Трилистник. Манёвры

      Сложив за спиной руки, Реджинальд статуей застыл у окна в директорском кабинете Хогвартса, глядя, но совершенно не видя, что творится на улице. Дамблдор предлагал сперва чай, затем виски, но Реджинальд зачем-то не согласился. Теперь, рефлекторно впиваясь ногтями в ладони, думал: зачем? Стоило принять чашку или стакан, занять хоть чем-то руки. Кому и что он доказывал столь же по-детски, как Мора, отказавшаяся от горячего шоколада? Она осела в кресле и затихла: была совсем без сил, но в лазарет идти отказалась. Что касается самого Реджинальда… Что ж, произошедшее открыло ему глаза на столь многое, что, прими Реджинальд ту предложенную директором чашку чая или стакан шотландского виски, их осколки уже через миг устлали бы пол. А так он до боли впивался ногтями в ладони и старательно пытался сохранять спокойствие.         За прошедший час они допросили всех свидетелей произошедшего, по крупицам собирая полную картину инцидента. Первым делом Реджинальд и Мора рассказали, чему сами стали свидетелями. Их слова подтвердили Блейк и МакГонагалл (Вектор ещё не оправился от проклятия и пребывал в больничном крыле). Тринадцать студентов, успевших убежать из библиотеки при первых вспышках чар, и пятеро, укрывшихся от боя в дальнем конце библиотеки, не смогли рассказать ничего толкового. Среди них только пуффендуйский староста Макмиллан сумел дать более-менее подробный отчёт начала столкновения. С его слов, профессор Гринграсс, как вихрь, влетел в библиотеку и сразу нацелился на троих слизеринских первокурсников; бежавший за ним по пятам Рабастан Лестрейндж встал поперёк курса профессора и попытался его успокоить, в чём не преуспел. Стоило Гринграссу выхватить палочку, Макмиллан заорал, чтобы все уходили. Часть студентов бросилась к двери, а тех, кто был отрезан от выхода стычкой профессора и Лестрейнджа, староста лично затолкал в самый дальний угол библиотеки и укрыл щитом. Выслушав его рассказ, директор поблагодарил Макмиллана и начислил Пуффендую полсотни баллов.         Отпустив старосту, Дамблдор вызвал троих первокурсников, по не установленной на тот момент причине оказавшихся в эпицентре заварухи. Молодая целительница Поппи Помфри привела их камином из больничного крыла: пусть, согласно свидетельствам всех очевидцев, Рабастан Лестрейндж закрыл мальчишек от гнева профессора, их на всякий случай обследовали на предмет проклятий. К счастью, по заверению Помфри, все трое были физически целы, пусть и напуганы. Временно удовлетворённый этим, Дамблдор принялся по очереди расспрашивать первогодок, однако те оказались практически бесполезны. Обнимавший себя за плечи Крис Паркинсон трясся от испуга и смог выдавить через истерику в общей сложности полдюжины связных фраз, из которых ни одна не привнесла ясности в ситуацию (преимущественно мальчишка лопотал: «Мне было так страшно», «Я думал, он убьёт нас» и «Спасибо, спасибо, дядя Реджи!»). Честер Бёрк неприятно напомнил Реджинальду своего отца, слабовольного братца Моры, с отупелым видом заладив: «Мы ничего не сделали, он просто напал». От Бартемиуса Крауча-младшего был хоть какой-то толк: мальчишка, пусть и сквозь слёзы, поведал историю о том, как настойчив был в желании получить у профессора Гринграсса дополнительные занятия, чтобы сдать его предмет на «Превосходно», чем наверняка того раздражал (нытьё про то, что кузен его попросту ненавидит, Реджинальд предпочёл пропустить мимо ушей).         Сдав перепуганных первокурсников обратно на попечение целительницы, Дамблдор вызвал домового эльфа: того самого, у которого Мора узнала, что Гринграсс пошёл в библиотеку. Тогда и выяснилось, почему после запроса Моры о местоположении коллеги эльфу не пришлось для ответа его сперва искать: буквально за четверть часа до появления Мальсиберов этот же самый эльф искал для Гринграсса Бартемиуса Крауча-младшего. Также слышал эльф обрывок порывистой фразы Лестрейнджа, призывающей Гринграсса к рассудительности.         Что стало причиной запроса Гринграсса касательно местоположения Крауча? Что так взбесило его? Задумчиво цокнув языком, МакГонагалл упомянула о представлении, устроенном Краучем и Забини на балу, — Реджинальд переглянулся с Морой и запросил подробностей. МакГонагалл их дала, после чего Реджинальд, поколебавшись всего немного, положил на стол перед директором свежайший номер «Ведьминого досуга».         Дамблдор прочитал статью про Гринграсса медленно, вдумчиво, после чего приказал домовику посмотреть, нет ли в покоях профессора копии данного журнала. Та была обнаружена, и разрозненные кусочки мозаики начали складываться в картину.         — Итак, кто-то показал профессору Гринграссу номер «Ведьминого досуга», — негромко говорил Дамблдор, сидевший за своим рабочим столом. — Так как эльфы клянутся, что не доставляли ему этим утром никакой периодики, либо журнал принёс мистер Лестрейндж, либо его доставили напрямую совиной почтой.         — Мистера Лестрейнджа не было сегодня на завтраке, — сказала МакГонагалл, занявшая одно из кресел для посетителей; в соседнем затихла Мора.         — Следовательно, вернее предположить, что некто прислал журнал профессору Гринграссу напрямую: некто, желавший, чтобы он увидел эту заметку о себе, — продолжил Дамблдор. Он говорил ровно, но Реджинальд, даже не глядя на него, ощущал, какой придирчивой ревизии Дамблдор подвергает шахматное поле в своей голове. Собственными выводами, даже если пришёл к каким-то, он не торопился делиться. — На заметку Рафаэль среагировал негативно и решил найти стоявших за ней.         — Это подозрительно: то, как быстро статья о школьном бале оказалась в «Досуге», — заметила МакГонагалл, то и дело бросавшая косые взгляды на Реджинальда. — Словно бы мисс Скитер знала о запланированной мистером Краучем и мисс Забини выходке заранее.         — Я практически уверен, что так и было, Минерва, — Дамблдор вздохнул и сложил пальцы домиком. — Вопрос в том, кто и зачем информировал Риту Скитер.         — Профессор Гринграсс явно подумал на мистера Крауча, — МакГонагалл поджала губы прямо как в те годы, когда была гриффиндорской старостой и ловила других студентов на нарушениях дисциплины. — Всё же именно он был в центре розыгрыша. Кроме того, именно его друг, мистер Паркинсон-младший…         Реджинальд перебил её:         — Прежде чем вы произнесёте следующие слова, профессор МакГонагалл, я хочу, чтобы было принято к сведению: расценивайте все слова о Криспине Паркинсоне, сказанные при мне, как слова, высказанные напрямую его отцу, — и выбивание этого полномочия стоило Реджинальду немалых душевных сил.         — Хорошо, — бросила МакГонагалл таким тоном, словно собиралась послать к дракклу и самого Реджинальда, и Паркинсона, но в последний момент сдержалась. — Я собиралась сказать, что мистер Паркинсон-младший единственный среди учеников обладает колдокамерой.         — Доступ к которой имеют все в студсовете, насколько мне известно. И Мерлин знает, кто ещё.         Крылья точёного носа МакГонагалл затрепетали.         — Мистер Мальсибер, я вовсе не пытаюсь обвинить…         — Я услышал ваше соображение, Минерва, — мягко прервал её Дамблдор. — Как и ваше замечание, Реджинальд. Мора?         — Что? — она встрепенулась, резко выпрямилась в кресле. Дамблдор вежливо уточнил:         — У вас есть, что добавить?         — Касательно логической цепочки, приведшей Гринграсса к попытке нападения на учеников? Нет, на эту тему мне добавить нечего, — Мора вновь откинулась на спинку кресла, глубже отодвигаясь в него. — Насчёт остального я пока промолчу.         — Тогда подождём остальных, — сказал Дамблдор и, переплетя длинные узловатые пальцы, устремил на них взгляд. Поерзав в кресле, МакГонагалл принялась крутить в руках чашку с почти не тронутым чаем. Мора слегка расслабилась и затихла.         Тишина тянулась, а Реджинальд не мог не задаваться вопросом: как вообще вышло, что он не сумел в одиночку одолеть волшебника на двадцать лет младше?! В былые годы на дуэлях лишь Том, в половине случаев Долохов и изредка Лестрейндж могли его победить. Родовая склонность и личная предрасположенность к боевой магии сказывались, вдобавок в годы буйной юности Реджинальд многих чар понабрался у тех же Тома и Долохова. Некоторые из них он применил часом ранее против Гринграсса: они смогли отвлечь, но не остановить. Гринграсс был слишком силён.         Слишком силён… Реджинальд сжал кулаки ещё крепче. Уже давно он знал, что на их острове сильнее него как боевые маги были лишь Том, Альбус Дамблдор, судя по военным хроникам — глава Управления мракоборцев Карлус Поттер, Антонин Долохов (во многом за счёт превосходящего опыта), быть может, кто-то невыразимый из Отдела тайн… и, как оказалось, Рафаэль Гринграсс. Мальчишка, использовавший магию не так, как все остальные. Вектора он проклял не запечатанным очками-артефактом взглядом; Реджинальда и Мору он почти проклял словом: лишь талант и опыт Моры, её фантастическое ощущение старой магии Хогвартса смогли вырвать Мальсиберов из пелены чар Гринграсса; щит Лестрейнджа он разрушил прикосновением: разрушил Тёмный щит, который в норме пожрал бы энергию атакующего — а тут забился под его напором, как рыба, выброшенная на берег. Даже Тёмный щит Гринграсс пожрал, переварил и использовал для собственных чар. Даже Тому подобный трюк удавался не всегда; а лучше него в этом из известных Реджинальду колдунов был только некромаг Нотт.         Реджинальд вновь отвернулся к окну, стараясь лишний раз не смотреть на съёжившуюся в кресле Мору. Потому что, чувствовал, лишний взгляд — и он не сдержится, пойдёт убивать погружённого в колдовской сон Гринграсса.         Мора, стоит признать, проявила недюжинную мудрость во время боя: не полезла под руку, как прибежавшая позже МакГонагалл, а бросилась обезвреживать проклятие, зацепившее мальчишку Лестрейнджа. Говоря начистоту, Реджинальд не ожидал от неё такой сознательности. Уж не работа ли в Хогвартсе повлияла на её приоритеты? Или беременность?.. Мысль о том, что его ещё не родившийся сын мог пострадать, лишь обостряла желание Реджинальда навредить Гринграссу: отомстить за опасность, которой подверглись Мора и их нерождённый сын, за панический страх в глазах Эдди, за истерику Криса… за собственное ощущение бессилия, едва не беспомощности.         Дамблдору потребовалась всего минута, чтобы подавить и усыпить Гринграсса.         Сколько, интересно, понадобилось бы Тому?  

***

      Первым из директорского камина вышел лорд Абраксас Малфой, глава Попечительского совета Хогвартса: как всегда элегантный и нейтрально-вежливый, тревогу его выдавало лишь отсутствие извечной полуулыбки. Практически следом за ним явился Бартемиус Крауч-старший. Едва отряхнувшись от золы, он потребовал:         — Объясните, что произошло!         — Терпение, Барти, — попросил Дамблдор, поверх очков-половинок наблюдавший за неспешно прохаживавшимся по кабинету Малфоем. — Вы всё узнаете, как только прибудет Катриона.         — Вашего брата нам не ждать, Мора? — уточнила МакГонагалл. Как и зачастую при упоминании брата, Мора поморщилась.         — Хвала Кандиде, не он говорит за Бёрков.         — Но как отец мальчика…         Мора сделала нетерпеливый жест, который МакГонагалл поняла правильно и заткнулась. Проворчав что-то в усы, Крауч наколдовал себе кресло и сел. В отличие от него, Малфой предпочёл остаться на ногах, только притормозил у одного из столиков, заинтересованный тонким прибором на нём. Дамблдор тоже встал, чтобы погладить феникса на жерди в углу, разволновавшегося от присутствия такого количества посторонних.         Благо, леди Бёрк не заставила себя долго ждать: буквально парой минут позже выступила из камина, мгновенными чарами очищая свою старомодную мантию.         — Здравствуйте, Катриона, — произнёс Малфой. Крауч тоже поздоровался, привстав из кресла. Реджинальд зыркнул на старуху волком, не расщедриваясь на приветствие, а вот Мора заученно поднялась.         — Тётушка.         — Альбус, я жду объяснений, — проигнорировав их всех, промолвила леди Бёрк. — Как так вышло, что в вашей безопасной школе мой драгоценный внучатый племянник подвергся нападению?         — «Драгоценный внучатый племянник»? Вы хотя бы его имя помните? — огрызнулся на старуху Реджинальд, не сдержавшись. Он никогда её не любил, но после того, что она чуть не сделала с Реем прошлым летом, возненавидел.           Ответный взгляд, которым его ошпарила старуха, был полон не менее искреннего чувства.         — Альбус, я считаю, что этому человеку здесь делать нечего. Выдворьте его, тогда поговорим.         — Я представляю интересы Паркинсона, чьего сына произошедшее также коснулось, — парировал Реджинальд. — Так что, если меня и выдворять, то только за компанию с вами.         — Полагаю, Эдвард нелегко воспринял новость? — спросил Малфой, прерывая разгоравшуюся перепалку.         — Нелегко, — подтвердил Реджинальд, не намеренный вдаваться в подробности.         После допросов, пока Дамблдор извещал о произошедшем Крауча, Бёрк и Малфоя, сам Реджинальд отправился к другу. Паркинсон был потенциальной проблемой. В нормальном своём состоянии он на раз просчитывал возможные последствия тех или иных действий, но стоило недоброму затронуть его обожаемую супругу или даже более обожаемых детей, Эдди терял голову, напрочь лишался возможности мыслить здраво, за которую Реджинальд его так ценил. Всё, что не касалось напрямую блага его родных, теряло для Эдди значение. Он был готов вступить в войну со всем миром, чтобы защитить семью.         Вот только, к сожалению, вояка из Паркинсона был никудышный, а его нервозность и лёгкая истеричность лишь усугубляли дело. В порыве он был способен на действия, за которые в норме жестоко высмеивал других, и становился опасен для самого себя и семьи. Так повелось, что именно Реджинальд всегда ограничивал его в такие моменты, как Эдди удерживал его самого от драк в годы юности, — вот и теперь Реджинальд стребовал с друга клятвы сидеть дома и ждать новостей, пока он сам улаживает ситуацию. И то удалось его уговорить только после тридцати заверений, что Крис в порядке.         — Спешу уверить всех присутствующих, что ни Криспин Паркинсон, ни Честер Бёрк, ни Бартемиус Крауч-младший не пострадали, — сказал Дамблдор. — Благодаря действиям Рабастана Лестрейнджа мальчики отделались лишь испугом.         — Рабастана Лестрейнджа, вы сказали? — встрепенулся Крауч. — При чём здесь Лестрейндж?         И вот тогда, обведя всех взглядом, Дамблдор повёл рассказ. Ему внимали, не перебивая.         Пока он говорил, Реджинальд невольно соскользнул мыслями в другое происшествие, имевшее место чуть больше года назад: нападение на Хлою. В вечер после него в школу вызвали Келвина Лестрейнджа и Флимонта Поттера, чьи сыновья (Рабастана словно Манящими чарами тянет к подобным историям!) оказали девочке первую помощь; маглорождённую сироту Хлою на том «разбирательстве» не представлял никто. Позже, конечно, по вопросу случившегося состоялось заседание Попечительского совета полным составом, но краткое, сведшееся к тому, что Абраксас Малфой сообщил коллегам, до чего договорился со всеми немногочисленными заинтересованными сторонами. Ту речь, к слову, сам Реджинальд помнил урывками, потому что Трэверс всё заседание пересказывал ему на ухо услышанные в подпольном игровом клубе анекдоты.         От этого воспоминания Реджинальд поморщился: его окатила жгучая волна стыда за себя-прошлогоднего. А, впрочем, изменился ли он? Или стыдно ему стало, что тогда, прошлой весной, он не вступился за Хлою, которая нынче была его воспитанницей, частью семьи? Даже сейчас, в текущей ситуации, есть ли ему дело до младших Крауча и Бёрка, до Рабастана Лестрейнджа, или его тревожит исключительно благополучие Криса? Сказать, конечно, придётся, что его заботит благо всех детей, — но так ли это на самом деле?..         — Какая вопиющая безалаберность, — процедила старуха Бёрк, стоило Дамблдору замолчать. — И я обращаюсь не только к Альбусу, но и к вам, Абраксас, и остальному вашему так называемому Совету попечителей. Хороша опека! Кому только в голову пришло приволочь в школу Гринграсса?         — У нас было немало причин предложить должность преподавателя защиты от Тёмных искусств именно ему, — вступился Малфой за племянника, но также и за себя самого: именно он продавил назначение Гринграсса. — В Попечительском совете было голосование.         — И по каким именно пунктам моя племянница, претендовавшая на ту же должность, проиграла этому недоразумению? По количеству голосов в совете, держателям которых приходится близкой родственницей?         — Вы пытаетесь нас в чём-то обвинить, леди Бёрк? — ощетинился Крауч. Вместо ответа старуха смерила его одним из тех взглядом, что без слов вопрошали: «Ты кто такой, пёс, чтобы подавать голос в моём присутствии?» Реджинальд готов был поспорить, что леди Бёрк научилась ему у своей матушки, неподражаемой Белвины Блэк.         — Если уж на то пошло, у Моры в совете близких родственников больше, чем у Гринграсса, — сказал Реджинальд, только чтобы досадить старухе.         — Назначить преподавателем защиты Гринграсса, а не меня, было правильно, — вдруг сказала Мора. За время монолога Дамблдора вновь осевшая в кресло, она выпрямила спину и прижала пальцы к дёргавшейся скуле. Реджинальду показалось, Мора хотела добавить что-то ещё, но Крауч раньше заявил:         — Это к текущему делу не относится. Мы собрались здесь для того, чтобы урегулировать ситуацию, верно? Так давайте же займёмся именно этим, — он расправил несуществующие складки на идеально отутюженной мантии и заговорил сухим канцеляристским тоном: — В первую очередь нам необходимо договориться между собой, станем ли мы давать делу официальный ход.         — В первую очередь нам нужно поговорить с Гринграссом, — буркнула Мора, собрав на себе удивлённые взгляды. — Что? Мы всё ещё не знаем его версию событий.         — Я согласен с Морой, — сказал Малфой.         — Ваш сентимент похвален, однако я не уверен, насколько предложенное вами разумно, — проговорил Крауч с сомнением. — Гринграсс проработал у меня в отделе более двух лет, и по опыту могу сказать, что после подобных… эмоциональных всплесков его некоторое время лучше не пытаться вывести на контакт.         — Всего час назад Гринграсс бросался на учеников посреди библиотеки, — напомнил Реджинальд. — Он нестабилен и опасен.         — Для посредственных магов, может, и опасен, — бросила старуха Бёрк. — Если этот ваш Гринграсс способен говорить — пусть попытается объясниться. А я послушаю.         Комментарий так и просился наружу, но Реджинальд прикусил язык. Все повернулись к до сих пор не высказавшимся хогвартским профессорам. МакГонагалл преданно посмотрела на Дамблдора, однако тот выпал из разговора: то ли глубоко ушёл в себя, то ли прислушивался к чему-то, недоступному остальным.         — Дамблдор? Мы вас утомили?         — Ни в коем случае, Катриона. Минерва, будьте добры, сходите в больничное крыло: там сейчас находится гость, которого вам следует направить сюда. После, прошу вас, проследите, чтобы задействованные в инциденте ученики временно не покидали лазарет.         С коротким кивком МакГонагалл поднялась и вышла. Реджинальд перекинулся взглядом с Морой: оба заподозрили в госте Паркинсона, не усидевшего дома. Если и вправду Эдди заявился в школу, минуты серьёзного обсуждения ситуации сочтены.         — Я согласен с тем, что прежде, чем предпринимать что-либо, нам стоит выслушать Рафаэля, — продолжил Дамблдор. — Он пробыл нашим коллегой целый год и заслуживает быть выслушанным. Насчёт же его… стабильности я предлагаю вам не волноваться: уверен, зелья мадам Томсон сделали своё дело, — директор встал из-за стола, но сдвинулся с места не сразу: сперва заглянул каждому из присутствующих в глаза, одновременно проверяя их настрой и прося принять его решение. Когда их взгляды пересеклись, Реджинальд постарался спрятать от Дамблдора чувства, бушевавшие в душе; сомневался, что сумел.           Никто не возразил, и Дамблдор вышел в смежную с кабинетом комнату. Пристально глядя на дверь, которую директор прикрыл за собой, Реджинальд нащупал пальцами кончик закреплённой в рукаве волшебной палочки.         — Сколь ни многочисленны наши с вами разногласия, — сказал Малфой тихо, заставляя всех невольно прислушаться, — я прошу вас не забывать главное: один неосторожный мазок способен испортить масштабное полотно, работа над которым ведётся не один год.         — Сейчас не время для таких разговоров, — проворчал Крауч.         — Тем более, что лично мне не по вкусу ваша с Блэком мазня, — скривилась старуха Бёрк.         Больше никто ничего не сказал до самого возвращения Дамблдора. Когда следом за директором из смежном комнаты выплыл Гринграсс, Реджинальд мгновенно развернулся к нему, следя пристально, готовый к атаке.         Впрочем, присмотревшись, он решил, что Дамблдор прав и в ближайшее время Гринграсса опасаться нечего: выглядел он ещё более бледным и хилым, чем обычно, плёлся за директором, едва переставляя ноги. Его жуткие глаза потухли и вновь скрылись за очками. Дополнительной уверенности придавала тончайшая дымка серебристо-белых чар директора, клубившаяся вокруг Гринграсса.         — Рафаэль, — окликнул Малфой, и тот дёрнул головой на голос, — ты можешь говорить?         Гринграсс слабо, неуверенно пошевелил плечами. Неуловимым движением достав палочку, Дамблдор сотворил очередное кресло у своего стола и предложил его Гринграссу. Тот, однако, остался стоять истуканом, слегка покачиваясь.         — Кто?         Его хриплый голос — почти карканье — резанул слух. Собравшиеся запереглядывались, выискивая того, кто понял вопрос. В итоге взгляды сошлись на Малфое. Тот нервно облизнул нижнюю губу, впервые за встречу демонстрируя искреннюю эмоцию.         — Абраксас, если вы предпочтёте, чтобы я… — начал Дамблдор, но Малфой сказал:         — Нет, что вы, Альбус, — и одновременно с ним Гринграсс каркнул:         — Нет.         Он тоже смотрел на Малфоя: исподлобья, с оценкой и каким-то сложным чувством, которое Реджинальд не мог трактовать. Вздохнув, Абраксас прикрыл глаза. Последняя кровь отхлынула от его бледных щёк, пушистые бледные ресницы задрожали.         — Кто пострадал?         Гринграсс отрывисто кивнул, подтверждая вопрос.         — Большинство отделалось лёгким испугом, — ответил Дамблдор, попеременно смотревший то на Гринграсса, то на Малфоя сосредоточенно, но не без толики любопытства. Подобное колдовство и в самом деле не каждый день увидишь: то, как легилимент-эмпат настраивается на другого человека. Малфой не забирался в голову к Гринграссу: это и в более уравновешенном его состоянии наверняка было чревато для легилимента, — но ловил окрас оттенков его эмоций и, ориентируясь по ним, предполагал, что именно Гринграсс хочет сказать. Тонкая магия, для которой в равной мере нужны предрасположенность и колоссальный опыт. — Троим первокурсникам пришлось временно остаться на попечении целительниц и принимать Успокаивающие зелья.         — Кто ещё? — спросил Малфой в такт с возникновением на лице Гринграсса нервной гримасы.         — Профессор Вектор также в больничном крыле. Мадам Помфри опасается, что ваши чары лишили его голоса на весьма продолжительный…         — Ещё? — выпалил Малфой, задышавший чаще, а Гринграсс надтреснуто выдавил:         — Басти?         Никто сразу не понял, о чём он. А затем Мора уточнила:         — Рабастан Лестрейндж?         Гринграсс дёрнулся к ней, и Реджинальд рефлекторно встал наперерез ему, как часом ранее заслонил жену от него в бою. Вновь в груди зарокотала ярость, палочка так и просилась в руку. Однако Реджинальд лишь стиснул кулаки и выплюнул Гринграссу в лицо:         — Не окажись рядом Моры с её силой и знаниями, мальчишка вряд ли бы пережил ваше проклятие.         Даже если правда и была жестока, Реджинальд не желал смягчать удар. От него Гринграсс не увидит сострадания — только не после того, как направил палочку на Криса, на Мору.         Гринграсс пошатнулся, широко распахнув глаза, и директорские чары вокруг него вспыхнули ярче. В тот же миг Малфой застонал и, прикусив губу, попятился, пока не наткнулся на столик, на который немедленно опёрся рукой.         — Мерлина ради, дайте уже им горячего шоколада! — пробурчала Мора, избегая смотреть на Гринграсса, так и пялившегося на неё.         — Ваша правда, Мора, — согласился Дамблдор и, вызвав эльфа, отдал распоряжение. После этого он вновь обратился к Гринграссу: — На данный момент состояние мистера Лестрейнджа, как уверила меня мадам Томсон, стабильное, хотя и тяжёлое. Своевременные действия Моры в самом деле спасли юноше жизнь.         — Вот только подобные проклятия не проходят бесследно, — прозвучал ото входа голос, который Реджинальд не слышал уже несколько лет. Он повернулся — на пороге директорского кабинета и в самом деле стоял Нотт, лениво подпирая собой дверной косяк. Сколько он там простоял незамеченным, осталось загадкой.         При виде новоприбывшего Гринграсс вскинулся и зашипел невнятно, но крайне агрессивно.         — Тише, малыш, спокойнее, Абраксаса и так уже от тебя трясёт, — Нотт подмигнул Гринграссу и перевёл взгляд на Дамблдора. — Я помешал?         — Ничуть, — в отличие от прочих, директор не выглядел удивлённым его появлением. Тут вернулся эльф с подносом. — А, вот и горячий шоколад! — воскликнул Дамблдор и с видом хозяина светского чаепития принялся всучивать кружки так и не прекратившему шипеть Гринграссу, мелко подрагивавшему Малфою и ощетинившейся на попытку заботы Море.         Пользуясь перерывом в обсуждении, Реджинальд подошёл к Нотту.         — Что ты здесь делаешь?         — Здравствуй, Мальсибер, у меня всё хорошо, спасибо, что спросил, — сыронизировал тот. Присоединившийся к ним Крауч серьёзно уточнил:         — Для моего понимания: вы, лорд Нотт, здесь в качестве официального представителя Отдела тайн?         — Официальный представитель, неофициальный… Всё зависит от того, с какой точки зрения смотреть. Вот вы, Барти, здесь в каком качестве? Главы Отдела правопорядка? Члена Попечительского совета школы? Отца пострадавшего ученика? А может, вовсе в качестве мужа любимой тётушки Рафаэля?         Идеально уложенные усы-щётка Крауча пришли в движение и встопорщились, выдавая раздражение хозяина.         — В отличие от вас, меня на эту встречу пригласили. Так что, в каком бы качестве я ни был…         — Постойте-ка, если уж вы выпытываете у меня степень официальности моего качества, почему я не могу задать вам встречный вопрос? Кроме того… Допустим, вы здесь в качестве официального представителя Министерства, как и все прочие присутствующие. В таком случае у меня вполне может найтись бумажка за подписью лорда Гринграсса, главы Отдела тайн, члена Визенгамота и прочая, прочая. Если же хоть один из присутствующих здесь не является официальным представителем некой структуры, не вижу причин козырять чинами.         — Да ну вас, — буркнул Крауч и ушёл к Малфою, с потрясающим изяществом поглощавшему горячий шоколад из массивной кружки.         Проводив его косой усмешкой, Нотт повернулся к Реджинальду.         — Ещё вопросы?         Реджинальд мотнул головой и вернулся к своему месту у окна. Благо, оно находилось на другой стороне комнаты от Нотта.         С ним всегда было сложно. Серьёзных людей Нотт бесил трёпом и легкомысленностью; легкомысленных — чопорной серьёзностью. Заставить его прямо отвечать на вопросы было практически нереально. За годы, что вращался в компании Тома, Реджинальд уяснил, что лучше вовсе не иметь с Ноттом общих дел — и всегда держать ухо востро, когда он появлялся рядом и начинал проявлять к чему-то интерес. А ведь в последние годы, вдобавок, он глубоко погрузился в невыразимые недра Отдела тайн…         — Я успел взглянуть на Лестрейнджа, прежде чем мадам Томсон переправила его в Мунго, — сообщил Нотт в пустоту. Все вновь расселись, и он тоже устроился в наколдованном кресле, закинув ногу на ногу. — Если тамошние целители не напортачат, его шансы не стать сквибом шестьдесят на сорок в пользу Лестрейнджа.         Помимо вздрогнувшего Гринграсса все отнеслись к сообщению с большой долей безразличия. Дамблдор вздохнул и пригладил бороду.         — Вы меня, признаться, обнадёжили. Раз вы, Себастьян, так высоко оцениваете шансы мистера Лестрейнджа… Целители Мунго спасали волшебников и с кратно меньшей вероятностью выздоровления.         — Да-да, в былые годы так и было, — не унимался Нотт, искоса поглядывая на начавшего заводиться Гринграсса. — Сейчас же…         Старуха Бёрк нетерпеливо взмахнула рукой.         — Довольно! Я здесь не ради разговоров об этом предателе крови.         — Прошу вас воздержаться от подобных определений, — вежливо, но твёрдо осадил её Дамблдор и взмахнул палочкой: кружка в руках Гринграсса затрещала и лопнула бы, если бы директор не укрепил её стенки магией.         — Предпочитаю называть вещи своими именами, — парировала старуха, а Крауч поспешил сказать:         — Итак, Гринграсс, объясните уже, почему вы напали на учеников.         Уставившись в кружку, Гринграсс дёрнул кончиком губ, носом, поправил очки.         — Сорвался.         — Что послужило причиной?         Гринграсс показал на пальцах: «Три». Подумав немного, фыркнул и вновь загнул два пальца.         Его манера общения, выцеживание информации пословно были настоящей пыткой. Так что в душе Реджинальд был полностью согласен со старухой Бёрк, неприязненно процедившей:         — Это невозможно терпеть! Если вы не осознаёте, Гринграсс, то именно в ваших интересах быть пóнятым.         Передёрнув плечами, Гринграсс посмотрел на Мору. Та помассировала дёргающуюся скулу, прежде чем сказать:         — Как все вы знаете, на должности преподавателя защиты от Тёмных искусств лежит проклятие. Или, если верить Гринграссу, не проклятие, а некое иное колдовство, не позволяющее никому из занимающих должность продержаться на ней до конца учебного года. Эта магия, чем бы она ни была, действует на профессора защиты в течение всего года, постоянно подталкивая к грани вреда себе или другим. Я верно излагаю? — Гринграсс энергично закивал и выдавил едва ли не по слогам:         — Давление. Постоянно. Отовсюду. Самоконтроль… ослаб.         — Из-за статьи в «Досуге»? — спросила Мора.         Гринграсс поморщился и опять уставился в кружку. А Реджинальда прошиб холодный пот.         Страшно не то, что Гринграсс вдруг потерял голову, перестал понимать, что делает. Страшно то, что он ослабил контроль — и все то, что он обычно сдерживает, полезло наружу.         — Я лично тобой горжусь, малыш, — заявил Нотт, и сложно было определить, насмехается он или говорит серьёзно. — Ты превзошёл все наши самые смелые ожидания.         — Хотите сказать, что Тайны не только подсунули Гринграсса в школу, но и ждали его срыва? — прорычала Мора, подаваясь вперёд. Нотт обаятельно оскалился.         — Ждали, причём с нетерпением.         — А это ложь, — констатировал Малфой, воспользовавшийся передышкой, чтобы вернуть спокойствие. Нотт развёл руками, как бы говоря, что каждый волен остаться при своём мнении. Гринграсс сощурил на него сверкнувшие глаза.         Старуха Бёрк поднялась из кресла.         — Я услышала достаточно. В ближайшие дни Отдел правопорядка получит официальное заявление о нападении на моего внука.         — Катриона, я прекрасно понимаю ваши чувства, однако предлагаю не горячиться и сперва обсудить целесообразность официального разбирательства, — произнёс Малфой осторожно, нащупывая возможность воззвать к её разумности. — Оно станет серьёзным ударом по репутации как Хогвартса, так и чистокровных. Если же дело вовсе дойдёт до суда…         — К слову, а судить-то кому? — вклинился Нотт. — Уж не предлагаете ли вы, леди Бёрк, отдать это дело Визенгамоту? Визенгамоту — судить наследника лорда Гринграсса? Такой прецедент вы хотите устроить?         — У совета лордов достаточно прав, чтобы его осудить.         — У совета, который не собирался с сорокового года, когда решались вопросы выживания нашей страны? И кто будет голосовать в нём? Конечно, вы будете — но буду и я, и здесь присутствующий Абраксас, и Арктурус Блэк, который вряд ли станет расстраивать Абраксаса сейчас. А ещё, разумеется, будет Акстон — и неужели вы хоть на секунду могли допустить, что его сын окажется осуждён этим советом? Вы засиделись в своём замке и подзабыли, что мир вертится не только по вашей воле.         — Язык придержите, Нотт! — прошипела Мора.         — Для вас лорд Нотт, милая, — Нотт бегло оскалился в её сторону, продолжая пилить тёмным взглядом старуху.         — Каково ваше предложение? — спросил его Крауч.         — Не отходить с отработанных схем и не сбиваться намеченного пути — вот такое моё предложение, — вальяжно откинувшись на спинку кресла, Нотт принялся загибать пальцы: — Во-первых, не будем бросаться обвинениями и заводить никаких дел. Во-вторых, запрём историю внутри замка. В-третьих, если чья-то гордость задета достаточно сильно, чтобы требовать сатисфакции, — он махнул пока разогнутым указательным пальцем поочерёдно в сторону старухи Бёрк, Крауча и Реджинальда, — Отдел тайн готов к переговорам о компенсации. В-четвёртых, Рафаэль Гринграсс отныне и впредь — наша забота…         — Нет! — отрезал Гринграсс, и директорская магия вокруг него вспыхнула, стёкла ближайшего стеллажа задрожали. Реджинальд выхватил палочку, Дамблдор приподнял собственную, а Нотт и не моргнул.         — Забота, Рафаэль! Мы для тебя уже который год стараемся, такие условия подготовили!.. Я лично собрал полную коллекцию вещей, которые тебе нравятся.         — Нет, — твёрдо повторил Гринграсс. — Суд. Пусть все узнают.         — Не стоит бросаться подобными заявлениями, — помрачнел Малфой. Мора сердито выдохнула и хлопнула себя ладонью по лицу.         — Гринграсс, уймитесь! Даже если вас осудят и отправят в Азкабан, вы там всех дементоров с ума сведёте, некому станет охранять заключённых!         — Мора… — закатил глаза Реджинальд. Леди Бёрк цыкнула, Крауч нахмурился — зато Нотт рассмеялся, окончательно растревожив директорского феникса. Фоукс и так следил за некромагом с подозрением, а тут не выдержал: с возмущённым клёкотом снялся с жерди, вспыхнул и переместился прочь.         Дамблдор проводил его задумчивым отрешённым взглядом. Сложив пальцы домиком, директор наклонился чуть вперёд и без спешки произнёс:         — Итак, мы в тупике, друзья мои. У каждого из нас своё понимание, как надлежит поступить, свои границы допустимого и неприемлемого. И всё, что мы можем как группа разумных, уважающих друг друга людей, это обратиться к практике демократии и проголосовать.         — У меня два голоса, — тотчас заявил Нотт. — Я представляю и Отдел тайн, и лорда Гринграсса, отца набедокурившего ребёнка.         — Осмелюсь предположить, если бы Акстон хотел принять участие в текущем обсуждении, он бы его принял, — возразил Дамблдор. — Что ж, за мной голос директора Хогвартса. Голос Абраксаса — голос главы Совета попечителей школы. По голосу у Катрионы, Барти и Реджинальда, представляющих наиболее пострадавших учеников. За Рабастана Лестрейнджа, к сожалению, некому выступить…         — Вызываюсь добровольцем, — поднял руку Нотт, но Дамблдор предпочёл не обратить на него внимание.         — Ваши желания, Рафаэль, не обессудьте, мы не можем принять в расчёт. Отдел тайн же имеет весьма сомнительное право высказываться по данному делу.         — Отдел тайн имеет полное право, — припечатал Нотт, резко становясь предельно серьёзным. — Тайны приняли сигнал о происшествии, а значит, обязаны на него среагировать.         — Пусть будет так, — после паузы согласился Дамблдор. — Вас, Мора, я попрошу засвидетельствовать голосование.         Мора кивнула и достала палочку, начертала в воздухе горящую семиконечную звезду.         — Вы обсчитались, миссис Мальсибер, — указал ей Крауч.         — Вот и нет. Седьмой голос принадлежит Рабастану Лестрейнджу. Он его заслужил.         — Заслужил, — тихо, надтреснуто выдохнул Гринграсс.         Чисто символическое действие — но, бесспорно, правильное.         Реджинальд достал палочку, как и остальные. Когда все были готовы, Мора провозгласила:         — Я, Мора Мальсибер, выступаю в качестве хранителя и гаранта результатов сегодняшнего голосования. Кто за официальное разбирательство в отношении Рафаэля Гринграсса?         Старуха Бёрк проголосовала «за», и Реджинальд вслед за ней зажёг зелёный огонёк на собственном луче звезды. Малфой, Дамблдор и Нотт зажгли красные огни. Крауч воздержался, как и отсутствующий Лестрейндж. Гринграсс насуплено зашипел себе под нос.         — Двое «за», трое «против», двое воздержались — официального разбирательства не будет. Кто за активные действия по сокрытию инцидента?         — Что ещё за формулировки?.. — процедил Крауч, бросив подозрительный взгляд на Мору.         На сей раз Дамблдор был первым, проголосовавшим «за». К нему снова присоединились Малфой и Нотт, а Крауч на сей раз проголосовал «против» вместе с леди Бёрк. Реджинальд воздержался.         — Трое «за», двое «против», двое воздержались — действия по сокрытию инцидента будут приняты, — Мора стрельнула взглядом в Гринграсса. — Кто рекомендует Рафаэлю Гринграссу согласиться на предложение Отдела тайн?         Он уставился на неё в ответ, как на предательницу.         — Всеми моими тремя голосами — «за»! — засмеялся Нотт, но зелёный огонёк от его палочки зажёгся, разумеется, только один. Крауч поддержал его собственным, а Дамблдор проголосовал «против». Секунда заминки, удар сердца — и Реджинальд выпустил из палочки красную искру. Старуха Бёрк не подняла палочку; Малфой на миг прикрыл глаза как будто с облегчением и тоже воздержался.         — Двое «за», двое «против», трое воздержались — никакой рекомендации совет не даёт. На этом всё, — Мора сделала круговое движение палочкой, сворачивая звезду и искры на ней в единый комочек магии, который вошёл в её подставленную ладонь. В очках-половинках Дамблдора отблески магии задержались на мгновение после того, как растворились в реальности.         Решение было вынесено. Детали большинство было готово доверить директору.         — Я забираю своего мальчика, — поднявшись, постановила старуха Бёрк. — Предпочитаю, чтобы он проходил реабилитацию в безопасности моего замка.         — Мальчика зовут Честер, — негромко напомнила тётке Мора.         — Что за собачья кличка? — поморщилась леди Бёрк и вышла.         — Я тоже не отказался бы побеседовать с сыном, — сказал Крауч, и что-то в его сухом голосе очень не понравилось Реджинальду.         — Конечно, Барти, — когда за ним закрылась дверь, Дамблдор вздохнул, как вздыхают перед тем, как сделать что-то крайне неприятное. — Рафаэль, к моему великому сожалению, после всего случившегося сегодня…         — Я отказываюсь от должности профессора защиты от Тёмных искусств, — тихо, но очень чётко произнёс Гринграсс. На стол перед Дамблдором незамедлительно лёг развёрнутый пергамент, на котором сформировалась магическая подпись. — Семь бед тому, кто обернул её против меня.         От мощи его слов Мора вздрогнула; вздрогнул и Малфой. Даже Реджинальд болезненно-ярко ощутил, как ткётся паутина чар, — а ограничивающая магия директора позволила.         Нотт шумно втянул носом воздух, словно гончая, почуявшая кровь.         — Не распутал клубок, так хоть проклял того, кто его накрутил?         Гринграсс повернулся к нему, двумя пальцами придерживая очки за дужку.         — Идёмте, Гринграсс, — Мора подалась вперёд и сделала неожиданное: прихватила коллегу поневоле, которого целый год называла «горе-профессором», под локоть и поволокла к двери. — Пока будете собираться, у меня к вам разговор…         Проводив их взглядом, Нотт оскалился и исчез в камине. Следом за ним ушёл, пообещав напоследок директору всяческую помощь, и Малфой, причём так поспешно, что у Реджинальда создалось стойкое впечатление: Малфою с Ноттом нужно срочно о чём-то поговорить. Не успел он, впрочем, всерьёз задуматься о возможных темах этого разговора (надо же подкинуть Паркинсону хоть какой-то пищи для размышлений, чтобы отвлечь от переживаний), как на него обрушилась тишина.         Кабинет как-то резко опустел. Реджинальд остался наедине с его хозяином.         — На этом всё, — глухо повторил Дамблдор, рассматривая пергамент перед собой. — Признаться, я возлагал на Рафаэля большие надежды.         От этой простой, казалось бы, констатации Реджинальду сделалось крайне неуютно.         — Если я вам больше не нужен, директор…         — Не смею задерживать. Только один вопрос, если вы позволите.         — Разумеется.         — Вы в самом деле не хотите, чтобы Рафаэль был вобран Отделом тайн?         Реджинальд помолчал немного, прежде чем ответить:         — Дело не в моём желании. По главному вопросу я проголосовал за то, чтобы дело Гринграсса разбирали в Отделе правопорядка и суде: так проголосовал бы Паркинсон, интересы которого я представляю. Если же Гринграсса заберут Тайны, разбирательства точно не случится — следовательно, я должен быть против подобного.         — Логично. И всё же вы воздержались от голосования по поводу сокрытия происшествия.         — Та же логика посоветовала мне не выражать мнения по вопросу, сам факт ответа на который может мне однажды аукнуться.         Дамблдор смежил веки и устало улыбнулся в бороду.         — Мне импонирует ваша последовательность, Реджинальд, — сказал он, и разговор был окончен.         Раскланявшись с директором, Реджинальд воспользовался камином: его ждал истерикующий Паркинсон, уже наверняка обо всём прознавший и накручивающий его Трэверс, встревоженная Табби и огромный список дел на вечер этого неприятного воскресенья и следующую неделю. Лишь где-то на границе сознания мелькнула мысль-вопрос, разумно ли было оставлять Мору наедине с Гринграссом, — и тут же исчезла.  

***

      Пока шли через пустые коридоры, они оба молчали. Казалось, сам Хогвартс не хотел, чтобы их отвлекали, и по пути Море и Гринграссу не попалось ни души: ни живой, ни мёртвой.         — Я приношу извинения, — выпалил Гринграсс, всего два коридора не дотерпев до своего кабинета. Слова вырвались из него, обдав Мору горячим потоком злости и боли, и дело было вовсе не в магии — в чувствах, сочившихся из обычно блеклого голоса.         — Извинения должен приносить ублюдок, заколдовавший должность, — парировала Мора. — Надеюсь, ваше проклятие попортит ему крови.         — Нашёл бы конструкт его колдовства — проклял бы посильней, — мстительно прошипел Гринграсс, но тут же зябко передёрнул плечами, понурил голову.         Мора набрала в грудь воздуха, открыла рот, — но ограничилась выдохом. Тонкое искусство утешения никогда ей не давалось, и теперь был один из редких моментов, когда Мора об этом искренне жалела.         — Вы не боитесь, — не то спросил, не то констатировал Гринграсс. — Быть рядом со мной.         — Вот ещё я буду вас бояться, — хмыкнула Мора, нарочно придав тону нотку уничижения, чтобы Гринграсс не зацикливался на мысли о собственной опасности. Делала она это вовсе не потому, что Гринграсс не опасен (ещё как опасен, Мерлин свидетель!), а из-за сентиментального желания хоть как-то его поддержать. — Вы себя снова контролируете, я это вижу, да и Дамблдор не отпустил бы вас бродить по школе, если бы считал, что вы можете кому-то навредить.         Гринграсс яростно фыркнул на эту мысль.         — Уже навредил. Моё присутствие в школе было…         — Только посмейте сказать «ошибкой»! Я сама вас прокляну!         Замерев в полушаге, Гринграсс повернулся, уставился на Мору со смесью сомнения и надежды в глазах.         — Это фигура речи, Гринграсс.         Он заметно расстроился. Преодолев последние ярды, притормозил у дверей покоев профессора защиты и отпёр своим ключом. В последний раз.         Прежде Мора не была в этой комнате, но с порога ощутила, что ей не было бы неприятно провести здесь вечер-другой за чаем и интересным разговором. Повсюду высились стопки книг: создавалось впечатление, что Гринграсс стащил к себе за год как минимум четверть школьной библиотеки и не удосужился вернуть ни единый том. Лежали книги не в беспорядке, а чётко рассортированные по темам: руны, чары, проклятия, барьеры, артефакты. Здесь было много хороших изданий, и Мора неосознанно прошлась кончиками пальцев по их корешкам, многие узнавая наощупь; однако по-настоящему внимание её смогла привлечь только тоненькая книжонка, забытая на столике у камина между двух чашек с недопитым чаем. «Le Petit Prince» — что-то на французском, как будто детская сказка.         Гринграсс подошёл и забрал книжицу.         — Разговор?         — Давайте, — Мора огляделась в поисках места, где пристроиться (ноги гудели, поясницу начинало тянуть, и стоять без надобности не хотелось). Гринграсс предложил ей кресло, но сам остался стоять. — Впрочем, у меня к вам не разговор как таковой, а скорее предостережение. Сегодняшняя статья в «Досуге», — Мора замолчала, проверяя реакцию Гринграсса: он дёрнул лицом и, отложив книжицу на каминную полку, скрестил руки на груди, но кивнул. — Эта статья появилась не просто так. Кому-то очень хотелось, чтобы вы вышли из себя.         — Хм.         — И то, насколько далеко этот кто-то готов зайти, чтобы задеть вас, мне совершенно не нравится. Его не смутили потенциальные жертвы среди детей… — она запнулась, остро почувствовав вибрацию в воздухе вокруг. Гринграсс крепко стиснул пальцы, кожа его перчаток заскрипела. — Гринграсс, отбросьте эмоции. Вы тоже аналитик…         — Никогда. С эмоциями я — человек.         Вскинув в непонимании брови: понятия не имела, какого драккла он уцепился именно за это, — Мора предложила:         — Хорошо, оставьте себе свои эмоции, но хотя бы, сделайте одолжение, уберите их подальше от меня. Давайте думать. Кому выгодно, чтобы вы покинули школу?         — Тайнам, — выплюнул Гринграсс с ненавистью.         — Тайнам, — согласилась Мора. — Они хотят заполучить вас слишком давно и слишком сильно, а отказы их, судя по Нотту, только раззадоривают. Выманив вас из-под протекции Дамблдора — какой следующий ход они предпримут? Вашего друга Поттера они уже забрали — кого следующего используют, чтобы добраться до вас?         Отведя взгляд, Гринграсс прикусил губу.         — Поэтому тот вопрос?         Тот последний вопрос, который она задала голосующим. Гринграсс понял его подтекст.         — Я не стану вас уговаривать, — просто сказала Мора. — Лишь предлагаю вам самому прикинуть варианты дальнейшего развития событий и принять взвешенное решение.         — Прикину. И приму, — каркнул Гринграсс и разжал кулаки.         — Тогда у меня всё, — Мора медленно поднялась из кресла, опираясь на подлокотники. — Хотя нет, есть ещё совет: не навещайте Лестрейнджа в Мунго. Я знаю, вам захочется… но не стоит.         Гринграсс неопределённо передёрнул плечами, а затем выпалил на одном дыхании:         — Не занимайте эту должность.         — Ни в коем случае, — пообещала Мора, неосознанно опустив руку на живот. — У меня осталось слишком мало времени, чтобы подвергать себя неоправданному риску.         — Хм? — Гринграсс нахмурился, подался к ней. И ему, своему горе-коллеге, с которым, возможно, больше никогда не увидится, Мора призналась:         — Я точно знаю свою судьбу. Третий ребёнок принесёт мне смерть.         Он вздрогнул. Затем помотал головой.         — Нет.         — Что нет?         — Нет, — повторил он, собрался и выдал более внятный ответ: — Судьба не предопределена.         Лучше бы не выдавал: от его слов Мора, не удержавшись, закатила глаза.         — Вы говорите сейчас прямо как моя воспитанница-маглокровка, — Гринграсс нахохлился, собираясь заспорить, и Мора сочла за лучшее перебить его: — Забудьте. Не знаю, зачем вам это… — она опешила от прикосновения. Гринграсс сжал пальцы на её запястье, заглянул прямо в глаза.         — Нет, — повторил он в третий раз. — Я вам докажу.         — Попыткой убежать от собственной судьбы?         — Я плохо бегаю.         Усмехнувшись, Мора похлопала его по руке.         — Если опять запорете какую-нибудь рунограмму — пишите, помогу по старой памяти.         — Напишу, — отпустив её, твёрдо кивнул Гринграсс: пугающе серьёзный, с дурной искрой в глазах. — Спасибо.         — Пока не за что…         — За всё, — он побуравил её взглядом ещё мгновенье, потом моргнул, разрывая контакт, и принялся чарами паковать свои вещи и книги.         А Мора, выйдя в коридор, закрыла за собой дверь — и покачнулась под весом осознания, что на этом и в самом деле всё. В её школьной жизни больше не будет зубоскальства по поводу и без (как оказалось, беззлобное, оно имеет тонизирующий эффект); не будет переписки о планах на реформацию системы образования; не будет внезапных предложений и безумных на первый взгляд затей; не будет возможности со вкусом покритиковать чужие чуть-чуть не дотягивающие до идеала рунограммы, как не будет и ответных неловких, но искренних попыток поблагодарить.         Гринграсса в Хогвартсе больше не будет.         Она опять осталась одна.