Не достоин

      С остервенением вгрызаясь в пончики, Катакури думал о том, как налажал в библиотеке. Стыд за то, что он наплел Мэйбелинг в библиотеке, сжигал его изнутри. Мало того, что он похвалил еë (пусть она и выполняла свою работу прекрасно, он не планировал говорить ей об этом!), так еще и ляпнул про готовку пончиков на его Миренду! Чистой рукой он зарылся в волосы, оттягивая их и сжимая. Ораторским искусством он не обладал, но даже его навыков хватало для того, чтобы рассказать что-нибудь короткое или похвалить подчиненного. Почему же в этой ситуации он не смог сказать ничего дельного и связанного... Во всем виноваты еë чертовы глаза! Катакури давно отвык от зрительного контакта, потому что его подчинённым было тяжеловато держать его, а тут прямо в его глаза смотрит такая глубокая зелень, что сам невольно оказываешься в густом, зимнем лесу.       Допивая чай, он думает о том, каким дураком теперь его считает собственная супруга. Блять, да что с ним, сука, не так!? С чего вдруг он стал так париться о том, как выглядит в глазах этой женщины? По бумагам они связаны, но в реальной жизни из отношения едва ли можно назвать дружескими. Что заставляет его, сурового генерала, так реагировать на попытки заговорить с ней?       Заводить разговор о игрушке второй раз он больше не решится. Ну уж нет... Не хватало ещë наплести чего-то более стыдного чем то, что он уже сказал сегодня. Тëмная глубь фиолетовых глаз внимательно уставилась на мягкую игрушку, горделиво сидящую на одной из его подушек.       К черту. Пусть будет у него.

***

      Мэйбелинг стояла возле стеллажа, держа книгу в руках. Сказанное Катакури, словно на повторе, крутилось в еë голове, всë никак не уходя. Сердце бешенно стучало, кровь пульсировала в висках, а дыхание с каждой секундой становилось всë прерывестей. Крепко сжав в руках томик о готовке сладостей, она прижала его к лицу, а после... Запищала от счастья, словно маленькая, мышь.       Еë старания, все еë действия и попытки наконец-то вознаграждены! Катакури первый сделал шаг, самостоятельно нашел еë (и ей, почему-то казалось, что искал он еë специально долго), а после, о чудо, сам начал диалог! И при этом, не отчитал еë за что-то, понятное только ему самому, а сказал нечто настолько приятное! А еще, ей показалось, что такой ледяной булыжник даже немного волновался и испытывал неловкость, когда говорил настолько несвойственные ему вещи. Красные же кончики его ушей она списала на собственную зрительную галлюцинацию, ведь это даже звучит глупо — у Катакури краснеют уши. Не может ведь такой человек, как он, быть настолько стеснительным. Или может. Впрочем, не суть.       Воспитание никогда бы не позволило ей сделать это, но, если бы была возможность, Мэйбелинг запрыгала бы от счастья. Еë сердце было настолько переполнено радостью и восторгом, что хотелось кричать во всë горло. Вот оно — наконец еë колоссальный труд дает свои плоды! Муж и жена, обвенчаные больше полугода назад, наконец стали сближаться. Женщина не думала, что на это уйдет так много времени, но в этом даже была своя некая изюминка. В детстве она часто читала романы о том, как принцы годами добиваются расположения, а теперь ей и самой удалось побывать в роли принца, добиваясь расположения собственного мужа. Представить Шарлотту Катакури в образе принцессы было выше еë сил.       Отбросив книгу, она закрыла рот руками. Дыхание перехватывало, а рвущийся наружу восторг тисками сжимал душу. Она вновь запищала, не боясь быть услышаной — не в духе Катакури стоять под дверью и подслушивать, как же отреагирует ненаглядная супруга на подобные выходки с его стороны. Потратив весь воздух в лëгких, она часто задышала, потом плюхнулась в стоящее рядом кресло, попыталась успокоиться. Как многие поняли, вышло не очень удачно. Она быстро захлопала в ладоши, потом также быстро похлопала себя по коленкам, прижала ладони к раскрасневшимся от столь ярких эмоций щекам — слова Катакури всë еще прочно засели в еë голове.       У неë всегда были проблемы с выражением всегда были проблемы с выражением положительных эмоций. Ну знаете, когда девушка растëт в королевской семье, за дисциплиной и соблюдением этикета следят особенно строго. Например, в высшем обществе, среди которого она проводила достаточное количество времени в период своей «холостой» жизни, было мувитоном громко смеяться, краснеть перед мужчиной и слишком ярко выражать свои эмоции (естественно, все подобного рода ограничения касались исключительно женщин). Молодое, трепетное сердце было навеки заперто под влиянием жестокой дисциплины, общественного мнения и нрава отца. От того Мэйбелинг долго копила эмоции в себе, а потом, когда наступала «точка невозврата», всë выливалось в подобного рода ситуации.       К еë еще большему счастью, Катакури не упоминул ни слова о том подарке, что она оставила на его кровати, как и о том, что она проникала в его спальню и творила там невесть что. Это можно считать хорошим знаком — значит, Шарлотта не особо на неë сердится и подарок его устроил. Впрочем, с чего он вообще должен сердиться? Сам же выдвинул такие условия, не сказав никаких уточняющих деталей, вот пусть и довольствуется теперь тем, что имеет. Да и вообще... Пусть скажет спасибо, что Мэйбелинг подошла к этому делу ответственно и не стала просто напросто воровать эту игрушку из его же спальни — так, как сделал он сам.       Чуть отдышавшись, она, наконец, успокоилась. Сидя в мягком кресле, девушка смотрела в потолок, а глупая, счастливая улыбка застыла на еë нежном лице. Она и сама довольно давно хотела добраться до кухни, а Катакури, как удачно, вовремя затронул интересующую еë тему и дал свое одобрение. Теперь, наконец, она сможет использовать свои кулинарные навыки на полную катушку.       Мэйбелинг, с некоторым удовольствием, расставляла книги по своим местам, немного оттягивая момент выхода из библиотеки и спуска на кухню. Потом, освободив читальный столик, женщина медленно покинула библиотеку. Внутри все еще плясало от счастья и неверия.       Первым делом, Мэйбелинг решила, что для готовки нужен фартук. Исследовав кладовые помещения резиденции, она не нашла ничего, что могло бы быть похожим на кухонный фартук. Просить у душек фартук она сочла чем-то бессмысленным, ведь она одна была по росту как десяток кухонных работников. Потому, не найдя ничего подходящего, она решила, впервые за долгое время отсутствия «внизу», среди обычных людей, спуститься в городок и поискать для себя кое-что подходящее.       На улицу потихоньку опускались холода, а подходящая медленной поступью зима сковывала землю и нагоняла печальной тоски в узкие улочки города. Мэйбелинг вытащила из глубинных недр шкафа своë старое платье, которое носила ещë на Паншке и решила надеть его. Плотная, мягкая ткань приятно согрела еë, привычно опутывая грудную клетку и руки. За летнее время она успела отвыкнуть от плотных, тяжелых платьев, и теперь всë вновь ощущалось привычно. Словно она вновь дома.       Решив, что на улице недостаточно холодно для шерстяной юбки под платье, она собрала волосы в массивный пучок, заколов его длинной, металлической шпажкой, и вышла из комнаты. По привычке закрыв еë на ключ. Чуть подумав, Мэйбелинг открыла комнату и достала из ящика перчатки. Сунув их в карман юбки, девушка вышла из комнаты и, окончательно закрыв еë на ключ, направилась в сторону входной двери. Судя по наклону деревьев за окном еë спальни, снаружи еë может ожидать холодный ветер, и лучше будет подготовиться к нему, взяв перчатки.       Улица встретила еë слабым морозом, а ветер оказался не таким страшным, каким казался из еë окна. В любом случае, Мэйбелинг одела тонкие, но тëплые перчатки, после чего, элегантно сцепив руки на животе, направилась по широкой дороге вниз, в сторону города. Чëрная ткань перчаток плотно облегала еë пальцы, делая еë руку визуально тоньше и красивее. Мэйбелинг обожала собственные руки. Она часто любовалась ими в свободное время, тщательно ухаживала за кожей рук, чтобы не допустить мозолей и трещин, трепетно следила за собственным маникюром. Руки, по еë мнению, являлись основным способом понять личность и характер человека. Хиромантией она не увлекалась.       Мэйбелинг шла по тротуару, приветственно кивая тем, кто был ей знаком, и одаривая улыбкой тех, кого видела впервые. Многие здоровались в ответ, некоторые благодарили еë за проделанную работу. Многие дети подбегали к ней, хватались за юбку, рассказывали о своих планах и планах родителей на ближайшие новогодние праздники. Женщина слушала их, а после, выразив безмерную радость, возвращала их родителям. То, как к ней относились местные, теплотой отзывалось в еë сердце. Она радовалась, что смогла добиться такого уважения в их глазах.       Периодически останавливая и спрашивая у местных, она смогла найти того, кто мог бы помочь ей с изготовлением и приобретением фартука на еë... нестандартные размеры. Один неравнодушный мужчина провел еë к небольшому, ветхому домику, а после, попрощавшись, ушёл. Шарлотта осмотрела дом с лëгкой толикой тревоги, а после подошла к входной двери. Дерево было прохудившимся, а доски в двери прилегали друг к другу не очень плотно. Женщина забеспокоилась — неужели письмо из этого дома затерялось в общей кипе почты? Вдруг эта женщина так и не получила помощи, о которой могла просить?       Мэйбелинг постучала в дверь, всë еще пребывая в не самом приятном расположении духа из-за мыслей об этом доме. Может, душки не обратили на письмо внимание? Или у бедного жителя (или жительницы) банально не нашлось бумаги послать весточку ей, Хозяйке острова? Дверь отворилась, и еë встретила худая, низенькая старушка. Опираясь на небольшой костыль в виде табуретки, она с трудом подняла голову вверх, чтобы увидеть лицо того, кто к ней пожаловал. Видя еë неудобство, Шарлотта присела на корточки, будучи теперь ростом примерно как большинство мужчин этого острова. Бабушке стало проще и она, обаятельно улыбнувшись почти беззубой улыбкой, впустила еë в свой дом.       Мэйбелинг испытывала небольшие неудобства, когда оказалась внутри, но предпочла молчать, чтобы не расстраивать хозяйку дома. Всë-таки, как-то неловко жаловаться на высоту потолков той, кто, возможно, непосредственно приложила руку к постройке этого дома. Девушка следовала за старушкой, опустив голову и ссутулив плечи, совсем сгибаясь, когда нужно было перейти из одной комнаты в другую. Еë привели в гостиную, где стоял небольшой диванчик и стол, на котором гордо «восседала» старая швейная машинка. Бабуля было потянулась за мерной лентой, но Мэйбл опередила еë, отдав листок с написанными на нëм мерками.       — Я уже всë померила. Учитывая разницу в моем и Вашем росте, было бы неудобно замерить всë точно.       — Ох, спасибо, милочка. И откуда ты взялась такая огромная. Почти как наш Господин будешь. Давно у нас живешь? — прошепелявила бабуля, усаживаясь за швейную машинку.       И тут Мэйбелинг вдруг поняла, что бабуля... Понятия не имела, что Шарлотта Катакури почти полгода как женат, и теперь всеми делами, связанными с городом, заправляла его новая супруга — сама Мэйбелинг. Вовремя прикусив язык, она, лихорадочно думала, что сказать. Вот так вот шокировать старушку не хотелось. Оставалось лишь скрыть своë непосредственное отношение к Катакури и придумывать на ходу.       — Да нет, недавно переехала. Пол года уже как.       — Ох ты, давненько. И как тебе у нас? Нравится?       — Да. Комуги очень уютный остров, летом здесь так красиво.       — А зимой еще лучше. Я когда видела ещë хорошо, часто любовалась заснеженными деревьями и улочками нашего города.       Отыскав старенькие очки с толстыми линзами, она нахлобучила их себе на нос, а после, отыскав рулон ткани, принялась отмерять нужное количество ткани. Мэйбелинг, имея внушительный опыт в вопросах шитья и кройки, прикинула, что пошив фартука займет примерно сорок минут. Это время она сможет провести здесь, наблюдая за работой другой, более опытной швеи. В том, что бабуля посвятила шитью всю свою жизнь, у Мэйбелинг не было никаких сомнений. Так мастерски обращаться со швейной машинкой могла только опытная швея.       — Ты, милочка, пледик бери, если вдруг холодно станет. Холода идут, дом продувает, как решето.       Женщина приняла предложение, действительно отметив, что в здании довольно прохладно. Накинув на плечи тяжёлый плед, она ещë раз осмотрела гостиную. Ремонт здесь был очень старым, а дощатый пол источал почти что могильный холод. Шарлотта подняла ноги и, наплевав на обувь, укутала их пледом. Она возместит ущерб дивану чуть позже.       — А что же Господин Ваш? Написали бы ему, что с домом беда. Мне кажется, он бы не отказал в помощи.       — Да куда там. Катакури — занятой человек. На Комуги бывает дай Бог раз в пол года, а то время, что бывает здесь, обычно тратит на более важные вопросы. Да и есть ли дело ему до такой калеки, как я. И отплатить мне ему нечем.       Девушка закусила губу, борясь с внезапно нахлынувшими на неë чувствами. Еë сердце разрывались от тоски за эту женщину, за других жителей Комуги. Они были вынуждены жить так, понимая, что их собственному Господину нет до них никакого дела. Многие страдали от плохих жилищных условиях, но молчали, ведь знали, что никто не поможет им. И многие, как эта бабушка, окончательно потеряли надежду на то, что что-то в их жизни изменится. Зелëные глаза вдруг защипало, и она зажмурилась, борясь с внезапными слезами. Мэйбелинг была своего рода эмпатичным человеком, и часто страдала от собственной чувствительности.       — Ты, кстати, первая, кто ко мне зашел за эти два года. Я шить давно бросила, глаза уже не те, и ходить перестали ко мне. Ты вот одна такая нарисовалась. Другие не решились за твои габариты взяться?       — Можно и так сказать. Я узнавала, многие продают только уже готовые фартуки, а шить на такие размеры затратно очень. А мне самой мастерства не хватает сшить что-то самой себе.       — Ох, обленились же девки в нынешнее время. Затратно им шить фартуки больше, видите ли. Тьфу! Вот с таким отношением потом удивляются, что ж к ним не идет никто!       И Мэйбелинг, и бабушка замолкли. Тишина комнаты разбавлялась треском и шумом от швейной машинки и редким дуновением ветра. Шарлотта была решительно настроена на то, чтобы изменить жизнь этой старушки. Она обязательно даст указания душкам, как только вернется в резиденцию. Все жители Комуги должны быть счастливы, и если Шарлотта Мэйбелинг способна сделать их счастливыми, она сделает их. Но только после того, как эта бабушка закончит шить ей фартук.       — А зачем тебе фартук понадобился-то? Насколько я знаю, нынешние девицы вообще к кухонной плите не подходят — в ресторанах едят, а готовить мужа заставляют.       — Да я сама себе готовила всегда. Я оттуда родом, где подобное поведение... Не очень приветствуется. К тому же, приготовленное своими руками всегда в тысячу раз вкуснее... А марать платья о муку и жир, пока готовишь, не очень хочется — так платьев не напасëшься.       — Тоже верно. Хорошая ты девка. Нашему Господину бы такую. А то ему под пятьдесят уже, а всë еще холостым ходит. Непорядок это. А с такой хозяйственной женой он, гляди, и сам добрее станет.       Мэйбелинг стыдливо отвернулась, пряча покрасневшие щëки (пусть бабушка и не смогла бы их увидеть при всëм желании). Если бы эта женщина знала, насколько права... Шарлотта потëрла заднюю часть шеи, тихо прокашлялась, промямлила что-то позитивно-согласное в ответ и замолчала насовсем. Бабуля тоже больше не предпринимала попыток еë разговорить. Остальное время они сидели в тишине, каждая вслушиваясь в тихий стук швейной машинки.       Как Мэйбелинг и предполагала изначально, на пошив фартука у бабули ушло ровно сорок минут — ни секундой больше, ни секундой меньше. Всë-таки, еë собственный глазомер никогда не подводил Шарлотту. Женщина попыталась заплатить ей за еë работу, но бабушка категорически отказалась брать деньги, выпроваживая Мэйбл из дома. В конце концов, спустя пару минут яростных споров, Мэйбелинг оставила сотню белли на тумбочке у кухни, после чего сделала вид, что смирилась с отказом бабушки, и быстро покинула еë дом. Держа в руках пакет с готовым фартуком, она немного отошла от еë дома и на мгновение остановилась. Но и этого хватило.       В неë влетел достаточно тяжелый комок, заставивший еë колени немного подкоситься. Шарлотта охнула, схватилась за стену и глянула вниз. На еë юбке, словно маленький котëнок, повисла Юкита, радостно топая ножками и что-то бормоча в экстазе. Мэйбелинг зацепила ручки пакета за локоть, после чего подняла Юкиту на руки. Девчушка обняла еë за шею и принялась громко тараторить о том, как жила всë это время. Что было у неë в школе, как Зак от них съезжал, как Коу «билась головой о стенку», когда Юкита притащила домой блохастого котëнка (у девочки потом тоже было найдено пара блошек, перепрыгнувших на неë с котëнка), как они вымыли его и решили оставить себе, как она хорошо написала контрольную в школе, как часто она ходит гулять и как Коу заставляет еë тепло одеваться, хотя по мнению самой Юкиты, на улице совсем не холодно!       Ноги Мэйбл сами привели еë к заветной двери. Постучавшись скорее ради приличия, она зашла в дом, поставила Юкиту на пол и принялась разуваться. Девчушка быстро скинула с себя сапоги, раскидав их по прихожей и, даже не удосужившись снять шапку, шарф и прочие элементы зимней одежды, влетела на кухню. Оттуда послышалось ворчание Коу, а после вышла и сама женщина, ведя за собой дочурку. Зелëные волосы были собраны в пучок на макушке, чтобы не мешали при готовке. Коу, завидя Мэйбл в прихожей, слабо улыбнулась, поздоровалась с ней и сказала проходить в гостиную.       Шарлотта ушла из прихожей, сопровождаемая хныканьем Юкиты по поводу того, как сильно она устала постоянно одеваться и раздеваться, и зашла в гостиную. Там тихо играл телевизор, а потолок был украшен гирляндой, игриво сверкающей яркими огнями. Она почти вживую услышала все попытки Коу доказать малышке, что вешать гирлянду так рано нельзя, но разве можно объяснить ребëнку что-то, когда он твëрдо уверен в обратном? Мэйбелинг села на диванчик, вытянула ноги и расслабленно откинулась на спинку диванчика. Наконец-то, покой и уют.       Вскоре в еë ступню, скрытую за носком, врезалось нечто мягкое и теплое. Сначало это было просто неловкое касание, а после это что-то принялось активно бодать еë в попытке сместить огромный и чужеродный предмет со своего пути. Мэйбелинг убрала ногу, чтобы узреть этого упрямца, и увидела котëнка, глупенького и пушистого. Женщина тихо пискнула, после чего взяла его на руки и принялась рассматривать. Почëсывая его шейку, она вызывала мелодичное мурчание и довольно прикрытые глаза.       Котëнок, казалось, был готов стерпеть еë присутствие в своей жизни в том случае, если она будет чесать ему спинку и пузико. Мэйбелинг с энтузиазмом выполняла его желания, длинными пальцами перебирая мягкую, шелковистую шерстку. Она никогда не имела домашних животных, но всегда мечтала о них.       Коу появилась в гостиной буквально на мгновение. Она подошла к миске, насыпала туда тëплого, варёного мяса и также быстро скрылась на кухне. А котëнку особое приглашение не нужно: он чувствует мясо — он бежит к миске. Шарлотта, понимая, что у него хватит дурости спрыгнуть с высоты еë ладони, опустила еë вниз, чтобы приземление вышло не таким болезненным для него. Пушистый стремглав помчался к миске, и вскоре оттуда донеслось довольное урчание и периодические чихания.       Вскоре Коу пригласила закончила готовить, а еще через пять минут пригласила всех к столу. Отказываться от приглашения к столу было невежливо, да и сама Мэйбл изрядно проголодалась, так что она просто села за стол и принялась за еду. Готовила Коу вкусно, и отрицать это не было смысла.       Шарлотта не задержалась у них до ночи, сославшись на занятость в резиденции. Идя домой с новым фартуком в руках и прекрасным настроением, Мэйбелинг поняла, что спуститься сегодня в город было отличной идеей.

***

      На следующий день к дому пожилой швеи был выслан специальный отряд душек, целью которого был капитальный ремонт еë дома и передача гуманитарной, а также денежной помощи.