Достучаться до небес

OST:

— Стас Пьеха, Гузель Хасанова — Тёмная полоса (Кос/Лиза)

— HammAli & Navai — Прятки (Витя и Софа)

             Пчёла появляется на пороге квартиры Голиковых по расписанию — каждую пятницу. Он не предупреждает Софу о своих визитах: его приходу здесь никто не удивляется, а Софа, как бы не делала вид, что Пчёла для неё — мука смертная, всё равно впустит его на кухню, миролюбиво примет букет роз и заведёт с ним разговор о жизни и судьбе, погоде и прочих земных явлениях. Раз Витя того хочет. Софе несложно.       Витя заинтригован.       Цветы Софу тоже не подкупают, хоть преврати Пчёла пространство вокруг неё в экзотический оазис. Не хочет Софа думать о том, что знаки внимания должны её к чему-то обязывать. Она только-только начинает жить заново. К слову, теперь Пчёла приносит Голиковой белые розы. Никаких тебе лилий из юности, милых ромашек и вычурной роскоши красных букетов. В символах вечной дружбы Софа не нуждается.       Только белые розы. Белые.       А пока Софа колдует над убранством кухонного стола, у Вити есть свободное время, которое отдаётся Тёмычу. Нет, это не шутки — Пчёла проводит время с чужим ребёнком и начинает понимать слова Ёлки, бросившей ему, что это его принимают в семью. И никак иначе. Пацан всё видит и всё понимает, а быть неудачной копией его пропащего папаши — роль сомнительная.       За последние полгода сын Софы успел привыкнуть к тому, что у мамы в Москве шалман друзей с Пчёлкиным во главе. Все приносят Тёмычу подарки и балуют, со всеми ему легко и интересно. Но если Холмогоровы и Филатовы — очень понятные персонажи, то Пчёла вызывает массу вопросов. И больше эмоций.       — Почему ты «Пчёла»? — задаётся нехитрым вопросом Артём, когда они с Витей сидят на ковре и перебирают коллекцию игрушечных машинок. — Мама — Софа, дед — Костя, а ты чего такой?       — Самому интересно, Тёмыч, — Витя с первого класса «Пчёла», и это погонялово давно стало для него вторым именем. К нему даже сестра так обращается, перехватив привычку от муженька. — Тебе не нравится?       — Но мама зовёт тебя Витей, — что уже очень радует Пчёлкина, потому что этот факт вносит в его отношения с Софой толику надежды. — Правда?       — Шаришь, мелкий, — Пчёлкин хорошо помнит то, что раньше Софе всегда приятнее было называть его по имени. Эта манера обращения отличала Софу от других людей его окружения. Видимо, и сейчас отличает. — Чего тебя смущает?       — Мне тебя как звать? — задаётся логичным вопросом Артём. Мама же не объяснила, что и к чему с этим Пчёлой, а конкретику младший Милославский любит и в свои четыре года.       — Да, Тёмыч, не быть тебе дипломатом, — заключает Пчёла, потрепав мальчика по светлому затылку. Малец рубит вопросы в лоб — это качество он перенял от матери, на которую внешне похож лишь хитрым взглядом и заразительным смехом. Отцовская изворотливость прошла мимо. — Но это и к лучшему. А меня зови «Пчёлой». Пчёла я и в Африке Пчёла. Забились?       — Ага, Пчёла, — отвечает Артём, и отбивает «пять» Виктору. Детское любопытство удовлетворено, и теперь мальчик снова может думать только о машинке, которую ему принесли в подарок. И маме её надо показать обязательно. — Мама, ты где?       — Чего, Тёмыч? — Софа появляется в гостиной с плавной грацией кошки. Пускай за окном грустная осень, но Софу она не касается. У этой зеленоглазой чумы вечное лето. — Пчёла тебе новенькую тачку привёз? Ну, Витя!       — Как по заказу — милицейскую, — желания ребёнка надо выполнять. Пчёла хочет побыть добрым волшебником. — Удивлены, Софа Константиновна?       — Даже нисколько не обескуражена, — Софе ли не знать, как дети умеют вить из взрослых веревки. Особенно из шкафообразных мужиков. — Тём, скоро дед приедет с работы. Вы с ним в цирк пойдёте. Ты чего не готовишься?       — Иду, мам, — деловито оповещает всех Тёмыч. Он заметно оживился, предвкушая вечер веселья. Походы в цирк он любит. — Машинку с собой возьму.       — Без неё в цирк не пустят, — поясняет Софа Вите на полном серьёзе, поддерживая в сыне уверенность в том, что всё сделанное им для неё важно. — Запоминайте, Виктор Павлович.       — Пчё-о-о-о-ла! — громко и нараспев произносит Тёмыч, прежде чем убегает в свою комнату.       — Это я ему сказал себя так называть, — Витя, почувствовав себя настоящим «Палычем», медленно поднимается с ковра и отряхивает брюки. — Что, Соф?       — Раз приехал, то пошли на кухню, — Софа же не зря постигала азы кулинарии, пока в Дании была предоставлена самой себе. — От котлет моих в этой квартире не отказывается никто.       — С пюре картофельным? — часто Вите не хватает простой еды без изысков. Как из столовки. Софа его привычки знает.       — Так точно, — Софа жестом приглашает Витю на кухню.       Константин Евгеньевич, зайдя домой за внуком, на белые розы кидает лишь скупой взгляд, а на Пчёлу смотрит с усмешкой. Знает старый функционер, что дочка с годами приобрела не то клыки, не то крылья, не то научилась отделять зёрна от плевел. Софе больше не хочется ошибаться, потому Пчёла всё носит цветочки и заново её узнает.       Внимательно изучает, энциклопедист.       — Дипломат твой звонил? — как бы невзначай интересуется Витя у Софы, когда они остаются одни.       Милославский Пчёлкину не враг, но человек из жизни Софы малоприятный. Хоть в определенные моменты Пчёла готов был сказать ему «спасибо».       — Никита свет Милославский? — зачем-то уточняет Голикова, как будто бы запамятовала про бывшего мужа. — Нет. Приходила его мать, чтобы внука в третий раз в жизни увидеть и подарок подарить. Честь оказала. Собак на неё спускать не стала, тем более Тёмка на контакт пошёл. Новые заботы у неё. Понять надо бабку.       — Мозги тебе клевать? — не знает Витя того состояния, если родичи бывшими становятся. Куда неловкость в общении девать.       — Не сынку же? Женился он удачно, в Париже обживается, — с чем Софа себя сердечно поздравляет. — Сыну звонит раз в неделю, а Тёмыч и не вспоминает лишний раз. Новая жизнь у всех. И разные категории счастья, Вить.       — Самое время поговорить про наши…       Бах!       Пчёле стоит больших трудов проявить смелость. Выпалил и сам себя напугался.       Дурак.       — Что не так стало с твоими зелёными бумажками, Виктор Палыч? — Софа откровенно смеётся над Пчёлой. То, что он серьёзно настроен на обстоятельную беседу, её веселит. Но и настораживает.       Не вовремя качелька мощь набирает?       Или надо было знать, что произойдёт, возвращаясь в Москву.       — Я не про бабло, — Пчёла любит деньги, и они любят его, но сейчас он не о собственном финансовом благополучии говорить собрался. — Этого хватает.       — С тараканами разобрался, Пчёл? — о будущем и том, что между ними происходит, Витя и Софа не говорили с той самой достопамятной свадьбы Гелы.       Протрезвели.       И за месяц с лишним ни одного поползновения в сторону друг друга. Для Пчёлкина это странное поведение, работающее с ним только по отношению к Софе. Загадка.       — Ходят по струнке, — хоть чудес Витя не гарантирует. Но Фейерверки и представления показать может. Лизка говорит, что лучше не надо стараться. — Понять только не могу одного…       Пчёла выдерживает паузу. Слова подбирает. Ударить в грязь лицом не хочется.       — Витюша, мы с тобой разучились друг друга понимать в девяносто первом, — Софа иронизирует. В этом деле ей равных нет. Защищается. — Потому, дружище, прости, что не въезжаю.       — Дружище, твою мать… — Пчёла готов рассмеяться в голос. Со свистом. — Тянет меня к тебе. Сама понимаешь. Раз?       — Допустим, — Софа не хочет показать своей растерянности. Всё она понимает про Пчёлу, но в очередной раз себя выдавать не станет. — Два, Вить?       — А тебя ко мне, — Пчёлкин не слеп. Он видит, что Софе не безразличен. Не пройти мимо. Увы.       — Какой ты наблюдательный!       — Что дальше делать будем?..       Пчёла в тупике. Софа к дьяволу его карты перепутала. Она ничего толком не делает и не обещает ему, но фактом присутствия рядом заставляла Витю ломать голову. И только Голикова может сказать верно…       Как дальше? Быть или не быть? Сопли и дальше на кулак мотаешь, Пчёлкин, или живёшь? Нужен ли ты, Витюша-дружок, после взаимных упрёков и обид? Не ты ли Софе жизнь портил и ломал дрова? Любил, но странною любовью. Если в двадцать лет Витя и Софа знали о том, что такое любовь. Знали?       Ни черта.       — Ещё скажи, что по скрипачке Сашкиной страдать перестал, — Софа уничтожает Витю. Как может. Только так она сможет узнать, что же в самом деле он хочет. Что чувствует. — Тошно вспоминать. Такое отпускают?       — Я и по тебе не переставал, — Витя удивляет Софу. Чтобы думала о нём. И не упрекала за прошлое, которое навсегда останется с ним, но уже не будет болеть. Его вытеснит настоящее.       — Витя…       Софа в замешательстве. Пчёла и свои желания относительно неё излагает своеобразно, как будто бы они не жили шесть лет разными судьбами. Если бы после ссоры Витя бы приехал за Софой в Новосибирск или просто бы нашёл силы поговорить, то всё могло бы быть иначе. Той двадцатилетней Софе нужен был Пчёла, она готова была многое простить и на многое закрыть глаза, но теперь…       Самый главный человек для Софы — сын. Этот серьёзный мальчишка для Голиковой — целый мир и награда, которую она получила за все переживания и беды, и она всегда будет думать о нём в первую очередь. Пчёла должен понимать, что Тёма не отделим от матери, и стать частью их маленькой семьи — непростая задача. О собственных чувствах к Пчёле Софа не говорила: сама не понимала до конца, что в душе происходит. Почему она живёт с оглядкой на него, пройти мимо не может и не отталкивает.       О любви Софка не говорит. О ней слишком много сказано.       — Ну?.. — Пчёла терпеливо ждёт, что ответит ему Софа.       — Не стану врать — я и в Дании о тебе думала, — честно признается Голикова. У неё на руках был новорожденный сынок и рядом ещё располагающий к себе муж, а она про Москву и Пчёлкина мысли роняла. — Какова дура!       — И как успехи? — Пчёла не удивлен. Но не считает, что мысли об утраченном — их обоюдные с Софой мысли, это признак дури.       И глупые детишки вырастают.       — Дома оказалась, — Софа безразлично пожимает плечами, — но вовсе не из-за вселенской тоски по тебе, Вить. Душно стало, чужие мы с Ником сделались. Вот и всё. Ты ждал, что по тебе все годы плакала?       — Ничего не ждал, — не тем была занята гениальная голова Виктора Павловича. Большие деньги делал. И делает. — Знаю, что не по-людски всё тогда вышло. Глупые и зелёные. И я бодаться не стал.       — Возможно, — соглашается Софа, возвращая себе спокойствие. Надо уметь судить здраво и о тех чувствах, что не поддаются законам логики. — Но я уверена в том, что мы должны были прожить эти годы так, как прожили. Иначе у меня не было бы Артёма. Вот оно, Вить, твоё «два». Я не одна. Прошу это учитывать. Что? «Три» искать будешь?       — Нашёл уже, — Витя ещё не до конца может понять, как сильна родительская любовь. Тем более материнская. И что для Софы значит её ребёнок. Всё хвалебное, что он бы мог ей сказать сейчас про Тёмыча и то, как сложатся его с ним взаимоотношения — полный бред. Жизнь сюрпризы похлесткие приносит. — Жить надо. Как живётся.       — У меня на этот счёт своё мнение, — Софа знает, что её останавливает — это доверие. Доверие к Пчёлкину, которым Софа обрастает заново. Или обрастает впервые, потому что смотрит на этого человека без розовых очков. Не бросается громкими словами, не ищет объяснения притяжению. По капле вдыхает. Узнает. — Как прежде, Вить, не будет. Не торопи события. Игра, азарт, вспышки. Не надоест? По тормозам не ударишь? Я об этом думаю…       Что делать Пчёлкину?       Слушать Софу. Говорить с ней. Знать, чего она хочет.       Ждать. Вроде бы и просто это, но на деле…       Башку сломать легче. И в очередной раз сломаться.       — Значит, чума, решила? — Витя с тоской глянул на часы — начало восьмого. Пора на встречу, куда он пожалует под конвоем Шмидта. Мера безопаности.       — Чума всё обозначила, — Софа примирительно кладёт ладони на плечи Пчёлы и прислоняет щёку к его золотистой макушке. Его близость заставляет её расслабиться, выдохнуть и приносит спокойствие. Впервые за долгое время.       — Не убила хотя бы, — Пчёла не ожидал, что Софа проявит чувства открыто. Так, что ему захочется обнимать её ещё долго, целовать её тонкие руки и ловить аромат лавандовых духов. С ума сходить. — Что уже хорошо.       — Ёрничаешь, клоун? — Софа не спешит вырываться из долгожданных объятий.       — Иначе скучно будет, — а скуки Пчёла не выносит.       — Я не верю, что рядом с тобой мне это грозит…       Спор с Софкой — занятие неблагодарное. Витя и не станет испытывать на прочность ни свою рыжую голову, ни судьбу-злодейку. Он чиркнет спичкой и закурит, хмыкнет и шутливо пригрозит Софе пальцем. Дурости ради.       Она чудеса мудрости проявляет, а он остановлен в полете.       Всё правильно. Всё правильно…

***

      За окном глубокая осень, дождь льёт как из ведра. Настроение отсутствует напрочь.       Мультик про семь гномов и Белоснежку родители Арюши знают наизусть. Кос может озвучить ленту в своей неповторимой манере, а Лиза петь песни за Белоснежку и обращаться в злую королеву. Сегодня Холмогорова близка к превращению в злыдню как никогда. Всё вокруг способствует: и осенняя хандра, и усталость. И её уменьшенная копия тоже к тому движется, и потому просмотр мультфильма не приносит Ариадне Космосовне удовольствия. Вторую неделю она болеет и скучает по прогулкам и лучшей подружке, а её миловидное лицо больше похоже на тучку. Никакого праздника.       Тучка младшая…       — Мам, выключи, — гнусаво просит Арюша, лениво потягиваясь. Её голосок слабоват. Она устала болеть. — Иди к папе. Я спать.       — Ты меня выгоняешь? — Лиза удивлена поведению дочери. Обычно Аря любит, когда мать подольше от неё не уходит. — Тученция моя, ты чего?       — Тебе спать надо, — Аря крепче обнимает мать, но вскорости отпускает. Как будто выпроваживает. — Всё, мам.       — Не юли, Арюнь, — Лиза не отпускает ладошек дочери, изо всех сил желая успокоить её и настроить на лучшее. — Поколим уколы ещё с недельку и вся хворь пройдёт. Ты из-за этого такая хмурая?       — Надоело кашлять, — сказала Аря и нахмурилась. Болеть она действительно не любит. Это тяжело. — А ещё… Мам, скажи?       — Спрашивай, я отвечу, — Лиза мысленно готовит себя к любым вопросам. Арька наблюдательная. Есть в кого.       — Я слышала всё, что ты папке говорила, — несмотря на болезненное состояние Ари, любопытство никогда её не оставляет. — Мам, дядя Громов и тётя Карина разводятся. Это Таткины мама и папа. Я поэтому Татку не видела давно?       — Арюш…       Лиза надеялась, что Аря не спросит её о том, почему она и до болезни долго не виделась с подружкой. И лезть в дела Громовых у Лизы тоже желания нет: Космос бы этого не понял, да и общались они только по поводу детского сада и совместных походов Ари и Тани на разные увеселительные мероприятия. Но Карина сама рассказала Лизе о том, что им со Славой стало тесно уживаться под одной крышей, сделав это почти буднично, когда обе забирали дочерей из сада. Формулировка тривиальная: не сошлись характерами. Скандал следовал за скандалом: Славу не устраивало, что Карина постоянно занята на службе, а Карина не понимала его стремления засадить её дома. Слава хотел уйти в частный сыск и работать на себя — система гнила в печени, но Карина решительно выступала против этого. Снежный ком зрел пару лет. Карине первой захотелось свободы. Слава устал от напряжения и не стал возражать.       Карточный домик сложился.       А маленькая Таня будет громко плакать. И вовсе не из-за мячика.        — Я поняла, — Аря замечает, что мама осеклась и думает, что ответить. — Но по Татке скучаю.       — Арь, ты обязательно увидишься своей подружкой, — голос Лизы звучит уверенно. Тем более она знала, что Тата Громова тоже болеет. Сезон. — А с папой и мамой Таты… Арь, так бывает у взрослых людей — они больше не могут быть вместе, но из-за этого они не перестанут быть её мамой и папой. Будут также её воспитывать и любить. Просто им самим нужно начать новую жизнь. Чтобы и Татке твоей было хорошо, и всем…       Лиза говорит без остановки, не запинается и… не верит себе. Что она несёт? Сказку про белого бычка? Свет и радость людям? Откуда она знает, что будет хорошо для чужих людей? И что вообще будет с Громовыми, почему они дошли до жизни такой?       Стоп. Зачем ребёнку сторонние тревоги?       У Ариадны и свои есть. К сожалению.              — Мама, у тебя и папки же так никогда не будет?       Новый вопрос Ари разбивает стеклянную уверенность Лизы в своих словах. Значит, Арька не только про Громовых что-то услышала. И её не проведёшь. Всё чувствует.       Любой звоночек.       — Не будет, — Лиза роняет признание быстро. Она плотнее укутывает Арю одеялом, целует её в мягкую щёку и вжимается носом в детскую макушку. — Давай спать? Чтобы быстрее выздороветь, Ёж.       — Ты же папу воспитываешь, а он потом на диване спит, — Аречка не спешит снова обнять мать со всей своей доверчивостью. Её что-то смущает. — Мама, за что?       — Арюшка, мы с твоим папой совсем другие, — Лиза не спешит рассказывать дочери о том, что происходит с Косом. Это не её война. — И ещё не можем видеть, как ты болеешь. Ты понимаешь, что надо лечиться и больше спать? Оставляем допросы?       — Я не хочу, чтобы было так, как у Татки дома, — желание Ари простое. И оно должно быть законом для её родителей. — И я решила, что всегда буду жить с вами вместе. И к деду в гости ходить. Как тебе, мам?       Арькин план беспроигрышный. Папа и дедушка точно его оценят, но сейчас Аречка должна поспать. Она бледна и часто кашляет. Это беспокоит Лизу.       — Причуда ты моя, — Лиза выключает телевизор с видеомагнитофоном, которые и так стоят на паузе, и поднимается, чтобы уйти к себе. Тем более глазки у Аречки слипаются. — Спи. Это не обсуждается. А потом и Татку увидишь, и в сад пойдёшь.       — Можно и без сада…              Аречка желает маме спокойного сна, прижимает к себе плюшевого красного мишку и закрывает глаза. Уже через минуту она спит, пусть и сон этот кажется Лизе чутким.       Выдох. Можно чуть-чуть сбавить обороты и отпустить свою усталость.       Иначе закружит окончательно.              Лиза ассоциирует октябрь с бесконечной суетой. Сначала они с Арей неделю не вылезают из поликлиники, потому что собирают справки для секции. В середине месяца переживают наплыв гостей, ведь семнадцатого у Ари день рождения. Вроде бы живут спокойно и по распорядку: Аря с удовольствием ходит на плавание и с неохотой в детский сад. Лиза работает, успевает общаться с подругами и Ёлкой, а две субботы подряд и вовсе выкраивает только для себя. Вполне обычный порядок вещей. Но в конце месяца случается эксцесс, обрывающий на корню все планы на конец октября: у Арьки случился бронхит. Занавес.       Температура за тридцать девять градусов появилась в первую же ночь заболевания, и неотложка доставила Лизу с Арей в ближайшую инфекционку. Но атмосферу больницы Арюша смогла выдержать ровно на два дня. Дома Аря успокоилась и стала крепче спать и кушать чуть больше, чем половинку яблока на обед, но на поправку шла медленно; с самого утра она казалась матери заведомо уставшей. Лизе пришлось научиться колоть уколы (настолько сложно протекал бронхит), а также забыть, что какие-то иные дела, кроме домашних, вообще существуют — пока её ребёнок не вернётся к нормальной жизни. То, что произошло с Арькой, совершенно выбило её из колеи и лишило сил.       Ёжик закрылся в своём тумане.       Ёжику плакать хочется.       И за что Лизе выпадает полный набор напастей в холодную осень? Это закон подлости? И где, спрашивается, в этой цепочке зла Космос, когда без него и в мыслях не может обойтись ни одно мероприятие? Где любящий и заботливый папа Ариадны? Не может же быть ему всё равно на то, что жена разрывается от усталости, а дочь от слабости? И не может же не ответить на вопрос дочери о том, почему он хмурая тучка и мама с ним мало разговаривает. Что же случилось этой осенью? Где папа?       А вот и фиг Вам, Елизавета Алексеевна. Муж на месте — место свято. Другим путь заказан. Пусть иногда Лиза в сердцах желала Косу, чтобы он провалился, а он искренне обещал, что последует этому пути только вместе с ней.       Две вороны. Гаркают друг на друга, гаркают…       

— Слышал, Громовы на развод подают, — цедит Лиза равнодушно, делая вид, что рассказывает очередную городскую сплетню, а не грустный факт о друзьях юности. Лиза до сих пор со смехом вспоминает, как ревновала своего ещё лучшего друга Космоса к Карине. Давно это было. — Как тебе такое?

— Дохуя в одной семье следаков развелось у них, — у Космоса найдётся объяснение всему. Особенно если речь идёт про Громова, с которым у него вечно отношения нестабильные. От битья морд до совместных пьянок. — Противоположности притягиваются, это потом понятно становится, что общего куча. Как у нас с тобой. Психология. В книжке вычитал твоей, прикинь?

— Как у нас с тобой? — Лиза взыскательно приподнимает бровь, переспрашивая. С одной стороны, Космос в чём-то прав. С другой… Какой из него психолог? Псих, разве что. Первостатейный. Того и гляди, что перестреляет тех, кто ему поперёк горла лезет. — Такой дурдом, как у нас?

— Хера ли ты преувеличиваешь, мать? — Холмогоровы — образцовая семья, и горе тому, кто это не признает.

— Кос, я сознательно преуменьшаю, — Лиза ни на что не намекает.

— Да похуй, — уверенность Холмогорова не поколебать. Он зря столько лет женат? — Мы идеальная пара. Кто сомневается, мать, так я умою. Быстро.

— Я в тебе не сомневаюсь, — легче притвориться мёртвой, чем переспорить Космоса. Мудрость семейной жизни приходит к Лизе только с годами. — Тем более за сегодня я хотела в тебя чем-то кинуть только один раз. Всего-то. Успехи делаешь.

— Блять, ну не посмотрел я внимательно в коробку, чё делать-то теперь со мной? — свой прокол по бытовой части Кос признаёт. Самому смешно. — До конца жизни напоминать будешь?

— Кос, перепутать картошку и свеклу… — Лиза долго не забудет то, как Кос искал картошку в кладовой с овощами. Нет, можно списать всё на плохое зрение и десять часов вечера, но всё не настолько плохо. — Сахар ни с чем другим не перепутай!

— Я всё для этого делаю, Лиза, — шутка жены Космосу не понравилась.

— Я рада, что ты меня услышал…

             Космос никуда не уходит и в том случае, если послать его далеко и надолго со всеми матерными прибамбасами и грозными пожеланиями. Космос — это человек-диагноз, и, однажды рискнув стать его женой, Лиза отчётливо понимала, что с ним всё не так, как у всех. И поэтому тогда, когда накопив солидный багаж обид, люди разводятся к чертям собачьим и решают свои проблемы по одиночке, Холмогоровы никуда не торопятся. Они думают и запрягают. Копят.       После нового раунда хождения по врачам и выбрасывания таблеток в окно и унитаз, Кос в очередной раз получил от Лизы карт-бланш в отношении себя: сам лечись, ищи приключения на пятую точку или берись за голову. Что она одинаковые вещи ему толкует? Не в кайф слушать правду? Покорную жену у вселенной заказывал? Собирай чемодан и отправляйся к отцу, раз такой непробиваемый. Но с последним Космос примириться не мог, и не из-за того, что Юрий Ростиславович был с ним строг и всё время ставил в укор то, что Арька что-то начинает понимать. Кос неизменно стремился доказать Лизе, что на свадьбе Гелы с ним ничего криминального не произошло — это раз, а два — голова у него по-прежнему на плечах. Он за всё несёт ответственность, не стоит его задвигать. Это ясно?       В момент острой полемики с Лизой Кос съезжает на диван в гостиной, и какое-то время муж и жена почти не разговаривают друг с другом. Лиза сообразила вокруг себя ворох дел, а Космос уверенно делал вид, что легальные вопросы бизнеса «Бригады» — это то, что его всецело занимает. Но болезнь дочери рушит воздушные замки, и Лиза вынуждена признать: без Космоса она бы не выдержала окружившего её напряжения. Кос привозит лекарства, Кос договаривается с Арькой насчёт необходимости уколов. Он унимает детские истерики и обговаривает с докторами особенности домашнего лечения: три дня в больнице только усугубили течение болезни. Он не оставляет Лизу одну.              Космос рядом. Лиза ищет тишины в его руках каждой ночью, а он излучает тепло, уверенность и силу. Лиза теряется, если не чувствует, что Космос с ней. Это чувство сродни тупой паники, слепой и безотчётной, но его старательно заглушает другое — огромный страх за Арю. И без Космоса у Лизы точно бы сдали нервы. От всего подряд.       Космонавты работают в паре?..       — Спит. Температура противная. Дыхание её мне не нравится. Врача завтра опять вызову, — Лизе тревожно, несмотря на то что Аречка обняла любимого красного медведя и уснула. — И я буду спать. Иначе свалюсь следующей.       — Алмазная, не вздумай хлюпать носом, — Кос и сам ужасно сонный и уставший, но ему хочется поговорить с женой. Помурлыкать вдвоём. — Иди сюда. Все топоры зарыла? Метлу спрятала? Аппарат свой летательный…       — Против тебя силы ещё не придумала, — Лиза ложится на кровать, чтобы в следующую же секунду уткнуть порозовевшее лицо в плечо Космоса. — Я не думала, что в этот раз с ней будет так тяжко. Уколы не хочу, есть не буду, ничего не хочу. Самый настоящий Ёж. В тебя вся, Кос.       — Говорил тебе, что Ёжик в игрушках и карандашах копается, и большего ей в этом возрасте не надо, — Кос, конечно, хотел отдать Арьку в спорт и видеть, что ей это нравится, но чутьё подсказывало ему, что не для неё эти занятия. — Устала мотаться, а дальше с соплями — дело техники. Это тебе, алмазная, и ответ на все твои вопросы.       — Мы сейчас в стрелочников начнём играть? — Лиза ненавидит бездарно раскидываться обвинениями, но Кос вынуждаёт её выяснять отношения на ночь глядя. Вампир. — Ничего не путаешь?       — Если тебе приспичило разобраться, почему мы похерили октябрь… — у Космоса на всё своё мнение. И в этот раз он склонен указать на то, что они оба просто упустили Арьку. Вот и результат. — Больше чтобы я не слышал про то, что дочь должна быть чем-то занята. И скакать от меня не надо. Видишь, к чему это привело? От докторов отвошкаться не можем.       — С дубу рухнул? — Лиза приподнимается на локтях, укоризненно смотрит на Космоса и ещё больше краснеет. Сон у неё как рукой сняло. У Коса тоже. — Да, Аря всё смекнула про нас. Ты думаешь, что легко убедить её в том, что всё хорошо? А ты пока будешь таблетки метать из стороны в сторону и ночами уезжать гоняться по трассе, чтобы накал снять. Браво, красавец. Но это тебе не стволом из стороны в сторону махать. Это твоя ответственность!       — Ты же в который раз всё отпустила? — Космос пытается говорить спокойно, наверняка зная, что криком он не добьётся ровным счётом ничего. Особенно от своей Лизы. — А по факту я дурак, потому что всё не по твоему плану.       — У меня нет планов, Кос, только пожелания, — планирование никогда не было сильной стороной в жизни Лизы Холмогоровой. Выигрывают чувства и логика обстоятельств. — Они что-то же для тебя значат? Значат больше, чем твои бандитские дела? Никогда не вникала, но, похоже, милый, пора.       — Сделаю я всё так, как ты хочешь, Павлова, — Кос закрывает лицо ладонями, не зная, что ещё может возразить.       И есть ли смысл барахтаться? Если для Лизки он опять выставляется демоном с пушкой в зубах. Как будто нет между ними ничего хорошего.       Как будто бы Лиза забывает, как Кос её любит.       Космос любит. Иногда, наверное, душит свою алмазную силой привязанности, но ничего не может с собой поделать. В глазах людей он может считаться хоть монстром и недочеловеком, но важно лишь то, что видят в Космосе те, кто с ним рядом.       Для него.       Ведь и для неё тоже?       — Сам этого должен захотеть, Холмогоров, сам…       Лиза вскакивает с кровати и резко открывает окно, чтобы набрать полные лёгкие воздуха холодной московской осени. Внезапно ей становится душно, в висках тревожно стучит и хочется исчезнуть из этой комнаты, из этой квартиры. Только бы стало легче.       Только бы темнота ушла. И ком в горле стоять бы перестал.       Холмогорова же прикладывает к «долго и счастливо» с Космосом так много усилий. Она всё готова отдать ради семьи. Если бы она не чувствовала ответной отдачи, то не было бы ничего у них — ни дома, ни семьи. Почему всё сбылось, что загадывалось, но кривые дорожки никуда не делись? Почему, Кос?       Лиза знает, что своего добьётся. Продавит, дождётся. Вопреки. Но сколько Космосу нужно времени и понимания?       Что вообще будет завтра?       — Чёрт! — гнетущая тишина позднего вечера разрушается воплем и топотом Космоса, который услышал, что Арька проснулась — раздались тяжёлые звуки кашля, которые почти что душили ребёнка.       Лиза тоже не могла на это не среагировать: зов дочери вывел её из ледяного оцепенения. Скорбные плечи расправлены, Лиза не позволяет себе расплакаться, и она бежит в детскую вслед за мужем. Ни Космос, ни Лиза не помнят того, о чём они говорили ещё две минуты назад. Есть кто-то важнее.       — Дай градусник, — просит Космос жену, когда Арька — вся красная от кашля — немного успокоилась. Она кашляла настолько сильно, что родители боялись того, что дочь начнёт задыхаться и терять сознание. — Тут сбивать надо. Лоб горячий.       — Перед сном тридцать семь и шесть было, а теперь тридцать девять жахнуло, я и без градусника чувствую, — Лиза обеспокоенно вздыхает. — Арь, посиди с папой. Я сейчас приду. Чего тебе принести?              — Попить, — Аречка кивает головой, не переставая держать за руку отца, а Лиза бежит на кухню за водой и таблетками. — Папка?..              — Не три глазки, — Кос старается не дать дочери уснуть, пока они замеряют температуру. — Ёж, и скажи мне лучше, что болит?       — Голова болит, — ответ Ари не удивил Космоса. — В горле сухо.       — Мамка придёт сейчас и пить тебе даст, — Космос гладит дочь по голове, надеясь, что этим жестом он хоть немного облегчит её состояние. — И лекарство. Надо.       — Опять, пап? — Аречка нахмурила тёмные бровки в знак недовольства.       — Чтобы ты через неделю бегала, Арь, — Кос взывает к тому, что болеть его дочь ненавидит. — И мама бы отдохнула. Понимаешь?       — Ладно, — с отцом Аря не спорит. И маму не очень-то и хотелось расстраивать, ведь она такая красивая, умная и добрая. Никого нет лучше мамы.       — А вот и мама, — Космос и сам успокаивается, когда жена снова появляется рядом. — Ты обещала, Арька. Без фокусов.       — Уговорились? — вернувшись с кухни, Лиза спешит напоить дочку кипячёной водой, а затем дать ей «Парацетамол». — Станет легче, малыш. Ты поправишься. Папа прав.       Космос бы хотел сказать жене, что хотя бы в чём-то он прав, но не в его настроении вершить очередную глупость. Лиза и без градусника сработала безошибочно: это опыт или материнское чутьё? Космос не гадает. Он лишь знает то, что из озорной девчонки с несносным характером его Лиза превратилась в лучшую версию себя. Она чуткая и заботливая мать, и она единственная женщина, способная преодолеть его — чудище космическое и временами отравляющее всю жизнь окружающих. А Кос кем стал?       Дядей с большими карманами? И плохо ли ему из-за этого, трудно? Стыдно?       Нет, плохо ему сейчас, когда Арька слабенькая и жалкая, а Лиза падаёт с ног от напряжения и устали. До суеты Космосу дела нет.       — Может, пойдем спать, Кос? — предлагает Лиза, когда жаропонижающее подействовало и дало ощутимый результат. Теперь Арька спала безмятежно, и места на кровати, где помимо неё лежали два высоких взрослых человека, ей было мало.       — Пошли, — Космос аккуратно поднимается, а следом даёт руку Лизе, чтобы также бесшумно с постели дочери встала и она. — Поговорить не предлагаю. Спать пора, алмазная.       — Я надеюсь, что ты понимаешь, солнце, — сонно тянет Лиза, готовясь ко сну. — Что важнее твоей неуязвимости есть те, кто тебе дорог. И меня это тоже касается. Поэтому я никуда не уйду. Этого же боишься?       — Боюсь, — скрывать Космосу нечего: он уже не в состоянии представить себя без Лизы. Это тошно. Глупый ворон без своей ведьмы. — Пока меня ты ждёшь — всё смысл имеет. Лиз?       — Тогда спокойной ночи! — вместо тысячи слов желает Елизавета.       Глаза слипаются.       — Добрых снов… — Космосу нечем крыть. Морок накрывает мгновенно.       Кос уютно обхватывает Лизу со всей своей могучей хваткой, прижимая к груди, и она себя не помнит — проваливается в глубокий сон. Растворяется облаком в ночном небе. Исцеляется. Ей хорошо.       Всем спокойного сна…       А ночь делает диких кошек покорными. Примиряет.