Не достоин

      Ричард пробыл у неë не слишком долго, и вскоре уехал, пообещав вновь приехать ближе к Новому году. Мэйбелинг провела его до корабля, посадила на борт и, как только судно с младшим Санти скрылось из виду, в скором темпе отправилась домой. Шарлотта не знала, как скоро уедет еë муж, и как долго его не будет на Комуги, поэтому ей нужно было как можно скорее закончить со всеми планами и замыслами касательно этой ситуации. А замыслы у неë были необычные.       Банально, но она решила отплатить Катакури той же монетой. Он хочет нечто, равноценное той плюшевой игрушке, что он забрал? Так будет ему — другая плюшевая игрушка! И Мэйбелинг вложит в неë всю свою душу, до последней капли. Была ли это еë извращенно-невинная попытка отомстить? Быть может. Шарлотта редко когда всерьёз задумывалась над тем, что вызывало в ней негативные эмоции.       По возвращению она сообщила душкам, чтобы те занялись почтой, а сама ушла в свою комнату. И все же, Мэйбелинг была рада тому, что Катакури передал часть работы под еë руководство. Всë-таки, в некоторых вопросах ему не хватало мягкости и, быть может, осторожной дипломатии. К тому же, Госпожа Шарлотта, помимо почты от гражданских, контролировала всех душек резиденции, и смогла навести в их рядах дисциплину. Катакури заскрипел зубами у себя в кабинете. Еë муж предпринимал частые попытки по «дрессировке» слуг, но не понимал, что иногда нужно быть более мягким и менять подход. Именно поэтому, они отлично дополняли друг друга, как два правителя. Наверное, поэтому их и любил народ?       Мэйбелинг зашла в спальню, размяла спину и села за рабочий стол. В последнее время она слишком часто сидит за швейной машинкой, что негативно сказывается на еë спине. Ещë немного, и она всерьез начнет искать кого-то, кто помог бы ей справиться с подобной проблемой. Может, действительно попросить душек о помощи в этом вопросе? Шарлотта качает головой, решая отложить этот вопрос в «дальний ящик».       Еë руки, умелые и ловкие, работают без перерыва, двигаясь плавно и изящно. Задумавшись о чëм-то своем, Мэйбелинг вдруг осознала, что хотела бы детей. Она хотела бы иметь дочку, чтобы посадить еë на свои колени, пригладить детские, мягкие волосы, и учить шитью. Так, как когда-то еë учила еë собственная мама. Но... Ей вряд ли удастся исполнить свои мечты, потому что хорошие отношения с Катакури все больше и больше напоминали ей призрачные мечты и желания. А собственное воспитание и религиозные взгляды не позволили бы ей иметь романы на стороне.       Мэйбелинг тряхнула головой, отгоняя несвойственные ей мысли, и вновь сосредоточилась на шитье. Чем больше сил и времени она потратит на эту игрушку, тем лучше она, в итоге, получится. А получиться она должна потрясающей. Настолько, чтобы не уступала тому плюшевому Катакури. Кстати, что еë муж сделал с ним? Неужели он... спит с ним? Или поставил его куда-то на стол... Глупости. Скорее всего, такой человек, как Катакури, спрятал бы его в самые недра дальнего шкафа, только бы не наткнуться на него глазами. Наверное, она права.       Она старалась как можно меньше думать о Катакури, полностью отдавшись работе. Изредка она отводила взгляд, сосредоточенно смотря в зеркало, а после вновь смотрела на черновик изделия, ища в нëм недочëты. В еë планах было уложиться в неделю, потому что чем дольше игрушка находится в руках еë мужа, тем меньше ей хочется еë возвращать. А вернуть еë нужно. Причем лично ей.

***

      В общей сложности, работая как проклятая, тратя на сон около четырëх часов в сутки и намерено игнорируя приемы пищи, она смогла управиться за полторы недели. Это было еë личным рекордом, кажется, ибо раньше рекордом можно было считать месяц, за который она полностью расшила одеяло примерно метр на полтора. Ещë раз осмотрев полученное изделие, она критично подметила маленькие неровности, и вновь села за стол. На корректировку и «финальный вариант» готового изделия у неë ушло еще около двух часов. Теперь-то она была полностью довольна тем, что у неë получилось. Если бы у неë был фотоаппарат, она бы запечатлела получившуюся игрушку, чтобы увековечить еë в своей памяти.       После такой напряженной работы, она позволила себе переодеться и лечь в кровать прямо в середине дня. Да и кто будет еë осуждать? Душки, которые очень настойчиво стояли над еë душой все эти дни, требуя от нее пойти поспать, будут только рады, завидев такую картину. И Мэйбелинг, если честно, чертовски устала за эти полторы недели, что она шила, и еë спина радостно заныла, стоило ей лечь на кровать и накрыться одеялом. Всë-таки постепенно начинало холодать, и даже несмотря на то, что резиденция хорошо отапливалась, она могла почувствовать легкие нотки холода, витавшие в воздухе. Особенно хорошо она ощущала их, когда стояла в одном лишь ночном платье.       Шарлотта проспала примерно десять часов, а когда проснулась, еще долго лежала в кровати, пытаясь найти в себе силы для того, чтобы просто раскрыть глаза. Она слышала возню душек, которые принесли ей завтрак в комнату, и хлопотали вокруг неë, чтобы помочь сесть. Мэйбелинг принялась завтракать, совершенно наплевав на принятые манеры, и не отказалась, когда в середине трапезы один из душек перехватил ложку и принялся кормить еë так, словно она двухлетняя крошка. После плотного завтрака, она вновь провалилась в сон, восстанавливая то, чего ей не хватало за время работы. Сон после длительного воздержания казался ей настоящим Раем.       Окончательно отойти от такого сонного состояния она смогла только через два дня. Тогда, проснувшись рано утром, она почувствовала, что больше не чувствует непреодолимого желания не покидать кровать всю свою жизнь, и может нормально и без особого дискомфорта открыть глаза. Тогда же она встала, размяла мышцы и кости небольшой зарядкой, а после стала одеваться. На дворе была где-то середина сентября, и воздух постепенно наполнялся холодом и необыкновенным и непередаваемым запахом осени. Шарлотта быстро одела платье, которое часто носила летом на родном острове, и спустилась на завтрак.       Уже в столовой, сидя за столом и методично поглощая тыквенный суп, она слушала отчет душек о том, что происходило в резиденции в то время, пока она «выпадала» из мира. Душки поведали ей, что вся почта была разобрана до мельчайшего конвертика, уборку комнаты проводили регулярно, а чистоту в особняке поддерживали с особенным рвением. Также один из слуг сказал, что Господин Катакури покинул Комуги еще ночью этого дня, и прибудет поздно вечером. Эта информация особенно сильно заинтересовала Мэйбелинг, и она даже повернула голову в сторону душек, пронзительно смотря на них глубокой зеленью глаз.       — Могу ли я узнать, проводится ли уборка в спальне и кабинете Катакури?       Душка чуть стушевался, потому что совершенно не понимал, к чему его Госпоже знать нечто настолько ненужное, поэтому не смог ответить сразу. Вместо него в разговор включился второй, выйдя немного вперед и гордо выпрямив спину.       — Так точно, Госпожа! Мы тщательно убираем каждую полочку и каждый шкафчик, чтобы покои Господина Катакури были чистыми, ведь Господин Катакури ненавидит грязь и пыль!       — Потрясающе! Вы большие молодцы. А что вы делаете, если находите что-то странное в его комнатах? Например, нечто, совсем ему не свойственное.       Увы, душки не были столь же умны, чтобы распознать манипуляции собственной Госпожи, и потому один из них, совершенно не подозревая чего-то необычного, выдал ей точное положение интересующей еë игрушки. Иронично, но он действительно хранил еë в своей спальне, да ещë и возле подушки. Неужели он действительно спал со своей маленькой копией? Мысль об этом была такой... Странной и волнующей. Ей почему-то хотелось увидеть Катакури, спящего в своей кровати, в обнимку со своей маленькой копией. Или той игрушкой, что она подготовила для него. Последний вариант казался ей даже более привлекательным.       Еще пара хитрых манипуляций, и она договорилась на время проникнуть в спальню Катакури после того, как душки закончат там уборку. План был простой до абсурдности: Мэйбелинг собиралась проникнуть в комнату Катакури, найти игрушку, забрать еë, а на еë месте оставить свëрток с другой игрушкой, которую она шила специально для него. Радовало, что душки согласились содействовать в еë злодействе (пусть они сами и не понимали, что поступок Госпожи едва ли можно назвать хорошим), и пустили еë в спальню Катакури.       Оказавшись внутри, она даже не удивилась тому, что увидела. Еë муж производил впечатление человека с железным характером, который не терпит чего-то «лишнего» из вещей и тщательно следит за порядком собственной территории. И тем не менее, смешно было видеть на его кровати плюшевую игрушку, полностью выбивающуюся из общего вида комнаты. Удивительно, он даже не убрал еë куда-то, а оставил на виду. Чтобы каждый раз, как будет ложиться спать, вспоминать о своем некрасивом поступке и раскаиваться? Мэйбелинг почему-то сомневалась в этом.       Женщина подошла к кровати еë мужа, осторожно подбираясь к лежащей на краю кровати игрушке. Мэйбелинг взяла плюшевого Катакури, осторожно поставила на место игрушки свëрток, а после, еще раз осмотрев спальню Шарлотты, быстро покинула его комнату. Мэйбл крепко сжимала игрушку в руках, радуясь тому, как легко всë прошло. Даже если Катакури вернется сегодня поздно вечером, он не станет идти к ней, потому что в тот момент она будет спать. И даже если на него нахлынет настроение на ночные разборки, она просто закроет дверь в собственную спальню на ключ, не оставляя Катакури особого выбора.       Остальная часть еë дня прошла, как и обычно. Мэйбелинг поужинала, почитала книгу в библиотеке, насладилась садом перед сном, и отправилась к себе, с лëгким трепетом ожидая возвращения Катакури в резиденцию. И жаль, всë-таки, что она не сможет увидеть его лицо в тот момент, когда он раскроет свëрток и увидит содержимое.       

***

      Катакури вернулся на Комуги приблизительно в полночь. Собрания Конфетных Генералов проводились всë чаще, а это значило лишь одно — относительно скоро его ждет невероятно длительная миссия где-то в самой заднице Гранд-Лайна. Раньше мысль о скорой миссии радовала его, но теперь он не хотел думать о том, что ему придётся покидать Комуги на срок дольше одной недели. Интересно, из-за чего? Или может, из-за кого?..       Когда он зашел в резиденцию, Мэйбелинг уже спала. Это было удивительно, ведь половину от этих двух недель он был в резиденции, и почти всегда Мэйбелинг бодрствовала. Почему же сейчас она так крепко спит? Что ж, видимо она просто закончила то, из-за чего так халатно относилась к своему сну, и наконец отправилась отдыхать. Почему-то мысль о том, что Мэйбелинг наконец спит, заставила его порадоваться. Где-то очень глубоко в душе.       Шарлотта приказал накрыть Миренду, а сам пошел прямиком в свою спальню. Настроения работать ночью у него не было абсолютно, к тому же он был голоден как зверь, и пока он не поест, вряд ли сможет как-то умственно функционировать. Катакури зашел в спальню, и почти сразу скрылся в смежной ванной комнате. Грязь он не любил. Особенно, когда она была на его собственном теле. В душе он пробыл около часа, и вышел только тогда, когда почувствовал запах сладостей. Оставшись лишь в широких штанах их мягкой и приятной ткани, он вышел в спальню и увидел огромную тарелку пончиков, а рядом полный чайник горячего чая.       Он мерно и спокойно поглощал сладости, пока в один момент не заметил свёрток на своей кровати. Вид свертка, которого в его спальне не было, заставил его поперхнуться. К счастью, Катакури быстро справился, откашлявшись, а после принялся доедать пончики, но уже сидя в напряжении и не спуская глаз со свëртка. Он знал, кто оставил его здесь, и оттого желание открыть было всë больше.       Душки героически молчали, когда Катакури принялся спрашивать о том, кто кроме них проникал в его спальню. Видимо, действительно очень любили Мэйбелинг и не хотели выдавать еë. Шарлотта хмыкнул и отпустил их, а сам, собравшись с силами, прикоснулся к свертку. Ему было невероятно интересно, что же такого придумала его драгоценная супруга, что могло бы удивить его. На мгновение он даже удивился тому, как много неожиданных эмоций у него возникло при мысли об этом. Решив подумать над этим позже, Шарлотта принялся распаковывать свëрток, бережно снимая бумагу слой за слоем.       В конечном итоге остался последний, самый тонкий слой. Желая продлить момент неизвестности, Катакури прикрывает глаза и наощупь снимает обертку, обнажая игрушку внутри. Огромные, грубые руки неестественно осторожно щупают игрушку, пытаясь понять, что именно это может быть. Увы, безграничным терпением он обладал только тогда, когда от его решений зависело благополучие миссии, поэтому, не выдержав, мужчина открыл глаза и принялся рассматривать игрушку.       ...А знаете, даже хорошо, что он не стал распаковывать еë во время еды. Иначе он бы точно поперхнулся от шока и наделал бы много шуму. Игрушка была... Сшита красиво и качественно, а стиль Мэйбелинг очень четко угадывался в одежде куклы и еë позе. За такую игрушку можно выручить больше тысячи белли, но... Шарлотту смущало ни что иное, как лицо игрушки.       Как многие успели догадаться, Мэйбелинг решила отплатить ему той же монетой. Мол, раз уж хочешь равноценного обмена, вот тебе — равноценная игрушка! Катакури сжимал маленькую копию самой Мэйбелинг и отчаянно боролся с нервной усмешкой. Эта женщина... Нет, его жена, видимо, сочла это невероятно остроумной колкостью, которая может немного шокировать и «выбить» из привычной колеи жизни еë мужа. И Катакури ненавидел еë за то, что она оказалась права.       Злился он и на то, что, несмотря на сильное желание избавиться от этой игрушки, он не мог поднять руки, чтобы выбросить еë. Что-то останавливало его, и он не мог понять, что именно. Шарлотта даже швырнуть еë не мог! Сегодня с ним происходит нечто очень странное.       Что касается самой игрушки, она была выполнена очень аккуратно и трепетно. Размером она была примерно в тридцать сантиметров, с тонкими ручками и ножками; голова же куклы была относительно пропорциональной (особенно для плюшевой игрушки), с плотно пришитыми волосами и качественной вышивкой лица. Брови куколки были немного приподняты, делая еë взгляд более нежным и мягким, губы плотно сжаты в тонкую, розовую линию. Шарлотта вдруг поймал себя на мысли, что на игрушке было вышито «типичное выражение лица» самой Мэйбелинг. Он осмотрел платье, в которое была одета кукла. Оно тоже было абсолютно идентичным тому, которое она носила в самом начале прибытия сюда. Скрипя зубами, он смог признать тот факт, что украдкой наблюдал за Мэйбелинг достаточно часто, чтобы понять, что игрушка походила на неë точь-в-точь.       Его носа коснулся лëгкий, невесомый, и нетипичный для его комнаты запах. Он поднес игрушку ближе к лицу и потянул воздух носом. Она пахла еë духами. Шарлотта почти что зарычал, откинул игрушку от себя и подорвался с кровати, принявшись напряжённо измерять комнату шагами. О, эта маленькая женщина, кажется, лучше всех знала, как сыграть на его нервах. На мгновение он даже испугался перемен в самом себе. Что за чертовщина? Почему эта женщина, с которой он даже не общался толком, сумела узнать его слабые места настолько хорошо? А может, она и правда шпион? И всë это время лишь умело притворялась невинной овечкой?       Мужчина растрепал волосы и похлопал себя по щекам. Нет, это действительно нечто из ряда фантастики. Мэйбелинг живет в его доме так долго, и еще ни разу не попалась? Невозможно. Он бы сказал, что не хочет обидеть Эдварда Санти, но он хочет — этот старый хрыч просто не способен воспитать и обучить настолько хорошего шпиона. Паншка могла похвастаться только лишь невероятно огромными партиями урожая, ну и красавицей-принцессой и именно поэтому Лин-Лин заключила с ними торговый договор. Иначе бы острова давно уже не существовало.       Как бы там ни было, уже слишком поздно, чтобы разбираться с произошедшим, ведь Мэйбелинг давно спит, а будить еë он не собирается. Катакури лëг на кровать, укрылся одеялом, и как только ему удалось принять удобную позу и на мгновение приоткрыть глаза, взгляд наткнулся прямо на плюшевую Мэйбелинг. Первым желанием Катакури было выбросить эту игрушку к черту, запихнуть еë куда подальше в адский огонь, спрятать, чтобы никогда не попадалась на глаза. Но, в конце концов, ему удалось справиться с наплывом несвойственной ему ярости, шумно выдохнул и лишь закрыл глаза. Присутствие Мэйбелинг, пусть и плюшевой, на его кровати, он стерпит только сегодня. Завтра с этим будет покончено.

***

      Завтра Катакури оказался слишком занят для того, чтобы пойти к Мэйбелинг и разобраться с вопросом об этой игрушке. Уже ночью было принято решение обсудить этот вопрос через пару дней, когда все бюрократические дела будут улажены, а он сам наконец освободиться. Плюшевую Мэйбелинг убирать с кровати он не стал, так как «она не мешает мне, пусть будет»; разве что, отвернул еë от себя, чтобы она не прожигала его своим ненастоящим взглядом всю ночь.

***

      Ещë два дня спустя Шарлотта вновь вынужден был покинуть остров, чтобы прибыть к Маме на срочный совет. Это займёт у него около пяти дней. Дело было срочное, так что тратить время на разговоры о плюшевой игрушке он не стал, сразу же отплыв с Комуги. Вот вернëтся он с дипломатической поездки, тогда и поговорит с Мэйбелинг.

***

      Таким образом, находя миллион причин и оправданий, Катакури избегал свою жену почти две недели. В один из дней, когда сразу же после возвращения в резиденцию он, упав на кровать для минутного отдыха, почувствовал, что плюшевая Мэйбелинг скатилась слишком близко к его лицу, он не выдержал. Собрав всю свою силу и волю в кулак, он встал, поправил шарф и направился на поиски Мэйбелинг.       В этот раз он даже не стал использовать волю, чтобы растянуть мгновения еë поиска. Сначала обошел весь сад, потом заглянул в столовую и гостиную, обошел все гостевые комнаты, прошелся по второму этажу и, наконец, приблизился к библиотеке. Казалось, столь маленький поступок, а заставляет Катакури, этого бравого героя, живую легенду Тот-Лэнда, вести себя как маленького мальчика. И чего он вообще стыдиться? Это ей стоит испытывать стыд от того, насколько детским был еë поступок! В конце концов, Мэйбелинг не... не станет же насмехаться над ним? Агрх, какого черта!?       С лëгкой толикой нервозности он распахивает двери в библиотеку и входит внутрь. Это место вновь встретило его тусклым светом потолочных люстр, запахом пыли и старья, и лëгкой ноткой сладости еë духов. Шарлотту передёргивает. Давать «заднюю» теперь бессмысленно, так что он просто идëт вперед, доверяя чутью. Идет туда, где обычно находил еë, если спускался в библиотеку.       Она, как и в их первую «встречу» в резиденции, стояла у стеллажа, держа в руках книгу, а второй расставляя остальные. Высокая стопка литературы со стола медленно исчезала, оказываясь на своих местах на полочке. Тонкие, музыкальные пальцы Мэйбелинг проходились по каждому корешку, ровняя их в один строй, а глаза, отблескивая осенней зеленью в свете ламп, пробегали по каждой книжке, в поиске той, которая ей нужна. После этого она, словно и не замечая притаившегося за стеллажом Катакури, открыла книгу, которую держала в руках, и принялась листать еë до нужной страницы.       Катакури молча отвесил себе мысленную оплеуху за несвойственную ему неуверенность, а после вышел вперед, появляясь перед Мэйбелинг, и выпустил волю, что так долго скрывал. Та, только теперь ощутившая его присутствие, слабо дëрнулась, после чего подняла голову и вперилась в его лицо своим необыкновенно-пронзительным взглядом. Он вдруг ощутил себя так, словно стоит перед ней без шарфа, совершенно нагой. Хотелось натянуть шарф ещë выше, но это значило бы показать слабость. Шарлотта стоял смирно, словно по струнке.       Мэйбелинг, привыкшая к тому, что Катакури никогда не дает ей закончить реплику, молчала, ожидая его слов. Катакури, обдумывая то, что хотел ей сказать. Так они и молчали, пока воздух вокруг них медленно, словно тягучей, сладкой патокой, наполнялся неловкостью.       — Вам что-то нужно, дорогой муж?       Он едва хмурится, и наконец открывает рот:       — Ты отлично справляешься с гражданской почтой. Ты не настолько безнадежна, как казалось изначально.       Мэйбелинг изгибает бровь в выражении скептицизма. «Неужели ты пришёл сюда, чтобы отвесить сомнительный комплимент, дорогой муж?». Шарлотта, не привыкший вести настолько долгие дискуссии с кем-то, чуть замялся, а после тихо кашлянул и принялся почти что отчаянно скользит по Мэйбелинг глазами, ища то, за что можно зацепиться. В глаза бросился заголовок книги — «Кондитерские рецепты».       — Если у тебя есть желание готовить, я разрешаю тебе делать сладости на мою Миренду. Думаю, у тебя выйдет лучше, чем у поваров на кухне.       Сказав это, он пулей вылетел из библиотеки, пока растерянная Мэйбелинг стояла, беспомощно сжимая книгу в руках. Шарлотта надеялся, что красные кончики его ушей она заметить не успела.