Девочка Санзу

      Амада каждый раз думает, что хуже уже быть не может, но её вздорный соулмейт умудряется с завидным постоянством доказывать ей обратное: Санзу может пробить дно у бездонного колодца. Девушка в первые секунды хочет изорвать присланную одежду в клочья, но здравый смысл заставляет для начала найти своё платье.       — Мда, восстановлению не подлежит, — с глухим отчаянием заключает Симидзу, держа в руках клочок ткани. Она вчера была так увлечена, что не заметила во время, как Харучиё уничтожает её одежду. — Блять!       Эта отвратительная необходимость принять хоть что-то от Санзу, выворачивает суставы и сухожилия, но Амада заталкивает гордость куда подальше. В конце концов, она же смогла получить от своего соулмейта то, что было необходимо им обоим? В теле ощущается небывалая лёгкость, но главное — никакой боли. Сколько продлится эффект, девушка не знает, но по крайней мере у неё есть время, чтобы найти выход из сложившейся ситуации.       Она одевается и выходит из помещения, а на выходе из клуба её встречает вежливый администратор — уже с самого утра одетый с иголочки и пахнущий дорогой туалетной водой с явными нотками древесины и кожи. Амада с кое-как собранными в пучок волосами и разводами туши под глазами, чувствует себя рядом с ним неуютно, но вида не подаёт.       — Госпожа, это, кажется, ваше? — мужчина протягивает Симидзу небольшой клатч, и девушка благодарно принимает пропажу. Иначе пришлось бы туго без паспорта, телефона, ключей и прочей необходимой ерунды. — На улице ожидает такси.       — Спасибо за помощь, — Амада прекрасно знает, что без вмешательства Санзу здесь не обошлось; да и как, если этот клуб принадлежит «Бонтен»? Однако с детства ей привили, что благодарить необходимо. Администратор вежливо кивает и уходит, а Симидзу спешит к выходу, чтобы попасть домой и сразу же выкинуть шмотки, оставленные ей Харучиё.       Квартира Рео встречает Амаду тишиной. Девушка закрывает дверь и понимает, что Караги так же, как и она, дома ночью не появился. Симидзу усмехается, решая, что любвеобильный хирург легко смог подцепить в клубе очередное развлечение на пару часов, а значит скоро явится домой. Она проходит дальше по коридору и заходит в свою спальню.       Здесь, кроме кровати, шкафа и стула, не было ничего. Удивительно бездушный минимализм, сейчас так точно отображающий состояние Амады. Она кидает на мягкое покрывало клатч и принимается с каким-то остервенением сдирать с себя одежду: на коже отчётливо чувствуется запах Санзу, и он заползает в ноздри, раздирая внутренности и заставляя желать о большем.       Симидзу застывает, вспоминая горячие поцелуи и жадные ласки, которым не было конца и края, пока не наступило безжалостное утро. Каково было бы просыпаться рядом с тем, кого вся Япония считает жестоким монстром, каждый день? Амада теперь точно знает, что в Харучиё скрыто намного больше тайн и чувств, которые он прячет ото всех.       От себя в том числе.       — Забудь, — шипит девушка и стягивает с себя тонкую светлую кофту с широким горлом. Таксист себе чуть косоглазие не заработал, пока пытался в зеркале заднего вида разглядеть всё многообразие багровых пятен на шее своей клиентки. Джинсы и бельё летят следом, а Амада переступает через них и берет из шкафа полотенце и длинную футболку.       Следующий час Симидзу проводит в душе, радуясь, что сегодня очередь Шеокана дежурить, и ей не нужно никуда спешить. Струи горячей воды, бьющие по коже, словно кислота, которая должна очистить тело Амады от ощущения губ и рук соулмейта, но сколько бы девушка не тёрла мочалкой кожу — всё было без толку. Запах Харучиё, словно прочный кокон, проник слишком глубоко; в самое сердце, и теперь его невозможно вытравить оттуда.       — Почему именно ты? — Симидзу прижимается лбом к кафелю и закрывает глаза, но не позволяет себе проронить ни слезинки. Больше она никогда не будет плакать из-за этого кретина. До сих пор остаётся загадкой, почему вселенная избирает Амаде в соулмейты такого сложного и жестокого человека, как Харучиё. Вот только предательское сердце сопротивляется доводам разума о том, что Симидзу будет правильнее забыть о нём. Да и каким образом, если Санзу сам не позволит этого?       Каким образом можно вытащить из номер два Бонтен правду о том, что ему на самом деле нужно от Симидзу? Этой ночью — от одного упоминания сладкая дрожь проходит по телу, и Амаде хочется возненавидеть саму себя за такую реакцию, — Харучиё не смог контролировать себя, только поэтому Симидзу смогла заглянуть за его маску, обнаружив там горячую страстную натуру, что совершенно точно умеет, а главное — хочет чувствовать.       — Зачем ты отрицаешь то, что тебя тянет ко мне так же сильно, как и меня к тебе? — даже если это влияние связи, нельзя отрицать того факта, что им обоим было невероятно хорошо друг с другом. Симидзу, ради своего же спокойствия, готова сама предложит выгодную сделку, где их не связывало бы ничего, кроме секса: вроде и связь поддерживают, но в то же время никаких негативных последствий. Вот только для этой сделки им нужно быть наравне, а Санзу вполне конкретно даёт понять, кем для него отныне является Амада — личной шлюхой. — Не дождёшься, ублюдок.       Симидзу не хочет и не будет играть по правилам Харучиё, даже если за это ей придётся заплатить собственной жизнью. В конце концов, Санзу же сам говорит, что ему плевать на Амаду. Губ касается саркастичная ухмылка, точно оскал зверя, раздирающего свою жертву на части: для тех, кому плевать, мужчина целуется слишком голодно и жадно, да и реагирует остро и ярко, будто фейерверк, с подожжённым фитилём. Симидзу знает точно, что он ревнует её, иначе не отреагировал бы так вчера, увидев в клубе, танцующую с другим.       — Значит, будем играть дальше, верно? — девушка выключает воду и выходит из душа, спеша в спальню, чтобы переодеться.       Амада возится на кухне, готовя себе завтрак, когда слышит, как открывается входная дверь, впуская в квартиру усталого Рео. Девушка на мгновение выглядывает в коридор, успевая заметить, что Караги выглядит весьма уставшим, но не сказать, что довольным.       — Принцесса? — зовёт парень и разувается, чтобы пройти на кухню, откуда доносятся вкусные запахи, так что слюна выделяется сама собой. — А для меня остался кусочек?       — Привет, Рео, — Амада откидывает за спину косу и улыбается, краем глаза видя, как Караги опускается на стул и тянется к её чашке с кофе. — Давай ещё налью?       — Ты даже с непрямым поцелуем решила меня обломать, да? — парень улыбается и отпивает горячий напиток, наслаждаясь ароматом и вкусом. — Смотрю, ты ночью неплохо развлеклась.       Кончики ушей краснеют, потому что россыпь багровых засосов и укусов, оставленных Харучиё, не замажешь ни одной тональной основой. Разве что театральным гримом. Девушка закусывает губу, ощущая внимательный взгляд Рео на своей шее.       — А ты, видимо, нет, раз сидишь такой кислый, — решает ответно атаковать Амада, и Рео хмыкает, возвращая чашку на место.       — Да не сказал, но моя визави та ещё любительница поболтать, — Караги встаёт и проходит мимо Симидзу, успев заправить светлую прядь ей за ухо. — В холодильнике лежит мазь от синяков — намажь. Такое чувство, что ты с животным спаривалась.       — Свали уже, — шипит Амада, и Рео громко смеётся, исчезая за дверью своей спальни. Девушка вздыхает, потому что Караги своими словами вновь заставляет её думать о Харучиё. Санзу — самый опасный токсин, и он глубоко проник в организм Симидзу. Вот только от него нет противоядия.       Сколько ещё понадобится времени, чтобы Амада сломалась окончательно, падая хрустальными осколками под ноги самому жестокому человеку в Японии? Симидзу фыркает и садится за стол, вяло ковыряясь в тарелке. Девушка понимает, что если она хочет найти выход из сложившейся ситуации, то стоит попытаться копнуть глубже, чтобы понять — откуда в Санзу столько недоверия и злости к окружающим?       Амада ещё какое-то время пытается затолкать в себя еду, но заканчивает эти бесполезные попытки. Она хочет уйти в комнату до того момента, как из своей спальни появится Рео — весь сияющий и довольный жизнью, но не успевает. Симидзу смотрит на Караги, и горло стягивает спазмом: что было бы, будь она связана связью истинных с ним, а не с Харучиё?       — Чего, принцесса? — парень хитро улыбается. — Никак соскучилась?       — Конечно, за двадцать минут твоего отсутствия, — Симидзу прячет лицо за ладонями, а затем слышит звук открываемой дверцы холодильника и тихие шаги. Рео садится на соседний стул.       — Давай сюда, — милостиво говорит Караги и убирает в сторону тяжелую копну волос Амады. Кожи касаются ласковые пальцы, измазанные мазью, что ложится на синяки приятной прохладой. — Он тебя сожрать что ли хотел?       Симидзу нервно смеётся, потому что Рео как никогда близок к истине. Если бы Амада могла, то непременно сделала бы точно так же: оставила на бледной коже глубокие следы, что непременно достали бы до костей, оплетая их крепкими сетями. Как оплетено её сердце, кровоточащее от слов и поступков соулмейта.       — Рео?       — М? — парень осторожно втирает мазь в тонкую кожу и хмурит брови, удивляясь силе, с которой неизвестный мужчина оставлял засосы на шее и плечах Симидзу. Непохоже, что это первый встречный. Это больше походит на клеймо.       — Ты бы хотел встретить соулмейта? — вопрос явно застаёт Караги врасплох, потому что он поднимает к Амаде удивлённый взгляд и хлопает длинными ресницами.       — А ты умеешь обескуражить, принцесса, — парень возвращается к прерванному занятию, но в голове без труда складывает два и два. — Не могу точно сказать, но, наверное… да?       — А если бы твой соулмейт сказал, что ты ему не нужен?       — Амада, — Рео откладывает в сторону мазь и придвигает к себе тарелку с яичным омлетом и овощами, — некрасиво задавать такие вопросы человеку, которому ты нравишься.       Румянец, что алыми всполохами расцветает на щеках Симидзу, заставляет Караги усмехнуться, но стыда он не испытывает. Парень не чувствует себя уязвлённым, потому что уверен — в жизни всего можно добиться, было бы желание. Совершенно точно, что животное, оставившее на шее Амады эти следы — её родственная душа, и, видимо, в их паре большие проблемы.       — Прости, — Симидзу прячет взгляд за густой волной волос, а Рео обхватывает ладонью её затылок и тянет к себе, заставляя практически задохнуться от того, как его острый пряный запах опускается на кожу плотным шлейфом.       — Ты нравишься мне, и если твой соулмейт такой слепой придурок, что не может разглядеть сокровище, доставшееся ему, то это его проблемы, — горячее дыхание касается приоткрытых губ, но Амада, кроме отвращения и досады, не чувствует ничего. — Не переживай, принцесса, я догадываюсь, что преодолеть тягу к родственной душе практически невозможно без подавителей, но знай, что я готов ждать. Если тебе нужна моя поддержка, я дам её. Взамен мне нужна самая малость.       — Так и знала, что всё не так просто, — она пытается шутить, хотя положение, в котором они находятся, весьма смущает. — Чего же ты хочешь?       — Надежда, что мои чувства могут быть взаимными.       — Рео, я не хочу давать тебе пустых надежд, потому что с моим соулмейтом всё не так просто, — Караги усмехается и на мгновение крепко прижимается к губам Симидзу, заставляя девушку опешить. Однако Амада не отталкивает его, в слепой надежде мечтая почувствовать хоть что-то к парню, готовому отдать своё сердце прямо сейчас. Однако за грудиной — пустота и холод, ни единого импульса, но стоит подумать о том, что этот поцелуй ей дарит Харучиё, как пульс подскакивает до немыслимых высот.       — Я догадываюсь, — выдыхает Караги, всё равно наслаждаясь сладким вкусом, отпечатавшемся на языке. — Но кто знает, может стану твоим эквивалентом паллиативной медицины?       — Спасибо, — Симидзу говорит это совершенно искренне, потому что в любом случае приятно знать, что есть человек, который готов принять её даже абсолютно сломанную и разбитую.       — А насчёт того, что говорит твой соулмейт, — Рео отпускает девушку и возвращается к тарелке с остывающей едой. — Я думаю, он лукавит: тот кому не нужна связь, не станет оставлять такие следы. Возможно, что он чего-то боится?       Амаде это предположение кажется диким и абсурдным. Чего может бояться сам Санзу Харучиё? Смерть в облике человека. И всё же, предположение Караги заставляет её задуматься об истинных мотивах поведения своего соулмейта. Уж вряд ли он так отчаянно отталкивает Амаду — всё равно не позволяя уйти до конца, — потому что боится отношений.       «Что ты прячешь от меня, Харучиё?»

***

      Санзу чувствует себя так, будто обдолбался самыми сильными наркотиками, но без каких-либо побочных эффектов. Всё тело буквально звенит от энергии и силы, что циркулирует в крови. Если у скреплённой связи соулмейтов такие бонусы, то нужно было трахнуть Симидзу ещё при первой встрече.       Лезвие катаны богато блестит даже в тусклом свете солнечных лучей, проникающих в замызганные окна складского помещения, где проходит очередная казнь. Харучиё ласково проводит ладонью, затянутой в перчатку, по остро заточенной стали, наслаждаясь холодком и ощущением скорой кончины бесполезных крыс. Он расплывается в улыбке, когда одним ударом сносит голову парню, что даже предсмертного хрипа издать не успевает.       Тёплая кровь попадает на лицо, и мужчина стирает её, раздражаясь от лишней грязи, что эти ничтожества умудряются оставить даже после смерти. Люди Санзу стоят чуть поодаль, не мешая начальнику наслаждаться казнью — невооружённым взглядом видно, как сильно Харучиё наслаждается процессом. Он не выплёскивает злость и раздражение, как было последние недели; наоборот — в нём кипит фанатичный энтузиазм, и это пугает ещё больше.       — Господин, — подает голос личный помощник Санзу, и номер два Бонтен поворачивает к нему голову. — Прибыли Хайтани.       — Легки на помине, — фыркает Харучиё, а по огромному полу-пустому помещению разносятся уверенные шаги двух пар ног, и братья появляются в другом конце, быстро приближаясь к Санзу. — Какие гости пожаловали в мою обитель смерти.       — Даже удивительно, что здесь не обустроено алтаря, — ехидно отвечает Ран, с ленивой грацией останавливаясь около трупа, внутренности которого разбросаны по полу. — Шедевр экспрессионизма?       — Он много верещал, — спокойно отвечает Харучиё, но взгляд холодных голубых глаз прикован к младшему Хайтани, что кажется слишком довольным и счастливым. — Малыш Рин, да ты никак смог избавиться от спермотоксикоза?       Риндо вскидывает голову, точно гончая, учуявшая врага, и Санзу довольно скалится, понимая, что попал в цель. Вот только оскал гаснет, когда Харучиё видит, как взгляд младшего Хайтани наполняется превосходством и едким сарказмом.       — Судя по тебе, ты тоже успел присунуть своему соулмейту. Ошейничек не жмёт, пёс?       Почему-то упоминание Амады в таком контексте, заставляет кровь наполняться гневом и яростью: так и тянет врезать Риндо, чтобы держал свой язык за зубами. И плевать Санзу хочет на тот факт, что первым начал этот взаимный обмен ехидными подъёбками.       Но хуже всего даже не это тупое желание заткнуть Хайтани рот, чтобы мимолётно не смел упоминать его соулмейта. Харучиё чувствует, как грудную клетку стягивает от невыносимого желания спрятать куда-нибудь Симидзу. В надёжную крепость, чтобы никто и ничто не могли коснуться его души. На языке отчётливо ощущается горький привкус, словно капли настойки полыни оставляют за собой пряные ленты, пока ползут вниз по пищеводу.       Если Харучиё испытывает желание защитить Амаду, спрятать себе за спину, то дело плохо. К тому же, паскудное упоминание про ошейник крепко бьёт под дых; Санзу стремиться самостоятельно контролировать эту связь, чтобы не стать жертвой предательства, которое неминуемо последует. У Харучиё не может быть иначе.       Мужчина закусывает щёку изнутри, пытаясь привести мысли в порядок и совладать с упрямым желанием бросить всё и найти Амаду. Он — не сопливый влюблённый мальчишка, и Симидзу никогда не будет иметь над ним власть.       — Я не опускаюсь до такого, малыш Рин, — ядовито тянет Харучиё и расплывается в довольной улыбке. — С теми ошейниками, что носите вы оба, ни что не сравнится.       — А он реально потрахался, — Ран скалится, а потом закуривает, и над его головой вьётся лёгкий сизый дымок со сладким запахом вишни. — Даже интересно, как долго ты продержишься, пёс?       — В отличие от вас, Хайтани, я сам строю свою судьбу, — Санзу направляет конец катаны в сторону Рана, почти тыча ему в грудь, но мужчина никак не реагирует. Номер два Бонтен бесит взгляд фиолетовых глаз — внимательный и знающий.       — Ты себя убедить пытаешь или меня? — усмехается старший Хайтани.       — Вы сюда явились о личной жизни поболтать? — утреннюю лёгкость и энергию заменяет глухое раздражение. Умеют же испортить настроения своими длинными языками.       — Нет, — говорит Риндо. — Ты помнишь Мегуру?       — Кейташи? — Харучиё слишком резко поворачивает голову к младшему из братьев, потому что одно только имя этого ублюдка заставляет внутренности опалиться огнём. — Этот хренов псих, прикрывающий продажу органов в своих детских поликлиниках обильной благотворительностью?       — Он самый, — Ран тушит окурок о щёку одного из будущих смертников, и тот вопит визгливой девчонкой, пока Хайтани не всаживает пулю ему в лоб. — До нас дошла информация, что он пытается копать под нас.       — С какой целью? Для него «Бонтен» слишком крупная рыба.       — Наш информатор пока выясняет это, но видимо, Мегура что-то хочет от нас.       «Или кого-то», — с бессильной яростью думает Санзу, вспоминая, как этот ублюдок пытался переманить к себе Симидзу.       — Мы перетащили к себе большую часть хирургов, которых он так хотел, — Санзу закуривает, ощущая лёгкую горечь табака во рту. — Обиделся?       — Его бизнес растёт, спрос на органы никогда не падает, ты же знаешь, — Риндо лениво оглядывает склад. — Кейташи рвётся расширяться, но не может набирать себе в команду «мясников», иначе будет слишком подозрительно и хлопотно.       — Все врачи, что есть в нашем штате, проверены и отказали Мегуре в сотрудничестве, но кто знает на что способен этот ублюдок в своём желании отомстить за нанесённую обиду?       — Разве мы обидели его? — Санзу скалится, испытывая невероятное желание оторвать Кейташи голову немедленно. — Может, стоит припугнуть его?       — Устроим налёт на одну из «чёрных» клиник? — Ран хмыкает. — Нам нужна информация обо всех его делах, тогда сможем прижать его на вполне законных обстоятельствах.       — Что для Мегуры будет втройне обиднее.       — Я организую это, — они прощаются, а Санзу достаёт телефон и активирует поиск маячка, встроенного в пуговицу джинсов, что утром были куплены для Амады. Брови ползут вверх, когда мужчина видит местоположение своего соулмейта. — Акио?       — Господин, — парень оказывается рядом, застывая в вежливом ожидании дальнейших приказаний.       — Выясни, чей это адрес. Немедленно.       Через пятнадцать минут, когда Харучиё узнает имя владельца квартиры и кто сейчас снимает у него жильё, внутри вен рождается безумие, и Санзу комкает в руках пачку сигарет. Он выходит из помещения склада и пытается справиться с накатывающей злостью, что ширится внутри груди: эта маленькая стерва снова посмела ослушаться его и не вернулась домой. Желание вывернуть ей все суставы в теле становится таким же сильным, как и жажда: всему миру показать, кому принадлежит Амада.       — Хорошо, хочешь по-плохому, значит так и будет.