Как по нотам проиграть

Все кругом ждали выходных. Все, кого он знал в Англии, Лос-Анджелесе и Сан-Хосе, в Денвере, Сан-Диего и Мемфисе, — где бы он ни был (и там, где не был, — тоже, и те, кого не знал, — также): с понедельника по пятницу, с января по декабрь, с того момента, как начинали трудиться, и до своего выхода на пенсию все ждали выходных, отпусков, каникул и праздничных дней.   Мэтт сидел на полу собственной комнаты, и нетерпеливо, в какую-то противоположную от всех сторону, вечно ждал своего выхода на работу.   Родной Пико Ривера в округе Лос-Анджелес, первый этаж, помещение внутри одной из трёх одинаковых наставленных друг на друга газобетонных коробок, соединённых железными лестницами, больше похожими на остатки от строительных лесов. Место, с излишним изяществом обозначенное в объявлении об аренде как «монолитный дом для трёх семей», — вот где он был упрятан от яркости мира в последние месяцы, и где окна его спальни рутинно пытались противопоставить солнцу частокол жалюзи.  У Мэтта не было семьи, тем более трёх, но место ему подходило. Никаких ощутимых минусов, — свобода и квадратный простор в 400 футов.   Были соседи, и тот, что на втором этаже, сегодня снова что-то ремонтировал, ну или косил газон — было непонятно, откуда шëл звук, но в любом случае будильник можно было бы и не заводить. Мэтт щурился на свет и натирал глаза, размазывал всё, что осталось там после сна, прогоняя желание закрыть их обратно, и морщился с неудовольствием.   «Срочно выпить кофе», — сделал мысленную пометку он.  Не менее здорово было бы сходить отлить, умыться, и всё такое, как это бывает после любого человеческого пробуждения, но плотный homo sapiens график сегодня оказался вынужденно нарушен: ещё до того, как осознать в себе какие бы то ни было физические потребности, он соскользнул с кровати на линолеум и растормошил змеиные клубы всех своих проводов.  К утру навигатор должен был быть заряжен, и утро уже наступило, а тот так и остался в статусе «должен был». Поэтому Мэтт встал и искал нужный шнур.  Ощущение, что ты придурок уже с утра пораньше, реально помогало взбодриться, и сегодня его руки плавали по полу, как рыболовные сети, судорожно стараясь исправить положение. Мэтт начал так часто ловить себя на попытках исправить какое-нибудь положение, что вся его жизнь стала похожу на одну такую, и ему только предстояло выяснить, удачная ли она.  Некоторые говорили, что у него феноменальные способности в отношении построения маршрутов, и да, может быть, что-то такое имелось... но Мэтт не хотел научиться удерживать в голове всю систему дорог города, в который даже не собирался возвращаться, до сегодняшнего вечера (и после него), — и уровень заряда навигатора был приоритетом.   Он бережно поднял весь клубок проводов на руки, позволяя точно повторяющему их очертания рисунку остаться в пыли на линолеуме. Разноцветные переплетения вращались в руках, пока вилка нужного USB-кабеля наконец не показалась из своего укрытия. Он вытянул провод, отцепил от него адаптер, швырнул его на пол вместе с остальными бесполезностями и подключил навигатор к ноутбуку. На экране обозначился значок зарядки.  Ничто никуда не торопилось: когда Мэтт заряжал от ноутбука, мог ждать полной батареи часами. Но именно так это функционировало теперь, с тех пор как прикуриватель в его рабочей машине перегорел. Пришлось тяжело вздохнуть по своей утрате, и — ах да — теперь он вспомнил и про покурить.   Список ширился просто на глазах:    1. Кофе  2. Пописать и помыть лицо  3. Сигарета    Мэтт на секунду задумался, прикидывая последовательность, в которой лучше осуществить все свои дела. Под звуки дрели картинка вырисовалась и обросла дополнительными ступенями — тогда ноги в высоких носках зашагали на кухню. Дома не было чайника или кофемашины, и каждый раз приходилось изображать бариста, играясь с газом на плите. Он наболтал кофе в турке и включил конфорку. Огненный обруч, как в цирке, обвил медное дно.   Теперь можно было приступать к остальному, а там и кофе как раз будет готов: вот что Мэтт называл тайм-менеджментом. Он прошмыгнул обратно в комнату нетерпеливее, уже зная, на что потратит следующие несколько секунд: это было ритуальное копошение в карманах джинсов, валявшихся на полу, и улов в виде пачки. Мэтт научился, что жажду никотина стоило учитывать в любом списке дел, потому что, из наблюдений, она вечно перетягивала одеяло внимания на себя; врывалась в его досуг, как таблетница с отсеками «утро», «день», «вечер» и «ночь» у стариков. Так уж вышло, далеко без перекура он бы не ушёл.  Глаза заелозили по поверхностям полок и стола, ниже них; по ковру и снова по линолеуму, между упаковками от еды и сосудистой системой всех устройств, пытаясь отыскать хотя бы одну зажигалку. Мэтт точно знал, что где-то здесь их должно было быть как минимум четыре: он лично покупал новую каждый раз, когда не мог найти предыдущую. Ебаное мироздание, в этом месте было просто невозможно найти что-то без усилий! Вокруг было грязно, на этот раз реально по-настоящему грязно, и кому-то стоило здесь прибраться. Для Мэтта стало привычным делать вид, что этот «кто-то» — не он, но с каждой неделей верилось труднее.  «Ладно, что ж, позже...»  Он упал на диван, продолжая осматривать всё в поисках огонька, и пружина вежливо поприветствовала его толчком в колено. Мэтт потянулся ладонью между затëртыми велюровыми подушками, в таких серо-бежевых голых пятнах больше напоминавших чью-то мошонку, и — бинго! Она была здесь: усатый кактус с маракасами и сомбреро посреди мексиканской пустыни на жёлтом пластике выглядел горячее, чем самому Мэтту когда-либо удавалось. Он повращал колëсико соскальзывающим от пота пальцем несколько раз, убеждаясь, что эта ещё жива. Она оказалась готова поджечь всё, что было нужно ему в этой жизни, и выбор пал на Лаки Страйк.   Он сгрёб их в руку. Заткнул одной штучкой рот.  Один, два, три — вдох — и конец сигареты сияет, как полуденное солнце; дым заливается внутрь и полирует пломбы в зубах; спуск, как на лифте: из ротовой полости — на цокольный этаж, в лёгкие.  Мэтт повертел головой, разминая шею после сна в неудобной позе, и откинулся на спинку дивана. Теперь бойкие пружины сделали вид, что они на своём месте, уже под ягодицами, и Мэтт достойно принял своё испытание йога.  Дрель зазвучала громче с тех пор, как он вернулся с кухни, как будто сначала сосед ещё скромничал, а теперь раскрепостился. Но Мэтт игнорировал. Три, два, один — выдохнул. Дым был перед глазами, и он же путался в волосах. Просто и хорошо.  Возвращаясь к прикуривателю, уже в который раз за месяц он размышлял о том, что стоило бы взять да починить всё, что поломалось в машине, по старой памяти. Но тачка принадлежала его боссу, и он не трогал: ковыряться в ней было бы чем-то вроде как обхаживать чужую девушку, пока тот не платил ему за обслуживание. И их с машиной отношения никогда не переходили из разряда профессиональных...   Ладно, вероятно, Мэтту было просто лень.  Сигарета вертела балетные пируэты, перекатываемая от одного уголка губ к другому, и в этой точке день официально брал своё начало. Так-то платить за ремонт авто никто не спешил: «машины ездят — и ладно», — считал их хозяин. Мэтт знал. Даже если тот не говорил этого прямо. Разговоров о безопасности у них никогда не ходило, ходили разговоры только о нехватке средств. Но вряд ли кто-то на это жаловался, точно не Мэтт. Это было неважно: он любил свою работу — абсолютно идиотски, с придурковатой улыбочкой на лице, всеми фибрами своего нежелания найти что-то пореспектабельнее. Этим утром он ждал её и был типо счастлив.   Он чуть наклонил голову, теперь посматривая на ноутбук с высоты дивана. Тот стоял перед ним на полу и не смотрел в ответ. Мэтт дотянулся до него носком ноги и дотолкал прямой угол раскрытия экрана до тупого. Зарядка снова была в поле зрения: 18%, и каждый — у него под контролем. Значит-таки, всё налаживалось. Ну... помимо висков, гудящих в такт несмолкающей дрели.   Нет, это было просто невозможно!  «У меня утро, чувак, и вот это всё — ваще не круто», — мысленно стал общаться с соседом и его инструментом Мэтт, но всё без толку.  Он раздражённо вздохнул, взглянул на часы, и часы показали двенадцать.  «До судного часа осталось X... ладно, шутка».   Это запланированная поездка в Сан-Диего должна была состояться сегодня вечером. Мэтт перекатился весом на подлокотник, почесал шею, глянув на полосатый из-за жалюзи свет:  «Сегодня же…?»  Погода за окном уже давно не менялась, а календарь над столом застыл где-то в середине июля.   Сегодня был сентябрь. Открытие нового сезона. Школьники отправились на учёбу. Мэтт вытянул голову вверх, пригляделся к просветам в окне — и только тогда мысль о лонгсливе была отброшена. Лос-Анджелес мог очень долго кормить всех одними и теми же температурами, но он до странности несмело привыкал к климату своего штата вот уже второй год, приехав сюда из прохладного Денвера, Колорадо; и вечно ожидал от Калифорнии какое-нибудь предательство.   Так вот, работа на сегодня. Дорога до Сан-Диего должна была занять около двух часов. Ему редко назначали такие большие расстояния без причины, и также редко оглашали её, когда она существовала, но он догадывался: кто-то из коллег ляпнул, что он жил там раньше и типо должен был знать дороги.  Что ж, то было действительно давно: ещё до Денвера, сразу после детского приюта в Англии, в качестве промежуточного пункта его насыщенного турне по Америке... Мэтт ещё не водил авто тогда, не изучал никаких дорог. Он был ребёнком, прилетев туда. И хотя всем, что он там знал, на самом деле была мыльная пена, стекающая по капоту, сегодня факт из прошлого подарил ему этот заказ. Он продолжал думать об этом под рычание чужого ремонта и писк рождающихся на собственной электронной почте оповещений.  «Сегодня всё решится» — и исход, на который пару дней назад Мэтт поспорил с самим собой, либо случится, либо нет. Вот так просто.  Вторая сигарета нырнула в рот, как раз когда среди всего симфонического разнообразия он различил звук своего кипятящегося кофе.   Мэтт бросил мысли, уронил зажигалку в карман джинсов, подскочил с дивана и порадовал этим свой затрепетавший мочевой пузырь.  «Чёрт», — про него он как-то и забыл.  Кофе бурлил. Благоухал на всю комнату. В турке плескался неутончëнный привкус гари.   Мэтт уже хотел было рвануть на кухню, но притормозил в раздумье на несколько секунд, чувствуя, как мочеиспускательная система раздувается до самых гланд; угрожает ему по-крупному, отбросив шутки.   И он растерялся, не зная, куда спешит больше.  Кофе было уже явно не спасти. Честно говоря, всё подгорало постоянно... и, говоря ещё честнее, с таким кофе, как обычно получался, — это было даже хорошо, когда утро начиналось не с него.   Поэтому Мэтт развернулся на пятках и побежал в сторону туалета.    

══════════════════════════ 

  Когда стрелка часов ударила по четырём, Мэтт наспех принял душ и залил в себя стакан холодного прогорклого кофе.     Седьмое сентября две тысячи восьмого года, и бла-бла, — говорилось на фоне.     Он пролил, должно быть, с четверть стакана на свои джинсы, и коричневое пятно повыше его колена сияло, как шоколадная глазурь на десерте, а Мэтт давно не стирал, так что переодеться было не во что.     Сегодня по центральным улицам Лос-Анджелеса проходит демонстрация в поддержку… и бла-бла-бла-бла   С зажатой в руках коробкой из-под дóнатов он стоял, голый по пояс и наевшийся, ещё не готовый выходить. Телевизор орал так, будто возомнил, что по нему крутили рок-концерт десятилетия, а не сводку новостей. Мэтт бросил коробку, убавил звук и двинулся к гардеробу — натянуть на себя какую-нибудь футболку. Спешить, на самом деле, было некуда, но отчего-то он суетился весь последний час. Завтрак остался позади, и обед тоже был окончен. Когда Мэтт оделся, то снова поднял коробку из-под пончиков, сгрëб весь остальной мусор, скопившийся на полу за последние несколько дней, и проводил его в и без того переполненный контейнер. Попытался утрамбовать хрустящие упаковки руками, но в итоге так и не сумел захлопнуть над ними крышку. Стакан с кофейным осадком отправился в экспедицию на вершину посудной возвышенности, торчавшей из раковины, и сорвался вниз, потеряв баланс. Звон цветастых мисок и чашек, наконец, выдернула Мэтта из прострации.  Уборка значила, что заняться стало просто критически нечем, и выйти из дома пораньше было лучше, чем начать засыпать от безделья. Он сунул пачку сигарет в задний карман джинсов. Стоя в прихожей, наклонился, чтобы надеть обувь, и вытер нос ладонью.     На улице по-прежнему было ярко. С мыслями о поездке, полоскаемыми в голове вместо посуды в раковине, Мэтт покидал квартиру. Он выскочил за кустарниковую ограду. Оседлал свой автомобиль. Рванул навстречу солнечному дню, намереваясь ехать быстро…   Так вот, демонстрация по центральным улицам Лос-Анджелеса: она и правда была. И была не только на центральных улицах. Мэтт жил в восточной части ЛА, но она добралась и сюда, — плотная и текучая на дорогах и тротуарах.  Люди в футболках, люди без футболок, люди с плакатами и флагами, кричащие и вскидывающие руки вверх. Кажется, в честь нелегальных иммигрантов, но, вообще-то, чëрт их знает. Плакаты были разнообразными, как записки для Санты в носках на камине. На соседствовавших улицах каждый просил о своём: равные права тем и этим; забрать у людей оружие или, напротив, — снять все ограничения на владение им; не бездействовать в отношении Киры или наоборот — дать ему вершить справедливость; казнить расистов, что-то ещё о чём-то там, и наконец, — пара слов в защиту иммигрантов. Индивидуальным пониманием того, что справедливо, был пропитан каждый лист бумаги и лозунг, и сколько Мэтт этого видел, им никогда не удавалось стоять за одну идею. Удавалось преграждать дороги — это да.  Было действительно жарко. Он приложил бутылку воды, найденную в подстаканнике, к горячим сухим губам, и во рту заструился живительный родник. Второй рукой он сжимал нагретый руль. Толпа повернула с Вашингтон-бульвара на бульвар Розмид, и растянулась до самого магазина автозапчастей Партс-Авторити на конце улицы. Мэтт объезжал бесконтрольно слоняющихся по проезжей части людей вместе с другими автомобилистами, всё порываясь просочиться сквозь них. Никак не получалось найти объездной путь, который не влепил бы его в пробку. Сегодня время в запасе было, но провести его хотелось точно не в застоявшемся потоке машин.  Он так давно не был в Сан-Диего, чёрт возьми! Два часа на дорогу, десять минут на заправку — и он снова в городе своей оставленной юности. К этому моменту своей жизни Мэтт успел и забыть, как неподалёку от него тот был всё это время.   Человек в форме на пересечении улиц делал круговые движения руками, веля идти в объезд, по Данбридж-стрит, и пришлось повиноваться. Мэтт плавно направил авто влево, и облака, прятавшие наготу солнца, улеглись в его зеркале заднего вида.  На уме была парковая зона Бальбоа: громадина, вмещающая в себя самый посещаемый зоопарк в Штатах. В воскресенье, накануне своего закрытия в восемь часов вечера, — должно быть, просто адище, испускающее из жерла тонны народу. Как раз то, что ему и нужно. Мэтт решил, что покружит там и осмотрится, если не просадит свой запасной час в объездах демонстраций, пытаясь выехать из ЛА; оглядит дороги лично, чтобы увереннее петлять вокруг популярнейшего места в городе на обратном пути уже с пассажиром.   Сегодня он был нужен кому-то лишь в семь-тридцать пять, и с точностью до минуты, работа должна начаться именно тогда. Заказ мог разыграться жребием между четырьмя парнями, что водили авто вместе с ним, если бы он не согласился на него в виде поступившего персонального предложения. Но он согласился. Согласился сразу, как только услышал его, не дав себе подумать. Заказ был таким: человека нужно было подхватить у недорогого придорожного кафе в какой-то неприметной дыре на севере Сан-Диего и доставить прямиком к помпезному отелю, что находится в пяти минутах ходьбы от даунтауна и трёх — от залива Сан-Диего. Выглядело, будто по пути кто-то собирался выиграть в казино.  Заказ был привязан к номеру телефона с Лос-Анджелесским кодом. Клиент обозначился одной буквой. Его описание звучало знакомо, но не так, чтобы Мэтт хоть раз слышал похожее раньше за почти год работы с криминальными структурами Калифорнии. Знакомо иначе. Как фотография человека, которого ты больше не знаешь, и который по законам времени уже должен выглядеть по-другому, тем не менее хранящая его устаревший образ неизменным под обложкой альбома в твоей голове. Почему-то, память откликнулась на него, как на объявление о пропаже на фонарном столбе. И Мэтт перебирал совпадения на пальцах вот уже третий день.  Тот, о ком подумал он, с большой вероятностью всё ещё жил в Лос-Анджелесе, занял тут какую-то позицию, ввязался во что-то. Этот человек носил псевдоним на заданную букву и подходил под данное описание внешности, по крайней мере в 2004-ом, когда они виделись в последний раз.    Мэтт ухватился за руль, поддал газу, когда под колёсами пошла улица посвободнее. Если дороги в Лос-Анджеле были похожи на мармеладных червей в пачке, то дороги Сан-Диего выглядели как огромные разошедшиеся молнии на куртке. Он ехал навстречу к ним и думал о том, что с 2004-го его жизнь повернулась на 180 градусов, сделала кульбит, и каким-то образом всё-таки устроилась по-новому.  Нельзя было быть полностью уверенным в своих предположениях: ЛА был немаленьким городом, буква псевдонима была всего лишь одной из двадцати шести букв доступного всем алфавита, а названный цвет волос и стрижка не то чтобы были самыми редкими из возможных. Это была просто догадка, желание интуиции выступить и дать свои свидетельские показания... Вопреки всему, они не казались совсем уж надуманными. Мэтт не то чтобы ожидал, что они окажутся достоверными, скорее так: если бы выяснилось, что он прав, — сильно бы он этому не удивился.  Этот человек, что крутился у него в голове, не имел образования, денег, был несовершеннолетним и несостоятельным в чужой стране, однако пробивным, как отбойный молоток — можно было полагать, что если искать — следы вполне могут указать на его нахождение как раз в какой-нибудь подобной среде.   Мэтт не искал. У него не было веских причин соглашаться на поездку, тоже: даже если он не ошибся в своих догадках, это мало что значило и ничего не давало ему теперь. Он и не ждал, что что-то даст: прошло несколько лет, и он не желал примирения, да и спустя столько времени не то чтобы в принципе держал какие-то обиды; не особенно желал сказать что-то вдогонку, ну или услышать. Решение проспонсировал приступ концентрированного любопытства. Если бы у Мэтта была возможность посмотреть издалека, одним глазком, он непременно воспользовался бы ей, встречаться для этого было вовсе необязательно. Но такой возможности не было: кто-то был скрытным, как сраная зона 51.  И вот он ехал, не зная, что почувствует, если окажется прав, и будет ли разочарован, если не угадал. Затея была глупой, но в конце концов это было просто его работой, и то, что он задумался о заказе чуть больше, чем стоило, никак не меняло дела.  Дорога под колëсами текла, пейзажи за окном менялись, как слайд-шоу. Трассы были его персональной красной дорожкой, и папарацци явно стоило поторопиться, чтобы заполучить кадры его триумфов здесь: мало что могло заставить Мэтта ехать медленно. Так что он ехал быстро.  101-ое шоссе было пустым, как божье благословение; местный бриз обдувал волосы, словно фен. Окно было опущено ниже уровня глаз, и тонировка стекла не мешала наблюдать буйство красок. По левую руку раскинулись жёлто-голубые просторы Кардифф Стейт Бич. Мэтт глубоко вдохнул, надеясь почувствовать запах соли и песка, и его влажный розовый нос повело в сторону окна.  Многочисленные человеческие точки, различимые вдалеке, говорили о том, что осень не спугнула купающихся, а значит, вода была достаточно тёплой. Точки мужского и женского пола, судя по ярким бикини-акцентам, наслаждались своим отдыхом на пляже, и особо не церемонясь, Мэтт сразу начал им завидовать. Мысль о том, чтобы нырнуть в бирюзовую свежесть и дать ветерку обдуть своё мокрое тело, становилась такой заманчивой, если проноситься мимо неё на 70-ти с прилипшей от духоты футболкой.   Но Мэтт не успевал, да и не подумал взять с собой плавки, поэтому дорога уносила его только дальше. Лучи уходящего солнца поблёскивали на пока ещё выключенных вывесках заведений, как будто пытались пробудить их к жизни. Пицца Порт и кафе тайской кухни Бангкок Бэй. Заправка Костко и Ин-Эн-Аут Бургер.  Лос-Анджелес и все дороги, ведущие к нему, были красивыми. Такими красивыми, как Мэтт представлял их себе, живя в Уинчестере, в Сан-Диего и Денвере. Сегодня в их красоте было что-то ностальгическое. Что-то от того дня, когда он впервые приехал сюда со спортивной сумкой подмышкой и знанием, что наконец пришло время тут остаться. Когда его скромное намерение водить машину в первый раз мешалось с этим воздухом, а он ехал и читал все эти вывески, говоря себе, что здесь теперь его дом.  Так и стало, на самом деле. Он считал ЛА таковым. И если бы усыновление не было привязано к людям и штампам в их документах, можно было бы запросто рассудить, что после долгого скитания Мэтт попал под опеку ни кого иного, как этих строгих, опрятных, широкобёдрых Калифорнийских дорог.  Хотелось закурить. Всё время хотелось, и он старался держать себя хоть в каких-то рамках сегодня вечером. Волнение было надуманным, поэтому Мэтт его не слушал. Он давал гулу бархатной скоростной езды заглушить свою тягу, сосредотачивался на дороге, направлял импульсы из беспокойного мозга в ноги на педалях, в руки на руле. Напрягал их. Глубоко дышал.  Мэтт вспоминал о приюте нечасто. Всё как-то не было повода; он старался не зацикливаться на том, что приносило дискомфорт, и в принципе об этом не думать. Кто вообще стал бы вспоминать свою жизнь взаперти после выхода на свободу без особого случая? Приют остался в закоулках черепа чем-то вроде воспоминаний из самого раннего детства: обрывочным и иллюзорным, когда точно неясно, что случилось на самом деле, что было додумано и приукрашено, а что выдумано целиком. Всë это улеглось в голове довольно удачным образом и тихонечко полусдохло. Оно почти никогда не мешало, и Мэтт дожил так до сегодняшнего дня.  Теперь его предвкушение после долгого избегания подобных размышлений казалось каким-то пугающе-неуместным. Словно зародыш, выживший после аборта. Чёрт возьми, всë-таки если он оказался прав... увидеть это лицо было бы так пиздецки интересно, что от чёртовой любознательности у Мэтта дрожали пальцы ног.    

══════════════════════════ 

  Мелло было паршиво.  Крохотные, как распылённые спреем, капельки крови было предельно легко стереть с кожаной поверхности даже рукой: он стоял на достаточном расстоянии во время выстрела, чтобы запачкаться не сильно, но после — слишком спешил покинуть помещение, не позаботившись о чистке.   Не хотелось долго смотреть на труп; содержимое, ещё две минуты назад его наполнявшее, на столе; свои руки, держащие пистолет, и испачканный жилет. Он почувствовал вкус рвоты, взмывающей к горлу, и моментально сглотнул, так и не успев понять, была ли та фантомной, или его и в самом деле так просто могло стошнить прямо во время работы, со всеми нюансами ужина и вещественным доказательством биологического происхождения напоказ.   Каждый раз — как в первый.   Мелло дал себе дышать. Засунул руки в карманы, крепко вцепился в свою пристёгнутую пушку через ткань брюк и спешно вышел из ничем не примечательного до этого дня призаправочного кафе, чья история только что была любезно пополнена увлекательным событием. Убийством.  Пришлось заплатить за ужин в одиночку, так что он не стал оставлять чаевые.  На улице по-прежнему пахло бензином. Встретивший Мелло вечер мало чем отличался от вечера, провожавшего его внутрь: сегодня снаружи было всё ещё по-летнему тепло и приятно.  Четырёхдневная бизнес-поездка подходила к концу, и перед возвращением домой оставалась только завтрашняя встреча в Нью-Йорке, — предел мечтания многих из тех, с кем он был знаком.  Мелло убил человека, и выстрел был стратегическим. Он планировал его уже давно. Конечно, он мог бы и не совершать его в спешке сегодня, но в Лос-Анджелесе говорили, что в Нью-Йорк всегда стоит прилетать с хорошими новостями, так что он постарался: красивый жест перед назначенной завтра церемонией официального посвящения.  Пейзаж размыло влажной туманной дымкой, и свет торчал из воздуха, как летающий объект: не разглядеть ножек фонарей и вывесок. Мелло двинулся дальше от тяжёлых железных дверей кафе, навстречу свету с шоссе, и думал обо всех смертях, что видели его глаза за последний год.  Он был не в состоянии руководить своими вялыми конечностями, но ноги всё равно несли его дальше: успешно справляясь с данной задачей уже целых восемнадцать лет, этим вечером они просто избрали самое очевидное — продолжать в том же духе.  Смерти, с которыми Мелло доводилось сталкиваться, были разнообразными: ужасающие, нечеловечные, или чуть более гуманные на первый взгляд; те, по которым можно восстановить чуть ли не цельную цепочку событий, и те, по которым не ясно совсем ничего. Вызванные разными причинами, исполненные разными людьми, брошенные в разных местах.   Акты насилия — неповторимые, как снежинки в снежном вихре. За исключением того, что в них не было ничего прекрасного.  Со своими убийствами Мелло старался управляться быстро и без возни: пришёл, подчинился паре условностей, задержал дыхание — выстрелил. Если необходимо — избавился от улик.  Он сказал бы, что необоснованная жестокость была ему не близка. Те, ломавшие ногой челюсть перед финальным выстрелом; те насмехавшиеся, харкавшие и справлявшие нужду на лицо, наступавшие ногами на грудь, насиловавшие, — были ему непонятны. Мелло выполнял то, что поручили, с долей брезгливости и презирал тех, кто нет, тех, кто был здесь во имя удовольствия или хотя бы просто получал его, убивая людей. Даже если убитые были точно такими же свиньями. Даже если на своём веку они творили невообразимые уродства.  Он знал, что никто из его коллег не убивает людей только по причине того, что они свиньи. Здесь не было Кир — и не было никакого налёта благородства в намерениях этих людей; просто иногда свинство человека удачно совпадало, подыгрывало или даже было прямой причиной того, что тот насолил кому-то, кому солить не следовало, вот и всё. Так здесь отбирали жизнь одни, и теряли её другие, и происходило это без всякой чести, геройства и красоты.   Теперь всё посинело, обернулось в тень, загорело под луной. Мелло шагал через парковку, и логотип АРКО светился синим на синем.  Опуская подошву на разлинованную ячейками часть асфальта, этим вечером он был уже почти един с мафией, и всё-таки не планировал умирать подобным образом. Он собирался сделать это достойнее.  Мелло шаркнул ногой, шагая с бордюра, хмыкнул своей нескромной мысли... Скромность в принципе никогда не была характерной чертой для его помыслов. В конце концов, всю свою жизнь он собирался совершить нечто великое.   А кое-кому встретить конец достойно уже не удастся.   Мелло сильнее ухватил пистолет в своих штанах. Ряды зубов во рту неприятно сжались, — тесные, как клавиши фортепиано, когда он воспроизвёл в голове картинку: дыра посередине лба, поникший взгляд, и кровь, заливающая филе рыбы, как соус. Удивлённые вскрики и оханья вокруг, — как звон в ушах.   Человек, размазавшийся сегодня по столу, был главой маленькой, но перспективной группировки, неблаговидно поселившейся по соседству с людьми Дона Д. на Западном побережье. И он зря начал посягать на чужое, двигаясь в сторону Лос-Анджелеса.  Что более важно теперь, у человека со стола были дети: во время их прошлой, куда более дружественной встречи, когда под одной крышей сидели ещё Род, Билл и другие люди, он сам показывал всем фотографию своей семьи, хранимую в уютной колыбели бумажника.  Что ж, Мелло искренне жалел эту семью сейчас и пребывал в отвратительном настроении из-за её существования уже несколько дней кряду. Он злился на то, как его рука на курке подрагивала перед лицом этого урода; на то, каким плохим человеком его это делало; на свою чёртову робость перед тем, чтобы лишать детей их родителя.  Но выдохнул и сделал это.   Он знал, что был ничем не лучше остальных, не был облагорожен своей неприязнью к работе перед Богом или хотя бы самим собой: он был убийцей — и неважно, любил он в себе это или нет — он позволял себе испытывать сочувствие или колебание лишь на досуге. Во время работы его пистолету, всё-таки, было всё равно, в кого стрелять.  Оставив этого человека там, Мелло понял, что эти нравились ему чуть ли не меньше, чем жестокие бесчеловечные ублюдки: семьянины. Зачем они находились тут? Что заставляло их сначала заводить кучку любящих людей, а потом идти сюда? Оставаться здесь? В случае чего, семья всегда была самой лёгкой мишенью для шантажа со стороны твоих же собственных партнёров: один неверный шаг — и голова кого-нибудь дорогого сердцу оказывалась на прицеле. Это не было тайной ни для кого.   Мелло знал человека, что рискнул предать клятву и выбрать семью, и он глубоко уважал его за это решение.  Мелло знал и его противоположность — Рода Росса, capo его будущей команды, — тот всегда бросал построение семьи ещё на этапе её задатков, и выбирал Cosa Nostra. Его выбор тоже можно было понять.   Но большинству было всё равно, они совмещали, опрометчиво ставя людей вокруг себя под удар.   Жестокость, легкомысленность в отношении невинных жизней, — всё это было далеко не худшим из того, что они могли себе позволить, и за что не испытывали никакого стыда. Нью-Йоркская Мафия была ярмаркой грехов, а та часть семейства, что уехала устраивать дела в Лос-Анджелес, — её ещё одним недавно открывшимся филиалом.     Люди, с которыми Мелло собирался продолжать работать, были грязными и злыми, отравляли своим присутствием несколько штатов этой страны. Но это было неважно.  Возможность стать одним из них была всем, что Мелло имел, и всем, что его волновало. Завтрашний день был значимым: значимее, чем какой-то либо до него за последние полтора года здесь, и уместнее было бы подумать о нём; всё остальное — лишь его цена.   Шагая по улице, он очень скоро услышал визг шин, донёсшийся откуда-то сбоку. Огляделся. Увидел Понтиак ГТО белого цвета, примерно в ста футах от него мигающий своими фарами. Это был нужный автомобиль: записан в его заметках позавчера и подан из родного солнечного Лос-Анджелеса для его нужд; судя по наручным часам, которые Мелло надел только чтобы свериться с ними в этот самый момент, ровно в срок.   Мелло зашагал быстрее, воздерживаемый от бега только ещё не вполне рассеявшейся после выстрела шаткостью ног, и его волосы откинул назад поток ветра. Он не разжимал пальцев, впиваясь в заткнутое за пояс оружие, будто боялся его потерять, хотя то и было закреплено на нём даже надëжнее самих штанов, и (уж по крайней мере без них) точно никуда оттуда не делось бы. Мелло держался за него, как за точку равновесия, которой очень не хотелось лишиться.   Чаще всего поездки с заказными водителями были вполне сносны. В отличие от простых поездок на такси, водители тут в основном слегка побаивались тех, кого везли, и опасливость приятно ощущалась в каждой их реплике, излишне приправленной уважением. В такой обстановке всегда непроизвольно начинаешь подыгрывать и обретаешь силу, которую в тебе видят, становясь хладнокровнее и вальяжней.   Поэтому, остервенело распахивая дверцу автомобиля настежь, Мелло очень рассчитывал выдохнуть и вновь отыскать власть над своими ногами. Прийти в чувства. Держать лицо.   Вопреки ожиданиям, ноги его при посадке по ощущениям скорее надломились в области коленей.   Он понял сразу. Обрушился на сидение. Губы поджались, склеиваясь в прямую линию:  — Здравствуй.   Лицо напротив не поменяло выражения, флегматически-невозмутимое:  — Здарова.   Это было просто чудовищно! Чудовищно, истерически смешно.  Холодный кондиционируемый воздух окатил лицо и тело. Дыхание в груди на пару секунд стало каким-то непригодным.  Четыре года было позади, и это были совсем не те обстоятельства, в которых Мелло представлял себе их следующую встречу в прошлый раз… В прошлый раз он вообще не представлял её возможной.   Машина времени. Грёбаный дурдом.  Деваться было некуда. Он хлопнул дверью. Кожаный салон обхватил его, одетого в кожу. Четыре молчаливых года негласно, втихую заполнили помещение от пола до потолка, от стёкол до бардачка, и уселись в авто третьим, незваным, пассажиром.   — Рад встрече. — Произнёс Мелло, потому что чувствовал необходимость.  — Да, я тоже. — Сказали ему, но он почти не слышал.  Все первые чувства по поводу этого затуманило спешным стартом — они покатили по дороге. Мелло сразу провалился в молчаливое наблюдение исподлобья.    Мрачная, скорее цвета потемневшей от времени меди, чем рыжая, макушка маякнула перед его глазами на долю секунды, освещённая яркостью пронёсшейся мимо бензоколонки, и снова погасла. Он перевёл взгляд с лица старого знакомого почти без чувств, заискал что-то, позволявшее зацепиться, опустил глаза и нашёл: механическая коробка передач, нижняя часть тела водителя, сопряжённая с автомобилем. Они выехали на трассу. Мелло стал смотреть.   Левая нога провалилась вниз, отчего ляжка, обернутая джинсой, заметно расслабилась на кожаном сидении. Потом — рука на рычаге передач, рычаг — в нейтральном положении. Он топнул по педали другой ногой, как степист. На его джинсах было тёмное запёкшееся пятно, возможно, кровь. Мелло не стал спрашивать.  Он моргнул, а когда открыл глаза, стрелка спидометра уже прыгнула за отметку восьмидесяти, они летели по пустому шоссе. Разгон, как ни странно, показался ему плавнее и неощутимее, чем это бывало обычно.  — Что ты только что сделал? — перебивая позвонки тишине, поинтересовался он.  Со сдерживаемым в интонации удивлением этой встрече, не смеющим выступить вперёд ни на дюйм, прозвучало строго и даже грозно.   — Догазовка, — отозвался Мэтт своим голосом. Своим голосом, только каким-то новым и напуганным. — У меня повреждены синхронизаторы, поэтому. Ну и чтобы нас не швыряло...   Мелло захотелось спросить что-то ещё, чтобы расслушать его. Пока его уши были не знакомы с этим Мэттом и поражены. Он не хотел пугать его.  — Объяснишь технику? Не совсем понимаю. — Прищурил глаза он. Мэтт легонько качнулся, преодолевая спящий полицейский, после чего вытянулся на сидении и выдохнул. Видимо, с облегчением. Он заговорил мягким тоном:  — Смотри: при повышении скорости, особенно резкой, если, ну там, с третьей — сразу на пятую, то вес смещается на жопу машины, и тебя рывком вжимает в сидение, ага?     Мелло озадаченно кивнул, — «ага».  — Это неприятно. И неприятно при таком раскладе не только тебе, — пальцы Мэтта нежно постучали по обрамлению окна, ближе к потолку кожаного салона, — она тоже страдает! — Он спросил: — Ты сам-то ездишь? Знаешь, как переключать передачи?  — Нет. Ну, то есть я катался только на автомате, пару раз. — Не то, в чëм Мелло хотел признаваться.   Приверженцы механики вечно мнили себя просветлёнными шофёрами только от того, что могли пару раз дёрнуть за рычаг.   «Такие, как Мэтт, — подумал Мелло, — они смотрят на „автоматчиков“ свысока, словно это не про какое-то там перещёлкивание скоростей, а полноценный автопилот, ведущий машину за тебя».  Но, вопреки его мыслям, тот продолжил с былым энтузиазмом:   — Короче: обычно при переключении передач мы полностью отпускаем педаль газа и жмём на сцепление, держим его; селектором рубим сначала на нейтралку, потом — на нужную следующую передачу, и только после всего — снова газ. И вот до этого момента, когда мы не давим на газ, обороты двигателя резко падают… Они вот тут, — Мэтт тыкнул в ещё один круг со стрелкой на панели, и Мелло высунул голову из кресла, чтобы посмотреть. — «Тахометр». — Сказал он, растягивая звуки и обводя круг указательным пальцем. — Так вот, если падает до меньше 1800 в минуту — это херово, особенно когда синхронизаторы не варят, как у меня. Составные коробки сильно грузятся. А если быстренько наступить на педаль и догазовать перед тем, как переводить с нейтралки на передачу, это удерживает обороты, так что всё на полном чилле, и можно повыситься аж на две. Во-от.  — Ух ты. — Тихо ответил Мелло, когда он закончил.  Мэтт говорил с ним. Так, будто они разговаривали ещё вчера. Но всё это звучало по-другому.   Он рассказывал спокойно и последовательно, и Мелло заметил, что сменяя чистый британский, которому они все были обучены в приюте, совсем другой акцент сел на его речь как влитой: Мэтт говорил очень расслабленно, не напрягая челюсть, и его мягкие американские «р» выкатывались изо рта следом за тягуче-длинными гласными, а интонации даже на утверждениях вопросительно парили куда-то вверх. Всë объяснение звучало медлительным баритонным размазыванием арахисовой пасты по тосту.  Он разговаривал как многие из тех, кого Мелло встречал в Калифорнии. Как будто он был здесь давно. Как будто он здесь родился.   — Ой! Ты только это… не скажешь своим там? А то у вас же, наверное, и порешать могут за то, что я их на поломанной тачке вожу? — с силой шмыгнул носом он. — Мне, короче, не мешает оно — впадлу чинить… Но я починю. Честно. — Судя по всему, было чем-то вроде извинения.   Мелло помнил всё это: знакомый лексикон и знакомые крупицы надуманных опасений, впрочем, никогда не мешавшие ему всё равно рисковать. Знакомый Мэтт.   Небольшой разговор помог Мелло прогнать первичный шок и растерянность, и он смахнул свои мысли, чтобы ответить:  — Не стоит думать так о моих людях, они не изверги. — Довольно явно им льстя.  — Да, но... — начал Мэтт.  И Мелло прервал его:  — Я не скажу им.  — Спасибо.  Они ехали в тишине и спокойствии, по-прежнему в быстром темпе. Всё за окном было в огнях и скачущих вывесках.   — Хорошо катимся, гладко… — пробубнил Мэтт через пару минут, еле двигая челюстью для извлечения звука. — На выезде из ЛА, в Санта-Фе-Спрингс, дороги побитые, а тут — прямо взлëтная полоса!  Здесь, как и в такси, можно было поболтать ни о чём, но случалось это обычно по инициативе клиента, и держалось только на ней.   Мелло не стал отвечать. Вместо он вспоминал свой ужин: в спину негромко играла популярная музыка из 60-х, салат из стручковой фасоли с чьими-то рëбрышками в местном соусе был подан на симпатичной сверкающей посуде, — забегаловка явно метила на статус чего-то большего все двадцать пять минут, что он провёл внутри. А потом раздался выстрел.   Он не слишком много съел и еле притронулся к алкоголю; второе, наверное, зря.   — О, Эминем. Слышишь? — осведомился Мэтт, утирая нос тыльной стороной ладони.  Впереди стоял светофор. При резком торможении шины издали характерный звук трения с асфальтом. По левую сторону от руля вход в букмекерскую контору, рядом с которой они остановились, был оснащён динамиками, и Мелло ага-кнул.   Они были в черте города теперь, и автомобиль запетлял по нему.   Мэтт делал что-то странное. Приподнимаясь на сидении на долю секунды и падая обратно, он почти целую минуту безуспешно исследовал задний карман своих джинсов рукой в поисках чего-то, позволяя машине излишне занестись на поворотах два раза подряд.   Мелло зажмурился, потирая виски, будто целью каждого заноса неизменно были именно они, и каждый — нещадно скрипел шинами по ним.   К счастью, вырвав наконец помятую пачку из лап кармана, Мэтт сунул в рот сигарету, после чего будто перезапустил машину: движение по дороге снова стало мягким и без рывков.   Воспоминание вспыхнуло и разошлось по голове, как круги на воде: ночь, крыша приюта, кашель, и сигарета в его руке.   Значит, любопытство переросло в привычку. Мелло коротко кивнул самому себе: это было тем, чего легче всего было ожидать от него. Мэтт никогда не казался ему тем, кто стал бы сильно сопротивляться чему-либо, плывя по течению жизни, без хорошей на то причины. И, в некотором роде с сожалением, Мелло не думал, что годы сильно поменяли его в этом плане. По первому впечатлению сегодня он казался тем же.  Он нёсся по пустующим дорогам, как ненормальный, почти не сползая с повышенных скоростей, пару минут до того, как автомобиль всё-таки настиг подъезда к центру и был вынужден притормозить, упёршись в первый внушительный поток машин. Светящиеся разноцветным, вывески за окном наконец перестали сливаться в единообразную тошнотворную кашу, и Мелло смог прочитать на нескольких из них надписи вроде Кофи Ток и Тайди-Гайди. Последняя была прачечной, маскот в виде улыбчивого куска мыла зазывающе распростёр руки рядом с буквами.  Картинка вернула мысли об испачканной жилетке и заставила непроизвольно нахмуриться.   — Хэй, головорез, может, хочешь закурить?   Мелло повернулся на голос, выдернутый из своих мрачных размышлений и чуть ошеломлённый.  Мэтт наконец поджёг сигарету, и первый клуб дыма вышагнул в открытое специально для этого окно:  — У меня с собой есть нормальные. Не те, на которых я сижу, в смысле. В бардачке. — Пояснил он.   — Нет, спасибо. Я не курю.    — Зря. Снимает стресс. Ты, наверное, точно стрессуешь после этого мужи... — Мэтт неуверенно покосился в его сторону, куда-то в область пистолета на бедре, подбирая слова, прежде чем закончил: — ...в своём положении, короче.   Его локоть лежал на опущенном стекле, за пределами салона. Ветер прошёлся по рыжим волосам.  «Он не счёл меня совсем закостенелым потрошителем, а решил, что после убийств у меня всë-таки стресс? Какая прелесть»  Мэтт был прав: это взвинченное состояние было тяжело прогнать даже когда случившееся уже стало прошлым, готовым к документированию, где-то в десятках миль позади; и унять нервы было бы кстати.    Только, по правде говоря, он не должен был говорить о его работе вслух.  Мелло улыбнулся одним уголком губ, коротко заверил:  — Я в порядке. — И Мэтт пожал плечами.  Говорить об убийствах было не принято, никто не называл этих вещей напрямую. Это было одной из причин, по которой мафия смогла просуществовать до сих пор, и ещё хваталась за последние волоски власти даже в век господства Киры: молчание о содеянном спасало жизнь и свободу многим участникам синдиката, чьи машины и телефоны прослушивались полицией годами, и всё равно не выдавали федералам нужных для ареста данных. Мелло знал это из первых уст: на многих из его людей в ФБР хранилось досье: имена и лица, высочайшие риски.  Видно, Мэтт и сам уловил, что сказал не то, и теперь сидел как-то тихо и пришибленно; судя по выражению лица, более проницательно наблюдал дорогу, осуждая то ли всё на ней происходящее, то ли самого себя.   Возобновившаяся тишина принялась возводить в абсолют каждый звук, и больше других выделялось беспрерывное шмыганье носом, — склизкое и хлюпающее, по всему салону.    — Болеешь, что ли? — спросил Мелло, всматриваясь в окно.   — Ага, типо.   — В такую жару?   — Меня это… вентилятором продуло. Наспался под ним, блин.   — А-а. — Мелло понимающе кивнул подбородком, и сказать было больше нечего.  Скорость езды отчасти заглушала тишину на более пустых дорогах. Гул мотора был сравним с пылесосом. Мелло снова охватило странное чувство: мог ли он подумать, что когда-нибудь они будут сидеть с тем же самым Мэттом вот так, и им будет нечего друг другу сказать? Нет. Совсем нет. Мелло и сейчас не хотел думать об этом много, гнал от себя мысли и слова на этот счёт. Продолжать ехать, не обращая внимания, казалось наиболее удачным вариантом предстоящей поездки...    В боковое зеркало он увидел то, что ему не понравилось.  Мелло резко оглянулся. За задним лобовым стеклом конец улицы просматривался немного мутно: из-под моста, как из банки шпротов, выплыли две хищные рыбины, бело-чëрная чешуя, надписи на боковинах.  Он сощурился, аккуратно глянув на водителя. Мэтт смотрел на дорогу впереди себя. Покрышки недовольно скрипнули, и задний бампер хорошенько покосило: он неожиданно снизил скорость и поймал поворот на перекрёстке, мимо которого чуть не проехал.  Они продолжили ехать молча. Мелло точно не понял, заметил ли Мэтт тоже.  Фонари по бокам на этой улице особо не усердствовали. Чёрно-белая пара машин также развернулась следом, — Мелло услышал это по звуку шин; после — увидел в зеркале.   Мэтт громко цокнул языком, сигарета была зажата в его левой руке, правая лежала на руле: он заметил.  Это могло быть и совпадением, но на всякий случай Мелло напрягся, тем более что случай был. Он посмотрел по сторонам с недоверием.  Разрозненные автомобили на двух доступных полосах выстроились в шахматном порядке. Недостаточно свободно, чтобы развить скорость; достаточно забито, чтобы поиграть в змейку.   Водительское окно обеспечивало приток прохладного воздуха в салон. Машина начала обходить торчащие впереди багажники, и Мелло легко покачивался из стороны в сторону, ощущая себя колосом пшеницы на ветру.  Мэтт держал руку на руле расслабленно и вилял машиной, будто не напрягал ничего значительнее мизинца. Наконец, он сбавил газу и накинул палец на поворотник, плавно входя, на этот раз без выкрутасов.    Машины, насторожившие Мелло, остались где-то в жидком потоке позади. Он сделал глубокий вдох, опуская ладони в перчатках на колени и смотря прямо перед собой, и сдержал себя от импульса кинуться к окну справа.  Ещё одна типовая улица оказалась перед глазами: красные, чёрные и серебристые кузова, как разбросанные детальки конструктора на сером ковре шоссе. Невысокие жилые дома, уклеенные заведениями по первым этажам, и собрание белых полос на асфальте.  Мелло хотел верить, что потерял копов из виду насовсем. Но так не случилось.  «О чёрт», — снова на хвосте, будто их переместили в пространстве, полицейские экипажи показались в боковом зеркале. Мелло всё же прилип к нему глазами, когда они стали отчётливыми фигурами, перебив свет фонарей своими фарами.  Совпадения бывали разными, но после некоторых успокоить нервы становилось сложнее.  Машины пристроились за ними в ряду.   Мелло быстро повернул голову к водительскому сидению, и Мэтт тоже посмотрел на него; блики в оранжевых стёклах его гогглов просияли в ответ, как подсветка. Зрительный контакт вышел очень вязким и многозначительным.  Когда впереди показались свободные от пешеходов тротуары, одна из машин плавно провальсировала по дороге на соседнюю полосу, и Мелло понял: все его хлипкие надежды рухнули.  Машина два раза мигнула им фарами. Оба знали, что это значило: она призывала прижаться к пустой обочине. Никто из них ничего не сказал. Их автомобиль продолжил идти.  Мэтт отвёл глаза, быстро напечатал что-то на навигаторе, и сделал это с таким выражением, что Мелло усомнился, не предназначалось ли тайное послание ему. Он стал наклоняться вперёд, чтобы посмотреть на экран, но не успел.  Адский скрип резины тут же вырвался из-под полов, глушитель выплюнул короткий отстрел.   Перед глазами повело, и Мелло ухватился за железную ручку сверху двери. Волосы проскользили по пыльному стеклу. Рука Мэтта выкинулась в сторону, тормозя его в области солнечного сплетения, и не дала улететь далеко вперёд, но Мелло всё-таки въехал головой в кожаную панель на пассажирской двери.  — Извини, — сказал Мэтт, — держись.  Это был ещё один поворот на перекрёстке. Мелло затаил дыхание, предчувствуя всё самое плохое, считая про себя.   Сзади завизжали сирены, и не получилось даже «раз-два-три» — получилось только «раз»:    УИИ-У, УИИ-У, —    За ними последовал идентичный разворот. От мигалок улица раскрасилась в красный и синий.  Мелло резко вжался в сидение:  — Чëрт, чëрт, чëрт! Что теперь?..      УИ-У, УИ-У, УИИ-У    Они были на более широкой и освещённой трассе: восемь полос, рассечённых пополам разделительной, засаженной газоном, с полицейскими авто в нескольких машинах и секундах езды от них.  — Это не страшно. — Сказал Мэтт.  Сирены освистывали их лично, и оторваться от этого было чуть ли не делом чести.   — Ты серьёзно?!  Мэтт не ответил. Он втянул щëки, чтобы высосать последнюю порцию дыма, держа сигарету без помощи рук, плевком катапультировал её на дорогу и поднял стекло. Затем выдохнул перед собой.  Молчаливый навигатор возле панели раскидывал карту Сан-Диего. Отмеченная точка краснела на карте, как натëртая жëстким сапогом мозоль: Мэтт проложил куда-то путь. Это место явно не было конечной остановкой, отелем, раз оно было удалено от побережья, и Мелло не знал, чем тогда оно было, но стал ждать прибытия туда, как будто знал. Он доверял Мэтту в этом плане: должно быть, там сейчас безопаснее.   Он подумал, что стоило бы скрестить пальцы за то, чтобы доехать до туда, вместо Мэтта, потому что руки того были на руле.  Ехать слишком быстро по-прежнему не получалось из-за потока машин. Мэтт объезжал их, маневрируя между рядами, и даже заезжал в карманы остановки общественного транспорта.   Он сворачивал каждый раз, когда видел поворот. Заветное место на карте то приближалось, то отдалялось от них, когда Мелло заметил, что к двум автомобилям преследования прибавился ещё один.   Звук сирен трясся то справа, то слева; машины вокруг уступали копам свои полосы. Волнение отчётливее застучало в грудной клетке. Не ëрзать на сидении становилось сложнее. Самое неприятное должно было уже остаться позади, с нажатием курка, но сидеть в настигаемой полицией машине не было легче, чем убивать.   — Стëкла тонированы, — сказал Мэтт, — можно не переживать.  Он выглядел так, будто сильно старался сказать хоть что-нибудь — главное позитивное — и плевать на то, что тот, кто вызвал эти машины, уже видел Мелло в кафе и передал преследовавшим его приметы.   Мелло скосил глаза вбок, и его лицо напряглось, как скульптура из тяжёлого камня. Не получалось отключиться и перестать слушать сирены — всё внутри сосредоточилось на этом звуке:   УИИ-У, УИИ-У, УИИ...    Он скрестил руки на груди:   — Я переживаю, что нас арестуют.   Мэтт усмехнулся. Причём так, будто ему действительно было весело. Его позиция вызывала много вопросов.  Когда на трассе стало относительно свободно и возможно развить скорость, автомобиль под задницей резко разогнался до 90, затем 100 миль/ч, приближая яркую точку на карте и отдаляя хвост.  Голову Мелло утягивало назад, в спинку кресла, как привязанную за нитку. Машины следовали за ними как-то нерешительно, будто собирались мотать их, пока не кончится бензин.  — Что, не хотят превышать скорость?   — Вызывают ложное ощущение отрыва, — почти крича, ответил Мэтт. Мотор заглушал его слова: — Думают, я расслаблюсь и замедлюсь. Трюк.  Мелло прыснул:  — Ты хочешь сказать мне, что американская полиция, широко известная своей компетентностью, так самонадеянна и глупа?   — Ха! И я скажу тебе, что зачастую это срабатывает, чувак. Кто хочет без толку греть шины? Тут же дело всё равно не в скорости. — Мэтт завертел головой по сторонам, наблюдая то заднее стекло, то боковые зеркала. — Многие американцы, которых я встречал, — глупые и самонадеянные, и многим из них везëт: в бизнесе там, и всё такое. Думаю, не будь они такими, им бы и не везло. — Он широко улыбнулся, шмыгнул носом. — Да и я такой же.   Шум за окнами звучал громче него, и, возможно, Мелло чего-то не услышал. Он не стал спрашивать, что Мэтт имеет в виду. С хвостом тот держал хорошую дистанцию.    110 миль/ч, — говорила панель    Значимость превышения скоростных ограничений скукоживалась в геометрической прогрессии. Голова вжималась в подголовник, и все беспокоившие раньше вечером мысли тоже выветрились.  Мелло уже не думал ни об убитом, ни о его семье, ни о вещах, которые тот так недальновидно вытворил наперекор Роду Россу и стоящим выше него людям, ни о его крови на своей жилетке.  В подобных ситуациях тебя начинали волновать совсем другие вещи.  Четыре года Мелло был довольно далёк от исполнения своего предназначения, но в последние полтора из них начал наконец искать пути обратно, к истокам. Группировка в Лос-Анджелесе была именно тем элементом, при правильном обращении с которым всё задуманное могло осуществиться, и он стремился официально закрепиться за ней.   Мелло уже знал, как станет действовать, окончательно укоренившись там, и сейчас он был готов пожертвовать всем — любой преграждавшей дорогу жизнью — чтобы не аннулировать свой прогресс.     115 миль/ч    Он не мог просто взять и потерять то, ради чего работал. Он думал о том, сможет ли отстреляться от полицейских, если придётся, вглядываясь в мутящееся перед глазами движение за окном. Прощупывал очертания своего пистолета через одежду.    120 миль/ч    На таком ходу здания и автомобили в свете фонарей двигались как бы послойно: полупрозрачные силуэты зависали в воздухе, на миллисекунды оставаясь чуть позади своих стоящих на земле, материальных, проявлений.     Стрелять из этой машины по нескольким движущимся целям было то же, что стрелять по вагончикам американских горок, активно прыгая на батуте в Лунапарке. Мелло ненавидел признавать это, но ситуация была не в его руках. Всё, что оставалось ему — это ждать исхода, и он постарался расслабиться.  Пока их машина казалась недосягаемой. Она ехала быстро и спокойно, полиции видно не было.  Но вид за окном внезапно прояснился. Фонарь навис над шоссе с противоположной стороны, выкрасив дорогу зелёным.   Тело Мелло оцепенело.  Сначала он не понял, что произошло, и почему каждый элемент пейзажа стал различимым. Голову осыпало градом из гудков, — один, другой, пролетающие мимо вместе с автомобилями, уворачивающиеся.  Движение прекратилось.  Мелло подскочил на сидении, смотря за лобовое: машина встала неожиданно, как будто бы аварийно, но трасса впереди была чиста, как только что залитый каток.   — Всё нормально. — Объявил Мэтт.  Он просто так вдавил тормоз.   — Что?! — сдержать крик не получилось. — Что ты делаешь?!   Ещё пара машин объехала их, как грузный труп животного, свалившегося прямо на дороге.    УИ-У, УИ-У    Мелло суматошно огляделся. Навигатор показывал, что место, в которое они ехали, осталось сзади.   — Что, мать твою, это значит?!  Красно-синие мигалки, точно магниты, притягивались к их машине, становились всё ближе — Мелло мог видеть их теперь: копы готовились к торможению следом.  — Всё под контролем. — Ответил голос Мэтта беззаботно.  Это было просто неадекватно.  Сзади затормозили. Звук сирен затаранил уши, как будто играл в собственных наушниках:    УИ-У, УИ-У, УИИ-У    У Мелло перехватило дыхание, и сердце затопало в груди тяжёлыми подошвами:  — Ты будешь стрелять? — спросил он Мэтта повышенным тоном и сполз по сидению, укрывая голову за его обивкой.   Три машины сзади выстраивались в стенку, образовывали ряд, притираясь друг к другу боками.   Мэтт помотал головой:  — Нет оружия.   — В смысле? Что за х..   — Тш, тш, не отвлекай, — он растёкся по сидению, однозначно пытаясь слиться с ним в одно целое. — Я знаю, что делаю. Слушай.   Он даже не удосужился пригнуться, его красная макушка торчала вверх, как палец из дырки в носке.  Он хотел покончить с собой. Покончить с Мелло. Посадить их обоих за решётку.    В зеркале бокового вида металлические двери всех трёх полицейских машин распахнулись настежь, касаясь друг друга, и оформили щит для пространства между авто. Люди в форме, держа своё оружие, сползали из салонов на землю, пока не оказались там все, укрывшись за ними. Оттуда они могли выстрелить в водителя через заднее стекло: сразу на поражение, если вдруг повезёт.   Если не повезёт, то первым выстрелом снести его тонированное стекло, а вторым — им уж точно повезёт.   Полиция брала их машину на прицел. И «всё под контролем», похоже, было у них.  Мелло совсем не понимал, с чего бы Мэтт вдруг решил убить его, но понял, что, как ни странно, его жизнь закончилась именно так. Бежать из автомобиля было некуда. Он упустил момент, когда пистолет мог что-то решить: стрелять по бронированным раскрытым дверям смысла не было.   Жар бросился к лицу: Мелло был мëртв. Вот так просто, в одну секунду, без всяких предпосылок.  Это была обидная развязка, пустая трата жизни: пожизненное заключение — вот что значило быть арестованным для него. И напоследок перед тем, как его скрутят, Мелло решил, что за подобное стоит выстрелить хотя бы в собственного водителя. Для успокоения встревоженной души.     Выйдите из машины держа руки, чтобы я мог их видеть    — Поехали. — Шёпотом с соседнего сидения.    Повторяю: покиньте автомобиль с поднятыми ру…     — Пригнись!    Голос в рупоре расслоился, и часть его осталась позади. Крик Мэтта звенел в ушах. Мелло не видел ничего, только пронёсшийся мимо зелёный фонарь. Он обхватил голову двумя руками и наклонил её к груди.  Автомобиль тряхнуло. Это был разворот на скорости.   Мелло ошарашенно открыл глаза: дорога была односторонней — тут некуда разворачиваться!  Под звук буксования непонятные клоки травы бросились вверх, ударились в окно и снова грохнулись на землю — и в следующую секунду их авто было уже на соседней трассе, двигаясь в противоположном направлении.   Мелло не успел увидеть оставленных полицейских машин. Он не успел даже осознать, что те остались там. Всё за окнами снова поплыло и размазалось, как с приобретением черепно-мозговой в затылочной зоне.  Они снова мчались. Это было чем-то вроде второго рождения. Мелло понял, что их колёса проехались по газону разделительной полосы, чтобы развернуться, уже позже.  Мэтт крикнул что-то про потоптанную рассаду, но уши ещё не слышали, зрение не получалось сфокусировать. Изнутри тело била странная дрожь.  — Сейчас мы сделаем ещё кое-что. — Сказал он вдруг чётче.  Его машина была громкой. Гул стоял в ушах. Быстро и шокировано моргая, Мелло всё же разглядел надпись ТОЛЬКО ДЛЯ ТРАМВАЕВ при повороте.  — Срежем здесь.  Перед глазами растянулась маленькая площадка асфальта. Чуть поодаль было что-то похожее на депо. Машина Мэтта заехала в эту зону так уверенно, будто сама ощущала себя трамваем. Под ногами подпрыгнул железный рельс.  Когда весь небольшой трамвайный путь остался позади, они снова выехали на трассу. Впереди виднелся мост. Огни прыгали по верхотуре, — белые, красные и жёлтые. А потом, как хор ангелов, знакомая мелодия сирен завыла где-то в небе.   Мелло прислушался, тяжело дыша, подтянулся к щели окна. Мелодия быстро удалялась. Они с Мэттом двинулись под высотные своды моста вместе с другими машинами неспешно, но верно.  Сирены звучали над головой, чёрт, это точно были они! Они поехали искать сверху!  Мэтт молчал, пока звук не растворился до конца, чтобы заключить:  — Ну, будем надеяться, что это всё. Хотя они и могут прислать кого-нибудь ещё сюда... Весь воздух, который Мелло потерял, будто разом вернулся в его лёгкие:  — Ахуеть. Ахуеть, Боже! Ха!   — Круто, да? — переспросил Мэтт тоном, будто ему и самому это понравилось.   Машина точно вибрировала после изнурительного забега. Ступни ощущались каменными, стоя на коврике в недвижимом напряжении. Вновь заработал кондиционер, и горячему лицу Мелло стало прохладно. Он сидел и улыбался, как ненормальный, и заметил это не сразу.   — Я так и подумал, что они погонят прямо, а там как раз заезд на этот мост. — Сказал Мэтт после нескольких секунд передышки. — Им во-от сюда. — Он взялся рукой за корпус навигатора, развернул его к Мелло, показал на красную отметку, которую тот уже видел. Потом сбросил предыдущий маршрут и построил какой-то новый. — Там сверху вход в зоопарк... знаешь тут? Должно быть полно народу, пробки…   Мэтт сказал, так и было задумано: даже со своими мигалками им придётся попотеть, чтобы выехать оттуда — они там застрянут.   Хотелось просто смотреть радостными глазами в ответ на всё, что он говорил.  Огни за окном стали праздничными и нарядными. Это была мирная ночь после разрушительного урагана. Несколько секунд в ликующей тишине. Но Мелло не дал салону как следует погрузиться в молчание снова.   — Мэтт. — Решительно позвал он.   — Да? — тон прозвучал отчётливо настороженно, и Мелло опомнился: на работе у того было иное обозначение.   Маски, псевдонимы, — всё это было частью и его жизни тоже. Но ему показалось, это было уже не так важно, когда они сбежали от полиции вместе. Как будто это их сблизило, даже. И теперь всё стало как-то проще.   — Действительно рад тебя повидать. — Спокойно договорил он.  Мэтт ухмыльнулся, не отводя взгляда от дороги:   — Да, дохрена ж мы не виделись?    — С конца 2004-го, а почти как вчера.    — М-угу.  Теперь они ехали не быстро. Мелло тоже посмотрел в своё окно на секунду, и там не за что было зацепиться взгляду: пальмы, пальмы, пальмы, потом другие деревья, высаженные вдоль дороги, малоэтажные дома из кирпичей разного оттенка.  — Здорово водишь теперь, хах. Я действительно оценил. — Решил сказать он.  Это было правдой.  — Ага? Спасибо. Я научился в ЛА.   — Я так и подумал.  В его руках было два кусочка паззла сегодняшней биографии Мэтта на этот счёт: ему сказали, откуда прибудет автомобиль, а ещё он помнил его старую страсть к этому городу.   — Получается, ты тоже ушёл из Вамми. Давно? — сощурив один глаз, спросил он, но осëкся: по достижении восемнадцати лет приют можно было покинуть официально.   Сейчас Мэтту должно быть как раз восемнадцать... Ему было ещё четырнадцать, когда Мелло уходил.   — Или ты всё-таки выпустился?    — Не, я давно. Когда и ты, почти.   Теперь дороги Сан-Диего вились под колёсами, а они ехали по ним в одном и том же авто. Они жили в одной стране, одном штате, городе, работали в одной сфере и встретились сегодня здесь, в его машине.   Ну и ну.   В детстве Мелло верил в предназначение и судьбу, в то, что они пойдут по жизни в одном направлении, но с тех пор, как он прилетел в ЛА, — как-то невзлюбил мысль, что что-то может быть предопределено. Мелло решил для себя, что люди сами создают свою судьбу, — Бог лишь подсказывает и направляет. Если хочет, иногда.  Поэтому было довольно странно, что они создали себе такие похожие.  — Почему не доучился? — поинтересовался он с мягким нажимом в тоне.  Плечи Мэтта непринуждённо дёрнулись вверх:  — Там было нечем заняться.   — А в ЛА есть?  Они ехали медленно. Мэтт быстро ответил лобовому стеклу, смотря на пальмы впереди себя:  — Ну… да. Конечно. Там много работы. И развлечений тоже: типо пляжи и все дела. Всегда солнце... — Он потянулся и подравнял зеркало заднего вида, придав тому какой-то особый наклон. — Да ну, мне же не нужно рисовать перед тобой плюсы этого места, чувак. Я не турагенство, ты и сам всё знаешь: это же, блин, рай на земле!  За окнами проплыло здание кинотеатра сети Landmark: Мелло знал, что в них показывают независимые иностранные фильмы, он бывал там, смотрел несколько французских.   Во Франции, например, тоже были пляжи и приятный климат. Архитектура и развлечения. Работа на любой вкус, карьерные перспективы. Много где были, вообще.   Он хм-кнул, вынашивая свой следующий вопрос:  — Много работы… значит, ты где-то занят сейчас?  — В смысле? Вожу машину.  — Только это?   — Хах. Думаешь, мало?   Мелло опустил плечи, смотря в одну точку на своём окне. Над пальмами высилась большая красно-белая надпись:    ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ХИЛЛКРЕСТ   — Да нет, — задумчиво ответил он.  Он чувствовал себя преданным: сродни тому, как было в детстве, когда волосы персонажа книги, всё время окрашенные в твоём воображении в блонд, к сотой странице вдруг оказывались чёрными. Только хуже.   Всё это время Мэтт так или иначе всплывал в его мыслях оставшимся где-то в комнатах приюта, в Англии, в Уинчестере — через сраный океан от него! Четыре, мать их, года Мэтт виделся ему англичанином, похлёбывавшим свой файв-о-клок-ти, чтобы в итоге на самом деле всё это время они прожили в одном городе. Считай, друг у друга под боком.    Святое дерьмо, способности Мелло наводить о ком-то справки явно хромали. Честно говоря, ему не хватало специалистов…   — Хм, тут людно. — Тихий голос с водительской стороны сбил его с мысли.  Большая компания парней в шортах и цветастых майках прошла по зебре перед ними и оказалась на тротуаре, когда Мелло очнулся. Чьи-то накаченные загорелые руки взмывали в воздух в какой-то массивной жестикуляции, другие руки — падали на такие же накаченные плечи, приобнимая. Мальчики что-то бурно обсуждали.  Улица всё светлела, пока они двигались мимо: каждый её дюйм мигал, как предвестник ночной жизни. Радуга рассыпалась по бордюрам подсветкой. Было только около восьми, но эти ребята выглядели уже подвыпившими. Они стали махать им и другим проезжающим мимо машинам.  «В Сан-Диего все ужасно спортивные», — подумалось Мелло при взгляде на их напряжённые ноги и ягодицы в коротких шортах.   — Не знал, что и тут демонстрация сегодня. Хах. — Продолжал болтать Мэтт так, что его едва можно было расслышать.  Никаких демонстраций вокруг не было: это был выходной, и люди просто гуляли, толпились возле баров, отдыхали в компании друг друга.    — Я… — хотел что-то сказать он и сбился, кашлянул, продолжил странным извиняющимся тоном: — Я изучал карты. Этот район — он отдалён от полицейского департамента, и если они решат вызвать подкрепление, полиция едет сюда дольше пяти минут...  Бла-бла-бла.  Мелло почти его не слушал. В его голове разгоралось что-то новое. Он хотел спросить. Уже не мог держать в себе. Когда мямливший Мэтт показался ему вполне замолчавшим, он торопливо проговорил:  — Слушай, мне всё равно. Вези, как считаешь нужным.   В груди перехватило дыхание, волнение затеплилось в гортани. Мелло сделал выдох:   — Скажи мне вот что: ведь ты же ещё работаешь с программами?   — В смысле, на компьютере?  — Да. Конечно.  Мэтт покраснел. На его лице отразилось, что он не поспел за резкой сменой темы.   Но это было вопросом, стоившим их нелепой встречи.   — М-нн, ага. — Ответил он смятëнно.   — Регулярно?  — Ну... щас нет. — Медленно протянул он. Сглотнул. Посмотрел в сторону. — Раньше да. Я жил в Колорадо до Кали...   Мелло терпеливо ждал, пока он соберётся и договорит, и это случилось:  — Там очень неплохо с IT. Учился там всякому у ребят из колледжа, но теперь вот больше езжу.   Лёгкая полуулыбка тронула губы Мелло. Бинго.  — Это хорошо. — Спешно прокомментировал он. — Не думал заняться тем же и здесь?   Мэтт пожал плечами, его ладонь оказалась прижата ко рту, а локоть — на руле, пока они застряли на светофоре:  — Не помню. Может, и думал. — Пробубнил он сквозь пальцы, заслоняя звук.  — За последние два года я слышал о стольких запустившихся в ЛА компаниях, предоставляющих IT-услуги, что, кажется, любой желающий может проснуться утром и основать свою. — Продолжал Мелло, умышленно преувеличивая.  — О-ох, это не так просто, как ты думаешь, чувак. На самом деле на старте ты почти ничего...  — И всё же. — Нельзя было дать ему скатиться в жалобы. — Почему не работаешь тут в этой сфере?  — Нет времени.   — Правда?   — Ну да. Здесь много всего помимо IT, в отличие от того же Колорадо; всегда есть, чем себя занять. — Пожал плечами. — Даже люди другие: там я мог позависать только с парнями из колледжа... мы были знакомы давно. А здесь все как-то открытее, что ли, знаешь.  Мелло знал когда-то, пока все его связи не стали деловыми. Он на секунду замешкался, заново учась смотреть на Мэтта, и попытался представить его частью комьюнити, в котором люди ведут себя открыто.   — Встречаешься с кем-то? — спросил он сразу.  Вопросы выходили спешными, будто Мелло подавал их ракеткой, один за другим, а Мэтт не особенно торопился отбивать.  — Аээ... бывало. Сейчас нет. — Вытянул он после раздумья, как будто и сам сомневался в своём ответе.  Толика любопытства, возникшая ещё в первые минуты поездки, угасла спокойнее и скучнее, чем можно было этого ожидать.  Мелло сдвинул брови в замешательстве:  — А что занимает столько твоего времени? Так много ездишь?    — И это тоже. — Мэтт улыбнулся с намёком на дружелюбие, наверняка догадываясь, что сам его ответ может вызвать только недоумение.   Он без нужды скрывал несущественные подробности о роде своих занятий, как будто просто из стремления придать себе значительности. По сути не составляло никакого труда догадаться, что вместо реальных дел он страдал ерундой.   Мэтт откусил заусенец, и Мелло взволнованно пронаблюдал, как лунка вокруг ногтя его большого пальца заполняется кровью, как будто был вампиром на охоте, только и ждавшим момента, когда та прольётся. Дружелюбия в ответ у него не нашлось — наоборот, его выражение потеряло всякую благосклонность:  — Мэтт, ты хороший водитель. Даже отличный. Но почему не используешь свои способности в более амбициозных нишах?  — Я сказал: у меня нет на это времени.   Мелло тяжело вздохнул.  Может, он и не видел его некоторое время, но все слабые точки его характера он хорошо знал: Мэтт был упрям в том, чтобы прожигать свой потенциал. Никогда, сколько они были знакомы, он даже не подозревал, каким был умным и способным. Мелло помнил это: Мэтт думал, что ему дали цифру три случайно, что они чего-то не знали о нём во времена приюта, — «дуракам везёт» и тому подобное.   Что ж, это никогда не было правдой, но при всех своих достоинствах он позволял себе эту беспробудную глупость — упускать возможности, одну за другой, просто-напросто недооценив себя.  Мелло вздохнул, не бросая попытку:  — Хорошо. Готов поспорить, теоретически можешь что-нибудь взломать? — иная тактика, иной подход.  Убедившись, что Мэтт отлип от лобового и повернулся в его сторону, он заправил прядь волос за ухо и улыбнулся ему так, как делал это иногда теперь, прежде чем договорил мягко, почти шёпотом, как будто выспрашивал секрет:   — Скажем, какую-нибудь полезную базу данных.    Мэтт только усмехнулся. Он махнул кистью над рулём, играючи:  — Скажем, смотря какую. — Потянулся ей вниз и вынул из какого-то угла под своей ногой бутылку воды.  Воды там оставалось с фалангу мизинца, Мэтт опустошил её. Звучно сглотнул, вытер губы рукавом и кинул туда, откуда достал, пока Мелло смотрел на него в ожидании.  — Типо, не интернет-ларëк? Ты же наверняка говоришь о чëм-то масштабном, да?  Мелло не имел в виду ничего конкретного, но сказал, улыбаясь откровеннее, пуская в ход зубы:  — Допустим.   — Не знаю. Ну, если попробовать пару SQL инъекций на предмет уязвимостей, типо… может, с какой-то и прокатит. — Он сделал выдох и продолжил, рассудительно: — Это теоретически. А практически я этим не занимаюсь.   Мелло не знал, что это значило. Но не то чтобы ему было нужно знать. Он уже верил Мэтту и его компетенциям, это было несложно: из того, что он мог вспомнить, тот никогда не обманывал ни его, ни его ожиданий.   — А звучит хорошо, — удовлетворённо кивнул он.    Весь напряжëнно собранный до этого, теперь Мелло чуть не подпрыгивал от распирающего грудь азарта. Лицо его оживилось, а сердце забилось быстрее. В последнее время вместе с такими симптомами его голову посещала мысль только на одну тему, и Мелло с остервенением выронил слова, подаваясь в сторону водительского сидения всем своим корпусом:  — А ты, скажи, Мэтт, ты выяснил что-нибудь о Кире? Ты предпринимал что-то за это время?   Стоящий вопрос номер два.   Мелло затаил дыхание, наблюдая за тем, как тот настороженно свёл брови, точно пытался припомнить человека, о котором шла речь.   — Ага, — сказал он, голос его стал ниже. — Смотрел про него по ящику.    — А серьёзно?  — Я серьёзно. — Вытирая нос ребром ладони.  — Тебя что, не волновало всё это ни разу с тех пор?   — Да нет. — Загнал первую шпильку разочарования в пучок его сладких фантазий Мэтт.   Будто он жил в изоляции. Будто его инфополе было поломано. Человек-маугли.  Мелло растерянно опустил взгляд. Мэтт никогда не был ему соперником. Даже наоборот, они были единомышленниками, и встретить его сегодня могло быть очень полезно. Он мог обернуться его талисманом на удачу или счастливым билетом — неважно, как это назвать, главное — что это могло значить для его цели.   Мэтт поднял зажигалку из подстаканника и сжал её в руке, отворачиваясь к окну. Расслабленно пожал плечами и бесцельно щёлкнул ей в воздухе:  — А тебя — да?  — Конечно, да! Как так? Не понимаю.  — Ну знаешь, в мире всегда было много разных ублюдков.   Мелло вскинул бровь и скрестил руки на груди.   Зажигалка щёлкнула снова.  — Кира — просто ещё один. — Легко договорил Мэтт.  Глаза Мелло расширились, точно возжелали покинуть его лицо. Никто из воспитанников просто не мог вырасти таким равнодушным к Кире! На этот счёт Мелло мог рискнуть поклясться на Библии.   Поэтому он возразил на грани крика:  — Он не «просто ещё один»! Ты же знаешь! Имя Киры будет вписано в историю: его станут проходить в школах, как проходят Черчилля, Тэтчер... — Мелло выдержал истеричную паузу, потом добавил на случай, если Мэтт делал упор на образование здесь, в США: — Как Вашингтона.   — Ага, или как Бен Ладена: смотря кто будет писать учебник. — Щелчок колёсиком зажигалки. — Я в любом случае не буду это читать.   Мелло позволил ему отъехать от пешеходного перехода в молчаливом укоре, но почему-то желание переубедить его становилось всё более личным и менее деловым. Он не мог определиться, с какой стороны к этому подступиться.  Была маленькая пауза, как перезарядка, прежде чем он снова выстрелил:  — Но от руки Киры умерло больше людей, чем во всех войнах последних нескольких лет вместе. Ничего не торкает?   — Да ладно, чувак, он убивает только преступников. А я не такой уж и преступник. Я не высовываюсь. Кире нет дела до таких, как я, хуле мне должно быть до него дело?   — Дело же не в том, чтобы он угрожал лично тебе, а в том, чему нас учили в Вамми, Мэтт.    — Я особо не участвовал в этих ваших, ну, расследованиях. Теперь всё это тем более неактуально. Разве нет?   — Неактуально? Это происходит уже пять лет! Очевидно, что пока Кира не будет пойман, смерти не прекратятся: ему незачем останавливаться.  Мэтт вращал зажигалку в одной руке, пока красный на светофоре не хотел пропускать их вперёд. С зелёным снова заговорил:  — Да, это да. Но типа ловить его — неактуально, — я об этом...  Глаза Мелло снова распахнулись широко, он непроизвольно сжал свои кулаки, натягивая кожу перчаток, но тут же заметил это и расслабил кисти.   — …наверное, правительство что-то делает, но будем честны: им поебать. — Сказал Мэтт; его нос хлюпал вслед за словами. — То же и у японцев, по всей видимости. Сомневаюсь, что с 2004-го там есть какие-то подвижки. Киру никогда не поймают. — Безапелляционно заключил он.   Мелло прикрыл глаза, демонстративно усмехнулся, легонько покачивая головой: так вот, в чём было дело.   Ему не терпелось опровергнуть это.  — Наверное, Мэтт. — Сказал он сладко, по словам разве что не стекала карамель. — Мне нет дела до того, чем занимается наше правительство. Япония. Новый L. Кто-либо ещё. Казнить Киру — это моя цель, и для меня ничто не в прошлом. Я снова в игре, и я сам собираюсь сделать это, в конце концов!  Сказать это было облегчением. Как будто что-то, что давным-давно мешалось в горле, наконец вывалилось оттуда и дало ему дышать.  Мэтт приподнял голову в понимающем жесте, отпустил рычаг передач:  — Ага, вот как. — Откинул волосы, спадавшие на глаза, закованные в оранжевые гогглы. — Значит, ещё о тебе услышу?   Это был дурацкий ответ. Мелло не мог стерпеть его интонации. Он был уверен: ещё секунда невмешательства, и Мэтт пожелает ему успехов в его начинаниях. Ещё две — и скажет, что будет за него болеть. Три — навсегда исчезнет, прибрав с собой свой многообещающий мозг, дружащий с техникой, но отчего-то не с их общим прошлым.  — А как же L? — вскрикнул он резко. — Тебе нет дела до того, кто творит от его имени это... всё это дерьмо, а, Мэтт?! Кто сидит там и ничего не делает, называя себя L?  Мелло полагал, это было последним шансом нарушить работу программы наплевательства Мэтта: не абстрактные «Кира и тысячи смертей», уже ставшие статистикой, а частный случай. Убийство L.   — Или... ты забыл, что с ним случилось? — выговорил он с вызовом.  Он верил, что эту букву всё ещё можно было противопоставлять всему, до чего Мэтту не было дела. Потому что всех их растили с этой уязвимостью в системе, и её Мелло знал отлично.   Мэтт нахмурился, внезапно серьёзный или расстроенный.  — Эй, эй, полегче. Мне… Не знаю, чувак, сколько времени прошло? И ты вот так спрашиваешь. В четырнадцать — или сколько мне было? — наверное, это имело значение. Сейчас — даже не думал как-то.  Главное было — вывести его на эмоции. Мелло попытался дожать:  — Да, но ты прав! За это время ничего не сдвинулось с мест — все переменные те же: L мëртв, а Кира на свободе. Ты прав, что нам уже не четырнадцать, Мэтт, но я не чувствую, что что-то поменялось. — Мелло сдержал в себе импульс дотронуться до его руки, решив, что это слишком неприкрыто утяжелит манипуляцию, спугнёт. Вместо — он только поднял на него глаза, веля им искриться: — А ты?  Мэтт щëлкнул зажигалкой, на этот раз по назначению, и что-то пробормотал себе под нос, с зажатой в зубах сигаретой: этого было не разобрать. Потом он медленно втянул дым, потомил его внутри и выпустил через ноздри.   Дым не прекращался почти всю поездку, и лёгкая тошнота противно держала за горло.   — Хэй, Мелло? — позвал Мэтт, осторожно, как будто пробуя называть это имя.   Оно тоже не должно было звучать тут: просто М, — так проинструктировали его.  — Почему ты говоришь мне всё это? — спросил он искренне, будто объём его терпения истончился с годами, и он больше совсем не любил интриг.  — Ты не догадываешься?  — Без понятия, чувак. Мне нечем с тобой поделиться: я не в теме о Кире и прочем дерьме в последнее время. Может, кто-то из Дома и знает больше, но лично я не общался с ними с марта 2005-го, так что...  Мелло перебил его, резко:   — Дело не в этом! Не в том, кто что знает, Мэтт. — Раздражение примешалось к изначально теплящемуся внутри восторгу. — Скорее в том, кто что умеет, если ты понимаешь. И в том, что умеешь ты. — Прямо сказал он. — Просто я знаю, что могу с тобой поладить.  Мэтт затянулся сильнее, выдохнул. Затянулся — выдохнул. Казалось, он не расслышал и боялся переспросить, ну или по-настоящему долго не знал, что сказать. Он молчал достаточно длительное время, чтобы когда он заговорил, Мелло казалось, будто он вымолил этот ответ на коленях:  — Я сейчас на работе. И ты на своей. И, знаешь… я не позову тебя попить пиво после смены или вроде того. — И тишина.  Мэтт говорил опасливо, словно боясь смутить прямолинейностью выражений, и в глаза не смотрел — взгляд блуждал по дороге, его лица почти не было видно.  Недоумение забрезжило внутри. Мелло недовольно кивнул, призывая Мэтта продолжить мысль.   Он снова ответил не сразу:  — Хорошо, давай прямо. Тебе, наверное, дали мой рабочий номер, но я как бы…   Мелло моргал и слушал.   — У меня нет друзей здесь. Я не имею с ними вообще ничего общего. Не говорю с ними, не завожу знакомств, не вижу их после работы снова: это типо мера предосторожности. Мой конторщик зовëт, соединяет с заказчиком — я беру работу, и всё. Я не пытаюсь с ними «поладить».  Он всë-таки повернулся к пассажирскому сидению в пол оборота, и теперь Мелло видел: взгляд его смотрелся как-то иначе.     — Я даже не вожу никого во второй раз. — Наивно сказал Мэтт. — Не соглашаюсь на такие заказы, чтобы меня здесь не узнавали.    Будто он почувствовал себя особенным, и, чёрт возьми, пытался отвергнуть предложение дружбы, которого ему и не поступало! Мелло не намеревался вызывать у него такого чувства: он хотел только вовлечь его в небольшое сотрудничество. И он приостановил тираду, чтобы дать ему шанс выслушать предложение:  — Мэтт, мне не нужна твоя машина или пиво. Ты мог бы поработать на меня в качестве IT специалиста в рамках предстоящего расследования. Я предлагаю тебе полететь со мной в Нью-Йорк завтра с утра.  Мэтт посмотрел на него, как будто он говорил не на английском:   — А?  — У меня там встреча, но после — мы могли бы обсудить с тобой детали.  Он продолжил молчать, и Мелло объяснил, усиливая зрительный контакт:  — Я и мои люди нуждаются в некоторой подстраховке в киберпространстве, и... это деловое предложение.  Тишина вдруг накалилась между ними, сделала оборот по орбите авто, и ещё раз подпрыгнула, когда Мэтт всë-таки ответил:  — Нет.   — Что?   — Я сказал, нет. — Повторил Мэтт твëрже, качая головой, и вернул взгляд к дороге.    Мелло смотрел на него рассеянно:  — Почему нет? Я не предлагаю тебе сделку по старой дружбе. Деловое, Мэтт, — это значит, что я готов платить. Твоë право — обозначить минимум, за который ты готов работать. Думаю, тут мы сможем сойтись.  Мэтт даже не повернулся. Смотрел далеко за свой руль.  — Это настоящая работа. — Сделал ещё один акцент Мелло.  —  Я понял.  — Что тогда не так?  — Вряд ли я могу быть тебе полезен. Я даже не занимаюсь ничем таким!  Опять начиналась подобная ерунда.  — Если проблема в этом, то продемонстрируешь, что умеешь, и я решу. — Сказал Мелло сквозь сжатые зубы.   Отчего-то, уже спустя минуту этого разговора он чувствовал себя несколько униженно.  Мэтт тяжело вздохнул:  — Нет, не совсем в этом... Ладно, слушай. Я не хочу иметь дел с твоей организацией. Вязаться с какой-то бандой на постоянке — это рискованно, а я не занимаюсь этим всем так серьёзно, как они... — он тряхнул головой, без нужды поправляя себя: — ...так, как вы. Я тут, вроде как, просто покататься. Не за риском, мужик.  — Работа, которой я жду, не требует от тебя взаимодействий с моей организацией. Только непосредственно со мной. Риски ниже любых возможных, я не посягаю на твою анонимность. Нет даже никакой необходимости оффлайн встреч, в конце концов! Если ты не хочешь ехать в Нью-Йорк — хорошо, я...  — Да, я понимаю, и всё же. — Перебил он.  — Мэтт, послушай. Мои люди боятся стороннего доступа к нашим базам, не могут надолго осесть на одном месте, это изнурительно. Но я также не исключаю того, что некоторые проблемы идут изнутри, понимаешь, о чём я?  — М-м... неа. — Упрямо покачал головой он.  — Вся эта конкуренция, жажда власти — многие совершают неблагородные поступки, и никто не застрахован от того, чтобы... В общем, сейчас я и сам нацелен на более высокую позицию, и это не даёт мне покоя. — Мелло задумчиво посмотрел на циферблат на своей руке, затем прямо Мэтту на лицо: — Так уж вышло, что с теми, с кем я работаю, лучше иметь больше двух глаз. Если бы ты мог приглядывать за их деятельностью в сети, было бы здорово. — Он уже не знал, как сказать прямее.   Признавать перед Мэттом, что он не доверяет тем, с кем собирается сотрудничать, ощущалось, как небольшое поражение. Но он надеялся выиграть от него больше.  — Мне кажется, тебе это ничего не стоит. Подумай как следует, я не тороплю.   Мэтт посмотрел на Мелло, как на прокажённого, ковыряющегося в его салате руками:  — Ты что, предлагаешь мне быть твоим телохранителем? Защищать тебя от криминальных дружков?! — довольно резко переспросил он, заставляя Мелло поперхнуться своей мягкой манерой уговора. — И что дальше, взламывать их профили? Следить за их запросиками в гугле?  Мелло торопливо скрестил руки на груди.  — Всё, что от тебя требуется — это минимизировать возможность утечки информации с нашей стороны. Не нужно ничего взламывать. Просто охрана, — сухо сказал он, зная, что сам себе противоречит. — Маленькая работа и хорошие деньги.  — Спасибо, это не то, чем я хотел бы заниматься. — Гадко усмехнулся Мэтт.  — А чем ты хотел бы заниматься, Мэтт?  Он пожал плечами, непринуждённо смотря на свои руки на руле:  — Ещё не решил.   — Ты что, собираешься до конца жизни водить машину?! — взорвался Мелло наконец.     Он держался в рамках приличия довольно долго сегодня вечером, чтобы зуд от желания настоять на своём успел разбежаться по всему телу.  — Ты понимаешь, что тебе в этом не место, Мэтт? Знаешь, где ты рос, и что это значит для меня?  Мэтт нахмурился, но не отвечал ему, думая, что избегание поможет ему не видеть очевидного.  — Люди, вышедшие из Вамми, не зарабатывают на жизнь вождением! Они делают что-то стоящее. Хотя бы пытаются. — Мелло кричал, грубо; может быть, обидно.  Но иначе не получалось.  Всё это время он даже не подозревал, что когда-нибудь окажется с Мэттом лицом к лицу и разглядит в этом многообещающую возможность. А теперь одна угроза не реализовать её внезапно причиняла ему нестерпимый дискомфорт.  — Ты понимаешь, что в принципе не существует подобного специалиста с твоим бэкграундом, к которому я мог бы обратиться? Кого-то, с кем я уже работал, прошедшего через то же, что и я. Нет больше людей, в которых я могу быть так уверен. Знаешь, как ценен в наше время человек, в котором ты можешь быть уверен? Тот, чьё имя и лицо никому не известно?  Мелло перескакивал с яростных замечаний на подсахаренные воспевания и уговоры, не способный остановиться на чём-то одном.   — Не выбирай меньшее, Мэтт. Когда хотя бы я знаю тебе цену. Ну же!  Мэтт молчал. Как бы громко Мелло не кричал ему в ухо, он не хотел его услышать; признать то, что он был прав. Он игнорировал его доводы ещё громче.  Мелло вздохнул и сел поудобнее, чтобы перевести дух. Он поправил брюки, нащупав через них пистолет, и одна реплика Мэтта всплыла в голове неожиданно для него самого — он не удержался, чтобы не спросить:  — Постой, Мэтт. Ты сказал, что не вооружëн сейчас?  Мэтт посмотрел на него непонятливо.  Он был таким простым, что это даже настораживало: ни грамма разумной опасливости, — вот что действительно страшно при работе с мафией, а не аккуратненькое сотрудничество, на которое он никак не соглашался.  — Пушка. — Мелло похлопал по своему бедру, где лежала его. — У тебя её нет?  Мэтт раскрыл глаза шире, хмурость на его лице резко углубилась, добавляя ему несколько лишних лет. Он громко и возмущённо воскликнул:  — Что?! Ты угрожаешь мне?  — Нет. — Ответил Мелло быстро. — Конечно, нет. Я просто...   Снова он был не так понят, мисинтерпретирован, воспринят негативно. Мелло было не привыкать. Он бросил руки вниз и проговорил то, что было для него очевидно, чтобы объясниться:   — Просто хотел сказать, здесь тебе стоит носить с собой оружие. Защищать себя — это не грех.  Мэтт ударил ладонью по гудку, торопя машины на загоревшемся впереди зелёном.  — Блять. Я не такой, как ты, Мелло, ты что, не понимаешь?! — завопил он, какой-то внезапно взбешённый. — Ладно, слушай!  Орать так было лишним, Мелло не хотел никаких драм. Он и так прекрасно его слышал.   — Хватит советов, предложений. Ты ни черта обо мне не знаешь. Не делай вид, что знаешь. — Выцедил Мэтт, будто зубы были массивной преградой в его рту. — Годы меняют людей, и вся херня, разве нет?! Сам подумай: сколько ты меня не видел?..   — Может быть и так. — Шепнул Мелло деликатно. — Я предпочту верить в то, что ты стареешь, как хорошее вино, Мэтт.  Мелло верил в свою идею. Мелло мог сказать ему ещё множество красивых слов. Мэтт был мягким, податливым, уступчивым раньше. Он был тем, от кого ожидаешь согласия хотя бы потому, что отказаться ему будет как-то неловко...  Но он скорчился, злостно выговорил:  — Это не так. То есть, не то, что ты под этим подразумеваешь: я не стану рисковать из-за твоей херни. Мне это не надо. — Вроде как поставив в разговоре точку.  Мелло оглушëнно замолчал. Мэтт был вне игры. Или вывел из своей игры его, он точно не понял, но где-то, должно быть, значилась пиксельная надпись: полный гейм-овер.   Вот так они теперь дружили. Стоило это принять.   Мелло ломаным движением оттолкнулся в пространстве и приник к окну, опуская щёку на ладонь. Он махнул второй — небрежный жест дарования воли:  — Что ж, как хочешь.  Мэтт закинул зажигалку в бардачок и с силой хлопнул дверцей у него под носом. Это было непрофессионально с его стороны. Он сказал:  — Извини.  Плевать, Мелло чувствовал себя отвратительно! Ему больше не хотелось ничего говорить. Одежда показалась ему тесной, а воздух в машине недостаточным: хотелось подышать улицей и остыть.   Они повернулись в разные стороны и замолчали до конца поездки.  У стекла застряла травинка, и Мелло наблюдал, как она колышется на ходу, пока та не улетела.    — Думаешь, они любят смотреть обезьянок? — выдал Мэтт внезапно, когда остановил машину вблизи отеля.  Звук мотора угас. На тёмной улице не было ни звука.  — Что?  — Копы. Ну, те, что ехали за нами... и свернули не туда. — Он неловко улыбнулся своей совсем бессмысленной теперь мальчишеской улыбкой.   Мэтту было уже восемнадцать, но трепал языком он в точности, как раньше.   Мелло тоже выдавил из себя улыбку, ничего не ответив. Он не привык чувствовать себя так, как сегодня, получать отказ. Это казалось нечестным: он бы помог Мэтту, если бы тот просил у него о помощи! Помог бы даже за бесплатно...  Когда Мелло вышел из машины, он понял, что даже не запомнил его лица. Цвет волос, голос, — остались с ним, а лицо — нет: сначала он избегал зрительного контакта, а потом слишком завёлся в процессе спора, чтобы видеть перед собой хоть что-то, и не рассмотрел.  Он пошёл навстречу ночи, и ночь тоже кинулась навстречу ему.   Чтобы достигнуть отеля, надо было сделать небольшой обход. Всë было безопасно, так как в отеле знали Рода Росса — по-особенному взбивали подушки на кроватях в номерах его людей, и все дела, — но даже так Мелло не любил парковаться у самого входа. Прогулка всегда была на пользу: она помогала сортировать мысли.   Он мог бы завербовать себе весьма ценного союзника сегодня, но не вышло.  И ладно. Это не было обдуманным решением, Мэтт появился как из ниоткуда, а большинство ошибок в жизни Мелло, по стечению обстоятельств, тоже не были результатом обдуманных решений: они случились посредством спонтанного порыва. Мелло знал свои слабые стороны — иногда от порывов полезнее было удержаться.  Наверняка, Мэтт был хорош в том, что он делал, и он был отличным вариантом для небольшой сторонней помощи, но не был таким уж незаменимым, как сам Мелло только что пытался расписать. Жалеть его загубленный потенциал и тыкать носом в достижения тоже было не в компетенциях Мелло теперь.   В конце концов, может, пускай прошлое остаётся прошлым?   Завтра был большой день, и Лос-Анджелесская мафия дарила ему связи и возможности. После этого найти того, кто станет работать на него, не должно было быть проблемой. Но прежде всего Мелло собирался дойти до своего номера и дожить там до утра.   

══════════════════════════ 

  Мэтт, определëнно, был отходчивым, всегда. Стоило только поспать, а на утро уже и имени того, кто тебя обидел, не помнишь, — вот настолько.   Сегодня он не спал: остался поужинать в забегаловке в Сан-Диего, засиделся там, возвращался домой в ночь, наконец прибыл в Лос-Анджелес чëрт знает во сколько. Пощупал колёсами знакомые прелести городского рельефа и остановился. Утро явилось как град из кирпичей по голове. Мэтт знал, что не спать означает для него мигрень, но забил: всё равно ведь не уснул бы на сидении как следует, а тут — рассвет.   По пути он снова проголодался. Не хотелось идти домой, к грязной посуде и переполненному мусорному контейнеру, и он остался сидеть в машине у одной из многих горных калифорнийских дорог, где-то между поросшей мхом и лишайником стеной скалы и обрывом. Ел тако, смотрел в окно. Поймал момент, когда погасли фонарные столбы.   Ну нихуя себе, что произошло! Куда только не заводили его интуиция и любопытство до этого, но чтобы прям вот так…   Мелло в его рабочей машине был таким повзрослевшим. Мэтт отлично разглядел и лицо, и тело, и новый прикид, который без восемнадцати в паспорте, наверное, и не купишь: тугая чёрная кожа облепила его и снизу, и сверху, и отчаянно пыталась дотянуться до пупка, но с обоих фронтов — как-то безуспешно.   Мелло хлопнул дверью и расселся на соседнем сидении так, как будто привык сидеть в салонах подороже. Как будто фильмы и интервью с ним во всю крутили по ТВ, и Мэтт точно должен был их видеть. Короче говоря, выглядел он важно.  Всё это было непривычно, даже просто видеть его на расстоянии вытянутой руки.  Мэтт сделал смачный укус своего тако, и оранжевый соус потëк по суставам сразу двух пальцев, чуть не капнул. Он облизал их один за другим, спасая руль.   Звучал Мелло тоже старше. В первые минуты поездки натянул поверх угрожающих кожаных облачений безупречные манеры. Поначалу он был просто неузнаваем! За исключением... разве что…   Вся его взрослость — в рамке этой старой причёски, как и четыре, семь, десять лет назад: Ctrl+C, Ctrl+V. Ну серьёзно, это было так неоригинально! Соус продолжал окрашивать собой руки. Вместо тарелки блюдо почему-то выдали на салфетке: она была в два раза меньше кукурузной лепёшки, и Мэтт изгалялся, чтобы извлечь из неё максимум пользы, да только без толку.  Укрытый своей прежней чёлкой и новой сдержанной строгостью, Мелло выглядел почти мило. Сначала встреча с ним показалась даже душещипательной. Мэтт не заподозрил в нём ничего плохого. Запер все свои давние обиды. Был готов просто довезти его без проблем, поделиться сигаретой и разойтись. Вспоминать это с улыбкой, или вообще не вспоминать. Как угодно.   Но Мелло не умел расходиться на хорошей ноте. Он умел крушить всё и оставлять после себя неубранным, как торнадо.   «Ха-ха, кто бы мог подумать» Теперь Мэтт со злостью кусал свой тако. Жёг глазами недоумевающее небо. Похоже, то, что только что треснуло у него на зубах, было халапеньо, — он поморщился и достал его изо рта, завернул в бесполезную салфетку: в целом Мэтт любил остренькое, но только вот не эти грёбаные штуки. Он сильно хотел есть, и он реально не хотел думать о вчерашнем. Но последнее у него никак не получалось.  Спустя четыре года Мелло всё также сверкал, плюя в душу. В прошлый раз он закончил тем, что пожелал Мэтту успехов, а в этот — начал с того, что улыбался ему своей бесстыдной винироподобной улыбкой и выспрашивал про то, как давно Мэтт тут, и как он здесь поживает...  Бляха, да никак! Нормально он! Справляется. Может, не с таким шиком и размахом, как некоторые, но тоже хорошо.   А восход разгорался. Мэтт опустил стекло осторожно и медленно, не совершая резких движений, как по просьбе копа, чтобы рассмотреть небо и немного подышать. Это казалось вторжением в чужое личное пространство, потому что старый зелёный Пикап в трёх сотнях футов вперёд по дороге, впаркованный чуть ли не в скалу, разместил на себе двоих, и они обнимались, а у Мэтта было не такое уж плохое зрение. Хотя сначала он их и не заметил.  Парень примерно его возраста; скорее всего, на тачке родителей. Романтика, что сказать. Даже в пять утра.  Голова была забита так сильно, что Мэтт умудрился не обратить внимания, в какое положение ставит себя: он мог видеть даже их клетчатый плед, свисающий с открытой части кузова, и чувствовал себя как минимум лишним; как максимум — извращенцем, припарковавшись тут.   Еда и вино на капоте, обзор города в закате или при звёздах, всё в таком духе, — Мэтт знал, что на этих обочинах вечно устраивают такие свидания; видел, когда мчался мимо, обдувая дорогу ветерком. Просто он и его тако в Понтиаке босса никак не ожидали застать здесь парочек и в такое время.   Чёрт, а ведь он и сам всегда хотел вернуться сюда с кем-то. Горные дороги Калифорнии были просто устроены подобным образом: после первой поездки в одиночку их хочется показывать и наблюдать за чужой реакцией. Впитывать восторженные комментарии и гордиться собой так, будто эти виды — твоя с природой коллаборация. Быть тем особенным, которому как и двумстам другим мачо в радиусе нескольких миль пришла в голову эта ошеломительная идея.  Короче говоря, ЛА был красивым, просто блядски. Он был весь — вот для таких вещей. Живя в нём, хотелось вечно этим наслаждаться.  Мэтт жил в нём довольно давно. Он мечтал о нём и копил, сначала перекантовываясь в двух других городах и одном другом штате; работал где попало со своих пятнадцати. В то время всё было особенно непросто.   Но теперь здесь были магазины, которые он знал, знакомые ему дороги, кафе и пляжи, здесь была его съëмная жилплощадь и живописные обочины у гор. В этих локациях рисовались красивые сценарии в его воображении, в них же совершались его повседневные дела. Мексиканская еда была хорошо воспринята его вкусовыми рецепторами и желудком с самого первого дня здесь, и солнце Мэтт тоже любил. Он вроде как освоился и считал это место своим домом, как и хотел.  Мелло, видимо, тоже считал Лос-Анджелес своим, но по-другому: он посоветовал носить с собой пушку таким тоном, как будто владел им. «Мои люди» (кто бы это ни был), «моя цель» и «поработать на меня», — говорил он, блестя своим статусом. Это было напыщенно, но это подходило тому, какое впечатление он производил. Мэтт сидел в своих джинсах с пятном от кофе с этим человеком на пассажирском сидении, и у него не было не то что «‎своих людей», а даже просто друзей. У него были магазины, дороги, съëмные жилища, забегаловки и свидания с тако, но он не получил здесь образования или престижной работы, не нашёл компании или постоянных отношений, не построил ничего стоящего. Да даже тачку не купил. Он просто жил в ЛА всё это время, и, в принципе, на этом всё, — таков был его статус, когда он делал очередной укус, а репчатый лук хрустел у него во рту. Мэтт заработал на место, в котором хотел остаться, наконец осел, — и жить он стал довольно просто. Настолько, что даже не знал, что о себе теперь сказать. Он был свободен от чего-либо содержательного, каких-либо новых целей. Сезоны сменяли друг друга, не выжидая, пока он обратит на них своё внимание, и распорядок его дня вне зависимости от них оставался прежним: сон сменялся бодрствованием, втыкание в потолок заменялось на игры, дневное пребывание в квартире периодически прерывалось вечерним походом в магазин и, не столь часто, — на работу. Пару раз в месяц можно было выбраться и в клуб, найти там кого-нибудь, если сильно приспичило, хотя Мэтт не особо любил шататься в таких местах. Редко ему бывало там весело.  Если он хотел развлечься — скорее просто пил пару-тройку баночек пива дома, но вряд ли больше, потому что от четырёх уже могло стать грустно.   Мэтт знал свои лимиты, и он жил в них.   Когда во рту оказался очередной кусок, пришлось знатно поморщиться. Нет, серьёзно, почему никто не сказал ему, что внутри будет столько халапеньо? Ещё один неприятный сюрприз, слишком много неприятных сюрпризов за последние десять часов!  Мэтт чувствовал, будто бы ждёт чего-то, что никак не происходит, как внутри долго тянущейся шутки, не доходящей до панчлайна, ещё с первых месяцев, как поселился в городе мечты. Но он никогда не считал себя достаточно неудовлетворённым сложившимся течением жизни, чтобы что-то менять. Всё же шло неплохо, в целом. Серьёзно, неплохо, в порядке вещей: у Мэтта была работа, что могла растормошить его, и он мог просто брать больше заказов, когда становилось скучно. Покататься он любил. Поездки дарили страсть, адреналин, чувство жизни и прочие пошлости, и, наверное, стали тем, что было всегда способно удержать его на плаву. По крайней мере, он считал так и надолго не выпускал руль из рук.   Рассвет менялся быстро: Мэтт не успел дожевать и проглотить свою еду, а тот уже исполнился во всех оттенках от чьего-то смущения до трупного окоченения.  Кто-то сказал бы: «Ну с таким воплощением американской мечты лучше было и вовсе не мечтать». И, возможно, даже был бы прав. Мэтт точно не знал. Раньше ему никогда не приходилось смотреть на свою жизнь со стороны, и он не сталкивался с необходимостью ставить ей оценку. Тако кончился, а руки пришлось вытереть о тряпку для зеркал и окон. Потом Мэтт вытянул из упаковки и прикурил сигарету. Он пялился в одну точку перед собой и копался в переполненной корзине своей головы. Восстанавливал утерянные файлы и находил там весьма занимательные фрагменты.  Выдохнул дым в открытое окно, затем вернул голову в салон.  Странно, но оказалось, у него часто мелькала мысль, что сделал или сказал бы Мелло в том или ином случае, даже спустя два, три года после приюта, — как у абсолютного тормоза: на тот момент он уже совсем не знал, кто такой Мелло, каким он стал, в кого вырос, но мысль о том, как поступил бы он, будь он тут, — всплывала, было дело. Какая-то жуткая инфекция в мыслительных процессах.  Мэтт прикрыл глаза, ведя дым по горлу. Посмеялся про себя: «ну наконец можно уняться и спать спокойно, зная, что Мелло счёл твою жизнь провалом». Мэтт смеялся и смеялся внутри, как мог, только бы снова не становилось обидно, как бывало от таких вещей раньше.  Оставив его и приют ради чего-то лучшего, Мелло и правда стал кем-то, собрался расследовать дело. И не то чтобы Мэтт когда-нибудь желал ему зла или соперничал с ним… нет, пускай тот достиг бы всего, чего ему хотелось: Кира, мировое господство, любая цель, что утянула его.   Мэтту просто не хотелось видеть его триумфы так близко, в лоб, и демонстрировать отсутствие своих.   Не хотелось, чтобы этот человек насмехался над ним, считая, что он ничего не может в одиночку. Прошло слишком много времени, чтобы это не выглядело стыдно теперь, и он правда не знал, почему не соврал, когда можно было наплести о своей жизни всё что угодно.   Мэтт сделал никотиновый вдох-и-выдох, когда поездка разрисовалась в его голове мрачными тонами, и подвёл для себя итоги:  Мелло просто убеждался, что Мэтт был тем же, кем он его оставил — лузером. Он был удовлетворён этим, и тогда решил пожертвовать местечко под своим крылом. Потому что, по его мнению, совсем прежний Мэтт сидел и ждал этого больше всего на свете, до сих пор нуждаясь в его жалости: Мелло считал, все эти годы ничего не поменяли между ними, и это было написано самодовольством на его лице.   Но он был неправ.   Теперь Мелло делал то, что обычно делали его клиенты: воровал, убивал, купался в порошке или торговал людьми. Может, всё сразу, и всё ещё строил из себя что-то почти святое:     «Спасибо, я не курю...»     Мэтт не знал всего этого. Он не давал о себе знать: ни единого блядского слова за четыре года — связь грубо отсечена, как пуповина. Тишина на линии, — вот что вспоминалось теперь.  Конечно, он никогда не ждал от него приглашения в гости или того же самого попить пивка в ЛА, но вот иметь понятие, жив ли он там... было бы довольно неплохо. Это можно было и сказать: голый минимум приличий, не больше.     «...не курю, зато пропадаю без вести на несколько лет, а потом могу внезапно появиться и начать делать вид, что мне есть до вас дело: будьте осторожны», — вот что стоило писать таким, как он на лбу. Мелло поступил неприлично —  наверное, для него это было обычным делом. Но это поменяло всё. Выжгло хорошее, что когда-то было или казалось таковым. Ещё вчера днём Мэтт не предполагал обстоятельств, при которых всё это может всплыть на поверхность и снова печь его. Верил, что у него всё схвачено, и, если он и встретит Мелло на работе, — повидаться будет даже прикольно.  Но всё вышло, как вышло. И, наверное, если Мэтт ещё хотел называться отходчивым, к этому часу уже стоило начать отпускать обиды.  Пусть Мелло был чокнутым. Мудаком. Даже убийцей. Гадкой шуткой над тихой размеренностью его жизни. Окей, Мэтт должен был это признать — сделавши глубокий вдох, позволив никотину парить в лёгких, как в аэротрубе — когда-то он был его лучшим другом, то кончилось как-то печально.  И господи, помилуй, если ты существуешь. Мэтт не хотел работать на него больше никогда.