Алисента. Матерь драконов

      Харвин временами не понимал, как он оказался там, где он есть. Его жизнь была привычной и распланированной — он родился старшим сыном лорда Стронга, рос крепким, здоровым мальчиком в Харренхолле, готовился унаследовать родовой замок и прилегающие земли, много сражался, немного меньше учился, получил рыцарские шпоры в семнадцать, выиграв турнир и будучи посвященным лично лордом Талли. Он должен был вырасти, жениться, завести детей и стать однажды новым лордом Стронгом.       Меняться всё начало тогда, когда его отца назначили мастером над законом, взамен принца Деймона, смещённого с этой должности. Сперва поехал отец, спустя некоторое время — и он. Прибыл он всего несколькими месяцами ранее печального события для всех Семи Королевств — на родильном ложе скончалась королева Эймма и её новорождённый сын, принц Бейлон. А вскоре сослали принца и назначили наследником принцессу.       Он был там, когда отец склонял колено и приносил присягу принцессе, что горделиво стояла перед всеми лордами, меньше их почти в два раза. Ещё тогда его зацепило мужество этой девочки.       К безделью Харвин был непривычен, он больше воин, чем политик по жизни, а оттого решил служить королевству и в столице, подавшись в Городскую Стражу, которой заведовал принц. Приняли его туда сразу, назначив капитаном Львиных врат, потому как он был благороден, а большинство здесь служащих — нет. Самого принца он застал мельком, в его одиозной облаве не участвовал — стоял на страже своих ворот, охраняя, со слов большинства и не заработав достаточно доверия — на деле.       В турнире он так же не участвовал, потому как его оставили заместителем вместе с сиром Лютором. Харвин полагал, что дело заключалось в мелочности принца, который недолюбливал его отца за то, что тот занял его место в Совете, пусть и сделано это было без его инициативы, да и минуло уж несколько лет. Принц Разбойник слыл своей мстительностью и злопамятностью, и обид не прощал, даже надуманных.       Так он в той страже и остался, со временем честно оправдав своё звание капитана и найдя общий язык с другими служащими — людьми они были, по большей части, простыми и верными принцу Деймону, который, может и покинул Гавань, вместе со стражей, но остался здесь неуловимым призраком присутствия. Деймона всегда вспоминали с уважением, почтением и толикой страха, по крайней мере те, кто служил при нём. А вот к новичкам относились напряженно, видя во всех ставленников главного оппонента принца — лорда-десницы.       Когда же к ним прибыл Гвейн Хайтауэр, самый прямой ставленник из возможных, да сразу на должность капитана Божьих врат… парня начали травить. Харвин предпочитал судить о людях самостоятельно, оттого и лично сходил с ним познакомиться.       Себя он официально причислял к нейтралитету, хотя мысленно признавал, что ему ближе мстительный принц, что неудивительно — большую часть своего времени он проводил с теми, кто его практически боготворил за то, что тот вытащил их из дерьма, сделав почётными Золотыми Плащами, а не «дерьмостражами», как их именовали в народе ранее.       Младший Хайтауэр оказался мальчишкой смешливым и ироничным, на принца зла особо не держащим — несмотря на историю с турниром, зато к отцу относился с некоторым напряжением, предпочитая о нём просто не говорить. Распинаться часами же Гвейн всегда готов о своей сестре — фрейлине принцессы, что очень быстро стала королевой.       Стронг даже присутствовал на свадьбе, вместе с отцом и братом, наблюдая довольно кислые лица, что будущей королевы, что наследной принцессы. И один лишь король сиял. Картина была странноватой, но это откровенно не его дело — лезть в семейные взаимоотношения королевской семьи.       Ещё больше его удивило то, что буквально через несколько дней после свадьбы он мельком увидел совсем иную картину — принцесса с королевой, может, и не выглядели счастливыми, но держались вместе столь крепко, что ссору там заподозрить было невозможно. Принцесса Рейнира цеплялась за локоть своей бывшей фрейлины, а та в ответ сжимала ладонью руки девочки и шли они при этом вплотную.       И он был бы рад, опять-таки, не думать о семейных отношениях королевской семьи — потому что не его это дело, в чужой дом лезть! — но он умудрился сдружиться с Гвейном Хайтауэром, который несколько недель кряду ему ныл о том, что его сестра заслуживает лучшего.       — Что может быть лучше короля?! — несчастно всплеснул тогда руками Харвин, просто мечтая, чтобы приятель заткнулся.       — Нормальный, любящий муж, — пьяно икнул Хайтауэр. — А не мужик, зарезавший заживо свою первую, любимую, жену.       Как-то так он и узнал о довольно страшной участи королевы Эйммы, а так же о том, что тело покойной королевы — ещё даже не остывшее — видели обе девушки — и принцесса, и её тогда ещё фрейлина. Невмешательство Харвина пошатнулось, потому что он, конечно, не встречался с ними как-то лично, даже не разговаривал практически, но не сочувствовать двум юным девушкам не мог.       Представлять, что ощущала принцесса Рейнира не хотелось вдвойне — он сам потерял мать в родильной лихорадке и видел это, но… но она не была зарезана заживо, пускай это и было всё равно ужасно.       Долгое время он знал о делах королевской четы — слишком много знал, по его мнению, — только через Гвейна, который то жаловался, то ныл, то восторгался своим племянником. Словам друга Харвин всецело не доверял, конечно, потому как тот предвзят и если его послушать, то королева Алисента — само воплощение Девы с Матерью.       — Только с амбициями и властолюбивым характером, — всегда, справедливости ради, дополнял свой рассказ друг. — Это она в отца такая, — и тяжело вздыхал.       О деснице, на своё счастье, Стронг не знал почти ничего, кроме того, что отношения у брата и сестры с отцом были… сложные, а её милость его любимица, пускай отцовская любовь сира Отто и была очень специфична, по словам младшего Хайтауэра. Подобное положение дел его, в принципе, вполне устраивало, хотя друг мог бы ныть и поменьше.       А потом случилась первая Встреча Королевы, где он имел возможность лично наблюдать за юной королевой, которая… производила впечатление. Её милость оказалась действительно добра, красива и умна, — тут Гвейн особо не преувеличивал, лишь значительно преуменьшал властность сестры, потому что это… чувствовалось. Однако королевам такими быть и полагается, так что он не возникал ничуть — суд вершила королева вполне справедливый, никого не щадила и решение выносила строгое, но справедливое.       Наличие некоторых… индивидов в их рядах заставило и его, и сира Лютора изрядно напрячься, конечно, зато после этого они смогли отследить ещё несколько подобных преступников, которые злоупотребляли своим положением.       В такие моменты его негласный начальник тоскливо вздыхал, ворча о том, что при принце Деймоне такого творить не смели — тот был скор на суд и расправу, заподозрит подобное — мигом оскопит, вот и не рисковали особо мерзавцы после показательных кар с тем самым оскоплением и пожиранием драконом заживо. Жрал, говорили, медленно и со вкусом — откусывал отдельно руки и ноги, потому жертва какое-то время заживо наблюдала за тем, как её жрут.       Со временем к Встречам привыкли, королева устраивала их регулярно, раз в полгода, а сир Лютор с каждым разом выглядел всё довольнее — жалоб на них почти не поступало, контроль над служащими усилили и старались это дело контролировать, за что они даже получили дополнительные средства на «улучшение оснащения». Официально это было распоряжением короля, но у них был Гвейн, который был немного треплом и знал о том, что законопроект протащила королева в качестве поощрения их «доблестной службы» и «работы над ошибками».       От денег они отказываться, естественно, не стали, пускай некоторые и ворчали, что не продадутся Хайтауэрам за пару медяков.       Но даже всё это не было великим потрясением в жизни Харвина — с её милостью он, опять-таки, особо не общался, лишь наблюдая со стороны, да изредка отмечаясь на пирах и турнирах, как наследник своего отца. И принцессу видел там же — мельком.       Изменилось всё тогда, когда принцесса повзрослела, а отец стал куда настойчивее в том, что он должен присутствовать на королевских мероприятиях. Потому что ему уже двадцать три года и ему пора жениться, а все эти пиры и балы были прекрасным поводом познакомиться со множеством леди и их семьями.       Харвин убеждён, что отца так вдохновил пример его милости, который незадолго до этого стал активно искать жениха дочери, которая не слишком-то хотела замуж, вот и его родитель решил побыстрей подыскать ему партию, дабы в будущем не было подобных… проблем. Наследник — это важно, а у него всего двое сыновей и надежда в этом плане лишь на одного.       Это был тот самый момент, когда короля недобрым словом он поминал вместе с Хайтауэром, а не просто выслушивал его возмущения. Потому что он не собирался жениться в ближайшие годы, если бы только не нашлась женщина, ради которой стоило бы пойти на столько серьёзный шаг.       Но она нашлась, на его беду.       Повзрослевшая принцесса оказалась удивительно красивой, но главное — характерной. Чем чаще Харвин бывал при дворе, тем чаще видел и слышал, как наследница общается с лордами и леди, бросается остротами и смотрит на всех с немым вызовом, о котором кричала вся её стать — и положение тела, напряженного, как тетива, и гордо поднятого подбородка, и сжатых узких губ с надломом в уголках, и во взгляде фиалковых, прищуренных глаз.       Принцесса бросала вызов всему миру и была готова к бою — пусть не физическому, на мечах, но моральному и волевому, каждый момент выхода в свет. Расслаблялась она лишь в присутствии королевы, начиная улыбаться и смеяться, а не разить каждого встречного убийственными взглядами.       Едва ли он мог объяснить как это произошло. Просто раньше он смотрел и видел перед собой свою будущую королеву и правительницу, принцессу, которой его дом присягнул в верности, а в следующий момент Харвин осознал, что смотрит на девушку непозволительно долго, а на лице сама по себе возникает восторженная улыбка, когда принцесса изволит отшивать очередного неудачливого кавалера.       Что ж, это тот самый случай, когда его брат оказался совершенно прав — Харвин был идиотом.

***

      С момента осознания своей увлечённости принцессой Стронг старался то ли избегать её, потому что понимал, что едва ли будет самым выгодным женихом для неё, то ли наоборот ошиваться поблизости — не навязывая своё присутствие, но давая возможность заметить его интерес и проявить в ответ.       Что ж, то ли он его плохо проявлял, то ли принцесса в нём совершенно не заинтересована, но он ни разу не удостоился даже взгляда, более долгого, чем остальные, случайные лорды. Это было печально, но не то чтобы он не был к этому готов. Будь на месте принцессы кто-то другой — он бы, конечно, поупорствовал. Харвин умел нравится женщинам, знал, как быть романтичным и добиваться ответных симпатий, но перед принцессой он, во-первых, немного робел, что не страшно — ибо это то, через что он мог перешагнуть, а во-вторых, его отец бы не одобрил.       Лорд Лионель Стронг — человек чести и всегда в первую очередь радел за королевство и короля, оттого категорически выступал за брак наследницы с сиром Лейнором Веларионом, ведь такой союз примерил бы два великих валирийских семейства. А потому заметь его более явный интерес отец и он бы запретил ему появляться подле принцессы.       Харвин, конечно, жил своим умом — и не побоялся бы пойти против воли отца, когда на кону такая девушка, на которой он хотел бы жениться. Однако во власти мастера над законом не просто запретить ему на словах, но и ограничить вход во дворец, а то и вовсе — сослать обратно в Харренхолл, заниматься управлением своих земель.       Потому всё, что ему оставалось — это осторожно маячить на фоне принцессы, изредка заводя с ней ненавязчивые разговоры к которым, впрочем, та оставалась равнодушна и формальна.       Судя по всему он, что называется, решил прыгнуть выше своей головы и сердце его сыграло с ним дурную шутку — то оставалось равнодушным ко всякой девице, то воспылало чувствами к той, которую он не мог открыто добиваться так, чтобы она обратила на него внимание.       Что ж, в какой-то момент он впал в достаточное отчаяние, чтобы пожаловаться на это Гвейну.       — Расслабься, тебя уже заметили и узнают всю твою подноготную, друг мой, — лениво отмахнулся от него Хайтауэр, а когда Харвин непонимающе нахмурился, пояснил: — ты можешь быть сколь угодно незаметен для принцессы, которая замуж не хочет в принципе, но ты точно не ускользнул от бдительного ока моей дражайшей сестры. Поэтому она узнает о тебе всё, что только можно узнать, вплоть до твоей любимой позы в постели, проанализирует это и решит — достоин ли ты её дорогой подруги. Если да — рано или поздно принцесса тебя заметит, — и был таков.       Сказать, что Харвин был в шоке — не сказать ничего. Факт, что его чувства заметила королева был смущающим, но не более, он того не стыдился и не то чтобы особо скрывал, а вот её… исследования его подноготной, вплоть до секса — это да, это смущало поболее прочего. Когда выяснилось, что его друг даже не особо шутил, потому что «у королевы есть связи везде, буквально, друг мой, везде», то он заподозрил, очень смутно и неуверенно, что у их благочестивой королевы могут быть информаторы в борделе.       Что было невероятным, но Хайтауэр при этом предположении ни шокированным, ни оскорблённым не выглядел. То есть они таки были. Что делать с этой информацией Стронг понятия не имел.       С одной стороны, он считал, что мог бы добиться внимания принцессы и своими силами, пусть и не сразу, и не нахрапом, но на такую девушку так и нельзя — на неё боем пойди, так она боем и ответит, а в любви битв, кроме постельных, быть не должно. Впрочем, он и постельных-то не любитель — ему подобного на службе хватало, чтобы в семью нести. Принцессу Рейниру, по мнению Харвина, надо завоёвывать постепенно, вниманием и заботой, показать, что она ему ценна как личность и девушка, а не будущий правитель, что он готов быть для неё и щитом, и мечом, и отрадой, пускай Отрадой Королевства зовётся она сама. И что детям их он был бы хорошим отцом, и верен ей был бы не из долга, но из чувств… всё это было, однако, долгоиграющим.       А замуж принцессу король хотел выдать поскорей, а не ожидать пару лет, когда один сир Стронг сподобиться заполучить расположение его дочери.       Поэтому, с другой стороны, поддержка её милости могла бы быть кстати. Не чтобы сосватать его, но чтобы принцесса хотя бы обратила на него внимание, а дальше он уж и сам бы управился, не мальчик уж. Он решил пока более активных действий, чем те, что есть, не предпринимать — угроза отца всё ещё довлела над ним, а прямо подойти и поговорить с королевой он тоже не мог.       Зато у него есть Гвейн, который был треплом и за него радел. Кто бы мог знать, что он когда-то будет пользоваться дружбой ради подобного. Но Рейнира того стоила и даже много более — однозначно.       Турнир в честь двухлетия принца мог стать для него реальной возможностью, если бы не тот факт, что принцесса поскорее сбежала в лес, а его отец изволил советовать королю о браке с сиром Лейнором. Ну и заодно его милость осмеял его собственную кандидатуру, что было неприятно. Харвин, может, и не великий лорд, и не сын самого богатого лорда королевства валирийской крови, но он сын Первых Людей, будущий второй лорд Речных земель по власти и владелец самой большой крепости в королевстве. Полуразрушенной, но всё же.       Всё это затмила собой вновь сама принцесса явившись в лагерь окровавленной, но несломленной, с гордо поднятой головой и убитым кабаном позади. Если бы Харвин не был уже в неё влюблён — в тот самый миг отдал бы своё сердце. Такую женщину не любить было просто нельзя.       — Ты выглядишь, как идиот, дорогой братец, — заметил сбоку Ларис и Харвин был вынужден подобрать слюни. Виноватым однако себя не чувствовал, когда видишь такую… принцессу, то там не только слюни, там всё что угодно может быть. И показаться идиотом — отнюдь не самое страшное.       Во время королевского пира, до которого принцесса успела стать героем дня, благодаря своей встрече с оленем — а как она перед лордом-десницей-то стояла! — он стоял у огня, помогая в готовке мяса и разделе дичи, поглядывая иногда в сторону принцессы. В очередной раз, кидая взгляд в ту сторону, он наткнулся на весёлый взгляд её милости и даже смутился.       Знать, что она знает — это одно. А вот так быть застуканным прямо на месте «преступления» — это нечто… совершенно иное. Королева ему весело улыбнулась, а после, пока принцесса, видимо, закашлялась просигналила что-то глазами. Харвин не понял, что именно и после второй попытки просто недоумённо поднял брови. Её милость закатила глаза и рукой велела ему… покрутиться. А после снова переключилась на подругу.       Он пронаблюдал за тем, как менялось выражение лица принцессы при разговоре с её милостью, как очаровательно заалели щёки принцессы Рейниры, как стрельнула в него, недоумённо стоящего и откровенно пялящегося, глазами королева… и он понял, что, видимо, должен немного покрасоваться. Показать товар лицом, так сказать.       Развеселившись от этих девичьих интриг, Стронг всё же последовал немому указанию королевы, поворачивался, наклонялся, играл мышцами на руках, чтобы обернуться и встретиться взглядом с принцессой.       Сдержать шальной улыбки он просто не мог — она впервые его заметила.       И ответная, небольшая и неуверенная, улыбка горячо согрела его сердце, заставив то пуститься в пляс.       Теперь дело было за ним.

***

      Возможно, идея незаметно выследить принцессу в чащах была не самой удачной, но это было лучшее, что пришло ему в голову! В итоге, он вроде как и нашел её и подошел со стороны, с первого взгляда незаметной, и рядом с нею не было сира Кристона… зато была королева. И как-то так оказалось, что он подслушивает их разговор, при чём о нём же.       — …как думаешь, будет не слишком, если я намекну сиру Харвину, что если он изволит обидеть тебя, то ему однажды откусят член? Или это будет излишне явным перебором с моей стороны? Хотя превентивные меры, как по мне, не могут быть излишними, особенно в столь щекотливом вопросе. Должен же сей бравый рыцарь знать, что ты у нас персона исключительно драгоценная? — мило щебетала королева, рассуждая о том, что ему однажды вполне себе могут, кхм, откусить член в случае чего.       Однако принцесса Рейнира в ответ заливисто хохотала, сгибаясь пополам.       — Позволь, ой, — пыталась остановить смех девушка и он немного заслушался. Нечасто он наблюдал принцессу… такой. — Напомнить тебе, что у меня есть дракон, который его, в случае чего, съест прежде, чем ты успеешь что либо сделать?..       — Поверь мне, угроза откушенного члена может быть для мужчины страшнее пасти дракона, — столь же легко отмахнулась её милость, вызывая новый виток веселья у падчерицы. Видимо, она не столько рассуждала всерьёз, сколько веселила принцессу. Впрочем, не то чтобы Харвин рискнул проверять.       Продолжать же невольно подслушивать и искушать судьбу он, всё же, не стал.       — Её милость во многом права, принцесса, — он уверенно шагнул из-под тени, улыбаясь. Вот только немного не учёл, что может напугать двух дам, которые резко дёрнулись, хватаясь, кто за что — принцесса за грудь, королева — за живот. Второе, с учётом немного… шарообразной формы её милости встревожило даже больше.       — Сир Харвин, на будущее — не подкрадывайтесь так к беременным женщинам никогда. Мы от этого имеем вредное свойство — рожать, — проворчала королева, глубоко дыша.       От её слов всполошилась не только принцесса, но и он сам, однако королева махнула на них рукой, вздыхая и гладя живот. Харвину было ужасно неловко стоять здесь, посреди поляны под напряженным взглядом принцессы и ироничным — её милости.       — Что ж, раз наш диалог всё равно услышали, то сир Харвин теперь в полной мере осознаёт весь риск, — улыбнулась королева Алисента. — А потому оставлю вас.       Он заметил слабый протест в принцессе, которой, видимо, не слишком хотелось отпускать подругу, однако королева сжала руку принцессы, посмотрев на неё и, неспеша, ушла с поляны. Стронг мысленно перевёл дыхание, потому что сейчас ему предстоял самый сложный бой для него.       — Вы подслушивали, сир Харвин? — резко спросила, пристально смотря на него, принцесса Рейнира. Она снова стала выглядеть так, словно готова воевать со всем миром, стоя напряженной, со вскинутым подбородком и поджатыми губами.       — Что вы, принцесса, так получилось случайно, — вздохнул Харвин, улыбаясь и немного разводя руками. — Я желал поговорить с вами и не ожидал застать вас с её милостью, а выходить сразу было несколько… неловко, особенно слыша такие разговоры.       — И что же? Вас не напугала моя грозная королева? Не стоит относиться к её предупреждениям легкомысленно, — слегка улыбнулась девушка.       — Я не столь глуп, принцесса, — хмыкнул весело. — Мне не раз доводилось бывать в качестве стража на Встречах Королевы и я знаю, что её милость всегда приводит приговор в действие.       — Значит, вы достаточно храбры, чтобы рискнуть? — с вызовом вскинула подбородок принцесса.       — Есть то, ради чего стоит рисковать даже самым дорогим, — уверенно кивнул Харвин.       — Например, брак с будущей королевой? — он почти мог видеть, как она резко вскинула все свои иголки, готовая разить словами и взглядами, за один неверный жест. Это очаровывало, хотя после недавно виденных сцен Харвин более желал бы быть тем, кто вызовет её смех и радость, а не готовность атаковать.       — Например, возможность быть с девушкой, что пленяет своим характером, — миролюбиво отбил, улыбаясь тому, как не ожидавшая такого ответа принцесса немного ослабляет свои колючки.       — И что же, вас не слишком прельщает перспектива стать королём-консортом? — но она не сдавалась, набираясь решимости и сил, чтобы нанести удар побольнее. Он, на счастье, был крепким мужчиной и мог спокойно выдержать все её удары.       — Не слишком люблю политику, — против воли он слегка поморщился, потому что его почти пугала мысль о том, что будет, когда он станет лордом Харренхолла, но принцем-консортом или королём-консортом?.. Это обещает быть кошмаром. Но, опять-таки, такая девушка как принцесса стоила этого и много более того.       — И всё же вы готовы пойти на эту жертву? — иронично фыркнула принцесса, начиная движение. Харвин следовал за ней, подстраивая свой шаг под её.       — Если такова цена, — пожал плечами, не отводя взгляда от девушки, которая, видимо, думала, как бы побольнее его задеть. И решил раскрыть карты, чтобы быть честным с ней: — вы очаровали меня в первую очередь своим характером, принцесса. Я бывал на всех этих пирах и турнирах, наблюдал за тем, как всякий раз вы входите в общество, словно готовы принять бой и как остаётесь сильной, не дрогнув, даже против более сильных противников. Вы юны, но ваша стойкость и сила не могли оставить меня равнодушным. И я хотел бы быть тем, кто… сможет облегчить вашу ношу, защитить вас от того, от чего смогу.       Вываливать свои чувства и мысли вот так, чуть не в первую полноценную встречу с разговором, было бесконечно смущающе. Но он решил, что его откровенность принцесса оценит больше, чем если он будет пытаться говорить велеречиво и намёками. К тому же, последнее он не особо-то умел.       — И вы считаете, что я должна просто взять и поверить вам? Что вы оказались пленены мною с первого взгляда? — фыркнула едко принцесса, но от него не скрылось смущение девушки. Харвин в ответ вновь улыбнулся.       — Нет, но я надеюсь, что вы дадите мне шанс доказать мои чувства и намерения. Слова не столь важны, как действия.       — Значит, ваш отец сообщит его милости, что вы изволите ухаживать за мной? — вот тут он несколько смутился.       — Не совсем, принцесса, — неловко замялся Стронг, запуская руку в волосы. — Мой отец — человек чести и долга, радеет в первую очередь за благо королевства, а не собственного Дома… оттого он выступает за ваш брак с сиром Лейнором и, боюсь, что если он узнает о моих чувствах к вам, то меня сошлют обратно в Харренхолл.       Принцесса Рейнира выглядела искренне удивлённой, даже остановившись и внимательно посмотрев на него.       — Лорд Стронг предпочтёт, чтобы был скреплён мир между короной и Веларионами через мой брак, чем… своих внуков на троне?       — Несомненно, — уверенно кивнул, совершенно не сомневаясь в своём отце. — Оттого я, если честно, не рисковал проявлять к вам более… заметное внимание. Для меня важнее слова моего сердца, чем отца, однако он имеет надо мной больше власти, чем хотелось бы, — чуть неловко улыбнувшись, развёл руками Харвин.       — Вот как… — задумчиво протянула девушка, вертя кольца на своих руках. Кажется, она так же нервничала от этого разговора, как и он. — Тогда сделайте это. Докажите мне свои… намерения, своими действиями, сир.       Принцесса быстро перешла с растерянности в нападение, вздёргивая подбородок и уверенно смотря ему в глаза, бросая вызов.       — Сделаю всё возможное, принцесса. Мне нужен лишь шанс, — и спокойное сердце, пожалуйста. Сложно вести такие серьёзные разговоры, когда от вида того, как эта воительница перед ним поднимает своё оружие, ком в горле встаёт.       — Так уверены в своём успехе? — сморщила нос.       — Нет, но на большее рассчитывать не смею.       Рейнира стояла напротив него, в тишине леса внимательно всматриваясь в него, словно решала — стоит ли рискнуть и попытаться довериться ему. Показать слабость и уязвимость, дать шанс на это. Должно быть, это было безумно страшно для девушки, которая живёт в вечном ожидании атаки со всех сторон. Оттого её смелость пленяла ещё больше.       — Тогда он у вас есть. Шанс, — и, резко развернувшись, быстрым шагом направилась прочь.       И всё, что ему оставалось — стоять на месте, восхищённо таращась вслед.       Харвин постарается не подвести её.