Девочка Санзу

      Дверь в квартиру открывается тихо, и Санзу проскальзывает внутрь, стараясь двигаться бесшумно, чтобы не разбудить Симидзу: Акио ещё три часа назад доложил, что девушка появилась дома совсем недавно, а днём ей пришлось тяжко, потому что одну из групп, выехавших на сработавший сигнал тревоги со склада, где хранится партия оружия, ждала засада, и бойцы вернулись тяжело ранеными. Большая же часть погибла, но даже те, кто вернулся, поставили на ноги всё хирургическое отделение, так что Амаду практически насильно вытолкал с работы Шеокан, первым заступивший в ночную смену.       Харучиё сжимает зубы, потому что его крепко злит творящееся в последнее время. Вроде бы ничего такого, но обычно из незначительных мелочей складывается что-то крупное: какие-то стычки в неожиданных местах, срывы операций или поставок, потасовки, направленные на конкретную цель — загнать людей Майки в ловушку и избавиться от них. Санзу привык доверять своему чутью, а потому не питает иллюзий насчёт происходящего: что-то грядёт, и ему нужно быть к этому готовым. В идеале же — предотвратить.       Мужчина разувается, снимает с себя верхнюю одежду и оставляет на комоде кобуру с оружием — в этом уютном уголке, куда Харучиё не пускает никого лишнего, точно нет притаившихся врагов, тем более, что в отсутствии Санзу, Химура следит за его девочкой. Вынужденная командировка на другой конец Японии была тягомотной и трудной, требующей стопроцентного внимания от Харучиё, так что иногда он даже не мог поговорить с Амадой по телефону, а потому сейчас чувствует, как голод охватывает его — аромат Симидзу окутывает с ног до головы, и единственное, чего хочется — схватить девушку и поглотить целиком.       Мягкая тьма стелется по всем поверхностям в комнате, окрашивает стены и потолок в густые тени, но тонкая полоска света, проникающая сквозь слегка раздвинутые шторы, ложится на оголённое плечо. Взгляд впивается в этот участок тела, и Санзу проводит языком по губам — так сильно хочется вновь почувствовать вкус Амады. Они не виделись долгих семь дней, а Харучиё с ужасом для себя делает открытие — хоть связь и скреплена, его жадная животная натура становится только хуже, и он мучается, испытывая дикий голод. Он понимает, что одно касание сейчас способно разложить организм на атомы, однако всё равно не спешит трогать девушку — получает наслаждение от этого томительного ожидания.       «Какое выражение твоих глаз я увижу, когда ты проснёшься, мышка?» — мужчина подходит к кровати и усмехается, потому что он столько раз прокрадывался сюда вором, чтобы иметь возможность коснуться Симидзу, а теперь волен находиться здесь на правах хозяина. — «Ты вся моя.»       Пальцы касаются длинных светлых волос, сейчас кажущихся жидкой серебряной рекой, и Санзу наматывает локоны на фаланги, чувствуя их гладкость и атласность. Он собирает густую гриву в кулак, нависая над Амадой, а затем тянет назад, заставляя спящую девушку откинуть голову, тем самым открывая доступ к шее. Её губы приоткрываются, и для Харучиё это выглядит, распахивание золотых врат, ведущих в рай.       Его личный.       — Так и будешь пялиться, как маньяк больной? — Харучиё усмехается, слыша её голос — ни разу не сонный. Они научились чувствовать друг друга за очень короткий промежуток времени, а когда находились рядом — и вовсе будто мысли друг друга читали.       — Мне не в первой так наблюдать за тобой, — он склоняется ниже, почти мурлычет, потому что чувствует тонкие руки, поднимающиеся вверх по его телу, чтобы обнять за шею. — И почему же моя мышка не спит?       — Потому что без тебя не так сладко, — внутри взрывается нечто горячее, будто мёд обволакивает все органы, и Санзу прижимается к губам Амады, потому что в этот момент нет ничего важнее её; её опьяняющих чувств, что льются вокруг, как мощнейший водопад, и мужчина готов в нём утонуть, потому что знает — всё это для него.       Время останавливается, или же утекает сквозь пальцы, точно шелковистый песок. Ни Симидзу, ни Харучиё не следят за этим, поглощённые друг другом: их голод усиливается по экспоненте, и даже самое крепкое объятие его не утоляет. Для них весь мир превращается в ненужную декорацию, а маленькая спальня разрастается до крепкой башни, куда нет хода никому лишнему.       И они любят друг друга до утра, пока первые робкие лучи солнца не проникают внутрь квартиры, а у Санзу не начинает звонить телефон, давая понять, что их время наедине закончено.       — Сегодня у тебя ночная смена? — Харучиё застёгивает пуговицы на рубашке, но взгляд прикован к Симидзу, отражение которой он видит в зеркале: она одевается, пряча за высоким горлом белой водолазки багровые следы страсти.       — Да, — хмурится Амада, и Санзу чувствует лёгкие иголочки беспокойства, исходящие от неё. Он разворачивается к девушке лицом и ловит за руку, чтобы в следующую секунду снова прижаться к опухшим от жарких поцелуев губам. — Спасибо.       — Это, конечно, наши люди, но, если ты кому-то пришьёшь по ошибке третью руку, потому что не выспалась ночью, обещаю — премии тебя не лишат, — в голубых глазах пляшут бесенята, и Симидзу фыркает.       — Если такое случится, то я всё свалю на тебя, мол ввалился ночью в квартиру и требовал основательного осмотра.       — Твоего или своего? — уточняет номер два Бонтен, а Амада помогает ему застегнуть запонки.       — Моего твоим членом.       — Майки придёт в восторг от такой объяснительной, — хмыкает Санзу. — Так может повторим, раз уж нам нечего терять?       — Боюсь, что твой помощник не оценит — весь телефон тебе оборвал, — но прежде, чем выйти из квартиры, Харучиё всё равно позволяет себе долгий жадный поцелуй, в который вкладывает обещание на скорое продолжение.       Когда они доезжают наконец-то до офиса «Бонтен», а Симидзу исчезает в дверях клиники, где на неё сразу же набрасываются дежурные медицинские сёстры с бесконечными отчётами, Санзу всё ещё ощущает тепло её кожи и сладкий запах, витающий вокруг. Он сжимает руку в кулак, пытаясь сохранить это тепло, а сам думает, что всё происходящее больше похоже на сон: дурманящий и желанный. Мужчина и предполагать не мог, что связь с родственной душой так благотворно повлияет на него.       За те недели, что они проводят вместе, Санзу наконец-то ощущает себя живым в полном смысле этого слова. В нём, на удивление, гармонично сочетается привычная тьма и тёплый свет, даруемый Симидзу. Девушка принимает все его плохие стороны, и это невероятно подкупает: Вселенная знала, кого именно необходимо определить мужчине в соулмейты. Харучиё сжимает другую руку в кармане, ощущая холод металла — ключи от его апартаментов, и он собирается зайти дальше — впустить Симидзу на свою территорию, давая ей понять: «Я полностью тебя принимаю и доверяю!»

***

      Весь день проходит в бесконечной суете, а вокруг то и дело слышатся стоны боли, командные голоса врачей и писк приборов. Амада снимает с лица маску, а с рук — перчатки, всё это отправляется в лоток с медицинскими отходами, а сама девушка принимает быстрый душ и спешит к себе в кабинет, чтобы успеть заполнить хотя бы часть историй болезни до того момента, пока кому-нибудь снова не понадобиться её помощь.       Теперь ей было слегка неуютно находиться внутри коллектива, и причина этому совершенно очевидна — Рео. В целом, после того разговора, парень явного негатива к ней не проявлял, но Симидзу подсознательно чувствует, что обиду он затаивает. Караги ведёт себя, как и прежде: много шутит, приветливо улыбается, разговаривает спокойно, хотя исключительно по работе — вот этот аспект Амаду устраивает полностью, но ощущается в парне нечто тёмное. Будто он озлобленный ребёнок, который не смог получить нужную ему игрушку, а ту забрал себе более сильный противник.       Иногда Симидзу замечает на себе его взгляд — внимательный и какой-то ждущий. Так рассматривают пойманную бабочку под увеличительным стеклом, когда собираются наколоть хрупкое тельце на иглу. Амада не рассказывает об этом Харучиё, потому что знает его непростой характер, и что ревнивый соулмейт предложит единственно верный, по его мнению, выход — избавиться от Караги. И хорошо, если под этим понимается увольнение, но вряд ли.       Девушка собирает длинные влажные волосы в тугой пучок и, надев свежий хирургический костюм, идёт в свой кабинет. Она вставляет ключ в замок, но понимает — дверь открыта. Симидзу хмурится, потому что ей кажется, что она запирала замок перед тем, как уйти в операционную, но возможно, что слишком спешила и забыла это сделать.       — Или у тебя паранойя, — фыркает Амада, заходя внутрь, где всё было точно так же, как и до момента её ухода. С тех пор, как она была объявлена официальный цветком, Акио таскался за ней в любое свободное время, если не был занят поручениями Санзу. Если же и Химура не мог следить, то появлялись два шкафа в форме, и Симидзу приходилось мириться с их присутствием. Тут везде начнут мерещиться заговоры.       Девушка делает себе чай и садится заполнять медицинские карты, внося данные в компьютерную программу, которая сегодня, как назло, ужасно тормозит, хотя раньше такого не было. Симидзу снова хмурится, дожидаясь, когда процессор перестанет сходить с ума. Амаду вдруг охватывает какое-то нехорошее предчувствие, и она ощущает дрожь в кончиках пальцев. Девушка закусывает губу, пытаясь справиться с этим, но тревога нарастает, как ураган, готовый смести всё на своём пути.       На столе раздается громкий звонок, и Симидзу вскрикивает от неожиданности, погрузившись глубоко в свои внезапные переживания. Она снимает трубку.       — Мышка, тебе не кажется, что я тоже заслуживаю твоего внимания? — Амада прикрывает глаза, сосредотачиваясь на голосе своего соулмейта. — Все калеки вроде прооперированы.       «Так может это Акио сюда заходил?» — и тревога улетучивается, растворяется, как сахар в горячем чае.— «Хару соскучился и отправил его проверить, свободна ли я?»       — Всё-то ты знаешь, — улыбается Амада. — А сам-то успел провернуть свои тёмные делишки?       — Плюс моего положения в том, что я могу запросто делегировать свои полномочия, а перед Майки отчитаться успел ещё утром, — мужчина хмыкает. — Сама придёшь или конвой за тобой присылать?       — На ваш этаж нужен код, господин, — напоминает девушка, а по телу проходит огненная дрожь — привет от Харучиё, которому это обращение нравится до дрожи.       — Ноль-семь-один-ноль, — сообщает Санзу, и Симидзу закусывает губу, потому что изначально цифры были другими, а теперь там дата её рождения. — Прокомментируешь — язык отрежу.       — Враньё, — Амада встаёт со стула. — Мне тогда нечем будет кляп облизывать, Хару.       Она кладёт трубку и выходит из кабинета, закрывая дверь на ключ, не зная, что камеры на этаже клиники будут отключены через пару минут, и это принесёт огромное количество проблем и ей, и её разбитому сердцу.       Акио встречает Симидзу прямо у лифта и ведёт за собой, а немногочисленные люди, находящиеся здесь, опускают взгляды вниз, потому что глазеть на цветок Палача — искать самой жестокой смерти. Амада от этого чувствует себя не в своей тарелке, но знает кто её соулмейт и какое положение он занимает, так что всё творящееся вокруг — странная норма. Химура любезно открывает перед девушкой тяжёлую створку двери, выполненной из какого-то тёмного дерева, и на Симидзу обрушивается аромат Харучиё: антисептик, кедр и табак.       — Иди сюда, — дверь за спиной захлопывается, и Амада чувствует себя так, будто находится в клетке с диким тигром, что следит за ней внимательными голубыми глазами. Он проводит рукой по бедру, показывая, где именно девушка должна очутиться. — Сейчас же.       За грудной клеткой вновь рассыпаются горячие искры, и Симидзу послушно делает шаг вперёд, не боясь и не стесняясь. Харучиё важно ощущать власть над ней, но при этом он не переступает черту, делая так, как нравится им обоим. Шаг, ещё один, и ещё, и вот её руки смыкаются на мужской шее, а губ касается дыхание Санзу, немедленно утягивающего Амаду в поцелуй.       Мышка сводит его с ума, полностью заполняя мысли, а сердце трепещет в груди, потому что чувствует — его половинка рядом. Мягко стонет, позволяет жадно сжимать себя в объятиях и контролировать любой вздох, а Харучиё это необходимо, как воздух. Он стремиться уберечь своё счастье, нежданно свалившееся на голову, но как же разматывает от того, что Симидзу прекрасно понимает его пороки и не пытается исправить: она делает так, что ему самому хочется стать лучше.       Для неё.       Мужчина целует Амаду, вытаскивает резинку из влажных тяжелых волос, позволяя им рассыпаться по плечам, и зарывается в них пальцами. Не хочется ничего — только чувствовать свою девочку, так доверчиво сидящую на его коленях. Санзу — убийца, лучший ученик Смерти, забравший бессчётное количество жизней, но сейчас он тает. Харучиё становится почти ручным, требующим ласки одних единственных рук, и Симидзу даёт это. Проблема лишь в одном — Санзу всегда мало.       Харучиё заставляет девушку откинуть назад голову. Он касается языком открытой шеи, вылизывает и снова кусает, не в силах сдержать внутри своего собственника. Амада стонет, но выгибается лишь сильнее, потому что этот голод — обоюдный.       И вдруг дверь неожиданно распахивается, да так, что ударяется о противоположную стену, а ваза, стоящая на широком комоде, подпрыгивает на месте, рискуя свалиться вниз.       — Харучиё! — доносится голос Мии Хайтани и сразу же обрывается, а номер два Бонтен мгновенно меняется в лице, становясь абсолютно чужим человеком. Симидзу замирает на его коленях, не понимая, что делать, однако Санзу не спешит ссаживать её, а вместо этого мягко поглаживает ладонью по колену. — Прошу прощения, но нужна твоя помощь.       — Иди, мышка, — голос Санзу полная противоположность взгляду, но Амада всё равно спешит ретироваться, чтобы не смущать жену Рана. Она вежливо кивает Мие, обращая внимание на то, что молодая женщина выглядит действительно испуганной, а значит — ситуация действительно серьёзная.       Стоит покинуть кабинет Харучиё, как на Симидзу снова обрушивается тревога, да такая резкая и сильная, что девушка ощущает участившееся сердцебиение: будто орган отчаянно сопротивляется отдалению от родственной души. Амада закусывает губу, а в голове неудержимо проносится мысль, и девушка не успевает её остановить: «Это его последний ласковый взгляд».       — Перестань, — шепчет сама себе Симидзу и, прижав ладонь к груди, пытается привести мысли в порядок. Она стоит так пару секунд, а потом спешит обратно к себе, чтобы снова прийти в замешательство: дверь в кабинет оказывается открыта! Но ведь Амада чётко помнит, как закрывала её. Однако Симидзу не дают обдумать происходящее.       — Госпожа Симидзу, — к ней бежит медсестра с листами бумаги — чьей-то наскоро сшитой медкартой. — Вы нужны во второй операционной немедленно.       — Уже иду, — работа встаёт на первое место, и Амада полностью погружается в процесс операции, потому что отвлекаться нельзя. Одна ошибка может стоить человеку жизни. Однако стоит им почти закончить — Симидзу как раз накладывает швы на свежий разрез, аккуратно сшивая ровные края кожи, как над головами звучат звуки тревоги. — В чём дело?       Медицинский персонал замирает, а затем кто-то говорит: «На офис напали!».       Паника накрывает с новой силой, как и дикий иррациональные страх, но не за себя, а за Харучиё, потому что Амада знает — он в стороне не останется.

***

      Такое случается не в первый раз, но напасть прямиком на офис организации, да ещё и среди белого дня, когда вся охрана на месте? Харучиё испытывает злость, раздражение и где-то на периферии — волнение; что-то точит изнутри, и мужчина понимает в чём причина — теперь ему действительно есть что терять, а это заставляет абсолютно всё чувствовать острее.       Санзу и Какучё, оставшись на месте, тогда как остальные уехали вызволять из плена соулмейта младшего Хайтани — реально какая-то проблемная ему девка досталась, — принимают меры, чтобы как можно быстрее избавиться от незванных гостей, а их, как тараканов, оказывается немало, но что удивляет обоих мужчин — чужаки кажутся просто пушечным мясом. Когда нападения происходили раньше, всё было чётко организовано, а штурмующие точно знали, чего хотят. Эти же напоминали слепых котят, тыкающихся куда-попало.       — Надо найти главаря этих отбросов, — Харучиё делает выстрел, и из головы ближайшего к ним парня в балаклаве, вылетает струя рубиновых брызг, пачкая пол и стены. — Допросим?       — Знаю я твои метода допроса, — Хитто уворачивается от неумелой атаки и хватает нападавшего за руку, выворачивая так, что ломает конечность, а после Санзу добивает его. — Более бестолковых придурков сложно найти.       Номер два Бонтен с ним соглашается: среди их людей убитых или раненых почти нет, а если и находятся, то это странная удача со стороны нападавших. Однако эти мерзкие тараканы всё не заканчиваются, а лезут изо всех щелей: тупые и упрямые. Харучиё выхватывает взглядом высокую фигуру, одетую во всё чёрное. Незнакомец движется вдоль стены, стараясь не попадать в общее месиво, а Санзу мгновенно понимает, куда этот уродец хочет попасть: их серверная почти со всей базой данных.       В худшем случае — скачка данных, в лучшем — просто разломает, но ни того, ни другого допустить нельзя, поэтому Харучиё бросается за парнем, прекрасно ориентируясь в родных стенах офиса. Он видит, как тот слегка тормозит около массивной железной двери с кодовым замком, и уже поднимает пистолет, собираясь убить, но захватчик быстро вводит код, и дверь открывается.       Санзу на секунду замирает, глазам своим не веря: откуда у них код? Данные «Бонтен» надёжно защищены, и их никак нельзя достать, только если внутри самой организации не заводится крыса, сливающая данные. Мужчина бросается вперёд и проскальзывает внутрь помещения, сразу же приставляя пистолет к затылку парня.       — Заблудился, крысёныш? — вкрадчиво интересуется мужчина, а неудавшийся взломщик покорно поднимает руки, не оказывая никакого сопротивления. На секунду складывается ощущение, что он именно этого и ждал: момента, когда его поймают.       — Мегура шлёт свой привет, номер два Бонтен, — парень усмехается, а затем резко уклоняется и пытается ударить Харучиё в живот, но тот оказывается быстрее, нанося рукояткой пистолета точный удар в висок, от чего незнакомец рвано стонет и хватается за голову. Дуло упирается уже в лоб, и Санзу кладёт палец на спусковой крючок. — Стой-стой, я не буду сопротивляться.       — Разумеется, — усмехается Харучиё и со всего маха ударяет парня ногой в лицо, так что тот мгновенно теряет сознание. Мужчина какое-то время стоит над ним, но не испытывает удовлетворения: если целью нападения была информация, то её спасли, но вот крыса в их рядах всё ещё жива. Санзу слышит шум открывающейся двери и уже собирается атаковать, но видит перед собой Какучё и их людей, забрызганных чужой кровью.       — Живой? — интересуется Хитто, указывая на парня у ног Харучиё.       — Да, а с остальными что?       — Большая часть мертва, выживших отведём в твою обитель, — Хитто убирает в кобуру оружие. — Им нужна была информация? Как он вообще сюда проник?       — Знал код, — они встречаются взглядами, и Харучиё сжимает зубы, видя в разноцветных глазах Какучё тот же вывод: в здании крыса. — Я займусь допросом прямо сейчас.       — Это Мегура?       — Да, говнюк мстительный, — Санзу выходит из серверной, а сзади их люди подхватывают за шкирку парня и тащат за номер два Бонтен, потому что именно он будет первым, кто испытает на себе ярость Палача.       Когда парень приходит в себя, то первым чувствует ужасную боль, разрывающую виски, к ней сразу присоединяются не самые приятные ощущения от сломанного носа и затёкших запястий. Он пытается сесть поудобнее, но цепочка между браслетами слишком короткая, к тому же затылок тут же простреливает стрелой такой сильной боли, что в глазах на мгновение темнеет.       — У тебя сотрясение, — доносится голос спереди, и он звучит так, будто вокруг могильный холод гробницы. В воздухе витает запах сырости, крови и железа, и это пугает до дрожи. — Как зовут?       — Йёджин, — заплетающимся языком говорит парень, а в глаза внезапно бьёт слепящий свет от настольной лампы, и он резко зажмуривается, чувствуя, что нервные окончание сейчас взорвутся от боли. — Х-хватит…       — Да мы же только начали, — усмехается Санзу, сидя на краешке стола. Ему доставляет наслаждение вид парня, прикованного к стулу: сволочь, посмевшая напасть на них скоро умрёт, а позже и её хозяин. Этот упырь Кейташи Мегура. — Сам расскажешь или помощь нужна?       — «Бонтен» уничтожил одну из клиник Кейташи, так что наш визит — запоздалый ответ, — тело болит, а ведь Харучиё ещё не дотронулся до него, однако Йёджин должен был сделать так, чтобы полностью выбить почву из-под ног Санзу. И для этого есть только один верный путь.       — Откуда ты знаешь код от серверной? — мужчина не хочет размениваться на мелочи. К чему, если этот парень и так не жилец?       — Ты знаешь ответ на этот вопрос, — Йёджин выплёвывает кровь, скопившуюся во рту. — Ваша база данных хорошо защищена и вскрыть её можно только изнутри.       — Кто?       — Я не знаю лично этого человека, он пожелал остаться инкогнито, — усмехается парень, и Санзу внезапно чувствует иррациональный страх, потому что какое-то дурацкое сомнение просачивается в кровь, отравляя её. Мужчина стискивает зубы, а затем подходит ближе и резко всаживает нож в колено Йёджина. Помещение оглашает вопль боли, а Санзу запихивает парню в рот его же балаклаву, глуша крик.       — Может, так лучше вспомнится? — усмехается Харучиё и начинает слегка поворачивать лезвие, разрывающее мышцы на рваную бахрому. Йёджин, если бы мог выжить, конечно, навсегда остался бы калекой. Санзу видит, как из карих глаз текут слёзы, и парень дёргается в безуспешной попытке избежать новой боли. — Вспомнил?       Он слабо кивает, и нож останавливается.       — Кто? — снова интересуется Санзу, а после того, как Йёджин открывает рот, мир Харучиё трескается и рассыпается на осколки, больно ранящие сердце и душу.       — Девушка, зовут Амада.       И свет для парня погас навсегда, а огромное подвальное помещение оглашает вопль неподдельной боли.

***

      Харучиё кажется, что время останавливается, замирает, как и весь мир вокруг, а он остаётся наедине со своим страхом и огромной всеобъемлющей болью; она цепкой хваткой впивается во все органы, мышцы, нервные окончания и методично разрывает их; заливает ядом кровоток и отравляет сознание. Санзу захлёбывается, с каждым новом вздохом чувствуя, как вместо души остаётся выжженное поле, где ещё пять минут назад цвели нежные цветы жасмина.       Он ведь доверился! Впустил Симидзу так далеко, как никому не удавалось. Мужчина готов был открыть перед девушкой всего себя со временем, наступив на горло собственным страхам, а в конечном итоге оказывается вновь преданным. В груди бьётся ошмёток сердца, а израненная душа никак не желает рвать крепкую связь с Амадой, упрямо цепляясь за глупую надежду, что всё сказанное этим ублюдком ложь. Вот только в его вещах находят флешку, а на ней — вся информация о строении здания «Бонтен», пароли от дверей и лифтов, запасные пути отступления и режимные помещения. Вся организация — на ладони, вот почему нападавшие так просто вошли внутрь, они знали, куда следует идти.       Горький терпкий яд разливается на языке, и Харучиё хочется отключить в себе навсегда способность чувствовать. Вместе с болью приходит злость, но не на подлую девку, сумевшую обвести его вокруг пальца, как мальчишку, а на себя! Как мог он допустить хотя бы малейшую возможность того, что может довериться кому-то, кроме себя? Амада ослепляет его своим светом, а пресловутая связь соулмейтов играет ей на руку: как же, сумела наебать Палача Майки!       Самое ужасное здесь, что даже сейчас, зная правду, Харучиё безумно хочется увидеть девушку; он чёртов наркоман, пристрастившийся к аромату мёда и кокоса, ко вкусу губ и кожи, к девушке, растоптавшей его сердце в клочья.       И за это Санзу убьёт её, даже если потом придётся страдать всю оставшуюся жизнь. Амада это заслуживает. Да и слабый огонёк надежды на то, что это всё-таки ошибка, тухнет, когда один из айтишников подтверждает: информация на флешке получена через рабочий компьютер Амады. Совпадают айпиадреса. Более того, выясняется, что и некоторые камеры видеонаблюдения в здании были взломаны, а запись на них заменена на хорошую фальшивку.       — Приведёшь её ко мне, Акио, — холодно говорит Харучиё и надевает на руки тонкие кожаные перчатки — больше не хочет касаться девушки, и без того слишком запачкался. — А после я займусь тобой, потому что именно ты должен был следить за ней.       Акио закусывает щёку изнутри, глядя на прямую спину своего босса, удаляющегося в свой кабинет. Молодой человек хоть и боится его гнева, зная, что рука у Санзу тяжёлая, всё равно считает, что что-то здесь не так. Симидзу не вызывает никаких негативных чувств, да и к Харучиё относится искренне; Химура думает, что Амада любит Санзу, принимая таким, какой он есть, а всё произошедшее — какая-то ошибка. И его суровый босс может совершить нечто непоправимое.       Химура, прежде, чем отвести Симидзу к Харучиё, решается на отчаянный шаг. Он делает это и для себя тоже, потому что, если номер два Бонтен, убьёт Амаду, — а Акио такой возможности не исключает! — Ад наступит для них всех, потому что у мужчины не останется никакого якоря в мире. Доверие Санзу изодрано, как и сердце, но если Симидзу невиновна…       — Госпожа, я могу войти? — Акио заглядывает в кабинет Мии Хайтани, где и обнаруживает ту, что может найти прямые доказательства невиновности Амады. На Химуру смотрят две пары женских глаз. — Простите, что отвлекаю, но мне очень нужна помощь госпожи Иваты.       — Что случилось? — спрашивает Мия, а Хатори внимательно следит за вошедшим мужчиной.       — В нападении на здание обвиняют Амаду, и мой босс может совершить самую большую ошибку в своей жизни.       — Чем я могу помочь? — говорит Ивата и Акио чувствует надежду в душе на то, что всё образуется.

***

      Когда Амада входит в кабинет Санзу, ведомая Акио, она чётко осознаёт: что-то не просто не так, а катастрофически. Ощущение такое, будто стоишь в эпицентре взрыва, а перед собой видишь растущий ядерный гриб и понимаешь — не сбежать. Химура также не даёт Симидзу никаких объяснений, пока конвоирует её по знакомым коридорам, однако девушка видит — он напряжён как-никогда, но больше всего смущают два парня, что идут сзади: будто она опасный преступник.       Было бы смешно, не находись она среди самых отъявленных мерзавцев, выбравших незаконный путь добычи денег и власти в этом мире. Амада закусывает губу, когда оказывается в кабинете Харучиё, а атмосфера здесь — будто ныряешь в ледяной прорубь, и мышцы одновременно и сжигает адским холодом, и сковывает так, что и пошевелиться не можешь.       Санзу стоит к ней спиной у огромного окна, руки держит в карманах брюк, но Симидзу чувствует его напряжение всем телом, и это беспокоит ужасно. Амада дурой не является и понимает — она здесь не потому что её соулмейт соскучился или переживал за сохранность жизни родственной души. О, нет.       Страх моментально поселяется в организме, как плотная чёрная материя, окутывающая каждую клеточку. Девушка остаётся стоять на месте, а затылок сверлят душащие внимательные взгляды — будто она сейчас достанет из-под фуфайки пистолет и начнёт палить во всё попало.       — Все вон отсюда, — Симидзу испуганно вздрагивает от этой мёртвой приказной интонации: от человека там нет ничего, только бешенство неуправляемого зверя.       Акио кланяется и разворачивается, кидая на Амаду взгляд, полный сочувствия. Парень всё ещё надеется, что Хатори успеет найти доказательства до того, как будет слишком поздно. До того, как разрушатся две жизни.       Они остаются наедине.       Наедине, но так бесконечно далеко друг от друга, что Симидзу хочется начать кричать во всё горло, хотя она до сих пор не понимает, что случилось.       — Самое здесь глупое, что на какое-то время я смог поверить, что тебе действительно интересен именно я, — нет эмоций, нет чувств. Внутри вакуум, и Санзу делает это специально, иначе шквал бури захлестнёт его, заставив испытать по-настоящему нечеловеческую боль. Он разворачивается лицом к Амаде — хрупкой и желанной вопреки всему, — но запрещает себе приближаться к девушке.       Она видит кровь на его одежде и лице и неосознанно делает шаг вперёд, желая убедиться, что с Харучиё всё в порядке, но он выставляет ладонь перед собой, а затем жёстко усмехается, но его взгляд! Так мужчина не смотрел на неё даже в самом начале: это и презрение, и омерзение, и жгучая ненависть. Симидзу совсем теряется, чувствуя, как сердце в груди начинает биться слишком часто.       — Было весело водить меня за нос?       — О чём ты говоришь? — спрашивает Амада. — Я не понимаю.       — Ты невероятная актриса, Симидзу. Никогда таких не встречал, — снова улыбка, но глаза — мёртвые. В кабинете сейчас один человек и один живой мертвец, чьё сердце рвётся на части от боли. От осознания — его снова предали. То место, где живёт душа, выжигается — на этот раз навсегда, — а нежные с жемчужным отливом цветы жасмина стремительно вянут, становясь смятой трухой. — Так ответишь: весело было?       — Я не понимаю, о чём ты, — Симидзу ощущает себя слепым котёнком; она тонет под тёмными чувствами своей родственной души и не знает чем всё это заслуживает. — Но я никогда не играла с тобой.       Его смешок — насквозь состоящий из боли и яда, — вгрызается в сознание, и Амаде хочется вырвать это из его души. Девушка готова сделать что угодно, лишь бы понять, как помочь Харучиё.       — Кейташи молодец, подсунул нам свою подстилку, удачен сыграв на связи соулмейтов, — Санзу достаёт из кобуры оружие и нежно поглаживает ствол. — А ты и рада была, да? Я себя таким грязным чувствую, ты и представить не можешь!       — ДА ЧТО ПРОИСХОДИТ, МАТЬ ТВОЮ? — Амада понимает, что нервы сдают окончательно: эта паранойя с дверьми, нападение на офис, а теперь ещё и Санзу, говорящий загадками. — ТЫ ИЛИ ГОВОРИ ПРЯМО, ИЛИ ЗАКАНЧИВАЙ ЭТОТ СПЕКТАКЛЬ!       Мгновение, и дуло пистолета упирается ей в шею, прямо под подбородком, а сильные пальцы больно оттягивают назад волосы, заставляя запрокинуть голову назад. Симидзу чувствует, как Харучиё буквально вспарывает её кожу взглядом, вкладывая в это столько ненависти, что можно захлебнуться.       — Ты кто такая, мерзкая сука, чтобы так со мной разговаривать? Думаешь, если ты… мой соулмейт, — он произносит это слово с таким отвращением, что Амаде становится действительно страшно и боязно за свою жизнь, — то я не убью тебя? Да я еле сдерживаюсь, чтобы не разорвать тебя на кусочки.       — Тогда будь добр, объясни уже: за что? — Симидзу заталкивает страх подальше, потому что знает — ей никогда ничего не нужно было скрывать перед Харучиё. Все её чувства подлинные.       — Так и быть, хотя не понимаю к чему это, если ты уже попалась, — её близость, запах, родное — любимое — тепло заставляют терять самообладание. Санзу не может себе представить, как будет жить без этого, но и существовать рядом с предательницей не вариант. Он в тупике. — На офис напали люди твоего босса — Кейташи Мегура, а один из его прихвостней сообщил, что информацию о планах здания они получали от тебя. И всё подтвердилось, представляешь?       Амада вдруг понимает — её подставили, да ещё так круто: сыграв на главном страхе родственной души, ведь Харучиё так боялся быть преданным. Зато сразу находится объяснение открытым дверям и тормозящему компьютеру — человек доставал данные через её кабинет.       — И ты так легко этому поверил? Можно же запись с камер посмотреть, если уж тебе не хватает моего слова, — говорит Симидзу, но по очередной ядовитой улыбке понимает — он сделал это.       — А их нет! — безумие завихряется в чёрных зрачках и жрёт разум, руша тонкие стены самоконтроля. — Стёрты, и ты это прекрасно знаешь!       — Хару, — он морщится от этого ласкового обращения, но упрямое сердце тянется к Симидзу, а сам Харучиё хочет упасть перед ней на колени и молить: «Скажи, что это всё ложь! Что ты не предавала меня, мышка! Я ведь умру без тебя…» — Я не делала того, в чём ты меня обвиняешь! Я ни за что не стала бы сотрудничать с Мегурой, даже если бы ты не был моим соулмейтом. Кейташи в любом случае получил бы отказ.       — Закрой свой поганый рот, тварь, — он отталкивает девушку от себя, и та, не удержавшись, падает на пол, больно ударяясь бедром о паркет. Симидзу шипит, а затем поднимает взгляд к мужчине, всё ещё видя перед своим лицом пистолет. — Я всё равно убью тебя.       — Вот как? — горько усмехается девушка, понимая: его страх настолько велик, что не позволяет выбраться из своей темницы. Для Харучиё любое препятствие будет непреодолимым, а Амада не может бороться с этим в одиночку. — Мне ведь ничего от тебя не было нужно, только ты сам. Я готова была принять тебя любым, хотя ты причинил мне безумно много боли в начале. Смысл всего этого? Будь я действительно человеком Мегуры, то нашла другой способ вытащить данные, чтобы не подставить себя.       Звучит щелчок — пистолет снимается с предохранителя, и Симидзу осознаёт: он готов поверить чему и кому угодно, но не ей. Так если ли смысл стучать в наглухо закрытую дверь? Девушка грустно улыбается, но по крайней мере он убьёт её лично, а потом будет мучиться всю оставшуюся жизнь.       — Тогда стреляй, — она расправляет плечи, глядя Харучиё в глаза. — Стреляй, Хару, и помни: я люблю тебя.       Это финальный аккорд. Санзу не может пошевелиться, оглушённый признанием, но ведь это всё ещё та самая Амада, предавшая его. И эти желанные сладкие слова — ложь.       — Ненавижу тебя, — звучит в ответ, а палец ложится на курок.       Симидзу закрывает глаза, но в этот момент дверь в кабинет распахивается чуть ли не с ноги, и в кабинет залетают Какучё и Коконой.       — ДА ТЫ ЁБНУЛСЯ СОВСЕМ, ПСИНА? — Хитто хватает девушку и заводит себе за спину. — Коко, уведи её.       Амада, оглушенная горем, чувствует чьи-то руки на своих плечах: тёплые и заботливые, но всё равно чужие. Не те. Хаджиме уводит её, а в коридоре ждёт невысокая темноволосая девушка, глядящая на Симидзу большими светло-зелёными глазами.       — Воробушек, уведи её в мой кабинет, хорошо? — мужчина возвращается обратно в логово Харучиё, а когда открывается дверь, то слышится голос Какучё: «… её подставили, бестолочь!»       Амада усмехается, слишком грустно и надрывно: толку от этого уже, если ей поверили другие, но не собственный соулмейт? Она чувствует, как Хатори берёт её за руку и уводит с этажа, поит чаем и что-то спрашивает, но у Симидзу нет сил отвечать. Ивата укладывает Амаду на диван и укрывает пледом в кабинете Коконоя, где вкусно пахнет корицей и апельсином.       — Всё будет хорошо, — обещает Хатори, но нет никаких душевных сил в это верить. Мир Симидзу разбит на миллионы осколков, и она ранит о них нежные ладони, не понимая чем заслуживает всё это?       Где-то через час появляется Хаджиме и Какучё. Они заходят в просторный кабинет, и Амада усаживается на диване, кутаясь в плед. Мужчины садятся напротив.       — Мы приносим свои извинения, госпожа Симидзу, — начинает Хитто. — Как выяснила Хатори, была сделана копия вашего рабочего стола, а через неё запущена программа, позволяющая проникнуть на наш личный сервер и скачать данные.       — И кем же? — без особого интереса спрашивает Амада.       — Рео Караги, — хочется истерично рассмеяться, да только сил нет. — Мы пока не выяснили, как он связан с Мегурой, но информацию его людям подкинул именно он.       — А камеры?       — Подкуп одного из наших хакеров…       — А я говорила, что они все — придурки, — доносится голос Хатори, вальяжно устроившейся в рабочем кресле Хаджиме. Коконой шикает на девушку, а она в отместку показывает мужчине язык, и он возводит глаза к потолку.       — Ясно, и что теперь? — Симидзу хочется сжаться и исчезнуть. Её действительно подставили, а Харучиё не просто ей не поверил — убить пытался!       — Мы понимаем, что своими действиями подвергли риску вашу жизнь, поэтому примем любые ваши условия.       — Я хочу уволиться, — сразу же заявляет Амада, а потом добавляет: — И мне нужны подавители.