Трилистник. Манёвры

      Часы на стене начали отбивать полночь. Тихо зарычав, Дейдара перевернулся на другой бок, борясь с желанием шмальнуть по часам Бомбардой.         С последним их ударом бал-маскарад должен был кончиться, самый стойкий народ — начать расходиться. Дейдара не стал дожидаться завершения и сразу после фейерверков улизнул в подземелье, в убежище их компании, где намеревался провести ночь. Идти в башню Гриффиндора не было никакого желания: там был риск наткнуться на химе.         Дейдара понятия не имел, что делать с увиденным. Так эгоистично увлёкся своими фантазиями, сперва пошлыми, после возвышенными, и совершенно забыл, что Хината — тоже живой человек с собственным мнением. А ведь для себя всегда громко требовал права жить своим умом и самому решать, что делать и с кем. Двуличный идиот.         Он лежал без сна в темноте, а в уме назойливо крутились слова напарников: неоднократные уколы Сасори и искреннее предостережение Рабастана, что считающий себя самым умным Дейдара рискует однажды довыёбываться. Вот только в его случае, кажется, нет пределов, до которых выёбистость может довести.         Нужно было не теряться в своей голове, а вместо Басти пригласить Хинату на танец.         Нужно было не грубить, а честно сказать, какие чувства она у него вызывает.         Нужно было не сбегать от неё, а сделать шаг навстречу.         Оказался бы он тогда на месте Эшли?..         Дейдара злился на него, пусть понимал, что не должен этого делать. Потому что Хината имеет полное право на выбор — и с чего бы ей выбрать Дейдару вместо внимательного, обходительного Эшли? Вдобавок, Эш не представлял для неё опасности — Дейдара же долгое время был то противником, то вовсе врагом. Его могла бы выбрать ищущая себе на жопу приключений девчонка, а Хината сдержанна, скромна и полна достоинства. На кой чёрт ей бывший нукенин?..         Дейдара ненавидел самокопания, но не мог остановиться.         Мысли роились в голове, будто пчёлы, больно жаля, отравляя. В пустой попытке их отогнать Дейдара завозился, сбивая покрывало, пока не приземлился на спину. Раскинув в стороны руки: левая почти упёрлась в стену, правая свесилась с края лежанки, — он уставился в черноту потолка. Поначалу она была непроглядной, однако постепенно из неё начали проступать силуэты: такие знакомые, так неправильно слившиеся, навсегда отпечатавшиеся в мозгу. Дейдара махнул перед собой рукой в попытке их развеять, но это конечно же не помогло. Перед глазами всё ярче всплывало видение того, как близкий друг походя забирает у него мечту.         А ведь Эшли даже не знал, кто Хината на самом деле, а значит, не мог по достоинству её оценить. Тот же Рабастан знал и мог — и, наверное, Дейдару бы меньше задело, если бы Басти после того вежливого танца увёл Хинату на улицу и поцеловал. С другой стороны, Басти знал и о противоречивых чувствах, которые Дейдара испытывал к химе, пусть они никогда не говорили об этом прямо. Дейдара сомневался, что Рабастан попытался бы сблизиться с девушкой, в которой заинтересован его друг. Эшли же мог банально не быть в курсе, что Дейдара имеет на химе серьёзные виды. Для него Хината была красивой девушкой — а что делать с такими, Эшли знал отлично.         Нужно было сказать.         Нужно было застолбить.         Нужно было…         — Случившееся не изменить, — сердито одёрнул Дейдара сам себя. — С последствиями — разберусь.         Даже если Хината сочтёт Эшли достойным стать её парой?         Даже если это будет означать необходимость отступить?         Даже если в ситуацию ворвётся Итачи?..         — Разберусь! — рявкнул Дейдара в черноту и заставил себя закрыть глаза.  

***

      Полночи Хината не могла уснуть, теряясь в мыслях и чувствах. Её первый поцелуй оказался совсем не таким, как она фантазировала когда-то давно. Впрочем, как фантазировала? Хината доподлинно знала: её первый поцелуй должен состояться на свадьбе, с мужем. От себя тихонечко добавляла: с Наруто-куном, — и кроме этого не смела вольничать, даже думать о том, чтобы пойти против воспитания и традиций. Однако смерть с последующим перерождением в другом мире нарушили план, а нового Хината не составила: не считала нужным, — и продолжила существовать в старой парадигме. Пожалуй, в глубине души верила, что однажды мистер Мальсибер вызовет её к себе и скажет: я выбрал для тебя жениха, который выгоден клану. Самой себе не признавалась — но верила. До сего дня.         Раз за разом прокручивая в голове события, Хината не могла понять, когда и почему воспитание отступило в ней на второй план, уступив дорогу низменным желаниям. Их наличия, пусть стыдилась, Хината не могла отрицать: они бурлили в ней с ночи Белтайна, когда тело впервые осознанно познало возбуждение.         Ах, та ночь… Хината подозревала, чем бы всё кончилось, если бы рядом не оказалось Итачи. И Дейдара не был бы виноват.         Она удержала себя в тот раз, однако желания никуда не делись. В прошлой жизни ничего подобного Хината не испытывала. Или она просто не помнит, что чувствовала годы назад? Ведь Наруто-кун: повзрослевший за время путешествий, возмужавший Наруто-кун с сильными, загрубевшими от тренировок руками, небесно-голубыми глазами и такой яркой, живительной чакрой — не мог не вызывать у неё возбуждения. Быть может, тогда она просто не позволяла себе его признавать, считая порочным, и глушила чувство нереализованного влечения миссиями и изматывающими тренировками? Может быть… скорее всего. Всё же старшей дочери уважаемого господина Хьюга не полагалось возбуждаться.         Теперь же отец далеко, Хината никак не могла навредить его репутации, а те, кто знал её как куноичи из главной ветви клана Хьюга, относились к желаниям плоти, как к чему-то… естественному? нормальному? Итачи их не осуждал, хотя сам, казалось, полноценно проникнуться ими был неспособен. Дейдара же вовсе чуть ли прямым текстом агитировал её поддаваться порывам и пробовать. Вот только…         В ночь Белтайна она сладко замирала от прикосновений Дейдары — сегодня же целовала его близкого друга. И это было так… лицемерно, что Хината с огромным трудом удерживала себя от того, чтобы выскочить из постели и побежать объясняться.         Ей нужно было увидеться с Эшли.         Ей нужно было поговорить с Дейдарой.         Ей нужно было расставить все точки с Реем.         Ей нужно было поставить Итачи в известность о происходящем.         Однако же, представ перед каждым из них, что именно и как она бы сказала? Как объяснила бы брату причины своего распутного поведения? Какими словами дала бы Рею понять, что всегда будет любить его, но только как друга? Что хотела бы донести до Дейдары? Чего ждала от Эшли?.. Ни на один из этих вопросов у Хинаты не было ответа. От стыда за себя ей хотелось провалиться сквозь землю, раствориться, перестать существовать. Так проще, чем объясняться!         Вот только это — желание трусихи. А Хината пообещала себе быть храброй и не отступать перед трудностями.         Сложности добавляло ситуации то, что Хината понятия не имела, каковы «официальные» последствия поцелуя. Означает ли он, что Эшли теперь её парень? Или поцелуй можно счесть позволительной слабостью, порождённой очарованием момента и интересом?.. Впервые Хината пожалела, что в её жизни нет старшей женщины, у которой можно спросить совета в подобных делах. Есть, конечно, Мора-сенсей… Но что-то подсказывало Хинате: наставница на вопросы о поцелуях лишь хмыкнет и прикажет заниматься делом, а не тратить время на ерунду.         На лестнице за дверью спальни гриффиндорских третьекурсниц то и дело раздавались шаги, разговоры и смех: девушки возвращались с бала, кто-то в одиночку, кто-то с подругами. Лили и Гестия пришли в спальню примерно через час после Хинаты, Мэри — ещё позже них. К тому времени все девушки уже спали (Хината — притворялась), но Мэри всё равно отогнула полог каждой из кроватей, проверяя. Когда подруга тихонечко позвала её по имени, Хинате на долю секунды захотелось откликнуться, усадить Мэри рядом и всё-всё рассказать, спросить совета. Но разве могла давать ей советы гражданская девочка вдвое младше? Разум шиноби ответил: нет, — и Хината заставила себя лежать смирно. Ей показалось, что Мэри распирает желание поделиться какой-то новостью. Так и не найдя слушательницу, Мэри тоже улеглась и вскоре засопела, а Хината вновь осталась наедине с терзаниями.  

***

      Дейдара проснулся резко, от щелчка дверного замка: звука, который ни один уважающий себя шиноби не мог проворонить, как бы крепко ни спал. А сон Дейдары вовсе не был крепким — вот он и распахнул глаза, уставился на дверь, заранее ненавидя скребущегося к нему придурка.         Придурков оказалось целых двое.         — А я говорил, что он будет здесь, — сообщил Басти Эшу, подходя поближе к лежанке. — Дей, подъём! Завтрак проспишь.         — Сегодня завтрак поздний, — огрызнулся Дейдара, борясь с желанием запустить в бесяще бодрого друга подушкой. Или Оглушающим. Или сандалией.         — Так ты и поздний проспишь, — Басти взмахнул палочкой — покрывало обернулось водой, и Дейдара вскочил с лежанки, как ошпаренный, отплёвываясь и вытрясая воду из ушей. От этого вида Басти заржал: — Наконец свершилась моя месть за то, что ты меня полгода тиранил! — в него всё-таки полетела сандалия, но Лестрейндж магией перехватил её в полёте и закружил под потолком. — Ты куда свалил вчера после фейерверков? Мне пришлось до самого конца бала заниматься музыкой.         — Как будто у тебя были другие планы, — буркнул Дейдара, избегая смотреть на Эшли, выкладывавшего из карманов на стол Лиама монеты всех цветов и калибров. Закончив с этим, Эш устроился в любимом кресле и затих.         — Быть может, я хотел иметь возможность их завести, — парировал Басти и очередными чарами высушил Дейдару; сандалия при этом со стуком рухнула на пол. Забрав её и бросив на коробку с кимоно, Дейдара принялся натягивать брюки и рубашку. — Ты вчера пропустил веселье. Когда после фейерверков все возвращались в зал, Флитвик и Стебль вместо того, чтобы погнать спать младшекурсников, поймали Забини и Крауча и принялись допытываться, что за представление те устроили. В ответ Барти разразился речью о том, как восторгается профом и как хотел хотя бы на один вечер почувствовать себя таким же «исключительным» человеком и магом. Все, кто слышал, чуть не задохнулись от попыток сдержать хохот. А деканы, представляешь, даже не оштрафовали этого гения!         — Полагаю, его оштрафует лично Гринграсс, — подал голос Эшли. Он водил волшебной палочкой над очками (не своими) и как будто анализировал, то и дело поднимал повыше, чтобы посмотреть через стёкла.         Заметив их, Дейдара застыл, не закончив завязывать галстук.         — Чьи это очки, Эш? — с ухмылкой полюбопытствовал Рабастан.         — Хлои Бенсон, — ответил Эшли, не отвлекаясь от своего занятия. — Вчера забыл вернуть, вот и решил подновить зачарование.         Басти тупил секунд десять. Затем перевёл взгляд на Дейдару, механически затянувшего галстук на мёртвый узел, и осторожно спросил:         — Это ведь не то, о чём я подумал, правда?         — А о чём ты подумал? — уточнил Эшли.         — Что ты её… Ты же с ней не?..         — Почему бы и нет? Хлоя — очень красивая и нежная девушка.         Нежная.         Так вот, что Хината ему подарила: нежность?..         — Эш, — пробормотал Басти, взгляд которого метался от Эшли к Дейдаре и обратно.         — Ты времени зря не теряешь, ага, — интонация вышла деревянной, но Дейдара был рад, что сумел выдавить хоть подобие шутки. Эшли пожал плечами:         — А кого мне ждать? Кроме того, сама Хлоя сказала, что её сердце свободно.         Так она ещё и делилась с ним, что на душе?         Это стало последней каплей, и Дейдара, буркнув:         — Я в душ, — вылетел в коридор.         Он нёсся через подземелья без раздумья, пока на лестнице, ведущей на этаж со слизеринским общежитием, не врезался в Лиама.         — А, Дэвид. Так и думал, что найду тебя здесь, — сообщил тот, потирая ушибленное плечо. — Нужно поговорить.         — Не сейчас.         — Это срочно.         — Лиам, я тебе сказал: не сейчас, — прорычал Дейдара, из последних сил удерживая себя от того, чтобы оттолкнуть друга с дороги. Шелби, впрочем, и не подумал шарахнуться от угрозы в его стойке и тоне — только нахмурился.         — Полагаю, Эшли нашёл тебя раньше.         — Лиам, отъе…         — Идём-ка пообщаемся с ним, — перебил Лиам и, вцепившись в плечо Дейдары, попробовал уволочь в сторону убежища их компании. Дейдара легко стряхнул его руку.         — Если это насчёт бизнеса…         — Насчёт херни, которую творит Эшли.         Это заставило Дейдару тормознуться. Обычно Лиам не позволял себе подобных выражений, но в тот момент был беспрецедентно взбешён: тихо, хладнокровно, но от этого не менее сильно, чем Дейдара с его яркой яростью.          — Пойдём, — Лиам зашагал вглубь подземелий, и Дейдара последовал за ним.         Когда они вошли в логово, Эшли и Рабастан оборвали беседу. Басти порывисто и с надеждой повернулся к двери.         — Дей… О, и Лиам здесь? Вы что, в душе пересеклись?         — Завали, Лестрейндж. У меня разговор к Эшли.         Рабастан вскинул бровь, но Дейдара коротким жестом призвал его к молчанию. Эшли расслабленно откинулся на спинку кресла.         — Что такое, братишка?         — Не смей меня так называть, — прошипел Лиам. — Не хочешь пояснить за чёртов цирк?         — О чём ты?         — О чём? Как насчёт того, для начала, что ты слил Забини мои планы и помог устроить её эффектное появление, — Эшли продолжал смотреть на него с вежливым спокойствием, и Лиам рявкнул: — Не отвертишься! Крауч признался Ади, что у них была помощь!         — О, мисс Гринграсс для тебя теперь «Ади»? Поздравляю!         — Подавись своими поздравлениями! Ты зачем полез к Хлое? Впрочем, дай подумать, — Лиам изобразил размышления, а после продолжил, зло пародируя брата: — Ах, Лиам мешает мне толкать наркоту — надо его проучить! А Дэвид отбивает у меня Басти — надо его наказать!         — Сейчас не понял, — нахмурился Рабастан. Дейдара впился взглядом в лицо Эшли, выискивая правду.         — Надо же, как после всего одного вечера в компании слизеринки у тебя развилось воображение! — подивился тот. Лиам взвился, открыл было рот, но Басти раньше спросил:         — Лиам прав?         — Зачастую — да, однако сегодня у его острого ума явно сбилась наводка логических цепочек, — откликнулся Эшли, но на этот раз не сумел притвориться достаточно правдоподобно. Дейдара заметил в его маске скол: мимолётное движение губ — как будто Эшли хотел улыбнуться. С издевкой. — Побочный эффект разочарования в себе. Ведь все вокруг должны быть глупее тебя, верно, Лиам? Тем более не может Ариадна Забини, девчонка, да ещё и настолько красивая, обойти тебя в хитрости. Как и не может твой слизеринский брат искренне заинтересоваться симпатичной гриффиндоркой, верно?..         — Не пизди, ублюдок.         Эшли оказался на ногах мгновенно, его ленивая весёлость исчезла.         — Как ты меня назвал?         — Ты ублюдок, Эшли, — повторил Лиам медленно, едва ли не по слогам. — Всегда им был и навсегда останешься.         На движение Дейдара среагировал быстрее всех и бросился наперерез Эшли, перехватил его руку. Обогнув Дейдару, Лиам зарядил брату кулаком по скуле; от второго удара Эшли спас Рабастан, обхвативший Лиама поперёк груди и оттащивший. Эш рванулся в попытке всё-таки добраться до брата — Дейдара на рефлексе завернул его руку за спину, лягнул под колено, прихватил за загривок и уткнул лицом в ещё мокрую лежанку.         — Дей, аккуратней! — рявкнул Басти, всё ещё державший Лиама, вившего в его руках ужом.         — Пусти, Лестрейндж!         — Пыл умерь! — Басти встряхнул щуплого когтевранца. — Никакого братоубийства при мне.         — Этот ублюдок мне не брат!         — Да заебали! — взорвался Рабастан. — Чего всем неймётся отказаться от братьев?! Это новый тренд, я пропустил? Так возьмите его и идите на хуй! — он оттолкнул от себя Лиама (тот ударился боком о стол и поморщился), после чего размашистым шагом вышел за дверь.         Смерив брата ненавидящим взглядом, Лиам выскочил следом. Хлопнула дверь.         Эшли требовательно пошевелился, и Дейдара чуть было не разжал хватку быстрее, чем подумал. Вовремя одёрнув себя, наклонился к уху Эшли.         — Объяснись.         — Наши с Лиамом проблемы тебя не касаются.         — Что насчёт наших с тобой проблем, а?         Вместо ответа Эшли зашипел и попытался вывернуться, но был вновь уткнут мордой в матрас. Впрочем, даже придушенный, он не потерял борзости:         — О, что ты, Дэвид? Это было всего лишь дружеское напоминание про личные границы, которые хорошо бы не нарушать.         — Да-а? Ну, тогда лови в ответ моё дружеское напоминание, — Дейдара прижал его к лежанке посильнее, и Эшли судорожно вздохнул: металлическая оправа очков больно впилась в разбитую братом скулу. — Держись подальше от Хлои.         — С чего бы? Разве она твоя собственность?         Сердито цыкнув, Дейдара занёс кулак — и застыл, неспособный исполнить такое понятное, привычное действие.         Любого другого он уже заставил бы за подобные выверты собирать по полу зубы. Но отпиздить Эшли… От одной мысли об этом рокочущая ярость Дейдары как будто наткнулась на непробиваемую стену. Потому что он всеми фибрами души ощущал: если сделает это — раз и навсегда пересечёт черту, за которую не хочет заступать.         Опустив занесённую руку, Дейдара разжал кулак, попятился. Эшли поднялся и развернулся к Дейдаре лицом, не выпуская из вида. Поправив очки, он убрал со лба намокшие волосы, стал неспешно расправлять складки на рубашке — и этим демонстративным спокойствием бесил так осознанно и вдумчиво, что, будь Дейдара собой-малолеткой, непременно б сорвался. Теперь же показательное хладнокровие Эшли его, наоборот, отрезвило. По крайней мере, до желания убраться подальше от Эша прежде, чем дело примет совсем дурной оборот.         — Ты меня услышал, — процедил Дейдара и направился к выходу. Уже на пороге он вспомнил и, взмахнув палочкой, приманил к себе в руку очки Хинаты, так и лежавшие на подлокотнике кресла.         — Как раз хотел попросить тебя передать их Хлое, — сказал ему в спину Эшли, и Дейдаре стоило героического усилия не развернуться и не врезать другу.  

***

      Спускалась на завтрак Хината в одиночестве и тревожном предвкушении сложного дня. Ночные размышления практически ничего не дали, кроме недосыпа и головной боли. Вдобавок, только с утра она поняла, что за треволнениями вечера совершенно забыла про свои очки — они так и остались у Эшли, и Хинате пришлось идти через всю школу, завесив глаза чёлкой и старательно глядя себе под ноги. Зато с первостепенной задачей стало проще определиться.         Перехватить Эшли до завтрака казалось самым простым способом, поэтому Хината задержалась в холле. Тактически скрывшись в полутени прилегавшего к вестибюлю коридора, она наблюдала за слизеринцами, поднимавшимися из подземелий. Вот стайка младших девочек, без умолку трещащих о бале. Вот светящаяся самодовольством Ариадна Забини, вновь в окружении поклонников. Вот спешащие на завтрак Эван Розье с компанией. Вот довольные, пусть отчётливо невыспавшиеся, ребята из квиддичной команды, перебрасывающиеся шутками, среди них громче всех хохочет Корбан Яксли. Вот беспокойное трио первогодок: Бартемиус Крауч и Честер Бёрк что-то наперебой говорят Криспину Паркинсону, который выглядит расстроенным…         От наблюдений отвлёк Рабастан: широким летящим шагом он пересёк холл, но в направлении не Большого зала, а ведущей на верхние этажи лестницы, по которой поднялся быстро, через ступеньку. Почти сразу за ним из подземелий вышел Лиам, раскрасневшийся и взъерошенный, и тоже взлетел наверх, проигнорировав трапезную. Хината проводила обоих удивлённым взглядом, гадая о причинах такого поведения друзей Дейдары. А затем появился он сам — и Хината выступила из убежища, напряжённо подалась к товарищу: так отчётливо от него несло с трудом сдерживаемой жаждой крови.         Благо, он заметил Хинату, сам подошёл.         — Дэвид, что?..         — Держи, — буркнул Дейдара и сунул что-то Хинате. Это оказались её очки.         — Спасибо, — смутившись, пробормотала Хината и быстро посадила оправу на нос. — Но как они оказались у тебя?         — Неважно, да. Просто не бросай их больше где ни попадя.         — Не буду, — пообещала она, рассматривая товарища. С ним творилось что-то странное, и Хината на ходу скорректировала план. — У тебя есть время? Я хотела бы с тобой поговорить.         — Потом. Сейчас мне срочно нужно что-нибудь уебать. И не ходи за мной, — отрезал Дейдара и ушёл к выходу из замка. А Хината так и осталась стоять в стороне от людского потока, несчастная и растерянная.         — Хлоя, вот ты где! — к ней подошли подруги: Мэри лучилась довольством, Гестия улыбалась себе под нос, а вот Лили выглядела слегка раздосадованной. — Мы тебя потеряли! Или ты нарочно сбежала?         — У меня были дела, — обтекаемо ответила Хината, стараясь не слишком очевидно коситься на двери замка.         Глаза Мэри заблестели.         — Я кое-что слышала… — начала она, но Хината перебила:         — Пойдёмте завтракать?         — Умираю с голода! — уловив её настроение, поддержала Лили и взяла Хинату под локоть.         В Большом зале собралась едва ли половина школы. За полупустыми столами сидели преимущественно младшекурсники, обсуждая прошедший бал и планы на воскресенье; редкие старшие студенты поминутно зевали, но переговаривались с азартом и возбуждением, не оставлявшими сомнений: сплетничают. Догадавшись об этом, Мэри потянула подруг поближе к гриффиндорским старшекурсницам, с которыми немедленно ввязалась в жаркое обсуждение.         Сев между Лили и Гестией, Хината механически придвинула поближе пиалу с овсянкой, но не смогла впихнуть в себя ни ложки. Вдобавок, она почувствовала на себе чьё-то внимание и подняла голову. Как оказалось, на их компанию смотрела профессор МакГонагалл: декан словно ощупывала взглядом каждого подопечного за столом, отдельно отмечая отсутствующих. Их, наверное, ждало более пристальное внимание за обедом. Не считая профессора МакГонагалл, преподаватели выглядели довольными жизнью и вели свои разговоры; отсутствовали только Мора-сенсей (ещё накануне она уехала по делам домой), пожилая прорицательница профессор Ваблатски и профессор Гринграсс. Отвернувшись от преподавательского, Хината обвела взглядом стол Слизерина, но никого из тех, кто был ей нужен, не нашла. Зато заметила всех трёх старост школы (в смысле, Роксану и Гектора в компании Евы), о чём-то шушукавшихся, сблизив головы, необычно довольного Регулуса Блэка и составлявшего яркий контраст ему Северуса, ломавшего булочку так, словно та нанесла ему личное оскорбление.         Смотревшая в ту же сторону, что и Хината, Лили шумно выдохнула и поделилась:         — Он обиделся на меня за то, что я пошла не с ним, а с девочками. Глупо, правда?         — Скорее по-ребячески.         — Точно! Я ему привела пример: мы же с Гестией и Мэри не обиделись на то, что ты пошла на бал не с нами, а с Дэвидом и слизеринцами. А он мне знаешь, что ответил?         — Что?         — «С чего бы ей идти с вами, если её пригласил парень?» — Лили порывисто заправила за ухо выбившуюся из косички прядку. — Как будто дружба между девушкой и парнем выше чисто девичьей!         — Мне кажется, — осторожно заметила Хината, — Северус намекал на другое…         — И это как раз то, о чём Мэри хотела у тебя спросить, — сказала сидевшая по другую руку Гестия. Отложив приборы, она наклонилась к Хинате. — Карен Минчум с Когтеврана сказала ей, что Элли Драммонд видела, как ты целовалась с Эшли Шелби.         Новость поразила её, как неожиданно выскочивший из засады враг. Хината потупилась.         — Я…         — Подожди-подожди! Без меня не рассказывай! — потеряв интерес к старшекурсницам, Мэри отставила тарелку Гестии и легла грудью на стол, чтобы оказаться поближе. Гестия опустила локоть ей на спину и подпёрла голову кулаком, рассматривая вспыхнувшее лицо Хинаты. — Так что-о, это правда?!         — Я бы предпочла не…         — А, так это ты вчера целовалась с Эшли? — бесцеремонно влезла в разговор шестикурсница Сьюзи Кармайкл. Старшие девочки заинтересовались, что отвлекло Мэри, и теперь тоже таращились на всё сильнее красневшую Хинату.         — Не знала, что Эшли переключился на младшекурсниц!         — Мне всегда казалось, ему больше нравится блондинки!         — А я всё надеялась на его роман с одной кудрявой шатенкой, — хихикнула Маргарет Данкан, и девчонки, включая Мэри, засмеялись.         — Скользкий змей, — припечатала Гестия, на что Сьюзи ответила с ноткой мечтательности:         — Зато целуется хорошо! — и её подружки горячо закивали.         В центре их пересудов Хината сидела, низко опустив голову, стараясь лишний раз не дышать. Силы оставили её; конечности заиндевели, как будто вся кровь отхлынула от них и прилила к лицу, а сердце билось затравлено и глухо.         И с чего, спрашивается, она взяла, что её поцелуй с Эшли — это нечто особенное? Ещё и накручивала себя, дурочка: гадала, значит ли их момент близости то, что они теперь в отношениях. Какие отношения! Судя по всему, Эшли ради забавы перецеловал уже все старшие курсы, раз теперь, вот, переключился на младшие…         — Девчонки! Вы видели?! — от своего стола прибежала Элли Драммонд, размахивая журналом в яркой обложке; за нею следовали полдюжины возбуждённо перешёптывавшихся когтевранок и парочка пуффендуек. Забыв про Хинату, гриффиндорки как одна повернулись к этой странной процессии, и Элли торжественно водрузила открытый журнал между тарелок. — Смотрите!         Три мига паузы.         — Ого-о!         — Ах!..         — Ничего себе! — выдохнула Лили, и Хината, чуть приподняв голову, посмотрела, что произвело на всех такое впечатление.         На странице журнала (судя по вычурности оформления, это мог быть только «Ведьмин досуг») красовалась колдография со вчерашнего бала-маскарада: Барти Крауч в образе профессора Гринграсса кружит в танце Ариадну Забини, причём на колдо её платье кажется даже более смелым, чем в жизни.         — «Чему учат в школе», — озвучила Мэри заголовок статьи, обвела обступивших её девчонок вопросительным взглядом, получила в ответ несколько кивков и продолжила чтение: — «Школа Чародейства и Волшебства «Хогвартс» — это место, где юные волшебники и волшебницы Британии постигают азы колдовства. Однако на самом деле школа даёт намного больше, чем общее магическое образование. Именно здесь наши дети живут большую часть года: заводят друзей и соперников, переживают свои первые успехи и влюблённости, усваивают правила поведения в обществе. И нельзя не задаться вопросом: какой вклад в воспитание юных волшебников вносят учителя?         В текущем учебном году преподавательский коллектив Хогвартса претерпел значительные изменения. В отставку вышла многоуважаемая профессор Элдреда Кейлар, последние сорок семь лет посвятившая обучению студентов Хогвартса тонкому искусству рунологии. На смену ей пришла миссис Мора Мальсибер, чьё прошлое темно, а квалификация — спорна (мы уже сообщали нашим читательницам об особенностях этой дамы в статье «Мора Мальсибер — учёный, преподаватель… и лгунья?» от 14 апреля 1974 — прим. ред.). Вторым значимым новичком в профессорском составе стал мистер Рафаэль Гринграсс, получивший пост преподавателя защиты от Тёмных искусств. Окончивший школу всего четыре года назад мистер Гринграсс до лета прошлого года трудился в Отделе правопорядка Министерства магии.         «Да-да, помню такого, — делится Делия Лавгуд, жительница Оттери-Сент-Кечпоул и преданная читательница нашего журнала. — Очень приятный юноша! Всегда был так мил и помогал выяснить, куда запропастились мои совы!»         «С Рафаэлем было очень приятно работать, — рассказывает Долорес Амбридж, обаятельная сотрудница Отдела правопорядка и бывшая коллега мистера Гринграсса. — Конечно, его нельзя назвать душой компании, но те, кто близко общается к ним, многое выносят из этого знакомства!»         На наш вопрос, что именно выносят из знакомства с мистером Гринграссом, мисс Амбридж улыбнулась и ответила «Без комментариев». Так же «Без комментариев» оставила вопрос о мистере Гринграссе его однокурсница Изольда Фоули, которую однозначно можно отнести к числу тех, кто состоит с ним в близком знакомстве.         В Хогвартсе новоиспечённый профессор Гринграсс не изменил своим привычкам и быстро завёл ограниченный круг любимчиков, которых приглашал для дополнительных занятий. Никто не знает, чем именно профессор Гринграсс занимается с избранными учениками и ученицами: эти уроки всегда приватные и строго индивидуальные, проходят в вечерние часы. Чему же молодой профессор учит наших детей?         Что ж, недавно состоявшийся школьный бал-маскарад приоткрыл завесу этой тайны! Теперь мы можем хотя бы предположить: профессор Гринграсс занимается со своими любимыми студентками ничем иным, как танцами! Ведь как иначе объяснить представленную на снимке сцену со школьного бала? Возможно, это новаторская методика подготовки мастеров дуэлинга? Мы надеемся, что партнёрша профессора, несовершеннолетняя студентка пятого курса, вынесет из неё немало пользы…» Вот это да! — воскликнула Мэри, отвлёкшись от чтения. — Наш бал попал в «Ведьмин досуг»!         — Только по-дурацки как-то, — передёрнула плечиками Сьюзи Кармайкл. — Лучше бы написали про костюмы, там, про музыку, про то, какие Эшли и остальные в студсовете умнички, что его организовали. А автор ещё и напутала! Все же знают, что с Забини танцевал не профессор, а…         — Ой, Сьюзи, смотри! — перебив подружку, Маргарет Данкан ткнула накрашенным ногтем в колдографию. — Это же ты на заднем плане!         — Где?!         — О, точно!         — Дайте и мне посмотреть!..         Пользуясь отвлечением девушек, Хината выскользнула из-за стола и поспешила смыться. Никто этого не заметил, даже Лили, вовлечённая Мэри и Гестией в спор, краешек её ли золотого наряда попал в кадр.         Выбравшись в холл, Хината на миг почувствовала облегчение, но быстро нахмурилась. Она остановилась под факультетскими часами, чтобы подумать. Как колдография с бала оказалась в руках репортёров, ещё и настолько быстро? Чего автор этой статьёй добивается? Ещё и в Мору-сенсей опять плеснули грязью…         Все эти мысли разом исчезли из головы, стоило Хинате заметить Рея. Он возвращался с улицы в компании Итачи, своего пса и, неожиданно, Гекаты Паркинсон. Хинату опалило плохое предчувствие, но она взяла себя в руки и подошла.         — Доброе утро.         — Доброе утро, — поздоровалась Геката, красивая, свежая, ничуть не казавшаяся утомлённой прогулкой (а на каникулах в Риме так часто жаловалась на необходимость много ходить!). Итачи нейтрально кивнул. Рей дёрнул подбородком и поспешил заинтересоваться севшим у его ноги Сэром Дунканом. — Как тебе маскарад? К слову, у тебя был очень необычный костюм!         — Спасибо, Геката. Маскарад прошёл… — Хината неуверенно взглянула на брата, но тот продолжал оставаться непробиваемо нейтрален, — нормально. Рей, мы можем поговорить?         — Давай потом? — предложил он, не подняв головы от собаки. — Завтрак уже почти закончился…         — Я возьму тебе еды, — сообщил Итачи и, не дожидаясь реакции, двинулся в Большой зал. Гекате ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Впрочем, напоследок она мимолётно коснулась плеча Рея — мягкий, полный симпатии и поддержки жест, который Хината не могла не заметить: обычно Геката не вела себя настолько фамильярно ни с кем, за исключением, возможно, Ади Гринграсс и младшего брата.         Нехорошее предчувствие только усилилось. Однако отступать было поздно.         — Рей, насчёт вчерашнего нашего разговора…         — Тебе не нужно ничего объяснять, — прервал её Рей неживым, сухим тоном. — Тебе нравится другой парень. Это ничего. И, Хлоя… — он вздохнул, пригладил волосы. — Если в ближайшие несколько дней я не захочу с тобой разговаривать, это не значит, что мы перестали дружить. Я просто не могу сейчас тебя видеть.         И Рей ушёл в трапезную, так и не посмотрев ей в глаза. Сэр Дункан трусцой побежал за хозяином.         А Хината вновь осталась в холле одна, растерянная, наедине с раздраем и мыслями.         Не выдержав их напора, она сбежала на улицу: в объятия солнечного утра, казавшегося блеклым и угрюмым. Ей казалось, что поросшая сочной травой земля уходит из-под ног. За что Рей её наказывает?! Почему не хочет выслушать?! Пусть у неё не имелось готовых реплик, Хината была уверена, что смогла бы объяснить Рею и свои чувства касательно его самого, и ситуацию с Эшли. Ведь под «другим парнем» Рей явно имел в виду его; наверняка Геката поделилась горячей сплетней…         Но ведь — вдруг осознала Хината — это значит, что и Итачи слышал о её вчерашних приключениях. Сердце сжалось, ухнуло в пятки, подскочило до горла и забилось с отчаянной силой. Его реакции, говоря начистоту, Хината боялась больше всех прочих. А он опалил её нейтралитетом — и Хинате теперь представлялось, что эта нейтральность была ледяной, скрывающей осуждение. Потому что химе не положено вести себя подобным образом!         «Но я ведь не химе…» — попыталась робко возразить себе Хината, однако тут же провалилась в болото самокопаний. Её захлестнули все слова, произнесённые когда-то давно отцом, бабушкой и старейшинами клана на тему долга. Под их весом легко было потерять равновесие.         Ноги несли сами собой, и опомнилась Хината, только когда обогнула теплицы и шла обратно по направлению к замку — и очень удивилась, заметив бредущего ей навстречу Эшли. Повесив голову, он смотрел только себе под ноги, бездумно крутя в руке небольшую картонную пачку (наверное, сигарет), и казался полностью погружённым в себя. Но для Хинаты он был последним шансом упорядочить хоть что-то в рассыпающейся жизни, поэтому она переборола природный такт и ускорила шаг.         — Привет, Эшли!         От оклика он вздрогнул, сжал в кулаке пачку и только затем поднял глаза. По его лицу скользнуло выражение, непонятное Хинате, но быстро сменилось более привычным спокойно-расслабленным.           — Привет, Хлоя, — Эшли обозначил улыбку и сунул помятую пачку в карман. — Почему не на завтраке?         — Не голодна. А ты?         — А я собирался инфантильно покурить за теплицами, — ответил он одновременно шутливо и с ноткой серьёзности. Вот только… что-то было не так с его взглядом, позой. Приглядевшись, Хината с тревогой заметила свежую ссадину на его скуле.         — Что случилось?         — Ах, это… — Эшли коснулся скулы кончиками пальцев и, поразмыслив немного, признался: — Мы с парнями повздорили и, кажется, не будем разговаривать какое-то время.         — Ох… — Хината невольно прижала кулачки к груди, разволновавшись. Не она ли в глупости своей стала причиной размолвки друзей?! Наверняка беспокойство отразилось на её лице, потому что Эшли поспешил заверить:         — Ничего страшного! Как раз без отвлечений подготовлюсь к экзаменам, — но Хината ему не поверила.         — Это Дэвид тебя?.. — она вопросительно указала взглядом на его лицо. Эшли пусто улыбнулся и спросил:         — Как насчёт пройтись? Вокруг озера или к лесу?         — Там, где не будет людей! — с чувством выдохнула Хината и тут же смутилась. Эшли, впрочем, отнёсся с пониманием.         — Что ж, тогда в обход замка будет в самый раз. Согласна?         — Угу.         Теперь уже вместе они зашагали по тропинке между теплиц, и на Хинату нахлынула запоздалая неловкость. Ведь считанные часы назад она с этим парнем целовалась — а сейчас спокойно ведёт беседу, соглашается на прогулку. Это нормально? Так можно? И вообще, она ведь хотела с ним объясниться!         Вот только что именно и как объяснять, Хината не имела понятия. С остальными было яснее: у Дейдары нужно выяснить причины его странного поведения, Рею разъяснить, что дружба — это тоже любовь, а перед Итачи оправдаться за то, что так недостойно поддалась порыву плоти. Что же касается Эшли… Он вёл себя так, словно ему не нужно было никаких объяснений; словно в произошедшем между ними не было ничего, выходящего за рамки обыденности. Хотя, быть может, для него в самом деле нет? Что вообще Хината знала об Эшли, чтобы судить?         «Он целуется хорошо!» — захихикал в её голове хор старшекурсниц, и Хината не могла с ними не согласиться.         Но как вообще получилось, что именно ему Хината отдала свой первый поцелуй? Она бросила на шагавшего рядом парня взгляд из-под ресниц. Ни единая черта не роднила Эшли с Наруто-куном, единственным парнем, в которого Хината когда-либо была влюблена. Не было в нём и ярко ощутимой внутренней силы, заставлявшей Хинату трепетать от прикосновений Дейдары. Зато в нём было что-то такое… расслабляющее, комфортное. Приглашающее довериться.         — Забавно: я ведь ушёл из замка потому, что хотел побыть один и успокоиться, — негромко сказал он, не повернув головы. — Но в твоей компании, Хлоя, мне намного спокойнее, чем одному. И думается лучше.         Ах да: ещё, в отличие от подавляющего большинства в её окружении, Эшли умел говорить о своих чувствах, пусть предпочитал этого не делать.         — Я рада быть полезной, — откликнулась Хината и осторожно уточнила: — Ты думаешь о ссоре с друзьями?         — Нет, о годовых экзаменах. У меня есть пробелы в знаниях по нумерологии, а у Лиама совета сейчас не спросить.         — Конечно. С какими ещё предметами у тебя затруднения?         Подумав, Эшли ответил:         — С защитой… собственных интересов, — он невесело усмехнулся. — Ты на меня плохо влияешь, ты знаешь об этом? Рядом с тобой я не могу прекратить жаловаться.         — Ты вовсе не жалуешься, Эшли. Ты делишься.         — А есть разница? — он передёрнул плечами, будто пытался стряхнуть наваждение. — Хватит обо мне. Что приключилось у тебя, Хлоя? Почему пропал аппетит?         После его откровений врать было нечестно, поэтому Хината коротко пересказала сцену за завтраком. На удивление, Эшли отнёсся к ней с юмором.         — О, это намного лучше, чем я ожидал! — засмеялся он в конце рассказа и пояснил: — Я думал, Сьюзи наговорит обо мне гадостей. Ты знаешь, что мы с ней встречались какое-то время? Ну, как встречались? На четвёртом курсе сходили раз в Хогсмид и провели очень неловкий час в кафе мадам Паддифут, после этого две недели ходили по школе за ручку. К сожалению, Сьюзи хотела всё моё внимание, а у меня помимо неё были и Басти, и бизнес. И вот перед очередным матчем, когда мне нужно было работать, Сьюзи закатила показательный скандал. А Басти не менее показательно приклеил её язык к нёбу, — Эшли невинно развёл руками. — После мы целовались много раз, но Сьюзи не забыла, что ко мне прилагается, поэтому в девушки ко мне больше не набивается. Что вовсе не значит, что она не ревнует меня к другим девчонкам. А мне, признаться, нравится подливать масла в огонь.         — Вот как, — пробормотала Хината, старательно рассматривая стайку воробьёв, копошившуюся у стены ближайшей теплицы. Вдруг изнутри к стеклу прижались, заскрежетали по нему тёмные ветки — воробьи, напуганные, вспорхнули и унеслись в сторону леса. Царапнув зачарованное стекло напоследок, ветви отлипли от него, и вновь стало тихо. — Не пойми превратно, но меня поражает, как свободно ты говоришь об этом… этих… — она замялась, не уверенная, какое подобрать определение для его действий. Эшли благодушно подсказал:         — Приключениях? Интригах? Махинациях? — с каждым словом его улыбка расширялась. — Я говорю о них так свободно, потому как мне за них ничуть не стыдно. Всё-таки я никого не обманываю, никому не даю ложных надежд. И, уж если быть предельно честным, я горжусь тем, что стал автором приятных моментов в жизнях всех этих девочек.         — Но разве не лучше быть в отношениях с одним человеком и создавать приятные моменты для любимого?         — На мой взгляд, момент — это момент, сиюминутное желание чего-то приятного, а чтобы заводить отношения, встречаться… Для этого нужно нечто большее.         — Любовь?         — Взаимной симпатии более чем достаточно, — Эшли вдруг остановился, тем самым заставив замереть и Хинату. Его улыбка приобрела шальную нотку, в глазах заискрилась идея. — Раз уж мы заговорили об этом… Ты мне очень симпатична, Хлоя. Мне с тобой хорошо. Поэтому, если захочешь, я с большим удовольствием создам для тебя ещё не один приятный момент.         Хината уставилась на него в неверии.         — Т-ты предлагаешь мне?..         — Стать моей девушкой, — закончил он. Прерывисто вздохнув, Хината помотала головой.         — Эшли, я… нам не следует. Это только ещё больше всех разозлит.         — То есть ты предпочтёшь отказаться от собственных желаний и чувств, чтобы быть удобной? — Эшли вскинул брови, явно намекая на разговор прошлым вечером. — Может быть, ты вдобавок намерена извиняться перед кем-то за то, что не оправдала их ожиданий?         Своим предположением он так точно попал в цель, что Хината, не выдержав, вспыхнула и отвернулась.         — Так ты действительно?.. Ох, Хлоя, — Эшли мимолётно закатил глаза. — Разве ты чья-то собственность, не имеющая прав на собственные решения?         «Как птица в клетке…»         — С оглядкой на кого ты живёшь, принцесса?         — Я же просила меня так не называть, — пробормотала Хината, но Эшли парировал:         — Что поделать, если ты зачастую в самом деле ведёшь себя как принцесса, за которой стоит строгая и требовательная семья голубых кровей? Знаешь, из всех знакомых девушек ты больше всего напоминаешь мне Нарциссу Блэк — помнишь её? Она выпустилась в прошлом году, не думаю, конечно, что вы хоть раз разговаривали… Но она точно так же, как ты, с первого дня в школе ступала осторожно, с оглядкой на мнение семьи. Сейчас точно так же делает Регулус Блэк, когда-то давно — Рабастан… — Эшли запнулся, дёрнул губой и вздохнул, прежде чем спросить: — Неужели Мальсиберы взяли тебя не воспитанницей, а ресурсом?         — Нет, что ты! — воскликнула Хината. — Моё поведение никак не связано с Мальсиберами, уверяю тебя!         Эшли хитро улыбнулся.         — Значит, между тобой и Реем нет секретной помолвки?         — Нет, конечно!         — Тогда не вижу причин, почему ты не можешь стать моей девушкой, — заключил он с напускной, лукавой серьёзностью.         Хината быстро моргнула. Затем ещё раз. Затем ещё раз — и вместе с этим подумала: а почему, собственно, нет?         Тогда же пришла тихая, но чёткая мысль: это нечестно. То, что ни Дейдара, ни Рей не выслушали её, не дали даже возможности объясниться. Как будто лишь их фантазии, мечты и чаяния существовали, а её собственные — нет. Как будто она в самом деле продолжала являться лишь функцией внутри идеальной иерархии клана, где у каждого своя роль и нет возможности для проявления своеволия.         Но ведь это не так. Она ведь больше не Хьюга-химе, а простая девочка Хлоя — такая же, как Мэри, и Гестия, и Лили, и ещё много-много других. У неё нет обязанностей перед кланом, как у Нарциссы Блэк, и Евы Флинт, и Гекаты Паркинсон, — лишь самой себе навязанные принципы, оставшиеся от прошлой жизни, и страх разочаровать брата. Однако разве Итачи когда-либо давал понять, что разочаруется в ней, если она влюбится, заведёт отношения? Нет, никогда.         Что вообще такое отношения? Проводить вместе время, делиться мыслями и разделять моменты жизни, дарить другу друг уют; порой обниматься и целоваться… И, если честно, всё это делать с Эшли Хинате было комфортно. Да, рядом с ним у неё не дрожали коленки, не перехватывало дыхание, а если краска и заливала лицо, то скорее из-за тем, которые они обсуждали. Близость Эшли не грозила падением в обморок. Не хотелось броситься в омут с головой и в нём утонуть, раствориться, отдать всю себя. Но разве это — плохо?         Нет. На взгляд Хинаты, пожалуй, даже хорошо.         Потому что однажды она уже была на краю омута, и от падения её спасло только то, что Наруто-кун был слишком сосредоточен на своих целях, чтобы заводить отношения.         Хината подняла голову, встречаясь взглядом с Эшли. Всё это время он наблюдал за ней, но не пристально, не настырно, давая время подумать, и за это она была ему благодарна. Получив в своё расположение внимание собеседника и время, Хината подобрала правильные слова:         — Я мало знаю о том, что ты мне предлагаешь, Эшли. Для меня это целый новый, неизведанный мир. Но, пожалуй, я доверяю тебе достаточно, чтобы попросить тебя стать моим в нём проводником.         Эшли улыбнулся. Аккуратно взяв её за руку, он погладил большим пальцем тыльную сторону её ладони.         — Обещаю, ты не пожалеешь.  

***

      Эван спешил на завтрак, потому что желал поскорей увидеть утреннюю прессу. Сам он, само собой, не получал «Ведьмин досуг», но за последнюю неделю выяснил, кто из слизеринок его выписывал. Поэтому Эван возглавил свою идущую на завтрак компанию и сам выбрал место за столом: поближе к однокурсницам Селвина и Джагсона, троице абсолютно непримечательных условно-чистокровных дур. Одна из них уже держала заветный журнал.         Вот только, когда Эван, а следом Эйвери, Селвин и Джагсон, сели рядом, девчонки обрадовались и, забыв о журнале, втянули парней в разговор о маскараде. Бесполезные дуры! Заткнуть их хотелось отчаянно, но Эван сдержался и вынужденно узнал, что с одной из этих бледных молей Селвин протанцевал полвечера, а Джагсон и Эйвери чуть было не подрались с группой по-магловски одетых посмешищ. Кому какое дело, когда рядом лежит заветный номер «Ведьминого досуга»!         На дурацком балу студсовета накануне Эван, разумеется, не был. Пытавшимся утащить его с собой приятелям сказал, что предпочтёт провести вечер за подготовкой к экзаменам, а сам прокрался в спальню первокурсников и затаился там, прикрывшись чарами, которым на каникулах научила Белла. В тишине и с интересной книгой (очередным гримуаром из библиотеки Лестрейнджей) время прошло быстро — и вот уже пробило одиннадцать, младшекурсников отправили спать. Мелкий Паркинсон и Бёрк прибежали в спальню почти сразу, окрылённые; вскоре к ним присоединился хохочущий до колик Крауч и принялся что-то рассказывать дружкам. Впрочем, долго мальчикам не пришлось общаться: по глотку воды из графина, куда Эван добавил зелье, — и все трое спят беспробудным сном. Тогда Эван забрал из паркинсоновой колдокамеры плёнку и, никем не замеченный, покинул общежитие. Уже в коридоре подземелья надел маску, сделавшую его неотличимым от любого веселящегося на балу студента.         Той ночью, чтобы пройти через школу, не пришлось даже красться по теням: все стражи порядка были заняты в Большом зале и его окрестностях. Поэтому Эван без проблем добрался до совятни. Подозвав первую попавшуюся школьную сипуху, он привязал ей к лапе мешочек с плёнкой и отправил в Хогсмид: по уговору Белла ждала весточки там. Получив же плёнку, кузина должна была передать её купленной журналистке, которой заранее поручили написать соответствующую статью.         — О-о, смотрите! — манерно протянула одна из дур: та самая, что выписывала «Ведьмин досуг» и привлекла Эвана в эту жалкую компанию. Сложив журнал пополам, девчонка повернула его заинтересовавшей статьёй к сотрапезникам. — «Чему учат в школе», надо же…         — Явно не тому, как одеваться в приличном обществе, — наморщила нос дура, с которой прошлым вечером танцевал Селвин. Тот хохотнул и что-то ответил подружке, но Эван не слушал: его жадный взгляд впился в сопровождавшую статью колдографию. Изображавший профессора Гринграсса Барти Крауч на ней был едва ли отличим от настоящего.         Отвернувшись от принявшейся обсуждать статью компании, Эван усмехнулся себе под нос. Жернова его плана неумолимо вращались, исполнители не подвели, — и на этот раз Эван верил, что задуманное удастся. Всем сердцем верил!         Подумать только! Всего неделю назад Эван понятия не имел, что делать, как исполнить поручение Тёмного Лорда. Конец учебного года неумолимо приближался, а Гринграсс, пусть и ходил разбитый и раздражённый, не спешил срываться и проклинать кого-то из учеников, как того желал Тёмный Лорд. В последние месяцы Эван приложил немало усилий, чтобы помочь профессору высвободить его истинную натуру, тщательно контролируемую, глубоко запрятанную: усилий искренних, но осторожных, потому что ему самому, Эвану, ни в коем случае нельзя было вновь попасть под прицел внимательных взглядов Дамблдора и Отдела правопорядка. И он был осторожен: чётко планировал ходы, действовал через вторые-третьи руки. Больше всего он использовал Барти Крауча: тот, в отличие от подавляющего большинства населения школы, своего кузена не боялся, а потому не стеснялся лезть на рожон — дай только повод. И Эван этот повод дал, когда в начале весны соврал-обмолвился, что Регулус Блэк получает от Гринграсса тайные дополнительные занятия — факт, острым ножом прошедшийся по болезненной гордости Крауча, у которого к Регулусу имелись некие свои счёты. Когда же Крауч потребовал кузена заниматься индивидуально и с ним, тот, конечно же, отказал.         С тех пор Крауч донимал Гринграсса, как только мог: отыгрывал самого дотошного когтевранца на уроках, заваливая профессора вопросами и не давая никому другому на вопросы профессора отвечать; «случайно» попадался ему на глаза в библиотеке и драматично вздыхал над книгами; налетал в коридоре и требовал объяснить какую-то тему, а как-то раз и вовсе в лоб спросил, почему некоторым Гринграсс назначает дополнительные просто так, а усердно работающему над тем, чтобы получить высший балл по его предмету, отличнику отказывает. Последняя сцена была нарочно устроена в момент, когда неподалёку проходила МакГонагалл. Ходил слушок, что после этого выступления Крауча у замдиректора и профессора защиты состоялся весьма неприятный разговор.         Вот только Гринграсс, несмотря на все усилия Барти привлечь его внимание, с потрясающим упорством игнорировал выверты кузена. С тем же Лестрейнджем осенью он так не церемонился: одёргивал, наказывал, даже по мелочи проклинал пару раз. Крауча же он старался не замечать, отгораживаться от него заколдованными дверьми или даже Лестрейнджем. Но Эван видел, что с каждой неделей это давалось Гринграссу всё трудней и трудней.         Эван не мог сказать, что владеет большим количеством информации о родовых особенностях Гринграссов, однако не понаслышке знал, как работают дары магической крови: чем сильнее пытаешься их сдерживать, тем отчаяннее они рвутся наружу. Собственный дар Эвана рвался; рвался и дар Лис, причём куда сильнее, чем у него. Рафаэль Гринграсс же не напрасно считался — это и тётушка Дру говорила, и Белла, и Рудольфус — одним из самых одарённых чистокровных волшебников современности. Что в контексте миссии Эвана означало только одно: если не прекращать давление, его броня треснет — и то, что полезет из-под неё, послужит целям Тёмного Лорда.         Справившись с заданием, Эван собирался спросить у мессира, что именно тот замыслил.         Натравить Крауча на Гринграсса оказалось так просто, что после пары недель от Эвана перестало требоваться периодически подливать масла в огонь: настолько самозабвенно Барти окунулся в игру-конфликт. В какой-то момент той долгой весны Эван даже перестал следить за действиями своей пешки, полностью посвящая себя измышлению новых планов, — и это едва не стоило ему партии. Отвлёкшись на другие потенциальные ходы, Эван едва не проворонил шанс поставить противнику мат.         Озарение пришло неделю назад, в вечер после финала квиддичного чемпионата. Слизерин выиграл, и в факультетской гостиной была шумная вечеринка, одним из ярчайших элементов которой стал Барти Крауч, пародировавший гриффиндорского капитана так артистично и похоже, что даже самые чопорные девицы не могли сдержать смеха. А Эван тогда осознал, наконец, то, что наблюдал уже долгое время: Барти невероятно таланливый актёр. Более того, комплекцией и чертами лица он походил на кузена так отчаянно, что, будь они одного возраста, у не близко знакомых с ними окружающих имелись бы серьёзные проблемы с попытками их различить. Конечно, если присмотреться, можно заметить отличия — но если не присматриваться…         Это открывало не замеченное доселе окно возможностей.         Мозг лихорадочно пустился в работу, генерируя план. Тут же в игру вступил дар — ударил Эвана жаркой волной, и перед глазами соткался образ: темнокожая студентка в белом и бледный профессор в чёрном, танцующие среди толпы. Видения будущего ещё ни разу не врали Эвану.         Дальнейшие действия выстроились в голове сами собой. Не медля и не сомневаясь, Эван подсел к Яксли и после приличного трёпа ни о чём как бы невзначай отметил, как Барти хорош в притворстве и, чуть погодя, как похож он на профессора Гринграсса. Яксли согласился, задумавшись. Эван знал, что за этим последует, поэтому ничуть не удивился, когда от него Яксли переместился к своей подружке Забини: девчонка искала способы обыграть раскинувшего вокруг неё сеть когтевранского грязнокровку Шелби, и Яксли не преминул поделиться с ней зачатком идеи. Забини восприняла её на ура. В тот же вечер она поговорила с Краучем, и он с удовольствием согласился поучаствовать в шалости, которая доставит его кузену хлопот. О деталях готовящейся проделки Эван узнал от самого Крауча, которого за прошедшие месяцы приручил до полного доверия к себе со стороны мальчишки.         В минувшее воскресенье во время похода в Хогсмид Эван воспользовался деревенской почтой, чтобы отправить Белле конфиденциальное письмо с подробностями плана и инструкциями для неё. Кузина ответила на следующий день запрятанным в обычном с виду письме согласием сделать, как он просит. Остальное зависело от выступления Крауча и Забини, ловкости Эвана — и реакции жертвы.         Гринграсс и без того долго сдерживал свою бурлящую под бронёю кровь. Чтобы сорваться, ему нужен был последний толчок — и разве публичная атака в прессе, которую так легко связать с уже не первый месяц доводящим его учеником, не станет идеальным?  

***

      После суматошной субботы идеальное воскресное утро Моры проходило в постели. Накануне они с Реджи посещали ярмарку в городке Харлоу на западе Эссекса, где целый день общались с местными жителями, — и без того нагруженный беременностью организм Моры не слишком обрадовался такому времяпрепровождению. Проспав полные десять часов, после пробуждения она потребовала у эльфов завтрак в постель. На удивление, Реджи решил составить ей компанию.         — Тебе разве никуда не нужно? — спросила Мора, стараясь, чтобы в голос не прокралось слишком много интереса. В последние недели дни её мужа были расписаны практически по часам: были заполнены встречами всех сортов и мастей, на большую часть из которых Мальсибер ни за что не согласился бы ещё каких-то полгода назад. Предвыборная гонка изменила его образ жизни, как полная ставка преподавателя изменила жизнь Моры.         Развалившийся рядом Реджи пожал плечами.         — Лукреция хотела меня на завтрак, но, как по мне, третья встреча с ней за неделю — это чересчур.         — Как-то уж слишком часто Лукреция тебя хочет.         — Меня сейчас все хотят. Всё же моя кампания идёт заметно лучше, чем у многих чистокровных.         — Хвала твоей несравненной харизме, — хмыкнула Мора, наблюдая за тем, как широко, со вкусом зевает муж.         — Скорее уж твоей, — вернул шпильку Реджи, но беззлобно: они оба слишком устали и слишком глубоко провалились в негу свободного от дел утра, первого за долгое время, чтобы препираться всерьёз. Поэтому вместо ответа Мора перевернулась на бок, подставляя спину; тоже перевернувшись, Реджи сцапал её в объятия и привлёк к себе, опустил ладонь на её заметно округлившийся живот. Тёплое дыхание мужа на шее запустило по спине Моры волну мурашек.         Так бы они, наверное, и вновь уснули, если бы не явился эльф с завтраком: яичницей, беконом, бобами, тостами со свежайшим маслом и стопкой периодики на отдельном подносе. Налив чай, домовик с поклоном удалился, а Реджи первым делом взялся за «Воскресный пророк». Без особого интереса порывшись в стопке, Мора поморщилась, наткнувшись на журнал в пёстрой обложке.         — «Ведьмин досуг», Реджи?         — Время от времени в нём публикуют вещи, влияющие на политику, — он постучал палочкой по «Пророку», и тот, подлетев, завис в воздухе перед Морой. — Взгляни лучше на это, тебя развлечёт, — Реджи указал на заметку за авторством Кэрол Вайлдсмит, воинствующей маглолюбки из Шропшира, имевшей в «Пророке» собственную постоянную колонку. Обычно мисс Вайлдсмит писала об одной из двух остро беспокоящих её тем: как плохи застрявшие в прошлом чистокровные и как интересны и прогрессивны маглы. На сей раз, впрочем, дамочка решила высказаться об образовании. Мора не без интереса вчиталась в критику существующей образовательной системы Хогвартса и, пусть практически ни с чем из предложенных реформ не согласилась, вычленила для себя парочку стоящих замечаний.         Пока же она вдумчиво разбирала сочинение мисс Вайлдсмит, Реджи без запала пролистал газеты. В последнюю очередь он взялся за «Ведьмин досуг» с лицом школьника, вынужденного писать эссе по нелюбимому предмету. Мору разобрал смех.         — И кто же выиграл приз за самую обаятельную улыбку в этом месяце?         Реджи ответил не сразу: сперва притворно-вдумчиво просмотрел оглавление, явно готовя шутку. Но вдруг его взгляд потяжелел, брови сошлись к переносице, и он принялся быстро листать страницы.         — Ты ни за что не угадаешь, — Реджи издал неопределённый звук, нечто среднее между смешком и фырканьем, и подсел ближе. Отмахнувшись от «Пророка», он заколдовал «Досуг», и теперь он завис в воздухе перед Мальсиберами. На красочной странице была напечатана колдография, из-за яркости обрамления казавшаяся чуть ли не чёрно-белой; на ней их горе-профессор защиты кружил в танце крайне смело одетую Ариадну Забини. Сопровождавшая колдографию статья так и сочилась стилем незабвенной — Мору передёрнуло от воспоминаний — Риты Скитер.         Дочитав этот опус до конца, Мора закатила глаза и отхлебнула чая. Какой, однако, бред! И, стоит заметить, куда менее острый, ранящий, чем та статья, что Скитер сочинила о самой Море. Складывалось впечатление, что у журналистки не было запала писать мерзости о Гринграссе, — или, возможно, ей было банально страшно слишком активно на него нападать? Всё же репутация Гринграссов не располагала к тому, что переходить им дорогу.         В отличие от Моры, Реджи зачем-то продолжал изучать эти помои.         — Ты знаешь, что за девушка танцует с ним?         — Ариадна Забини, пятый курс Слизерина, — отозвалась Мора. — Весьма способная девочка, к слову.         — Гринграсс занимается с ней дополнительно?         — Насколько мне известно, дополнительно он занимается только с Рабастаном Лестрейнджем. Кое-кто ещё из студентов просился, но Гринграсс всем отказал.         — Понятно, — Реджи кивнул и приманил журнал поближе, чтобы в деталях рассмотреть колдографию. Покосившись на него со скепсисом, Мора принялась за завтрак. — Мне это не нравится, — спустя пару минут заявил Реджи. — Даже если то, на что намекает Скитер, неправда…         — Неправда, конечно. Я скорее поверю в то, что Гринграсс хочет на крови девчонки сотворить какое-нибудь особо мерзкое проклятие.         — Если ты считаешь, что этим заявлением меня успокоила, подумай снова. В любом случае, преподаватель не имеет права так себя вести с несовершеннолетней студенткой.         — Ну так проведи с ним беседу на эту тему. А твоя журналистка сможет потом написать, как Совет попечителей в твоём лице стоит на страже моральных ценностей.         — Это именно то, о чём я сейчас думал, — признался Реджи и вздохнул. Его, как и Мору, не радовала необходимость взвешивать каждый свой шаг на весах политической выгоды.         И всё же после затянувшегося завтрака Мальсиберы отправились в Хогвартс. Выйдя из камина в пустой учительской, они направились прямиком к покоям профессора защиты; вела, разумеется, Мора.         В школе было очень пусто. В такой солнечный выходной большая часть учеников предпочла выбраться на улицу, чтобы насладиться теплом, поиграть-побеситься, сделать уроки. В продуваемых свежим ветром коридорах (многие окна были распахнуты настежь) было не встретить ни живой души, только привидения плыли по своим делам да портреты ходили друг к другу в гости. Оставшиеся в замке ученики наверняка сконцентрировались в факультетских гостиных и библиотеке. Обычное воскресение. Мора уже «предвкушала», как после обеда устроится проверять работы четверокурсников: она задала им перевести большие куски из Эдды, причём каждому свой, чтобы дети не могли друг у друга списывать. Проверять их придётся не один час — но зато по итогу Мора будет точно знать, готов ли её четвёртый курс к экзаменам и кому в оставшиеся пару недель стоит посоветовать заниматься усерднее.         — Напомни мне, — подал голос Реджи, когда они ждали поворота движущейся лестницы. — После лекции Септимы Вектор, ты говорила, Гринграсс повёл её гулять поздно вечером?         — По его словам, провожал обратно в Хогсмид, попутно обсуждая коварные планы на будущее, — Мора в непонимании подняла взгляд на мужа. — При чём здесь это?         — При том, что мне нужно знать, если ли хоть доля вероятности, что Гринграсс может оказаться тем, кем его выставляет Скитер.         — Похитителем дамских сердец? Реджи, ну что за бред! Ты же видел того Гринграсса.         — Внешность бывает обманчива, — заспорил Мальсибер. — Кроме того, не мог же он совсем ничего не взять от крови Малфоев.         В ответ на это из глубины памяти всплыл образ хрустального фиала с выжженной на боку датой «21.10.1973». От запертого в нём воспоминания в сознании Моры остался лишь отголосок страха — но и его хватило, чтобы поёжиться.         «Тебе здесь не место…»         О да, Рафаэль Гринграсс кое-что получил в наследство от своей матери: мощь разума, делавшую его проклятия уникальными. Никто не колдовал так, как он. Он разлагал все, чего касался без должного самоконтроля: материю, чары… волю. Если бы не инстинкты, не опыт и не выучка Моры, всего одна фраза из его уст, брошенная в момент потери контроля, навсегда изгнала бы её из Хогвартса.         «Тебе здесь не место…»         Мора не рассказала о том происшествии Реджи тогда, не собиралась и теперь. Тогда — потому что не вспомнила ещё, как доверять свои беды за годы разлуки ставшему практически чужим мужу; теперь — не хотела ставить под угрозу то шаткое взаимопонимание, что начало устанавливаться между ней и Гринграссом. Теперь, узнав его чуть лучше, Мора верила, что те острые слова-проклятие вырвались у Гринграсса от усталости и обиды, а не от искреннего желания навредить.         «Тебе здесь не место…»         — Мора? — Реджи аккуратно тронул её за плечо. — Ты в порядке?         — Да, — она встрепенулась, заученно выпрямила спину. Тяжесть в животе (их с Реджи сын, Ричард) отнимала у неё силу и решительность, на смену им выдавая стыдную сентиментальность. Мора поймала себя на желании взять мужа за руку и увести домой, закрыть Мальсибер-холл для всех тех, кто пытался втянуть Реджи в политику; на желании попросить его плюнуть на Гринграсса и его спорное поведение на балу — пусть лорд Малфой сам разбирается с племянником, он ведь, в конце концов, председатель Совета попечителей! Но раньше, чем предложила глупость, Мора взяла себя в руки. — Это здесь, — остановившись перед нужной дверью, она решительно постучала.         Ответа не последовало. Даже когда Реджи повторил стук дважды, никто не открыл. Мору это порядком удивило: обычно во внеурочное время Гринграсса легче всего было застать именно в его покоях. Неужто решил, как все нормальные люди, насладиться тёплом на улице? Или вовсе ушёл в Хогсмид? А может, Лестрейндж его вытащил подуэлировать в классе защиты?.. Не чувствуя ни малейшего желания искать коллегу по всей школе, Мора вызвала домовика и потребовала найти ей Гринграсса. Эльф, неожиданно, не исчез исполнять приказ, а сходу отрапортовал:         — Профессор Мальсибер, мэм, профессор Гринграсс ушёл в библиотеку.         — Когда?         — Очень недавно, мэм.         — Хорошо, — Мора жестом отпустила домовика и спросила у мужа: — Что скажешь? Подождём его здесь или пойдём вылавливать?         — Я бы не отказался зайти в библиотеку, — подумав немного, ответил Реджи. — Полагаю, в сопровождении профессора меня пустят в Секцию ограниченного доступа? Есть одна книга…         Конец фразы Мора не услышала: его поглотил тревожный звон, производимый словно бы сотней мелких колокольчиков, — сигнальными чарами, завязанными на всех профессоров. Кому-то из студентов угрожала опасность.         — Что-то случилось, — отрывисто бросила Мора, срываясь с места. Реджи бросился следом.         Звон гнал вперёд, через коридоры, по лестнице вниз, с каждой секундой становясь всё пронзительней, заполошней. Когда из смежного коридора на неё внезапно выскочила Блейк, Мора чуть не хлестнула коллегу чарами — вовремя остановила руку, не сбавляя темпа. За Блейк, спотыкаясь, бежал Вектор, его отдышка гремела раскатами грома — но они не были в состоянии заглушить пронзительный звон сигнальных чар.         Завернув за очередной поворот, Мора с отчётливой ясностью поняла: чары зовут в библиотеку. А это значило, что, возможно…         Из ведущего к библиотеке коридора выбежала пара пятикурсниц-когтевранок: испуганные, все в слезах, девчонки не заметили профессоров и проскочили мимо, стараясь поскорей убраться как можно дальше. Мора выхватила палочку и крепко сжала во вспотевшей ладони. Бежавший с ней обок Реджи тоже держал палочку наготове.         Последний поворот.         Резные двери библиотеки были распахнуты настежь. Ни грохота боя, ни криков — лишь вопль чар. Палочка перед собой, шаг, другой, третий — Мора переступила порог библиотеки, вперив взгляд в тускло мерцающий щит, укрывший один из углов. Перед ним, почти вплотную, стоял Гринграсс: ссутуленный, с палочкой в плотно стиснутом кулаке, направленной в пол. Гринграсса трясло. Его лица Мора не видела.         Старый дурак Вектор грозно вопросил:         — Коллега, что здесь?..         Порывисто обернувшись через плечо, Гринграсс по-волчьи зыркнул на него. Зелёные глаза сверкнули, и Вектор захрипел, подавившись словами. Блейк с охом метнулась к нему, поддержала под локоть, — Мора встала перед ними, заслоняя, а перед ней самой глыбой вырос Реджи.         — Профессор, остановитесь! — прозвучал голос из-под щита: голос, полный страха, мольбы и боли. За магической преградой Мора наконец рассмотрела Рабастана Лестрейнджа, растрёпанного, с широко распахнутыми глазами, из последних сил державшего тлеющий щит. За его спиной, зажатые между шестикурсником и стеной, съёжились три совсем маленькие фигурки.         — С дороги, — глухо, ядовито прошептал Гринграсс; от его тона кровь стыла в жилах. Прикусив губу, Лестрейндж замотал головой. Его щит вспыхнул с новой силой, и на этот раз по нему протянулись Тёмные нити, предупреждающе искрящиеся, голодные.         Мора и Реджи обменялись быстрыми взглядами, утверждая тактику без слов. Она знала, что должна сделать; он знал, что должен сделать. Рассчитывать на Вектора и Блейк не имело смысла.         — Прочь! — словно уловив мысли, рявкнул на них Гринграсс — и сердце Моры сбилось с ритма, ноги подкосились, а инстинкты взревели: бежать! Она ведь больше не одна, Мерлин, ей больше нельзя так рисковать!..         Как и во время их первой стычки, Мора подняла ментальный щит, не принимая, отказываясь принимать его слова, — вот только на сей раз голос Гринграсса калёным железом прошёлся по мозгу, выжигая порыв к сопротивлению, выжигая любые мысли, кроме животного порыва убежать, спрятаться, забиться в нору…         — Нет! — рыкнул Реджи, и всем своим существом Мора отозвалась на его голос. В голове слегка прояснилось, и Мора воззвала к Хогвартсу в час нужды, открыла себя для его древней магии, беззвучно шевеля губами.         «Защити меня и моего господина… Защити меня и моего господина… Защити меня и моего господина…»         Ведь в Хогвартсе тот, кто просит о помощи, всегда её получает.         Его тёплая мощь влилась в Мору, дала силы бороться. Рядом с ней Реджи шумно вздохнул, ошарашенный, — в тот момент они были одним целым, их брачные клятвы горели колдовским огнём.         Первым делом Мора просканировала библиотеку: трое учеников с Лестрейнджем, ещё пятеро жмутся за стеллажами в дальнем конце помещения, старая библиотекарша из своей каморки поддерживает чары, защищающие книги от урона. Реджи тем временем выпустил Гринграссу в спину серию атакующих чар — собственный щит Гринграсса пожрал их, не оставив ни искры. Он сам даже не обернулся; зубами стянув со свободной от палочки руки перчатку, Гринграсс длинными подрагивающими пальцами коснулся преграды, отделявшей его от учеников. Тёмные нити, вплетённые в щит Лестрейнджа, пришли в нервное движение, жадно устремились к нему — только затем, чтобы истлеть под ладонью Гринграсса. Следом за ними истлел и щит. Мальчишки за спиной Лестрейнджа закричали — а Рабастан подался вперёд и совершенно по-магловски оттолкнул Гринграсса. Тот попятился, но устоял и ответил чарами, которые не успел заблокировать никто.         Реджи снова попробовал оттянуть его внимание на себя, на этот раз чем-то весьма чернушным. Гринграсса это отвлекло: пришлось отражать атаку специфическим контрзаклятием. Воздух вокруг него загудел, накаляясь. Используя момент, Мора бросилась к Лестрейнджу — Гринграсс попытался отрезать ей путь магической преградой, но Реджи не дал ему закончить заклинание, и Мора добралась до цели. Заслонившись щитом, она опустилась на колени рядом с Лестрейнджем.         Мальчишку рвало. Как видно, он не завтракал, и выворачивало его желчью, к которой примешивалось всё больше крови. Придержав его, Мора рявкнула поскуливающим от страха детям за спиной:         — Не двигайтесь с места!         В её щит не прилетело ни одних чар: Реджи не позволял. Ему попыталась помочь прибежавшая МакГонагалл, но только лезла под руку — Мора крикнула ей про детей в дальней секции, и МакГонагалл побежала за ними. Сама Мора сосредоточилась на Рабастане. Его колотило, кровь пошла из носа и ушей. От боли он был на грани потери сознания, но стиснул зубы, не позволяя себе кричать.         Целителем Мора была посредственным, поэтому сконцентрировалась на купировании проклятия. Спустя десяток драгоценных секунд она смогла нащупать его: чёрную паутину, расползавшуюся по телу мальчишки. Она не стала говорить, что будет больно: сомневалась, что Лестрейндж её услышит. Мора прижала кончик палочки напротив сердца мальчика, и её собственная магия, смешанная с магией Хогвартса, влилась в его тело, находя чёрные нити проклятия, обволакивая их. Они не поддавались, извивались, как змеи, выскальзывая из захвата: Тьма попыталась пожрать магию, призванную выкорчевать её, и будь Мора одна в этой битве, наверняка проиграла бы. Но Хогвартс оказался сильнее. Почувствовав, что накрыла все нити, Мора рванула эту дрянь прочь из мальчишки.         Вот тогда Рабастан заорал.         Мигом раньше в библиотеку ворвался Дамблдор.