Пропаганда

Стояла глубокая ночь, а Гермиона всё не ложилась спать. Она остервенело намыливала голову, пытаясь вымыть из волос запах дыма и гари. Она так яростно втирала шампунь, что казалось, будто она хочет пробурить в черепе дыру, чтобы выполоскать из мозга все воспоминания прошедшего вечера. Года. Всё, что связано с чёртовым Томом идиотский-обряд? -дайте-десять Риддлом! От возмущения ей хотелось рычать. Она злилась на Тома, который чуть не спалил их заживо, безраздельно отдавшись делириуму видений, на себя за то, что вообще с ним связалась, в очередной раз подпустила к себе, и даже на древний ритуал, на который она повелась, послушавшись своё любопытство. Гермиона уже много лет назад зареклась заниматься прорицаниями, и не зря. Она чуть не умерла! И ради чего? Чтобы посмотреть в огонь на какие-то воспаления больной фантазии. Это никак не может быть её будущим, она его знает — она в нём уже жила, — и то, что примерещилось ей в языках пламени, не оно. Глубоко вздохнув, Гермиона опустилась ниже в горячую воду, смывая мыльную пену с волос. Вода заливала её уши, оставляя в голове только стук сердца и шум её собственных мыслей. Они неслись в её голове, неугомонно ворочались, обгоняя друг друга. События прошлого вечера непроизвольно мелькали в её сознании. Запах горящих трав. Отблеск кристаллов. Ослепительное пламя. Тревожные образы. Трескучие искры. Опаляющий жар огня. Адреналин, свободно льющийся по венам. Постепенно она начала вспоминать, как Том захватывал её запястья, оставляя беспомощной и безоружной против стихии, стихий — и огня, и его собственной магии. Она не ожидала подобной физической силы от стройного юноши, кто вряд ли держал в руках что-то тяжелее волшебной палочки. Казалось, его изящные длинные пальцы могут сломать ей руки пополам, как сухие ветки, если бы он сжал их чуть сильнее. Она не ожидала, что его тело окажется таким жёстким, будто высеченным из мрамора, но горячим, будто он сам и есть огонь, когда он прижал её к себе со спины, обжигая запястья своими ладонями. Гермиона вспоминала, как оказалась в ловушке его крепких, сильных рук, окружённая его жаром и запахом, не в состоянии не то что вырваться, даже подвинуться. Её ладонь проскользнула по бедру вверх, и она, не отвечая за свои действия, выгнулась, приступив к тому, чего не делала уже очень давно, — а, возможно, и никогда. Но представляла она совсем другие пальцы.

***

Осень тянулась медленно, липко, как застывшая от холодного ноябрьского воздуха золотистая патока. Дни были похожи один на другой, топили своей серостью, и Гермиона чувствовала себя загнанной в клетку скуки. Каждый новый день был очередным днём сурка. С каждым новым утром ей было всё сложнее просыпаться на работу. Рутина глянца убивала в ней желание на что бы то ни было. Её так сильно выматывала бессмысленность того, что она делает, нежелание заниматься тем, что ей поручают, что к концу дня она чувствовала себя совершенно выжатой, хотя, по сути, в её задачах не было совершенно ничего сложного: одни и те же интервью с одними и теми же пустоголовыми ведьмами. Она могла бы размножить одно и дать Септимусу подставить разные фото, и никто бы не заметил разницы. Никакие другие её предложения не принимали, потому что рубрика начала приносить журналу огромные деньги. Тщеславные ведьмы были готовы платить за то, чтобы оказаться на страницах. Отказ Гриффита, его отвержение её работы будто погасил в ней искру. У неё пропала последняя мотивация, но она не знала, как ей вырваться из этого порочного круга, ведь работа была необходима. В журнале платили достаточно для комфортной жизни, но откладывать всё равно получалось плохо. Только две вещи позволяли ей окончательно не сойти с ума. Первая: надежда на ответ «Пророка», с которым она связалась почти два месяца назад, прислав им своё расследование. Вторая: чаепития с Томом. Она никогда не встречала никого более влюблённого в магию, чем он. Том понимал её на подсознательном уровне, будто он сам и был магией. Иногда она мысленно спорила с Дамблдором и Гарри, когда-то убедившими её, что Волдеморт не способен на любовь. Она у него просто не относилась к людям. Его страсть и любопытство манили её, засасывали в эту пучину, зыбучий песок, в который погружалась тем глубже, чем больше пыталась бороться и брыкаться. В открытое окно влетел маленький сыч, бросив ей на прикрытые ночной рубашкой колени коричневый конверт, и унёсся прочь. На бордовой сургучной печати была выдавлена витиеватая «П».       «Дорогая мисс Грейнджер,       Спасибо за присланное Вами расследование. Мы ознакомились с Вашей работой и искренне впечатлены глубиной исследования, увлекательным повествованием и значимостью раскрытых Вами проблем. Ваше стремление к журналистике и способность освещать такие сложные темы воистину похвальны.       После тщательного изучения мы считаем, что у Вашей статьи большой потенциал для публикации в одном из наших будущих выпусков. Однако, мы вынуждены сделать несколько дополнений, чтобы она полностью соответствовала нашим редакционным стандартам и ещё сильнее откликнулась у нашей аудитории.       Пожалуйста, дайте нам знать, если Вы согласны на внесения изменений, и мы сможем перейти к следующим шагам. Мы рады возможности опубликовать Вашу работу в нашем издании и с нетерпением ждём сотрудничества с Вами для того, чтобы донести эту важную историю до наших читателей.       С уважением,       Главный редактор       Барнабас Куфф       ”Ежедневный пророк”» Гермиону больно укололо то, что «Пророк» счёл её статью недостаточно полной, но всё же она была счастлива, что её работу оценили по достоинству. И готовы опубликовать! Она нашла чистый свиток пергамента и поспешила написать ответ, чтобы зайти на почту перед работой. Впервые за несколько месяцев она неслась туда, как на крыльях.

***

Декабрь, как и любой другой месяц в «Спелле», начался с общего собрания редакции. Отличался он лишь тем, что перед журналом стояла задача максимально заработать за рождественские праздники, а потому совещание началось немного раньше, и на него не опоздала даже Тельма. Гриффит залетел в небольшой конференц-зал, на ходу захлопывая за собой дверь так, что на своём стуле подпрыгнул пожилой фотограф Мэддок. Главред выглядел чуть бледнее обычного, на нём сказывался предпраздничный стресс: — Значит так! — начал он, не тратя время на приветствия. — Грейнджер! — Да, сэр? — машинально ответила Гермиона. — Аукцион в Америке! — резко отчеканил он. — Открытие шестнадцатого, проведёшь там неделю. Отправишься четырнадцатого, не забудь про Животворящий эликсир и зелье Сна без сновидений, чтобы справиться с часовыми поясами. — Да, сэр, — кивнула она. Когда на Гриффита накатывал подобный приказной тон, проще было молча кивать. Главный редактор продолжал: — Твоя задача — взять интервью у всех благородных холостяков. Аббот, передашь ей бриф и список кандидатов. Тельма кивнула: — Хорошо, — накручивая локон светлых волос на палец. — Грейнджер, постарайся заранее утвердить время для интервью, сама понимаешь, эти мужчины очень занятые. Уизли, — повернул Гриффит голову, — поедешь с ней, Мэддок нам нужен для рождественских фотосъёмок. Септимус и Мэддок оба кивнули. — Сильвия, подготовь рекламные макеты до конца недели, — заместительница показала ему большой палец. — Роджерс, я не знаю, как ты это сделаешь, но чтобы в этом году ты попал на новогоднюю вечеринку Малфоев, понял? Роджерс побледнел, но кротко кивнул. Вот уже пять лет он бесплодно пытался под разными предлогами попасть на Новый год к Малфоям, и это было единственное мероприятие, остававшееся для него под замком. Его неподдающийся Эверест. — Вопросы? — все отрицательно покачали головой. — Тогда работаем, — Ричард Гриффит вылетел из конференц-зала. Пожалуй, это было самое короткое совещание за полтора года работы в журнале. — И какая муха укусила Ричарда?.. — вздохнула Тельма.

***

Отправление в Америку было назначено на раннее утро субботы. Поскольку недавно закончилась масштабная война волшебников, МАКУСА особенно тщательно отслеживали перемещения через порт-ключи. Гермионе и Септимусу было велено явиться в Министерство магии к восьми утра. Гермиона крепко сжала ручку небольшого чемодана, в котором среди вещей глубоко зарыла свою бисерную сумочку, наполнив всем хоть сколько-то ценным, и бросила пригоршню летучего пороха в камин ровно в без пяти минут восемь. Оказавшись в Атриуме, её тут же одолели старые воспоминания, как они не раз проникали в Министерство с Роном и Гарри. Гермиона так привыкла прятать их в глубине своего сознания, накрывая малозначимыми событиями, чтобы скрывать своё прошлое — будущее — от Тома, что её старая жизнь невольно начинала казаться ускользающим сном. Из тех, что ты всё ещё чувствуешь по пробуждению, но не можешь уцепиться за конкретные события, происходившие в нём. Вздохнув, она направилась к дежурному волшебнику на стойке регистрации для осмотра и проверки палочки. Вскоре подошёл и Септимус, а потом их встретил представитель Отдела международного магического сотрудничества. Судя по тонким морщинкам в уголках голубовато-серых глаз и редких седых волосках в аккуратной тёмно-каштановой стрижке, он был на несколько лет их старше, а потому странно, что именно он работал ранним субботним утром, а не стажёр или вчерашний выпускник. Мистер Грин, как он представился, проводил их к лифтам, и они спустились на пятый этаж. Гермиону и Септимуса завели в небольшой кабинет, обшитый тёмным деревом. Кроме широкого рабочего стола, обитого кожей стула и небольшого стеллажа с книгами, в нём больше ничего не было. На столе лежали два напёрстка. — Ваше отправление назначено ровно на восемь тридцать, — принялся объяснять Грин. — Каждый из вас возьмёт по напёрстку — это порт-ключи, — и вас перенесёт в Департамент международного магического сотрудничества МАКУСА. Там вас встретит мистер Горовиц. Вас будет ждать небольшой допрос, ничего страшного, обычный протокол о цели визита и прочем. Есть вопросы? — Нет, сэр, — ответил Септимус. Гермиона покачала головой. — Отлично. Берите порт-ключи, они активируют уже через две минуты, и хорошего путешествия! — улыбнулся чиновник. — Спасибо, всего доброго, мистер Грин, — сказала Гермиона. Она взяла один из напёрстков в руку и катала его в ожидании активации. Наконец, её засосало в туннель, и уже через секунду она оказалась в кабинете, окрашенном белой краской, с железным столом. За ним, облокотившись на локти, сидел сурового вида черноволосый волшебник со стрижкой «полубокс» в белой рубашке с закатанными рукавами и с широкими подтяжками. К его груди был приколот блестящий значок с орлом. Над его головой горела яркая белая лампа. Стрелка часов подбиралась к четырём, а в окне чернела глубокая ночь. — Добро пожаловать в Волшебные Соединённые Штаты Америки, — чётко и резко произнёс волшебник. — Предъявите палочки.

***

Потратив выходные на чередование бодрящих и снотворных зелий, Гермиона привыкла к большой разнице во времени и была готова к напряжённой рабочей неделе. Празднование в честь открытия аукциона было назначено на вечер понедельника. Гермиона и Септимус прибыли заблаговременно после обеда к «Эмпайр-стейт-билдинг», величественно возвышающемуся будто до самого неба с развевающимся над их головами звёздно-полосатым флагом. В вестибюле — где, разумеется, был не один, а целых два американских флага, — их встретил круглолицый невысокий волшебник с румяными щеками в твидовом коричневом костюме. — Добрый день! Как поживаете? — громко поздоровался широко улыбающийся волшебник. — Меня зовут Глен Полански, можно просто Глен, — пожал он руку Гермионе, а потом Септимусу. После чопорности британцев ей было даже немного неуютно, что её руки кто-то вот так касался, не дожидаясь, пока она протянет её первой. — А вы, должно быть, мисс Грейнджер и мистер Уизли? — Здравствуйте, так и есть, — кивнул Септимус. — Септимус Уизли, э-э, можно просто Септимус, — ему, видимо, тоже было немного неловко, но он не подавал виду. — Приятно познакомиться, м-м, Глен, зовите меня просто Гермиона, — улыбнулась она. — Отлично, отлично! Просто блеск! Пойдёмте скорее, покажу вам, с чем мы будем работать, — суетился Глен, подталкивая их к лифтам. Они прошли по холлу из бежевого и коричневого мрамора с яркой золотисто-жёлтой подсветкой на высоком потолке. Возле лифтов сияло металлическое панно с изображением самого здания, напоминая посетителям о гении инженерной мысли. Если вдруг они забыли, что пришли в самый высокий в мире небоскрёб. Они зашли в один из лифтов с золотисто-бронзовыми дверьми. Гермиона обратила внимание, что в лифте не было оператора, как было принято в этом времени, особенно в таких шикарных местах. Достав палочку, Глен постучал по кнопочной панели, и на ней появилась новая кнопка — «103». Он принялся объяснять: — Не-маги хотели сделать на сто третьем этаже площадку для разгрузки своих дирижаблей, но нам удалось их убедить, что это физически невозможно. Чертежи они, конечно, предоставили просто блестящие, — хихикал волшебник. — Но им и на сто второй приходится ехать на нескольких лифтах, так что… В общем, держитесь крепче! Он нажал на кнопку «103», и они понеслись ввысь на невероятной скорости. Желудок поднялся куда-то к горлу, а в животе появилась неприятная пустота. Септимус отчётливо позеленел, будто его вот-вот стошнит. — Прибыли! — как ни в чём не бывало возвестил Глен. Его скорость лифта и высота явно никак не смущали. Гермиона ахнула. Перед ними открылась просторная — за счёт чар Незримого расширения — круглая обсерватория, где вместо стен были окна от пола до потолка. В центре была расположена круглая сцена, обитая золотистой тканью. Разумеется, на ней стоял американский флаг — на золотом флагштоке. С одной стороны от сцены были расставлены ряды красных бархатных сидений, где будут бороться за лоты участники аукциона, с другой — барная стойка из коричневого мрамора, как в вестибюле, с золотыми герметичными узорами для украшения и маленькие высокие столы, устланные белой скатертью. За барной стойкой стоял бармен в белом смокинге, расставляя палочкой бутылки. Из окон открывался вид на весь огромный, необъятный город, по улицам которого сновали вереницы такси, как маленькие муравьи. Солнце ещё не начало заходить, но помощники уже призывали маленькие сферы золотистого света и отправляли их к потолку. — Разумеется, сегодня просто церемония открытия, но мы уже поставили сиденья, ведь завтра начинаем аж с десяти утра, — тараторил Глен. — Лучше всё подготовить заранее. Пойдёмте, познакомлю вас с остальными представителями прессы. «Спелла» была единственным британским изданием, прибывшим для освещения этого аукциона, — и то Гермиона будет освещать холостяков. Волшебная Британия была не слишком заинтересована этим мероприятием. Из других стран были журналисты из «Призрака Нью-Йорка», «Американской чаровницы» из Америки, «Газет де сорсье» из Франции, «Заубершпигель» из Германии и даже «Мода энкантада» из Колумбии. На закате начали стекаться гости для коктейля в честь открытия. В золотистых солнечных лучах по комнате кружили волшебники и ведьмы в нарядах разной степени диковинности: от очевидно магловских, которые предпочитали американские волшебники, до традиционных, вычурных племенных одеяний с экзотичными перьями и клыками невиданных животных, как у одного волшебника из Кении. Гермиона заметила одного из своих кандидатов для интервью, и, извинившись, они с Септимусом отошли, чтобы провести короткое интервью у юного, стеснительного волшебника из Австрии. На следующий день он уже уезжал, поэтому они договорились всё устроить прямо на открытии. Один есть, остаётся девять. Тут она заметила белые длинные волосы, столь ослепительные, что она знала, кто это, даже не видя его лица — Абраксас Малфой. Самая сложная цель — он не ответил ни на одно предварительное письмо о встрече и интервью — и одновременно самая важная, как единственный достойный британский холостяк по мнению Гриффита, который собирался на это мероприятие. Гермиона глубоко вздохнула, набираясь храбрости, и пошла в его сторону. Септимус сказал, что между их семьями давняя вражда, а потому шансы будут выше, если она будет одна. Приближаясь к Малфою, она лишь надеялась, что никто не успеет вовлечь его в разговор, пока он ждёт своё огневиски. — Здравствуйте, мистер Малфой? — улыбнулась Гермиона своей самой очаровательной улыбкой. Абраксас одарил её презрительным взглядом: — Да, а Вы кто? — Гермиона Грейнджер, — протянула она руку. — Я представляю журнал «Спелла»… — Разве я не дал вам ясно понять, что не заинтересован в вашем третьесортном издании? — скривился Абраксас. — Но, мистер Мал… — Ваши коллеги и так одолевают мою матушку, вымаливая приглашение на новогоднюю вечеринку, — злобно ухмыльнулся Малфой. — Теперь вы решили ещё доконать меня? — Всего лишь пять… — Гермиона чувствовала, как горят её щёки, но ей нельзя было отступать. — Исключено, — махнул рукой Малфой, будто хотел спугнуть голубя. Он отпил из низкого стакана для виски и отвернулся, отходя от бара, показывая, что разговор окончен. В Гермионе клокотала ярость. Да что он о себе возомнил! Такой же напыщенный хорёк, как его внучок! Она была готова разбить нос и ему тоже, но всё же одёрнула себя. Нужно держать себя в руках в международном волшебном высшем обществе. Чтобы немного прийти в себя, она заказала себе стакан тоника со льдом и принялась его медленно цедить, делая размеренные вдохи и выдохи, пока Септимус продолжал знакомиться с другими журналистами. Она смотрела на приезжающий лифт, разглядывая прибывающих гостей, любуясь изысканными нарядами и переливающимися украшениями ведьм и элегантными костюмами волшебников. Дверь вновь распахнулась, и Гермиона чуть не подавилась. Из лифта вышел никто иной, как Том был-полёт-смерти-стал-полёт-по-континентам Риддл. В его внешности было что-то магнетическое, он выглядел так, будто ему принадлежит всё это место и волшебники в нём, хотя Гермиона прекрасно знала, что это его единственный смокинг — разумеется, чёрный, всегда чёрный с такой же чёрной рубашкой. И всё же там, где ему, может, не хватало денег, он с лихвой всё компенсировал патологической уверенностью в себе. Том обвёл комнату взглядом — совершенно бесстрастным, будто его ничуть не изумляло, что он стоит выше сотого этажа над землёй, будто обычно он живёт на двухсотом, а сегодня снизошёл до всех остальных, — и их глаза встретились. Он улыбнулся одним уголком губ и направился прямо к ней. Не успел он приблизиться, как Гермиона сразу же требовательно спросила: — Ты меня преследуешь? Он широко улыбнулся, обнажив идеально ровные белоснежные зубы: — Я здесь по работе, — смешливо произнёс он. — Если ты забыла, я занимаюсь торговлей древними артефактами и предметами магического искусства, — облокотился он на барную стойку возле неё. — Добрый вечер, Гермиона. — Привет, — буркнула она в свой стакан. — Ты не рада меня видеть? Гермиона подняла взгляд от стакана на его лицо: — Прости, проблемы по работе, дело не в тебе. Улыбка Тома немного потускнела: — Что случилось? — Мне надо взять интервью у Абраксаса Малфоя, но он категорически отказывается. Гриффит будет в ярости, — вздохнула она. — Ладно, разберусь. Пойдём поздороваешься с Септимусом? — махнула она рукой в его сторону. Том искоса взглянул на её рыжего коллегу в другом углу зала: — Попозже, сначала мне тоже надо кое с кем поздороваться. — Хорошо, ещё увидимся. Гермиона пошла к Септимусу и рассказала о своей неудаче с Малфоем. Тот её заверил, что все Малфои — задницы, точнее, «зад… кхм, пренеприятные типы», и не надо принимать это близко к сердцу. Они что-нибудь придумают. Через некоторое время пустых знакомств и разговоров кто-то покашлял у неё за плечом. Гермиона обернулась. Позади стоял сияющий Том с недовольным Абраксасом. У Гермионы слегка отпала челюсть, но она успела сомкнуть губы обратно до того, как это стало очевидно. — Гермиона, познакомься с моим… дорогим другом, Абраксасом, — лукаво улыбаясь, показал на Малфоя рукой Том. — Абраксас, познакомься с моей дорогой подругой Гермионой. Абраксас сердито опустил взгляд, взял её за руку и поцеловал костяшки пальцев: — Очень приятно, — буркнул он. Гермиона выдавила короткое: — Взаимно. — Абраксас мне рассказывал, что страсть как хотел бы дать кому-нибудь интервью, правда, дружище? — насмешливо протянул Том. — Не то слово, — огрызнулся Малфой. — И так уж совпало, что Гермиона — блестящая журналистка, готовящая статью о достойнейших холостяках волшебного сообщества, — продолжал издеваться Том. — Гермиона, не соблаговолишь ли ты уважить моего дорогого друга и взять у него интервью, раз ему так этого хочется? Абраксас, слегка прищурившись, добавил: — Найди меня завтра после обеденной части аукциона. — Х-хорошо, — только и смогла выжать Гермиона. — Просто великолепно! Ты не представляешь, как тебе повезло, дорогой Малфой, — похлопал Том его по плечу. — Не то слово, — буркнул тот. — Что ж, извините меня, но мне нужно ещё кое с кем поздороваться, — он опрокинул оставшуюся треть своего бокала огневиски. — Рад познакомиться, Гермиона. Глядя Малфою вслед, Том насмешливо произнёс: — Какая потрясающая удача, не правда ли? — он перевёл взгляд на Гермиону. — Добрый вечер, Уизли, — кивнул он ему. — Здравствуй, Риддл, — ответил Септимус с таким видом, будто только что узрел Второе пришествие. — Что это было? — еле слышно прошептал он Гермионе. — Если бы я знала, — прошипела Гермиона в ответ. Том боком облокотился на стекло возле неё, подперев голову рукой. Сияющие сферы зала отбрасывали на его лицо мягкий золотистый цвет. Том загадочно улыбался, и в его глазах отражались огни большого города за стеклом, заставляя в них вспыхивать крошечные золотистые звёздочки, но, возможно, это были черти. — Ну, рассказывайте. Как вечеринка? Хорошо добрались?

***

Неделя аукциона оказалась поистине изнуряющей. Торги начинались в десять утра лишь с небольшими перерывами. Каждый день представляли новую тему: живопись, ювелирные изделия, скульптура и, наконец, магические артефакты. В редкие перерывы, а иногда и после закрытия торгов Гермиона встречалась с холостяками из своего списка для проведения интервью. Они с Септимусом также делали общие заметки и фотографии с мероприятия, чтобы дополнить статью. Том приходил за компанию, хотя он сразу дал понять, что его цель — последний день. И всё же каждый день он оставался возле Гермионы, шептал ей на ухо интересные исторические факты, если знал их, и даже обменивался шутками с Септимусом. Наконец, настал день магических артефактов. Гермиона провела все десять необходимых интервью, а потому они с Септимусом могли расслабиться и просто глазеть на происходящее. Это был самый многолюдный день аукциона, видимо, сегодня будут представлены наиболее ценные лоты. На сцену вышел распорядитель — поджарый пожилой волшебник с аккуратной стрижкой тёмных волос с проседью на висках и цепким взглядом. Зычным голосом он возвестил: — Добро пожаловать на заключительный день нашего аукциона! — широко улыбался он в американской манере так, что, казалось, можно разглядеть каждый его зуб и пломбу, если бы они у него были. — Сегодняшняя тема, как вам должно быть известно, — магические артефакты! Нас ждёт двадцать один изумительный лот, а потому давайте не будем терять время на долгие приветствия и сразу начнём. На сцене появился деревянный тотемный столб, состоящий из пяти морд различных животных с раскинувшей крылья птицей сверху. Животные были расписаны яркими красками синего, красного и жёлтого. — Лот номер один! — весело воскликнул распорядитель. — Тотемный столб племени квакиутл, служивший оберегом от вторжения на территорию племени. Начальная цена — две тысячи драготов! Кто даст две тысячи сто? Аукцион продолжался, как и во все предыдущие дни. Лоты сменялись один за другим, постепенно становясь всё более дорогими. Для международного события все предметы были связаны с американской историей, что, с одной стороны, возмущало Гермиону, а с другой — она уже начала привыкать к невероятной наглости американцев, считающих свою страну центром Вселенной. — Лот номер семь! Магические кандалы для содержания не-магов. Датируются серединой XVII века. Для наших дорогих иностранных гостей я поясню: до принятия Международного статута о секретности в Волшебной Америке магам позволялось держать не-магов-рабов, на которых испытывали новые зелья и заклинания. — Прошу прощения?! — вырвалось у Гермионы. — Что за ху… кхм, дрянь! — ошеломлённо выдохнул Септимус. — Ой, да ладно вам! Неужели вам ничуть не интересно? — возмутился Том. Разумеется, головастику Волдеморта интересно посмотреть на кандалы для маглов! Кто бы сомневался! — Тебе разве не надо быть среди участников? — прошипела Гермиона, чтобы не устраивать споров посреди мероприятия. Глаза б его не видели. — Не пришло ещё время лота, ради которого я приехал, — пожал он плечами. Септимус тихо спросил: — Ты в своём уме? Что в этом хорошего? — Гонения на салемских ведьм случились только в конце века. Что говорит о том, что волшебникам удавалось хорошо всё это скрывать, но в то же время поставить на поток, раз у них есть специальные приспособления, которые не вызывают недоумения у американских покупателей в зале, — пожал плечами Том. — Интересно, какая за этим стоит история, но, подозреваю, использовалась достаточно могущественная и ловкая магия, — его глаза прямо-таки горели от любопытства, желания узнать все секреты. — Просто отвратительно, — поморщилась Гермиона. — Какая разница, какая использовалась магия, если страдали невинные люди, которым нечего ей противопоставить. Кошмар! Том улыбнулся, и в его улыбке проглядывало что-то зловещее, но в то же время привлекательное. Возможно, его неподдельный интерес смягчал дьявольскую природу его веселья: — Думаю, не стоит бросаться громкими словами, пока мы не изучим детали, — он провёл языком по кончику верхнего клыка. — Вы знаете американскую историю? — оба журналиста отрицательно покачали головой. — Вот и я нет. Мне кажется, несправедливо делать выводы, пока в полной мере не владеешь всем контекстом. Аукцион продолжался. Оставался последний лот. Было видно, что распорядитель уже держится из последних сил, его улыбка сильно потускнела по сравнению с началом. Гости тоже начинали уставать, многие разбрелись в зону бара и негромко переговаривались и смеялись. Настал и выход Тома — он попрощался с Гермионой и Септимусом и занял своё место. — Леди и джентльмены! Последний лот нашего аукциона — и поистине уникальная вещица. Их осталось всего несколько штук, и это единственный экземпляр, который покинул частную коллекцию за последние сто лет, — радостно вещал распорядитель. На сцене появился небольшой столик с бархатной подушечкой, а на нём — медное, немного гнутое ожерелье. — Ошейник для подавления магии у представителей индейских племён, датируемый XIX веком. Начальная цена — десять тысяч драготов. К счастью, ставки Тома и даже Малфоя перебил пожилой, но статный волшебник из какой-то восточной страны в белом тюрбане с заколкой из кроваво-красного рубина, заплатив за него пятьсот семьдесят три тысячи драготов.

***

Стоял ясный, но морозный субботний декабрьский день. Суровый морской ветер обветривал лицо, завывал в сквозняках длинных прямых улиц, а пар из канализационных решёток клубился как никогда плотно, заливая воздух молочной дымкой. Город готовился к Рождеству, тут и там были установлены ёлки, толпы гудели в предпраздничном предвкушении, а ряженые витрины манили огнями и мишурой. Гермиона купила вышедший тем утром номер «Нью-Йоркера», который был также посвящён Рождеству, с изображением большого дома, где семья готовится отмечать Рождество, с ёлкой, подарками, на обложке и направлялась в отель «Сент-Моритц», куда её пригласил встретиться в кафе Том перед прогулкой в Центральном парке. Она пришла немного заранее, чтобы насладиться студёным ясным утром в тишине и полистать журнал, подумать о произошедшем накануне. С одной стороны, она вновь убедилась, что Том, хоть ещё и не абсолютное зло, наводящий ужас змеёныш, потерявший человеческий облик, — отгоняя от себя мысли об этом самом ещё не утраченном облике, — но с удовольствием готов нырнуть с головой во все ужасы, доступные в волшебном мире. С другой — оказалось, что иностранная магия будто бы сама по себе гораздо темнее того, что они учили в Британии. От этого было не по себе, но при этом её возмущали пробелы в знаниях. Как можно ограждать целую страну, прятать доступные грани волшебства у целого народа! Кто дал им на это право, кто позволил им решать за всех! Заказав чайник «Эрл-грея» и получив укоризненный взгляд официанта за то, что попросила к нему молока, Гермиона удобно устроилась за столиком на безлюдной террасе с тёмно-синим козырьком и видом на парк, полный голых деревьев, и принялась за чтение. Легендарное периодическое издание оказалось не более чем рекламным каталогом. Перелистав несколько страниц с объявлениями различных событий, которые будут проходить в городе на следующей неделе, она перешла на рассказы. Правда, на три четверти каждую страницу занимали те или иные рекламы. Бегло просматривая текст и разглядывая картинки, ближе к концу её взгляд зацепился за очередной заголовок:       «ЛЁГКИЙ БУНТ НА МЭДИСОН       На каникулах подготовительной школы Пэнси для мальчиков («Наставник для Каждого Десятого Ученика») Холден Морриси Колфилд…» Сэлинджер! Это может быть только он, любимый писатель мамы. Гермиона не разделяла любви родителей к американской прозе, предпочитая английский романтизм и классику, а уж тем более ей был непонятен Сэлинджер с его пространными, претендующими на интеллигентность, напыщенными размышлениями и излишней, ненужной, а оттого кажущейся пустой заумью дзен-буддизма. Мама им восторгалась и была готова цитировать к месту и не к месту, а Гермиона списывала его творческие изыскания на последствия контузии и посттравматический синдром после войны. Однако, увидев знакомое имя Холдена Колфилда, у неё защемило сердце, и все те мысли и воспоминания о родителях, которые она прятала на задворках сознания больше двух лет, хлынули на неё лавиной столь мощной и всепоглощающей, что излишки проступили слезинкой, медленно скатившейся по левой щеке, обогнувшей челюсть и упавшей с подбородка на рекламу вечеринки в честь Нового года в каком-то отеле, размазав чернила. Она так скучала по маме, что даже Сэлинджер показался ей не так уж плох, становясь тоненькой ниточкой, соединявшей её с прошлым — будущим. — Доброе утро, Гермиона, — раздался над головой из-за спины глубокий голос Тома. Она обернулась и подняла взгляд всё ещё слезящихся глаз. На мгновение тёмные глаза Тома расширились, загадочно вспыхнув незнакомой для Гермионы эмоцией, но он моментально вернул свой привычный слегка отрешённый вид и проскользнул на стул перед ней, снимая свою чёрную шляпу-трильби: — Что ты читаешь? — выхватил он журнал, не спрашивая разрешения. Он быстро пробежался глазами по развороту, просматривая текст по диагонали. Том сдавленно усмехнулся и перевёл на неё взгляд, скептически приподняв бровь: — Ты плачешь из-за этого? Какая чушь! «— …У меня сто двадцать долларов», — принялся читать он вслух. — «А потом, когда закончатся деньги, я найду работу, и мы будем жить где-то у ручья и всё такое. Понимаешь, о чём я? Ей-богу, Салли, мы прекрасно проведём время», — Да что ты говоришь, — издевательски хмыкнул Том. — «А потом, позже, мы поженимся или что-то в этом духе. Что скажешь? Давай! Что скажешь? Давай! Давай сделаем это, а? — Мы не можем просто сделать что-то такое, — сказала Салли. — Почему нет? — с придыханием спросил Холден. — Почему, чёрт возьми, нет?» — Потому что план, Холден, у тебя, прямо скажем, сомнительный, — глумился Том. — Тебя расстроило, как это дурно написано? Понимаю. — Дело не в этом… — вздохнула Гермиона. — Неважно. Том, прищурившись, смерил её взглядом, подперев подбородок ладонью, а его длинный средний палец доставал выше чернильно-чёрной брови. — Я не хочу об этом говорить, — пробормотала она, уткнувшись в чашку. — Как скажешь, — усмехнулся он, продолжая пристально смотреть ей прямо в глаза. — Ты всё ещё согласна на прогулку? Или оставить тебя оплакивать макулатуру? Не успела Гермиона ответить, из-за спины раздался грубый мужской голос: — Прошу прощения, Вы мистер Том Марволо Риддл? Том бесстрастно, но будто с лёгким вызовом посмотрел куда-то у неё над головой. Гермиона обернулась и увидела двух высоких, широких в плечах мужчин в тёмно-синих костюмах, длинных чёрных пальто и в чёрных шляпах-федорах. — Да, — кивнул Том. — Чем могу помочь? — Я агент Уилкинс, — блеснул медным значком с орлом на внутренней стороне пиджака тот, что стоял слева. У него была тяжёлая челюсть и тяжёлый взгляд из-под кустистых русых бровей. — А это агент Довер, — махнул он головой на своего бледного напарника. — Мы представители ДЗМП Америки и хотели поговорить с Вами, не могли бы Вы встать? Том, скептично приподняв бровь, вальяжно поднялся на ноги: — Как пожелаете, — ухмыльнулся он. — Приятно с вами познакомиться. Агент Довер обхватил палочку в рукаве своего пальто и произнёс: — Мистер Риддл, положите руки на стол, чтобы мы их видели. Слегка повернув голову вбок, будто ему крайне любопытно, Том подчинился, продолжая излучать спокойствие и уверенность. Гермиона подала голос: — Что происходит? Ответил Уилкинс: — Прошу прощения, мисс, не вмешивайтесь, — он повернул голову к Тому. — Мистер Риддл, Вы арестованы по запросу Британии. ОМПП Министерства магии выдал ордер на Ваш арест в связи с преступлением, совершённым на британской территории. Осмотревшись, чтобы убедиться, что они одни на террасе и улице, Довер взмахнул палочкой, и на руках Тома появились наручники. Он добавил: — Вы имеете право хранить молчание. Всё, что Вы скажете, может и будет использовано против Вас в суде. У Вас есть право на адвоката. Если Вы не можете позволить себе адвоката, Вам его предоставят. Том невозмутимо заметил: — Боюсь, произошло недоразумение? Уилкинс приманил палочку Тома и ответил: — Понимаю Ваше беспокойство, мистер Риддл, но власти Британии оставили официальный запрос на Вашу экстрадицию. Этот процесс будет включать в себя юридическую проверку в МАКУСА, и у Вас будет возможность оспорить его в суде. Агент Довер добавил: — На данный момент мы собираемся взять Вас под стражу. Вас доставят в федеральный изолятор, где Вам будет доступна помощь адвоката. Будет назначено слушание, на котором Вы сможете оспорить экстрадицию, если захотите. Том прищурился, но не стал лезть в бутылку, а лишь слегка улыбнулся: — Что ж, мне бы не хотелось Вас задерживать, джентльмены, — агенты подошли и взяли его под руки с обеих сторон. — Гермиона, с наступающим Рождеством! Погуляем в другой раз, не скучай! — подмигнул он. Гермиона смотрела вслед трём удаляющимся мужчинам, не находя подходящих слов, в полном ошеломлении, будто во всём мире выключили звук. Она обернулась обратно к столу и заметила чёрную шляпу, висевшую на углу спинки стула. Вздохнув, Гермиона потянулась за головным убором и принялась крутить трильби в руках. Всё сложилось, как она и задумала. Но почему же тогда ей так горько?