***
Спала она плохо. Сначала ворочалась, не в силах найти удобную позу для сна, потом долго не могла вытеснить из головы множество мыслей, роящихся, словно пчелы в улье. А когда наконец смогла уснуть, то вновь не испытала радости — сон был прерывистым, «поверхностным» и плохим. Соответственно, когда на следующий день она встала с кровати, потирая щеки, выглядела не очень.
Многое в еë голове перемешалось из-за некачественного сна, и происходящее вчера она с чистой душой списала на галлюцинации и бред от недосыпа. Умывшись и сплетя волосы в тяжелый пучок, Мэйбелинг почувствовала себя более бодрой, чем полчаса назад. Облачившись в тëплое, зимнее платье, она покинула спальню, намереваясь позавтракать.
Только вот аромат
его духов в гостиной и он сам, читающий книгу ровно на том же месте, где она сидела вчера, дали понять, что происходящее всë же не было сном. Кольцо, что всë еще украшало еë безымянный палец, дало о себе знать только сейчас, приятно обжигая холодом. И как она сразу не почувствовала его, когда умывалась... Осторожно спрятав руку с кольцом в складках платья, женщина прошла мимо, к столовой. Пожелала кратко: «доброе утро». Только вот теперь этот банальный акт вежливости вызывал в ней щемящее чувство... Тоски, что-ли.
Возможно теперь, стоило ей кардинально переосмыслить свои чувства к Катакури, Мэйбелинг действительно была не против более тесного общения с ним. Если раньше ей хватало отношений «друзья-знакомые», то теперь хотелось зайти дальше. Хотелось узнать его получше, стать для него кем-то значимым и важным. Но она жёстко одëрнула себя от любых мыслей подобного рода. Она никогда и никому не раскрывала свою душу; она никогда и никому не говорила о своих чувствах и переживаниях; она
никогда и
никому не доверяла своë сердце. И не доверит.
Ей хотелось в это верить.
Без особого интереса поглощая еду, Шарлотта серьёзно задумалась. Вся эта ситуация всë никак не отпускала еë, заставляя прокручивать каждый момент и деталь сна снова и снова, выцепляя новые события. И всë же. С чего вдруг еë мозг решил подкинуть ей «дровишек» для размышлений, да ещë и в такой напряженный момент — отсутствие главного героя сна под рукой. С одной стороны это хорошо, ведь думать об этом рядом с Катакури было бы затруднительно. А с другой... Почему вообще сознание провернуть подобный трюк — история умалчивает.
Возникшие чувства к Катакури несколько осложнили еë жизнь, но не критично. И всë-таки странно. Девушка давно закончила с трапезой и сейчас сидела в глубокой задумчивости, потирая кольцо на своем пальце. Оно было невероятным и красивым до ужаса, и ей оставалось только гадать, сколько денег было потрачено на приобретение столь дорогого ювелирного изделия. А в том, что на еë пальце сияют драгоценные камни, обрамлённые цветным металлом лучшего качества, она не сомневалась. За то время, что она живёт с Шарлоттой, она успела понять, что если он делает что-то, то обязательно выложится на полную, чего бы ему это не стоило. И, она уверена, при выборе кольца он действовал по тому же принципу.
Ах, снова кольцо. Она отняла свою руку от него, переставая крутить на пальце. Да, оно было красивым, да, оно ей нравилось. Но слишком явно показывать особенные признаки радости нельзя. Если она будет вести себя так, как вела себя два года назад, быть может, Катакури никогда и не узнает о том, какую бурю чувств и эмоций она испытывает, глядя на него после их разлуки. Мэйбелинг думала, что расставание не скажется на ней так сильно. Она ошиблась. Очень сильно ошиблась.
Когда она покинула столовую, еë мужа там уже не было. Краткие реплики душек помогли понять, что он покинул остров исключительно ради того, чтобы отчитаться перед Мамой. Видимо, вчера он дарил ей кольцо сразу после прибытия, даже не отдохнув. Это и радовало, и огорчало. С одной стороны ей льстило, что приоритеты Катакури расставил именно так, а с другой, ей было невероятно жаль его, ведь вчера он почти что валился от усталости, держась исключительно на собственном упрямстве. Ей очень хотелось расспросить о том, что именно происходило с ним эти долгие два года, скучал ли он по дому
и по ней. Вопросы роились в голове, но она не знала, как задать их ему, и хватит ли ей смелости задавать их вообще.
Вся эта ерунда с пробудившимися чувствами изрядно раздражала еë. Как минимум потому, что теперь она вынуждено стала куда более острожной с Катакури, тчательно взвешивая любое свое слово или действие в его сторону. Она боялась того, что еë муж прочтет то, что она к нему чувствует. В еë жестах, словах, кратких взглядах. Мэйбелинг не хотела бы, чтобы содержимое еë сердца стало известно Катакури. И она сделает все, чтобы он как можно дольше оставался в неведении.
Раз уж еë муж уплыл по делам, то ловить ей пока нечего. Дав душкам пару указаний, она пошла в зимний сад. Зима на Комуги, пусть и не была такой кусающей и холодной, но всë еще была достаточно ощутимой, чтобы испытывать дискомфорт, находясь на улице. А стоило вспомнить, что Шарлотта почти круглый год ходил в кожаной жилетке на распашку, так Мэйбелинг вообще изрядно трухануло. Мерзливой она не была, но переживания за его здоровье всë равно заставляли тело трястись, словно от мороза.
Выбрав самую дальнюю беседку, Мэйбелинг присела на красивый стул и бросила взгляд в сторону стекла. Снаружи почти ничего не было видно из-за сильного тумана, укрывающего остров, словно тяжелым, пуховым одеялом. Атмосфера до жути тоскливая. От одного взгляда туда, за стекло, она чувствовала, словно еë саму окутывает холодный, липкий туман, делая платье влажным и тяжёлым. Слабая дрожь тут же проходит, стоит душкам поставить перед ней чашку чая и принести книгу.
Женщина медленно начинает пить чай, всë еще смотря в окно. У неë было не так много времени, чтобы обдумать странное поведение Катакури, и она собиралась сделать это именно сейчас. Почему вдруг он так изменил свое отношение к ней? Может быть, что-то произошло в его путешествии? Или он осознал что-то? Действия и мотивы Катакури были для неë словно непроходимый туман, в котором не рассмотреть ничего, даже своего отражения. Только он сам мог сказать ей, что послужило столь резким изменениям. И Мэйбелинг действительно собиралась спросить. Быть может, чуть позже.
Хотелось верить, что он действительно стал испытвать к ней что-то теплое. Такое же, что испытывала она. Может быть, когда нибудь она сможет прочитать в его глазах ответное и взаимное чувство глубокой любви? Может быть, когда нибудь он откроется ей? По словам Ричи, она была настоящим алмазом, и любой, кто достался бы ей в супруги, обязан быть счастлив. Она никогда не отрицала этого, предпочитая не встревать в конфликты. А может, Ричи был прав, и она...
Шарлотта не успела зайти в своих мыслях далеко, принявшись копаться в себе, так как послышался шорох кустов. Слишком тяжёлые шаги для душек, и слишком много шума. Выходит, Катакури вернулся? И прямо сейчас ищет еë, рыская в саду, словно дикий зверь. Перед тем, как его голова показалась из густых зарослей, женщина быстро схватила книгу, открыв случайную в ней страницу, и напустила на себя спокойный и расслабленный вид. Катакури появился в проеме живой ограды, заметил Мэйбелинг за столом и чуть стушевался, но не замедлил шаг.
Вскоре грузное тело приземлилось на стул напротив, а Мэйбелинг не знала даже, как дышать. После событий прошлой ночи они не говорили, и Шарлотта не знала, что нужно сказать. Хотелось спросить о многом: его путешествиях, приключениях, радостях и трудностях, но слова словно застревали в горле, а дыхание останавливалось каждый раз, стоило ей вспомнить, с какой осторожностью он надевал кольцо на еë палец, с какой усталостью и скрытым восторгом он смотрел на неë. Мэйбелинг, впервые в жизни, не знала, как начать диалог.
Катакури испытывал похожее чувство. Каждый раз, когда говорить начинал он, это заканчивалось личным позором для него же. Взять ту же ситуацию, когда он пытался поговорить о кукле, и в итоге запутался в словах и ощутил непривычный жар в ушах. Или когда собирался сказать об отъезде, а в итоге смутился сам — из-за собственной невнимательности. Было бы славно, если бы Мэйбелинг сама начала диалог, сама задала вопрос, а после Шарлотта направит его в нужное для него русло. Но он понимал, что она начинала диалог слишком часто, и ему тоже нужно проявить себя. Ему хотелось бы показать, что Мэйбелинг
важна для него интересный собеседник, что общаться с ней интересно и приятно.
Он взглянул на неë, и издал тихий смешок. После чуть придвинулся вперед, сцепив руки на столе.
— Как прошли эти два года? Я постоянно сомневался в том, что всë идет хорошо, и, буду честен, переживал о твоем самочувствии. Управлять островом — большая ответственность, и... Думаю, ты понимаешь. Надеюсь, Крекер действительно помогал тебе, а не отлынивал.
Он не пытался обидеть еë словами, но самому казалось, что каждое слово и каждая реплика бьет еë в самое сердце, оседая в крови шипами и распространяясь по телу, принося боль. Она, впрочем, измученный и полный боли вид не приняла, выглядя вполне радостной. Глаза женщины загорелись неподдельным интересом и счастьем. Как мало нужно человеку — заговорить с ним. Ей точно не одиноко?
— Ох, всë было превосходно! Я справлялась со всем сама, так что Крекеру даже не пришлось швартоваться в нашей гавани. Хотя он пытался. Оказывается, душки очень даже обучаемые.
Эмоции в еë глазах он прочитал правильно — девушка была счастлива. Как минимум от того, что Шарлотта первым заговорил, самостоятельно начал диалог. Раньше она бы подумала, что он хочет сказать что-то серьезное и важное, что-то значимое. Теперь же она была уверена, что что-то в голове Катакури всë-таки изменилось. А может, изменился и он сам.
— Это радует. Я знал, что не ошибусь, когда выбирал тебя в качестве регента.
Ой-ой, что это сейчас было? Похвала от Катакури? Весьма странно. Но, может быть, он изменился после плавания, став более открытым по отношению к ней. Может, даже стал испытывать к ней чуть больше чувств, чем испытывал раньше. Думать об этом стоит позже.
— Приятно думать, что оправдала Ваше доверие. Надеюсь, в будущем я не подведу Вас.
Она слабо улыбается, смотря ему в глаза. Пальцы крепче сжимают книгу, и она надеется, что мужчина не заметил ничего особенного. А видеть шарф собственной вязки на его шее — словно отдельный вид экстаза. Всë-таки, не зря она тогда решила связать для него именно это.
— И я. — мужчина проследил за направлением еë взгляда и слабо улыбнулся, скрывая это шарфом. — Я не успел сказать тогда, так что скажу сейчас. Благодарю за шарф. Он действительно куда теплее и красивее прошлого. Я... Рад, что ты связала его.
Мэйбелинг широко улыбнулась, покрываясь слабым румянцем. Ей чертовски нравилось, когда Катакури хвалил еë по мелочам или нет. Ощущение было такое, словно в еë желудке ползают маленькие жучки, вызывая приятную щекотку. И пусть жуков она не любила, ощущения были невероятно приятными.
— А что насчёт Ваших командировок? Как всë прошло? Было сложно?
В иное время она бы одернула себя, пряча излишнюю любопытность, но сейчас она чувствовала, что может зайти дальше. В этот миг между ними словно образовался коридор, позволяющий проникать в мысли друг друга без мысли о том, что это неправильно. Шарлотта чувствовала, что Катакури... Позволяет ей задавать вопросы. Разрешает ступить туда, куда то этого она еще не заходила. По крайней мере, так казалось самой Мэйбелинг.
Катакури, чуть подумав, решил, что рассказать действительно можно. Мэйбелинг всегда под его присмотром, и если она и попытается передать информацию, он сразу же заметит это. Но она не передаст. Мэйбелинг уже давно заслужила его доверие касательно рабочих вопросов, и он, пожалуй, действительно мог доверить ей все детали миссии без малейшей утайки.
И он начал свой рассказ. Изначально говорить
настолько подробно он не хотел, да и смысл? По его мнению, кратким описанием своего путешествия он ограничится, оставив остальное на еë фантазию. Но стоило ему увидеть полные интереса глаза, еë готовность слушать и слабую улыбку, он выложил всë, как на духу. Речь его лилась бесконечным потоком, и он не упускал ни единой мелочи. Память его была потрясающей, и благодаря этому рассказ получился невероятно живым и увлекательным.
Некоторые эпизоды он, конечно же, опускал, так как они были излишне суровы или мерзки для ушей Мэйбелинг, а она не винила его за это. Лишь слушала молча, изредка задавая уточняющие вопросы. И в какой-то момент прозвучал роковой:
— А как Вы купили эти кольца?
Мужчина на мгновение замер, прервав рассказ, после чего принялся судорожно придумывать, что стоит сказать. Выложить всë, как на духу? «
Слушай, я зашел в бордель, а там меня потаскуха на секс уламывала, я о тебе вспомнил и решил купить кольца, чтобы доказать что-то самому себе». Нет, это очень плохо! Она ни в коем случае не должна узнать о том, что произошло тогда. Катакури показалось, что если Мэйбелинг узнаёт о том, что он был в доме удовольствий (пусть и ничего там не делал), то в еë глазах его достоинство упадет с высоты его роста и прямо к центру планеты.
Что-то смазливое? «
Я шел мимо, увидел блеск, вспомнил о твоих глазах и решил порадовать тебя». Тоже мимо! Совсем не в его стиле. Если он скажет что-то такое, то он очень быстро покинет сад, и больше никогда не попадётся на глаза Мэйбелинг. Нужно что-то естественное и непринужденное...
— Ох, если вопрос сложный, то я не тороплю! Я... Тоже долго подбирала слова, когда дарила Вам шарф. Понимаю это чувство.
Шарлотта почувствовала витающее в воздухе напряжение и нервозность, потому постаралась максимально разрядить атмосферу. Кажется, получилось хорошо. Катакури немного расслабился, но все же решил рассказать. Пусть и не совсем правду.
— Все хорошо. Просто пытался вспомнить. Мы тогда высадились на остров, чтобы пополнить запасы продовольствия. Я распустил команду, а один из накама потащил меня куда-то, прося у меня совета. Потащил в ювелирный магазин. И пока он выбирал, я тоже решил. И выбрал.
— Ох. Все куда проще, чем я подумала изначально.
— Тебе нравится?
Ей не требовалось уточнять, чтобы понять, что именно мужчина имеет в виду. Кольцо. Словно живое, оно больно ужалило еë теплом, согревая всю руку. Возможно ли такое? Кто его знает. Женщина потерла кольцо и удовлетворительно кивнула. Говорить об этом сейчас не хотелось.
— Кстати, давно хотел спросить. Ты ведь активно входила в общество аристократов, учавствовала в балах и собраниях. На Паншке твоя семья. Не хотела бы навестить их? Я согласен доставить тебя туда одним из своих кораблей.
В сердце что-то больно кольнуло. Скучала ли она по дому? Ничуть. Единственная причина, по которой она скучала, сама приплывала к ней на остров и восполняла еë заряд позитива. Ричард был единственным, кого она любила. Ну, быть может, слуги. Но скучать по слугам — лишнее. Что же касается балов и приемов... Она нигде не участвовала. Почти всю свою жизнь она прожила под гнетом отца, запертая в комнате, и лишь в редкие моменты покидала спальню, да и то только ради особенно важных мероприятий или персональных уроков.
— Нет, не хотела бы. Благодарю за беспокойство. Мне достаточно Ричи, который навещает меня. После произошедшего... Не хочется видеть отца. Он всегда ненавидел меня. И мучил. Пусть я и не была довольна этим браком, он стал своеобразным глотком свободы. И теперь, узнав Вас и некоторых из Вашей семьи, я действительно рада тому, что вышла за Вас.
Что-то внутри Катакури отозвалось на еë последние слова. Но собственные чувства никогда не интересовали его, так что он поспешил выкинуть чужеродное ощущение подальше, сконцентрировавшись на других ее словах. Отец мучил еë? Что за вздор? Впрочем, у неë не было смысла клеветать на него. А может, так она мстит за нежеланную свадьбу? Нет. Мэйбелинг была достаточно взрослой для подобного. И никогда бы не стала творить что-то подобное.
Решив разобраться с этим вопросом чуть позже, Катакури слабо кивнул, говоря, что услышал и понял еë мнение. Все темы для диалога разом испарились из его головы. Хотя, что скрывать, их и до этого было немного. Шарлотта глубоко задумался, а после выдал совершенно необычную реплику, которую говорить даже не собирался.
— Ты очень хорошо шьешь. Кукла не растрепалась за эти два года.
Когда до него дошло,
что именно он ляпнул... В общем, Катакури захотел вырвать себе язык. И, желательно, полностью стереть эту фразу из памяти Мэйбелинг. Так, чтобы она еë никогда не услышала. Но слов не воротишь. И сейчас, сильно прикусив язык, он наблюдал, как еë лицо вытягивается, а глаза приобретают хитрую искру. Ох, не к добру это...
— Так значит, подарок Вам понравился так сильно, что Вы потащили его с собой на корабль? Я польщена.
— Его случайно сгребли с остальными вещами. Не обольщайся.
— Достаточно странно, что Ваши вещи в поход собирает прислуга. Или Вы были заняты чем-то другим? Насколько помню я, Вы занимались упаковкой личных вещей самостоятельно, пока душки распоряжались у корабля.
Крыть ему было нечем, поэтому он лишь отвернул от неë голову, напряженно всматриваясь в непроглядный туман. Боже, пусть она не заметит пунцовые от неловкости уши. Боже, пусть... Но она заметила. И стоило ей это увидеть, как сад наполнился лëгким, тихим хохотом. Шарлотта действительно смеялась, прикрыв рот ладошкой и немного откинувшись на спинку стула. Но смеялась как-то... По доброму. Как обычно смеются над безобидной шуткой старые приятели. И он невольно замер, вслушиваясь в этот смех.
— Похоже, теперь у нас счет 1:1? В прошлый раз Вы смутили меня, а теперь я смущаю Вас.
— И чем же я так смутил тебя?
— Кольцом, например. Я совершенно не ожидала, что Вы привезете нечто подобное из Вашего путешествия. Но мне нравится. Спасибо.
Шарлотта глянул на неë ненадолго, а после вздохнул и сцепил руки на груди. Вдруг он вновь посмотрел на книгу, что до сих пор была в еë руках, после чего... Усмехнулся. Этот тихий звук, сопровождаемый мизерным изменением в его мимике, не остался незамеченным. Женщина замерла, вслушиваясь в нехарактерный для Катакури звук. Он чуть подался вперед, осторожно взял еë книгу и перевернул, вновь вкладывая ей в руки. После он встал, и с совершенно невозмутимым видом сказал:
— Я знаю, что ты многое умеешь, но очень сильно сомневаюсь, что ты в совершенстве овладела таким навыком, как чтение вверх тормашками.
Поднявшись со стула, он с некоторой толикой удовольствия наблюдал, как щëки, уши и шея Мэйбелинг медленно наливаются краской, а пальцы с силой захлопывают книгу. Он вновь усмехается, после чего медленным шагом уходит. Лишь перед одной из оград он останавливается и оборачивается на неë.
— И, раз уж мы ведем счёт, то в данный момент у нас не 1:1, а 2:1. К твоему неудовольствию, в мою пользу. Старайтесь лучше,
моя дорогая супруга.
