Плоть и Кровь

Полноценно Билл толком не успел проснуться, но голова у него уже раскалывалась. Всё из-за тревожного, прерывистого сна на протяжении ночи. А теперь, когда он едва смог заснуть, до раздраженного сознания доносился тихий смех, похожий на щебетание. Это был малыш Джорджи. И, судя по другим звукам, Билл сразу понял, что младший брат решил поиграть в железную дорогу. Шум игрушки неимоверно бесил, но Билл честно держался и всеми силами заставлял себя не обращать внимания, чтоб не сорваться на брате. И он искренне терпел ровно до того момента, пока до ушей не донесся звук второго голоса, чуть ниже, но еще не до конца сломанного. Билл резко сел, растрепанный и не выспавшийся он продрал налитые кровью глаза и уставился стеклянным взглядом на нарушителей спокойствия. У него даже голова закружилась. На полу, недалеко от кровати, где была сооружена железная дорога, в самом центре сидел Джордж вместе с Генри. Они подсовывали на рельсы прямо под несущийся поезд мелкие игрушки и смеялись, стоило поезду проехать по цели. — Ой, Билли! Ты проснулся! — Джорджи заметил брата первым и приветливо помахал. — Давай с нами! Генри принес маленьких человечков! Билл не ответил. Он быстро поднялся с постели и прошел мимо, уединиться ненадолго в ванной. Мальчик надеялся так охладить пыл. Он умылся ледяной водой, даже голову окатил, но гнев разгорался всё сильней от увиденной картины. Биллу хотелось кричать, что с его братом никому нельзя играть кроме него самого. Мальчик понимал абсурдность своего заявления, пусть даже мысленного. Прекрасно осознавал — перегибает палку, но ничего не мог с собой поделать. И когда Билл вернулся в комнату картина в его глазах не стала лучше. — Генри, но почему ты меня утеночком зовешь? — спросил Джорджи. Он с Генри явно вели диалог уже достаточно долго. — Я ж говорил, ты как те пищалки в игрушках, — важно объяснял Генри; вид его был серьёзен, по крайней мере парень пытался таким казаться, несмотря на пробивающуюся ребяческую улыбку. — Обычно такие в резиновых желтых утках — вот это ты и есть. — Но даже у игрушечных уточек есть клювик, перышки и перепонки, а у меня этого нет, — привел контраргумент ребенок. — Как это нет, перепонки вот точно есть. Наконец хмыкнув, Генри схватил мальчика за пальчики на ноге и ущипнул. Малыш взвизгнул и тут же громко и задорно рассмеялся, сразу же подхватывая эту игру. — Генри, но нет же перепонок! — смеясь утверждал ребенок. Он стащил с себя носочек и протянул ножку, демонстрируя растопыренные пальчики. — Есть. Генри пощекотал маленькую пятку, вновь вызывая детских хохот и, Билл, стоявший всё это время в проходе, не выдержал. — Ч-что ты вообще в н-нашей ком-мнате заб-был? И хват-тит обзывать его! — Ты окончательно тронулся, что ли? — изумился Генри. — Даже карапуз понимает, что я шучу. — Билли — это правда, — вдруг вступился Джордж. Он натягивал обратно носочек и не отводил свои большие глаза от брата, опасаясь, что начнётся новая ссора из-за него, Джорджа. — Мы просто играли. Генри не обижает меня. — Раз так, то к-когда он реально теб-бя об-бидит или кто д-другой, не жалуйся мне бо-больше. Билл рявкнул. Не сдерживаясь. Грубо и почти презрительно. Ребенок вздрогнул, будто его больно, не щадя, кнутом несколько раз хлестнули. — Билли, т-ты чего? — малыш поднялся и сложил ручки вместе, не зная куда их деть. Он забыл об играх, перешагнул железную дорогу и приблизился к брату, что теперь стоял спиной. Билл не обернулся, даже когда его подергали за одежду. Молча начал складывать постельное бельё. Но ребёнок не отставал. Продолжал звать. — Не хоч-чу с тобой раз-зговаривать, — Билл выдернул из детских пальчиков свою футболку, которую малыш сминал, стараясь привлечь внимание. — Отстань от мен-ня вообще, п-предатель мелкий. — Я не п-предатель… — глаза у Джорджи стали еще больше. Малыш даже заикнулся, неосознанно копируя брата. И вскоре по его щекам побежали крупные слёзы. — Б-Билли… Билл поджал губы. Слезы Джорджи он не выносил никогда. Брат легко умел разжалобить. Но Билл не хотел вестись. Эгоист внутри него навязчиво шептал продолжать игнорировать плачущего ребенка. Ведь в таком случае Джорджи будет искать снисхождения и ходить за Биллом в поисках прощения — именно это грело душу, что брат будет замечать только его. Мальчик ужаснулся такой неоправданно жестокости со своей стороны по отношению к тому, кого любит больше всего на свете. И тут резкий толчок в плечо прервал мысли Билла. — Эй, ты что, совсем? — возмутился Генри, возвышаясь. — Или месики пришли? Нашел с кем ругаться, кретин! Извинись! Мелкий, не реви… Генри опустился на одно колено рядом с тихо плачущим Джорджем. И ревность уколола сердце Билла еще больше. Ведь он сам хотел успокоить брата. — Ты вообще ка-катись! А он пу-пусть рев-вёт и подумает над своим п-п-поведением! — слова бежали вперед мыслей. Обида, ревность и зависть сжигали сердце, от чего к глазам подступали злые слезы. — Ну ты конченый! И сам катись! Всех задрал уже! У тебя день не удался, если ты ни с кем в конфликт не вступил?! Да тебя проще вышвырнуть, как мусор, чем пытаться отношения наладить! Такого оскорбления Билл сносить не собирался. Он тоже умел бить очень больно, коварно и безжалостно. В самое сердце противника. Вчера он получил козырь в рукав из уст самого мистера Бауэрса. — Мусор, — прошипел Билл не хуже змеи. Яд так и сочился из его рта, капая на пол. — Это то, что твоя мать ос-ставила у порога этого гребаного дома! Генри изменился в лице, что даже при тусклом свете комнаты можно было заметить его смертельную бледность. Он точно не ожидал такого удара. Растерялся на мгновение, но этого хватило, чтобы глаза его заблестели, а дыхание стало прерывистым. Проморгаться и резко выдохнуть — Генри хватило ещё пары секунд, а после он решил конфликт привычным для себя способом — толкнул Билла. Тот запнулся о проезжающий поезд и упал. Генри, не теряя времени, напрыгнул сверху. Мальчишки сцепились — уже по обыкновению. Начали колотить друг друга, но теперь действительно желая ударить противника, как можно больней. Малыш в этот раз не побежал за Оскаром. Продолжая плакать, он пытался вклиниться между «братьями», старался лечь между ними и принять удары, только бы те прекратили драться. Оскар благо сам услышал и быстро пришел на шум и плачь. — Разошлись! Только глаза продрали! Уже галдеж! Что опять не поделили? А ты что ревешь? Тоже досталось? Малыш не ответил. Оскар, растолкав старших мальчишек, вытащил его и поднял на руки словно тряпичную куколку. Ребенок утирал красные мокрые глаза кулачком. — Вы двое: к концу дня, чтоб необходимые вещи были собраны. Из дома ни шагу! — Оскар не стал вдаваться в подробности очередной ссоры. Времени не было, ведь сообщили адрес откуда взламывали камеры города. Возможно уже сегодня он вычислит ублюдков. Но ни к середине дня, ни к его концу наказ Оскара выполнен не был. Джорджа, как и было обещано, Бутч отвёз в школу и уехал на работу, а Билли и Генри разошлись по разным углам, как потрёпанные шелудивые псы на ринге, зализывать свои раны. Достаточно глубокие раны, так как оба все следующие часы тщательно избегали присутствия друг друга, стараясь лишний раз даже звуками не выдавать себя. Особенно Билл. Мальчик с ногами забрался на постель, обняв колени. В комнате, как и во всём доме было тихо и одиноко. Биллу казалось, будто на него даже мебель таращится осуждающе несуществующими глазами, в особенности — дурацкий поезд. Мальчик глубоко ушёл в свои мысли, чтоб чувство обиды не вылилось во взрыв эмоций. Обиды на Бауэрсов, на Джорджа, а в частности на себя. Билл на самом деле не хотел кричать на брата, тем более обижать его. Понимал, что малыш просто так же, как и он пытается жить в новых условиях. И у младшего братика это выходило на ура. А у большого и сильного старшего брата, каковым Билл всегда являлся в глазах Джорджи, всё шло наперекосяк. По итогу Билл просто скатился до уровня подлых хулиганов, бьющих исподтишка и ранящих самыми обидными словами — не только погаными обзывательствами, но и самыми тяжёлыми фактами из жизни тех, кто слабее и кто просто неприятен. Генри не был слаб и Билл его честно ненавидел, но то, что он сказал ему — мальчик считал за гранью. Тем более для того, кому не понаслышке известно, какого это — остаться без матери. Мистер Бауэрс поделился личным, сокровенным с Биллом из явно добрых побуждений. Возможно он считал, что откровение пусть не примерит полностью, но по крайней мере поможет мальчикам понять друг друга. А Билл подло и бессовестно плюнул и Оскару и Генри в лицо. Сара точно задала бы сыну хорошую трёпку. Биллу бы тогда оставалось, как сейчас, засесть в своей комнате наедине со своим стыдом и душить себя раскалёнными тяжёлыми мыслями — в полном одиночестве, чтоб никто не видел его позора. Словно злое напоминание — до ушей Билла в какой-то момент донёсся хлопок входной двери. Очевидно, Генри не выдержал присутствие Билла. Как и все. Как и Джордж сегодня. Щемящее в груди чувство внушало ощущение покинутости. И Билл пришёл к четкому выводу — лишний тут только он. Это ему нужно уйти и не мешать. Шмыгнув носом, мальчик утер глаза, но в голову уже была допущена ужасная мысль, что он не просто обязан оставить всех в покое, а вовсе не должен был спасаться в той аварии. Если бы Билл последовал за родителями: Джордж ещё маленький, он поплакал бы, а потом потихоньку пережил утрату. Мистер Бауэрс хорошо бы позаботился о нем, уже заботится, словно отец. И даже Генри смог бы постепенно стать неплохим старшим братом. Ведь это тоже происходит уже сейчас. Билл накрылся одеялом с головой. Чувствуя себя очень одиноким, он ощутил, как слёзы жгут глаза. Растерянный он не представлял, как жить. В пучине отчаянных мыслей сейчас Биллу казалось, что он правда умер и рядом совсем никого. Что существует он злобным призраком, потому нелюбим и презираем. Нет никого, кто бы подтвердил, что Билл тоже тут, осязаем. Головой Билл понимал, что брат до вечера просто в школе, Бауэрс-младший, вероятнее всего ушёл зависать со своими прихвостнями. По-хорошему и Биллу следовало позвонить друзьям, но с клубом Неудачников мальчик сам на контакт не вышел. Билл не мог смотреть без стыда в лица товарищей. После неоднократных замечаний о своей вспыльчивости — он просто не знал, что сказать им о сегодняшнем инциденте, не то, что попрощаться на неопределённый срок. В самобичевании Билл не заметил, как время перевалило далеко за полдень. Он бы и не обратил внимания, если б не телефонный звонок. На экране горела иконка с номером Генри. — Заика, дуй забирать мелкого, — без приветствия заскрипел на другом конце знакомый голос. Ещё пребывая в расстроенных чувствах, Билл ответил не сразу. — Г-Генри… — Билл хотел поблагодарить за напоминание, одновременно еще он отметил, что Генри не стал упёрто цепляться за гордость и первый вышел на контакт, несмотря на обиду. И самое главное о чём подумал Билл — он обязан искренне извиниться перед Генри за свои ужасные слова. — Это… с-спас-сибо… и ещё я х-хот-тел… т-ты мен-ня п-п-п… — П-п-пиздуй быстрее… — перебил Генри, не дослушав. — Кружки его закончатся уже через десять минут. — А т-ты где? — Билл решил, что попросит прощения при встрече, а не по телефону. Он уже накидывал ветровку и выходил, ему не терпелось поскорее побыть с кем-то рядом. Главное не одному. Билл даже не подумал за передразнивание швырнуть телефон в стену, представляя, что это нахальная физиономия Генри. — Занят я. У папаши дела. Считай, уступаю тебе возможность извиниться перед малявкой. У Билла от подобной любезности лицо вытянулось. Неприятно, когда тебя тыкают в свои помои, будто нагадившего кота. Но Билл отметил, что по отношению к нему это справедливо. Сбросив вызов и уняв тремор, Билл торопливо направился к школе. Улица встретила его назревающей вечерней прохладой. По пути мальчик зашёл в магазинчик и набрал разных вкусняшек: упаковку печенья, две шоколадки и пакетик желейных червячков. Впопыхах забыл приобрести пакет, из-за чего теперь нёс всё в руках, прижимая к груди. Как только извинится, Билл обязательно предложит Джорджи вместе поиграть в поезд, раз малышу так запала в душу эта игрушка. Мальчик всё ещё продолжал корить себя за никчёмность, а ещё думал, что Джорджи без него наверняка будет плохо. Билл не хотел причинять брату боль, даже своей потерей. Раз на то пошло — любовь Билл должен отдавать именно Джорджи. Заботиться и защищать его. Даже если Биллу самому этого не хватало. Не хватало нежности матери и похвалы отца. Не хватало тактильности и… И тут Билл запнулся и едва не пропахал лицом асфальт. Одна упаковка с печеньем упала перед ногами, но было не до неё. Мальчик застыл, как вкопанный, дыхание не просто сбилось, казалось, элементарный вдох сделать непосильная задача. Билл сжал переносицу, умоляя себя не разрыдаться здесь и сейчас. Ему очень не хватало мамы и папы. Никакими словами не передать, как бы он хотел, чтобы они оба вернулись. Всё бы отдал, хоть конечности на отсечение, по одной за каждого, да пусть и все сразу. Пусть бы он остался беспомощным, только бы они смогли вернуться. А беспомощный Билл в любом случае: всё чаще и чаще он чувствовал себя ужасно настолько, что у него не было сил элементарно подняться с постели, не то, чтобы вести какую-либо деятельность, не было желания улыбаться, разговаривать, пить и есть. Периодами мальчик насильно заставлял себя что-то делать, от чего злился. И вот опять безнадега, злость и отчаяние накатили волной. Билл молча пережидал этот приступ. Давил его внутри на корню. Говорил себе: он не смеет больше никогда срываться на малыше Джорджи. Вообще не смеет срываться ни на ком из-за своих нелепых проблем. Глаза Билли полностью закрыл ладошкой, задушено хныкал в нее. В кармане вибрировал телефон. Это звонил Джордж. Только на нем звучала песенка про акуленка. Ответить Билл не мог. Не в данную секунду, когда его душа рвалась внутри тела. В голове сменялись образы, всплывали далёкие воспоминания; под ментальным ураганом события прокручивались с бешеной скоростью, накладываясь на настоящее и затмевая его. Билл услышал звуки и запахи салона их семейной машины. Как он, родители и Джорджи садятся внутрь. И едут домой в Дерри на встречу… Билл сильно потряс головой. Хотел физически вытряхнуть чудовищные воспоминания. Острая боль пульсировала в висках. Мальчик несколько раз повторил про себя «забудь», «не думай об этом». На короткое мгновение, пока он произносил эти фразы — пусть и плохо, но помогало. Умом Билл понимал, что как-нибудь переживёт эту трагедию, что боль так или иначе утихнет, что время приглушит острое чувство потери, но сердце слушать не желало. Билл вдыхал и выдыхал, медленно и спокойно, сосредоточившись только на собственном дыхании, считая про себя вдохи, при этом начисто игнорируя полыхающий ад внутри себя. Он не знал через какое время, но у него получилось вернуть ясность. Дрожь в коленях постепенно отступала. И приступ потихоньку отпускал. За время помутнения Билл не заметил подъехавшую машину. Она стояла недалеко позади. Только оттуда так никто не вышел. Упаковка печенья валялась у ног. С сожалением Билл подумал, что внутри оно скорее всего всё разбилось. Машина никуда не уехала, наоборот поравнялась с Биллом. Окно со стороны пассажира на переднем сиденье опустилось. — Какая неприятность, — чересчур наигранно улыбнулся мужчина. Он показался Биллу знакомым, только не получалось вспомнить где и когда они могли встречаться. — Но стоит ли из-за этого так горько плакать? Билл не ответил. Не хватало ему ещё сердобольных мужиков. Мальчик нагнулся и подобрал печенье. Как и предполагал — внутри побитые осколки и крошки. — Хочешь куплю тебе новую упаковку? Или две! А попкорн любишь? У меня с собой есть. Игнор со стороны Билла продолжался. Он пытался понять сколько же тут простоял. И сколько этот мужик наблюдал. Билл точно его где-то видел. — Какой неразговорчивый, — притворная обида. — Бука. Это уже раздражало Билла. Нормальный человек давно бы понял, что ему не рады и свалил. Биллу точно стало как минимум некомфортно, если бы от него так открыто воротили нос. Ещё Билл ругал себя за срыв. Джорджи наверняка уже потерял его. — Хоть улыбнулся бы или кивнул для приличия. С виду такой хорошенький милашка-оленяжка. Билл скрипнул зубами. Он закипал. Руки ещё тряслись и он никак не мог разблокировать телефон, чтобы перезвонить братику. На дисплее светились пять неприятных вызовов. — Эй, малыш, а давай… — М-малыша найдешь у себ-бя в штанах! — гаркнул Билл, взорвавшись. Он поднял глаза и на секунду встретился взглядом с мужчиной в машине. Действия были быстрее мыслей. Билл запоздало подумал, что не стоит швырять упаковку печенья в лицо явного лжеца, рот которого улыбался, голос казался медовым, а вот глаза выдавали всю недобрую сущность. Но Билл, как обычно, сначала сделал, потом подумал. Мужик оказался шустрый, откинулся на сидении и злосчастные печеньки угодили в водителя. Послышался мат. Мгновением позже мужчина, что старался вывести на диалог, вышел из авто. Билл вслух подумал, как такая шпала, вроде него, вообще вместилась в тачку. — Так всё-таки язычок у тебя есть, — глаза теперь улыбались. Билл явно повеселил оппонента. Только чувство юмора у них на совершенно разном уровне. — Правда теперь мне его вырвать хочется. Вместе с шаловливыми ручонками. — Дядя, ты мне у-угрожаешь, что ли? — решил хорохориться Билл. Он знал, что не прав, но и получать от того, кто во много раз сильнее не хотелось. Как бы Оскар не старался, он не привил правило жизни — не огрызаться на тех, кто может принести тебе проблем. — Не видел тебя р-раньше в нашем город-де. Ты, н-наверное, не в курсе, кто м-мой… мой… о-о-отец? Последнее слово Билл сказал тихо и прерывисто. Но с удивлением для себя понял, что под опекой Оскара Бауэрса, он чувствует себя безопасно и что тот в случае чего защитит. Это было невероятное и резкое осознание действительности. И ещё, будь перед Биллом сверстник или кто чуть постарше, было бы стыдно прикрываться и пугать родственниками. Кто так делал — называли лузерами и стукачами, но Билл здраво рассудил, что ситуация другая. — В курсе, — теперь улыбка походила на оскал акулы перед трапезой. — Мертвец. Даже знаю, где лежит. Оставшиеся сладости для малыша Джорджи выпали из ослабевших рук. Биллу почудилось, что асфальт под ногами раскрошился, разъехался и бездна внизу слопала целиком. — М-мой… мо-ой… — Билл с трудом держался от нового приступа. Слёзы уже подступили, затуманивая обзор. Ясность ума удалось сохранять лишь потому, что Билл чётко ощутил неприкрытую опасность. — О-он ш-шер-риф… Несмотря на не сильно прохладную погоду, Билли по-ошущениям стоял мокрый и нагой в зимней стуже. Даже губы посинели и тряслись. — Лгунишка, — мужчина тем временем обманчиво расслабленно приближался. Ехидству и неприкрытому издевательству не было предела. Лёгкая поступь шагов была в противофазу с бешеным сердцебиением Билла. — Он же не твой папочка. Но это даже к лучшему, что вы так притёрлись друг к дружке. Билл больше не собирался терпеть. Он с силой, на какую только способен, пнул пакетик с желейными червячками в ненормального перед собой и рванул в противоположную сторону. На бегу он искал в контактах Оскара. Бежал не оборачиваясь. Адреналин выброшенный в кровь придавал скорости. По плану нужно было забежать на противоположную улицу и махнуть через соседский забор, а там… Билл даже не понял, что произошло. На секунду сердце его будто остановилось. В него влетела махина, сбивая с ног. Мальчишку откинуло не только физически, но и мысленно перед глазами он увидел машину, что впечаталась в лоб их семейного автомобиля. Но с землёй тело Билла не повстречалось. Сильные руки вцепились столь крепко, что в месте соприкосновения остались кровоподтеки. За мгновения до столкновения, Билл успел отправить вызов Бауэрсу, только от удара телефон выпал из хрупких рук и, проскользив на задней панели, упал точно в ливневый сток. — Пу-пус-сти-ти! — писк едва ли был слышен. Широкая, шершавая ладонь легла на лицо. Билл бы в любом случае не сумел поднять шум — внутри него сжалась ледяная струна, она сковало всё тело, в том числе и горло. Заикание просто не позволило бы излить хоть какие-то достаточно громкие звуки. Мужчина молчал. А Билл почувствовал себя настолько крохотным и беззащитным, что слезы предательски потекли из глаз. Не прикладывая больших усилий, мужик, продолжая одной рукой затыкать мальчику рот, второй прижал его тщедушное тельце плотно к себе, ухватив поперёк талии. Из-за чего Билл буквально висел в воздухе, задыхаясь от давления на живот и лицо. Единственное, оставалось бесполезно сучить ногами и руками царапать будто каменное запястье в попытках отодрать лапищу от своего лица. Долго это не продлилась. Та самая машина подъехала прямо к ним. — Пересядь на переднее, — приказ. Голос совершенно другой. Не такой елейный, каким изначально мужчина разговаривал с Биллом. С задней части салона вышел еще один мордоворот, оставив дверь открытой. Без лишних слов мальчика небрежно затолкали в освободившееся пространство. Мужчина, что держал Билла, влез следом, перекрывая путь и поглощая всё вокруг своей тенью. Водитель заблокировал двери. Билл никак не мог поверить, что подобное происходит именно с ним и в каком он положении. Как в страшном сне его просто и бесцеремонно посреди жилой улицы похищали средь бела дня. Билл пополз к противоположной двери, собирался попытаться открыть дверь, в край начать бить по стеклу, но его до обидного легко вернули на исходное место, подтащив за кромку штанов, чуть ли не оголив. Мужчина жестоко и не щадя взял чужую тонкую шею в удушающий захват и плотно прижался губами к уху захрипевшего мальчишки. — Не прекратишь трепыхаться, я сделаю тебе очень больно. Угомонись. Живо. Напуганный до ужаса, Билл едва не описался. Он обмяк, не замечая, насколько сильная дрожь его колотила. В угрозе он не сомневался. — Молодец, Оленяжка. Поехали, — последней фразой мужчина обратился к водителю. — Свяжитесь с Честером. Один есть. Пусть заберёт двух других. *** Локация Генри Бауэса и его шайки была на пустыре, где, обзаведясь запасами малосъедобной пищи и дешёвого алкоголя, шло бурное обсуждение о проводах своего непосредственного лидера. — Генри, а куда вы уезжаете? — спросил Хаггинс, облизывая желтые сальные пальцы от сырных воздушных шариков. — Ты так и не сказал. — Да хер знает, — младший Бауэрс смял банку из-под пива и выбросил её куда-то за спину. — Отец говорит это конфиденциальная информация. — Что-то мне подсказывает… — деловито начал Хокстеттер, закуривая сигарету и любезно поделившись огоньком зажигалки с товарищами, — что старик Бауэрс влип в какую-то передрягу. Не спроста патрулей дохрена. Он будто ожидает чего-то, вот и решил вас спрятать. — Я смотрю ты любитель консперологических теорий, а, Патрик? — за злым сарказмом Генри скрывал опасение, что Хокстеттер прав. Переживал, если уедет, как отец справится один. — А может, у него новая баба в городе, куда вы едете? — Крис заискивающе просунул свою белобрысую физиономию меж Генри и Хаггинсом. Бауэрс бесцеремонно отпихнул лицо друга раскрытой ладонью. — Хватит херню нести, — Генри встал в позу и поставил согнутую в колене ногу на капот тачки Хокстеттера. — Лучше поклянитесь мне, что будете хранить мой город от всяких кусков дерьма! — Да! — торжествующи выкрикнули парни. — Не слышу! — лишь после повтора выкриков поддержки, Генри дал новый наказ: — И чтоб никому не давали расслабляться! Законный папочка Дерри отчаливает ненадолго! — За Генри Бауэрса! Парни в качестве тоста стукнулись банками пива, расплескав добрую половину, чем вызвали последующий неудержимый хохот и веселье, которое прервалось только трелью из кармана Генри. — Чего тебе, мелюзга? — Генри, — тихонечко отозвалось в трубке. — А когда за мной придут? — Не понял. Твой брательник не забрал тебя, что ли? — Я… я звонил Билли, он телефон не берёт… — голос мальчика робко дрожал, словно он чего-то опасался или от кого-то скрывался. — Я стоял возле школы… Долго стоял. Меня забрал Эдди. Я сейчас у миссис Кей. Генри поперхнулся пивом, а остатками изо рта окропил разом всех дружков. — Пять минут, мелкий, и я уже там! — Генри сбросил вызов и, без объяснений почти запрыгнул на соседнее от водительского сиденье. — Хокстеттер, заводи мотор! Под ором лидера патлатая голова Патрика мгновенно протрезвела и смогла почти без нарушений быстро довезти компанию до небольшого дома семьи Каспбрак. Неуютного, слишком стерильного настолько, насколько же и во дворе пахло лекарствами. Но младшего Бауэрса не заботило благоустройство чужого двора — он даже намеренно пнул пару румяных гномов вдоль выложенной плитами дорожки к крыльцу. Долго Генри ждать не заставили — после настойчивой трели дверь отворилась и явила взору вечно пренебрежительное выражение одутловатого лица Софии Каспбрак. — А-а-а, Генри. Какой неприятный сюрприз, — физиономия женщины тут же окаменела в фальшивой любезности с ядовитым презрением в прищуренных глазах. — Я ждала визита твоего отца. — Занят он, — парень напустил на себя непринужденный вид и даже для убедительности облокотился локтем на косяк двери. — Довольствуйтесь мной. Женщина осталась стоять прямая и напряжённая, как струна, но испарина пота уже выступила на её краснеющем, закипающем лице. — Надеюсь, твоей дурной голове хватит ума донести до Бутча, что я планирую лично возложить на свои хрупкие женские плечи, — от такого сравнения Генри едва сдержал смешок, ситуация не позволяла смеяться, — ответственность за забранного мною мальчика. Думаю, органам опеки будет интересно узнать, как и почему малютка был забыт возле школы. Ждите службы утром. Всего доброго. Дверь почти закрылась перед вздернутым носом Генри, но он успел сунуть ногу в проём. Маленькой щели хватило худощавому парню, чтоб почти наполовину просунуть корпус в дом Кей. — Не смей входить в мой дом, паршивец! — пыхтела и цедила сквозь зубы Каспбрак. — Отдайте ребёнка! — рычал Генри, шипя от боли в ребрах, на которые давила дверь. ‐ Вы не имеете право отбирать его! Он мой брат официально! — Органам опеки будет лучше знать, с кем малышу безопаснее! — верещала София. Она пару раз толкнула плечом дверь — Генри начал кашлять и пучить глаза. — Уж явно не с сыном маргинального оборотня в погонах и фривольной профурсетки! — На себя посмотри, бешеная сука! Генри дотянулся рукой до крупной серьги в ухе Кей и дернул — старался не сильно, чтоб не оторвать мочку, но достаточно ощутимо, чтоб огромная туша женщины перестала давить ему внутренности. Раздался крик и Генри ворвался внутрь. Он сразу рванул, крича: — Мелкий! Утка! — Генри! Я в кухне! — отозвался из глубины дома детский голос. — Эддичка! Звони в полицию! Пусть посылают спецназ! ФБР! Кричи, маму насилуют! — София в истерике рухнула к шкафу, порушила добрую половину полок и извлекла оттуда зонт непонятного кошмарного цвета. Занесла его над головой как меч и бросилась за младшим Бауэрсом. — Да кому Вы сдались?! — голос дал петуха, когда Генри обернулся. — До сих пор не верю, что с Вами вообще кто-то переспал и Вы извергли задохлика! — оружия у Генри не было, он на ходу плевался ядом. — Хам! Получай! Карающая жирная Мэри Поппинс не могла снести такого оскорбления. Словно огромный камень, грозящийся раздавить в лепёшку, она преследовала нарушителя. В голове у Генри мелькали кадры из боди хорроров — Софию он представил в виде мутировавшего гуманоида, пожирающего людей всей поверхностью тела. Секунды раздумья над этим напугали еще больше и промедление стоило пропущенного удара зонтом по спине. Генри матюкнулся, продолжая бежать, не мог он вступить в неравный бой — отец вряд ли обрадуется, узнав о драке сына с нездоровой женщиной — тем более с вероятным проигрышем. За последнее обидней вдвойне. Генри же, как прыткий заяц из старых игр убегал от преследования, стараясь не допустить или хотя бы минимизировать урон. Кей лупила нещадно, зонтик весь изогнулся. Благо малыша Джорджа не пришлось искать — сам вышел вместе с Эдди в проход и Генри, воспользовавшись, подхватил ребенка на бегу. Малыш искренне обрадовался короткому полёту и догонялкам. Держа мелкую хохочущую ношу, Генри вбежал в кухню, сцапав ещё и Эдди за футболку, тем самым прикрывшись им, как щитом. — Изувер! Садист! Живодер! Маньяк! Насильник! Пусти моего Эддичку! София пыталась заколоть Генри зонтом, словно копьём. Учитывая острый шпиль на конце, дополнительные дырки могли появиться после такой схватки. Но парень ловко уворачивался, прячась за Каспбрака младшего. — Беги к выходу, — Эдди, явно задолбленный жизнью, вообще не паниковал. В руке у него был сельдерей, который он, находясь меж молотом и наковальней, пытался ещё как-то жевать и наблюдал за развернувшимся хаосом вокруг себя. — Я споткнусь и немного задержу. Генри так и сделал. Он уже обрадовался — финишная прямая с открытой входной дверью. Но тут София, озверевшая на полную катушку, вылетела из кухни, по инерции она впечаталась плечом в стену, оставив хорошую вмятину, но это не помешало ей с места резко начать набирать скорость. Джорджи, наблюдавший за миссис Кей из-за плеча Генри, хохотал. — Генри, догоняет! У лестницы на крыльце Генри запнулся. Ступеньки посчитал побитым телом вместе с Джорджем. Малыша это еще больше развеселило. — Хокстеттер, мать твою, заводи мото-о-о-ор! — Генри уже был на последнем издыхании. Слишком много урона, а пивной аптечки нет под рукой. — Нихера! — у Хока выпала сигарета изо рта, когда он увидел махину Кей со стальной битой в руках. Крис перелез на переднее сидение, а Хаггинс открыл дверь, истерично подгоняя Генри бежать быстрее. По ощущениям на краю гибели, крича и матерясь, младший-Бауэрс с прыжка, словно торпеда залетел в салон. Его вместе со смеющемся Джорджи подхватил Хаггинс. Хотя сам чуть не вырубился — Генри макушкой точно в пузо Рыгало угодил. Хок уже тронулся с места, как вдруг лобовое хрустнуло. Паутина расползлась разом по всему стеклу. — Охренела?! — заорал не менее охреневший Патрик. София не слушала. Она, брызжа слюной, отбила к чертям зеркало со стороны водителя. Мальчишки внутри орали в унисон. — Заставь свою колымагу двигаться! Она же сейчас нас в машине похоронит! — кричал Генри. — Дави ее, Патри-и-и-ик! — визжал Виктор, прикрывая глаза руками. Кей уже молотила по бамперу. Педаль в пол. Патрик издал вопль гориллы в схватках для поддержания морального духа команды. Тачка взревела и наконец смогла увести своих пассажиров от смертельной опасности. Биту София кинула в след. Но та уже не долетела до и без того побитого железа. — Охуеть, Генри! Кто заплатит за ущерб?! — задал теперь очень интересующий вопрос Патрик, когда все немного отдышались. — Уж явно не я! К папаше обратимся, заяву напишем, — выдохнул Генри, а после в голос загоготал. Остальные нервно поддержали его. Джорджи, хоть и никого не знал из друзей Генри, продолжил хихикать со всеми. Никто из них не заметили, как с пригорка за ними всё это время следили из тёмного авто. А затем поехала следом.