Больше, чем политика

Следующие два дня тянулись мучительно медленно. Нервное ожидание превращало каждую минуту в часы, и Жордану казалось, что время остановилось. Он был на пределе, не находя себе места, — беспокойство не отпускало его ни на секунду. Каждые несколько часов он нервно тянулся к телефону, набирая номер Габриэля, убежденный, что Стефан вот-вот выйдет на связь и он должен быть первым, кто об этом узнает. Разговоры были короткими и однообразными: — Габриэль, есть новости? — с напряжением спрашивал Жордан. — Нет, Жордан, — с раздражением отвечал Габриэль. — Как только что-то станет известно, я сразу скажу тебе. Этот ответ никак не успокаивал Жордана. После очередного звонка Габриэль не выдержал: — Жордан, хватит меня отвлекать! Я сам позвоню тебе, как только будут новости! Хотя Жордан и понимал, что Габриэль прав, его беспокойство не утихало. Он заставил себя отложить телефон, но тревога нашла иной выход — сообщения. Теперь, независимо от времени суток, он каждые четыре часа отправлял Габриэлю короткое сообщение: — Есть новости? Жордану было все равно, мешал он Габриэлю или отвлекал его от дел. Ему просто нужно было знать. Невыносимо было сидеть сложа руки, представляя, что где-то далеко Стефан может находиться в опасности. Но телефон молчал. Ожидание стало пыткой: тишина вокруг сдавливала его, наполняя каждый уголок комнаты тревогой и отчаянием. Он винил себя за то, что дал волю обидам и эмоциям, и теперь Стефан был где-то далеко, подвергая себя риску. Каждый раз, когда на телефон приходило уведомление, Жордан бросался к нему, только чтобы обнаружить, что это снова что-то незначительное — сообщение от коллег или новости. На третий день, когда Стефан наконец должен был вернуться в Париж, Жордан уже с самого утра был на грани срыва. Нервы были натянуты до предела, он снова и снова писал Габриэлю, но все его сообщения оставались непрочитанными, сводя его с ума. В голове мелькали самые мрачные мысли, и каждая из них была хуже предыдущей. Он собрал вещи, собираясь выйти на обед, надеясь, что смена обстановки хоть немного облегчит это мучительное ожидание. Но в тот самый момент, когда он взял сумку и направился к выходу, его личный телефон внезапно завибрировал в кармане. Жордан тут же остановился, почувствовав, как сердце сжалось от тревоги. На экране высветился номер, не оставляющий сомнений — звонил Габриэль. Никто другой сейчас не мог позвонить ему. Руки нервно сжались, когда он отшвырнул сумку на диван и тут же схватил телефон. Даже не дождавшись приветствия, он резко спросил: — Есть новости от Стефана? Ответа не последовало — только тяжелое, прерывистое дыхание Габриэля. Жордан замер, чувствуя, как внезапная тревога превращается в страх. Что-то было ужасно неправильно, и это чувство стремительно захлестнуло его, заставив ощутить надвигающуюся катастрофу. Горло пересохло, страх приковал его к месту, но он все же выдавил, почти шепотом: — Атталь, скажи хоть что-нибудь… Но ответа не было. Затем, тихие, полные боли слова Габриэля, разорвали реальность Жордана: — Он в плену, Жордан… Внутри что-то оборвалось. Пустота начала затягивать его мысли, чувства, все, что было его жизнью. Эти слова эхом разносились в его сознании, вытесняя все остальное, погружая его в абсолютное осознание неизбежной катастрофы, которую он не мог ни предотвратить, ни исправить. Он в плену. Жордан попытался сделать вдох, но грудь сдавило так сильно, что он не мог нормально дышать. Ноги подкосились, и он опустился на диван. Все, что тревожило его до этого момента, — волнения, надежды, страх — поблекло перед жестокой реальностью. Казалось, что весь мир сузился до одного факта: Стефан…в плену. Все остальное перестало существовать. Ничего больше не имело смысла. Ему казалось, что он оказался на глубине океана, без воздуха, без света, без спасения, а плотная, холодная вода давила со всех сторон, не давая даже малейшего шанса всплыть. Габриэль громко звал его, словно пытаясь пробиться сквозь толщу этой непроглядной темноты, но Жордан почти не слышал — его сознание погружалось все глубже. Он казался пустой оболочкой, внутри которой бушевала буря эмоций, разметавшая все на своем пути, хотя внешне это выражалось лишь в неподвижности и молчании. Стефан был в плену. И теперь Жордан был пленником этого знания. Его голос, приглушенный и далекий, прозвучал едва слышно и невнятно: — Как… В этот момент что-то внутри него надломилось. Он резко вдохнул, будто только вспомнил, как это делается. Легкие горели, щеки были мокрыми от слез, текущих нескончаемым потоком, которых он даже не замечал. Его пальцы дрожали, кожа на лице горела, а яркий дневной свет невыносимо резал глаза, заставляя сжать веки. Сквозь звон в ушах он наконец уловил голос Габриэля, который звал его снова и снова. Жордан медленно выпрямился, сглотнул ком в горле и, усилием вернув себе самообладание, задал вопрос, который мучил его: — Как это произошло? Габриэль ответил без промедления, быстро и твердо: — Не по телефону. Приезжай в Матиньон, охранники пропустят тебя. И звонок оборвался. Жордан несколько секунд смотрел на погасший экран телефона, в полной тишине. Он понимал, что Габриэль говорил резко из-за спешки, но это уже не имело значения. Все происходящее казалось нереальным, как будто он оказался в кошмаре, из которого невозможно выбраться. Жордан торопливо смахнул слезы, отчаянно пытаясь вернуть себе самообладание. Он машинально поправил одежду, пригладил волосы, стараясь выглядеть собранным, хотя внутри все еще бушевал хаос. Не теряя ни мгновения, он схватил свои вещи и стремительно покинул кабинет. Едва выбежав в коридор, Жордан столкнулся со своей помощницей. Почти не глядя на неё, он коротко распорядился: — Сообщи Марин, что меня не будет до завтра. Она лишь растерянно кивнула, провожая его взглядом, но Жордан не остановился и даже не обернулся. Он стремительно двигался к выходу, едва замечая окружающих. Люди мелькали на периферии его взгляда, сливаясь в одно расплывчатое пятно. На улице он сразу нашёл свою машину. Захлопнув дверцу, он включил зажигание и сорвался с места так резко, что шины пронзительно скрипнули по асфальту. О правилах и взглядах прохожих он не думал. Всё стало неважным. Всё его внимание было приковано к дороге. Голова была пуста от мыслей, сердце — от чувств. Он действовал на автопилоте. Его разум отключился, оставив тело следовать инстинктам. С каждой секундой давление на педаль газа усиливалось, и машина набирала скорость. Жордан знал, что нарушает правила, но это его не волновало. Все эмоции растворились в холодной пустоте — он не позволял себе чувствовать, чтобы не потерять контроль. Добравшись до резиденции премьер-министра, он выбрался из машины и быстрым шагом направился ко входу. Как и обещал Габриэль, охранники не пытались его задержать — они лишь молча кивнули, признавая его, но сохраняли невозмутимость. Их взгляды скользили за Жорданом, но он, погружённый в свои мысли, не обращал на них внимания. В коридорах резиденции стояла тишина, и лишь отдалённые приглушённые разговоры доносились издалека. Сотрудники удивлённо оборачивались, когда он стремительно проходил мимо, сосредоточенный и невозмутимый. Его уверенность и целеустремлённость были настолько очевидны, что каждому становилось ясно — он не остановится ни перед чем. Подойдя к кабинету премьер-министра, Жордан на миг остановился. Взяв себя в руки, он заставил последние всплески эмоций уйти вглубь. Сделав глубокий вдох, он попытался удержать хладнокровие и твёрдо постучал. — Войдите, — раздался знакомый голос. Не колеблясь, Жордан распахнул дверь и вошел, закрыв её за собой. Кабинет, обычно казавшийся холодным и торжественным, был залит мягким дневным светом. Габриэль стоял у окна, его фигура освещалась отражёнными лучами. Услышав звук двери, он обернулся и посмотрел на Жордана уставшими, но серьёзными глазами. — Ты быстро, — тихо заметил Габриэль хриплым голосом.