Deals With Devils

Два года назад

Жан на каком-то уровне знал, что Нил наполовину британец, но чего он не знал, так это того, что глубоко в его подсознании были скрыты акцент и манера речи, которые проявлялись только тогда, когда что-то было явно не так. И что-то действительно было очень не так. Какой-то идиот-первокурсник (которому суждено было вскоре вылететь из команды) использовал свой бонус за подписание контракта, чтобы пронести в Гнездо наркотики и алкоголь; и когда Рико обнаружил это, ему пришла в голову блестящая идея заставить Нила принять их, «просто чтобы посмотреть, что они с ним сделают». Очевидно, это должно было заставить его родословную всплыть на поверхность и сделать его еще более взбалмошным и нервозным, чем обычно. Нил быстро взмахнул рукой перед своим лицом с такой скоростью, что у него закружилась голова, и, цепляясь за руку Жана, чтобы сохранить равновесие, пробормотал себе под нос: — Кровавый черт, у меня все еще кружится голова. — Ты думал, что за те пять минут, что ты в последний раз проверял, мир перестанет вращаться? — Со вздохом спросил Жан. Они не спали уже несколько часов. Рико повеселился от этого небольшого эксперимента и лег спать в десять вечера, но почти в три часа ночи Нил все еще проверял свои рефлексы и вновь удивлялся, обнаружив, что он действительно все еще на полпути к Луне. — Да пошел ты, мог и перестать, — простонал Нил. — Хочешь еще раз попробовать пойти? — Да… Да, я должен продолжать двигаться, иначе сойду с ума. — Хорошо. — Жан протянул ему руку, а затем практически поднял его с сидения, когда Нил не смог самостоятельно встать после того, как пробыл на нем почти полминуты. — Спасибо, напарник. — Поблагодарил Нил, прежде чем сделать неуверенный шаг вперед. Жан протянул руки, чтобы подхватить его, и Нил удержался на ногах, а затем дважды благодарно похлопал его по плечу. Он снова отпустил его, потому что знал, что Нил в том состоянии, чтобы захотеть справиться с этим без его помощи, но на всякий случай держал одну руку за спиной, пока они медленно совершали еще один круг вокруг верхней части трибун. Жан пытался убедить Нила кружить на корте, где им не придется беспокоиться о том, что он споткнется и упадет с лестницы, но Нил настаивал на том, что для него будет лучше, если трибуны будут гораздо больше и «возвышаться». Жан был уверен, что это не так, но не было особого смысла спорить с настолько невменяемым человеком, каким в данный момент был Нил. Лучше было согласиться с его капризами и просто приложить дополнительные усилия, чтобы убедиться, что он держится прямо. После минуты или около того молчаливого шарканья Жан решил, что может немного удовлетворить свое любопытство. — Ты когда-нибудь собирался сказать мне, что у тебя есть акцент? — У меня нет акцента. — Нил отрицал это с явным смущением и непреклонностью, несмотря на то, что в данный момент он у него есть. — Прямо сейчас он у тебя есть, мой маленький Ворон. — Заметил Жан, удивленно приподняв бровь. — Вот… дерьмо… — пробормотал Нил, когда его шаги внезапно остановились. Он сохранял нейтральное выражение лица в течение трех секунд, прежде чем разразиться неуместным смехом и сказать: — Я не говорил с ним с того дня, как потерял свою маму. — …когда у тебя появился этот шрам на голове? — Спросил Жан. — Да… Она сказала, что Ромеро ударил меня бутылкой по голове, но на самом деле я этого совсем не помню. Помню только, что очнулся в каком-то мотеле со швами и сотрясением мозга. Она сказала, что вернется утром, но… когда я увидел ее в следующий раз, она была уже не совсем собой… А потом она ушла. — Что ж, это депрессивно. Нил разразился еще более неуместным смехом, а затем у него закружилась голова, и он снова прижался к нему, смеясь пуще прежнего. Это было совсем не смешно. Они оба это знали. Но у Нила была привычка улыбаться, когда другие, вероятно, заплакали бы. — Эй, эй, — сказал Нил сквозь смех. — Знаешь, о чем я только что подумал? — О чем? — Спросил Жан, заправляя выбившийся локон Нилу за ухо. Скоро его нужно будет подстричь. — Я британец, ты француз, Кев ирландец. У нас в команде будет пара немцев, и мы сможем создать свой собственный Европейский союз в миниатюре! Жан закатил глаза и с удовольствием покачал головой. — Я не думаю, что нам нужна еще какая-то причина, чтобы начинать разыгрывать здесь мировые войны. Нил еще немного похихикал, прежде чем внезапно выпрямиться и оглядеться по сторонам, как нервный сурикат. Убедившись, что цена вопроса ясна, он снова двинулся в путь, но в том, как он то и дело оглядывался на Жана через плечо, был намек на озорство… Конечно же, он внезапно перешел на бег, что было почти наверняка неразумно в его нынешнем состоянии. Жан рванулся вперед и протянул руку, чтобы снова схватить его, но Нил увернулся от него до того как одарить его самым нашкодившем взглядом щенка, который когда-либо был у его партнера. — Не-е-ет. — Поканючил Нил, расслабленно поводя плечами, отчего его руки повисли по бокам. — Не гоняйся за мной. Побегай со мной. — Это одно и то же. — Проговорил Жан, с трудом сдерживая улыбку от того, как очаровательно надул губки его партнер. — Не-а, дружочек, это совсем другое, — Настаивал он, уперев руки в бока. — Когда ты гонишься за мной, ты пытаешься помешать мне добраться до места назначения. Если мы будем бежать вместе, то вдвоем достигнем наших целей. Между ними большая разница. — Ты хочешь посоревноваться со мной? — Спросил Жан с некоторой долей неуверенности. — Сейчас? Когда ты плохо видишь, а мы на верхних трибунах? — Да-а-а, — Восторженно улыбнулся Нил. — Это прекрасно. Я переборю себя, и тогда мы наконец-то сможем лечь спать чемпионами. Не было особого смысла использовать логику, чтобы объяснить Нилу, что ты не сможешь обогнать в подобном состоянии, так что… — Обычно в гонке есть только один победитель. — Вместо этого указал Жан. — Но мы партнеры. Мои победы — твои победы, помнишь? Жан тоже рассмеялся, прежде чем ответить: — Ты так уверен, что выиграешь? Даже сейчас? — Всегда. — Пообещал Нил с широкой улыбкой. А затем, прежде чем Жан успел попытаться отговорить его от затеи, Нил присел в стойку бегуна и слишком быстро отсчитал: — Три-два-один-погнали! — и сорвался в спринт. — Подожди, подожди, не… — начал было тараторить Жан, но потом перестал подбирать слова, чтобы направить все свои усилия на бег за ним. Примерно через каждые двадцать шагов Нил оглядывался через плечо и смеялся, и, сам не ведая почему, вскоре Жан присоединился к нему. Жан был немного влюблен в Нила уже больше года. Но в тот вечер он еще больше влюбился в его смех. Что-то легкое и звонкое, полное радости и озорства. Что-то заразительное, освежающее и вызывающее привыкание. Смех, который предвещал, что в скором все будет хорошо… Он подозревал, что Нил замедляет шаг, чтобы дать ему возможность догнать его, и время от времени выкрикивал ободряющие слова. — Давай, давай, быстрее! — Нил подбадривал его на бегу: — У тебя получится! — Почему ты такой быстрый? — С улыбкой отозвался Жан. — У меня ноги намного длиннее, чем у тебя, это должно быть нереальным! В ответ Нил разразился еще более громким смехом и развернулся, чтобы продолжить пробежку задом наперед, еще больше разминая мышцы. — Давай, Жан, ты почти догнал меня! И как удивительно, что его слова оказались правдой, потому что впереди Жан увидел, что Нил вот-вот бросится назад, прямо с края лестницы. Нил споткнулся, пытаясь развернуться, но на этот раз Жан оказался быстрее, схватил его и оттащил от выступа, прижав к своей груди. На полсекунды единственными слышимыми звуками было их общее тяжелое дыхание, но затем, как только Жан начал спрашивать, все ли с ним в порядке, Нил опять рассмеялся, обняв Жана за талию и уткнувшись лицом ему в грудь. Жан дал себе время успокоиться, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, прежде чем тоже обнять его по нормальному. — Видишь? — Спросил Нил, когда его смех стих. — Мы оба выиграли. Жан был не уверен, что это относится к гонке, ведь они даже не установили официальную финишную черту, но, держа на руках улыбающегося Нила, трудно было сказать, что он все равно не чувствовал себя немного победителем. — Хм. Как всегда, прав, mon petit corbeau. Нил на мгновение еще сильнее прижался к Жану и вздохнул, тихо признаваясь: — Я больше не хочу бегать… — Это что-то новенькое. — Жан поддразнил его в ответ, за что получил легкий тычок в бок пальцами Нила. — Отнесешь меня домой? Жан понял, что он имел в виду, и, не теряя времени на разъяснения, подхватил его на руки, как сонного жениха, и отнес в постель. — Toujours, — Пообещал он шепотом. Всегда.

***

После этого они еще несколько раз видели друг друга в обдолбанном состоянии. Рико был не из тех, кто прекращает эксперимент на одном подопытном. Он хотел знать, сколько или как мало времени потребуется, чтобы у Нила появился акцент, или чтобы Жан начал плакать или флиртовать с людьми. Сколько времени потребуется, чтобы они не смогли стоять, бегать или держать ракетки. Сколько, чтобы они не забывали об этом на следующий день, или пока не жалели, что не забыли. Рико и Кевин тоже пострадали из-за кого-то из них. Хозяин не одобрял эксперименты Рико, когда они мешали кому-либо тренироваться. Поэтому, как только он убедился, что исчерпал все, что нужно было знать, и получил от всего этого достаточно удовольствия, он перешел к какому-то новому методу усложнения жизни. Но единственный раз, когда Жан намеренно надрался, был вечер накануне своего дня рождения. Когда Жан был пьян, он всегда поступал так или иначе: впадал в депрессию или возбуждался (или все вместе). В ту ночь его психика больше склонялась к первому варианту, потому что он жалел себя из-за второго. Он был влюблен в своих лучших друзей. Но они не разделяли его чувств. И его это устраивало. Рико превратил его в шлюху для собственного развлечения, чтобы удовлетворить свою психопатическую потребность контролировать и манипулировать каждым аспектом его жизни. И он смирился с этим. С каждой из этих маленьких трагедий можно было справиться и пережить их так, что его нынешнее беспокойство казалось ему непреодолимым. У него никогда не было кого-то, кто любил бы его в ответ. Никогда не испытывал таких нервозных ощущений, как «бабочки в животе», когда находишься рядом со своим крашем и слышишь, как он признается тебе. Он хотел этого… У него отобрали всю его невинность, но на самом деле ему было поебать на серьезные вещи. Это были простые вещи, драгоценные и незаменимые. Он хотел первого поцелуя. Он хотел, чтобы это что-то значило. Он хотел, чтобы это не причиняло боли. Он хотел, чтобы все было просто, искренне и истинно. И он знал, что у него никогда, ни за что такого не будет. И он оплакивал это, даже если в этом не было смысла, даже если это было далеко не самое худшее, что у него отняло гнездо. Для него это было так. Для него это имело значение. И Нил слушал. Он всегда слушает… Но, должно быть, на самом деле не слышал его. Потому что на следующее утро он подарил ему свой «первый поцелуй»… и это все равно ни черта не значило. Был момент, один крошечный момент надежды, когда он подумал, что, может быть, так оно и есть. Нил медленно наклонился к нему и так мило улыбнулся, что Жан увидел только его любимый оттенок синего и обещание ярко ясного неба. Он сказал ему: — С днем рождения, Жан. И это было искренне… Но все остальное таковым не являлось. Он не имел в виду тот самый поцелуй. И он не хотел, чтобы это причинило Жану такую сильную боль, как тогда, когда он понял это. Жан столкнул его с кровати, обратил все в шутку, попытался посмеяться над этим, чтобы не разреветься, и провел большую часть дня, споря самим с собой о том, была ли его первая или вторая оценка ближе к истине. За все это время Нил ни разу не сказал, что чувствует то же, что и он, так что это казалось слишком неожиданным, чтобы быть правдой. Но, с другой стороны, Жан тоже никогда не произносил этих слов вслух. Он никогда особо не пытался это скрывать, но Нил никогда не умел распознавать подобные вещи, так что, возможно, он просто не знал. На самом деле, Жан был уверен, что Нил просто не знал. Так зачем тогда целовать его? Потому что Жан сказал, что ему грустно из-за того, что он так и не получил «настоящего поцелуя» до гнезда? Потому что у него был день рождения, и он подумал, что, подарив ему эту огромную вещицу, он сможет компенсировать тот факт, что не мог подарить ему ничего другого? Или потому что… может быть, это действительно что-то значило? Потому что, возможно, он тоже нравился Нилу… Но тогда почему он отшутился после этого и даже не взглянул на него дважды за весь оставшийся день? Что это было? Что это значило? Значило ли это вообще что-нибудь? Был ли поцелуй чем-то вроде языка, и только они могли выбирать, что он значил для них? Но если это правда, что, если бы они хотели, чтобы это означало противоположные вещи? Или было бы еще хуже, если бы они договорились о том, что это должно означать, но все равно не смогли бы действовать в соответствии с этим? Его вывело из задумчивости сообщение от Кевина, в котором он просил встретиться с ним в раздевалке, чтобы они могли отработать прием, на который уже потратили несколько часов днем. Закатив глаза, он потопал прочь, чтобы насытить и удовлетворить потребности королевы. … Но это был еще один подарок. Еще одна простая и в то же время сложная вещь, которая значила для него гораздо больше, чем люди, которые его дарили. Это было дополнение ко всем открыткам и красивым вещицам, которые он приносил в Гнездо на протяжении многих лет. Так много новых и древних прекрасных произведений искусства, на которых он мог бы сосредоточиться, когда мир станет уродливым. И это было не просто обещанием, что остальной мир все еще существует, но и обещанием, что однажды они смогут увидеть его вместе. Он этого не заслуживал. Он не заслуживал доброты и тепла Кевина Дэя. Он также не заслуживал того, что произошло после… Он спросил Кева о том, что произошло между ним и Нилом тем утром, не сказав ему, что это вообще произошло; просто сформулировал это как гипотетическое предположение в надежде, что Кев все еще сможет помочь ему понять, что это значит — если вообще что-то значит. И со всей его бесконечной мудростью, его личный солнечный лучик подсказал ему, что это, вероятно, ничего не значит… но был только один способ узнать наверняка. Часть Жана считала, что такое вполне могло случиться. Часть его думала, что если бы Кев на протяжении многих лет давал ему все эти приблизительные представления о лучшей жизни, то и сейчас было бы примерно то же самое. У Жана никогда не было бы настоящих отношений, и ему никогда не разрешили бы путешествовать по миру, но он мог бы целовать своих друзей, рассматривать открытки и книги, полные произведений искусства. И, может быть, этого было бы предостаточно. Может быть, он смог бы оценить все по достоинству, и это смягчило бы удар от всего, чем это не было. Может быть, он мог бы сказать себе, что это что-то значит, и просто игнорировать тот факт, что для них это было просто приятное времяпрепровождение. Может быть, это был просто еще один способ, которым Жан Моро мог быть полезен тем, кто лучше него… И он поцеловал его. А затем сделал это снова. И снова. И снова. И почему-то каждый раз, когда их губы снова встречались, было одновременно и чуть-чуть больнее, и чуть-чуть легче. Это было интрижкой. Экспериментом. Для Кевина Дэя это был способ исследовать то, из-за чего Морияма мог убить, их обоих за то, что они всегда хотели быть с кем-то, кому он доверял, кто никогда не выдаст его и не отвернется. Ему гораздо больше нравилось, как его использовала Его Королева, чем Король. Но он знал, что так оно и было. Кевин говорил ему об этом в самом начале. Он вспоминал об этом каждый раз, когда они пробовали что-то новое. — Это не обязательно должно что-то значить. — Кевин сказал ему перед тем, как они поцеловались. Перед тем, как он встал на колени. До того, как они затолкали друг друга в горячий душ. До того, как они забрались в постель. До того, как они обнаженные прижались друг к другу под простынями. До того, как сердце Жана получило шанс надеяться на большее… А затем, несколько месяцев спустя, Нил забрался к нему на колени и сказал слова, которые он ожидал услышать на протяжении всей своей жизни…

***

— Я люблю тебя. И этими тремя простыми словами Жан поклялся, что вынет все еще бьющееся сердце из своей груди и отдаст его Нилу, если тот попросит об этом. — Пожалуйста, скажи «да». — Он умолял его. А у Жана никогда не получалось сказать своему партнеру «нет». — Je vous aime, — прошептал он. Je suis amoureux de vous. Жан чувствовал всей душой. J'ai toujours été et serai toujours amoureux de toi. — Только мы. — Умолял Нил. Но весь остальной мир перестал существовать для него в тот момент, когда Нил пообещал принадлежать ему. Пока Нил по-прежнему любит его, ему больше никто и ни в чем не будет нужен.

***

Он был красив. Он завораживал каждым своим прерывистым дыханием. Он был великолепен, когда раздвигал для него ноги и смотрел ему прямо в глаза. Он был сам по себе симфонией умоляющих слов и тихих отчаянных стонов, вырывавшихся из его горла. Он был каждым закатом, который Жан пропустил за последние пять лет, в одном флаконе, когда он развалился под ним сразу после того, как Жан ответил на прежнюю любезность Нила, прошептав еще одно обещание любви. …но Нил его не услышал. Он ничего из этого не слышал. Не слышал, как Жан повторял его имя с растущим беспокойством и раскаянием, когда понял, что Нил был без сознания Бог знает сколько времени. Не слышал, как остальные вышли из комнаты и утащили за собой рыдающего Кевина. Не слышал этого, потому что Рико остался позлорадствовать. Не слышал, когда он рассказал ему правду о том, что произошло той ночью, и бросил Жану нож, чтобы тот вырезал свои инициалы и цифру на бедре своего партнера. Он этого не услышал, потому что Жан предпочел вырезать имя Нила на своем бедре. Он не услышал этого, когда понес его в душ, чтобы помыть их обоих. Или когда он относил его обратно в постель. Или все, что было сказано или сделано в течение следующих трех дней, девяти часов и приблизительно шестнадцати минут. Но потом… Затем он повторил это снова… И еще раз… И он говорил искренне.… Он пообещал ему, что говорит искренне. Они использовали самое прекрасное в языке, чтобы придать слову «хорошо» свой собственный смысл, когда они отстукивали его по коже друг друга. Он любил его. Нил любил его. Его любили. Остальное не имело особого значения. Он решил сосредоточиться на красоте уродливой ситуации. Он решил сосредоточиться на «хорошо», «партнеры», «всегда», «я имел в виду это» и «да».

***

Следующие три месяца были самыми счастливыми в жизни Жана. Нил больше никогда не целовал его, у них никогда не было секса, и даже мысли об этом не возникало, но Жан ожидал именно этого. Нил никогда не был склонен к такого рода физической привязанности, его никогда особо не интересовали романтика тела, когда они довольствовались тем, что жили душой и разумом. Жан не возражал против этого. Он был с Нилом не только потому, что страстно желал его (хотя, по правде говоря, так часто и было), он был с ним, потому что любил в нем каждую мелочь, от его смеха до того, как он проявлял свою любовь другими способами. То, как глаза Нила всегда искали его в толпе. То, как он всегда прижимался к нему, когда Жан обнимал его сзади. То, как они всегда чувствовали себя в большей безопасности, как дома, как в мире, когда были рядом друг с другом. То, как он сжимал его руку и говорил «хорошо», когда у кого-то из них был плохой день. То, как легко они жертвовали всем ради друг друга, и это даже не казалось жертвой. То, как они были тенью друг друга; не из-за своей мрачности, а потому, что они подчеркивали грани света друг друга. То, что он был Нилом Джостеном, потому что он был Жаном Моро. И то, как его вечный партнер помог ему переосмыслить себя как нечто большее. Кого-то, кто достоин. Кого-то, кто всегда будет стараться быть таким. Нил никогда не оглядывался через плечо, когда занимался в местах общего пользования, а Жан забирался на диван позади него, обнимал Нила за талию, в то время как он сидел между ног Жана или у него на коленях, и прикрывал его спину, чтобы его партнер мог сосредоточиться на своей работе, а не на чем-то другом; он был в безопасности, и Нил прислонялся к нему со вздохом облегчения и благодарности. Полностью доверяя Жану. Он чувствовал себя в безопасности и довольстве, пока чувствовал, что Жан рядом с ним. Кто-то из них мог порезаться, или потребоваться помощь, чтобы приложить лед к ране, или чтобы можно было спокойно принять душ после побоев, и они всегда были рядом, чтобы снова воссоединиться друг с другом в нежной заботе и абсолютном понимании невысказанных потребностей друг друга. Они знали, что делать, когда одному из них было грустно, или злостно, или было больно, или в панике, или подавлен, или нужен был шанс выплеснуть свое разочарование. Они знали, как ценны те редкие дни, когда все шло хорошо. Жан зарылся лицом в кудри Нила, вдохнул аромат его шампуня с лавандой и почувствовал, что он дома. Нил прижался к его сердцу и подсознательно выровнял дыхание. Это было «всегда», «хорошо» и «только мы». И разве все это не было гораздо лучшим примером близости и преданности, чем простое занятие любовью или постоянные прикосновения губ к губам? …но в последние три месяца были и свои трудности.

***

Кевин был достаточно любезным и понимающим, когда Жан положил конец их интрижке, но становилось все более очевидным, что без Жана, который мог бы дать ему возможность спокойно исследовать мир, он стал озлобленным и обиженным на Рико и семью Морияма в целом; и его разочарование проявилось в том, что он дважды бросался с головой усердно работать над улучшением своей игры на корте. Он перестал сдерживаться. И в конце концов люди за пределами Гнезда начали замечать это. Сердце Жана разбилось в тот самый день, когда Рико сломал руку Кевину. В тот день они проснулись с неприятным ощущением утреннего стояка; это было не в первый раз и не в последний, но с того самого дня, когда Жан чуть не изувечил себя, в надежде, чтобы этого больше не повторилось, Нил взял на себя смелость доказать, что его это более чем устраивает. Он попытался со стоном отодвинуть бедра до того как Нил заметит это, но его партнер часто просыпался раньше него и просто валялся, пока он тоже не просыпался, так что, когда Жан отодвигался, Нил делал то же самое. Он снова задвигал бедрами, просто чтобы доказать, что его это устраивает, именно показать, что у Жана нет причин стыдиться, и в полусонном состоянии его стон раздражения превратился в стон, когда он схватил Нила за бедра, чтобы утихомирить его. — Ты ведешь нечестную игру. — Жан бессмысленно выругался, пряча лицо в кудрях Нила. Он не возражал, что Нил не хотел заниматься сексом. Но вот так прижиматься к нему было все равно что размахивать сочным стейком перед голодной собакой и ожидать, что она не будет скулить. — Я не пытаюсь быть честным. Я пытаюсь победить. — Поддразнил Нил, прежде чем милосердно откатиться в сторону и встать с кровати. — Ты уже выиграл несколько месяцев назад. А теперь просто злорадствуешь. — Жан бормотал что-то в подушку, пытаясь избавиться от этой проблемы. Он прятал лицо, пока Нил одевался, потому что наблюдение за ним ни в малейшей степени не помогло бы, а потом выполз из постели, как слизняк, когда его партнер подтолкнул его локтем, давая понять, что настала его очередь. После того, как они вместе оделись, причесали волосы и почистили зубы в ванной, Жан схватил Нила за руку и повел его в столовую, чтобы они могли встретиться с Кевином и подбодрить его накануне перед его оценочной игрой с Рико. Сразу стало ясно, что мысли Кева были заняты другим, но то, что в то утро его бросила по смс девушка, с которой, как они оба думали, он перестал встречаться больше года назад, было определенно хуже, чем те нервы, которых Жан ожидал от своего дорогого друга. Их интрижка, возможно, закончилась внезапно и беспорядочно, но они расстались, сохранив свою дружбу и уважение друг к другу в неприкосновенности. Так что, даже если для него это не значило того же, что для Жана, он был уверен, что Кев никогда не собирался еще больше усложнять ситуацию, задним числом превращая его в своего любовника. Отношения Кевина с Теей тоже никогда не были особенно серьезными, в основном это были просто дружеские отношения с их стороны, чтобы держать Рико подальше от Теи. Но, по крайней мере, это были настоящие отношения (какими бы неформальными они ни были). По крайней мере, Тея понравилась Кевину в ответ. Он заметил, как Кев наблюдал за ней, как его глаза следили за ее руками, когда она втирала масло с какао в ноги или собирала свои длинные косы в пучок… На его лице отразилась зависть. Желание. Одна из причин, по которой Жан предложил Кевину пригласить ее на свидание, заключалась в том, что он знал, что она ему интересна. Обеспечение ее безопасности от худшей участи, конечно, тоже было важным компонентом. Но, если быть до конца честным, с другой стороны, он надеялся, что, увидев Кевина с ней, его упрямый разум и сердце наконец откажутся от мысли о том, что они когда-нибудь будут вместе. Тея всегда была добра к ним. Талантлива. Среди старшекурсников Гнезда она всегда была одной из его любимиц, потому что никогда не была жестокой и всегда старалась относиться к нему с уважением, несмотря на его возраст… По всем причинам, его безнадежная влюбленность в Кевина должна была рассеяться, когда он увидел, что тот счастлив с такой милой, красивой, талантливой женщиной, как она… Не получилось… Очевидно… И теперь он испытывал все большее чувство вины за то, что случайно оказался шлюхой, с которой парень его бывшей подруги изменял ей… Но чувство вины, которое он испытывал из-за этого, вскоре исчезло, когда он услышал всю историю целиком и прочитал сообщения, которые она ему прислала. Она не сказала Кеву ни слова с момента выпуска, но ожидала, что он просто волшебным образом прочтет ее мысли и поймет, что она хочет, чтобы он обратился к ней вместо этого? Она никак не дала ему понять, что они все еще вместе, и вместо того, чтобы выразить свое недовольство им несколько месяцев назад, она прибегла к мелочной холодности, а затем обвинила его в том, что он не знает, как общаться в отношениях? И что еще хуже, вместо того, чтобы просто признать, что они не подходят друг другу, и попросить разойтись по-дружески, она решила оскорбить и обругать его, как будто это была исключительно его вина, а не ее? Точно нет. Они никогда по-настоящему не были вместе, но за то время, что они были «друзьями с привилегиями», Жан мог сказать, что, если бы у Кева был шанс, он стал бы очень щедрым и сострадательным партнером. Он был очень любящим, обожающим и сентиментальным в том, как он проявлял свою заботу. Если Тея обвиняла его в том, что он «ужасный парень», то это потому, что она была несравненно худшей девушкой, и в этом Жан не сомневался. Он сказал об этом Кевину, и именно тогда их разговор зашел в тупик из-за настойчивых утверждений Нила о том, что он «ничего не знал о здоровых отношениях», что у него «не было никакого личного опыта, из которого можно было бы извлечь пользу». Что он «никогда ни с кем раньше не встречался». Что ему «никто так не нравился». Что он «не способен на это». Что «это» ничего не значит. Что за последние три месяца он ничего не почувствовал. Что все было ненастоящим. Что он на самом деле не любил его. Не так, как Жан любил его. Что он никогда не был в него влюблен. Что все, что произошло между ними, явно значило для него нечто совершенно иное, нежели для Жана… Он превратил это в шутку. Он сделал себя кульминационным моментом. Он заставил себя рассмеяться, чтобы не расплакаться… Чтобы Кевин не раскрыл его партнеру всю глубину своей абсолютной жалости к тому, что он надеется на то, чего, в первую очередь, никогда не будет достоин. Нил был его лучшим другом. Его партнером. Его тенью. Его домом. Это всегда будет правдой. Нил любил его в этом качестве, и было верхом невежества и эгоизма с его стороны предполагать, что он имел в виду что-то другое, когда он соглашался или засыпал у него на руках. Это была его ошибка. Он должен был знать… И Нил с Кевином шутили вместе с ним. Кев сказал, что Нил не так уж много потерял. И на самом деле, ему было бы лучше знать, не так ли? И Нил сказал, что не завидует Кевину, получающему подобные сообщения о расставании. Но Жан втайне думал, что он предпочел бы жестокость, а не добрые слова о том, что ты на самом деле никогда ни с кем не был. И они двинулись бы дальше. Но они этого не сделали. Жан никогда бы не двинулся дальше. Не совсем. Как он мог? Но позже в тот же день Кевин отправился на тренировку, а потом его нашли окровавленным и рыдающим на полу в раздевалке. И они знали, что это только начало. Они знали, что Рико переступил черту, за которую он будет переступать и дальше. Они знали, что то, что произошло на вечере выпускников, было тщательно продуманным «уроком» для Кевина, чтобы наказать его за связь с Жаном. Они знали, что, подобно тому, как Жан и Нил готовы были на все ради друг друга, этот же принцип применим и к Кевину. Они знали, что, если Кев останется здесь, Рико просто использует его, чтобы издеваться над ним, причиняя им всем троим еще более жестокую и изощренную пытку. Они знали, что если Кевин не сможет доказать свою состоятельность на корте, Мориямы в конце концов устанут от него и казнят. Они знали, что как только Нил это поймет, он попытается остановить это и прикончит их с Жаном заодно. Они знали, что это начало конца… Поэтому Кевин ушел. Они попрощались, пока Нил был занят тем, что счищал кровь с плитки, а Жан отсылал свое солнышко прочь, чтобы жить одному в мире вечной тьмы со своей тенью… А потом он также потерял Нила. Рико назначил его своим новым партнером, чтобы заполнить брешь в нападающей линии, оставленную Кевином, и внезапно Жан увидел его только в конце дня, когда они вместе забрались в постель, истекающие кровью и покрытые синяками. В эти часы они еще крепче прижимались друг к другу. Ощущая безопасность и уют объятий друг друга. Они ложились спать позже, чем следовало, чтобы шептаться в ночи и смотреть на эти маленькое синие и серые пятна в море среди красного и черного. Их любимые цвета. Их любимые люди. Тогда Нилу пришлось бы оставить Рико и весь день ходить за ним по пятам, и ни один из них, черт подери, ничего не мог с этим поделать. Это было нехорошо. Жан был не в порядке. Но он все равно выводил буквы каждый раз, когда это делал Нил, потому что это слово уже давно ничего для него не значило. Нил отбил «хорошо», и это означало «я люблю тебя». «Ты мой лучший друг». «Я скучаю по тебе». И Жан ответил «хорошо», что означало «я люблю тебя». «Я всегда буду безнадежно предан тебе». «Я надеюсь, ты обретешь счастье, которого заслуживаешь». И он говорил искренне. Боже, он говорил искренне. Он будет говорить так всю оставшуюся жизнь.

***

Эндрю вышел из кабинета Би, напившись горячего шоколада, а в голове у него было слишком много мыслей. Как бы ни было заманчиво просто рассказать Би все подробности и привести прямые цитаты и посмотреть, сможет ли она решить, что делать с проблемами Джостена, он не смог. Это были не те секреты, которыми он мог поделиться. И, кроме того, как психолог команды, она технически была еще и психотерапевтом Нила (даже если упрямый кролик отказывался когда-либо встречаться с ней сам). Он мог бы поговорить с ней о том, как эти проблемы повлияли на него, или о том, как продвигались шаги и оплошности в его «экспозиционной терапии», но он не мог рассказать ей о том дерьме, которое наговорил Нил, и ожидать от нее какого-либо ответа, кроме «ты говорил с ним об этом?»; или: «и что об этом думаешь ты?» Единственная почти полезная вещь, которую она упомянула (за исключением невероятно сокращенного и отредактированного объяснения Эндрю, которое он дал ей о том, что он «случайно вызвал у Нила приступ паники и диссоциативное состояние»), заключалась в том, что он поступил правильно, обратившись за помощью к Кевину в тот момент, а затем попросив Жана поделиться своим пониманием того, как так вышло. Он не упомянул, о каком именно озарении спрашивал, просто сказал, что поговорил с ним и узнал о предпочтениях в чае. Но, по ее словам, то, что Эндрю вообще принимал помощь от других, было признаком «отличного прогресса» (и осознавал, когда он сам был подавлен или не в своей тарелке и ему нужно было отойти в сторону). Он подумал, не сказать ли ей, что это было не столько из-за того, что он «сам принимал помощь», сколько из-за того, что он не хотел ухудшать положение Нила, снова проебавшись, но она одарила его улыбкой «горжусь тобой» и уже налила им в кружки еще шоколада, так что он просто смирился с этим. Не было особого смысла обсуждать с ней все это, когда он все равно не мог даже задать вопросы, на которые ему реально нужны были ответы. Он уже проделал работу по выяснению этих вещей для себя, он нашел систему, которая работала на него, и больше Би ничего не могла для него сделать. Единственным способом решить его текущую проблему было решить Нила, что означало либо безуспешную попытку обсудить это с Джостеном самостоятельно, либо использовать чит-коды непосредственно от действующего чемпиона по едва заметной сексуальности Джостена. Так что, возможно, вселенная подбросила ему редкую и замечательную возможность, когда его телефон звякнул сообщением от Жана, как только он вышел из вестибюля клиники. Что вы с Нилом уже пробовали?

Я отвел его в океанариум, приготовил ему клубнику в шоколаде,

и мы экспериментировали с конфетами. Пока что он, казалось, относился к «starbursts» нейтрально,

но я очень надеюсь, что ему больше понравятся «almond Joys».

Жан имел в виду не это. Но это было единственным, на что он был готов ответить. Я имел в виду секс, ты, засахаренный слабоумный имбецил.

Я знаю, что ты имел в виду. Это не твое дело.

Эндрю плюхнулся за руль «Малышки 2.0», но не повернул ключи, ожидая ответа. Ты ждешь, что я расскажу тебе все болезненные и интимные подробности того, что мы делали вместе, но ты не хочешь делиться со мной той же информацией в ответ? Как я могу сказать тебе, что ты делаешь правильно, а что неправильно, если ты не хочешь делиться тем, что первоначально делаешь? По его мнению, это было достаточно справедливо. Как бы ни раздражало его то, что он говорил о делах Нила с другими людьми так, как будто он уже это делал? Если бы они с Жаном собирались работать вместе над этим, потребовалось бы определенное количество взаимных уступок. Так что…

Мы целовались. Несколько раз. Лично я еще ничего не пробовал, но я привел ему довольно наглядный пример того,

что я надеялся для него сделать, и он, похоже, воспринял это с пониманием.

Затем мы наткнулись на кирпичную стену, когда я попросил его хорошенько подумать и сообщить мне,

чего он хочет. Кажется, он сам не знает, чего хочет — или, как мне кажется, правильнее было бы сказать как «хотеть».

Жану потребовалось минуту или две, чтобы ответить ему, так что Эндрю поиграл пару раз в судоку на своем телефоне, пока ждал. И тут Жан задал ему еще один вопрос вместо ответа. Как долго вы с Нилом вместе? Эндрю раздраженно постучал указательным пальцем по экрану телефона, прежде чем напечатать ответ.

Дай определение слову «вместе»

Отправил он первым, каким-то образом зная, что слова, которые Жан набирает на клавиатуре, будут саркастичными и слишком многословными, на его вкус, поэтому он оборвал его, предложив объяснение получше.

Нил живет в Пальметто с того самого дня, как птичка вылетела из гнезда.

Если ты спрашиваешь, как давно мы встречаемся, то это скорее недавнее событие.

Встречаетесь? Первым отправил сообщение Жан, но, поскольку Эндрю был в процессе ввода своего собственного определения этой фразы в «urban dictionary», он получил другой ответ. Это была твоя идея?

Очевидно. Мне пришлось прямо сказать ему, что я хочу поцеловать его или отсосать,

потому что этот невнимательный маленький ублюдок не заметил даже самого очевидного флирта.

Как думаешь, ему одному могли прийти в голову какие-нибудь блестящие идеи в этом роде?

Понимаю. Жан отправил второе сообщение, пришедшее сразу после. И Нил согласился?

Тебя это удивляет?

Эндрю ответил с саркастичной усмешкой. Жану потребовалось больше времени, чтобы ответить, чем обычно, достаточно долго, чтобы Эндрю успел вернуться в «Лисью Башню» и припарковать машину, но в конце концов он получил дополнительный вопрос, который заставил его вздохнуть. Значит, для ясности, у вас с ним нет романтических отношений, это просто интрижка? Эндрю прикусил внутреннюю сторону щеки, раздумывая, не вернуться ли обратно в кабинет Би, чтобы спросить, почему кто-то, называющий их с Нилом «ничего не значащей интрижкой», почему-то делает это еще более тривиальным и бессмысленным, чем то, что он называет это «ничем»; (Или хотя бы спросить ее почему его беспокоило название, когда он знал, что оно почти точное?) Вместо этого он ответил:

Это не интрижка. Но я не такой уж романтик.

Ну, это меня не удивляет. Эндрю закатил глаза и как раз набирал свой собственный остроумный ответ, когда получил еще одно сообщение от Жана, которого не ожидал. Тебе придется научиться быть таким. Нилу нужно чувствовать себя в безопасности, устойчиво и комфортно, прежде чем он сможет позволить себе чувствовать что-то еще. Он не сможет разрушить свои барьеры настолько, чтобы позволить тебе доставить ему удовольствие, если не будет думать, что ты останешься с ним навсегда. Если есть хоть малейший шанс, что ты бросишь или предашь его, или если он станет слишком уязвимым, находясь с кем-то, кто не желает связывать себя обязательствами, тогда его тревога будет слишком велика, чтобы он мог допустить чего-то еще.

Так что ты хочешь сказать? Что Нилу не «достаточно комфортно»,

чтобы чего-то добиться со мной, если он знает, что это ничего не значит?

Потому что в твоей теории, дружок, есть довольно серьезный недочет.

Нил понятия не имеет, что ты к нему чувствуешь,

на самом деле обстоятельства вашей маленькой интрижки были прямо противоположны «безопасным»,

но тебе все равно удалось его расшевелить.

Он знает. Жан настаивал. Я говорю ему об этом каждый вечер. Он просто не верит в это или, возможно, не хочет верить. Но он знает. Он всегда знал. Иначе он не сказал бы обо мне того, что сказал той ночью.

Не хотелось бы тебе об этом говорить. Но я почти уверен,

что это маленькое «признание в любви» было более платоническим,

чем ты надеялся, дружочек.

Я говорю не о той ночи. Жан отправил сообщение первым, прежде чем окончательно прервать разговор новой просьбой. Расскажи мне что-нибудь о себе. Эндрю дважды моргнул в замешательстве и в смятении мысли. Вот так оставить дразнящую маленькую подсказку, а потом переключиться на Эндрю? Что же именно Жан пытается спрятать здесь, у всех на виду? Но если Эндрю хотел поиграть в интеллектуальные игры, он мог бы подыграть ему и посмотреть, к чему это приведет.

Ты знал о Тильде.

Заметил Эндрю.

Что-то мне подсказывает, что ты уже провел свой анализ.

Мне не нужен их анализ. Мне также не нужны статистические данные и материалы для шантажа. Я хочу узнать тебя получше.

Зачем? Я уже говорил тебе, что буду защищать Нила и Кевина,

что еще тебе нужно знать?

Это говорит мне о том, кто ты для них на физическом уровне. Мне нужно знать, кто ты сам по себе.

Что, черт возьми, это должно означать?

Если ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о Ниле, мне нужно знать, что я могу доверить тебе эту информацию. Если тебе нужны наши секреты, ты купишь их за свои собственные. По крайней мере, эта игра была ему знакома: равный обмен «правдой за правду» и «ответом за ответ». Это была почти такая же сделка, которую он однажды заключил с Нилом, когда тот впервые приехал в Пальметто… Но за те секреты, которые он просил Жана раскрыть, несомненно, придется дорого заплатить им обоим. И это делало эту версию еще более опасной. Это были не просто прыжки через обручи в его воображении в надежде избежать бомб, теперь те же самые кольца были в огне; и они оба рисковали обжечься, если подойдут слишком близко к краям чего-то, о чем не хотели знать. Эндрю глубоко вздохнул и медленно кивнул, обдумывая, что сказать. Он знал, что это не даст ему нужных ответов, но решил остановиться на какой-нибудь мелочи, безобидном факте, который все же был достаточно личным, чтобы считаться «секретным». Это был «маленький шажочек» к тому доверию, которое им понадобится позже, чтобы перейти к важным вещам.

Мне нравится запах томатов, но я ненавижу вкус и консистенцию самих помидоров.

Не знаю почему. Но аромат стеблей напоминает мне о лете.

Жану потребовалось слишком много времени, чтобы ответить на это. Эндрю уже сдался и направился в свою комнату (просто предполагая, что Жан не воспримет его жалкое предложение как жест доброй воли, который он имел в виду), когда, наконец, почувствовал, что в его кармане снова пиликнул телефон. А как насчет томатного соуса?

Соус для пасты и пиццы — нормально.

Но дашь мне сэндвич с нарезанными помидорами, и я его выброшу.

Расточительство. Он не хочет, чтобы за ним гнались, он хочет, чтобы ты участвовал в гонке вместе с ним. Эндрю потребовалась секунда, чтобы понять, что он говорит о Ниле… И еще пять, чтобы понять, что он понятия не имеет, что это значит, кроме самого очевидного объяснения.

О чем это?

В этом вся прелесть слов. Ты сам решаешь, что они значат для тебя.

О, прекрасно. Загадка. Это реально полезно.

Жан не ответил. Он и не ожидал от него ответа. Но на ночных сеансах пыток (то есть на тренировках по экси) Эндрю наблюдал, как Нил с улыбкой носится по корту, и придумал свой собственный ответ на это конкретное уравнение. Он бросил бутылку с водой в сторону Нила, когда они, наконец, покидали корт, и спросил: — В раздевалку наперегонки? Лицо Нила просияло, как будто кто-то только что предложил ему миллион долларов, а заряженный пистолет должен был быть запрещен законом. Иногда самое простое объяснение, в конце концов, кажется правильным… — Ладно! — Сказал Нил с широчайшей улыбкой, прежде чем разогнаться, словно торпеда. Эндрю (что вполне предсказуемо) проиграл гонку с большим отрывом, но все равно считал это победой, потому что всю дорогу слышал смех Джостена впереди себя. Как кто-то мог с таким воодушевлением бегать по стадиону, когда он только что провел на тренировке последние полтора часа, было выше его понимания. Сам он никогда не любил бегать, слишком много усилий — недостаточная награда. Но дело было не в том, что ему нравилось, а в Ниле; и хотя в глубине души он всегда знал, что его кролик быстр и склонен к побегу, возможно, это был первый раз, когда он осознал, что бег для него — нечто большее. Дело было не только в том, чтобы убежать или продемонстрировать свою скорость, для него это было развлечением, освобождением… Он не был уверен, что это значило в грандиозном плане того, чего он пытался достичь здесь. Но, возможно, это не обязательно должно было что-то значить, чтобы все еще значить что-то. На следующий день он получил еще одно сообщение от Жана. Почему ты защищаешь Нила и Кевина?

Они заключили со мной сделку.

Или, по крайней мере, с Кевином. Эндрю по большей части заключил сделку с самим собой ради защиты Нила. Но это не имело значения. Какого рода сделку? Эндрю подумывал о том, чтобы уйти от ответа, изложив самую простую и упрощенную версию правды, но если он хотел, чтобы Жан дал ему взамен нечто большее, чем загадки, ему нужно было рассказать что-то посущественнее. Поэтому вместо этого он напечатал:

Кевин обещал мне, что найдет для меня то,

ради чего стоит жить, если я смогу сохранить жизнь нам обоим.

Эндрю привык к долгим паузам, когда Жану требовалось время, чтобы обдумать, чем ответить, поэтому он не придал особого значения, когда потребовалось еще пятнадцать минут и несколько раундов игры-головоломки, чтобы получить ответ. Однажды он пообещал мне нечто подобное. Он сказал, что мне нельзя умирать, потому что он не сможет смириться с тем, что потеряет меня. Эндрю ожидал услышать секрет о Ниле, а не о Жане… но это было похоже на еще более выгодную сделку, заключенную между ними. Общая нить. Из тех, что может перевернуть все с ног на голову, если потянуть слишком сильно… Эндрю все равно потянул. Это было в его характере.

А потом он бросил тебя в гнезде.

Заметил Эндрю. И я все равно выполню свою часть сделки. Отметил Жан. Ты поступишь так же, если Кевин не сможет найти для тебя причину?

У него в запасе есть еще несколько лет,

прежде чем нам придется это выяснить.

Эндрю сказал это, пожалуй, слишком честно. Последовала еще одна долгая пауза, прежде чем Моро наконец дал ему ответ, который он искал. Ему нравится, когда его обнимают сзади. Он чувствует, что кто-то прикрывает его спину, безопасность и комфорт, еще физическое напоминание об этом действует на него успокаивающе. Вот почему он всегда был маленькой ложечкой, когда мы спали. Но ему нравится, когда его так держат, когда он стоит или сидит. Не подкрадывайся к нему незаметно. Но если он знает, что ты рядом, ты можешь обнять его и заглядывать ему через плечо, пока он что-то делает, и он всегда будет поддерживать это. Это все равно была не совсем та информация, которую он изначально просил… Но это казалось ему чем-то еще более ценным. По словам Жана, Нилу прежде всего нужно было чувствовать себя в безопасности и комфорте, и он не мог ожидать, что тот захочет чего-то большего, пока эти базовые потребности не будут удовлетворены… Это был шаг в правильном направлении, к пониманию того, как это сделать, не меняя для этого динамику своего «ничего». Это был компромисс. Это был способ обойти первое препятствие на их пути… Но любая благодарность, которую Эндрю мог испытывать за помощь, была немедленно уничтожена следующим сообщением Жана. Хотя, возможно, мне было проще из-за моего роста. Может быть, тебе понадобится ступенька или туфли на каблуках, чтобы видеть его сверху. Эндрю ответил эмодзи со средним пальцем, и на этом их беседа на сегодня закончилась.

***

Позже тем же вечером он заметил Нила перед трибунами, который, опершись на ракетку, наблюдал, как Кевин выполняет несколько упражнений на корте, и ему показалось, что сейчас самое подходящее время воспользоваться последним советом Жана. (И если Эндрю воспользовался тем, что был на одну ступеньку выше Нила, чтобы немного увеличить свой рост, то это было чистым совпадением и вовсе не свидетельствовало о том, что этот французик-долбоебусик был прав, утверждая, что иначе он не мог быть выше него. Он совершенно точно мог сделать и так, и так… наверное.) Эндрю прочистил горло и подождал, пока Нил оглянется в его сторону с легкой усмешкой, чтобы не застать его врасплох. Затем, как только Джостен повернулся, он закинул руки на плечи и положил голову на макушку Нила, как ленивый домашний кот, ищущий место, где бы вздремнуть. Жан, вероятно, хотел бы обнять Нила за талию и положить подбородок ему на плечо… но это показалось ему слишком интимным жестом. То, что он просто навалился на него, могло быть воспринято скорее как попытка позлить или что-то в этом роде, чем как попытка обнять, и по какой-то причине это облегчало задачу (даже если это требовало такого же контакта, если не большего, чем «держа его сзади» в правильной ситуации). Если Нила и раздражали его методы, то он этого никак не показывал. Он облокотился на Эндрю, как и обещал Жан. И он даже немного посмеялся над этим, поддразнивая взглядом снизу вверх: — Ты спишь, Дрю? — Ммм. — Лениво промычал он. — Просто наблюдение за вами, наркоманами, утомляет меня. — Хм. Может быть, тогда мы могли бы сделать перерыв, — предложил Нил. — Кев побудет несколько минут один. — Нил Джостен, — сказал Эндрю притворно возмущенным тоном. — Ты предлагаешь нам бросить нашего бедного милого Кевина Дэя и снова уединиться в кладовке для инвентаря? — Ну, я хотел предложить совершить набег на автоматы в поисках чего-нибудь с кофеином… — Объяснил Нил. — Но твоя идея мне нравится гораздо больше. Эндрю высвободился из объятий и, схватив Нила за запястье, повел его по коридору. — Почему бы не сделать и то, и другое? — Предложил он. В конце концов, «сначала удовлетворить основные потребности», вероятно, означало, что он должен поесть, попить и быть бодр.

***

На следующий день он добился большего прогресса в игре с Жаном. До этого года ты никогда не проявлял особого интереса к карьере вратаря, несмотря на свои таланты. Так зачем вообще играть, если ты просто будешь стоять в штрафной половину матча?

Просто стоя там, я заработал достаточно высокий коэффициент сбережений,

чтобы заработать стипендию для себя и своей семьи.

Заметил Эндрю. Я же сказал тебе, что мне плевать на твою статистику. Повторил Жан. Стипендии для твоей семьи — вот почему ты в Пальметто, а не здесь. Я хочу знать, почему ты вообще играешь. Эндрю немного подумал над этим ответом, прежде чем изложить его суть.

Это был лучший выход из положения, чем другие альтернативы.

Особенно в колонии для несовершеннолетних. Я не планировал когда-либо играть в это снова,

когда выйду. Но Аарон хотел быть в команде.

И раз уж он все равно собирался таскать меня на все тренировки и игры,

я подумал, что вполне мог бы получить за это зачет по физре.

В старших классах все должно было закончиться.

Отказать Воронам было достаточно просто.

Но потом появился Ваймак сделал предложение, от которого я не смог отказаться.

Значит, ты отказался от Воронов, потому что тебе просто было плевать на экси, и ты не захотел продолжать? Полная оплата, бесплатная машина и гарантия контракта на миллион долларов после окончания уника были для тебя недостаточным стимулом?

У меня уже была машина, и я никогда не планировал заканчивать универ до этого момента.

Так что нет. Но, честно говоря, одна из причин, по которой я отказался от них,

заключается в том, что Рико вызвал у меня плохое впечатление еще до того, как я узнал все, что знаю сейчас.

К счастью, тогда твоя интуиция и апатия помогли тебе. Подметил Жан, прежде чем дать ему первый намек на что-то более близкое к их первоначальной миссии. Если он будет слишком много думать о чем-либо, он просто будет подавлен, и стресс перерастет в панику. Не проси его выбирать что-то из бесконечных возможностей. Дай ему два или три варианта и позволь ему выбирать из них. Более узким набором данных легче управлять и анализировать, не сбиваясь с пути.

Ты говоришь о том, что нам съесть на ужин,

или о том, что он хочет, чтобы я сделал в постели?

Эндрю попросил внести немного ясности. И то, и другое Подсказал Жан. А после добавил: Сними с него бремя принятия неправильного решения, сказав, что все твои предложения уже верны, ему просто нужно помочь тебе сузить круг поиска. Если он думает, что оказывает тебе услугу, он, скорее всего, примет ее сам.

Хм. Принято к сведению.

Ответил Эндрю и сунул телефон под подушку как раз в тот момент, когда в комнату вошел Нил. — Я подумываю о тако или суши на ужин. Что думаешь? — Спросил Эндрю. Нил сделал задумчивое лицо, прежде чем ответить. — Завтра митинг бодрости духа, а после него игра. Лучше не рисковать пищевым отравлением, поедая южнокаролинские суши. — Умно. — Ответил он, уклончиво пожав плечами. — Я не собираюсь на митинг, у меня назначена встреча с Би. — Черт… Думаешь, тренер поверит, если я совру и скажу, что иду с тобой? — Или ты мог бы пойти со мной. Универ оплачивает твои счета. Найти бесплатную терапию сложнее, чем ты думаешь. — Нет, спасибо. — Отказался Нил, слегка закатив глаза, и плюхнулся рядом с ним на кровать. Эндрю обдумал эту идею, прежде чем сменить тему и сказать: — Я хочу попробовать что-нибудь новенькое сегодня вечером. — Да? Например, что? — Ну, я сузил выбор до двух вариантов. Либо я могу позволить твоим рукам опуститься так низко, чтобы они касались моей груди, пока мы целуемся… Либо мы можем проверить чувствительность сосков, как мы говорили на днях… Не уверен, в каком направлении двигаться сегодня вечером. У тебя есть какие-то предпочтения? Нил пожевал нижнюю губу, и его щеки порозовели, но после недолгих взволнованных размышлений он спросил: — Не будет ли это слишком, если я скажу, что мне действительно нравятся обе эти идеи? Как бы ни было заманчиво предложить им «попробовать и выяснить», он не хотел рисковать, выводя их из себя, делая слишком много «маленьких шажочков» одновременно. Предоставление «рукам Нила» большего количества прав на передвижение было проверкой его границ. Умение действовать «выше пояса» было испытанием для Нила. Делать и то, и другое одновременно, вероятно, было не тем, что нужно кому-либо из них, даже если это было то, чего они оба хотели. И на самом деле у них теперь было только одно правило… — Я действительно хочу попробовать с тобой и то, и другое. Но не сегодня. — Со вздохом признался Эндрю. — Шаг за шагом… С чего ты хочешь начать? Нил еще немного пожевал губу, прежде чем ответить: — С тебя. Я хочу от тебя большего… Думаю, может быть, это хороший знак, что второй вариант все еще привлекает меня, когда об этом говоришь ты? Но, может быть, мы отложим это на сегодня и будем придерживаться более привычной территории? Просто, знаешь, расширим знакомую территорию. — Тогда ладно. — Согласился Эндрю. — Хочешь сначала заказать ужин? — Это тоже может подождать. — В голосе Нила послышались нотки голода другого рода, и он нетерпеливо наклонился для поцелуя. Эндрю встретил его на полпути с ухмылкой. И когда Нил воспользовался тем, что увеличил свой «допустимый радиус прикосновения», чтобы обнять Эндрю за спину и притянуть его к себе, он обнаружил, что ничуть не возражает быть тем, что вызывает у Нила такое сильное влечение.

***

На следующий день у него был еще один сеанс с Би. На самом деле он не уверен, зачем вообще договорился о дополнительном сеансе с ней на этой неделе. Завтра у них матч с Воронами, и Нил, и Кевин уже несколько недель были на взводе из-за этого, может быть, их нервозность просто передалось и ему? Или, может быть, он просто не хотел иметь дело с шумом и суматохой митинга в начале отхода от своих лекарств. Какой бы ни была причина, они провели сеанс, повторяя все «маленькие шажочки», которые он сделал до этого момента, и проводя мозговой штурм еще нескольких, которые он мог бы попробовать в течение недели перед их следующим сеансом. Когда он вышел, митинг все еще продолжался, но Эндрю все равно взял тайм-аут и направился прямиком в общежитие. Это было примерно в то время, когда Жан обычно писал ему смс, и, учитывая реакцию Нила на его предложение накануне вечером, ему нужно было как можно скорее получить более подробную информацию. Поэтому, вместо того чтобы дождаться вопроса Жана и принять ту правду, которую он готов был дать ему в качестве ответа, Эндрю решил спросить напрямую о том, что ему нужно сейчас.

Нравится ли Нилу, когда трогают его соски?

Он увидел уведомление «прочитано» через пять минут, но Жану потребовалось двадцать, чтобы ответить на него. А тебе? Ладно. Вполне справедливо, подумал он. Эндрю стиснул зубы и попытался не обращать внимания на то, как дрожат его руки, когда он печатал ответ.

Да. Но прошло шесть с половиной лет с тех пор,

как я в последний раз позволял кому-либо прикасаться ко мне подобным образом.

Это было больше, чем он хотел признать. Он знал, что Жан способен к простой математике. Знал, что тот поймет, что это значит на самом деле… Но Жан сказал, что ему нужно знать, может ли он доверять ему. И он не мог придумать более убедительного или прямого способа доказать ему, что Эндрю не похож на тех людей, что причинили кому-то из них боль в прошлом. Жану потребовалась еще минута, чтобы ответить. Знаешь, говорят, что требуется семь лет, чтобы все клетки в твоем организме обновились. Еще несколько месяцев, и у тебя будет тело, к которому они никогда не прикасались. Надеюсь, это тебя утешит. Эндрю не был уверен, что с этим делать. Это не было ответом на его вопрос, и это не было самостоятельным вопросом или просьбой о разъяснении с его стороны. Их устоявшаяся формула взаимных уступок не учитывала ничего подобного… Но Жан не заставил себя долго ждать и начал разговор с того, что было не совсем тем, о чем он просил, но, по его ощущениям, было достаточно близко. У него чувствительные шея и плечи. Если правильно поцеловать его в тех местах, он забудет собственное имя. Эндрю уже знал о его шее, но не о плечах, и что-то было в том, как Жан это сформулировал… Да. Это был шаг в правильном направлении. Это означало, что Жан довольно скоро начнет доверять ему по-настоящему.

Спасибо.

Послужило ответом Эндрю, потому что знал, что Жану было нелегко сдаться, когда у него самого были чувства к Нилу. За это не благодарят. Слова Жана были эхом того, что Эндрю не раз говорил Нилу раньше. Просто сделай его счастливым, Эндрю. Он заслуживает счастья. Сделай это для меня, и тебе никогда не придется благодарить меня за то, что я даю тебе для этого.

Знаешь

Напечатал Эндрю и нажал «Отправить», прежде чем смог придумать вескую причину не делать этого.

ты тоже заслуживаешь счастья.

Жан на это ничего не ответил. Он и не ожидал от него этого. Но все равно ему казалось, что он выиграл эти несуществующие дебаты. И позже тем же вечером, когда его кролик вернулся с митинга, он почувствовал, что выиграл нечто бесконечно более ценное.