Алисента. Матерь драконов

      После разделённого с Рейнирой полёта их отношения стали ещё ближе, а принцесса оказалась той ещё любительницей тактильного контакта, в чём Алисента её активно поддерживала. Обнимашки, прогулки за ручку, сидеть, привалившись друг к другу, ещё принцесса любила лежать на коленях своей фрейлины, пока та ей читала или травила различные байки и сказки из своей жизни, переиначивая их на местный лад.       — …и тогда мальчик седлал самого грозного дракона тех времён — Чернокрылого — дабы сразиться в небесах при помощи своей магии и дракона с врагом, что отнял у него семью и желает теперь захватить власть над всей Валирией, дабы превратить вольных валирийцев в рабов своих, а невинных жителей запытать жуткими муками, чтобы те от страха не смели головы поднять. И там, в небесах, пока на земле шла битва на стали, сразились двое — Гейр Выживший, юный мальчик семнадцати лет, и Воланд Не Ведающий Смерти на своей белой драконице Нагайне, чьи глаза сияли не чистым златом истинных драконов Валирии, а алыми отблесками крови, ведь порождена она была злобой и ненавистью Воланда, а не священным пламенем, — вдохновлённо перевирала историю мальчика-который-выжил Алисента, пока Рейнира лежала на её коленях и неотрывно наблюдала за ней, широко раскрыв глаза и аж приоткрыв рот. Художественные сказки — это однозначно что-то новенькое в Вестеросе. Возможно, она даже однажды напишет целую книгу, как минимум для Рейниры в подарок.       — Простите, принцесса, но вас желает видеть Её милость, — прервал рассказ появившийся сир Гаррольд, заставив Алисенту замолчать.       — Не-е-ет, ну, нет! Мы же до самого интересного дошли! — захныкала Отрада Королевства. — Дай нам ещё десять минуточек, я дослушаю битву между Гейром Выжившим и Воландом Не Ведающим Смерти и сразу приду к маме! — тут же решила заторговаться Рейнира.       — Простите, принцесса, но королева хочет видеть вас сейчас, — не поддался гвардеец. Опытный.       — Гр-р!.. Алисента, пошли и не забудь на чём мы остановились! Иначе я точно умру от любопытства, — принцесса подскочила со своего места у чардрева, отряхнула платье и подала руку сидящей подруге.       — Королева, кажется, желала видеть только тебя, Нира, — поднялась с места Алисента, так же оттряхивая юбку.       — И что? Ты моя фрейлина и всегда должна быть со мной, так что пойдём! — Рейнира переплела их локти вместе и уверенно потащила подругу в направлении покоев матери.       Алисента в ответ лишь тяжело вздохнула и пошла следом за принцессой. Ей всегда было очень… тяжело встречаться с королевой Эйммой. Тяжело видеть эту несчастную женщину и знать её печальный конец, который она, очевидно, не сможет предотвратить. Недавно королева потеряла ребёнка на сроке пяти месяцев и сейчас неважно себя чувствовала. А Хайтауэр пришлось зажимать себе рот руками, чтобы не блевануть, когда она узнала, что король снова залез на свою жену спустя неделю после выкидыша. И это было так мерзко!       И все считают это совершенно нормальным, даже сама королева! «Королю нужен наследник»! Блядь, да у него он уже есть — здоровенный тридцатилетний детина, которому дать возможность выбрать себе жену и получите от него ещё одного принца. Но не-ет, конечно же, мужик не мужик, если не имеет сына. У Алисенты руки от гнева и отвращения дрожали, стоило подумать, сколько таких несчастных женщин, как королева, по всей стране. И ведь Визерис-то ещё любящим мужем считается!       «Заебись любовь», — думает, давя из себя улыбку измучанной королеве, что со слабой радостью приветствовала дочь. — «Сразу видно — до гробовой доски».       — Здравствуй, Алисента, как ты? Рейнира не слишком шалит? — с улыбкой гладит севшую на её постель дочь по ладони. — Я так рада, что у моей принцессы наконец-то появилась подруга.       — Что вы, ваша милость, я совершенно очарована принцессой и не смела и мечтать иметь такого друга, как она, — взгляд, как и улыбка Алисенты сразу теряют враждебность и становятся мягкими и ласковыми, стоит только посмотреть на Рейниру. Королева Эймма, конечно, заметила такую смену выражения на лице фрейлины дочери и поощрительно улыбнулась.       — Это делает меня счастливой и унимает хотя бы часть забот — моя девочка больше не будет одинока в этом большом замке, пока я занята своим королевским долгом, — королева ласково потрепала дочь по щеке.       — «Королевским долгом»? Снова будешь пытаться родить сына отцу и не умереть в процессе? — резко отвернулась Рейнира, сжав губы. — Я вижу, как тебе плохо после каждой попытки, мама. А всем словно всё равно — волнует лишь рождение мальчика, наследника.       — Рейнира, милая, таков наш долг. У нас королевское чрево и родить мужу наследника — наша святая обязанность, — Рейнира не выдерживает, вырывается из нежных рук матери и стремительно уходит, хватая по пути еле успевшую поклониться королеве Алисенту.       Они мчат по коридорам, пока гвардеец еле поспевает за темпом своей принцессы, Алисента крепко сжимает руку подруги, понимая и разделяя её гнев. Но ни останавливать, ни пытаться успокоить Рейниру она не пытается — знает темперамент своей подруги, как и то, что той надо немного перегореть, подождать пока накал страстей внутри Ниры пойдёт на спад и вот тогда можно будет вести разговор.       — Ты тоже так думаешь? — принцесса остановилась шумно дыша и по-прежнему продолжая сжимать руку Алисенты своей, но при этом стоя к той спиной и опустив голову вниз так, что волосы не давали увидеть её эмоций даже с боку. — Тоже думаешь, что единственная наша ценность — твоя и моя — в нашем… чреве? — с отвращением выплюнула последнее слово девочка.       — Смотря где и для кого, Рейнира, — тихо ответила Алисента. — Считаю ли я, что моя и твоя, да и вообще женщины, ценность, как личности, как человека, заключается исключительно в способности деторождения? Конечно же, нет! У нас есть мозг, глаза, руки — может, физической силы и поменьше, чем у мужчин, но это совсем не значит, что если дать одинаковое образование мальчику и девочке, то первый обязательно будет умнее. Я бы даже сказала, что скорее будет наоборот.       Алисента неспеша приблизилась к принцессе, обошла так, чтобы стоять теперь лицом к лицу. Всё так же сжимая одной рукой ладошку девочки, вторую она нежно положила на щёку Рейниры, подняла её лицо вверх, чтобы заглянуть в фиалковые глаза.       — Женщины способны на многое, Рейнира, мы могли бы изменить этот мир, делать прорывы в науке, улучшать жизнь малого народца, открывать школы и академии, писать трактаты, рисовать шедевры, управлять странами. Для этого нужен ум и характер, а этого в женщинах с лихвой. Там, где даже самый сильный мужчина сломается, женщина, словно гибкая лоза прогнётся, чтобы выжить и ударить обидчика в ответ, когда наберёт силу. Но действительность такова, что мы живём в жестоком и ужасном мире мужчин, которые предпочитают отводить женщинам лишь одну роль — свиноматки для своих наследников, актива, который можно выгодно продать. Часто мужчины говорят о любви — своим женам, дочерям, сёстрам, а потом продают и используют их как товар, не слушая мнения, не считаясь с желаниями… это не любовь, Рейнира, лишь её жалкая и болезненная пародия, истинная же любовь — в свободе и уважении, и вот её встретить так сложно, что почти нереально. Но я хочу, чтобы ты всегда знала и всегда помнила — ты гораздо больше, чем всё, что способны увидеть эти гордые членоносцы. Ты — ум, ты — личность, ты — характер. Запомни это и не смей обесценивать себя или королеву до уровня примитивной свиноматки, что бы там не считали мужчины.       Алисента говорила тихо, не шепча, но и не поднимая голоса, а во время своей речи она ни на секунду не отводила глаз от глаз принцессы. Это были минуты, во время которых они смотрели друг на друга не отрываясь, когда Алисента вкладывала уверенность, стальную убеждённость, в своих словах в голову Рейниры. Потому что она должна была знать, что она невыносимо большее, чем всё, чем когда-либо назовут её отец или лорды, что она способна на всё, чего только пожелает, если приложить усилия.       В этот миг в целом мире не существовало никого кроме них и дыхание у них тоже было одно на двоих — и это было чем-то настолько глубоким и личным, что этот момент сохранится в памяти и станет началом для чего-то большего и великого, разделённого меж двумя юными девочками, которые начинали свой путь в мире мужчин.       

***

      — Как себя чувствует принцесса? Как ваши с ней уроки? Септа Марлоу хвалит тебя и говорит, что с твоим появлением принцесса стала гораздо прилежней, — сир Отто зашел проведать свою дочь с утра, ещё до встречи той с принцессой и до заседания Малого Совета. Сразу обнял, поцеловал в макушку и отстранившись, смотрел мягким взглядом с улыбкой.       У Алисенты тут же заныло сердце — она ненавидела видеть настолько человечного Отто Хайтауэра, который открыто и искренне проявлял свою любовь к ней. В такие моменты её дурное детское сердце рвалось к папе, который был таким ласковым и заботливым. И лишь сила воли, воспоминания о сожженной Рейнире, несчастных внуках этого человека, которых он превратил в фигурки на шахматной доске и продвигал так, как считал нужным, совершенно не интересуясь их мнением. Но с каждым разом это даётся ей всё сложнее.       — Рейнира чувствует себя достаточно хорошо, отец, — улыбается Алисента. — Она тревожится за мать, но так весела и радостна. Я просто стараюсь поддерживать её и подавать ей пример во время уроков, да и в компании всегда проще учиться, чем в одиночестве, — ещё бы Рейнира не стала учиться лучше, когда Алисента кривляла для неё почти каждую тему, рисовала по ним мини-комиксы и додумывала сюжеты разной степени неприличия, которые в силу цензуры не вошли в официальную историю. Принцесса хохотала, предлагала свои варианты и таким образом запоминала всё много лучше. Главное теперь, чтобы никакой их «сюжет 18+» при септе не высказала или в другом приличном обществе.       — Это замечательно, я очень за вас рад, дочка, — отец нежно гладит её по щеке, а она позволяет себе слабость — прикрывает глаза и поддаётся на эту ласку. Потому что временами это сильнее её. — Я горжусь тем, какой ты выросла — доброй и ответственной. Уверен, твоя компания скажется на принцессе наилучшим образом.       «Гордись, пока можешь», — с горечью думает Алисента. — «Потому что как только ты захочешь подложить меня под короля и стать на пути у Ниры… боюсь, я перестану быть твоей гордостью, папа».       С такой мыслью и улыбкой отливающей горечью, Алисента проводит руками по отцовскому сюртуку, расправляя складки, опускает голову, провожая отца на заседание.       «Убей мальчика и дай родиться мужчине, да, Джон Сноу?» — Алисента подходит к зеркалу и усмехается своим мыслям. — «Однажды и мне придётся убить девочку и дать родиться женщине. И мне страшно».       

***

      Гвейн с сестрой всегда встречается раз в пару дней, в покоях Алисенты. Он совершенно некультурно заваливается на постель и начинает жаловаться на то, как его достали расшаркивание перед лордами, с которыми его знакомит и заставляет поддерживать связь отец.       — Иногда я совершенно не понимаю, чего он от меня хочет и кем растит, — стонет печально Гвейн.       — Только иногда? — ехидно косится на него Алисента, в ответ на что брат лишь кидает в неё подушку, которую та ловко ловит.       — Ладно-ладно, я почти всегда не понимаю, чего он добивается, — морщится парень. — Очевидно ведь, что если кто из его детей и пошел умом в него, то это явно ты, а не я.       — Дочь? И в него умом? Не смеши меня, девочки созданы лишь для деторождения, ум, особенно «мужской», то это лишний элемент в них, — всё так же ядовито отзывается сестра и падает на кровать рядом с братом.       — Он любит тебя, Алисента, — уверенно говорит Гвейн, чуть печально смотря на сестру.       — Я знаю, но разве это что-то меняет? — в ответ юноша лишь снова тяжко вздыхает. Гвейн думает о том, что Боги изрядно пошутили распределив долю интеллекта между сыном и дочерью десницы в пользу последней. Особенно с учётом того, что отец, как бы Гвейн его ни любил, никогда не воспримет женщину, как равную мужчине. — Я боюсь его взглядов и планов, брат.       Алисента полностью ложиться на край кровати, переворачивается на левый бок, чуть поджимает колени. Гвейн принимает зеркальную позу и теперь они внимательно смотрят друг на друга, безмолвно делясь одним дыханием и одинаковыми страхами.       — Я тоже, сестричка, я тоже, — Гвейн протягивает руку, нежно берёт ладонь Алисенты в свою, поглаживает большим пальцем. — Но что мы можем с этим сделать? Ведь он наш отец — великий и умнейший лорд-десница.       — А если однажды сможем?.. Если однажды ты будешь тем, кто окажется между молотом и наковальней — мной и отцом, то что ты будешь делать?.. — «чью сторону примешь?» звучит невысказанное и Гвейн замирает. Это то, чего он боится больше всего и то, что он точно знает, однажды произойдёт.       Его сестра — особенная девочка, это он знал всегда. Милая и нежная в детстве, после падения с лошади она приобрела внутренний стержень и сталь во взгляде. «После объятий Неведомого людские маски и нормы кажутся довольно глупыми,» — сказала как-то его сестра и Гвейну страшно думать, что видела и что пережила Алисента за той чертой. Но такая сестра его, слишком мягкого и покорного, восхищает. Она умная, цельная, целеустремлённая.       В глазах Алисенты он видит отражение глаз отца — таких же умных и цепких. Разница между ними лишь в возрасте да поле, однако в Алисенте всё ещё есть мягкость и любовь, которую сестра заботливо несёт через все преграды. Он видит в глазах своей младшей сестры заботу и опеку, и нежность, и защиту. Это неправильно, — он знает это, ведь он старше и он мужчина, но сестра смеясь стирает все эти различия, говоря, что всё это неважно.       Ведь до тех пор пока они брат и сестра, пока они любят друг друга, то каждый из них будет защищать другого — вне зависимости от возраста и пола, ведь любви неведомы такие условности. Это звучит ново и незнакомо для него, но он не может не согласиться — родись его сестра старшей или родись она братом, разве стал бы он меньше её любить? Разве меньше б хотел защитить? Так почему он считает, что Алисента не способна желать его защитить, ведь сердцу и крови, что течёт по их жилам, одинаково красной и тёплой, всё равно «что там у них меж ног».       Гвейну, говоря откровенно, безумно страшно оказаться меж теми самыми «молотом и наковальней». Он любит и сестру, и отца. И уважает их обоих одинаково сильно, кто бы не говорил что о неправильности этого. Но…       — Я всегда буду рядом, чтобы защищать и поддерживать тебя, сестра, — Гвейн пододвигается ещё ближе, накрывает маленькую и хрупкую телом сестру рукой, прижимает к себе, зарывается пальцами в пышные вьющиеся локоны. — Ведь в наших венах течёт одна кровь, а сердца бьются одинаково сильно.       «Я всегда буду выбирать тебя,» — звучит так же несказанное и Алисента в его руках расслабляется, обнимает в ответ.       На самом деле, это логично и правильно, — думает Гвейн. В конце концов, с отцом он делит лишь половину своей крови, а с сестрой — она у них совсем одна. Отцу дела до его сердечных метаний особо нет, а Алисенту они волнуют всегда. Алисента — его маленькая сильная и нежная леди, чьи стальные ладошки закованы в бархатные перчатки, она безумно сильная внутри, но он хочет, чтобы она могла быть слабой. Хотя бы рядом с ним, хотя бы в его руках, как может быть слабым он сам — в её.       И выбор его очевиден.