Плоть и Кровь

На кухне тоже всё было без изменений: под ногами хрустело разбросанное печенье. Стол, раковина и плита оказались завалены посудой. Вероятно, Генри что-то готовил себе, после ухода Билла. Однако, самого хулигана, как и Джорджа, не было ни в одной из комнат, ни в кабинете Оскара, ни даже на заднем дворе. — Дж-Джордж! — ещё раз крикнул Билл, осматривая комнаты. — Г-где ты?! Паника мгновенно пробрала до костей. Билл бегал по дому, включал везде свет и заглядывал в самые потаённые углы, куда только мог спрятаться ребёнок. Ему не нравилась прерогатива, что младшего брата мог куда-то уволочь за собой бестолковщина-Генри. Но вдруг до ушей внезапно донеслось глухое «Би-и-илли-и-и!». — Джор-рджи! Где-де т-ты?! Голосок по направлению шел из ванной комнаты и уже там Билл получил новую подсказку от детского голосочка: «в корзине для белья!». Билл прежде внимания не обратил на высокую плетённую корзину, на которую был взгромождён таз, заваленный моющими средствами. Мальчику пришлось собрать всю силу в худых руках, чтоб убрать его и тогда из-под крышки корзины выскочил сам Джордж: — Билли, ты нашёл меня! Самому Биллу даже на секунду почудилось, будто над светлой макушкой ребёнка образовалась пикселизированная надпись: «Ценный лот — вы нашли Джорджа. В доступе теперь есть функция сохранения!». — Мал-лыш! — Билл не сдержал чувств и обнял ребёнка. — Ты чт-то тут-т дел-лал?! — Прятался, — спокойно объяснил мальчик. — Ты ушёл, я заскучал и попросил Генри поиграть со мной в прятки. Но он меня постоянно находил! И я спрятался здесь! — Джорджи не прекращал улыбаться во время своего рассказа, но внезапно улыбка покинула детское личико. — А потом я не смог выбраться… Я кричал Генри, но он не пришёл… Наверное, пошёл искать меня на улицу. Я слышал, как входная дверь хлопнула. И я так и уснул здесь, а потом… Мальчик вдруг стыдливо опустил глаза и Билл заметил на штанишках мальчика тёмное влажное пятно. — Я сделал кое-что нехорошее… — но вдруг ребенок просиял и протянул брату кулачок, в котором сжимал зелёную ткань. — Но я спас твою футболку! А вот спортивный костюм Генри и рубашку мистера Бауэрса нет… Билл смотрел на своего брата — сияющего улыбкой в испорченных штанишках — и руки его затряслись от беспомощности. Перед глазами возник старый дом на Джексон-стрит. Темный и безжизненный. — Билли, почему ты плачешь?! — испугался Джорджи. — Я же спас твою футболку! — Ниче-чего-го, мал… мал-лыш… — от слёз и шмыганья в попытках их сдержать, Билл стал заикаться ещё больше. — Дав-вай, пом-могу теб-бе помы-ы-ыться… Пока Билл приводил брата в порядок, в мыслях он учинял расправу над младшим Бауэрсом и тот, словно по зову разума бывшего Денбро явился — из ванны братья услышали, как хлопнула входная дверь. — Ты ур-род! — выскочил Билл с братом за руку. Расшнуровывающий ботинок Генри не сразу понял, что произошло. — Хер ли ты визжишь? — нахмурился хулиган. — Ночь на дворе! — В-Вот именно! За спиной Билл держал вторую руку, в которой до боли сжимал мокрые штанишки Джорджи. Именно ими он и хлестанул Генри по сгорбленной спине. — Ты чего творишь, Заика?! — Не н-нравится, козлина?! — кричал Билл, нанося новую атаку. — Это из-за тебя! Ты исп-портил штаны Джорджи! Ты его запер в корзине и он описался! — Билли! Ты обещал не рассказывать! — пискнул Джорджи, мгновенно ставший цвета помидорки. Но Билл не услышал возмущений брата, поскольку сам так громко кричал, что весь раскраснелся, а голос его срывался. На удивление, он почти не заикался. — Да я тебя уб-бить готов! Мальчишка остервенело швырнул штаны в Бауэрса и тот готов был снова начать драку, но между ними вновь вклинился испуганный Джорджи и при взгляде на него, Генри сказал: — Я не обязан следить за твоим доставучим соплежуем! Он твой брательник! Сам бы оставался и нянчил его! А у меня есть другие дела, помимо вас, зассанцев! Пока мальчишки переругивались, они не замечали Джорджа, что пытался привлечь их внимание к замеченным им фарам в окне. Из припарковавшегося автомобиля показалась мощная крепкая фигура Бутча. В темноте ночи он казался почти куском мрака. Мысли Оскара едва ли были светлее. И чтобы хоть как-то отвлечься от проваленной командировки и её ещё более гиблого результата — в прямом смысле: на месте дома МакКеев пожарные тушили пепелище — мужчина рассчитывал хотя бы на готовый ужин. Но ужина не было. Обнаружились только два орущих друг на друга засранца, не замечавшие никого и ничего вокруг себя. Один только Джордж между ними округлил глазёнки при виде Оскара и пытался дозваться до братьев — и до родного, и до фиктивного. Но детский голосок никак не мог произвести нужного эффекта, в отличие от хруста осколков под тяжестью ботинок Бауэрса. Ваза была узнана — прежде на ней был изображён бег диких мустангов — отец Оскара подарил её матери во время поездки в Акапулько. Бутч бросил тяжёлую сумку на пол. Грохот от удара заставил сорванцов замолчать. Медленные тяжелые шаги приближались, словно их обладатель весил не меньше тонны. И в данный момент весь этот вес составлял разрушительный гнев. Мальчишки мгновенно встрепенулись и посмотрели в сторону, где стоял Бутч. На лице того залегли глубокие морщины чего-то нечеловечески злого, первобытного мрачного. Глаза — две чёрные ямы на сетке красных капилляр. Лицо Генри в секунду осунулось и постарело на десятки лет, короткостриженые волосы умудрились встать дыбом. Он уже не перекрикивался с Биллом — тот же, однако, заприметив старшего Бауэрса, едва ли думал униматься. Размахивал руками то на Джорджи, то на Генри, что слабо пихал его локтем в бок в попытках вразумить. Замолчал Билл лишь когда Бутч медленно поднял перед собой раскрытую ладонь. — Джордж, — у мальчишки что-то вдруг скрутило внутри его маленького тельца при взгляде Оскара. — Иди к себе в комнату. Как только до ушей Бутча донесся тонкий хлопок двери, началась новая тирада от Билла — тот снова что-то причитал о брате, какой-то жестокости и чьих-то правах, а стоящий рядом Генри только невнятно мямлил. — Я так много просил? — спокойствие мужчины предвещало массовое уничтожение. И младший Бауэрс понял, наказания не избежать: отцовский ремень легко выскользнул из шлеек брюк. Один только Билл стоял в недоумении от непонятного для него поведения Бутча. Ровно до той поры, пока чёрная полоса в руке мужчины не рассекла воздух, чтобы затем захлестнуть плечо и спину Генри. Комнату оглушил неприятный хлопок. Билл округлил рот и глаза, его сердце ухнуло куда-то в пятки, а мозг прошибло разрядом тока. Все его естесство закричало, что сейчас происходит нечто сюрреалистичное. Неправильное. — «Я многого просил?» я спрашиваю! — вдруг громче задал вопрос Бутч у сгорбившегося, упавшего на колени Генри. В таком положении по спине парня ещё несколько раз размашисто и небрежно ударил ремень. Звук был таким низким, и при том таким громким — свист и хлопок — что парализованного Билла всего перетряхивало. — Или я непонятно выражаюсь?! Большое тело Бутча, как оказалось, могло достаточно быстро двигаться и обладало большой силой. Армейским ремнем бить с размаху так быстро и так сильно — от ударов будто дрожали стены и даже кости внутри Билла. Генри не смел подняться и попросить прекратить. И тут сущность Билла вышла из оцепенения и в голове закричала: «беги!». — Куда? — вопрос словно булыжник под лопатку. Ухо едва не оторвалось, когда Билла словно ничего не весящего котёнка швырнули рядом с съёжившимся Генри. Первый удар заставил захлебнуться воздухом, а голову заполнила единая мысль — Билла разрубило пополам. Второй — крик вылетел из лёгких. От третьего загудели кости. Лицо мальчика залило ручьями слёз. Он не предпринял ничего лучше, чем заслонить горящую голову руками. — У одного дебила мозгов нет, думал — хоть у второго.! — низкий треск, — извилины.! — Билл завопил. — Должны быть! С периодичностью Оскар перекидывался на Генри, но методично возвращался к Биллу, уравнивая наказание между обоими провинившимися. Билл плакал навзрыд, не смея убрать руки от мокрого от слез и соплей лица. Мозг разрывало от страха мыслью, что ремень может ударить по нему. — Что один долбаеб, что второй! В следующий раз я уеду — вы дом спалите к чертям?! Отвечайте, когда вас спрашивают! Бутч наконец опустил ремень, оглядел результаты. Итог — два расклеившихся сопляка, один из которых к тому же пищит на одной ноте, напоминая оленёнка с вывернутым копытцем. Ремень отброшен. Дыхательной упражнение заняло у мужчины полминуты. — Утерли сопли. Час, чтоб комната была приведена в порядок, а ужин готов. Во время слов Оскара Билл не прекращал плакать в руки. У Бауэрса снова взбухли вены на виске. Он не выносил, когда разводят сырость пацаны. — И чтоб лёд не смели прикладывать. Только увижу — отхватите по-новой оба, — не получив ответа, Оскар с нажимом повторил: — Это ясно? Дернулся первым Генри — он поднял красное лицо с напускным спокойствием, и кивнул. Оскар вернулся к ранее брошенной сумке и, подняв её, отправился к себе. Генри проследил, как отец скрылся на втором этаже и, преодолевая ломоту и дрожь во всем теле, позволил себе разогнуться. — Эй, — парень тронул Билла за плечо и потряс. — Давай, хватит ныть, вставай. Вопреки словам, Генри сам старался не шмыгать и надеялся, что голос его звучит достаточно твёрдо, без дрожи. Билли же, однако, не думал поднимать лица. Он уже не плакал, но обивка дивана, в который он уткнулся, стала тёмной от влаги. Мальчик никак не мог успокоиться, дыхание отказывалось его слушаться, голос и вовсе пропал — с губ Билла срывались невнятное мычание и хныканые. — Ну чего ты комедию разыгрываешь? Быстро поднимайся! — Генри старался не кричать, чтоб голос не был высоким, поэтому взял Билла за руку и стал тянуть на себя в попытках поднять, но тщедушное тело приобрело вес тонны. — Не получал будто никогда. Давай.! Вернулся Оскар. Он успел разобрать вещи и принять душ. Смирительным взглядом окинул картину, на которой сын старался поднять приклеенного к дивану Билла. Будто ничего не произошло, он забрал ремень, валяющийся на ковре и отправился обратно наверх. — Так, слушай, — выдохнул Генри с мыслью, что у него может появиться пару седых волос. Злая ирония душила: парень допустил мысль, что отец забудет о наказаниях с переселением Денбро в их дом. — Давай: ты будешь готовить, а я уберу гостиную, лады? Всё… всё обсудим потом. Всё, Заика, я быстро в душ, прям на минуту, а ты давай дуй на кухню. Генри убежал. А Билл так и остался лежать с мыслью, что спина у него разорвана и, если отодрать прилипшую футболку, можно увидеть торчащие кости. Мальчик сильно утрировал, крови никакой не было, но горящая спина обманывала его ощущения. Билл отчаянно внушал себе, что это сон, кошмар. Хоть после трагедии он говорил не строить иллюзий о родителях, но сейчас не сдержался от воображения, будто они все вместе дома, вернулись из поездки. Билл просто задремал в машине и ему приснился кошмар. Сонный паралич, в котором взрослый может совершить нечто столь ужасное, не поддающееся объяснению современного общества и его рамкам. Такое только в фильмах бывает, или с кем-то другим, но точно не с Биллом — гудело ему в голову через боль во всем теле. Генри вернулся, как и обещал, быстро. Но не обнаружив каких-либо изменений, едва сдержался от крика, а потом как-то задумчиво и спокойно спросил: — Тебя что, типо… не наказывали никогда? Ответом стал приглушённый вой. Билл сильнее съёжился и Генри начал паниковать. — Давай-ка, не скручивайся! Успокаивайся уже, что ж ты мямля-то какой! — ему-таки удалось усадить красного и зареванного Билла. — Дуй в душ, я сам всё уберу. Постарайся прийти в себя, окей? Однако, младшему Бауэрсу ещё и пришлось доводить нового родственника до ванной комнаты. Тонкие ноги Билла дрожали и то и дело подкашивались. Достигнув пути, Генри торопливо закрыл дверь, оставив мальчика наедине с воспоминанием. Как-то в пятилетнем возрасте Билл, ведомый мыслью сделать красиво, раскрасил клавиши пианино матери гуашью. Тогда он получил свои первые и до сегодняшнего дня единственные в жизни шлепки по мягкому месту. Ему было не больно, он скорее был ошеломлен и расстроен. И, увидев его лицо, мама резко перестала злиться — наоборот, она сама шмыгнула, едва не плача, и крепко обняла несмышленого ребенка. Она горячо целовала его в пухлые щёчки и извинялась за несдержанность, пообещав никогда больше такого не делать. Билл не обижался на нее, он любил маму. Затем они вовсе вместе смеялись и, вооружившись тряпками, отмывали красочный инструмент. Мама даже отметила креативность Билла, но попросила больше так не делать. Сейчас, лёжа в ванной на прохладном кафельное полу, побитый Билл желал, чтобы мама появилась здесь сию же секунду, крепко прижала к груди, плевать на боль, и целовала бы его, как тогда. На мгновение в нос ударил аромат любимого парфюма Сары и сладкой выпечки, которую она постоянно готовила. Но то была лишь иллюзия. Воспоминание. На деле, Биллу оставалось лишь давиться слезами и другими иллюзиями, например, какую взбучку бы не побоялись устроить его родители Бауэрсу за такую порку… «Изуверство…» — обожгло мысли Билла, пока он стоял под струями ледяного душа, из которого выходить в ближайшее время его тело просто физически отказывалось. Мальчик даже предполагать не мог, что воюющий с трещавшей сковородкой Генри понимает его состояние — это тоже было из ряда фантастики — и потому не идет выволакивать из ванны. Хоть Генри и осознавал, что появившийся в проёме отец наверняка будет этому недоволен, несмотря на наспех наведенный порядок в гостиной. — Ужин почти готов, па, — пробормотал Генри, сбавляя огонь. К отцу он не поворачивался, делая вид, что очень занят. — Где Уильям? — вопрос как ощущение ледяного булыжника в затылок. Сын ответил не сразу. — В ванне он, — короткое, фальшиво-естественным тоном, словно так и должно быть. — Всё ревёт? Оскар приблизился к Генри — мальчик подумал, что для проверки содержимого ужина — но вдруг ухо выкрутили, а череп потянулся за ним вверх. — Ещё раз ты что-то подобное выкинешь в отношении Джорджа, — отец чеканил слова, но тон его был столь спокоен, словно он проверял, все ли специи добавлены, — пеняй на себя. Я не буду тебе объяснять, чем может закончиться очередной твой тупой прикол для мелюзги. Понял? — Да, сэр. Генри сдавленно ответил отцу. Голос подвёл — дал петуха. Мальчик, опасаясь повторной порки, пусть и с вариантом большей боли для уха, закивал. Бутч не поменялся в лице. Ухо отпустил и сел за стол, напомнив Генри ещё о стирке своей рубашки и чтоб ни следа, ни запаха не осталось. Вскоре хлопнула дверь ванны. Билл немного пришёл в себя.