Девочка Санзу

      Какучё не пытается отговаривать, приводить аргументы в пользу необдуманности данного решения. Он лишь молча кивает, а Хаджиме протягивает Амаде упаковку подавителей — взгляд Хатори старательно игнорирует.       — Мы можем попросить Вас об услуге? — спрашивает Хитто, глядя на пальцы Симидзу, нервно порхающие вокруг коробочки с лекарством.       — Моё молчание покупать не нужно.       Мужчина улыбается, а у Амады душа трещит по швам, и она старается сгрести ладонями острые осколки, безжалостно вспарывающие мягкую кожу, но боль слишком велика: она затапливает собой всё внутри, покрывает тягучей горячей магмой, и нет сил выплыть из этого удушливого болота.       — Как мы уже выяснили, болтать не в Вашем стиле, дорогая Амада. Поскольку Караги сбежал, а наши люди нуждаются в помощи, не задержитесь здесь до вечера, чтобы помочь оставшемуся хирургу? — Какучё протягивает девушке стакан с водой. — После этого сможете покинуть организацию беспрепятственно.       «Что ж, извлекать выгоду из любого положения в их стиле», — сокрушённо думает Симидзу, но у неё нет причин отказать. Да и потом, Хитто приходит ей на помощь; ему и Коконою она обязана тем, что может дышать. Вот только нужно ли это Амаде?       — Я помогу, но, пожалуйста…       — Не переживайте, с Санзу вы не пересечётесь.       Девушка кивает и встаёт с места, чтобы не потерять ни секунды времени зря. Здесь она потратила его слишком много, как и своих чувств.       Не думать.       Не чувствовать.       Это становится мантрой, которую Амада повторяет на бесконечном повторе. К большому сожалению, сразу же покинуть здание организации ей не позволяет профессиональная деятельность и — даже удивительно — своя же совесть. На «Бонтен» напали, а потому небольшая часть сотрудников была ранена. Ничего серьёзного в общем-то, но Шеокан не справился бы один. Здесь Какучё полностью прав.       Тем более, что Рео благополучно сбежал. И выяснить куда было задачей не из лёгких.       Впрочем, Амаду это волнует в последнюю очередь. Ей бы не дать себе развалиться на части. Девушка выпивает пригоршню подавителей сразу, не боясь вызвать побочных эффектов. Что может быть хуже того, что уже произошло? Губ касается саркастичная усмешка, но она таит в себе слишком много горечи и боли.       Не думать.       Не чувствовать.       Иначе Симидзу не сможет доработать свои последние часы. Амада просто должна дотянуть до вечера, а после, как и обещает Какучё, никто не станет чинить ей препятствия, давая уйти. Никто не будет преследовать или снова пытаться убить. Да и кому это надо в «Бонтен»? Кроме…       — Хватит, — шипит тихо Симидзу и зажмуривает глаза до цветных пятен под веками. Она знает, как работают подавители — всего лишь блокировка природного влечения, снятие боли от отсутствия контакта с соулмейтом, но способность думать о нём лекарства не усмиряют. Глупое влюблённое сердце плевать хотело на доводы разума и всю ситуацию в целом. — Ещё и в любви ему призналась!       Амаде становится стыдно за саму себя! На что она надеялась в тот момент? Что Санзу внезапно проникнется её словами и принесёт свои извинения? Девушка рассмеялась бы, да совсем невесело. Ей по-хорошему, нужно разозлиться на мужчину, но внутри сейчас пусто. Если начнёт размышлять, то не сможет ничего сделать.       — Амада! — голос Шеокана раздаётся прямо над ухом, и девушка испуганно подскакивает, сразу же разворачиваясь к парню лицом. Хорошо, что на ней надета маска, и хирург не видит, с какой силой Симидзу прикусывает зубами нижнюю губу — ещё чуть-чуть и нежная плоть лопнет, как налитый нектаром плод. — Возьмёшь на себя всех людей с огнестрельными ранениями, хорошо? Одному из охраны не повезло — его же кишечником задушить хотели, буду вправлять.       — Да, — голос не дрожит, и Симидзу хочется саму себя по голове погладить. — Давай их сюда.       Девушка забирает у парня наспех написанные истории болезни и идёт к операционным, где ей уже готовят оборудование. Амада быстро просматривает листы с кривым почти нечитаемым почерком и отбирает тех, кому помощь нужна в первую очередь.       — Госпожа! Вы в порядке? — за грудной клеткой ёкает, и Симидзу стискивает зубы, потому что меньше всего ей хочется хоть как-то пересекаться с теми, кто связан с её родственной душой. Акио стоит позади неё, а его голос наполнен неподдельным сочувствием, и это крепко портит Амаде настрой.       Жалость — для слабаков.       — Да, спасибо, — она не поворачивает головы, хотя и знает, что Химура здесь не при чём, но он — его первый помощник; иметь дело с Акио — всё равно что снова соприкасаться с запретной отныне территорией. — Извини, мне некогда.       — Да, разумеется, — Амада уходит раньше, чем мужчина успевает договорить, а по его лицу течёт тёплая кровь и заливает чистые кафельный пол отделения — Санзу рассёк ему бровь. Мог и сломать что-нибудь запросто, но Хитто вовремя подоспел. — Простите, госпожа…       Он провожает глазами тонкую фигуру девушки, что стремительно скрывается за углом и понимает, что времена для них всех настанут тяжёлые: Харучиё свои ошибки признаёт тяжело, если вообще это делает; плюсом сверху наложится его отношение к Симидзу и произошедшая ситуация, а вымещать злобу и ярость Санзу предпочитает с помощью грубой силы, и в такие моменты ему плевать — свой или чужой.       Больно будет всем. Вернее, это «больно» уже наступает и сколько продлится — неизвестно.       Амада оставшиеся до вечера часы проводит так, чтобы возможности присесть не было совсем. Если остановится, то непременно начнёт анализировать и думать о случившемся. Девушка оттягивает этот момент, как может. Симидзу понимает, что боли не избежать в любом случае: она обрушится на неё хлёстким холодным дождём, опалит адским пламенем и накроет тоннами тяжёлого снега, подобно сходу лавины. Наверное, пару дней Амада даже не сможет встать с кровати, проливая океаны горьких слёз из-за своей больной любви, но это будет позже.       Чётко Симидзу приходит пока только к одной мысли: ей необходимо сбежать из Токио, потому что город, хоть и миллионник, но слишком тесен для двух родственных душ. Девушка не хочет находиться здесь зная, что он дышит с ней одним воздухом. Была бы возможность — на луну бы улетела. Губ касается грустная улыбка, скрытая тканью маски: прилагать столько усилий для скрепления связи, которой мужчина противился изначально, чтобы в итоге получить такой финал. Даже забавно, что её соулмейт предостерегал их обоих с самого начала.       — Да, овца ты, Мади, — глаза начинает щипать, и девушка зажмуривается, чтобы зрение не размылось окончательно. Не время сейчас страдать. Симидзу медленно выдыхает и снова концентрируется на своём пациенте, чтобы зашить ему глубокие порез от ножа.       В конце рабочего дня — самого длительного и изнуряющего, — Амада снимает с себя форму и закидывает в большую корзину, стоящую в раздевалке. В своём кабинете сгребает часть вещей в небольшую коробку из-под бумаги, чтобы забрать с собой, а в дверь деликатно стучат, и на пороге возникает Какучё.       — Принёс Ваш контракт, Амада, — мужчина проходит внутрь, глядя на Симидзу внимательным сканирующим взглядом. — Организация позволила себе одну правку в нём: если захотите, то можете вернуться к нам в любой момент.       Девушка фыркает так громко, что самой становится смешно.       — Я думаю этот пункт лишний, господин Хитто, — она надевает на себя лёгкую ветровку. — Только если мне захочется умереть крайне жестокой смертью?       На мгновение воцаряется молчание.       — Он поймёт, что был не прав.       — Возможно, но надо ли это будет мне? — Амада мысленно приказывает себе не плакать, потому что не хочет врать сама себе: приди Санзу к ней сейчас, она бы простила без раздумий. Приняла бы обратно, наплевав на свою гордость, но если выйдет за порог этого здания… Шанс на примирение будет таять с каждым часом. — Спасибо за моё спасение, а теперь мне пора. Прощайте.       — До свидания, — улыбаясь, говорит Какучё и отдаёт ей тяжелый конверт. — Отказов не примем.       «Откуп? Плевать, пригодится», — Амада без зазрения совести берёт деньги. Много денег, судя по весу. Она покидает это место, а уже на улице на мгновение замирает и стоит так какое-то время, дыша вечерним воздухом кипучего никогда не спящего Токио. Волос нежно касается лёгкий ветерок, гладит лицо, а по щеке скатывается единственная слезинка.       — Прощай, — тихий шёпот растворяется в пространстве, а Симидзу идёт вперёд, ни разу не обернувшись, потому что глупое сердце лучше неё знает — Харучиё смотрит вслед.

***

      В квартире оказывается совсем не легче, потому что на каждой поверхности отпечатывается присутствие Санзу. Его аромат витает в воздухе, и Амада настежь открывает окна, чтобы не задохнуться от запаха, одновременно и сводящегося с ума, и убивающего. Девушка решает, что не хочет проводить здесь и ночи, но как ей скрыться так, чтобы никто не мог найти её местоположения?       «Бонтен» обладает огромными ресурсами, так что спрятаться от них невозможно, а Симидзу даже себе не хочет давать мизерных надежд на то, что он сможет отыскать её. Нет. К родителям ехать вообще не вариант, да и не хочется объяснять, почему она вернулась из города, в который так рвалась. Амада прижимает к груди свою кофту, которую хотела убрать в небольшую дорожную сумку, и задумывается, как же ей быть.       Звонок в дверь становится пугающей неожиданностью, и первой мыслью — она кипятком обжигает внутренности — становится: Санзу пришёл. Но мозг быстро отбрасывает эту версию — совсем не его стиль. Номер два Бонтен входную дверь бы снёс и вошёл в квартиру, как хозяин. Да и что ему тут делать?       — Добить, разве что, — Амада фыркает и медленно идёт в коридор, а там заглядывает в глазок. Симидзу удивлённо выдыхает и распахивает дверь настежь, глядя на красивую девушку перед собой. В руках у той пакет, где отчётливо видны горлышки винных бутылок.       — Я зайду? — спрашивает с невесёлой улыбкой Хатори, и Амада пропускает девушку внутрь, улавливая вкусный аромат граната и грейпфрута, исходивший от густых волнистых волос Иваты. — Уезжаешь?       — Да, — девушка захлопывает дверь и ведёт гостью на кухню. Хатори садится на стул, подтягивая одну ногу к себе и кладя подбородок на острую коленку. — Как нашла меня?       — Неразрешённый доступ к базе данных всех сотрудников организации, — с усмешкой отвечает девушка, а Симидзу ставит перед ней высокий бокал на тонкой ножке и наливает розовое вино, принесённое Иватой. — Ты, конечно, вряд ли ждала гостей, но мне показалось, компания тебе сегодня необходима.       Комок в груди мешает нормально дышать, и Амада делает жадный глоток алкоголя. Она хоть и пытается развить какую-то бурную деятельность, боясь останавливаться, иначе захлебнётся в своём страдании, но всё-таки осознаёт — это временный мираж, который скоро истлеет. Гигантская пропасть боли становится всё ближе, и Симидзу обязательно упадёт в неё.       — Я сейчас думаю, что, может, зря Какучё ему помешал, — девушка ставит бокал на стол, а Хатори смешно фыркает, точно нахохлившийся воробушек, пытающийся сохранить тепло внутри своего тела.       — Если ты рассматриваешь это с точки зрения того, что после этот мудак будет мучиться остаток жизни, то да, — Ивата впивается взглядом в лицо Амады, на котором лежит вселенская печать усталости. — Но если просто хочешь избежать боли, то оно того не стоит. Он видел запись, знает, что ты ни в чём не виновата.       — Спасибо тебе за это, Хатори, — искренне благодарит Симидзу. — Вот только знает он это всё, не потому что верил мне.       — Ну, с недоверием можно как-то побороться, а вот если твой соулмейт до сих пор любит давно умершую девушку, тут сложнее.       Амада поворачивает голову к Ивате, замечая огоньки грусти на дне красивых зелёных глаз. Девушка невесело усмехается и касается бокалом бокала Симидзу, мысленно произнося тост в честь идиотизма их судьбы. Хатори делает глоток, катая на языке фруктовую сладость алкоголя.       — Так… Коконой твой соулмейт?       — Да, так что я сюда пришла не только ради тебя, но и себя. Уж извини, — Амада отмахивается и встаёт из-за стола, чтобы достать из холодильника сыр. — Сложно бороться с призраком, идеализированным настолько, что тошно становится.       — Считаешь, что не дотянешь? — удивительно, но губ касается улыбка. Сзади раздаётся смешок.       — Я и пытаться не буду. Хаджиме — мой, и ему придётся принять меня такой, какая я есть, — просто отвечает Ивата. — Ну, а ты что намерена делать?       Девушка садится обратно, ставя между ними тарелку с аккуратно нарезанными ломтиками жёлтого сыра. У самой Симидзу аппетита нет вообще — досыта наелась подавителями; симптомы они действительно снимают отлично, но от собственных мыслей и чувств никуда не деться. Амада вздыхает, а затем поднимает глаза к Хатори.       — Хочу уехать из Токио, но так, чтобы никто не мог меня найти, — снова тяжёлый вздох, как будто Симидзу пытается гигантские валуны в одиночку перетаскивать. — Вот только в нашей реальности это сделать невозможно.       — Пф, нашла проблему, — Ивата щёлкает пальцами, а затем встаёт и выходит в коридор, откуда звучит шуршание, и девушка возвращается с ноутбуком в руках. — Я помогу тебе сбежать, если хочешь, и тебя никто не найдёт.       — Правда? — с робким лучом надежды в голосе спрашивает Симидзу. Если ей удастся это провернуть… Вот оно лучшее наказание для её соулмейта: не иметь возможности контролировать судьбу родственной души. Даже если Санзу будет так же, как и она принимать подавители, то всё равно не сможет спокойно жить, не зная, что происходит с Амадой. Ну… или девушке очень хочется в это верить. По крайней мере, если и не наказание для него, то спасение для неё. — Хочу куда-нибудь на другой конец Японии.       — Вообще, можно было бы и в другую страну сбежать, — размышляет Ивата, глядя на экран и уже набирая какой-то код на раскладке. — Но заморачиваться с изготовлением фальшивого загранпаспорта дольше. И куда хочешь уехать?       Симидзу пододвигает свой стул ближе к Хатори, а та открывает карту Японии с населёнными пунктами, обозначенными красными иконками. Амада тыкает пальцем на другой конец страны, и девушка переводит туда курсор, приближая карту.       — Хочу что-нибудь около воды, — банальная тяга к единению с природой. Симидзу хочется верить, что в таких небольших городках или посёлках, где все друг друга знают, есть своя особенная атмосфера уюта и покоя.       Они с Иватой тратят много времени на то, чтобы выбрать место и сразу же найти сдающееся там жильё. Амада знает, что с работой проблем точно не возникнет: в таких отдалённых городках всегда есть недостаток работников в сфере медицины. Хотя тех денег, что дал Симидзу Хитто, может хватит лет на пять скромной жизни, девушка осознаёт — в тупой прокрастинации может запросто сойти с ума.       — Так, гляди сюда, — Хатори завязывает волосы в высокий хвост, но непослушные густые пряди всё равно торчат во все стороны и лезут в лицо. — Билет я купила тебе на другое имя, данные в этом телефоне. От твоей симки, да и самого гаджета лучше избавиться, если не хочешь, чтобы быстро нашли.       — А как же паспорт?       — Через час привезут сюда новый пакет документов, — Ивата усмехается, про себя радуясь обилию теневых друзей, способных изготовить любые документы за деньги. — Симку давай.       Симидзу пару секунд смотрит на свой телефон — мёртвый, а затем без раздумий вынимает из него симку и ломает на две части, сразу же выбрасывая их в мусорное ведро. За ним же летит сам гаджет. Все воспоминания нужно оторвать от себя с мясом, иначе позже будет больнее. Да и зачем питать пустые иллюзии, всё равно надеясь на чудо?       — И как меня теперь зовут? — без особо интереса спрашивает Амада.       — Аканэ Кавараги, — с какой-то слишком сладкой улыбочкой говорит Ивата. — Под такой фамилией тебя точно искать не будут.       — Почему?       Однако на этот вопрос Хатори не отвечает. И не потому что ей не хочется рассказать Амаде о том, что личные данные о Харучиё она тоже прочла; для него младшая сестра — очередной триггер, ну а имя… Должна же эта мёртвая мерзавка хоть где-то пригодиться?       — Телефон и симку тебе тоже привезут с документами, — деловито сообщает Хатори. — Вещи помочь собрать?       — Я мало с собой возьму, там докуплю, что нужно. Кстати, сколько я тебе должна? — Амаде хочется крепко обнять Ивату, выражая неподдельную благодарность за организацию побега.       — Нисколько, — Хатори ухмыляется. — Мой соулмейт — самый обеспеченный мужчина в Токио, у него выпрошу всё, чего захочется. Считай, что это мой душевный порыв и возможность наказать твоего урода дикого.       — Уже не моего, — грустно улыбается Амада. Мысль о том, что ещё прошлым утром они были парой, отдаёт болезненным спазмом за грудной клеткой. — Нас с ним больше нет.       Они с Иватой молча допивают вино, при этом оставаясь совершенно трезвыми — слишком тягостные у обеих мысли, а после Хатори помогает девушке собрать необходимые вещи, при этом — Симидзу за этой ей искренне благодарна, — молча убирая с глаз всё, что имеет отношения к Харучиё, а его слишком много в этой маленькой квартирке.       — Сможешь разобраться с владельцем? — Амада отдаёт девушке ключи от своего бывшего пристанища. — Спасибо за помощь.       Симидзу обнимает Хатори, а затем садится в вызванное такси, бережно держа в руках новые документы, и исчезает из Токио, увозя с собой тонны горячей боли и сердце Харучиё.