Быть мной это...

— Ваше Высочество… — Моё, моё, — мотнула головой в знак согласия. — Чьё же ещё? А, ну мамино, — приблизилась к нему ещё ближе лицом. — Давай, не стесняйся, ну не съем я тебя. Ну пожаааалуйста, пожаааалуйста, пожаааалуйста. Ну сделай подарочек, — а то эти годы мне ничего не дарил, а у меня по словам Бая тут уже три дня рождения прошло. Упустим те моменты, что он только сегодня мог узнать о том, что мама была от него беременной и вообще о ребенке. Ладно, не знание не освобождает его от ответственности. Во-вторых, мне никто никогда тут подарки не дарил, кроме Мэй Наньцина, и я не знаю, какого числа у меня день рождения, дальше больше в какой сезон он был без понятия. Хоть беги Пустослова лови, чтобы он на третий раз ответил мою дату рождения. Маму без маски видела? Видела. Бая увидела? Увидела, хотя не горела желанием это делать, понимаю что от него «бабушка» сбежала. Осталось только папу увидеть. Тут он аккуратно снял свою маску, и я увидела его лицо. Чертам его лица можно позавидовать: высокие скулы плавно перетекают к чуть округлым щекам, создавая ощущение лёгкости и гармонии. Кожа его имеет мягкий, почти фарфоровый отблеск, словно сама природа вложила в него красоту восточной традиции. Ключевым моментом его внешности являются глаза, которые сразу привлекли моё внимание внимание. Левый глаз — глубокий и тёмный, как ночь, его зрачок сливается с глубиной чёрного ириса. В правом же сверкает яркий, почти огненный красный оттенок, создавая контраст, который оставляет после себя легкое чувство тревоги. Эти глаза, разного цвета, как будто хранят в себе отдельные миры: один полон мистической глубины, а другой излучает пламя эмоций, страсти и неведомых переживаний. Они могут рассказать о невысказанных чувствах, о грусти, что прячется в глубине его души. Несмотря на то что на его лице легкая улыбка, она не совсем радостная. Улыбка эта больше напоминает грустный привет несбывшейся мечте. Он улыбается, но в его глазах плескалась легкая печаль, как тёмные волны на поросшем мхом берегу. Кажется, будто в этой улыбке заложено множество грустных историй. Её изящество придаёт папе особую притягательность. — Аааааааа, — выдохнула я, заворожено глядя на него. Да бляха-муха, настолько красивым вообще быть не законно. Люди вокруг него явно завидовали, раз утверждали обратное. Или что за вообще стандарты красоты у древних китайцев, что они вот такое считают некрасивым? — Вот видите, Ваше Высочество, лучше было не… — не знаю, что он хотел дальше сказать, но я перебила его довольно не стандартным способом. Пока он не закрыл своё прекрасное лицо маской, у меня такие гены теперь имеются, что прям ух, ударила его в лоб своим лбом. Да, больно, но я сегодня уже перенесла достаточно этого ощущения, чтобы это показалось сущей мелочью. Хотя у нас обоих искры из глаз точно посыпались. Хорошо хоть не в зубы бью, а то в прошлой жизни дяде так в детстве выбила, так он мне потом всю оставшуюся жизнь: «Вырастишь — будешь мне зубного оплачивать». В итоге: я не выросла, а он без зубов остался. — Тебе эту дурь из башки надо выбить, — сказала всё ещё прижимаясь к нему и глядя при этом уж очень сильно близко в глаза. — Ты красивый и точка. — Ваше Высочество слишком милосердно к этому ничтожеству, — сказал он через какое-то время. Я в момент нашего молчания была вот на сто процентов уверена, что если ему надо было дышать, то он задохнётся нафиг. — Нет, — сказала быстро и неожиданно для него поцеловав в щёку. — Не сомневайся в том, в чем я вижу красоту. А в тебе её даже разглядывать не приходится. Поверь на слово, я очень придирчива к внешности и с не красивыми даже разговаривать бы не стала. Ну только если они мне не угрожают. Парень слегка дернулся от внезапного прикосновения, но не отстранился. Глубокие глаза его смотрели на меня с недоумением, словно я была загадкой, которую он не мог решить. В голове крутились мысли — неужели ему действительно так тяжело принять комплимент? Окей, Гугл, как поднять Хуа Чэну самооценку сейчас? Молчишь? Ну молчи. — Вы, похоже, действительно не понимаете, как много для меня значит ваше мнение, — произнес он внезапно, и в голосе его проскользнула нотка уязвимости. Я не могла не заметить, как уголки его губ слегка дрогнули, а в глазах заискрились огоньки. — Мне три года, как я могу такие сложные вещи понимать? — «быть умным, значит вовремя притвориться тупым». — Забыл что-ли? — и наконец-то отцепилась от его лица, сложив руки а груди, типа обиделась. — Раз не хочешь комплименты принимать, то поднимай маску, не опуская меня, мне больно ходить. Да и вообще, меня только отпустишь, так меня практически через секунду уже Бабайка местного разлива крадёт, а мне это не нравится… — Больно? — спросил он, отмерев. «Ты только это услышал?» — подумала я, приподнимая бровь. — Запоминай, тебе это можно сказать, у меня сердце от этого не остановится, — сказала я, начав всё перечислять. — Проткнули кинжалом в сердце — одна штука; походила по костям, которые немного впились мне в ноги — много штук, но я быстро к маме прицепилась; проткнули мечом в сердце — одна штука; держали этот меч в сердце долго, не вынимая — много времени, — взглянула внимательно на него. У него столько печали в глазах, что аж страшно стало. — Ну а ещё вверх ногами повисела — тоже мало приятного. Он на минуту замер, будто пытался осознать, что я только что наговорила. Я видела, как ему стало не по себе, и в его глазах смешались тревога и растерянность. Затем он надел свою маску на лицо обратно, а не отпуская меня, поднял с земли другую маску и дал мне её. — Так, — сказала я, принимая её. — А на шею мне опять можно? — спросила, кладя маску в ханьфу, в которую она упала. Мне показалось, что там места прям безразмерно, и, второй рукой залезая в этот рукав, через какое-то время, когда уже сидела на шее и мы шли куда-то, откопала там камушек, который я должна была Фэн Синю приподнести, и шпильку, которую ещё в более детском возрасте стащила из дворца. — А мы к маме идём? — Да, идём к Её Высочеству. Интересно, а он знает, что она сейчас по канону должна быть проткнута мечом? Или она меня ищет и не протыкалась? — Интересно, а она за кровь на одежде меня отругает, что в таком виде хожу или Безликого Бая побьёт за то, из-за чего у меня одёжка запачкалась? — Думаю, что Её Высочество больше переживает за ваше здоровье, чем за одежду. — А я больше переживаю за её здоровье и свою одежду, чем за своё. И, кстати, пожалуйста, — начала эту фразу, положив щёку на его голову, перед этим распустив его волосы и положив его шпильку в свой карман, главное потом не забыть вернуть. — Не заводите детей в ближайшие восемьсот лет, а может лучше все девятьсот. Вы за ними следить не умеете, по своему опыту говорю, — сказала я зевая и прикрывая глаза.