Пропаганда

— Как думаешь, если бы ты всё же училась в Хогвартсе, куда бы тебя распределили? — спросил Гермиону Том, забирая у неё его копию «Истории Хогвартса». Первый вторник декабря поприветствовал лондонцев такой редкой для них утренней изморозью. Стояло холодное зимнее утро, солнце уже полностью встало, и его лучи пробивались сквозь покрытое ледяными узорами стекло. Через полчаса у них обоих начинался рабочий день, и уже третий вторник подряд они собирались за завтраком перед его началом. Это получилось как-то стихийно, потому что у Гермионы это самый свободный день после выхода нового выпуска «Спеллы», а у Тома всегда приподнятое настроение после выходного. Работа в лавке оказалась совсем не такой увлекательной, как он рассчитывал, в основном разорившиеся волшебники приносили туда никому не нужное грязное барахло, к которому было противно даже прикасаться, и дело было вовсе не в налипшей к нему якобы тёмной магии. Тому нравилось завтракать с Гермионой. Ему редко доводилось общаться с кем-то, с кем действительно интересно разговаривать. Конечно, ведьма его часто злила тем, что не соглашалась с ним, но если бы Том был с собой честен, ему бы пришлось хорошенько подумать, что ему нравилось больше: когда она находила достаточно веские контраргументы или обращалась к проблеме с точки зрения, которую он раньше не рассматривал, или когда ему всё же удавалось её переспорить. Чтобы не дать их зарождающейся традиции увянуть раньше времени, на выходные он одолжил ей свою «Историю Хогвартса». К тому же так она лучше поймёт, решил он, как устроено общество Волшебного Лондона. К его восторгу, она вернула книгу в таком же идеальном состоянии, как получила: без пометок, мятых страниц и заломов на обложке. — Даже не знаю, — пожала плечами Гермиона. — Решала бы не я, но, наверное, мне бы больше всего хотелось бы попасть в Гриффиндор. — Ты серьёзно? — разливал Том чай им обоим по чашкам. — Мне кажется, это последний факультет, куда бы я тебя отправил. Там учатся одни необременённые интеллектом дикари, вечно ввязывающиеся в драки и слоняющиеся на поле для квиддича. — Дамблдор учился в Гриффиндоре, ты же не считаешь, что он дурак? Он буквально месяц назад единолично спас весь волшебный мир, — принялась за свою яичницу Гермиона. — И тебя это привлекает? Извини, но я в тебе вообще не вижу воина, размахивающего мечом, — приподнял бровь Том. — Если ты такая храбрая, то почему так испугалась в нашу первую встречу? — Я не испугалась! — возмущённо воскликнула Гермиона. — Да неважно, любой факультет достойный, лишь бы не Слизерин… — Я учился в Слизерине, — смерил Том её выразительным взглядом. Гермиона осеклась: — Прости, — совсем не выглядело, будто она на самом деле извиняется. — Не хотела тебя обидеть. — Раненных бросают в воду, — фыркнул Том. — Чем тебе Слизерин не угодил? — Ты, наверное, шутишь? — со стуком поставила она чашку на блюдце. — Его даже остальные Основатели выгнали за вздор о чистоте крови. — Во-первых, не выгнали, он сам ушёл. А во-вторых, раз он такой плохой, что же не закроют его факультет? — Сама не понимаю, наверное, чтобы сразу было видно тех, кто… — осеклась она. — Кто не преминёт пойти по головам ради собственного эгоизма, не считаясь ни с кем другим. Том решил пока пропустить её запинку мимо ушей: — Прошлый Министр был из Рейвенкло, а нынешний — из Гриффиндора. Хочешь сказать, они не шли ни по чьим головам, чтобы оказаться на этой должности? Гермиона сузила глаза: — Хочу сказать, что мне хочется в это верить, потому что я надеюсь на хорошее в людях. В отличие от тебя, ожидающего отовсюду подвоха и грязи. Том сдавленно рассмеялся: — Наивная, — с шутливым укором посмотрел он на неё. — Побудь пока в своих розовых очках, если тебе так нравится. Но когда люди категорично навешивают на всё ярлыки «добро» и «зло», это говорит лишь об узости их мысли. Нет ничего однозначно хорошего и плохого, разница только в умысле. Гермиона опешила: — Неправда! Есть однозначно добрые и злые вещи. — Например? — Например, любовь! — она так гневно намазывала масло на тост, что проткнула его. — Так и знал, что ты это скажешь, — усмехнулся Том. — Да, светлее чувства нет, именно поэтому Ромео и Джульетта совершили двойное самоубийство, а заодно прихватили с собой Париса. Это того стоило, куда уж добрее! — широко улыбнулся он, но потом вновь стал серьёзным. — В любом случае, Слизерина выставляют абсолютным злом либо по малограмотности, либо для самовозвеличивания на его фоне. Его стремление к чистой крови учеников было ничем иным, как следствием его хитрости. Гермиона задержала вилку на полпути в воздухе: — Ой ли? — Ты не учитываешь исторический контекст, — отпил он чаю. — А мне-то казалось, что ты достаточно умна, чтобы читать между строк. Смотри, — поставил он чашку, — дело происходило в X–XI веках, ты учила магловскую историю? Знаешь, что происходило в Британии в то время? — Вообще-то, в то время не было Британии… — поучительным тоном начала явно оскорблённая Гермиона. — Не придирайся, у тебя уже была возможность продемонстрировать свой ум и начитанность, но вот мы здесь, — он проигнорировал её сердитый взгляд. — Англия и Альба, которая теперь называется Шотландия, — раз уж мисс Педант решила придираться к неважным мелочам, — существовали в состоянии вечной войны между собой, а на Острова всё время кто-то прибивался: викинги, норманны, саксонцы. Гермиона крошила в руках тост, слушая его с некоторым скептицизмом во взгляде. Том продолжал: — Хогвартс построен на утёсе в 990-х. На нём такая защита, что зáмок стоит уже почти тысячу лет, и ему хоть бы что. Зачем Основателям настолько оберегать школу? У нас Министерство магии не так защищено, как Хогвартс. Логично предположить, что Основатели готовились к нападению. Причём не маглов — иначе бы они могли ограничиться отпугивающими оберегами — и не какого-то волшебника-одиночки. Они готовились отбиваться от целой волшебной армии, — торжественно закончил Том, отправив в рот кусок яичницы. Гермиона молчала, скептично приподняв бровь. Прожевав, он продолжал: — Рассмотрим Основателей. У нас есть Ровена Рейвенкло — англосаксонская принцесса, дочь короля и волшебника Хенгиста, а ещё жена короля бриттов Вортигерна. У королевы бриттов и принцессы англосаксов будет достаточно денег и мотивации, чтобы построить защитную крепость. А ещё есть Хельга Хаффлпафф, и по её германскому имени можно сделать вывод, что как союзница Ровены, возможно, она прибыла вместе с ней прямиком из Саксонии. Говорят, её реликвия — чаша — обладает целебными свойствами, превращая любую жидкость в целебное зелье, что значит, Хельга — сильная целительница, что крайне полезный в ведении войны союзник. Гермиона подала голос: — С чего ты это всё взял? Даже про половину не было в «Истории Хогвартса»! Том усмехнулся, отрезав кусочек сосиски: — Сверился, например, с «Историей бриттов». Так о чём я? Ах да. Ровена Рейвенкло нанимает или привлекает норманского воина Годрика Гриффиндора для обучения и подготовки воинов, понимаешь, к чему я веду? — Гермиона кивнула. — И, наконец, у нас есть Салазар Слизерин, который, кстати, помимо всего прочего, лично обучал Мерлина — полукровку, а то и вовсе маглорождённого. Если Слизерин принял такого ученика, то что же изменилось после Мерлина, отчего он стал настолько большим поборником чистой крови? Гермиона буркнула в теперь уже пустую чашку: — Старческое слабоумие. Том бросил на неё испепеляющий взгляд: — Ха. Ха. Как смешно, — подчистил он фасоль в тарелке. — Помимо маглов, которые постоянно в стычках друг с другом, случается война волшебников под предводительством Морганы ле Фэй. Мерлин одолевает Моргану, но вскоре объявляется шальной норманн Вильгельм и в 1066 году завоёвывает Англию не без помощи французских волшебников, Малфоев и, возможно, Лестрейнджей. Надо, кстати, мне тебя с ними познакомить. Они, разумеется, пытаются всё это скрывать, но все знают, как Малфоям досталось их поместье. Таким образом, за небольшой период времени проходит две масштабных волшебных войны. Салазар предпочитает хитрость грубой силе Гриффиндора, а потому всего лишь логично, что он начинает переживать о проникновении лазутчиков, и первые подозреваемые — маглорождённые. Гермиона перебила его: — С чего бы? Том смерил её взглядом: — Как думаешь, каковы сейчас шансы этническому немцу начать работать в политике? Гермиона не стала на это отвечать, но вместо этого подметила: — Какая-то паранойя. Том хмыкнул: — Или осторожность, хитрость. Зачем отбиваться и проливать кровь, если можно предотвратить нападение? Кстати о крови. Наверное, ты прочитала, по легенде Слизерин оставил после себя некое чудовище. Сейчас говорят, что оно создано, чтобы очистить школу от нечистых кровью, но что, если это защитник Хогвартса от нападения извне? Скорее всего, остальные Основатели сочли это чрезмерным, и, должно быть, произошла какая-то крайне некрасивая ссора, отчего Слизерин ушёл, не желая оставаться с теми, кто его не понимает, а его мотивация обросла домыслами. — Что ж, я не думала об этом с такой стороны, — задумчиво произнесла Гермиона. — Оно и видно. Всегда надо учитывать исторический контекст, — пожал плечами Том. — К тому же мы делаем выводы по обрывкам записей тысячи лет назад. Историю пишут победители. Ты правда веришь в то, что оставшиеся три Основателя были полностью непредвзяты к хлопнувшему дверью Слизерину? Случись столь ожидаемое им масштабное нападение армии маглорождённых и отбейся он от неё верхом на своём чудовище, ему бы рукоплескали. — Теория у тебя, конечно, стройная. Но что-то не сходится. Почему продолжаются разговоры о чистоте крови? Не отнекивайся, я общалась с твоими дружками, — приподняла бровь Гермиона. — Когда нет собственных достижений, чтобы ими гордиться, людям свойственно возвеличивать себя за счёт того, что просто им досталось. Например, происхождение, — задумчиво произнёс Том. — Гораздо проще ухватиться за то, что ты достоин учиться в Слизерине как чистокровный волшебник, чем доказывать это, проявляя свои хитрость и амбиции в деле. — Но ведь ты потакаешь им? — Я говорю им то, что они хотят слышать, — сделал он паузу, тщательно подбирая слова. — Как говорится, мне несложно, а им приятно. — Какое лицемерие, — Гермиона повернулась, взглянув на настенные часы над барной стойкой. — Ой, уже пятнадцать минут девятого. Нам пора собираться. Расскажешь мне в другой раз, зачем ты врёшь своим друзьям? — Может быть, — улыбнулся Том, надевая плащ.

***

За четыре месяца работы в «Боргин и Бёркс» Том не узнал и не нашёл ничего, хоть сколько-нибудь представляющего для него ценность. В основном в лавку приходили разорившиеся волшебники со своими старыми, грязными, малоценными безделушками, чтобы выручить хоть какие-то деньги, и сомнительные личности, которые просто благоговейно глазели на якобы страшные полки. Расчёт Тома на обнаружение оставшихся реликвий Основателей или изучение скрытых, таинственных форм магии не оправдался. Мистер Боргин очень гордился своим магазином, но, по правде сказать, он скорее делал своей продукции очень хорошую рекламу, чем действительно держал на своих полках что-то стоящее. Для постоянных покупателей доставали сомнительной законности ингредиенты из-под прилавка, но ничего особенно редкого или экзотичного. Гораздо больше незаконных ингредиентов можно было найти у завсегдатаев «Кабаньей головы» в Хогсмиде. Конечно, не каждый захочет хранить у себя дома зачарованные древними проклятьями шкатулки и табакерки, но всё же в этих проклятьях не было ничего, что Том уже не встречал в школьных книгах. Он же искал что-то невиданное. А подобных безделиц можно с лихвой найти, заглянув на чай к Блэкам. Разумеется, самой отвратительной частью его работы были визиты к Хепзибе Смит. С каждым посещением, казалось, она становится всё вульгарнее, хотя куда уж больше. В последний раз она будто нарочно потянулась к столику за его спиной, чтобы только найти повод поднести свою морщинистую грудь в корсете прямо ему в лицо. Том за свою жизнь проделал множество отвратительных вещей — создавал крестражи, касался трупов, блуждал по трубам канализации в поисках Тайной комнаты, в конце концов, жил в приюте, полном малолетних детей с посредственными понятиями личной гигиены, — но мало что могло сравниться для него с таким вопиющим гниением духа. Она заслуживала того, чтобы быть убитой, лишь за свою нечеловеческую жадность. Ей мало было жить в огромном, богатом особняке, собирать все хоть сколько-нибудь значимые по ценности реликвии, набивать свой живот изысканными пирожными и купаться в фальшивом восхищении общественности. Нет, она хотела дотянуться своими толстыми руками с пальцами-сосисками до самой его юности, вытащить из него как можно больше сладких слов, тешащих её самолюбие. Он бы не удивился, будь у неё дневник, куда она вечером выписывает все услышанные и полученные от него знаки внимания. Единственное, что удерживало Тома, — возможно, всё потенциально ценное, что он рассчитывал найти в «Богин и Бёркс», на самом деле там не находилось, потому что всё уже приобрела Хепзиба Смит. А потому он продолжал регулярно наведываться к удушающей старухе, учтиво улыбаться, отпускать дежурные комплименты, от которых она таяла, как жирное кремовое пирожное, забытое на террасе в жаркий летний день, и впаривать ей всё, что только удавалось раздобыть мистеру Боргину. Комиссионные никогда не будут лишними.

***

Том не отмечал свой день рождения. В приюте твой день рождения никому не интересен. Дети, попавшие в приют из настоящей семьи, — а это почти все, — постоянно ныли о своих именинах и раздували из этого большое дело. Новеньким, ещё не узнавшим порядков, даже хватало наглости спросить о торте, но, конечно, никакого торта им не давали. Самое большее, на что можно было рассчитывать, что к чаю дадут кусочек сухого бисквита, испечённого на маргарине, с джемом, где больше сахара, чем ягод, и потёкшими взбитыми сливками вместо обычного куска хлеба с джемом. Хуже всего то, что в отличие от всех остальных детей, только Тома его никчёмная мать родила в канун Нового года, а потому миссис Коул начинала пить свой растворитель с раннего утра и к чаю, будучи изрядно навеселе, отпускала гнусные комментарии о его происхождении, сопровождая это самовозвышением своей благодетели, вырастившей и воспитавшей его, неблагодарного мальчишку. А стоило Тому лучше узнать свою родословную, этот «праздник» стал ещё более удручающим. Будь его мать хоть немного более компетентной ведьмой, ему бы не пришлось влачить своё существование в окружении нищеты и маглов. В Хогвартсе о его дне рождения никто не знал, кроме преподавателей, но когда он оставался в школе на рождественские каникулы, то никакого праздника ему не устраивали. Самое большее, что он получал, — отеческое похлопывание по плечу от Слагги с пожеланием «ещё одного» успешного года. В целом, ему этого было достаточно. Том считал, что нет смысла отмечать факт того, что кто-то зачем-то притащил тебя в этот мир. Гораздо лучше совершить нечто такое, чтобы весь мир отмечал твой день рождения. Это бы говорило о том, что совершил нечто, оставившее неизгладимый след в истории. Вот такие празднества ему были гораздо ближе. В какой-то мере Том немного завидовал Иисусу, чей день рождения затмевал его собственный неделей ранее. В связи с Новым годом у Тома появлялся лишний выходной, а потому он решил, что может позволить себе прогуляться вместо своих обычных изучений магии и тренировок, которыми занимался в свои выходные. На улице стояла мрачная, пасмурная погода, когда всё небо затянуто сизыми тучами, и даже днём кажется, что уже приближается ночь — его любимая. Том отправился в Риджентс-парк к своему старому другу. Когда Том вернулся в Лондон летом 1940 года, то сразу же пошёл в лондонский зоопарк, едва сойдя с «Хогвартс-экспресса». Он узнавал новости только от некоторых маглорождённых учеников, которым писали родители. Он знал про войну, про «Блиц», но одно дело — читать письма, а другое — проходить мимо руин. Повсюду сновали люди с коробочками противогазов на шеях, на дорогах лежали обломки некогда роскошных домов, многие дороги были перегорожены разрушенными зданиями. В зоопарке почти не было зверей, и работник объяснил ему, что многих вывезли в деревню подальше от бомбёжек, а всех ядовитых змей и насекомых пришлось убить, чтобы предотвратить катастрофу из-за возможного побега. Элис Бертрам из Хаффлпаффа проплакала все рождественские каникулы от того, что родители усыпили её собаку — Рекса, кажется, — но тогда Том не мог понять её переживания. Это всего лишь собака, что толку от этих слюнявых, вонючих существ. Теперь же на ватных ногах он спешил в «Дом рептилий». В какой-то мере он отказывался осознавать услышанное, но умом понимал, что увидит именно то, что увидел. В «Доме рептилий» было темно и пусто. Там не осталось почти никого, не пощадили даже знаменитую гигантскую королевскую кобру — гордость серпентария. Если подумать, её, наверное, убили первой. Из всех змей осталось только два питона, и тех заключили в тесные деревянные ящики. В свои четырнадцать лет Том уже не раз встречался со смертью. Задыхающиеся от коклюша малыши в приюте, которые рано или поздно переставали плакать. Пьянчуги на улицах, скрючившиеся на холодной улице с пустой бутылкой в объятиях. Торжественные похоронные процессии в церкви, где нарядно одетые в чёрное женщины картинно прикладывают к глазам кружевные платочки. Никогда раньше смерть не касалась ничего, что было ему хоть сколько-то дорого. Задыхаясь, он съехал вдоль деревянного ящика одного из питонов на пол, и они проболтали до самого закрытия зоопарка. Никто не заметил мальчика, шипящего в тенях. Но сегодня всё должно было быть по-другому. Война закончилась, и нет больше смысла держать питонов в столь ненавистных для них душных тесных коробках. Проходя мимо загонов животных, Том заметил оленей, пасущихся на жухлой зимней траве, яка, ковыряющего копытом окаменелую холодную землю, и скачущего по кочкам барашка. Бомбоубежища разобрали, будто их и не было, а морских котиков кормили, пусть и не самой крупной, но рыбой. Наконец, его встретил серый кирпич «Дома рептилий». Защитные мешки уже убрали, обнажив изысканную лепнину парадного входа. Витражи в арочном окне над дверью поблёскивали таинственным красным, как им и полагалось. Воодушевлённо Том зашёл внутрь. Его сердце, как и всегда, ёкнуло, глядя на пустой серпентарий, но на этот раз питоны были в своём привычном аквариуме, раскинувшись во всю длину, и очевидно наслаждались комфортными условиями. В один из аквариумов вернули и комодского дракона. Однажды здесь вновь будут жить змеи всех мастей. Том поздоровался со своими друзьями, и они принялись обмениваться новостями. Змеи — довольно эгоистичные собеседники, поэтому по большей мере он слушал их жалобы на условия. Казалось бы, можно было бы радоваться, что больше им не приходится жить в темноте, в тряске от взрывов с шумом сирен воздушной тревоги, но вместо этого они жаловались, что раньше их кормили вкуснее, а топили лучше. К закрытию зоопарка Том сообщил им, что скоро перестанет приходить, он отправляется в путешествия. Хоть чувство времени у змей отличалось от человеческого, один из питонов был достаточно стар и, возможно, не доживёт до его возвращения. Но ему, в целом, было всё равно. На краю сознания Том несколько оценил привлекательность собак.

***

В новом году, в самом начале января, Том впервые встретил совладельца магазина, Карактака Бёрка. Дряхлый старик с артритными пальцами и горбатой спиной шаркал к прилавку, опираясь на узловатую деревянную палку. На одном из его глаз была большая катаракта. Том подошёл, чтобы подать ему руку и помочь дойти до прилавка: — Добрый день, сэр. Чем могу быть полезен? — Ты, голубчик, видимо, наш новый продавец, — проскрипел старик. — Боргин мне про тебя все уши прожужжал, говорит, нам невероятно повезло с новым работником. — Том Риддл, мистер Бёрк, — учтиво кивнул Том. — Для меня огромная честь наконец-то с Вами познакомиться. — Не сотрясай воздух пустыми любезностями, — сипло хмыкнул мистер Бёрк. — Расскажи лучше, как идут дела, что новенького у нас. Том отошёл от старика и вытащил коробку из-под прилавка: — Из последнего, нам доставили набор друидских серпов, предположительно ими совершали человеческие жертвоприношения, — произнёс он, открывая коробку, в которых лежало три туповатых, подёрнутых ржавчиной кривых серпа. — Но, учитывая, насколько редко кельты их совершали, мы с мистером Боргином несколько сомневаемся в правдивости. — Что-то не сходится, — протянул старик. — Разве друиды устраивали человеческие жертвоприношения не через плетёного человека? Кажется, вас обдурили. Том хмыкнул: — Мы задали тот же вопрос, но нас заверили, что это просто другая ветвь друидов. Сегодня я планировал провести полную диагностику. Если нам солгали, продавцу достанется только ничтожная предоплата. — Н-да, негусто, — крякнул мистер Бёрк. — Эх, прошли времена, когда к нам прибивались безграмотные бродяжки с настоящими сокровищами. — О чём Вы? — немного резковато спросил Том, едва скрывая волнение. — Давным-давно, ох, дай Мерлин памяти, лет двадцать тому назад к нам пришла настоящая оборванка и заявила, что ей очень нужны деньги, а у неё, представь себе, медальон Слизерина, — протяжно пересказывал мистер Бёрк, оперевшись обеими руками на трость. — Ну, сам знаешь, у тебя самого небось отбоя нет от таких заявлений. Том молча кивнул и принялся перекладывать серпы, чтобы чем-то занять руки. Владелец магазина продолжал: — Так вот, посмотрел я на него и вижу знак Слизерина — оно! Вот ей-богу, настоящий. А девчонка-то была на сносях, со дня на день разродится, да и умом не блистала, одета в рубище, — фыркнул старик. — Ну, я и предложил ей десять галлеонов. А она возьми и согласись! Ещё и благодарила меня, — гнусно захихикал мистер Бёрк. Желудок Тома резко сжало, а ладони вспотели. Внутри всё клокотало. Сделав глубокий вдох, чтобы взять себя в руки, он спросил: — И что случилось с медальоном? — Мы с Боргином потом продали его Хепзибочке. Она, конечно, выёживалась, говорила, мол, цену ломим, но мы-то знаем, что эта сорока своего не упустит. Да и как можно назначить цену бесценной вещи? — широко улыбнулся мистер Бёрк, обнажив редкие жёлтые зубы. — Но это, пожалуй, было наше самое удачное приобретение и сделка, эх, где б сейчас найти такие сокровища… Том уже не слушал причитания старика. Мысли неслись в голове, обгоняя друг друга. Всё же хорошо, что он пока не успел убить Хепзибу Смит.