Алисента. Матерь драконов

      Она таки допилила мужа на тему Ступеней, и тот отправил корабли с людьми и припасами в путь. Потому что полагаться исключительно на самоубийственные мотивы и дурь Деймона не стоило совершенно, слишком уж рисково, а Ступени были нужны, живой добрый брат — тоже, в целом, был неплох, пускай и обещал стать занозой в заднице, а Тиланд в качестве союзника — тем более.       Последний, судя по его взглядам и цветастым речам, оценил как советы Алисенты, так и её собственные действия — ведь после более чем трёх лет бездействия, буквально за неделю было решено отправить подмогу принцу и Веларионам, а ещё через несколько — корабли должны двинуться в путь. А всего-то грамотный подход к королю, — всё, как отец завещал.       Рейнира стала периодически пропадать с радаров, пускай и в сопровождении парочки доверенных служанок королевы и под тайным наблюдением Гвейна — сир Харвин изволил завоёвывать принцессу, выводя ту в город и знакомя её с ним. Представления, ярмарки, прогулки… всё, что могло произвести на её дракончика впечатление и познакомить будущую королеву с её городом.       Хотя она даже не сомневалась в том, что её тайная слежка в виде Гвейна совершенно известна рыцарю — брат был известным треплом, особенно со своими немногочисленными близкими. И так как он практически не имел секретов от неё — кроме своей ориентации, которую тот был свято убеждён, что скрыл, — так и Стронг, наверняка, был осведомлён о ненавязчивом надзоре в виде его же лучшего друга. Мужчины, что с них взять.       Брат говорил, что так недолго осталось, и сир Харвин тайком Рейниру в своё управление Плащами проведёт. Родная вотчина, все дела. В том, что там мало что останется в тайне Алис даже не сомневалась, а потому — стоило начать готовить супруга к тому, что его дочурка решилась порадовать папеньку.       Подруливать надо было осторожно, с намёками и экивоками, чтобы вроде и никакой точной информации, а вроде как Рейнира и сообщила, что возможно, только возможно… нашелся ей мужчина по душе, который сейчас активно, пускай и неброско, прокладывает свой путь к сердцу принцессы. В некоторых темах, несмотря на их однозначность, требовалось быть осторожной с Визерисом. Однажды выученный урок хорошо запомнился Алис.       Поэтому подошла она к нему вечером, когда король был уже разомлевши и немного пьян: чем больше развивалась его болезнь, из-за которой он уже лишился двух пальцев, тем больше глушил свою боль в вине по вечерам, пускай и не опускался до тех излишеств, которые можно было бы назвать уже алкоголизмом.       — Муж мой, у меня есть для тебя некоторые… пока не совсем точные, но всё же радостные вести, — улыбнулась ему Алисента, садясь напротив и гладя свой объёмный живот. Она всё ещё не понимает, почему он даже больше, чем во время первой беременности, но отчётливо ощущает себя шариком!       — М-м?.. Чем же ты можешь меня порадовать, Алисент? — чуть устало, но с улыбкой, посмотрел на неё Визерис.       — Кажется, в последнее время, Рейнира стала гораздо более… склонна к теме замужества, — говоряще посмотрела на него.       — И кто же? — тут же нахмурился король.       — Не переживай, судя по тому, что я могла наблюдать, то сир, может, и не Хранитель Запада, — смешок вырвался из неё, стоило только увидеть, как морщится при воспоминании супруг. Джейсон Ланнистер, однозначно, произвёл впечатление на своего короля. — Но вполне достойный мужчина из древнего рода и отличного воспитания. Нежно влюблён в нашу принцессу и готов быть её щитом и мечом в дальнейшем, — она попыталась устроится в кресле поудобней, отчего слегка поморщилась — поясница ныла и тянула, а тяжесть давила.       — Но если Рейнира стала более… благосклонна, то значит, они встречаются? Наедине?       — Что ты, служанки и рыцари глаз не спускают с неё, никто бы не стал порочить твою наследницу, — покачала головой. — Просто общаются, а сир, к счастью, не обделён ни терпением, ни любовью к Рейнире, оттого терпелив ко всем… особенностям характера принцессы, — вновь чуть улыбнулась, на что Визерис тяжко вздохнул.       — Прямо так терпелив? — на этот раз, после напоминания о «прелестях» характера Рейниры в отношении брака, голос короля стал куда как более заинтересованным.       — По-моему, он находит это совершенно очаровательным и столь же совершенно не раздражающим. Красота в глазах смотрящего и любящего, — чуть философски закончила Алисента.       — И как же имя этого… смотрящего? — Визерис наклонился к ней, хитро прищурившись.       — Прости, муж мой, но это должна будет сказать тебе после уже Рейнира напрямую, не буду отнимать у неё подобной возможности, — не поддалась на провокацию Алис, наконец-то устроившись с удобством и расслабившись. — Самое забавное же в ситуации то, что отец сира так же не знает, об интересах своего сына.       — Отчего же? — недоумённо поднял брови мужчина.       — Не считает своего сына самой подходящей партией для будущей королевы, — хмыкнула. — Оттого и сир действует несколько… тайно.       — Представляю, как это пришлось по душе моей дочери, — смешливо фыркнул король, явно повеселев.       Суть тут была в том, что дураком Визерис таки не был и слеп был исключительно в отношении тех вещей, которые ему не нравятся, а потому принял во внимание и обращение «сир», и древний род, и воспитание, и отца… скорее всего, его милость уже догадался о примерном кандидате, потому и смотрит так задумчиво вдаль, постукивая пальцами здоровой руки по подлокотнику.       Харвин Стронг, несомненно, не был самой выгодной партией для Рейниры, однако был более чем приемлем: тут и происхождение, и воспитание, и лорд Лионель, который симпатизировал Визерису, и даже факт того, что тот был наследником своего отца — родись у них с Нирой двое сыновей, и второй был обеспечен владением и землями.       Но самое главное — это то, что сир был влюблён в королевскую дочь и считал характер Рейниры очаровательным, по её же словам. Визерис желал дочери счастья и надёжного плеча рядом, мужчину, что поддержал бы её в правлении — в идеале и мощью своего дома за спиной, но и личностью тоже было хорошо. К тому же, Стронги, как бы то ни было, являлись вторым по значимости домом в Речных землях, с которыми связей у короны ещё не было. А так у Рейниры будет Долина через мать, Речные земли — через мужа, Королевские же всегда были более всего преданы монарху на троне — тому доказательством был ещё Мейгор. Это было отличным началом, особенно с учётом того, что сам король был так же уверен в том, что у его наследницы есть и Простор через дружбу со мной и поддержку лорда-десницы.       Последнее было несколько наивным, но… нелояльность Отто — это однозначно то, что доставляло бы её дражайшему супругу дискомфорт. Лучший друг, сам советовал назначить наследницей Рейниру просто не может быть против!.. Поэтому он этого удобно не видел.       Как всегда, словом.       При этом многие почему-то забывали об извечном конфликте Простора — Тиреллах в роли верховных лордов и всех остальных семейств, от Хайтауэров до Флорентов, которые свято убеждены в том, что они достойней, потому что имеют в своих жилах кровь королей. Это был вечный, вялотекущий конфликт, который сейчас, конечно, притух — Минара, вторая дочь лорда Маттоса, её фрейлина и довольна своей участью. В конце концов, Алис не принижала ни одну из своих девочек. Однако сам факт оставался таковым, что в Просторе всё было… сложно.       От мужа она ушла довольная, оставив таким же Визериса — удивительное дело, когда после их встреч довольны оставались оба.       У себя Алисента уже привычно занялась делами — документы, прошения, бюджеты. Отчёты по канализации, к которым королева всегда подходила с опаской, но требовала регулярно — не дайте Боги, опять что-то затопили! Но нет, всё было стабильно, конструкция нареканий пока не вызывала, проблемы были исключительно из приучения простого люда пользоваться ею, но лиха беда начала — по приказу королевы, за счёт короны, в каждый чёртов дом провели канализацию и сделали сортир. У кого-то — в доме, у кого-то — на улице, а в паре мест были даже общественные из-за особенностей населения и сомнительной архитектуры.       Одновременно с этим Алисента провела новую рабочую должность — уборщиков, что отвечали за сбор мусора на улицах, за что получали честную, вполне приличную зарплату в два оленя в месяц, на что можно вполне прилично жить в бедных районах. И если в её прошлом мире такая работа считалась отнюдь не привлекательной, то здесь на должности выстраивались очереди. Конечно, за качеством работы следили, Алис ввела еженедельную проверку чистоты улиц своими фрейлинами, каждой по очереди, когда те объезжали всю Гавань, тех, кто работал плохо — штрафовали, до трёх раз. Налажал в четвёртый? Уволен. Претенденты на должность всегда найдутся.       Несмотря на изначальное сопротивление мастера над монетой и нескольких иных советников короля, идея себя оправдала — улицы становились чище, воняло уже меньше, а в казну стал понемногу поступать стабильный, пусть и небольшой, приток налогов. Ибо работа была официальной, за неё отчислялись налоги, равно как и за выручку в других лавках. Пока это были незаметные гроши, но это всего-лишь начало — она уже смогла ввести такие рабочие места, как уборщики, акушерки в Акушерском Доме, нянечки и помощницы там же, рабочие, что обслуживают канализацию.       Может, это не так уж и много вливаний в казну, но через годы будет явно видно то, насколько упадёт безработица и, как следствие, преступность. Сытые люди много меньше склонны к воровству и разбою.       Особенно Алис гордилась своим развивающимся Акушерским Домом: он активно набирал популярности среди простого люда и даже, понемногу, у торговых сословий. Да, там практически не было учёных мейстеров — парочка отчисленных из Цитадели учеников да один старый мейстер, который сам вызвался. Главной там стояла вдова из рыцарского дома — госпожа Мадлен Харрис, сама мать троих детей, которые уже были взрослыми и жили своей жизнью. Женщина была в меру строгой и властной, к новшествам и странностям королевы относилась с пиететом, ответственно подходя к своей задаче.       Недоучившимся мейстерам Хайтауэр велела вести статистику смертей и успешных случаев родоразрешения, так как ей нужны были аргументы, чтобы со временем, пускай и спустя года, распространить идею на другие земли королевства. А рецепт успеха был прост — стерильность, чистота, регулярные стирки и уборка, смена одежды перед родами и после, обработка рук и вспомогательных инструментов или спиртом — если в экстренных условиях, или кипячением в воде. О регулярном мытье всех пациенток и речи не шло — это по умолчанию.       Это были мелочи, но мелочи весомые и значимые, которые уже, судя по осторожным выводам работников, давали результаты. Пока данных было маловато для того, чтобы представлять это обществу и королевскому Совету, но для личного успокоения королевы хватало.       Благодаря этому работы у Алисенты было предостаточно всегда, пускай сейчас она и шла… легче, как ни странно. Постепенно, понемногу, всё становилось на единой поток, механизмы налаживались, и у неё в жизни появлялась рутина, которую Алис искренне приветствовала. Спокойно, стабильно, никогда не скучно. А самое главное — достаточно свободного времени, чтобы уделить его сыну и, вскоре, дочери.       Она очень переживала насчёт того, как воспримет Эйгон появление нового младенца в их маленьком мирке. Он был ребёнком милым, общительным, активным… и очень липучим, любящим внимание, капризным и требовательным. Как бы сама Алис не проставляла границы с сыном о том, что истерики, слёзы, требование — это никогда не выход и не рабочий метод, вечно находились те, на ком Эгг пробовал эту стратегию и они сдавались. Она отучила от этого всех своих служанок, строго приказав не поддаваться на эти детские попытки в манипуляцию, отучила Рейниру, которая была теперь более осмотрительной к этому, но всегда оставался Визерис, который не был… терпим к детским крикам и капризам. Проще было дать ребёнку то, что он хочет и заткнуть его, чем терпеливо сносить полчаса-час воплей и обид.       Она искренне пыталась говорить с ним. Что однажды вот эта маленькая капризулька, которая сейчас требует у тебя игрушку или пирожное вырастет и начнёт требовать иного — денег, отношения, влияния, бездумного исполнения любого приказа… Эйгон был принцем, что по умолчанию давало уйму возможностей, а потому одной из главных своих целей Алис ставила научить мальчика ответственности и умеренности. Можно подумать, что ей не хотелось баловать своего обожаемого ребёнка! Но она умела смотреть в перспективу и да, считала, что начинать надо с самого маленького.       Эйгону два года, но он уже знал слово «пожалуйста» и умел его применять. Иногда. С теми, кто прошел первичную проверку воплями «Дай! Хочу! Не буду!» и не поддался. Тогда да, её золотко резко успокаивалось, надувало губы и меняло манеру поведения: умильно заглядывало в глаза, дёргало за одежку и тянуло «позязя-а!..». Эйгон уже отучился бросаться едой и был на пути к тому, чтобы не бросаться игрушками, если что шло не по его воле. Он умел проситься на ручки, проситься на горшок, вежливо просить подать игрушку — банально тем самым «позязя» и протягиванием рук. Он не проявлял жестокости к кошкам, что окружали его всю жизнь — выучил тот факт, что если дёргать за уши, хвост, усы, любые конечности, то у котика «бо-бо», как когда он падает и расшибает коленки. И если он повёл себя не так, а кот его поцарапал — это не котик плохой, это он сделал ему больно и неприятно, а котики не умеют говорить или общаться как драконы, и они причиняют боль в ответ, чтобы он понял их чувства. Эйгон проявлял сочувствие, понимая, что, когда кто-то плачет, надо подойти и пожалеть, знал, что есть такое понятие как «ждать» — когда мама или сестра работают и заняты и не могут вот-прямо-сейчас уделить ему внимание. И нет, истерика тут не поможет, быстрее дело не сделает. Хуже, впрочем, тоже — Алис не хотела, чтоб сын считал, что его любят только «хорошим» даже в таком маленьком возрасте.       Так что да, она вполне обосновано считала, что хорошо справляется с ролью матери! Алисента не просто любит своего ребёнка, она его воспитывает и учит, как настоящего маленького человека!       Ежедневные зарядки по утрам, игрушки для мелкой моторики — она специально заказала у мастеров кубики, пирамидки и даже большие паззлы! — большой алфавит с картинками на полстены в игровой, столик с красками и бумагой для рисования руками, никакого сюсюканья в ближайшем окружении!.. Да её ребёнок знал весь чёртов алфавит к году, указывая на буковку на стене, стоило её назвать!..       И тут Визерис, который одним своим появлением просто херит половину её усилий. От отчаяния иногда хотелось выть, но она держалась.       Самым печальным было то, как сильно Эйгон тянулся к отцу. Стоило увидеть его — и прилипал, как липучка, устраивая истерики каждый раз, как король уставал от активного ребёнка и велел нянькам унести сына. И требовал папу по несколько раз на дню. Её мальчику было отчаянно мало родителя, что появлялся в лучшем случае в его комнатах раз в день на полчаса. А иногда и раз в два.       Алисенте это не нравилось. Она отчаянно хотела просто отсечь своего сына от этого мужчины, убить в нём любовь к тому, кто совершенно этого не заслуживал, но… дети любят родителей безусловно и просто за факт их существования. Даже сироты, никогда не знавшие ни отца, ни матери, несут в себе любовь к ним сквозь года. Что говорить о её ласковом и нежном мальчике?.. Убивать в нём это было бы жестокостью.       А может — и милосердием. Потому что с каждым месяцем Алис замечала, как интерес Визериса к сыну просто… угасает. Сначала он приходил к нему по два-три раза в день, чтобы поагукать над кроваткой. Потом стал приходить стойко раз в день, на полчаса-час. Сейчас же он мог пропускать день или даже два, задерживался максимум на полчаса и приходил в одно и то же время — словно по графику. И лишь на людях, когда все вокруг восхищались здоровьем, красотой, схожестью Эйгона с отцом, уделял сыну больше привычного внимания.       Она с ужасом думала о том, что станет с её мальчиком тогда, когда этот интерес угаснет окончательно. Через год, может два?.. И достанется ли хоть капля его второй дочери? Казалось, что закрыв внутренний гештальт «ребёнка мужского пола», Визерис стал утрачивать интерес к идее наличия сына.       Ей разбивало сердце само непонимание того, как это вообще возможно — утратить интерес к своему ребёнку?.. Алисента довольно долго шла к принятию своего становления мамой — сейчас, оглядываясь назад, сравнивая свою первую беременность со второй, когда она постоянно гладит живот, разговаривает с дочкой, напевает ей колыбельные, думает о ней, то понимает, насколько сухой и отчужденной она была в первый раз. Но даже тогда, стоило взять Эйгона на руки — и она полюбила его в абсолюте. Так, как никого и никогда.       Визерис же… любил ли он Эйгона вообще?.. Или тот факт, что в нём нет крови Эйммы Аррен, что его родила не первая королева, лишал мальчика любви отца?..       И чем дальше в своём отчуждении становился король, тем более требовательным к вниманию матери становился принц. Мальчик словно заменял одно другим, боясь, что в какой-то момент и мама к нему охладеет.       А скоро в их жизни появится младенец. Маленький, кричащий, требовательный, забирающий её внимание… живущий в её покоях. Буквально занявший место самого Эйгона. И окружающие будут восхищаться уже не только им, но и новым ребёнком, в том числе — и его мать, и сестра, и даже отец, наверняка, проявит хоть какое-то внимание.       Эти мысли доводили Алис до паники, что делало её несколько… излишне активной. И жалостливой. И стремящийся порадовать, и занять внимание Эйгона. Итогом сего стал ужасный, дорогой, совершенно масштабный заказ мастерам по дереву, художнику и даже швее.       Алисента решила подарить Эйгону целый чёртов Красный Замок вместе с куклами в виде членов его семьи. Целых полчаса думала о том, а не слишком ли это, не чрезмерно ли… а потом плюнула. Она — королева, её сын — принц, могут себе позволить. И выкинула любые сомнения из головы.       В итоге она проела плешь всем мастерам ещё даже до второго дня рождения сына: нарисовала эскизы, разжевала каждому, что и как хочет, заставила всех работать вместе… итого — уже почти готов и сам замок, и даже куклы. Над куклами бились особенно, потому что Алис хотела не просто какие-то болванки — она хотела шарнирные куклы. Чтобы двигались ноги, сгибались руки. И очень детализированные.       В итоге над самим процессом создания и механики бились сразу два мастера — опытный, дворцовый и молодой подмастерье, которого Алис наняла за рискованность и «незамыленность» взгляда. Потому что лично она знала, как это выглядит уже в готовом варианте, но процесс?.. Не то чтобы она этим особо интересовалась.       Но совместная работа и мозговой штурм творят чудеса — ещё до родов она держала болванку куклы, которая выглядела вполне прилично и даже шевелила конечностями. Это была черновая работа, но сам факт, что такого удалось достичь безмерно радовал. Теперь дело было за тем, чтобы обтесать всё и передать в руки художника и швеи — те уж разрисуют лица и пошьют одежду, вместе с волосами, сделанными из тончайших нитей, которые должны будут крепится на очень стойкий клей на основе смолы.       Итого у них должно было быть всё семейство её сына, а именно: она сама, Визерис, Рейнира, Деймон, Отто, Гвейн и те, кого он лично не знал, но кто был из числа Веларионов — принцесса Рейнис, лорд Корлис и его кузены Лейна и Лейнор. И, конечно, сам маленький Эйгон. Нельзя было сделать всю семью и исключить из неё мальчика. Заодно Алис велела добавить люльку с младенцем в розовых пелёнках, чтобы Эгг стал привыкать к тому, что в семье есть кто-то ещё — пока маленький, с кем нельзя играть, но уже семья.       Вишенкой на торте же должны были стать фигурки драконов — и Балериона, на котором когда-то летал его отец, и Сиракс, и маленький Огонёк, и Пламенная Мечта, и Вермитор, и Среброкрылая, и Мелеис, и Караксес… проблема была лишь в том, что в живую она видела немногих, пускай и замучила парочку блюстителей на описания некоторых, а остальных постаралась нарисовать по памяти прошлой жизни, в особенности — Мелеис и Караксеса.       Весь набор должен был быть готов через пару месяцев, но королева не торопила мастеров — работа была сложная, скурпулезная и спешки не терпела. Это не был подарок на какой-то праздник, это было просто что-то приятное и полезное для Эйгона.       Вполне вероятно, что под конец работ все мастера будут её тихо ненавидеть, но она всегда была вежлива, хвалила их работы, даже черновые, восхищалась мастерством и щедро платила. Алисента надеялась, что это перекроет нервные клетки, что умерли у бедолаг в процессе.       Она надеялась, что Эйгон в полной мере оценит подарок и будет с ним осторожен — прививать бережность к вещам ему было сложно, но Алис упорно не сдавалась. В конечном итоге, сломает однажды что-то, нового ему не подарят и не дадут, — и научится быть аккуратней. Даже если это будет стоить ей очередной истерики и несчастных глаз. Что поделать, если родителям приходится быть строгими ради блага их детей.       Было очень странно осознавать, что в какой-то мере она понимает Отто, пусть и без его перегибов, но… мама не может быть постоянно доброй, если она действительно воспитывает ребёнка. Приходится быть и строгой, и жесткой и, в какие-то моменты, почти бессердечной, не реагируя на отчаянные слёзы своего ребёнка.       И если сейчас это были, в основном, пустячковые поводы, то представлять реакцию Эйгона, когда им придётся разлучать его со слишком выросшим Солнечным Огнём, не хотелось совершенно. Благо, до того момента есть ещё хотя бы пара лет.

***

      Роды начались в этот раз ночью — до того целый день у неё ныла поясница и тянуло низ живота, отчего Алис была, в принципе, готова к тому, что вскоре её малышка решит появиться на свет. В этот раз всё шло как-то… быстрее и легче, она проснулась от того, что под ней намокли простыни от отошедших вод, что уже было изрядной частью мучений.       Алисента, выдохнув, скатилась с кровати и побрела к двери, у которой дежурил её личный щит, постучала в неё. Двери тут же отворились и показался сир Стеффон.       — Сир Стеффон, хоть лягте у этих дверей, но великого мейстера не пускать, приказ королевы, поняли? — мрачно приказала королева, стоя в одной ночной рубашке и взъерошенная, злая со сна и от ноющей поясницы.       — Да, ваша милость, — тут же кивнул гвардеец, а после всполошился: — что-то случилось?       — Роды, — мрачно буркнула Алис, собираясь закрыть дверь, но тут вспомнила: — ученика мейстера, Орвиля, пускать дозволяю.       — Принято, ваша милость, — мужчина оставался собран, пускай и немного всполошился. — Лёгких родов, моя королева.       — Благодарю, сир Стеффон, — улыбнулась ему Алисента, позабавленная таким пожеланием. Кажется, её личный рыцарь стал первым из мужчин, кто напрямую выразился так.       А потом она просто позвонила в колокольчик, вызывая Лилу и началась привычная суета.       Поменяли постельное, пришла акушерка, открыли окна — Алис не терпела духоты, особенно во время родов, — служанки позвали ещё и мейстера Орвиля, которому по прибытии было велено наблюдать и не лезть. Парень, осознав, что он тут один из своей профессии, а его учителя никто не пустит, осознал свою важность и тихонько пристроился в сторонке, выглядя весьма напряженно.       Фрейлин королева решила не звать, сейчас ей не хотелось лишней толпы народу, одна лишь Галия каким-то образом узнала о начавшихся родах своей госпожи и просочилась в двери.       — Как в прошлый раз? — спокойно поинтересовалась подросшая девочка, которая теперь одевалась только в штаны и камзолы, с личного позволения королевы. К платьям у Харлоу по-прежнему была стойкая антипатия.       — Незачем, ему не скажут, а, в случае чего, и не пустят, — отмахнулась Алисента.       Из неё вырвался смешок, когда услышала расстроенный вздох Галии, которой, видимо, понравилось запирать великого мейстера в кладовках. Но в этот раз Алис могла спокойно уже распоряжаться своей властью и просто не пустить этого старика к себе. У неё была акушерка, был ученик мейстера, а она — королева. Так что пошли они все к чёрту.       — Сообщить кому-то? — уточнила её телохранительница.       — Узнают, как рожу, — вновь отмахнулась Хайтауэр, не желая наводить панику и суету.       Рейнира наверняка опять бы перенервничала до трясучки, от Визериса или Отто толку ноль целых хер десятых, так что узнают уже утром. Проснутся и будет им сюрприз — ещё одна принцесса Таргариен.       Сам процесс был уже не столь страшным и стрессовым на этот раз — она ходила по комнате, разминала поясницу, глубоко дышала, гладила свой живот. Даже люди вокруг особо не суетили — их на этот раз было в два раза меньше и все были на своих местах. Один только Орвиль периодически начинал повякивать, что королеве стоит лечь, а не ходить, но на него рявкала акушерка — один раз даже подзатыльника отвесила — и юный мейстер затыкался, вспоминая о своём обещании «смотреть и не лезть».       В активную фазу Алис вошла на том же философском спокойствии, в этот раз перенося её так же на ногах, пока схватки совсем не усилились. Стала в знакомую, удобную позу на коленях, схватившись руками за набалдашники кровати, начиная тужиться по команде акушерки.       Больно, конечно, было. И она снова материлась сквозь зубы, шипя и ругая весь мир, но уже без того огонька, что в первый раз — она точно знала зачем и почему это делает. Не ради долга или власти. Ради ребёнка, что рос в ней, ради её малышки, что скоро придёт в этот мир. Ради ещё одного маленького дракончика, который будет её.       Алисента видела цель и препятствия не могли стоять у неё на пути.       Пара часов мучений прошли почти незаметно — Алис видела перед глазами лишь свою девочку, долгожданную дочку, думая о том, что ради своих детей пойдёт и на большее, и что совсем скоро она окажется у неё на руках, маленькая и бесконечно трогательная, а потом она представит её старшим брату и сестре. Рейнира будет на седьмом небе от счастья — принцесса мечтала о младшей сестре с косичками и платьюшками.       — Давайте, ваша милость, немного осталось! Головка уже видна! — вырвала её из мыслей акушерка, и Алис приложила все усилия, чтобы тужиться на схватках.       Хелейна. У неё скоро будет её маленькая принцесса.       И с рыком она делала последний рывок, царапая набалдашники, ощущая, как пот стекает по лицу.       Громкий младенческий крик прозвучал в покоях подобно грому, и Алисента, резко расслабляясь, упала лицом в постель. В этот раз она не торопилась шевелиться, зная, что надо дождаться обрезания пуповины и лишь потом — можно развернуться и лечь, чтобы взять впервые на руки своего ребёнка.       — Прекрасная принцесса, ваша милость, — довольно проговорила акушерка, кладя девочку, уже укутанную, в руки матери.       — Хелейна, это моя Хелейна, — со слезами выдохнула Алис, целуя девочку в лобик. Короткие белые волосики явно показывали, какой крови её малышка, которая недовольно морщила сейчас своё лицо и тянулась к груди матери.       Послед опять вышел почти без её внимания, пока она кормила свою дочь, не отрывая от неё глаз. Самое прекрасное создание в мире было в её руках, так какое ей было дело до всего остального?..       Пришлось, конечно, всё же отвлечься и передать девочку в руки Орвиля, который смотрел большими глазами на просветлённом лице, чтобы встать, позволить себя вымыть, а точнее обтереть влажными тряпками, поменять сорочку, пока на постели меняли бельё. Но стоило ей только лечь обратно, и Хелейна вновь оказалась в её руках, потому что отдавать кому-то свою детку?! Сейчас?! Когда она только-только покинула её тело?! Ни за что!       Орвиль там что-то ещё её осматривал, под ворчание акушерки, что ещё пару раз дала ему подзатыльник, но в целом оставался под впечатлением.       — Очень… гладкие роды, — пробормотал он.       — Нормальные, — буркнула на него женщина. — Организм женщины сам готовится к родам и говорит, что и как делать. Вмешиваться надо только тогда, когда тело ослаблено или нездорово, а так — природа сама подскажет, только знай да направляй, чтобы мамочки дури не творили, — поучала парня.       Алис следила за ними краем глаза, внутренне посмеиваясь. Это было очень забавно, как послушно внимал учёный мейстер простой акушерке, так как в норме они считали себя много выше всяких «повивальных бабок».       Счастливо вздохнув, она снова посмотрела на дочку, что активно присосалась к её груди, сжимая кулачки. Глядя на это чудо, она не ощущала даже усталости или боли от родов — любовь наполняла её до краёв к этому маленькому комочку, который она сама же и породила, отчего улыбка не сходила с её губ.       Неважно, будет её Хелейна обычным ребёнком или особенным — маленькая принцесса будет расти счастливой и в абсолюте любимой, какой бы ни была. Уж это-то она могла обещать.