверь своей спальни с оглушительным грохотом. — Том, ты не в себе?! — раздалось из гостиной, служившей по совместительству столовой. Вместо ответа Том залетел на кухню. — Агуаменти! Агуаменти! — призывал Том, распахнув шкафчики кухни взмахом руки и наполняя каждый из имеющихся у них стаканов водой. Затем он взорвал все стаканы и в следующую секунду молниеносно призвал синий купол щита, ликующе хохоча, глядя, как сияющие осколки и капли воды разлетаются по всей комнате, оседая на полу и столешницах. Он наслаждался гипнотическим ощущением всемогущества, пусть и занимался совершенными пустяками. Напоследок он убрал за собой беспорядок, призывая Репаро в кухне и в спальне. Дверь вернулась обратно на петли, стаканы снова сияли в шкафчике, вода была осушена с пола и столешниц. Наконец, он, довольно потянувшись, зашёл в гостиную и лениво починил абажур, взорванный во время одной из ссор с Гермионой. Голая лампочка на потолке раздражала его до дёргающегося глаза. Широко улыбнувшись, он приземлился в своё кресло возле окна, сдавленно усмехнувшись от вида Гермионы, сидевшей за обеденным столом с округлившимися от недоумения глазами и так и не откушенным тостом в руке. — Отвёл душу? — спросила она, возвращаясь к завтраку. — Спасибо, что убрал за собой. — Не за что! — искренне ответил Том, поигрывая палочкой. Он упивался ощущением магии, растекающейся по его телу. — Я тут знаешь что вспомнил? — Что? — Ты так и не научила меня своему уникальному заклинанию, — слегка склонил он голову на бок. — А Уизли уже со дня на день сделает Седрелле предложение. Гермиона заметно напряглась, но попыталась не подать виду: — Точно. — Ты боишься, — это не было вопросом, он видел её насквозь. — Если бы я хотел тебе навредить, я бы уже множество раз это сделал. — Я не… — Не лги, — вздрогнул Том, будто это причиняло ему физический дискомфорт. — Я думал, что был предельно ясен тогда в отеле. Ничего не изменилось. Далеко мы не уедем, если ты не научишься мне доверять. Гермиона оценивающе рассматривала его, что-то взвешивая. Затем она произнесла: — А ты мне доверяешь? — Нет, — твёрдо сказал он, и в её глазах мелькнула неожиданная эмоция. Возможно, это было понимание. — Я верю тому, что ты говоришь, знаю, когда ты пытаешься солгать, но тебе я не доверяю. Наступила неловкая пауза. За окном завывал резкий ветер, от которого подрагивали стёкла в окнах. Гермиона рассматривала его, перебирая пальцами упавший на плечи локон волос. — Но, — продолжил Том, пристально глядя ей в глаза, — я хочу научиться. Чтобы мы этому научились вместе. Что скажешь? Гермиона ничего не ответила, но выглядела будто на распутье. Он не знал причин её внутреннего конфликта, но видел, как он практически физически разрывает её изнутри. Сколько секретов может поместиться в одной хрупкой девушке? — Думаю, мы можем начать с одного крайне опасного заклинания, которому ты обещала меня научить, и, смею напомнить, никто не тянул тебя за язык, — слегка улыбнулся он. — Это будет хорошим упражнением на доверие. Хочешь, я дам Непреложный обет, что не использую его против тебя? — Что нужно Господу? — внезапно невпопад сказала Гермиона. — Нужно ли ему добро или выбор добра? Быть может, человек, выбравший зло, в чём-то лучше человека доброго, но доброго не по своему выбору? Том моргнул: — Ты это у меня спрашиваешь? — Это цитата, — пожала плечами Гермиона. — Её часто повторял папа. — Какой мудрый человек твой отец, — сказал Том. Затем усмехнулся и добавил: — Даром, что магл. — Том! — Шучу! Гермиона закатила глаза. Спустя мгновение она протянула руку: — Ладно, я тебя научу, я обещала. И ты прав, нам нужно поработать над доверием, раз уж мы почему-то, — не обратила она внимания на его прищуренные глаза, — соседи по квартире. Так что обойдёмся без обетов. Я тебе и без них смогу надрать задницу. Том расхохотался: — Нисколько в тебе не сомневаюсь, — пожал он ей руку и забыл отчитать за нелитературное выражение. Гермиона нахмурилась: — Только я не могу показать его на себе или на тебе, потому что я не знаю контрзаклинания. Том приподнял бровь: — То есть ты изобрела какое-то невероятно тёмное заклятье, но у тебя к нему нет контрзаклятья? Может, это мне надо бояться тебя? Гермиона хихикнула: — Может, и надо, — затем она заметила его каменный взгляд, он явно не оценил подобного заявления. — Шучу! — Давай призовём каких-нибудь крыс, — резко встал он с кресла и, добравшись в два шага до стола, одним размашистым резким движением отодвинул стул, повернул в обратную сторону и оседлал сверху. — Очень по-магловски, твой отец бы оценил, — ухмыльнулся он. — Раттус! На столе между ними появилась белая крыса с красными глазами-бусинками. Она цепко вжималась в стол крошечными лапками и нюхала воздух, подёргивая ноздрями и усами. На лице Гермионы промелькнула жалость, но, вздохнув, она собралась и произнесла: — Сектумсемпра! Пушистое тельце крысы рассекли невидимые острые лезвия. Зверёк распластался на столе, истекая кровью, разливавшейся вокруг лужей — целым озером. Несколько судорожных вздохов, и крыса больше никогда не станет двигаться. Том прямо чувствовал, как расширяются его глаза. Поистине непревзойдённо. Он поднял взгляд на Гермиону, смотревшую на развернувшуюся картину с некоторым отвращением. Со взмахом палочки он испарил и труп, и кровь, впитавшуюся в дерево стола. Затем призвал новую крысу. — Сектумсемпра! — на этот раз наступила очередь Тома. Всё получилось с первого раза, удивительно отзывчивое заклинание. — Невероятно, Гермиона. Просто великолепно. Хорошо, что ты мой друг, такого врага — прости за каламбур — врагу не пожелаешь, — сдавленно рассмеялся Том, с трудом скрывая безудержное ликование, восторг, возбуждение от этого нового знания. Гермиона выдавила кривую улыбку. Он посмотрел на неё, слегка наклонив голову. — Знаешь что? — Что? — настороженно спросила она. — Давай найдём контрзаклинание. Это не может быть так уж трудно. — Я пробовала, у меня ничего не вышло! — ощетинилась Гермиона, не выносившая, когда сомневались в её умениях. — Надо уметь обращать свои заклинания, никогда не знаешь, когда оно срикошетит, — серьёзно заметил Том. — Просто одна голова хорошо, а две — лучше, — широко улыбнулся он ей. — Теперь у тебя есть я.

***

В ожидании разрешения на ношение палочек Гермиона и Том вовсю осваивали волшебную библиотеку Нью-Йорка. Она казалась не такой наполненной, как в Хогвартсе, но в ней было множество новых книг, которые в Британии никогда и не попадались. Даже получив возможность пользоваться палочками, привычка проводить вечера за чтением осталась. Том читал интересные куски вслух, что поначалу злило Гермиону, которую он не спрашивал, удобно ли ей их послушать, но в итоге она привыкла. Гермиона же оставляла закладки в местах, которые ей казались наиболее полезными, но никогда не делала пометок на страницах. Первым делом они выяснили о законе Раппопорт, который крайне возмутил Гермиону. Оказалось, волшебникам Америки запрещено общаться с маглами, не только вступать в брак, но и вовсе водить дружбу. Таким образом, их недавний ужин с соседом был, мягко говоря, сомнительной законности. Но раз никто об этом не узнал и ничего не случилось, то и говорить об этом нечего. Гермиону, как полукровку, закон приводил в безумное бешенство. Том мог оценить его полезность и причины, почему он был введён, однако его раздражало, что кто-то смеет указывать, с кем он может или не может водить дружбу. Не то чтобы он жаждал якшаться с маглами, но с какой стати наказывают всё волшебное сообщество из-за одного волшебника с длинным языком? Может, стоит усилить собственную защиту, чем прятаться, как крысы в сточных канавах, огораживаясь от ленивых, глупых, изнеженных кошек? Его возмущала авторитарная трусость американского правительства. Вскоре они узнали обо всех ужасах — как называла это Гермиона, Том считал это просто вехами — американской истории, с которыми они встретились на аукционе. Оказалось, что волшебники Америки до принятия Статута, вырвавшись из оков христианства и подполья перед лицом святой инквизиции, устроили на новооткрытых землях настоящий террор. Волшебники-колонизаторы как будто пытались наверстать упущенное и отыграться за все гонения, которые свалились на них в Старом Свете. Маглы-рабы, на которых испытывали зелья и заклинания, — просто детский лепет по сравнению с остальной жестокостью. Маглов, по возможности, исцеляли, выращивали заново кожу и кости и стирали им память, в остальном их жизнь была не хуже любых других рабов, принадлежавших волшебникам или нет. Отвратительная, безусловно, но, по крайней мере, это была жизнь. А о самой тёмной части они даже не знали. (Гермиона была с ним несогласна, считая, что это ничуть не лучше всего остального, а то и хуже, потому что это насилие над разумом.) Жизнь же волшебников-рабов и коренного населения едва ли можно было назвать жизнью. Чернокожих рабов с магическими способностями просто-напросто убивали, рассудив, что чернокожие не имеют права на магию. Кто бы мог подумать, но им гораздо больше повезло оказываться под присмотром маглов-рабовладельцев — по крайней мере, там у них была хорошая возможность выжить и сбежать. Особенно после принятия Статута о секретности: до 1692 г. маглы покупали у волшебников кандалы и ошейники, подавляющие магию. Эти же ошейники использовались и для коренного населения. Поначалу волшебники-колонизаторы благодарно перенимали опыт индейцев: их анимагическим способностям не было равных в Старом Свете. Европейцы с удовольствием изучали кошек вампус у племени чероки, безуспешно силясь их приручить. Пытались перенять опыт изготовления палочек с пером птицы-гром у племени чокто. Но стоило Статуту о секретности вступить в силу, им ничто не помешало без задней мысли заковать индейцев в медь, как каких-то домовых эльфов в особенно приверженных традициям чистокровных семьях. Подобные практики стали одной из причин создания Международной конфедерации магов — организации для поддержки мира и безопасности. Маглам же, злорадно думал об этом Том, потребовалось почти триста лет, чтобы создать свой аналог и назвать его «ООН», основав его меньше пары лет назад. В общем, МКМ запретила использование подавляющих магию кандалов, а со временем технология оказалась безвозвратно утеряна. — Гермиона, нам нужно научиться создавать подавители магии. Не может такого быть, что триста лет назад это делать умели, а теперь забыли. Сейчас мы знаем о магии гораздо больше, — произнёс Том, отрывая глаза от «Цепи зачарования: Тёмная история магического рабства». — Я бы так не сказала, — ответила Гермиона, поднимая взгляд от своей «Аркан правосудия» — книги по истории юриспруденции в Америке. — Насколько мне известно, основатели Хогвартса создали такие обереги, что никто так и не мог их повторить за тысячу лет. Том нахмурился: — Не дави на больное, — ему была невыносима лень волшебников, которые принимали древнюю магию как должное, не пытаясь её понять. — Один раз появляется Мерлин, и все остальные просто сложили палочки и заявили: «Ну, он умный, а мы не очень, нечего и пытаться». Вот бы был такой закон, что магию нельзя просто тратить ни на что. Не пользуешься — тебе и не надо. Тогда бы и не позорились своей радостью, что Дамблдор научил их мыть духовку кровью дракона. Гермиона хмыкнула и, будто не задумываясь, сказала: — Можно подумать, ты бы хотел, чтобы все знали всё. Том насмешливо прищурился. На его лице растянулась несколько зловещая улыбка: — Ну надо же, — слегка глумливо растягивал он слова, — Гермионе не хочется делиться могущественной магией. — Я про тебя, а не про себя! — Ага, рассказывай, — усмехнулся он. — Нет, всё-таки зря ты думаешь, что тебя бы распределили в Гриффиндор. Гермиона закатила глаза: — Ну началось, — вздохнула она. — Давай так: мы займёмся волшебными кандалами, когда найдём контрзаклинание к Сектумсемпре, — попыталась она перевести тему. — Не сыпь мне соль на рану, — рыкнул Том. Они уже неделю безуспешно бились над разгадкой. Точнее, бился в основном Том, отталкивая Гермиону, чтобы она сосредоточилась на интервью о приёме, назначенном ей «Призраком Нью-Йорка». Он ничуть не сомневался в том, что она достаточно компетентна, и любое издание будет счастливо заполучить её как корреспондента. Но ей не хватало харизмы, дружелюбной лёгкости, особенно присущей американцам. Даже в Британии она выглядела довольно строгой и заносчивой с незнакомцами. Для Америки же она была совершенно неприступной. Том учил её держаться раскованней. Отрабатывал с ней рукопожатие — достаточно крепкое, но не стискивающее. Бессчётное число раз они проводили шуточные интервью и проигрывали потенциальные вопросы. Он учил её, в какие моменты лучше улыбнуться, ставил её перед зеркалом, а сам занимался разгадкой удивительного заклинания. Они наметили убедительную историю на основании её опыта, как она может показать себя акулой журналистики после работы в «женском» глянце. Том в ней ничуть не сомневался.

***

Вечером следующего дня Гермиона аппарировала прямо в прихожую. Том даже ухом не повёл, сосредоточившись на своей работе. Не оборачиваясь, он крикнул: — Добрый вечер, Гермиона! — из коридора послышались шаги, приближающиеся к нему. — Как всё прошло? Том сидел за обеденным столом, заваленном телами белых изрезанных крыс. Крови было так много, что она растекалась по всей поверхности и капала тонкой струйкой на пол, впитываясь в паркет. Он не обращал на это никакого внимания. Ему было необходимо найти разгадку. Держа палочку во рту, он сосредоточенно оставлял пометки на своём пергаменте с расчётами, прижав его к колену вместо стола, чтобы он оставался сухим. На желтоватой бумаге тут и там виднелись кровавые разводы. Он начал задумываться, чем тратить чернила, можно было бы сразу писать кровью. — О… — ахнула Гермиона, оказавшись в комнате. — …Отлично. Экскуро! — призвала она Очищающее заклинание, и тихий стук капающей крови остановился. — Что здесь происходит? Том поднял на неё взгляд. В её глазах читался ужас. — Я просто пытаюсь найти контрзаклинание, — помахал он расчётами у неё перед носом. — Но что-то не сходится. У той кучи, — взмахнул он пером в сторону сваленного десятка крыс, — кровотечение остановилось, но заклинание работает так медленно, что даже если произнести их одно за другим, крысы умирают от потери крови. Вот у тех, — указал он на пару десятков других, — кровотечение останавливается моментально, но как будто взрывается аневризма в мозгу, может, это удар — не знаю, я не целитель. У них что-то с мозгом, — провёл рукой по волосам Том, убирая чёлку с лица, но она вновь упала на лоб. — А у этой, — взмахнул он пером в сторону крысы прямо перед ним, — прошло кровотечение, но через три секунды остановилось сердце. Том вздохнул и снова посмотрел на Гермиону. Ужас в глазах отошёл в сторону, будто издалека подглядывая за распаляющимся любопытством. Она будто расцветала у него на глазах. Он невольно улыбнулся одним уголком губ. — Дай мне свои расчёты, — сказала она, сев на стул возле него, вытаскивая пергамент из рук. — Фу, Том, ты весь в крови, — облизнув большой палец, она стёрла что-то с его щеки, видимо, брызги крови. Тома будто оглушило. Они почти никогда не касались друг друга, не считая нескольких раз за руки, в основном для парной аппарации, да ещё несколько раз по мелочи. Случаи можно было пересчитать по пальцам. И вот она непринуждённо трогает его за щёку? Да ещё и со своей слюной? Пока он решал, должно ли ему быть противно, потирая горящий участок кожи, где она провела пальцем, Гермиона подняла взгляд от бумаг: — Ты пробовал менять такт вербальной формулы? Если произносить «Рести́тит Сангуи́нем» с правильным ударением латыни, то сбивается ритм. — Пробовал, — ответил Том, возвращаясь в реальность. — Хм, — продолжила просматривать записи Гермиона. — Покажи мне, с какой скоростью ты производишь движение палочкой? Следующие несколько часов, до глубокой ночи, они провели за исправлением контрзаклинания. Смятые черновики пергамента разлетались по комнате. Куча крыс начала расти ещё быстрее, и, когда они начали падать со стола, Том испарил их, пока Гермиона счищала кровь. Затем он закатал рукава рубашки (пятна крови с одежды счищались хуже всего с помощью магии) повыше под её внимательным взглядом. Ему даже будто показалось, что у неё расширились зрачки. — А если мы попробуем древнегреческий? — предложил Том. — Или гэльский? — Заклинание на латыни, значит, и контрзаклинание должно быть на латыни, — покачала головой Гермиона. — Знаешь, мне кажется, мы слишком много об этом думаем, — нахмурился Том. — Заклинание молниеносное, контрзаклинание должно быть таким же. — Угу, — промычала Гермиона, пытаясь подобрать рунический символ к взмаху палочки. — Есть идеи? — Думаю, есть смысл перевернуть слово, — медленно провёл Том языком по левому клыку, раздумывая над озвученной догадкой. Затем произнёс по слогам: — Арп-мес-мут-кес. — Язык сломаешь, где же тут молниеносность? — не поднимая головы, ответила Гермиона. — Ну я попробую, — пожал плечами Том. — Раттус! Гермиона подняла взгляд и выжидательно смотрела на очередную крысу, готовая описывать эффект и делать пометки для следующей итерации. — Сектумсепра! — призвал Том, и крысу исполосовало невидимым клинком. — Арпмесмуткес! Кровь не остановилась, но будто потекла медленнее. Том хотел опустить палочку, но тут крикнула Гермиона: — Ещё раз! Давай до трёх! — Арпмесмуткес! — крыса хрипло вздохнула. — Арпмесмуткес! Кровь остановилась, а крыса рвано, с тихим писком продолжала дышать. Она будто стонала от боли, но продолжала жить. По его венам бешеным потоком потекла магия, смешанная с ликованием. Не было ничего восхитительнее ощущения собственного могущества. — Получилось! — воскликнула Гермиона. — Том, ты гений! — Да, — кивнул Том. — Но без тебя я бы не справился, — улыбнулся он, переведя взгляд с крысы на неё, и пристально посмотрел ей в глаза. — Без тебя бы я просто отбросил эту идею и стал думать дальше. Гермиона слегка покраснела, смущённо улыбнувшись: — Ты бы догадался. Три — мощное нумерологическое число, — пожала она плечами. — Акцио, бадьян! — призвала она склянку с одной из полок, которую они обустроили под ингредиенты для зелий. — Давай поможем этому бедолаге. — Ну да, нам же надо знать, можно ли пережить это без шрамов, — согласился Том. — Крысу мне не жалко, не смотри на меня так, — добавил он под её сердитым взглядом. Бадьян помог залечить раны, и вскоре зверёк уже выглядел, как прежде. Затем они повторили успех ещё несколько раз. Когда десятая крыса выжила и принялась мыть мордочку, Том, не отдавая себе отчёта, обхватил Гермиону одной рукой за плечи и притянул к себе: — Эх, Гермиона! — воскликнул он. — Где же ты была, когда я учился в Хогвартсе! Мы были бы потрясающими напарниками! — Или уничтожили друг друга в борьбе за первенство, — рассмеялась она, и к ней присоединился и Том. Внезапно они оба поняли, что продолжают сидеть, обнявшись, и смех резко оборвался. На мгновение они просто смотрели друг на друга. Гермиона нервно сглотнула и выскользнула из-под его руки. Том использовал руку, чтобы провести ладонью по волосам, а затем сказал: — Что ж, — прочистил он горло. — Контрзаклятье мы нашли. Осталось только испытать его на живом существе, да хватит на меня так смотреть, ты знаешь, что я прав, — насмешливо сузил глаза Том. — Можно переходить к наручникам, подавляющим магию! Гермиона посмотрела на часы на стене: — Что, сейчас? — стрелка показывала на первый час ночи. Том от души рассмеялся, откинувшись на стуле: — Конечно, нет! — испарил он всех выживших крыс и принялся складывать бумаги в стопку. — Сейчас расскажи мне, как прошло твоё интервью. Гермиона принялась ему помогать, расставляя всё по местам: — Думаю, хорошо. Эдмунд Стайнберг — главный редактор — был очень мил. Кажется, я ему понравилась. Мне сказали, что их впечатлила моя работа. Том пожал плечами: — Это может быть просто вежливость. Американцы скорее убьются, чем скажут что-то плохое, не утопив всё в патоке. — Пожалуй, ты прав, — сникла Гермиона. — Эй, — отложил Том бумаги в сторону. — Выше нос. Я уверен, что всё прошло блестяще. Они идиоты, если не примут тебя. Просто… Ну, старайся не очаровываться их льстивыми речами, они и гроша ломаного не стоят. Когда тебе дадут ответ? — В течение недели, — ответила Гермиона, избавляясь от последнего кровавого пятна на полу. — Если всё пройдёт хорошо, я выйду на работу третьего февраля. — Не если, а просто: всё пройдёт хорошо, — улыбнулся он ей, вставая из-за стола. — Я пойду спать, доброй ночи. — Спокойной ночи, — пожелала ему Гермиона, но он уже был в проходе. Том помахал ей свободной от бумаг рукой, не оборачиваясь. Магия всё ещё бурлила в его венах, а кончики пальцев покалывало. Ничто не могло сравниться с ощущением чего-то изобретённого лично, что открылась новая дверь, о которой раньше никто даже не знал. Триумф обжигал почти так же горячо, как до сих пор саднящая щека.