Не достоин

***

      Крекер пробирался по улочкам, словно нашкодивший парниша, пытающийся выбраться из дома после нагоняя матери. Сие поведение было довольно странно для него, великого Конфетного генерала – с чего бы ему таиться и скрываться, перемещаясь по острову собственного старшего брата? Ответ был простым до ужаса: Крекер скрывался не от своего старшего брата, нет… Он скрывался от двух женщин, которых он невероятно ценил и которым желал исключительно всего самого наилучшего. Именно по этой причине он покинул их компанию пораньше, именно поэтому прямо сейчас идёт всеми самыми тёмными переулками и улицами – всё ради счастья одной из них.       Он даже продумал всё, чтобы вышло правдоподобно: корабль отогнал дальше по острову, пришвартовавшись в самой далёкой, непопулярной гавани. На порту никто не встретил его, разве что пара рыбаков, которые отправлялись в вечерний заплыв. Разумеется, никто из них не сказал ни слова Генералу, спускающемуся со своего корабля. Да и какая разница, в каком именно порту швартуется Шарлотта Крекер? Это ведь… Шарлотта Крекер. Человек невероятно безбашенный и странный настолько, что даже его родные братья и сестры не всегда понимали его. Так что, не увидев в этом ничего подозрительного, мужчины, пожав плечами, просто двинулись дальше, переговариваясь о чем-то своем вполголоса.       Мужчина, в конце концов, окольными путями и скрытыми закоулками, смог добраться до резиденции старшего брата, не засветившись при этом ни перед кем из местных жителей. Крекер прекрасно знал, что Мэйбелинг отлично ладит с жителями Комуги и часто ходит к ним в гости. Она не должна знать о том, что он собирается сделать сейчас. Никогда. И Шарлотта готов позаботиться о том, чтобы правда не всплыла наружу.       Также Крекер прекрасно знал, что его старший брат уже давно почувствовал его присутствие, и почувствовал еще тогда, когда парень пересекал город. Сила Воли собственного старшего брата всегда его поражала. Смирившись с тем, что проникнуть на территорию резиденции Главы острова у него не вышло бы никогда, он стал идти более бодрым шагом, расправив плечи. Из его позы пропала напряжённость и осторожность, уступив место привычной расслабленности и маленькой толики наглости. Смысл скрываться и осторожничать, если Катакури уже «засëк» его? А тратить силы на глупое притворство... Такое себе.       На улице стемнело недостаточно сильно, потому Крекеру пришлось задержаться в саду из-за того, что был очень большой риск того, что там сидит Мэйбл. Он мог бы попасться на глаза Смузи, чуть позже объяснив бы ей своë поведение, но вот Мэйбл... Случай другой. Так что, затаившись в высоких кустах, образующий маленький тупик из живой изгороди, он принялся терпеливо ожидать. К слову, ожидания окупились — только он замер, перестав издавать звуки, как вдруг мимо него медленно прошли Мэйбелинг и Смузи, общаясь о чем-то своем, личном. Он уловил лишь пару фраз, но не придал им большого значения — смысл? Главное, чтобы они прошли мимо.       Шарлотта мог поклясться, что его сестра засекла сгустки его Воли, отчего, проходя мимо, совсем немного замедлила шаг. Высота изгороди позволяла Крекеру остаться незамеченным, но это не отменило того факта, что он тотально спалился. Глупо было бы ожидать и надеяться, что одна из его боевых соратниц не сможет сразу же распознать его Волю. Но, чтобы не создавать старшему брату проблем, Смузи соврала о том, что замедлилась для удобства Мэйбелинг, ведь «я не могу смотреть на то, как ты бежишь за мной, пыхтя и фыркая, словно маленький ëж». Девушки тихо засмеялись, медленно удаляясь от него. Видимо, Мэйбелинг решила провести Смузи до порта. Всë-таки хорошо, что он решил перешвартовать корабль.       Ему пришлось стоять там ещë около получаса, в напряжении ожидая возвращения Шарлотты Мэйбелинг. В лучшем случае он надеялся на то, что Мэйбл уснëт почти сразу же, как вернется в резиденцию, и знатно облегчит ему работу. Почему-то он не хотел говорить на такие щепетильные темы в тот момент, когда Мэйбелинг находилась в сознании и на территории дома. Банальные меры безопасности для них и неë. Всего-то.       Наконец, когда Мэйбелинг вернулась в резиденцию, Крекер, до того момента почти что засыпающий, значительно ободрился. Он выждал ровно двадцать минут, а после стал аккуратно подбираться к входной двери, всë еще скрываясь за кустами. Мужчина знал, что Катакури находится на этом острове, но не мог сказать, далеко или близко от резиденции. Он собирался встретиться с ним именно в его кабинете, а не в саду или перед входной дверью. Да и велик был риск, что Мэйбелинг всë еще бодрствует и либо сидит в столовой, наслаждаясь полноценным ужином, либо читает в библиотеке. Оба варианта были одинаково непривлекательными, так что Крекер выбрал меньшее из двух зол — ждать.       Вскоре он перестал чувствовать от Мэйбелинг какой-либо активности, а еще немного времени спустя к резиденции стал подходить Катакури. Видимо, целый день он был занят документами, а под вечер спустился в город для решения других, не менее важных вопросов. Может, он улаживал дела с поставками продуктов в резиденцию, а может, наоборот, отправлял свою часть произведëнных продуктов на Пирожный остров. Это было не слишком важно, впрочем. Крекер постарался максимально слиться с окружающей его средой, чтобы Катакури не заметил его. Нельзя было сказать, получилось у него или нет — Катакури прошел мимо него, то ли не заметив, то ли намеренно проигнорировав.       Шарлотта выждал ещë немного, чтобы не столкнуться со старшим братом в коридоре или возле столовой. Приблизившись к тяжёлой, крепкой входной двери, Крекер взялся за ручку и дëрнул. Дверь не поддалась... Он вопросительно изогнул бровь, после чего хлопнул себя по лбу: черт, он и забыл, что некоторые дети его семейства закрывают свои дома на ключ, когда ложатся спать. Но кто бы мог подумать, что в числе этих людей окажется Катакури. Тот, к кому никто даже из самых бешеных головорезов не станет приближаться, пусть и за миллиарды белли. Своя шкура всегда дороже.       Мужчина хлопнул себя по «карманам» — среднего размера складкам в килте, в которых он обычно хранит мелкие и не особо ценные вещи.Черт возьми… Он точно помнил, что дубликат от ключей резиденции всегда носил с собой, так как по рабочим вопросам он чаще всего заваливался или ночью, или рано утром, или вообще в моменты отсутствия самого Катакури в резиденции. А привлекать душек просто из-за пары документов или пакета с дьявольским фруктом? Такая себе идея. Да и в целом ожидание – отдельный пункт в списке тех вещей, которые он ненавидит всей душой.       И всё таки… Нет ключа – нет входа. Ломать дверь не в его репертуаре, а будить душек (и вместе с ними весь дом)… Заранее провальная идея. Крекер походил перед дверью, сложив руки за спиной и намотав с десяток кругов, трагическим взглядом попытался пронзить небо, а когда не получилось, то стал чесать голову в слабой попытке призвать крохи идей в серое вещество головного мозга. Легкий, но болезненный до ужаса укол в макушку заставил его тихо шикнуть, прорычав какое-то сложное ругательство. Неожиданный укол принес не только боль, но и идею. Крекер поднял руку, принявшись агрессивно… ворошить свой пучок, торчащий на манер крепкой стрелы.       Спустя пару минут активных поисков, он наконец достал то, ради чего разрушал свою прическу (а её он, между прочим, делал целый час!). В пальцах слабо поблескивали две металлические невидимки с парой случайно выдранных фиалковых волос. Он стал использовать их относительно недавно, после того, как увидел их на прикроватной тумбе у Мэйбелинг и поинтересовался, для чего, собственно, эта странная вещица ей нужна. Женщина кратко ввела его в курс дела, показала как крепить, зачем они нужны, и даже побывала для него в роли своеобразной энциклопедии: Шарлотта поделилась, что такие шпильки-невидимки можно использовать для взлома замков. Большую часть мыслей занимала дилемма о «невидимости» этих самых шпильках, но что-то помимо этого в голове всё таки отложилось.       Присев на корточки и скрючившись в четыре короба, Крекер принялся усердно ковырять замок на двери. Опыта у него не было (да и зачем? Ключи то с ним обычно), поэтому по началу он не совсем понимал, что ему вообще делать с двумя этими железками странной формы. Особенно смешно это выглядело со стороны – здоровый, крепкий парень сидит на корточках у двери, пытаясь вскрыть замок невидимками, одновременно с этим пыхтит как злой, недовольный ёж. Зрелище уморительное.       Исцарапав всю поверхность около замочной скважины, изрядно обматерив всех тех, кто делал этот замок и окончательно психанув, Шарлотте наконец-то удалось взломать замок. Облегченно вздохнув, он критически осмотрел повреждения, нанесённые шпилькам. Ничего критичного, но Мэйбелинг говорила, что от малейших искривлений они будут больно тянуть волосы и доставлять дискомфорт, так что… С чистой душой Крекер выбросил шпильки в траву, после чего открыл дверь.       Коридор встретил его гробовой тишиной – издалека доносилось лишь тихое сопение, да жужжание огромного котла, топившего всё здание. Краткий анализ помещения дал понять, что Мэйбелинг давно спит крепким сном, а Катакури всё еще бодрствует, к его же счастью. Душек на горизонте не видно, что к лучшему. Крекер никогда не доверял слугам мамы личные вопросы и секреты, предпочитая действовать не на их глазах. Пусть они подчинялись Маме, мысль о том, что кто-то из прислуги будет в курсе его планов... Заставляла его дрожать от отвращения. Мужчина сделал глубокий вдох и закрыл входную дверь, отрезая себе пути отступления. Если прямо сейчас он не поговорит со старшим братом, то не решится на подобное уже никогда.       В темноте стены и коридоры словно кажутся неприветливыми и злыми; так, словно прямо сейчас вцепятся в Крекера и не оставят после него ничего. Но Шарлотта давно не маленький мальчик, чтобы верить в сказки про злых духов, так что походка его не теряет уверенности. Мужчина поднимается на второй этаж, идя прямиком к спальне Катакури. Судя по сгустку воли, он там. С особой осторожностью он проходит мимо комнаты Мэйбелинг, стараясь не разбудить еë. Вопросы от неë — то чего он не хотел бы. Не сейчас и не в этой ситуации.       Крекер останавливается перед дверью спальни, собирается с духом и стучит. Вот теперь у него точно нет пути назад. В томительные минуты ожидания он успел миллион раз пожалеть о том, что вообще в это ввязался, о том, что потревожил Катакури так поздно и совершенно не по рабочему вопросу; да и вообще, Шарлотта успел трижды понять, что план изначально был хлипким и шатким, причём настолько, что он даже о последствиях не подумал. Наивно и неправильно. Слишком уж самоуверенно, даже для него. Но поток мыслей прервался тихим скрипом двери.

***

      Катакури грязно выругался и подорвался с кровати. И кого какие черти принесли к нему, да ещë и так поздно? Воля за дверью показалась ему слишком знакомой, но он не мог конкретно разобрать, кто стоит за дверью. То ли сказалась его усталость, то ли он так сильно потерял голову от вкусных сладостей его жены. Чëрт возьми, почему он не подпускал Мэйбелинг к кухне все это время?! Она готовила потрясающе, так что могла утереть нос даже главным поварятам Мамы! Мотнув головой, он обмотался шарфом и подошёл к двери. Небрежный жест, и дверь тихо открывается.

***

      — Крекер? Что за черт притащил тебя в такую темень?       Мужчина скосил глаза, заметив на кровате тарелку с недоеденным пончиком. Упс. Кажется, он отвлек старшего брата от Миренды. Теперь на его бласклонность надеяться даже не стоит — отрывать Катакури от еды себе дороже. Крекер выдохнул и поднял голову, смотря брату в глаза. Сотни чувств промелькнули в его глазах, показывая Шарлотте, что ничего хорошего ждать не стоит.       — Я подожду. Это не настолько серьезно и не относится к рабочим вопросам. Но тем не менее.       Дверь захлопнулась перед его носом. Крекер вздохнул и присел около двери, слыша, как за стенкой Катакури садится на кровать. Обычно Миренда брата не занимает много времени, так что ему не сложно подождать. Он смотрел в стену, напряженно думая. За это время он как раз сможет ещë раз подумать о том, что планирует сказать и сделать. А сделать он хотел... Нечто такое, о чем, возможно, будет жалеть всю жизнь. Хотя... Это зависело от того, как пройдёт их диалог.       Прошло около двадцати минут, в течение которых он лишь сидел, рассматривал тусклый рисунок на обоях, потолке и полу. Дверь, наконец, открылась. Крекер тут же подорвался, делая вид, что не он только что сидел у двери, как побитый жизнью котëнок. Катакури вышел из комнаты, бросил на него краткий взгляд, после чего пошел в сторону кабинета. Крекер мог лишь последовать за ним, безуспешно пытаясь угадать, в каком настроении находится старший брат.       Совсем скоро они оказались в кабинете Катакури. Мужчина был здесь так часто, что успел выучить расположение каждого предмета наизусть, и если бы ему завязали глаза, он без труда смог бы дойти до стула перед рабочим столом и с комфортом там расположиться, развалившись на нем в своей привычной манере. Но сейчас ситуация была другой. Катакури сидел за столом, сверля взглядом стоящего Крекера, который никак не мог подобрать слов для начала рассказа. Он походил на мальчика, который должен был сказать своему отцу, что его выгнали из школы. А отец не в духе, да ещë и ремень висит на гвоздике, издевательски поблескивая металлической бляхой. Так, слишком много уничижительных сравнений за один день.       Но начать нужно... Помягче. Так, чтобы не злить брата сразу. Сильнее всего Крекер боялся гнева Мамы. Сразу после неë стоял Катакури, чей гнев заставлял трястись и плакать от ужаса. Сделав пару глубокив вдохов, чтобы успокоить голову, Крекер наконец спросил:       — Скажи честно, Мэйбелинг тебе противна?       Нет, это было слишком резко! Но слова назад не воротишь — это не письмо, в котором слова можно замазать тушью и написать рядом новые. Крекер наблюдал, как меняются глаза Катакури: шок, непонимание, осознание, ярость. Пока брат не сказал ничего, он поспешил вновь встрять:       — Я понимаю, что вопрос странный и необычный, но я хочу, чтобы ты ответил честно. Меня достало то, что ты еë игнорируешь.       Он хотел было сказать что-то ещë, но Катакури поднялся со стула, смотря на него настолько яростным взглядом, что Крекеру стало худо. Брат никогда не смотрел на него вот так, и Шарлотта действительно стал бояться. Он словно сжался, смотря снизу вверх на Катакури, нависшего над ним грозовой тучей.       — Ты пришёл сюда разбираться с проблемами моей семьи? Так вот, тебя это не...       — Мэйбелинг страдает!       Всего лишь два слова заставили Конфетного генерала заткнуться. Он вопросительно уставился на Крекера, ожидая дальнейшего развития его мыслей. Шарлотта, понимая, что ему дали слова, поднабрался уверенности и вновь заговорил, нарушая гробовую тишину в кабинете.       — Она старается, пытаясь стать тебе другом, а ты словно не видишь ничего! Такое ощущение, что ты живешь с человеком, к которому испытываешь только презрение. Я понимаю твое недоверие всем и вся, понимаю, что тебе тяжело впустить в круг близких тебе людей какую-то девку, но Мэйбл — не какая-то! Она умная, заботливая, учтивая, вежливая, красивая, в конце концов! А ты ведешь себя как мудак, игнорируя такой подарок судьбы!       Крекер запоздало понял, что не только повысил голос, рискуя разбудить невольную участницу разговора, так ещë и сболтнул лишнего. Прижать ладони ко рту сейчас было бы слишком... По-детски. Так что ему оставалось лишь молча смотреть в глаза Катакури, ожидая его ответа. Сейчас он... действительно побаивался своего брата. Его гнев он ощущал не первый раз, но тогда он был направлен не на него. И от осознания этого волосы на его макушке встали дыбом.       — Если ты не знаешь всей ситуации, то не лезь туда, куда тебя не просят. Я сам разберусь, как мне вести себя с ней и что делать. А тебе стоит заняться работой.       Шарлотта вновь сел, четко давая понять, что разговор окончен. Но Крекер не собирался заканчивать. Словно почувствовав выросшие из спины крылья, он собирался говорить. И говорить до тех пор, пока Катакури не поймет то, что он хочет до него донести. Его затыкали слишком часто, и теперь терпению пришел конец.       — Я считаю, что имею право помогать своей подруге в том, с чем она не справляется сама. Просто признайся. Она тебе противна? Слишком достает? Невкусно готовит? Мешает работать? Скажи, что тебя в ней не устраивает. Быть может, я смогу помочь и даже найти решение.       Катакури сдерживал свой гнев, но получалось с трудом. С чего вообще этот щенок полез в его личное дело? И когда они с Мэйбелинг вообще успели стать друзьями? Последняя мысль как-то особенно сильно отозвалась в нëм, вызывая волну ещë большего гнева. Хотелось преподать мальцу урок. И он бы сделал это, но мозг упрямо твердил, что перед ним его родной брат. Почти что его плоть и кровь. А вредить своим родным было его жестким запретом, который он не нарушит никогда в своей жизни.       — И что за решение придумала твоя голова, интересно знать? Как же ты собираешься исправить наши с Мэйбл отношения, которые, каким-то образом, стали тебя касаться?       Вот теперь Крекер действительно пожалел о том, что завëл этот разговор. Эта его самодеятельность никогда не приводит к чему-то хорошему. Никогда. Было бы странно ожидать другого исхода от этой ситуации. Особенно если учесть, какую именно тему он выбрал для этого разговора. Мямлить и «жевать сопли» было явно не в его стиле, пусть и очень хотелось.       — Я увезу еë отсюда. — и пока брат не успел ничего сказать, продолжил. — Чаще всего, если увести объект, вызывающий ненависть и презрение, эти чувства уходят. Она будет жить на моëм острове, никак не беспокоя тебя. Было бы проще, если бы ваш брачный договор не был зарегестрирован официально, и не содержал в себе столько пунктов, но с этим, думаю, тоже удастся справиться. Фамилия у нас одна, так что исправить имя в документе будет проще простого. С Мамой я разберусь, не переживай.       Человеческий мозг устроен так, что склонен не замечать того, чего не хочет видеть, или того, что может его напугать и привести нервную систему в состояние крайного возбуждения. И сейчас, пока Крекер излагал свой план по «оказанию помощи» бедному брату, его мозг упрямо игнорировал холодный и яростный взгляд, сверлящий его голову. Если бы Катакури умел стрелять глазами, то от Крекера не осталось бы даже праха.       Шарлотта был в такой ярости, что не описать словами. Этот маленький... Маленький ублюдок. Он говорил такие вещи, от которых кровь закипала, от которых сжимались кулаки и набухали вены. Весь Катакури словно напитался яростью и гневом, грозясь вот-вот взорваться. Да как вообще посмел этот щенок лезть в это дело?!       — Пошел вон.       Крекер замер, на мгновение остановив поток бессмысленной болтовни, который начал хлестать из него после того, как он высказал основную мысль.       — Что?       — Пошел вон!       Помимо «тихого крика», Катакури вложил в свой голос хорошую порцию воли, и это стало окончательным и неоспоримым завершением диалога. Чувствуя, что ещë немного, и его останки придëтся соскребать с пола, Крекер бросил на брата последний, разочарованный взгляд, после чего быстро покинул кабинет, даже не попрощавшись. Но помимо разочарования в нëм промелькнуло что-то ещë. И чем было это «что-то» Катакури осознал не сразу. А когда осознал, что-то в нëм щëлкнуло. Он, Катакури, еë не достоин.       Эта мысль, такая простая, но вместе с тем отчего-то пугающая. Да, Катакури действительно еë не достоин. И не будет достоин даже тогда, когда станет идеальным для неë человеком. Его редко мучили угрызения совести, но теперь вдруг... На сердце отчего-то заскребло. В добавок ко всему его желудок решил добить его, напомнив о себе громким, болезненным урчанием. Так что Катакури, не найдя лучшего решения, решил направиться в спальню. Там он сможет закончить Миренду и обдумать всë то, что сказал ему Крекер.