Алисента. Матерь драконов

      Миссария сообщила ему об этом внезапно, войдя в его покои вечером. Привычно подошла, тихо шурша юбками открытого платья, положила руки ему на плечи, поцеловала куда-то в лопатку. Деймон даже не обернулся, глядя в большое окно, за которым резвился в небе Караксес, красуясь в небе и призывно крича. Звал своего всадника к себе и Деймон был намерен со смехом поддаться этому зову, потому на шлюху у него настроения особо не было.       — Что ты хотела? Я сейчас занят, — попытался отмахнуться принц.       — У меня есть новость для тебя, мой принц, хотя я и не знаю, будет ли она радостной, — прошептала женщина, крепче прижимаясь к нему.       — М-м?.. — со слабой заинтересованностью протянул Таргариен. Его сейчас ничего особо не интересовало, кроме того, чтобы подняться в небо и ощутить себя свободным вместе с верным другом.       — Я была… неосторожна, мой принц, — аккуратно и чуть виновато, говорит Миссария. Деймон всё же оглядывается на неё, пытаясь понять заранее, в чём могла провиниться его личная шлюха. — Последний месяц я… заметила неладное, но сегодня мейстер подтвердил мои опасения, что я действительно была слишком… увлечена твоей постоянной близостью, мой принц.       Деймон раздраженно сощурился, пока женщина ходила вокруг да около, плетя паутину из слов, надеясь уменьшить его гнев, усыпить бдительность. Ему, по большей части, нравилась эта черта, он не был дураком или глупцом, он был принцем, который вырос при дворе, а оттого запросто видел подобные манипуляции, однако довольно часто просто подыгрывал и уступал, позволяя себя вовлечь в игру. Это было интересно. Но сейчас, — последние полгода, вообще-то — Деймон был не в настроении для подобных игр. И оттого сейчас реагировал не столь благодушно, как обычно.       — Говори прямо, если не хочешь разозлить меня, Миссария, — тихо, с угрозой, сказал он, глядя на женщину сверху вниз. Миссария глубоко вздохнула, взгляд её несколько мгновений блуждал по комнате, пока она всё же решилась поднять на него тёмные глаза. Как всегда, тонко чувствует грань, где не стоит испытывать его терпение, где оно заканчивается.       — Я беременна, Деймон, — тихо сказала она.       И его мир разбился на части.

***

      Деймон не считал себя тем, кто может стать однажды хорошим отцом. Он знал себя и знал, что не лучшая кандидатура в родители. А оттого добровольно лишил себя этого. А точнее, его лишили. Его собственная бабушка, дед и отец — сначала, а после — брат. Даже если он знал, что не будет лучшим отцом, это не значит, что он не хотел им быть.       Иметь свою плоть и кровь, ближе всех других, ближе отца и матери, которую он почти не помнит, ближе брата, что вечно его отсылает, ближе всех. Плоть от плоти его, кровь от крови — маленький дракончик, что пришел бы из его пламени, яростный и свирепый, наверняка, как он сам. Кто-то, кто был бы рядом с ним. Кто-то, кто любил бы его, как любит сын отца — как он сам любил Бейлона.       Но он никогда бы не обрёк своё дитя на Рею Ройс в качестве матери. Она не была валирийкой, она ненавидела Деймона и драконов вообще, она была блядской Бронзовой Сукой и этим было всё сказано.       Принцесса Алисса умерла, когда Деймону было всего три года, но он до сих пор помнит её нежный, слишком хриплый и низкий для женщины голос, что напевал ему валирийскую колыбельную, помнит руки — тонкие, женственные, с огрубевшей кожей с мозолями от меча. Помнит запах дракона, что всегда исходил от неё — больше всего на свете его мать любила небо и Мелеис, свою Красную Королеву.       И так же он помнит тоску отца, его вспыхивающие любовью глаза всякий раз, как вспоминали о ней, нежность и восхищение в голосе, даже спустя пятнадцать лет после её смерти. Принц Бейлон так и не взял другую жену, отказавшись даже думать об этом — в его сердце и жизни всегда было место лишь для одной женщины и лишь одна женщина могла стать матерью его детей, — так он всегда говорил.       Когда-то Деймон думал, что у него будет так же — он женится на женщине своей крови, рассматривая в основном свою тётю Гейль, может, и не по большой любви, но так, как заведено в их Доме. Но его продали в блядскую Долину, несмотря на то, что в этом не было никакого смысла — Визерис уже был женат на Эймме Аррен и Долина уже была связана с ними. И он оказался привязан к Бронзовой Суке, которой бы в жизни не доверил своего ребёнка. А плодить бастардов он не желал — прекрасно знал отношение к таким детям, знал самого себя и не был уверен, что смог бы оградить своего ребёнка от их проклятого общества.       Деймон всегда был безответственным повесой, как считает его брат, он этого даже не отрицает, но он знает, что такое ответственность перед своей семьёй.       Когда Миссария сообщила ему о своей беременности, принц был в шоке. Конечно же, он не поверил её словам о неосторожности, невнимательности и прочем. Миссария была не просто шлюхой, а очень умной и осторожной шлюхой. Если бы не это, она бы просто никогда его не заинтересовала, да и имела бы уже с десяток детей. Поэтому он сразу понял, что если слова о беременности правда, то это был тонкий расчёт, чтобы обеспечить своё благосостояние бастардом от самого принца Таргариена.       Но он был готов простить ей это и сыграть по её правилам. Если она родит ему ребёнка — то будет обеспечена и защищена до конца дней. Естественно, Деймон не оставит ей своего дракончика, заберёт, как только родит, наймёт кормилицу, няньку и будет воспитывать сам, пусть и имеет об этом не самые обширные представления. Всё же, Рейниру он видел моментами и воспитанием её занималась Эймма. Но он научится.       В первую очередь, принц сходил к мейстеру вместе с Миссарией и дождался, пока мейстер Герардис осмотрит её повторно и подтвердит, что, действительно, Миссария носит его ребёнка уже третий месяц, беременность протекает хорошо на данный момент.       У Деймона в этот момент что-то сжало в сердце и зашумело в ушах. Да, он вполне сознательно отказывался от возможности обзавестись бастардами, но он хотел детей. Хотел стать отцом, хотел иметь семью, которая не изгоняла бы его, не отвергала. Сморгнув мутную пелену перед глазами, принц разулыбался так, как давно уже не делал. Он станет отцом!       — Немедленно подготовьте для леди Миссарии лучшие покои, те, что смежные с моими, и объявите о том, что скоро у вас появится ещё один принц Таргариен, крови вашего принца! — раздал он указания слугам, всё так же улыбаясь.       Конечно, он не собирался жениться на шлюхе, как и оставлять ей своего ребёнка — не такой как Миссария точно, не опытной и прожженной интриганке, да и ей едва ли будет нужен ребёнок, а не те блага, что он может ей дать. Что ж, он их ей даст и без дитя, просто за то, что она приведёт его ребёнка в этот мир. Но до тех пор пока она родит? У неё должно быть всё самое лучшее — он не раз был свидетелем тяжелых беременностей Эйммы, знал, сколь хрупки бывают женщины в этом положении, что расстройство и стресс могут спровоцировать выкидыш. Нет-нет, его дитя должно родится. И он сделает всё для этого.       Замок тут же ожил — везде сновали слуги, Миссария довольно улыбалась, касаясь его руки — Эймма всегда клала руки на живот, Миссария — ни разу — и смотрела на него своим тёмным взглядом. Деймон же не обращал на неё особого внимание, его собственные ладони прикипели к её совсем небольшому животу, в котором рос его дракончик. Его сын.       «И всё же я никогда не стану сыном», — резко всплывают горькие слова Рейниры, боль, затаённая в них. И принц себя обрывает — неважно, будет ли то желанный любым мужчиной сын, наследник, или девочка с лукавой улыбкой. Это будет его дракончик. Его дитя. Его первенец. Он в любом случае даст меч в руки своему ребёнку, чтобы тот или та всегда смогли защитить себя. Если не меч, то кинжал — он найдёт самый острый, из валирийской стали, чтобы тот стал защитой и оружием для его девочки. И он так же посадит своё дитя на дракона, научит парить в небесах, общаться со своей крылатой половиной.       На этой мысли он замирает, улыбается ещё раз, проводя кончиками пальцев по животу Миссарии. Дракон. У его ребёнка должен быть дракон, такой же, как и у всех Таргариенов. И он заслуживает того, чтобы получить своего друга ещё в колыбели, как получают все они.       Да, не у каждого эти яйца проклёвываются — сколько их уже лежит, окаменевших или просто не проклюнувшихся, Рейнира стала первой после их с Визерисом матери, у кого в колыбели проклюнулось яйцо. Но это не значит, что оно не может пробудится у его дитя, равно как и не значит, что в его люльке не должно оно лежать. Такова традиция — каждый новорождённый Таргариен должен расти с драконом в кроватке.       Это значит, что ему нужно яйцо.       — Сир Родос, возьмите на себя командование охраны замка, передайте кастеляну Арту Дрэгосу, что меня не будет день или два на острове, — отдал быструю команду Деймон, уверенно направляясь в сторону выхода, где сможет позвать Караксеса.       — Вы куда-то отправляетесь, мой принц? — спросил главный из Золотых плащей на Драконьем Камне.       — Да, — кратко ответил Таргариен и ускорил шаг, пока рыцарь отстал от него. Он не собирался объяснять свои намерения кому бы то ни было.       Когда мужчина оказался во дворе замка, верный друг уже ждал его. С лёгкой улыбкой, успокоившись и замедлившись, Деймон подошёл к Змею, похлопав его по шее и прижавшись лбом к большой голове.       — У меня будет ребёнок, Караксес. Маленький дракон, которого совсем скоро мы с тобой сможем поднять в небо, как когда-то матушка подняла меня на Мелеис, в первые дни после рождения, — прошептал принц. — Я представлю его тебе сразу же, чтобы ты знал его или её запах и сумел защитить, — мысли о том, что Караксес может причинить ребёнку вред даже не возникало. Это было абсурдно. — А сейчас мы полетим с тобой в Королевскую Гавань, к Драконьему Логову, чтобы взять яйцо для него. Чтобы через несколько лет мой сын или дочь смог подняться с нами в небо, — тихо рассмеялся Деймон и под счастливые крики дракона, который стал шутливо пихать его головой, всё же залез в седло.       Мысленно Караксес всё ещё повизгивал, транслируя своему всаднику мысль «Стая-Детёныш-Потомство-Небо», заставляя продолжать улыбаться.       — Да, друг, это будет новый детёныш в нашей стае, — подтвердил принц. — И мы научим его покорять небеса, — счастливо выдохнул Деймон, наслаждаясь ветром с запахом серы, что дул ему в лицо. — Sōvēs! — скомандовал он и они взлетели.       Полёт длился всего лишь несколько часов, на протяжении которых Деймон бесконечно думал о будущем ребёнке с серебряными волосами и фиолетовыми глазами, о том, как положить яйцо ему в колыбель и каким именно должно быть яйцо для его ребёнка.       Впервые за всё время со смерти Эйммы принц-изгой был счастлив. Пусть это было незапланированно, пусть дитя родится бастардом — он был уверен, что сможет убедить Визериса официально признать его Таргариеном. В конце концов, что бы меж ними не стояло, Визерис — его брат, который понимает, каково это желать иметь ребёнка. Он не откажет ему в этом, несмотря ни на каких пизд-десниц.       Приземлились они ночью, в бухте, недалеко от холма Рейнис, где Деймон оставил дракона и принялся добираться пешком до Драконьего Логова, небрежно накинув плащ. Он не сильно таился. Деймон — Таргариен и по праву рождения он имеет право на драконье яйцо для ребёнка, так что особого смысла скрываться не было.       И всё же, он предпочтёт уведомить об этом Визериса позже, когда яйцо будет уже у него, чтобы не ждать из-за глупых разговоров с братом. Деймон хочет, чтобы яйцо было уже сейчас, возможно, оно придаст сил ребёнку ещё в утробе, всем известно, что связь с драконом усиливает и здоровье всадника. Рисковать он не желал.       Пробраться внутрь, как и дойти до «гнездовья», места, где в специальных жаровнях держали драконьи яйца, труда не составило. Он знал это место, как свои пять пальцев, как и Красный замок, и Драконий Камень. Это были драконьи места, в которых не было тайн от тех, кто был драконьей крови.       Внутри лежало пять драконьих яиц — одно, чуть отдельно, умершего племянника, но вместе с двумя другими из последней кладки Пламенной Мечты. И ещё два из давней кладки Вхагар, которой было уже много лет — та отложила их ещё при жизни Балериона и, скорее всего, от него же. Яйца Визериса и Деймона тоже были из её кладки, но оба окаменели ещё до того, как принцы достигли десятилетия. Деймон внимательно ходил меж ними, вглядываясь в каждое.       Они все были живыми и горячими, но привлекло его внимание лишь два — одно, ало-серебристое, необычного окраса из кладки Вхагар и другое — кобальтовое, насышенно-синее яйцо Пламенной Мечты. В конечном итоге выбор падает именно на последнее, несмотря на то, что тяготеет Деймон чисто внешне больше к красному, ведь Караксес был того же цвета.       Но воспоминания о собственном яйце его не оставляют, хотя он и знает, что Караксес — тоже сын Вхагар. Принц всё же решает взять яйцо от той же драконицы, что и Сиракс. Это, конечно, не так уж важно и считается, что проклюнется ли яйцо зависит от всадника, но… но он, опять-таки, не желает рисковать. Его первенец, как и дочь Визериса, достоен своего дракона из колыбели.       Надев перчатки из драконьей кожи, Деймон подхватывает кобальтовое яйцо и уходит из логова. Оставлять его без печи принц не боится — все эти приспособления лишь иллюзия помощи поддержания яиц от окаменения. Конечно, их нужно содержать в тепле, в огне, но это не значит, что за пару часов или даже дней вне печи яйца окаменеют. Они спокойно могут находится вне огня по нескольку месяцев, а то и лет, пребывая без изменений. Главный огонь — это огонь самого дракончика внутри, а не внешние приспособления. Но ещё со времён деда стали так осторожничать — слишком много яиц окаменело, слишком мало проклюнулось.       На Караксеса он залазит под довольный свист друга, который любопытно принюхивается к нему и яйцу в его руках. Но Деймон обещает показать его позже, а пока велит взлетать — им пора возвращаться обратно, домой, на Драконий Камень. Он желает лично наблюдать за состоянием Миссарии и его будущего дитя, чтобы не пропустить, как его первенец будет расти ещё в утробе.

***

      Первые несколько недель никаких новостей с Королевской Гавани не было. И всё же, Деймон по прибытию соизволил написать брату письмо, в котором сообщал о том, что взял яйцо для своего первенца, который должен скоро родится у Миссарии. Его брат должен был быть в курсе о том, что скоро, наконец-то, он всё же станет дядей. В конце концов, именно Визерис был тем, кто всё время твердил ему о том, что ему стоит быть ближе с женой, чтобы их брак дал плоды.       Что ж, не от Бронзовой Суки, слава всем Богам, но племянника брат всё-таки получит.       Яйцо было размещено в комнате Миссарии, на специальной подставке в камине. Пусть детёныш будет в огне и рядом со своим будущим всадником, — так рассудил Деймон.       В целом, Порочный Принц развил весьма бурную деятельность — он нашел одну из детских, которая была ближе всего к его покоям, начал приводить её в порядок, потому что детей, особенно младенцев, Драконий Камень не видел уже давно. Но по большей части, всё в детской сохранилось в целостности — от кроватки до прекрасных гобеленов с историей Древней Валирии. Деймон любил подобного рода гобелены — даже в Красном замке он в своё время уговорил деда переместить парочку таких из общей галереи лично к себе в покои.       — Как ты себя чувствуешь? — спросил принц, входя в спальню женщины. Это был традиционный вопрос, потому что именно это всегда в первую очередь спрашивал принц. Он сам находил это излишне… тревожным с его стороны, но ничего поделать не мог — прошло слишком мало времени со смерти Эйммы, чтобы он мог легко к такому относится. На шлюху ему было, по большому счёту, плевать. Она не его жена, не его сестра, чтобы особо переживать за то, переживёт ли она роды. Но ребёнок? Он должен был родится.       — Много лучше, мой принц, — обольстительно улыбнулась, вставая и подходя к нему. — Особенно теперь, когда вижу тебя здесь.       В ответ принц лишь ухмыльнулся, подойдя к Миссарии ближе, обнимая и мимолётно проведя пальцами по животу. Мейстер близость не запрещал, говоря, что едва ли это повредит ребёнку в утробе, оттого Деймон хоть и был аккуратнее прежнего, однако отказываться от секса совершенно не собирался. Всё же, в первую очередь он взял сюда её именно для этого и наличие беременности меняет хоть и многое, но не всё.       — Значит моё присутствие так поднимает тебе настроение, леди Миссария, — насмешничал принц, особенно выделяя титул, которым к ней обращались все здесь сейчас. В конечном итоге, никто не смеет обращаться к матери его ребёнка, как к шлюхе или простолюдинке, неважно, кем она там родилась. Её делает благородной сам факт того, что в её чреве прижился маленький дракон.       — Как ничто иное, мой принц, — Деймон зарывается носом в её волосы, прижимая крепче, проводя руками по спине, поднимаясь к лопаткам. — Мы с твоим сыном всегда рады видеть нашего принца.       — Ты так уверена, что это мальчик? — хмыкает мужчина, начиная целовать шею женщины.       — Я надеюсь на это, что смогу родить тебе сильного наследника, сына, такого же прекрасного принца, как и ты, — Деймону смешно с её уловок, он прекрасно видит их, понимает, но милостиво позволяет играть дальше. Это забавная игра, которая приносит ему удовольствие, так отчего бы и нет?..       Слуга врывается в комнату, когда Деймон, разгорячённый, вспотевший и довольный, лежит на кровати, а Миссария расположилась на его груди — такая же нагая и мокрая, шумно дышащая. Порочный Принц всегда мог доставить удовольствие даже шлюхам, чем вполне заслуженно гордился.       — Мой принц, прибыло письмо из Королевской Гавани, с королевской печатью, — запыхавшись, сообщил служка, протягивая на руке письмо.       Деймон дёрнул рукой, чтобы тот поднёс к нему письмо, устроился удобнее на подушках, после чего принялся вскрывать печать. Отчего-то внутри всё сжималось от дурного предчувствия, несмотря на уверенность принца в том, что брат обрадуется новости о том, что у него появится племянник. Прежде чем развернуть пергамент, Таргариен тяжелым взглядом уставился на посыльного, заставив того вздрогнуть и быстро уйти.       Как никогда Деймон Таргариен надеялся, что предчувствие его подводит. Зря.