Личный дневник Лорда Эль-Меллоя II

~25 декабря 2004: Чёрный кот. Рождественский спецвыпуск. Адвент-окошко №1~

      — А к нам вчера чёрный кот приходил, — заявила Бьянка.       — А я думал, Санта… — разочаровался Флат, в который раз поправляя намотанную на шею мишуру. Праздник же! Но его начинания поддержали только близняшки Пентел, нацепившие рожки с канителью.       — И к кому это «к нам»? — прицепился к словам Ролан. — Что ещё за «мы»?       — Пан Бержински ревнует? — протянула охочая до скандалов Иветт.        — И вообще это наш местный призрак, бродит здесь, Халявой кличут, — не затыкался Ролан. — Халяву надо звать перед экзаменами, мне русские с Зоологии прям так и сказали: верняк!       — У нас перед сдачей говорят: in bocca al lupo — к волку в пасть! Это benissimo-верняк! — вздёрнула нос Бьянка. Флат громко заржал, но Le Chien до обидного проигнорил. — И пойдут дела на лад!       — Скорее уж на ладан… — непонятно перефразировал Ролан. — И что, кошкопризрак дочапал отсюда аж до первого кампуса? Минут сорок пехом! Грэй, ты тоже видела?       — Нет, — пискнула Грэй, пряча нос под капюшон.       — Вообще-то чёрного gatto я наблюдала вот здесь вот, в вашей же общаге на Слюр-стрит! — перебила Бьянка.       — Да неужели ж ты у Эрика была, а? Развращаешь нашего малыша, как ни стыдно!       — А Санта был бы в тему, — вздохнул Флат. Шея от мишуры чесалась как не в себя.       Они сидели под дверью аудитории и пытались кто время убить, кто повторить, а кто и выучить с нуля «Теорию измерений магии», потому что назревал коллоквиум, то есть устная разновидность зачёта, этакий перекрёстный опрос студентов. И какой идиот назначил сдачу аккурат двадцать пятого декабря? Когда нормальные люди веселились? Нет, большинство магов не отмечали Рождество и в принципе не верили ни в Бога, ни в чёрта, но ведь именно сегодня начинались каникулы, и что-что, а каникулы — дело святое. А одноклассникам Флата пришлось зубрить материал, кроме счастливицы Лувии, которая получила зачёт автоматом за то, что вырастила кристалл с поверхностью, рассчитанной по заданной формуле.       Впрочем, кто мешал всем остальным составлять формулы и огранять кристаллы, непонятно. Некоторые, ясное дело, протупили, но даже признанный умник Каулес отвлёкся на разработку очередной игры и погряз в дедлайнах, а Le Chien мотался домой на зимнее солнцестояние и вернулся мрачнее тучи. И даже феромонами перестал фонить, что радовало.       Себя Флат тоже причислял к умным, но его не пускали в лаборатории после того, как он одну из них… нет, не сровнял с землёй. Покрасил дисперсионным фенолфталеином, причём не оранжевым и не малиновым, а равномерно-синим. И оттереть никто до сих пор не сумел. Флат не специально… просто что-то пошло не так.       Остальные нервничали перед коллоквиумом: почтившая своим присутствием Садзё Аяка, та самая, кто снаружи блондинка, но внутри прожжённая брюнетка, наглоталась валерьянки, Эрик сидел бледный и готовый рухнуть в обморок. Флат не понимал этих волнений, подумаешь, оценки! Главное — клёво провести время! Правда, просыпаться ни свет ни заря и притаскиваться под дверь аудитории ему не улыбалось. Он в принципе не понимал больных людей, которые с утра пораньше вылезали из постели и из дому, ведь нет ничего слаще снов, похожих на яркие анимехи, в которых сбывается всё! Исключение в глазах Флата составлял разве что Каулес, сегодня в пять утра мотающийся туда-сюда по коридору кампуса с ноутом, и то лишь потому, что Каулес не ложился. О чём свидетельствовали мешки под глазами.       — И ты веришь в Санта-Клауса? — спросил Ролан, последние полчаса обмахивающийся учебником, как веером, так как что ещё с ним делать, он не знал. Почитать — для слабаков.       — Конечно, — на полном серьёзе ответил Флат. — Я его даже видел. Он приходил к нам на яхту, когда мне было лет пять.       — Гонишь?       — А в шесть лет я проспал, но Санта оставил мне упаковку печенья, а на нём — свою фотографию.       — Чью фотографию? — Ролан похлопал Флата по плечу. — Актера в накладной бороде?       — Мне Жюли так сказала, она мне не врала никогда! Это было условием её контракта. И ментальным программированием при приёме на работу!       — У меня для тебя плохие новости. Или ваше ментальное программирование не фурычит. Или Жюли — крутая тётка и лихо его обходит. И, Эскардос, не соскакивай с темы! На яхте-то ты где Санту нашёл? Под ёлкой заснул? Укачало?       — Вредно жить на яхте… — протянула Иветт. — У Флата все мозги укачанные…       — А перегаром от твоего Санты не несло за километр?       — Ролан, хорош ржать над убогими! — цыкнула Бьянка.       Надо же, Петриццо-Сфорца вступилась за Флата… Конечно же, не Le Chien.       — Не, а чё… Ваши Санта-Клаусы, Пэры-Ноэли и остальные фрики, они чё, не заливают за воротник? Не пьют на работе? Слушайте, ну тухло они живут!       — Не мешайте учить материал, профессор же с нас три шкуры спустит! — подал голос Вернер Цезармунд, вроде такой холёный джентльмен, не то что Флат с его покрасившейся в красный от мишуры рубашкой и мятыми брюками, выуженными из-под завалов в шкафу. Но сейчас этот перец сидел посреди коридора на карачках и переписывал что-то из тетради Каулеса. Хочешь выжить на учёбе — ещё не так раскорячишься.       — Да проф стопудово пьяный, как все нормальные люди! — заверил Ролан, не просыхающий уже неделю. — Он сейчас и формулу призыва не начертит. Вот у меня дома проще: химеру перекрестил, Мёртвому Апостолу распятие показал — и готово! Ну максимум — барьерный круг мелом нацарапал. И какие заклинания, какие пентаграммы ртутью и серебром, кому они нахер нужны… кто их с бодуна ровные нарисует? Кароч, бухой маг — это что-то страшное.       — Ты это к чему?       — Сам видел, как профессору на той неделе зоопарковские притаранили македонское винцо, так что наш Звезда Биг-Бена — мужик правильный. Вот ботанов и зубрил не люблю… — он красноречиво покосился на сидящих на подоконнике и штудирующих конспекты сестёр Пентел и Эрика.       — Базар фильтруй, Бержински, а то я тебя на колбасу порублю! — моментально взвилась Бьянка. — А ну извинился перед О’Брайаном! И перед Пентел тоже!       — Иди в жопу, Петриццо!       Бьянка вмазала ему под дых и перехватила за ухо. Ролан, визжа и выгибаясь, провернул ей подсечку. Иветт наигранно завизжала, вскакивая с ногами на лавочку, но никто не подорвался её успокаивать. Le Chien и Каулес бросились разнимать сцепившихся альф.       А Флат наблюдал за этим цирком с грустью-тоской. Вроде сама атмосфера транслировала торжественное настроение, не считая коллоквиума, но это мелочи, а у него на душе кошки скреблись. Чёрные. Скоро народ разъедется на каникулы, останется лишь он и, может быть, Грэй. Предки официально пригласили его в родные пенаты, сподобились за последние пару лет! Флат, не раздумывая, отказал. Его ничего не связывало с людьми, давшими ему жизнь, их с ним — тоже. Так смысл разыгрывать семью? А Жюли давно уехала, Флат переписывался с ней и уже отправил рождественскую открытку. В которой уверял, что дела у него ништяк.       A part ça, tout baigne.       Есть вероятность, что в праздники его припрягут сводить Алекса в развлекательный центр, в кино там, какое-никакое разнообразие. Или они пойдут кормить Абрамовича, жуткая тварь! Интересно, кого кокатрикс послушается раньше, Ролана, управляющего змеями, или Бьянку, управляющую птицами? Альфы вечно спросили, какие фамильяры круче. Бьянка напирала, что пернатые стоя́т выше по эволюционной лестнице, чем «глисты ползучие», Ролан парировал, что «тупые курицы» пожертвовали мозгом, чтобы развить полёт, а на взгляд Флата и те, и другие были одинаково стрёмными.       Вот и все зимние развлечения. Раньше он устраивал себе аниме-марафоны, но сейчас толковых сериалов не осталось, он пересмотрел всё, что мог, а японцы новое быстро не рисовали. И вообще это тоже стало рутиной.       Как превратились в рутину стычки Бьянки и Ролана. Которые раньше забавляли. Бьянка рьяно защищала честь своего Рико… хотя каких-то три года назад от неё можно было услышать лишь:       «Ты, кучерявый, метнись до буфета, притарань мне две рыгальные пиццы. Какие деньги, за свои! Отрабатывай моё дозволение находиться тебе здесь! Андерстэнд?»       «Чё за мусор разложил на моей парте! Это моё место. А мне посрать, что ещё на трёх человек рассчитано, вот именно, что на человек, а ты плесень».       Ну и выбрасывание его вещей в мусорное ведро имело место быть, и надписи на скамье: «Не садись, я сюда плюнула», — и издевательское поздравление Эрика перед всем классом в День святого Валентина, чмоканье в щёчку и подарок в виде надутого презерватива, которой после со всем презрением Le Chien проткнул карандашом. Бьянка была неуправляемой, поставить её на место никто и не пытался, это сделал сам Эрик, точнее, его организм, после того, как он созрел, как омега.       И всё.       Бьянка унюхала и поняла: «Моё!»       Где теперь буллинг? А нет его, сплошной romantique. Сударь и хулиганка, которая возле него увивается. Сюжет дурацкого седзе, которые Флат не переваривал.       А у самого Флата всё не через то место. Это только у Эрика случается любовь, как в сказке, а всяким Эскардосам судьба уготовила унылую прозу жизни. Дебютировав в роли омеги, он не поехал крышей на альфах и поисках отношений, на него по-прежнему не обращали внимания. Вернее, обращали, но не то, а он давно смекнул, как себя вести, чтобы стать заметным и вывести окружающих на эмоции. Те ржали… если не равнодушны, это уже хорошо. Дома к нему только Жюли и была неравнодушна. Потому что ей за это платили.       Да и с Le Chien не шибко что-то срасталось, потому что Le Chien и сейчас держит Ролана за выкрученные локти, а сам глаз не сводит с Грэй. А Грэй шёпотом растолковывает решение задачи то ли Назике, то ли Радии. И не обращает внимания на щенячьи взгляды.       И если бы Le Chien втюрился в кого угодно (хоть в Райнес!), этого кого угодно было бы легче воспринимать… ну, как конкурента, что ли… Но Грэй давным-давно стала лучшей подругой. Незаменимым третьим звеном их команды, боевым товарищем, куноичи и просто хорошим человеком. И плевать ей было на Le Chien, она всех стабильно держала в френдзоне, а общаться предпочитала с Флатом, и Флат полгода назад прозрел, почему. Если раньше запахи альф беспокоили неясным следом и только, сейчас они со всей дури били по обонянию неприятным, раздражающим, режущим. Агрессивным, так что хотелось держаться на безопасном расстоянии. И кучковаться с другими запахами, тёплыми, сладкими, кавайными. Короче, с омегами. Вторичный гендер, проявившись, вытолкал его на определённую баррикаду общества.       И как взрослые с этим живут? Как вообще образуют семьи, это ж немыслимо связаться с Бьянкой, например, от которой несёт чем-то палёным, как от непотушенного бычка в урне. Бу-э-э! Или с Роланом, запаха которого вроде нет, но в минуты гнева, как сейчас, тот вспыхивает чем-то щелочным, как нашатырным спиртом, аж чихать хочется. И поджать хвост, если бы он был. И ненавидеть себя за слабость.       Флат изо всех сил старался сохранить в себе прежние детскость и беззаботность. Витать в облаках и ничего не замечать, быть стопроцентным пофигистом.       Но получалось не очень.       И только от Le Chien пахло таким знакомым спокойным морем. Как там Эрик говорил? Если ты понравишься альфе, он или она станет кружить рядом, чтобы ты привык к его феромонам, чтобы перестал воспринимать как угрозу, а напротив, увидел защитника.       Даже если альфачья вонь противна?       Звучало максимально отстойно.       И хрена с два Флат когда-нибудь, даже в мыслях, поддастся чарам «его моря»! Точно-точно, всё дело в том, что за годы учёбы он привык к сидящему с ним за одной партой волкопсу. Лучше он искренне порадуется за Грэй… или скорее удивится, если у Le Chien с Грэй что-нибудь срастётся.       — Вы про кота будете слушать или нет? — возмутилась Бьянка, вырывая помятый кардиган из рук Каулеса, а после поправляя на носу Форведжа покосившиеся очки.       — Кошка, — поправил Le Chien.       — Я под хвост не смотрела! Но жирдяй такой пушистый и весь-весь чёрный… точно ведьмовский котяра!       Флат в задумчивости потёр подбородок. Порой ему чудилось, что кошка, пробегающая тенью через дворик, образованный выстроенными буквой π тремя корпусами Факультета Современной Магии и замыкающей их в квадрат прифакультетной общагой — самый настоящий призрак. Какой придурок обозвал их вотчину Слюр-стрит, неизвестно, потому что эти четыре здания тёмного кирпича, увитые вездесущим плющом, меньше всего походили на улицу.       И нельзя игнорировать тот факт, что на заднее крыльцо кухонного блока регулярно выносили еду на блюдечке. Халяву видели многие. Иногда она казалась совсем мелкой и тощей, иногда — лоснящейся и располневшей. Вдруг и правда не живая кошка, а дух той, погибшей более года назад?       — Помните, когда доктор Лесли умер, чёрный кот сидел у его кабинета, прямо накануне! — несло Бьянку. — А с неделю назад вышагивал по коридору нога в ногу со старухой!       — Кто вышагивал? Доктор Лесли? — не понял Каулес.       — Да кот же!       Флат навострил уши. Покойный доктор Лесли однажды на паре жаловался, что его любимую пуансеттию столкнул с окна его не менее любимый чёрный кот. Ирония судьбы: рождественская звезда пуансеттия до праздников дожила, а её хозяин нет...       Может, каникулы и не будут такими уж скучными? Может, правильно Флат продинамил предков и не поехал их навестить?       Решено! Флат Люпен раскроет это дело!       С Новым ко́том!       А Le Chien… А дьявол с ним! У Флата дофига других друзей!       — Какой ещё старухой? — нудел один из них, толкиенутый Каулес.       — Говорю вам, точно со старухой! Вылитая ведьма! А когда здесь проводился этот неоязыческий праздник сожжения Гая Фокса, сидим мы, значит, ночью, во дворе, у кошачьей могилы, а чёрный кот мимо нас — шурх! И в кусты. Я за ним, а там уже никого! Растворился в темноте. А вчера какой-то шум услышала в коридоре, выхожу, а он сидит, на меня глядит, разве что не разговаривает! И пошёл так важно… Точно сатанинское отродье!