Пропаганда

Гермиона ждала письма, сидя на клетчатом покрывале своей кровати и пристально глядя в окно. Каким-то образом, именно сам факт путешествия во времени не так уж и сильно её потряс, как могло бы показаться. Она всегда благоговейно относилась к понятию Времени, даже до Хогвартса. Всё её детство они с папой смотрели «Доктора Кто», пока сериал окончательно не закрыли незадолго до прибытия её письма о зачислении. Маленькая Гермиона со всех ног бежала из школы, спешила доделать уроки, только чтобы они с папой могли посмотреть новую серию в полвосьмого, сидя на большом плюшевом диване под мягким вязанным пледом, — как бы сильно она ни любила сериал, она бы не смогла отделаться от досадного, зудящего дискомфорта, если бы села перед телевизором без сделанной домашней работы. Это была любимая передача папы. Он не пропускал ни одной серии с самого первого выпуска. Он рассказывал, что в тот день все каналы сообщали только о смерти Кеннеди, а он болел ветрянкой и изнывал от скуки. Ну какому восьмилетнему английскому, да любому другому, мальчику есть дело до американского какого-то президента? Он случайно попал на странную заставку с неземными, как ему тогда казалось, звуками, и больше не мог оторваться. Гермиона не жаловала телевизор, предпочитая ему книги, но что-то в том, как сильно сериал любил папа, как сложно иногда было понять, как связаны все эти временные линии и прочие тонкие материи, как умён и остроумен был главный герой — всё вместе не давало ей оторваться. В детстве она мечтала и сама встретиться с Доктором, исследовать и время, и пространство, ну или хотя бы стать доктором, как её папа. Гермиона очень скучала по своему папе. Он был рационален и последователен, как и она сама, и именно он привил ей любовь к учёбе. Но в то же время он был из тех, кто, не задумываясь, поверит в реальное существование инопланетянина. Ну а как иначе, если он двадцать шесть лет подряд каждую неделю смотрел на его приключения? До Хогвартса у Гермионы не было друзей, но даже когда в её жизни появились Рон и Гарри, папа всё равно оставался её близким, лучшим другом. Именно он убедил маму отпустить её в Хогвартс — ведь нет ничего жуткого или хотя бы странного в том, что женщина на их крыльце превращается в кошку средь бела дня. «В смысле, надо подумать? Дорогая, прости, конечно, но ты в своём уме? Зароешь её талант в землю, как ты жить-то потом будешь?». Гермиона старалась не вдаваться в детали о своих приключениях в школе (папа, конечно, умел убедить маму, но не до такой же степени), но не рассказать про маховик времени было выше её сил. Папа был в восторге. Пока не узнал, что волшебники считают нестабильным путешествия во времени дальше, чем на несколько часов. Ведь они, конечно же, ошибались, уж папе-то с телевизором виднее. Что ж, волшебники Отдела тайн действительно ошибались. Отойдя от первого шока и настойчивой попытки газетчика предложить ей воды и нитроглицерин, решившего, что у неё подскочило давление, Гермиона тут же отправилась в «Дырявый котёл». Нужно было как следует поразмыслить о сложившейся ситуации и перебрать имеющиеся варианты. Наложив на себя Дезиллюминационное заклинание, чтобы лишний раз не привлекать внимание к своей одежде — фасон джинсов ещё, может, и можно было выставить как издержки нормирования ткани, но кроссовки и футболка привлекали слишком много косых взглядов, — Гермиона отправилась в сторону Ковент-гарден. Однако, хоть дорога и должна была занять около тридцати минут, она прибыла в паб только через час, не в силах оторваться от ужасающего зрелища, которое представлял собою её любимый Лондон. Прямо за спиной, стоя у киоска, чего Гермиона не заметила, пока бежала к газетам, сквозь забор парка виднелся огромный кратер от упавшей в парк бомбы, а чуть позади можно было различить траншеи. Выходя на главную дорогу, Гермиона прошла мимо целого квартала домов, в которых вынесло стёкла, и люди закрывали окна чем придётся: досками, простынями, а то и вовсе оставляли зияющие проёмы. Ей попадались остатки домов, едва напоминавшие о том, что когда-то были зданием, очертаниями. Ей встречались пустыри, засаженные огородами, и догадаться о том, что когда-то это был дом, можно было только по тонкому периметру остатков кирпичей. По пустым улицам проезжали редкие автомобили и автобусы, кареты скорой помощи и иногда бронированные военные машины. Удивительно, но, несмотря на всё это, жизнь в городе продолжалась, как ни в чём не бывало. Нарядные, чисто одетые и опрятные люди спешили на работу. Дети играли в разбитых садиках и помогали старшим на грядках. Люди выстраивались в очереди у бакалейщиков и делились последними новостями и сплетнями. Единственное, чего не хватало улицам, так это собак. Как говорят, британцы показывают свою привязанность только лошадям и собакам. Но всё же в страхе перед войной и нормированием, Гермионе рассказывала бабушка, сотни тысяч собак и кошек отстрелили, считая это более гуманной участью, чем дать им попасть под бомбёжку и переживать голод. Добравшись до «Дырявого котла», Гермиона прошмыгнула в уборную и набросила на себя простую чёрную мантию, припасённую в бисерной сумочке, которая вполне могла бы сойти за современную по меркам волшебников. Оттуда же она достала немного денег, чтобы заказать себе чаю. Может, мир и рушился у неё под ногами, но крепкий «Эрл Грей» с молоком и ложкой сахара творил чудеса. Когда чайник опустел, ледяной ком в желудке слегка оттаял, а в голове был намечен какой-никакой план. По дороге в паб Гермиона пришла к выводу, что, раз уж она попала ровно на пятьдесят три года назад, нет смысла вести счёт минуты. Если ей и существует способ вернуться в своё время, то и попасть именно в ту секунду, откуда её выбросило, тоже найдётся. А потому в первую очередь нужно организовать быт, во вторую — приступить к самому любимому занятию: исследованиям. Самая острая бытовая проблема, конечно же, деньги. Даже магия не способна их обеспечить, Гэмп уже попытался. В 1945-м все её сбережения из жилищно-строительного сообщества, которые она прихватила с собой для поиска крестражей, немногим ценнее бумажек. Если она явится в любое заведение с купюрой с профилем королевы Елизаветы, в лучшем случае её выставят оттуда с позором. В худшем… Даже представить страшно. Пусть война и заканчивалась, но шпионская паранойя только набирала обороты. Волшебных денег у неё не так много, но, на счастье, гоблины не принимались чеканить монеты с каждым новым правителем, а потому на некоторое время — может, недель, может, месяцев, сложно сказать, какой сейчас курс, — скромной жизни деньги были. Правда, учитывая ненулевую вероятность провести здесь пятьдесят три года, прежде чем снова оказаться в 1998-м, этого может не хватить. А потому нужно жильё и какая-никакая работа. Практически рассудив, что оставаться в гостинице — деньги на ветер, Гермиона в первую очередь решила как можно скорее найти постоянный кров. Сначала ей показалось, что будет гораздо выгоднее и проще снять что-нибудь в Магловском Лондоне: фунт стерлинга упал за войну, а Лондон — огромный город, где гораздо больше вариантов. Но то, что казалось разумным в теории, столкнулось с жестокой реальностью.

***

Первой попыткой Гермионы стали общежития. Это был самый дешёвый вариант, что привлекало хотя бы на первое время. К сожалению, эта идея не увенчалась успехом, потому что свободных мест было в обрез. Практически все были зарезервированы за работницами различных фабрик, а на оставшиеся выстроилась огромная очередь. Учитывая, что ей всё же понадобится работа, это могло бы быть неплохим запасным планом, но Гермиона рассчитывала найти работу в волшебном мире. Как бы она ни владела Конфундусом (запасной-запасной план), всё же её магловское образование ограничивалось шестью классами начальной школы. И это если не учитывать все остальные проблемы. Одной из них было то, что она одинокая (безработная, но это в данном случае второстепенно) девушка. Считалось, что Британия была гораздо прогрессивнее Америки по части прав женщин. Например, англичанки начала XX века могли завести банковский счёт, а не просто получить доступ к счёту своего отца или мужа. На деле же оказалось, что предрассудки и предубеждения по обе стороны Атлантики отличались лишь номинально. Одинокие женщины считались «ненадёжными». Де-юре мужчина-гарант, например, отец или брат, был нужен только для банковских займов. Де-факто едва ли какой арендодатель квартир и комнат из объявлений в газете был готов хотя бы рассмотреть её кандидатуру. Гермиона не могла понять, как девочки в её времени могли горестно вздыхать о «старых временах», читая бульварные романы. Нет ничего приятного в том, что тебя считают существом второго сорта только по половой принадлежности. Никакие придержанные двери этого не стоят — спасибо большое, мужчины, утверждайтесь своими собственными достижениями, а не поглаживайте уязвимое эго за счёт таких жалких подачек внимания женщинам. Ей, конечно, нравилось читать романы Викторианской эпохи ради развлечения, но она отлично знала цену мистеру Дарси (близкая к нулю). Лишь один человек пригласил её на просмотр потенциальной комнаты. Мистер Браун был стариком с пучками белых волос в ушах, перекликавшимися с оставшимися «прибрежными» волосами на голове, что обрамляли озеро лысины на макушке. У него были аккуратные усы и короткая борода, опрятный костюм с отглаженными стрелками на брюках, а ещё просто омерзительный сальный взгляд, которым он одарил Гермиону с ног до головы, стоило ей переступить порог его квартиры в Ислингтоне. Он сдавал крошечную каморку, в которую едва помещалась узкая кровать и маленький комод, в счёт того, что она будет убирать, стирать и готовить. Пока Гермиона осматривала комнату, лихорадочно придумывая, как отказаться от столь щедрого предложения (а времени на поиск предлога, судя по размеру комнаты, у неё было в обрез), мистер Браун подошёл из-за спины и ущипнул её за попу. На этом Гермиона вылетела из квартиры, даже не попрощавшись, потому что задержись она ещё хоть на секунду, то скользкий старик обязательно бы получил как минимум пощёчину. Добежав куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого извращенца, до какого-то сквера, даже не обращая внимания на неудобные туфли на маленьких каблуках вместо привычных за последний год кроссовок, Гермиона села на лавочку, чтобы подумать, что делать дальше. Но все её мысли возвращались к Гарри, о чьём детстве ей напомнила эта комната, выглядевшая в лучшем случае бывшей кладовкой. Конечно, его детство было несравненно хуже, но, по крайней мере, его не домогались. Мысль за мыслью она дошла до событий прошлого года, прошлой недели, и у неё отчаянно закололо сердце. Собравшись духом, она отправила все эти размышления подальше, на задворки сознания. У неё будет время сполна времени поскучать и переживать о судьбах своих друзей, а пока что надо разобраться с текущими проблемами. Внезапно она вспомнила, что дом 12 на площади Гриммо тоже располагался в Ислингтоне. Конечно, она не собиралась стучать в дверь «благороднейшего дома» Блэков, но это навело её на мысль, что её варианты волшебного жилья в Лондоне не останавливаются лишь на «Дырявом котле» да Косом переулке, где свободное жильё, если ты не владелец магазина, крайне ограничено. И как она сразу об этом не подумала! Всё же волшебное жильё было гораздо предпочтительнее. Изначально Гермиону пугала высокая стоимость без стабильной работы. Но если всё же существует больше предложений, чем показалось на первый взгляд, по ряду причин ей стоит держаться как можно ближе волшебного сообщества. Первая и самая основная: необходимо выяснить способ вернуться в своё время. Для этого понадобится доступ к библиотекам, публичным, а, учитывая тематику её исследования, скорее всего, и частным. Застрянь она за вышиванием чулок на магловской фабрике, изучение пойдёт сложнее и дольше, чем и без того обещает стать. В какой-то мере Гермиона использовала поиск крова как небольшое отвлечение от проблемы, тревожившей её гораздо сильнее. По правде сказать, ей было сложно даже представить, с какой стороны подступиться к исследованию, и при мысли о нём живот скручивало в неприятный узел. Вернувшись в свою временную комнату в «Дырявом котле», Гермиона принялась изучать последний выпуск «Пророка». Пара объявлений — и вот она уже снимает небольшую студию в Камден-тауне. У волшебного сообщества хоть и полным-полно собственных предрассудков, но, к счастью, они не касаются пола. Магия позволяла размыть границы социальных устоев в быту, отчего домоводство не было лишь прерогативой женщин, а потому волшебницы строили карьеры задолго до того, как магловские женщины могли об этом даже мечтать. Студия, которую сняла Гермиона, была крошечной, но уютной и досталась ей за отличную цену. Двуспальная кованая кровать с мягким матрасом занимала почти всю комнату. С одной стороны стояла деревянная тумбочка, с другой — небольшой платяной шкаф. Напротив расположилась небольшая кухня с самым необходимым (плита с духовкой, раковина, обязательный чайник и роскошь, недоступная маглам, — шкаф, зачарованный на охлаждение, исполняющий роль холодильника). На выкрашенных кремовой краской стенах по всему периметру, кроме одной стены, висели ряды полок. Между кроватью и кухней стоял маленький стол с двумя стульями, что, скорее всего, будет пристроено под рабочее место. Там даже была собственная ванная комната с ванной (подключённой к водопроводу!), туалетом и крошечным рукомойником. Но самое главное, в маленькой каморке хватило места для небольшого камина, выложенного маленькими терракотовыми квадратными плитками и подключённого к каминной сети. Всё же у волшебного жилья был целый ряд преимуществ. Квартира обошлась ей в три сикля в неделю, что, конечно, и было почти в три раза больше, чем 5 шиллингов, которые просили на небольшую комнату в Магловском Лондоне, но Гермиона всё же считала, что ей очень повезло. Страшно представить, сколько бы у неё потребовали за квартиру с ванной комнатой, если бы такая вообще нашлась. К тому же ей не придётся стараться поддержать разговоры соседей, в которых, она понимала, рано или поздно допустит ошибки. Она ведь даже ни разу не видела книжки с продовольственными талонами.

***

Итак, шаг первый плана выполнен. Сколько бы ни занял поиск работы, оставшихся галлеонов должно хватить на несколько месяцев, полгода, если перейти в режим жесточайшей экономии. На следующий день Гермиона сидела в маленькой магловской чайной, перебирая варианты будущей работы. Дело было не столько в занятии как таковом, сколько в способе, как выжать максимальную выгоду из сложившейся ситуации. Без сданных Ж.А.Б.А. ей не светит никакая должность в Министерстве — её мечта с четвёртого курса. Следом за работой чиновником были также отброшены целитель, профессор, невыразимец (вот уж где-где, а там найти шанс ответы на свои вопросы самый высокий) и прочие высококвалифицированные профессии, для которых, она знала наверняка, у неё достаточно навыков, но компетентность в которых подтвердить она не сможет. Гермиона сразу пришла к решению, что чем проще будет её история, тем легче ей будет жить в этом времени, а значит, никаких взломов Книги записей, притворства иностранкой и поддельных документов (по возможности). Над историей, конечно, ещё предстоит поработать. Проблема заключалась в том, что для своих исследований ей нужен доступ к чрезвычайно редким книгам, а они находились в библиотеке Хогвартса или в частных собраниях влиятельных родов (появиться на пороге дома 12 на площади Гриммо было запасным-запасным-запасным планом). Пока Гермиона, безостановочно помешивая ложечкой в чашке, размышляла о способе подобраться к власть имущим, будучи без попыток притвориться домовым эльфом, в чайной увеличили громкость радио. Звучал гимн, на часах было три часа дня. «Говорит Лондон. Премьер-министр, достопочтенный Уинстон Черчилль. Вчера утром, в 2:41 утра, в генштабе генерала Эйзенхауэра генерал Йодль, начальник штаба оперативного руководства Верховного командования вермахта, и гроссадмирал Дёниц, верховный главнокомандующий и рейхспрезидент Германии, подписали акт о безоговорочной капитуляции всех немецких сухопутных, морских и воздушных сил в Европе Союзному экспедиционному корпусу и одновременно Советскому верховному командованию…» Официантка уронила целый поднос посуды. Пара почтенных леди за дальним столом замерла с открытыми ртами, одна из них наливала чай и не обращала внимания на то, он уже переливался через край чашки. С кухни раздалось громкое ругательство, а затем наступила полная тишина. Казалось, весь мир боялся даже дышать. В считанные часы весь город сошёл с ума. Моряки прыгали в фонтаны, затаскивая с собой хихикающих девушек. Молодёжь танцевала на улицах: гражданские и солдаты, англичане и иностранцы — неважно, это был общий праздник. Толпы людей стекались к Уайтхоллу, чтобы хоть краем глаза увидеть Черчилля и поприветствовать его. Город ревел, сотрясаясь от шума ликования и музыки. Все от мала до велика бежали по улицам, размахивая «Юнион Джеком». Сущие незнакомцы обнимались и целовались. В полночь на площади Пикадилли не то что яблоку — горошине было негде упасть. Именно там, затянутая в необъятный хоровод, Гермиона поняла, чем ей нужно заниматься в этом удивительном времени.

***

Наутро Гермиону встретило похмелье и горечь во рту. Возможно, дело было в невесть откуда взявшемся на улице бренди, которым с ней поделились две юных медсестры, возможно, из-за американского солдата, которому она отказала в свидании, потому что блеск в его голубых глазах слишком сильно напомнил ей о Роне, но ей было паршиво. Стать свидетелем такого великого события, конечно, невероятно и удивительно, но, наверное, она единственная во всём Лондоне, кто плакал не от счастья. Ограничится ли война битвой за Хогвартс, или она снова будет длиться десятилетие? Закончилась ли вообще битва, или кровопролитие продолжается больше недели? Кто победил? Кто выжил? Что случилось с её друзьями, близкими? Нашли ли родителей в Австралии? Возрадуется ли когда-нибудь Волшебная Британия так же, как вчера ликовал Лондон? Всю ночь ей снились кошмары. В них друзья на все голоса одновременно единым гомоном ругали её за то, что она их бросила и оставила на растерзание Пожирателям Смерти. Родителей пытали, а когда она кричала, изо рта не вырывалось ни звука. На неё насылали Круцио, а в ушах раздавался холодный, безумный смех Беллатрикс. В конце вспыхнули два ярко-красных глаза на белом лице, и она проснулась в холодном поту. Но столь ужасающий сон лишь укрепил её намерение в выборе дела. Он напомнил ей об ужасах войны, о беззаконии Волшебной Британии, о преступлениях против человечества, которым стала и свидетелем, и жертвой — а в истоках всего этого стояли агитки Волдеморта. Гермиона решила, что займётся журналистикой. Построив успешную карьеру корреспондента, ей будет открыт либо ход к влиятельным людям, либо доступ к редким данным, либо всё вместе, если она правильно разыграет свои карты. Видя воочию, как одна новость может повлиять на целый город — страну — мир — за считанные минуты, Гермиона не могла отделаться от желания стать частью этого, ведь она всегда хотела привнести полезный вклад в общество. Раньше она считала, что этим вкладом будет переработка положений Министерства о магических существах, но блестящие расследования могли оказать не меньший — а то и больший — резонанс. Всё же что-то очень привлекательное было в подвиге Нелли Блай, которая обвела вокруг пальца целую комиссию психиатров, чтобы проникнуть в лечебницу для репортажа о жестоком обращении с пациентами. Именно её разоблачение помогло снизить и свести на нет жестокие практики психиатрических клиник, от которых, по правде, сошёл бы с ума даже самый душевноздоровый человек. Если это не достойный след в истории, то что? Вскрывшиеся коррупционные схемы, ложь политиков, спрятанные на глубины истории страшные тайны — всё это работа бесстрашных журналистов, истинных служителей своего дела, тех, у кого, как говорил Пулитцер, нет раболепства перед классом имущих, противодействующих общественному благоденствию. Чем дольше она об этом думала, тем больше Гермиона загоралась этой идеей. Её обострённое чувство справедливости практически покалывало от предвкушения. Приятные мурашки поднимались от позвоночника до волос, а тепло распространялось до кончиков пальцев. Она уже видела, как становится эдаким волшебным Гарольдом Эвансом. Зная, что её положение никак не сходится с тем, что волшебники даже в её годы знали о времени, она понимала, что завтра решения для возвращения домой она не найдёт, а потому почему бы не попытаться вернуться в мир, который будет чуточку лучше того, что она оставила? С этими мыслями она тут же приступила к письму в «Ежедневный пророк». Конечно, это самое читаемое волшебное периодическое издание, и, возможно, она замахнулась на слишком большой кусок, но если уж они наняли Риту Скитер, то в строгости их отбора приходится сильно сомневаться. Даже если Гермионе не удастся исправить никаких законов своими репортажами, то уж задрать планку того, кто может называть себя журналистом в Волшебной Британии, она точно сдюжит. Через неделю ей пришло письмо с отказом. Гермиона не могла в это поверить. Разумеется, её здесь никто не знает, но она всегда блестяще сдавала любые экзамены, в какой бы форме они ни проводились: не в последнюю очередь благодаря её блестящему мотивационному письму её пригласили в колледж Челтенхем, когда она ещё не знала о том, что ведьма. Прочитав послание с отказом, ей показалось, что её окатило ледяной водой, досада ядовитыми миазмами распространялась по душе, вытесняя все эмоции, кроме одной — злостной решимости, когда ты действуешь наперекор всем и вся. Теперь это стало делом принципа. За следующие пару недель она писала во все журналы и газеты, которые знала: «Трансфигурация сегодня», «Проблемы чароведения», «Новости Волшебного мира», «Какой колдун» и даже в «Вестник ведьмы» — неважно, какая тема. Главное — попасть в журналистское сообщество, а уж там она пробьёт себе дорогу. Она пропустила лишь издания про квиддич вроде «Еженедельника ловца», потому что там не сможет даже притвориться, что ей интересно и что она хоть что-то понимает, и «Спеллу» — самый низкопробный глянец, который читают только девчонки с ватой в голове вроде Лаванды Браун. В течение следующего месяца ей один за другим приходили отказы. Где-то не хватало образования или регалий, где-то — опыта. Кто-то счёл её слог слишком заумным и вычурным, а кто-то, наоборот, решил, что она простовата для их благородного издания. С каждым отказом у Гермионы как будто умирала частичка души, пока к июлю от неё не осталась только грустная тень самой себя с комплексом неполноценности. Её боггарт — Макгонагалл с сообщением о проваленных экзаменах — никогда не означал экзамены как таковые. Он лишь был символом того, что её отчислят из школы, тем самым выгнав её из волшебного мира, позорно ткнув носом, что ей там не место. И вот теперь, когда у неё оставалась последняя зацепка заявить о себе в волшебном обществе, надежда уплывала всё дальше и дальше. Не на своём месте и даже не в своём времени. Скрепя душой, она принялась писать в «Спеллу». Если подумать, даже сомнительный глянец ещё не крест. Любимый писатель её папы, Курт Воннегут, тоже печатался в «Космополитене» — куда уж глянцевей. Гермиона закончила своё письмо, заклеила конверт простейшим коричневато-коричневым сургучом за два кната и отправилась к камину с пригоршней летучего пороха. — Отделение почты, Косой переулок, — Гермиона исчезла в зелёном пламени. После отправки письма к ней вечером прилетела сова с запиской, что её заявка о вступлении в штат на рассмотрении, и ей дадут окончательный ответ в течение двух недель до семи вечера. Две недели истекли. Гермиона ждала письма, сидя на клетчатом покрывале своей кровати и пристально глядя в окно. На часах было без пятнадцати семь. Она так долго смотрела в одну точку, что у неё начало плыть в глазах. Юбка, край которой она теребила потными ладонями, вся измялась. Казалось, с каждым «тик-так» настенных часов лёгкие сжимаются чуть сильнее, и вот она уже едва может дышать. Из оцепенения её вытащила сипуха с любопытной мордой, осторожно стучащая по стеклу. В её лапах был переливающийся розовый конверт. Дрожащими руками Гермиона забрала послание и сломала перламутровую сургучную печать. Письмо было написано на надушенном тонком пергаменте с лёгким ароматом жасмина, кремового цвета, с фиолетовыми чернилами с блёстками. Вычурный каллиграфический почерк с завитушками гласил:       «Дорогая мисс Грейнджер,       Мы рады предложить Вам должность младшего корреспондента…»