Не достоин

      Первое пробуждение в роли Хозяйки острова далось ей нелегко. Мэйбелинг долго не могла уснуть прошлую ночь, много ворочалась, потому совершенно не выспалась. Кое-как поднявшись с кровати, она лениво оделась и принялась за работу. Бумаги, бумаги и ещë раз бумаги… Проведя так много времени с главным недостатком бюрократии, она стала понимать своего мужа, который очень часто злился или ходил раздраженный. Возня с бумажками и документами грозилась убить и еë.       Но, несмотря ни на что, она с удовольствием работала, не подпуская «к пульту» Крекера, который так активно собирался помогать ей. Четко дав понять, что справится с большинством дел сама, а в экстренных случаях обратится за помощью, Шарлотта Мэйбелинг прибрала все бразды правления Комуги к своим светлым, аристократичным ручкам. И править у неë получалось хорошо. Можно даже сказать, что она была для этого создана.       И всë же, как бы много таланта лидерства в ней не было, это не отменяло того факта, что она банально упахивалась, чтобы хорошо и справедливо разрешить проблемы или споры. Оттого, словно по выключателю, Мэйбелинг засыпала ровно в десять часов вечера, неважно где она и с кем. Подстроив свой график под внезапные, периодичные «выключения» системы, работу женщина заканчивала где-то в девять часов вечера. И спалось ей хорошо: кровать мягкая, одеяло теплое, сны почти не снятся… Правда, длилась идиллия не долго…

***

      Сегодняшнее утро отличалось от тех привычных, которые она встречала каждый день. Еë пробуждение было связано не с яркими лучами солнца, не с трепетным голосом душек, зовущих на завтрак. Еë разбудило чье-то прикосновение, такое легкое и нежное, трепетное и сладкое. Чужие грубые руки, вкладывая в это действие всю нежность своей души, гладили еë щеку. По началу она хотела даже испугаться, вскрикнуть в ужасе и отпихнуть от себя незнакомца, так нагло врывающегося в еë личное пространство. Но за долю секунды до роковой пощечины, девушка замерла.       Она не чувствовала угрозы. Всю жизнь живя со вспыльчивым отцом, привыкнув читать настроение людей по любым малейшим признакам, о которых в обычных ситуациях не думаешь, она не ощущала от него ни капли враждебности. Человек, чья рука так нежно гладила еë щеку, чувствовал лишь нежность и любовь по отношению к ней. А если бы и хотел навредить, то сделал бы это ещë давно, не дожидаясь момента еë пробуждения. А впрочем, может этот человек слишком обладает слишком извращëнной душой, чтобы убивать только жертв в сознании.       Боже, а чего она вообще так разволновалась? Сейчас она на защищенном острове, в доме своего мужа, за голову которого дают весьма крупную сумму и опасаются в Морском Дозоре. Тот, кто посмел бы проникнуть в ее спальню, умер бы еще на этапе приближения к острову. Тем более, о супруге второго сына Шарлотты Лин-Лин знали не все члены семейства, что уж говорить о посторонних. И исходя из всех предыдущих аргументов, человек в еë комнате просто не может быть еë врагом, или кем-либо еще, очень на него похожим.       Женщина открывает глаза. По началу щурится, потому шторы немного приоткрыты, а когда фокусирует зрение, встречается с чужими, но такими нежными глазами. Обычно холодные и безразличные, теперь наполнены скрытым теплом и любовью, рвущиеся наружу сквозь холодный щит души. В груди становится теплее, а на лице сияет улыбка. Она не видит половины его лица, но он — самый красивый мужчина из всех, кого она встречала в своей жизни. Он не улыбается, но его чувства — самые искренние из всех, которые она видела. Она никогда не ощущала себя такой наполненной и возвышенной, как ощущает сейчас.       — Ты вновь спала до обеда. Пусть шитье и приносит небольшой доход, да и расслабляет разум, но тебе не стоит так засиживаться за машинкой. Это пагубно влияет на твое здоровье.       Его голос проникает в уши, доходит до серого вещества головного мозга и приятно вибрирует, отдавая эйфорией где-то на подкорке. Она никогда не слышала настолько красивого мужского голоса. И никогда больше не услышит. Он, вроде бы, хриплый, с легкой ноткой грубости, но ощущается так тепло и сладостно, что хоть наизнанку выворачивайся. Улыбка не сходит с еë лица, а скулы начинают болеть. Женщина садится на кровати, вытягивая ноги: половина скрыта ночным платьем, половина оголена и подставлена солнцу. Она не стесняется, как вела бы себя обычно, покажись она кому-то в одной ночной рубахе. С ним ей было комфортно.       — Зато я сделала большую часть важных дел и теперь могу отдыхать чуть больше, чем обычно. Разве это не считается успехом?       Голос, будто чужой, прорезает утреннюю духоту. Он лишь качает головой, а после берёт еë руку в свою, крепко сжимая. Она такая огромная по сравнению с еë ладонью, и эта разница до смехотворного большая. Разве бывают настолько огромные люди? И как он смог попасть в еë комнату? Как может вот так комфортно сидеть на еë кровати, не сжавшись в комок и не свернувшись в три погибели? Вот уж правду говорят — люди удивительны. И тепло это, такое правильное и непривычное, тоже удивительное. Разве могут они сидеть вот так беспечно, держа друг друга за руки и наслаждаться моментом близости? Должны ли?       — Мне снова нужно уйти, в последнее время навалилось слишком много дел, а мои подчинëнные слишком тупы, чтобы справиться с этим самостоятельно. Я вернусь вечером, если захочешь выйти куда-то, оставь записку.       Она кивает, совершенно забыв обо всëм, и с упоением наблюдая за чертами его лица, нежными и такими… любимыми? А давно они стали любимы? Давно она чувствует такой стук в груди, когда смотрит на него? Ответ неизвестен, а может, она просто слишком расслабленна, чтобы искать его в глубинах своей памяти. Что толку, если сейчас они счастливы и чувствуют себя уютно. На своем месте. Он встаëт, еще немного смотрит ей в глаза и уходит, тихо закрыв за собой дверь. Женщина провожает его взглядом, ещë немного греется на солнце и выбирается из кровати, чтобы привести себя в порядок.       Раз уж сегодня выходной, да и в город ей не нужно, то серьёзно наряжаться будет бесполезной тратой времени. Вместо привычных платьев она просто накинула на себя тонкий халат, чтобы не ужариться. Прохладная ткань приятно касалась кожи, даря невероятное наслаждение и бодрящие эмоции. Благодаря этому она выходит из комнаты в приподнятом расположении духа, приветствует всех мимо идущих слуг и спускается в столовую, чтобы отведать завтрак. Или, вернее сказать, обед?       Он показал себя со стороны невероятно заботливого человека, распорядившись накрыть ей завтрак. На столе — множество явств, большая часть которых ей безумно нравится, а другая, очевидно, может понравится. Кто бы мог подумать, что он так точно знает все еë вкусовые предпочтения? Слуги дружно пожелали ей приятной трапезы, помогли сесть за стол и удалились. Она ела, смотря на пышный букет цветов в узкой старинной вазе, стоящей в центре стола, и чувствовала, что весь этот день пройдёт также прекрасно.       После трапезы она решила, что физического насыщения ей недостаточно — нужно умственное. Женщина пошла в библиотеку, где провела два с половиной часа, изучая все те книги, которые когда-то отложила на потом. Многие из них стали еë новыми «любимцами», смысл некоторых остался ей непонятен или из-за еë глупости, или из-за туманности текста, которую автор нагонял всеми силами, а парочка вообще была ею брошена, просто потому, что читать нечто столь безвкусное было совершенно невозможно. Библиотека этого дома хранит в себе не только полезные текста, но и грязную чепуху.       После чтения захотелось занять чем-то руки. Выход был один — рукоделие. А точнее, два его подпункта: вязание и шитье. Последним она в последнее время занималась слишком часто, так что швы, ткани и нитки успели плотно засесть в голове и от их разнообразия уже рябило. Так что, очевидно и безоговорочно, в качестве досуга был выбран первый вариант. И теперь вставала другая проблема, так часто донимающая всех ей подобных: а что вязать то? Все идеи казались такими скучными и одновременно банальными, что за них не хотелось браться. Она постукивала спицами, смотря в белоснежный потолок. На ум приходил лишь один вариант, да и тот уже… А, ещë нет.       Она вспомнила про младшего брата, дорогого сердцу человека. У него ведь скоро день рождение, а подарок от старшей сестры он так и не получил. Это недоразумение нужно как-то исправлять. К тому же он недавно жаловался на боли в горле от постоянного холодного ветра, который гуляет по всему острову и замку. На резонный вопрос сестры о шарфах и платках ответ так и не был получен. Он всегда был таким своевольным, выбиваясь из правил и норм аристократичного мира. И этим он очаровывал многих.       Женщина решила связать ему шарф, раз уж у того болит горло. Да и скоро зима, а на еë родном острове холода всегда наступают раньше на несколько недель. И холода достаточно лютые, если быть честным. Иногда ей приходилось облачаться в две шерстяные юбки сразу, только чтобы ветер не продувал ноги. Страшное было время. За вязанием она совершенно не заметила, как быстро пролетело время. На улице медленно опускалось солнце, окрашивая тонкую полосу горизонта в насыщенный бордовый.       Она оставила слугам записку, что будет в саду, быстро переоделась в тëплое платье и заплела косу. После взяла небольшой фонарь и отправилась вглубь сада. Ей впервые в жизни захотелось проводить закат и увидеть первое зарождение звëзд своими глазами. Самым лучшим местом для этого был дальний угол сада с небольшим овражиком. Там было меньше всего деревьев, да и вид на небо открывался просто потрясающий.       Ей потребовалось всего десять минут, чтобы наконец дойти до того самого места. Туда, где садилось солнце. Она поставила фонарь на траву, подошла ближе к краю и осторожно села на траву. Еë глубокие глаза с упоением наблюдали за медленным движением звезды, а слабые лучи отблескивали на еë радужке, делая еë будто объемной. В душе царил восторг.       Природа была настолько удивительна и необычна, что на еë описание не хватит и сотни книг. Негласные правила их мира, самые разнообразные животные и растения, зарождение и разрушение звëзд. Человечество никогда не приблизится к полному пониманию окружающего их мира. И осознавать это было для неë так… Трепетно? Невероятно?       Великое Светило полностью исчезло с поля зрения, когда женщина мягко упала на траву, смотря в плавный небесный градиент. Еще немного и весь небосвод станет тëмным, как густая тушь для писем, которую еë подруга привезла ей из далëкой закрытой страны, и яркие точки белых, красных и синих звëзд будут видны особенно заметно. Ради них она сюда и пришла.       Она устраивается по удобнее и на мгновение закрывает глаза — единственный источник света, маленькая ручная лампа, слабо освещала пространство вокруг себя, служа неким маяком. Маяком для того, кто обязательно придет с ней смотреть на звëзды. Для того, кому нравится проводить с ней часы в тишине и спокойствии. И судя по тяжелым шагам, он уже искал еë.       Обычно при передвижении он не издаёт ни звука, но иногда бывают подобные осечки. Зато стоило ему приблизится к ней на семь метров, он тут же взял себя в руки и перестал так шуметь. Он как обычно недооценивает остроту еë слуха и свой собственный вес. Но сейчас разговор идет не об этом.       Мужчина приземляется рядом с ней, но на траву не ложится — смотрит на носки своих ботинок. Она кратко приветствует его длинным морганием и возвращается к рассматриванию звезд. Когда-то давно еë личный дворецкий читал ей на ночь факты о звёздах, показывал созвездия и учил ориентироваться по ним. Он заменил ей отца. Отец…       — Тебе не холодно без пледа? Простудишься.       Из черного тумана еë, как Божий путеводитель, выводит он. Вся ненависть, грусть и ярость рассеивается в мгновение, оставляя после себя мягкую гладь спокойствия. Он был для нее всем, еë наркотиком и успокоительным, сном и пищей, матерью и отцом. Она была для него целым миром. И они сожгут весь остальной свет друг ради друга.       — Поверь, земля очень тëплая. Советую тоже лечь, так удобнее смотреть за звездами.       Он молча послушался еë, располагаясь рядом. Словно огромный грозный доберман, готовый рвать чужие глотки, но счастливо скулящий от поглаживаний любимой руки. Она — его хозяйка. Единственная и неповторимая.       — Смотри. — женщина указывает рукой куда то в небо; мужчина обращает свой взгляд туда, замечая три звезды. — Это пояс Ареона. Если постараться, можно найти и тело.       Длинный, словно у пианистки палец водит по воздуху, рисуя контуры созвездия. Он с упоением наблюдает. Еще никогда он, как пират, не рассматривал звëзды в таком ключе. Для него они всегда были лишь способом ориентирования, с которым он сверялся в крайних случаях. О существовании созвездий он, умнейший стратег и аналитик, даже не подозревал: еще в детстве выбрасывал книжки с астрономией и глубоким устройством космоса и звёзд.       — Какие еще созвездия ты знаешь?       — Много… Льва, Козерога, Тельца… Малая Медведица… О, смотри! — еë голос наполнился восторгом, она крепко схватила его за руку и указала в небо. — Звезда взрывается!       Он повернул голову в нужную сторону и присмотрелся. Вдали ярко мерцала звезда, то расширяясь, то сужаясь с такой периодичностью, что напоминала слайд-шоу. Действительно, похоже взрывается. Он не наполнялся восторгом при мысли об этом, но всë равно был очень заинтересован. Она читала его эмоции, как лучший в мире сканер, и не требовала с него ничего. Он был ей благодарен.       — А почему «взрыва» нет?       — Ну… Время в космосе течет иначе. — она вновь легла на траву, поправив платье. — Эта звезда может быть за миллиарды миль от нас, и свету, который несет изображение, нужно время, чтобы дойти до нас. Так что, если мы видим «взрыв» сейчас, значит звезда, скорее всего, уже давно умерла.       Он молча еë слушал. Каждый раз в ходе диалогов с ней она называла себя глупой и несмышленной, но с каждым днем он убеждался в обратном. Она знала столько всего, много читала и понимала в этом мире. Это он был несмышленным по сравнению с ней, а не наоборот. Как жаль, что она никогда не сможет понять этого.       Пара лежит в молчании, смотря на звездное небо. Поляну освещает диск полной луны. В холодном сиянии женская кожа кажется будто жемчужной, нежно переливаясь сиянием перламутра. Он рассматривает еë с трепетом в душе. Ему невероятно повезло с женой.       Мужчина лежит с ней еще полтора часа, обсуждая звëзды, а после встает. «Уже поздно, нам нужно идти» — несколько слов, она отряхивает платье и поднимается, любезно отказываясь от протянутой руки. Фонарь успел почти полностью потухнуть, слабым огоньком тлея на самом дне банки. Он тушит его и берëт свою жену на руки — так они доберутся быстрее. Она лишь обнимает его за шею и закрывает глаза в немом доверии.       Так было действительно быстрее. Она шла туда десять минут, а вернулась обратно за три. Мужчина бережно поставил еë на землю и открыл дверь. Женщина любезно поблагодарила его и прошла внутрь, стараясь не шуметь.       По коридорам гуляла оглушающая тишина. Все слуги давно спали, не дождавшись прихода своих господ. Настенные часы в гостиной сообщали, что сейчас без пяти четыре [03:55]. Она прошла к лестнице и стала подниматься наверх; он безмолвно следовал за ней.       Провожал он прямо к двери еë комнаты. Женщина молча стояла, то ли не зная, как его отблагодарить, то ли не решаясь зайти внутрь. Он постоял с ней немного, будто решаясь, а после…       Нежное касание, лëгкое и воздушное, трепетное и волнующее…       На том они и разошлись.

***

      Шарлотта в ужасе и некотором смятении просыпается. Что, черт возьми, это только что было?! Сердце колотилось как бешенное, дыхание было тяжелым, словно она пробежала марафон, а в голове полнейшая неразбериха. Женщина принимает вертикальное положение, подтягивает к себе ноги и трогает лоб: вдруг касание прохладных пальцев поможет ей прояснить всю ту неразбериху?       Ей снился сон. Невероятно реалистичный и красочный, наполненный запахами, вкусами, теплом и эмоциями. Сон… Сон с кем-то, кем-то значительным для неë, но таким недостижимым. Ей снилось взаимодействие с этим человеком, но что они делали и кто именно был героем еë сна, скрытым за мутной вуалью, Мэйбелинг не подозревала. Пока был свеж трепет в груди, она пыталась вспомнить. Напрягала извилины, подключала память. Ей хотелось узнать, кто был участником сна. И когда вуаль была снята…       Ей снился Катакури. Щëки и шею девушки заливает стыдливый румянец, а лицо пылает, будто в адском котле. Боже… Почему еë сознание вообще решило подбросить ей именно его образ, как основного героя одного из снов. Во сне они… Вели себя как настоящие влюблëнные? Все их действия были пропитаны нежностью и чувствами, лаской и теплом, любовью и заботой. Мэйбл ударила себя по щекам и кинула одну из подушек в стену. Какого хрена?!       Почему после пробуждения еë лицо настолько горячее? Почему после этого сна в груди что-то трепещет, когда она думает о Катакури и о том, как еë мозг вертел им в еë сне. Почему теперь она так странно чувствует себя и почему не может понять своих эмоций? Столько вопросов, но никаких ответов. Она выравнивает дыхание, поправляет растрепавшуюся ночную косу и встаëт с кровати. Раз уж она проснулась, можно выпить стакан воды и освежить лицо.       В ванной комнате она всматривается в зеркало, силясь понять, что же это было. Яркий румянец на щеках почти прошел, но всë еще напоминал о себе слабыми пятнами ближе к носу и вискам. В глазах плескалось что-то тëплое и, наверное, счастливое, а в душе плясали… Ангелы? Черти? Бабочки? Что там обычно в эйфории пляшет? Девушка не верила, что один лишь сон смог вот так вот повлиять на неë. Не верила, но все доказательства были буквально на еë лицо. Просто кошмар.       С граненым стаканом в руках она садится на край кровати, смотрит в пол и думает. Очевидно, что это сновидение не оставит её просто так и будет преследовать достаточно долго, но вопрос в другом — насколько? Как долго она будет ощущать это волнение от одного его имени? Как скоро пройдëт этот глупый горячий румянец, возникающий при одном лишь воспоминании о его лице? Как много ей придется страдать от тех чувств, зародившихся в ней совершенно случайно?       Ведь ему не нужна была «жена». Ему никто не нужен был. Лишь Мама, братья с сëстрами, да собственный флот и остров. Он был, как говорят, волком-одиночкой. Тем, кто почти никогда не откроет своего сердца, тем, кто никогда не станет по настоящему, трепетно и нежно, кого-то любить. Не в его характере и привычках. А она, изнеженная и разбалованная вниманием высших кругов, выросшая на романах и любовных песнях, не умела любить по другому. Они слишком разные. И теперь, осознание этого делало ей слишком больно.       Но он красив. Особенно, когда ведëт себя… Агрх! Мэйбелинг хлопнула себя по щекам, упала на кровать и закрыла лицо холодной стороной подушки. Вновь загоревшиеся щеки это не потушило. Нечто подобное случается с ней впервые, и она абсолютно не в курсе, что нужно делать в таких ситуациях. А делать что-то нужно.       Шарлотта вновь трогает лоб, оставляет граненый стакан на прикроватной тумбе и ложится в постель. Этот сон разбудил еë прямо среди ночи, за пару часов до пробуждения. Самым разумным вариантом было вновь лечь спать, чтобы завтра не походить на овощ. Последние мгновения бодрствования она думала о том, что с этой ерундой ещë предстоит разобраться.       Знала бы она, что разобраться в этом ей удастся только в самой рисковой ситуации, когда шансы потерять всë обретëнное почти равны ста…