
Пэйринг и персонажи
Метки
AU
Частичный ООС
Неторопливое повествование
Развитие отношений
Серая мораль
Слоуберн
Элементы романтики
Элементы юмора / Элементы стёба
Насилие
Смерть второстепенных персонажей
Первый раз
Сексуальная неопытность
Манипуляции
Нездоровые отношения
Психологическое насилие
Канонная смерть персонажа
США
Боязнь смерти
Психологические травмы
Характерная для канона жестокость
Китай
RST
Становление героя
Великобритания
От врагов к друзьям к возлюбленным
Кинк на интеллект
Путешествия
1940-е годы
Великолепный мерзавец
Хронофантастика
Кинк на силу
Мифы и мифология
Религиозные темы и мотивы
Темная сторона (Гарри Поттер)
Политические интриги
Крестражи
Журналисты
Убийственная пара
ОКР
Вторая мировая
Нерды
Южная Америка
Описание
Надежда Волшебной Британии Том Риддл отмахнулся от напророченного ему блистательного будущего и предпочёл третьесортную лавку и странствия по миру. Но, оказывается, у него была спутница.
"Власть искусного пропагандиста так велика, что он может придать человеческому мышлению любую требуемую форму, и даже самые развитые, самые независимые в своих взглядах люди не могут целиком избежать этого влияния, если их надолго изолировать от всех других источников информации".
— Ф. фон Хайек
Примечания
старые томионские песни о главном
я настолько преисполнилась в своих переводах, что впервые за 10 лет (в жизни) мне кровь из носу нужно написать что-то самой. краткость — сестра таланта. которого у меня нет, поэтому это будет долго. а ещё будет много мифологии, политики и сносок с историческими справками.
свалка исторических фактов и обоснований:
https://t.me/propaganda_byepenguin
плейлист(ы):
https://concise-click-b5c.notion.site/c327ada36f704780a015aaec1f0dc464
если Вы считаете, что Хепзибу убили в 1950-х, то таймлайн, смещён на 10 лет раньше. но раз уж сама Дж.К.Р. не может произвести однозначные расчёты, думаю, можно позволить себе некоторую вольность
спасибо, что заглянули 🩵
Посвящение
неистовые благодарности Ариночке за невероятную обложку 🩵
https://ficbook.net/authors/8452883
Глава 7. Мыслить как преступник
01 августа 2024, 05:34
Может, этот мир и казался дурным, беспробудным сном, но в нём всё шло, как положено.
Ноябрь встретил ледяным ветром, сбивающим с ног, густым гороховым супом тумана и дождями всех мастей. Солнце, и без того редкое в английских широтах, не показывалось уже почти месяц. Ночи были не такими студёными, как в Хогвартсе, но удивительным образом холод пробирал до самых костей даже сильнее шотландских морозов. В общем, как и должно быть.
Вчера Альбус Дамблдор окончательно одолел Гриндевальда, и утренний «Пророк» был полностью посвящён их дуэли. Такого противостояния волшебный мир не видел никогда, и, Гермиона знала, его будут вспоминать в следующие пятьдесят лет. «Пророк» рукоплескал мастерству и ловкости Дамблдора, воспевал его могущество и славил Волшебную Британию за то, что они избавили Континент от Тёмного Лорда. Свидетель Эльфиас Дож, видимо, задыхаясь от благоговения, пересказал корреспондентам, как это было. Гриндевальда арестовали, а в глазах её помолодевшего директора на фотографии на первой полосе сквозила едва уловимая горестная грусть. В общем, как и должно быть.
Гермиона собиралась вечером в бар послушать джаз. Свингующим шестидесятым ещё только предстояло развернуться по полной, но молодые юноши и девушки, освобождённые от бремени войны, упивались вечеринками и устраивали себе праздники при любом подходящем случае. Конечно, жилось им непросто: нормирование сохранялось, работы было мало, а правительство приказало отдать пустующие комнаты в домах ветеранам войны добровольно, иначе их передадут дембелям силой. Но танцы субботним вечером — это святое. Впервые за полгода Гермиона на них собиралась тоже. В целом, как и должно быть, если бы не одно «но».
Её спутником был никто иной, как Том гроза-светлого-будущего-и-всего-двора Риддл. Гермиона всю неделю задавалась вопросом, почему она на это согласилась. Она уверяла себя, что это возможность узнать его получше, подобраться поближе, чтобы позже у неё появилось больше возможностей обойти его на поворотах. Но если бы она была честна с собой, то признала бы, что она настолько не ожидала, что неокуклившийся Тёмный Лорд — любитель музыки, что в полном недоумении согласилась, лишь бы ещё послушать его рассуждения о магии.
Об этом не писали в книгах — что было её единственным уважаемым источником любой информации, кроме Дамблдора, — но его рассуждения казались логичными. Никогда раньше ей не доводилось встречать кого-то, кто просто понимал бы магию. Профессора обладали обширным запасом, кладезью знаний, но они лишь искусно исполняли предписания из книг, написанных до них. Единственным, кто ей встречался с чем-то подобным, был Снейп, но гнусный предатель, убийца Дамблдора и просто грязнуля, самоутверждающийся за счёт малолетних детей, был в самом конце её списка людей, на прислушивание к которым вообще стоит тратить время. Может, на пару позиций выше Амбридж.
Том же, казалось, с магией был на «ты». Конечно, она знала, что могущественный волшебник, ведь уже подростком он создал не один, а несколько крестражей, на которые едва ли решился кто-то, помимо Герпия Злостного. Было бы глупо считать, что на этом его знания исчерпаны. Маглорождённый, проводящий каникулы в Магловском Лондоне мальчик уж точно прочитал множество книг и отработал бесчисленное число заклинаний, чтобы даже додуматься до подобного. Гермиона, прочитав тот же источник, что и он, не понаслышке знала, что этому требуется не только определённый склад личности — ей всё ещё было противно даже думать о процессе создания, — но и некоторая, если не храбрость, то хотя бы решимость. О его могуществе говорило хотя бы то, что ему вообще пришла в голову идея проделать это несколько раз, самоуверенно прикинув, что ему хватит на это сил. Что ещё он знает, чего она не успела прочитать?
Раздался стук в дверь.
— Заходи, открыто! — крикнула Гермиона, наклонившись, чтобы застегнуть свою туфлю.
— Добрый вечер, — запнулся Том от того, что Гермиона резко выпрямилась. Она успела заметить, что у него приоткрылись губы, но он быстро взял себя в руки. — Готова идти?
Гермиона знала, что он работает по выходным, а потому поняла, что он успел зайти переодеться — как и всегда, во всё чёрное. На нём были костюм-тройка, тонкая рубашка и шёлковый галстук с серебряной булавкой. Поверх был наброшен чёрный габардиновый плащ, а в руках он держал модную для того времени шляпу-трилби.
— Привет, Том, — улыбнулась она ему. — Пошли, — прошла она мимо, запирая за собой дверь.
Он протянул ей руку, на что она вопросительно уставилась. Они никогда прежде даже не касались друг друга, не считая одного столкновения, а Том всегда усиленно поддерживал между ними небольшую дистанцию.
— Нам нужно аппарировать, а ты там никогда не была, — приподнял он одну бровь. — Не бойся, я не кусаюсь, — надел он шляпу другой рукой.
— Ладно, — Гермиона взяла его за руку. Она не была уверена, чего она от этого ждала, но почему-то его материальность и тепло человеческого тела немного выбили её из колеи. Гораздо проще было воображать его змееподобным чудовищем, представляя холодные, склизкие конечности.
***
Они оказались в волшебном баре в центре Сохо. Сводчатый невысокий потолок и неровные стены чем-то напоминали пещеру. По обе стороны вдоль стен в нишах расположилась пара десятков столиков с тёмными кожаными диванами, на которых мерцали свечи. В конце этой длинной пещеры располагалась подсвеченная софитами сцена, где играла группа из пяти волшебников с контрабасом, роялем, ударной установкой, саксофоном и гитарой в белых фраках с чёрными бабочками, а в центре у стойки микрофона пела высокая изящная ведьма в длинном, расшитом пайетками серебристом платье. В проходе между столиками танцевали пары волшебников и ведьм разных возрастов, а справа от сцены располагалась барная стойка, где сидело лишь несколько мужчин. — Пойдём, — Том махнул ей рукой, чтобы она следовала за ним к одному из свободных столиков, вновь вернувшись к своей дистанции. — Выпьешь? — спросил он, проскальзывая за один из диванов. Гермиона села напротив. — Как сам, — отрешённо сказала она, впитывая глазами окружающую её обстановку. Волшебный мир давно перестал её удивлять, но это было чем-то совершенно иным. — Тогда мы будем шампанское, — заявил Том, и перед ними тут же появились два старомодных хрустальных бокала-креманки с насечками крест-накрест. — Я думала, ты не пьёшь? — Гермиона припоминала, как он однажды нелестно отозвался о посетителях «Дырявого котла». — Кроме шампанского по особым случаям, — пожал он плечами, лукаво улыбнувшись. — Если сам монах Дом Периньон сказал: «Кажется, я попробовал звёзды!» — то, пожалуй, мне это подходит, — Том приподнял бокал. — За магию! Гермиона чокнулась с ним. Некоторое время они слушали музыку, Том подмечал для неё разные джазовые фразы и объяснял разницу между свингом и бибопом, слегка наклонившись в её сторону, чтобы говорить потише. «Может, зря я думаю, что попала в прошлое? Может, просто так выглядит смерть?» — думала Гермиона, силясь осознать, что она сидит в джаз-баре с личинкой Волдеморта и, если будет совсем честна с собой, приятно проводит время. — Ба, Риддл, какие люди! — раздался голос у прохода. Гермиона повернулась на звук. — Мальсибер, Розье, — кивнул Том, поднявшись из-за стола, чтобы пожать руки двум юношам. — Какими судьбами? — Зашли поглазеть на Аурелию Локхарт, конечно, — сказал Мальсибер, махнув головой в сторону певицы. Он был невысоким, коренастым парнем с зачёсанными с бриолином русыми — насколько можно судить в таком приглушённом свете — волосами. Самыми выдающимися чертами его лица были кустистые нависающие брови, под которыми было невозможно рассмотреть цвет глаз, и тяжёлая квадратная челюсть. Он держал в руке невысокий стакан, видимо, с огневиски. — Только не говори, что ты здесь по другому поводу! — усмехнулся долговязый, тонкокостный Розье с заострённым лицом с длинным носом и тёмными глазами-бусинками. У него были каштановые волосы до плеч, а в руке он держал пузатый бокал для бренди. — Держи свои грязные намёки при себе, с нами леди, — не впечатлившись, протянул Том. — Джентльмены, познакомьтесь, Гермиона Грейнджер. — Здрасьте, — машинально протянула Гермиона руку для рукопожатия. Розье её поцеловал, а следом и Мальсибер. На это ей оставалось только ошарашенно моргнуть. Парни явно ждали приглашения, чтобы сесть, что они и сделали, когда Том слегка кивнул. Было без слов понятно, что он среди них непререкаемый авторитет. Все по очереди проскользнули на одну сторону стола, чтобы не стеснять Гермиону. Должно быть, это какие-то старомодные порядки, решила она. — Однако! Вы слышали новости? Дамблз разделался с Тёмным Лордом! — начал светскую беседу Розье. — Какой Тёмный Лорд, такой и исход, — хмыкнул Мальсибер. — Нечего было якшаться с гряз… Кхм, — покосился он на Гермиону. — С маглорождёнными. Отец всегда говорил, что в этом и будет его погибель. — Мне кажется, — не выдержала Гермиона, — с его стороны, если уж и задаваться целью стать Тёмным Лордом, было мудро сплотить людей со всей волшебной кровью, неважно, каково их происхождение. Магия есть магия. Товарищи Тома рассмеялись. Первым успокоился Розье: — Риддл, где ты откопал такой бриллиант? Вот умора! — картинно смахнул он несуществующую слезу. — Прошу прощения? — возмутилась Гермиона. — Маглорождённые — погибель волшебников, — торжественно произнёс Мальсибер. — На таких только время терять, обучая их, а можно было бы преумножить магию, сохраняя её только между чистокровными. — К тому же, они бомба замедленного действия среди волшебного сообщества, — добавил Том, искоса на неё взглянув. — Чем следить за соблюдением Статута о секретности, проще раз и навсегда его упразднить и дать власть достойным, то есть волшебникам. Маглы — обезьяны с гранатами. Гермиону ослепила ярость: — И кто же тебе дал право решать, кто достойный! Ты что, господь бог? — взвизгнула она. — Маглы ни с кем не считаются, живя на этой планете, даже сами с собой. С чего бы нам считаться с ними? У маглов нет магии, они априори слабее волшебника, — процедил Том. — И по этой же логике вы считаете, что и маглорождённые чем-то вас слабее? Розье и Мальсибер беспечно закивали, будто это само собой разумеющееся. Том же прожигал её взглядом, не шевелясь. — То есть вы хотите сказать, что магия, например, домовых эльфов чем-то менее достойная, чем магия волшебников? — приподняла Гермиона бровь. Розье прыснул: — Есть причина, почему они прислуга, — но тут он осёкся от жёсткого взгляда Тома. — А ничего, что они умеют то, что не умеют волшебники? Например, им нипочём антиаппарационные барьеры? — вокруг Гермионы затрещал воздух. — Это не… — пытался влезть Том. — Или вы хотите сказать, что Дамблдор недостаточно хороший для всех вас волшебник, когда он один на один расправился с диктатором, терроризирующим целый континент? — сердце Гермионы гулко било в груди. Хорошо, что в баре темно, и никто не заметит, что у неё от гнева горят щёки. — А он тут при чём?! — отпрянул Том. — Как при чём? У него маглорождённая мама, что делает его полукровкой, если мне не изменяет память по части идеологии чистоты крови, — усмехнулась Гермиона. — Или ты не знал? Да ладно! Ты матчасть-то подучи, прежде чем нести всякую чушь! Том уставился в свой пустой бокал. Его ноздри раздувались чуть больше обычного, отчего она сразу догадалась, что он злится. Видимо, с ним редко спорили или указывали на что-то, что он не знал. — Выше голову, Том, не дуйся, — похлопала Гермиона его по плечу. — Корона упадёт, — усмехнулась она. Его глаза блеснули красным, но она списала это на полумрак мерцающих свечей. — Доброго вечера, джентльмены, была рада нашему знакомству, — на этом она резко встала, в три шага дошла до точки аппарации и, обернувшись на каблуке, перенеслась прямо домой. Может, со стороны её побег и казался трусливым, но она просто лишь была вот настолько близка, чтобы поджечь чей-то подол. Чей-то чёрный габардиновый подол.***
Воскресенье она посвятила исследованиям времени. Волшебные книги, которые она находила во «Флориш и Блоттс», а также те, что были у неё с собой в бисерной сумочке, не дали ей ровным счётом никакого ответа. Всё сводилось к «это невозможно». Но поскольку она сама была живым доказательством обратного, этот ответ её никак не устраивал. Гермиона обратилась к магловским изысканиям, философским трактатам и художественной литературе. Она пыталась посмотреть на проблему с научной точки зрения, вникая в теорию относительности, как бы это ни было сложно без изучения фундаментальных наук в старшей школе, продиралась сквозь заумь французской философии, зевая от скуки, и даже перечитала детскую «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура», но скорее от бессилия, чем с истинным намерением найти ответы на свои вопросы. Как много ещё не было опубликовано в этом времени! Даже жанр научной фантастики лишь только зарождался, а уж труды Хокинга и вовсе остались на папиной полке в её далёком будущем. Целый день она провела за бесполезным пролистыванием книг. Можно было построить бесчисленное множество теорий, но Гермиона не была уверена в целесообразности. Если не делать ничего, то в худшем случае она посмотрит, как окажется в 1998-м из этой временной точки через пятьдесят три года. Если же экспериментировать вслепую, можно, например, оказаться ещё дальше в прошлом или вовсе исчезнуть из бытия. Что, пожалуй, гораздо хуже. Она чувствовала, что ей категорически не хватает знаний, чтобы принять взвешенное решение и приступить к действию, а потому решила подумать, где бы ей ещё найти этих самых знаний. Из мыслей её выдернул резкий, отрывистый стук в дверь. Гермиона никого не ждала, но без лишних подсказок знала, кто пожаловал. — Привет, Том, — поприветствовала она гостя, ещё только начиная отпирать замок, даже не глядя в глазок. — Не собираешься извиниться? — от его былых образцовых манер не осталось и следа. В остальном же его образ оставался безупречен: отглаженная чёрная рубашка, идеально ровные, острые стрелки чёрных брюк, но вместо более формальных пиджака и галстука, в которых ходил на работу, — тонкий чёрный кашемировый свитер. У него, что, аллергия на другие цвета? — За что? — застигнутая врасплох таким прямым вопросом Гермиона забыла о любых осторожностях и перешла в режим глубокой обороны. — Ты выставила меня дураком перед моими… кхм, друзьями, — скрестил он руки на груди, облокотившись боком на косяк. — Ты себя сам им и выставил, потому что мысли у тебя глупые, — может, пререкаться с Риддлом не самая удачная идея, но Гермиона уже закусила удила. Том прищурил глаза: — Могу я войти? — Нет, конечно, совсем обнаглел? — Гермиона тоже скрестила руки на груди, крепче сжимая палочку. — Тогда пошли ко мне, я не хочу разговаривать на лестнице, — наклонил он голову. — Мне с тобой вообще не о чем разговаривать. Пока, Том, — закрыла она дверь. Но в следующую секунду она широко распахнулась, отбросив Гермиону ударной волной чистой магии: ощутимой, осязаемой, но всё же достаточно слабой, чтобы устоять на ногах. Взгляд Тома метал молнии: — Я, видимо, забыл волшебное слово: пожалуйста? Гермиона стояла с широко раскрытыми от ужаса глазами. За учтивостью красивого юноши, любящего музыку, было практически невозможно разглядеть абсолютное зло, в которое он скоро превратится или просто откроется миру. Теперь же перед ней стоял могущественный волшебник, одним взмахом руки — даже не палочки — распахивающий закрытые перед ним двери. Ей, очевидно, придётся с ним поговорить, добровольно или нет, но сейчас она не в состоянии мыслить прямо. Да и он, возможно, просто приглашает её, чтобы убить и дело с концом. Он же, небось, и так знает, кто она и откуда. Но нельзя и пустить его внутрь, он может запросто найти то, что не предназначено для его глаз. Нужно как-то выиграть время и придумать план. — Том, ты явно на взводе, а мне ещё надо кое-что доделать по работе, — пространно махнула она рукой в сторону рабочего стола. — Давай в другой раз? — Я хочу поговорить с тобой сейчас, — упрямо процедил он. — А я не хочу, — сузила Гермиона глаза. — Поэтому предлагаю компромисс: давай выпьем чаю в следующие выходные? — Я не терплю компромиссов, — «Да уж куда тебе». — Тогда до свидания, — Гермиона потянулась к ручке двери. Том усмехнулся под нос: — Ты, может, не заметила, но закрытой дверью тебе меня не удержать. — Нет, но мы оба знаем, что если бы ты мог получить, что хочешь, силой, ты бы давно это взял сам, — от неожиданности Гермиона часто действовала опрометчиво, но ничего не могла с собой поделать. — Или ты думаешь, я не заметила, как ты шерстил у меня в голове в день нашей первой встречи? Ты можешь ворваться ко мне, приковать меня к батарее и разорвать все мысли в клочья, но это не будет «разговором», которого ты добиваешься. — С чего ты взяла, что знаешь меня? — прошипел Том. — Мы едва знакомы! — Я просто наблюдательная. А тебе что от меня нужно? Том прожигал её взглядом, пока она тонула в его тьме. От его пронзительности поднимались маленькие волоски на шее. В книгах по теоретической физике ничего не было сказано о таких чёрных дырах. Наконец, он холодно произнёс: — В следующие выходные я занят. Приходи ко мне четырнадцатого после работы. Принеси что-нибудь к чаю, — на этих словах он аппарировал. Видимо, выступление было бы неполным, если бы он ушёл по лестнице, как нормальные люди. А чтобы оставить совсем уж неизгладимое впечатление, не прозвучало и хлопка.***
В среду Гермиона держала коробку сконов с топлёными сливками и малиновым джемом в одной руке, а другой стучала в дверь логова зверя. Ей казалось, что она совершает какую-то страшную ошибку и даже в глубине души готовилась к скорой кончине. Но зверь знал о магии слишком много, чтобы этому противиться, а уж настойчивости ему и вовсе не занимать. За десять дней она подготовилась насколько можно тщательно. Несколько раз в день она занималась медитативными практиками и оттачивала окклюменцию. Перед сном она усердно сортировала все свои мысли и воспоминания, отправив всё, что было связано с Хогвартсом и Волдемортом, подальше на задворки сознания, и засыпав те воспоминания путешествиями, в которые ездила с родителями, чтением разных книг и разными обыденными вещами, которые бы могли сойти за что-то произошедшее в начале ХХ века. Несмотря на то, что она давно не занималась, навык окклюменции к ней вернулся довольно легко, правда, в темноте полного ничто, в которую она погружалась во время медитаций, начало таиться что-то ещё, что-то подозрительно знакомое, но это присутствие было достаточно слабым, чтобы пока не обращать на него внимания. Всё, что могло бы её как-то скомпрометировать, а самое главное, чашу Хаффлпафф и медальон Слизерина, она спрятала на самое дно своей бисерной сумочки. Проблемой осталось её защитить. На свою квартиру она наложила сильнейшие обереги, на которые была способна, и шоу с распахиванием дверей показало ей, что этого недостаточно. За неимением ничего лучшего в доступе, она обратилась к «Тайнам наитемнейшего искусства». Клин клином, как говорится. С содроганием пролистнув часть о крестражах — и стараясь не думать, что Том уже сделал это, как минимум, дважды, — она нашла обряд, который показался ей достаточно сильным, но при этом не требующим больше нескольких капель её крови и заклинания на древнегреческом. Успокаивая себя тем, что это нужно для дела и общего блага, она зачаровала свою сумочку так, чтобы все, кроме неё и её кровных родственников, должны принести в жертву свою ведущую руку. Как бы Волдеморту ни было плевать на своё тело, как бы ни был он силён в беспалочковой магии, она всё же сомневалась, что он согласится пожертвовать своей правой рукой. Для чистоты дела сумочка отправилась под половицу, на которую изнутри были нанесены руны принуждения, отвлекающие внимание. И вот теперь она с самым невинным видом стояла на пороге Тома Риддла в бордовом тёплом плаще, рабочей одежде и с булочками к чаю. За последние десять дней они не разговаривали, а он больше не пытался сделать вид, что случайно столкнулся с ней после работы, чтобы обсудить погоду по дороге к каминам «Дырявого котла». Ей как будто стало легче дышать, но одновременно на душе скребли крысы тревоги. К тому же она была почти уверена, что её план оставаться в достаточной близости примерно полностью провален, а потому её нахождение в прошлом теряло любую полезность. Дверь распахнулась через секунду после её стука. За ней, разумеется, никого не стояло. — Гермиона, заходи. Дверь в гостиную за твоей спиной справа, располагайся, но не садись в кресло у окна. Я сейчас подойду, — раздалось откуда-то из квартиры. Квартира Тома была гораздо больше её собственной. Начать хотя бы с того, что в ней были комнаты и даже прихожая. В ней она повесила свой плащ на крючок и прошла за указанную хозяином дверь. За ней оказалась небольшая гостиная с окном в пол и маленьким балконом, с которого он свешивался в первый день их знакомства. В комнате царил прямо-таки армейский порядок: два кресла образовывали между собой прямой угол, обрамляя круглый резной журнальный столик перед камином из такой же терракотовой плитки, как и её. На нём по росту, равноудалённо выстроились подсвечники и какие-то зачарованные магические безделушки. Обе свободные от камина стены были заставлены книгами, которые были отсортированы по цветам, а в группе своего цвета — также выстроены по росту. Кремовый ковёр был зачёсан в одну сторону, волосок к волоску. И даже огромная стопка газет, доходящая ей чуть выше колена, была ровной, как по линейке. Поставив коробку сконов на столик, она подошла к газетам. Сверху лежал сегодняшний выпуск «Дейли Миррор»: «БОРЬБА ЗА БРИТАНСКИЙ БАТОН НАЧАЛАСЬ». — Добрый вечер, Гермиона, — раздался за её спиной глубокий голос. — Привет, Том, — обернулась она. — Как поживаешь? — Не жалуюсь, как твои дела? — он показал ей жестом на кресло возле себя, сидя в том, что ближе к окну. Как и всегда, он был одет во всё чёрное и безукоризненно выглаженное. Гермиона села на указанное место и принялась развязывать ленточку на коробке: — У меня всё хорошо, спасибо. Так о чём ты хотел поговорить? Том взмахнул рукой, и на столике появился чайник, молочник, сахарница (её, которую он уже два месяца как не возвращал), две больших чашки с блюдцами и ложечками и две маленькие тарелки под сконы: — Надеюсь, ты любишь «Эрл Грей». Это был её любимый сорт: — Да, спасибо, — она не сводила с него глаз, ожидая ответа на свой вопрос. — Слушай, в прошлые выходные я вспылил. Но ты не имела никакого права так со мной разговаривать, — Гермиона открыла было рот, но он не дал ей вставить и слова. — Ты пришла в бар со мной, и я познакомил тебя со своими друзьями, а в ответ ты принялась из кожи вон лезть, чтобы выставить меня дураком. Тебя в каком хлеву воспитывали? Гермиона задохнулась от такой наглости. — Не знаю, может, тебя твои личные учителя не учили манерам, но в приличном обществе грязное бельё не полощут, — хмуро закончил Том, откинувшись в кресле и забросив лодыжку на колено. — То есть ты хочешь, чтобы я извинилась не за то, что сказала, а перед кем я сказала? — Гермиона силилась понять, к чему он ведёт. — Не могу признать, что очень рад, что ты со мной споришь, я думал, ты умнее, но да, как моя спутница, ты должна была быть на моей стороне, — говорил Том с таким видом, будто это что-то само собой разумеющееся, а она просто дикарка Покахонтас. Первым порывом Гермионы было выложить ему всё, что она думает и о нём, и о его заявлении, и уж тем более разложить, где и в чём он был неправ. Она уже было раскрыла рот, но осеклась: как-никак, сейчас совершенно другое время. Время, где женщины лишь недавно начали голосовать, а пожилые мужчины считали это развращением современности. Время, где женщины после тягот войны с радостью принялись играть в хранительниц домашнего очага, чтобы забыть о тяжёлой работе во благо фронта. По правде, в магловском обществе женщинам едва ли давали слово, окажись они в компании нескольких мужчин. Волшебное общество, конечно, в чём-то было более прогрессивное, но и волшебник перед ней вырос в строгости приюта и до сих пор читает магловские газеты. Гермионе отчаянно не хотелось с этим мириться, но это не то, что можно решить лишь по своему хотению, а потому, продолжи она сопротивляться, она и впрямь прослывёт хамоватой дикаркой. Шанс вернуться в игру и навести разрушенные мосты обратно упускать она не собиралась. — Ты прав, это было грубо с моей стороны. Извини, — вздохнула Гермиона. — Но я не собираюсь извиняться за своё мнение. — Я тебя и не прошу, его я тебе изменю сам, — широко улыбнулся Том. — Потому и позвал тебя. — Ты слышал когда-нибудь о понятии «бред величия»? — нахмурилась Гермиона. Том рассмеялся громким, необузданным смехом, которого она никак не ожидала от такого чопорного, всегда собранного человека: — Конечно, я его и изобрёл! — улыбнулся ослепительной улыбкой с идеально ровными зубами. — Давай начнём с самого начала. Значит, ты хочешь сказать, что маглам можно доверить оставить их самих по себе, — он взмахнул рукой, и одна из газет из стопки приплыла ему в руки. — Что тебе известно об атомной бомбе? Гермионе кое-что, конечно, было известно, но сложно сказать, сколько из этого она могла бы знать в настоящее время, а потому ответила: — Что это? — О, ты сейчас удивишься. «Было сказано, что новая бомба и возможные последующие либо закончат войну, либо мир!..» — начал читать Том одну из статей вслух. До позднего вечера они пили чай, обсуждали последние новости и спорили. Спорили, что разрушительнее: адское пламя или атомная бомба. Спорили, как далеко бы зашёл Гриндевальд, не будь расчищающих ему дорогу нацистов. Спорили, что гуманнее: заклятье Круциатус или изощрённые средневековые пытки. Гермиона старалась говорить поменьше о магловской стороне вопроса, чтобы случайно не сболтнуть лишнего, а потому в этом больше слушала Тома. Может, он и вырастет Тёмным Лордом, но пока что это был мальчишка, который, прикрываясь высокомерным презрением, просто боялся смерти, живя с ней бок о бок шесть лет и без возможности использовать единственную защиту — магию, а лишь полагаясь на взрослых, которые всю жизнь его подводили. Том проводил её до двери — аж на целый этаж выше, — как всегда оставаясь на небольшом расстоянии. — Спасибо за вечер, Гермиона. Мне никогда ещё не было так интересно с кем-то разговаривать, — слегка улыбнулся он, приподняв один уголок губ. — Доброй ночи, — и он снова беззвучно аппарировал. Выпендрёжник. Они мало в чём соглашались, что безумно раздражало Гермиону, но Том так много всего знал и зачастую смотрел на всё под таким неожиданным углом, что она не могла просто встать и уйти, как обычно делала со своими упрямыми друзьями. Возможно, научиться мыслить как преступник помогло бы им в будущем не хуже, чем просто необходимость искать меньше крестражей. Гермионе всегда мастерски удавалось рационализировать свои действия.