Deals With Devils

Он сидел под ледяными струями, дрожа всем телом и с посиневшими губами; это был его четвертый холодный душ за несколько дней и четвертая неудачная попытка взять под контроль то, с чем, казалось, все остальные просто по своей природе знали, как справиться. Что-то на интуитивном и инстинктивном. Что-то, чему его собственная интуиция и инстинкты, казалось, так решительно противоречили, что он начал задаваться вопросом, не нанес ли ему непоправимый вред один из многочисленных ударов по голове, которые он получал на протяжении многих лет. Он не понимал. Он привык думать, что просто невосприимчив к биологическим импульсам, которые, казалось, одинаково управляли как меньшими, так и большими людьми. Что он либо родился без этого, либо его просто рано этому научили. В конце концов, как только у него началось половое созревание, его мать взяла на себя заботу о том, чтобы он не попал в ловушку и не поддался каким-либо побуждениям, которые могли бы затуманить его рассудок или подвергнуть их риску; убедилась, что он знает об отвращении и стыде, которые возникают из-за этих гормонов, и подкрепила их достаточным количеством избиений и оскорблений, на которые у него выработалась своего рода павловская реакция. А потом эти уроки закрепились еще больше в гнезде, двадцать шесть имен были выгравированы на его теле, доказывая, что его мать была права, называя все это опасным и мерзким. До сих пор он провел всю свою жизнь, просто не понимая реальной привлекательности деятельности, которая сопряжена с таким количеством телесных жидкостей и болью. Зачем бороться со всеми этими стрессами, напряжением и смущением, когда ты мог бы получить такой же прилив эндорфинов, отправившись на пробежку или сыграв в экси? Но потом… Эндрю что-то пробудил в нем (в очередной раз), и теперь, когда эта идея прочно засела в его голове, она, казалось, не хотела уходить. Даже в самые неподходящие моменты он вспоминал следы, оставленные кончиками пальцев на его лице, обещание открытий самых чувствительных участков кожи, голодный взгляд или даже поцелуй в лодыжку и прикосновение к бедрам, и это было просто невероятно… Была искра, которая грозила перерасти в лесной пожар, если он не потушит ее… но все попытки сделать это приводили только к тому, что он обжигался. Любое видео, которое он находил в интернете, вызывало у него отвращение. Любые попытки представить сценарий, описанный Эндрю, без его участия в озвучивании, просто проваливались. А если он пытался что-то придумать без какого-либо конкретного сценария, его разум просто прокручивал рулетку из прошлых травм, чтобы извлечь из них пользу. Эндрю пообещал Нилу, что сначала будет нежен с ним, но всякий раз, когда он даже подумывал о том, чтобы прикоснуться к себе, он чувствовал, как на его теле появляются призрачные синяки, и слышал голос матери, называющий его «грязным» и «эгоистичным» за то, что он подвергает их риску. Он обещал, что это будет что-то сладкое, что-то такое, что «встанет у него в горле», но в сознании Нила это всегда было чем-то почти прогорклым, от чего он задыхался. Он пообещал ему, что Нил будет повторять мантру «да» и его имя, но всякий раз, когда ему удавалось преодолеть все остальные свои ментальные барьеры на достаточное время, чтобы все стало хоть немного лучше, в его голове внезапно возникали образы плачущих серых глаз и того времени, когда они оба должны были сказать «нет». Он обещал покрыть его ноги засосами, чтобы только его он мог видеть, но сейчас ноги все еще были покрыты шрамами… Он не мог этого сделать. Он не должен думать об этом. И чем больше он старался, тем больше разочаровывался, пока неизбежно не оказался прямо здесь. Замерзший и чувствующий, хотя он просто хотел согреться и онеметь. Хуже всего было то, что он знал, что ему придется рассказать об этом Эндрю. Сегодня он должен был перенести свои вещи в другое общежитие. Предполагалось, что он выполнит «первый шаг» их плана по снижению восприимчивости Эндрю, проведя с ним в постели несколько часов, прежде чем они заснут. И он должен был отчитаться перед ним о тех «честных желаниях и потребностях», о которых он должен был размышлять последние несколько дней и «мечтать» в одиночестве. Он не был уверен, как сказать ему, что хочет его — что он обнаружил, что способен на эти желания, — но что ему нужно, так это новое тело и разум, которые были бы менее ущербными, чем эти. Как можно сказать кому-то, что никогда не сможешь удовлетворить его потребности, но попросить его продолжать удовлетворять твои, все равно держа за руку и целуя в лицо? Как он может просить его остаться, позволить Нилу остаться, когда у него есть полное право убежать от этих сломанных граней психики Нила, прежде чем они превратятся в осколки снаряда? Руками, что трещали, когда он пытался ухватиться за ручку, Нил выключил воду, вылез из душа и завернулся во что-то мягкое, свободное и теплое, пытаясь вернуть коже цвет и унять стук зубов. Он потряс руками и ногами, подул горячим воздухом на костяшки пальцев, чтобы вернуть чувствительность, и пожевал губы, чтобы ускорить кровообращение; и как только он убедился, что больше не похож на мертвеца, пропущенного через микроволновку, он вышел из ванной. Он накинул одеяло на плечи, как плащ, и прижал подушку к груди, схватил уточку с полки в гостиной, а сумку и рюкзак — с полки рядом со столом, а затем прошел через холл в свою новую комнату в общежитии и постучал в дверь с несколько быстрых пинков его ботинка. Эндрю открыл дверь и впустил его, но быстро увлекся тем, что помогал Аарону нести какие-то коробки, пока Кевин отвлекал Нила, показывая ему корректуру их фотосессии и интервью для Sports Digest. — Они сказали, что она будет напечатана завтра, но хотели, чтобы мы окончательно одобрили все цитаты, которые они использовали в статьях. — У них нет редакторов, которые могли бы проверить орфографию? Кевин закатил глаза и просто сунул страницы в руки Нила, забирая у него сумки, чтобы отнести их в комнату. Нил прочитал интервью и слегка поежился, увидев свои фотографии; там были три изображения, отмеченные в качестве возможных обложек: одно с Рико, которое почти наверняка попадет в первые ряды, одно с Рико и Кевином и другое с ним и Жаном. Но было еще около двенадцати изображений каждого из них, как вместе, так и по отдельности, которые, по-видимому, должны были дополнять многочисленные статьи и разделы «вопросов и ответов», которые они запланировали для выпуска. К тому времени, как Нил закончил листать и читать все это, Кевин уже застелил ему постель идеальными уголками в стиле милитари, от которых можно было отскочить на четверть. Он плюхнулся на матрас с таким видом, словно знал, что это сведет на нет большую часть проделанной работы, только чтобы немного подерзить, и еще больше разозлил медведя, указав: — Ты знаешь, что упомянул Джереми Нокса пять раз на многих страницах, верно? Кевин раздраженно фыркнул и закатил глаза, забирая страницы у Нила со словами: — Да, и что? — Итак, ты уверен насчет всех этих «я не киберсталекерю его» и «я не вкрашился»? Потому что для меня это звучит как… — О, заткнись. Ты самый последний человек, который может заговорить со мной о том, есть ли у меня краш или нет. — Я просто хочу сказать, что ты запомнил характеристики этого парня и процитировал его дважды. Они даже не спрашивали тебя о нем, а просто упомянули разницу в стилях игры на восточном и западном побережьях. — Ага, и он с западного побережья. Он капитан лучшей команды по ту сторону Техаса, и я должен говорить о различиях в региональных стилях, не упоминая его? Нил задумчиво прищурился. Он мог бы оставить все как есть, он мог бы признать правоту Кева и просто перейти к другой теме, но Нил все еще был зол на вселенную за свои трудности последних нескольких дней и хотел выместить это на ком-нибудь. И, кроме того, вчера вечером на их тренировке Кев приставал к нему из-за его формы на новом упражнении, которое они проводили, так что он заслужил немного мстительных приставаний. Поэтому, вместо того, чтобы оставить все как есть, он придал лицу более серьезное выражение и спросил: — Эй, можно я тебя кое о чем спрошу? — Ты только что это сделал. — Ответил Кевин, набирая что-то на своем телефоне. Нил слегка закатил глаза и все равно продолжил. — Что у тебя за дела с Джереми Ноксом? Я знаю, ты восхищаешься им, и ты говоришь, что это не краш, но ты должен признать, что ты гуглишь этого парня и проверяешь его социальные сети слишком много раз в день, чтобы это не было чем-то особенным. — Я… — Кевин слегка покраснел и сунул телефон обратно в карман, избегая зрительного контакта, плюхнулся на свою кровать и попытался все отрицать. — Это ничего не значит. Просто слежу за матчами, вот и все. — Кев, — настаивал Нил. — Ну же, просто скажи мне. Я обещаю, что не буду смеяться над тобой из-за этого или чего-то еще. Кевин дважды покосился на него и на его протянутый мизинец, прежде чем закатить глаза и протянуть руку, чтобы принять его. — Хорошо, но только… Не говори никому об этом, ладно? На самом деле, в этом нет ничего особенного, я просто… Нил вел себя так, как советовал Кев, и просто ждал, пока его партнер подберет нужные слова. Затем, устремив взгляд в потолок, он вздохнул и объяснил. — Моя мама, она… Она создала экси, точнее, они с Тэцудзи; она придумала все правила, спроектировала корт, даже научила группу своих друзей, чтобы они могли вместе играть в тестовые игры и посмотреть, что сработает, а что нет. Она вложила в это все, посвятила годы своей жизни тому, чтобы собрать все воедино и сдвинуть спорт с мертвой точки. И Тэцудзи был там, я имею в виду, что он был одним из тех, с кем она все это тестировала, но это была не его идея. В конце концов, его главным вкладом было финансирование проекта и оформление всех документов. Но Экси было ее идеей, ее страстным проектом, ее детищем. И теперь, когда она ушла, это похоже на… Как будто люди совсем забыли о ней? Она всего лишь сноска в наследии Тэцудзи как «пионера и основателя» этого вида спорта. Нил был немного сбит с толку тем, какое отношение все это имело к Ноксу, но, словно почувствовав это замешательство, Кевин перешел к делу. — Сейчас у большинства людей она ассоциируется только с наградой «за силу духа Кейли Дэй». Она создала спорт, вложила в это свои кровь, пот и слезы, и теперь она «награда за силу духа», а он — «отец спорта». И это… Каждый божий год с тех пор, как они впервые придумали это, троянцы побеждали. Верно? И это прекрасно, я имею в виду, что они этого заслуживают, они хорошо играют в эту игру и делают это с честью, и это… они ее заслужили. Так что я даже не могу злиться из-за того, что у такой команды, как Вороны или Лисы, нулевые шансы когда-нибудь заполучить награду; потому что мы, черт возьми, этого не заслужили, а они — да. Вороны выигрывают чемпионат каждый год, но никогда ее не выиграют и… И отчасти я этому даже рад, потому что это значит, что Тэцудзи не сможет отнять у нее и это… Возможно, он и пытался вычеркнуть ее из истории, но он не может запугать ее или купить, чтобы ее имя было выбито золотом на его витрине с трофеями, и это… Кевин глубоко вздохнул, его голова откинулась на подушки, чтобы лучше видеть лицо Нила, и стало видно, как на глаза навернулись слезы. — Троянцы заслужили ее, это моя точка зрения… И в течение последних четырех лет капитаном команды, который фактически принимал награду на банкете от их имени, был Джереми. И он также заслуживал ее, я говорю о том, что если кто-то и заслужил подобной награды, так это он. Но… Когда ты из тех, кто всегда получает награду «за силу духа Кейли Дэй», а кто-то по той или иной причине решает посмотреть «Кейли Дэй»… твое имя и лицо часто фигурируют в этих результатах… И если ты из тех, кто пытается найти фотографии своей мамы, чтобы не забыть, как она выглядела… и ты видишь кучу фотографий… Кевин оборвал себя на полуслове и снова поднял глаза к потолку, скатилась маленькая слеза, которую он быстро вытер, прежде чем издать невеселый смешок и продолжить объяснения. — Здесь нет ни одной нашей совместной фотографии. Ни одной. Ты знал об этом? Раньше у нас были фотографии, но… Я не знаю, Тэцудзи уничтожил их или просто не удосужился забрать из дома, когда они приехали за мной после аварии. Но теперь все это в прошлом… И мое имя, оно… оно чаще встречается в связке с Рико или Тэцудзи, чем с ней. Я всегда «второй сын» или «сводный брат Рико», но никогда… никогда не «Ребенок Кейли», и это просто… Есть люди, которые создают мемы по этому поводу. Они фотошопят призрак моей мамы, наблюдающий за Джереми и Троянцами или пожимающей ему руку, когда он получает награду, а я просто… Кевин крепко зажмурился, по-видимому, пытаясь сдержать слезы, и сделал несколько глубоких судорожных вдохов… И тут он, наконец, добрался до сути дела. — Она — сноска в спорте, а я — сноска в ее наследии; и самое близкое, что до сих пор существует, чтобы изобразить нас двоих, — это этот мем на четыре страницы в результатах гугл-поиска, в котором говорится, что Джереми Нокс — сын, который никогда не будет ей родным; это или бок о бок сравнение меня и всех рандомных мужчин, которых они подозревают в том, что они могут быть моими отцами, если ты дойдешь до девятой страницы. Вот и все. Они фотошопят ее рядом с Джереми, но не со мной, и все, что я получаю, — это две фотографии рядом, обсуждающие, такие ли у меня глаза, как у нее, или нет. А в это время этот случайный парень из Калифорнии, который даже не встречался с ней в реальной жизни, появляется на первой странице, когда ты читаешь ее имя. И он заслуживает того, чтобы быть там. А я никогда не заслужу. И я просто… Кевин выглядел немного затравленным, когда снова разлепил веки и посмотрел ему в глаза, и что-то почти умоляющее прозвучало в его тоне, когда он признался. — Я просто хочу, чтобы, когда люди будут искать имя Кейли Дэй, они увидели меня… Я бы хотел, чтобы были наши совместные фотографии, хотел, чтобы у нас с ней было больше общего, чем просто фамилия и спорт, о котором люди часто забывают упомянуть, я бы хотел, чтобы я был больше похож на нее и хотел, чтобы люди не думали обо мне как о «втором сыне экси», а вместо этого видели во мне «Кейлинова с-»… Кевин снова оборвал себя и состроил гримасу, как будто сказал больше, чем хотел, прежде чем снова отвести взгляд и придать своему лицу немного жесткости; прогнал слезы и прочистил горло, прежде чем сказать гораздо менее уязвимым тоном: — Так что да. Это не краш… И это не просто восхищение… хотя и оно тоже… Думаю, самое близкое, к чему ты мог бы это приравнять, — ревность? Но на самом деле это тоже не совсем то… Я постоянно ищу его, потому что раньше постоянно искал ее, и в какой-то момент меня стало удручать, что, по сути, нет разницы, какое имя загуглить, когда половина результатов все равно была о нем… Я слежу за ним, потому что странным образом… Он вроде как самая близкая связь с моей матерью, которая у меня осталась? Он и мой отец… И никто из них даже не подозревает об этом. Нил обдумал все это и понял, что в этом есть большой смысл. Если бы какой-то случайный незнакомец стал в глазах общественности более близким родственником его матери, чем он сам, он тоже мог бы стать немного одержимым этим человеком. Если бы рандомные люди в сети стали говорить, что какой-то другой случайный ребенок, который даже никогда не виделся с его матерью, был «сыном, который никогда не станет ее родным»… Он не уверен, завидовал бы он им в этом или нет. Ему всегда было нелегко быть ее ребенком. Пожелал бы он такого другому человеку даже в абстрактном метафизическом смысле? Не обидится ли он, если они лишат его шанса завоевать титул без всех тех шрамов и травм, которые он получил из-за этого? Он не был уверен, можно ли ему пока что что-то сказать или нет… Но в любом случае у него не было бы такого шанса, потому что в этот момент Аарон вышел из-за угла и вошел в открытую дверь, заставив Кевина и Нила подпрыгнуть на целый фут от его внезапного появления. Аарон тоже ничего не сказал — сначала даже не взглянул ни на кого из них в знак признательности — просто подошел к шкафу и небрежно вытащил несколько курток, прежде чем молча направиться обратно к двери спальни. На краткий миг его взгляд метнулся от Кевина к Нилу и обратно, прежде чем он просто кивнул, а затем вышел из комнаты и закрыл за собой дверь… И примерно через три секунды Кевин издал громкий смущенный стон, не зная, как много из этого услышал Аарон (и, вероятно, из-за того, что на его щеках все еще были следы слез). — Я ненавижу свою жизнь. — Пробормотал Кевин в свои руки. — Я тоже. — Нил согласился, пожав плечами. -…но не все так плохо, верно? — …зависит от того, правильно ли издательство выберет фото для обложки этого журнала. — В голосе Кевина послышалось еще больше страха. — Еще один удар по самолюбию Рико, и он обрушит на нас ядерку. — Ну, тогда хорошо, что я совсем не фотогеничный. Мое лицо — ничто, по сравнению с лицом Жана и делает этот выбор ужасным. Кевин рассмеялся над этим, а затем немного посерьезнел и сказал: — О, ты серьезно. — Да? — Спросил Нил. — Ты видел фотки. Хорошо, что вы, ребята, были там и смогли сделать их хотя бы наполовину маркетинговыми. Кевин просто уставился на него и дважды моргнул, прежде чем снова уронить голову на подушку и издать еще один стон. — Мы оба безнадежны. Для нас просто нет надежды. — Ну, не с таким отношением к делу. — Нил наполовину пошутил, наполовину попытался мотивировать, когда вскочил с кровати и размял спину. — Я проголодался, пойдем перекусим перед тренировкой. — Пошли, — ответил Кевин, тоже поднимаясь с кровати и направляясь к двери, но задержался, взявшись за ручку, чтобы сказать несколько слов в завершение их разговора, -…спасибо… За то, что не… Просто спасибо… Нил улыбнулся ему в ответ, хотя Кев не мог этого видеть, и сказал: — В любое время… А теперь серьезно, я пиздецки проголодался, пойдем поедим. — Да-да. Надо как-то тебя откормить, чтобы тебя не унесло порывом ветра. Подняв средний палец в направлении Кева и услышав, как за ними закрылась дверь, Нил решил, что официально переехал в свое новое общежитие.

***

Было уже поздно. Ники был внизу, в одном из учебных классов, и каждый вечер разговаривал по телефону с Эриком, а Кевин в гостиной смотрел документалку, что означало, что у них с его Кроликом был час или около того, чтобы сделать один из тех «маленьких шажочков», за которые Би так нахваливала его за то, что он вместе с ней спланировал. Его возмутил сам факт, что она вообще предложила что-либо из этого. Еще больше его возмутил тот факт, что, по его мнению, это могло бы сработать. Ледяные голубые глаза смотрели на него с другой стороны подушки, запах его шампуня впитывался в ткань, а тепло его тела разливалось по матрасу; и какая-то нелепая, сентиментальная часть его мозга (которую он жалел, что не может пырнуть) чувствовала странное успокоение от мысли, что даже после того, как Нил ретируется в свою постель, улики и напоминания о его присутствии здесь все еще останутся. Насколько это, блять, глупо? Каким ебанутым и ущербным он должен быть, чтобы хотеть такого? Насколько же глубока эта зависимость, что он здесь собирает его следы, как трофей, подобно тому, как по-настоящему отчаявшиеся люди пытаются докурить бычки от сигарет, которые незнакомцы оставляют в общественной пепельнице. — Тебе все равно нужно как-нибудь сходить со мной за покупками. — Сказал Нил с легкой улыбкой, зарываясь лицом еще глубже в подушку. — Мне жизненно необходимы такие подушки, как эта. — Зачем? Ты все равно будешь использовать Кевина Дэя в качестве подушки, — сказал Эндрю с горечью, которой на самом деле даже не чувствовал. Нил моргнул, прежде чем сказать: — Думаю, ты прав, я все равно в конечном итоге буду спать здесь. Эндрю ничего не ответил на это, просто глубоко вздохнул и попытался подавить все, что могло нахлынуть на него при напоминании о том, ради чего все это затевалось; конечной целью было использовать Нила в качестве терапевтического средства, а Нилу, в свою очередь, использовать его как снотворное. Вместо этого он подумал о другой возможной цели, к которой они могли бы стремиться, медленно наклонился вперед, чтобы прояснить свои намерения, и подождал, пока Нил тоже наклонится для короткого поцелуя. — Ты думал об этом? — Спросил Эндрю, отодвигаясь достаточно, чтобы заглянуть Джостену в глаза. — Воображал? Нил с трудом сглотнул, смесь смущения и нервозности окрасила его щеки, когда он попытался отвести взгляд… Но Эндрю не мог этого допустить, какой бы ответ ни был у Нила на этот счет, ему нужно было, чтобы он рассказал ему, а не пустоте. Поэтому Эндрю указательным пальцем повернул Нила лицом к себе, прежде чем вопросительно поднять бровь. — Я… я не могу. — Нил сказал это с явным усилием. Эндрю убрал руку и ответил простым: — Хорошо. — Хорошо? — Переспросил Нил в явном замешательстве. — И это все? — И это все.… «Нет» — это «нет», Нил, ты не обязан мне ничего объяснять. — Я… Эндрю внимательно всмотрелся в его лицо и позу, задавая вопрос: — Ты хочешь дать мне объяснение? — Н-Не совсем… Но я думаю, мне, возможно, нужно… — Отлично. — Сказал Эндрю, немного освоившись, и предложил: — Тогда давай послушаем. — Я… Я не понимаю, что со мной происходит? — Начал он с явным замешательством и страданием. — Внезапно у меня появились эти… Я имею в виду, что я постоянно просыпаюсь с… Или… Или я просто прихожу на занятия, или на тренировку, или еще куда-нибудь и начинаю думать о нас с тобой… Это что-то новенькое, понимаешь? Так что я правда не знаю, как… Я продолжаю пытаться, но у меня ничего не получается, так что я просто… Я не могу. Эндрю слегка прищурился, сосредоточившись на том, чтобы перевести все это в законченные утверждения. Это почти имело смысл, но он не был уверен, о чем именно он говорит, без дополнительного контекста. — Не можешь что, Нил? — Я… я не могу… понимаешь… — Нил сделал несколько неопределенных жестов рукой, которые все прояснили (и оставили на его щеках смесь восковой бледности и румянца). — А-а, — протянул Эндрю, признавая это, но все еще пытаясь поместить это в более широкий контекст того, что он говорил ранее. Значит, ему было трудно дрочить? Фантазия, которую описал ему Эндрю, каким-то образом не соответствовала действительности? — Хорошо. — Эндрю попробовал еще раз. — А как насчет того, что это не совсем подходит для тебя? — Все… это? — Спросил Нил. Выглядел пристыженным и неуверенным, но все равно решил попытаться с ним поделиться. — Каждый раз, когда я пытаюсь… то есть, я просто начинаю представлять другие вещи или вспоминать свою… Я просто не могу этого сделать. Мне кажется, что это неправильно, и я не знаю, как это сделать, а поиск в интернете не помогает, и… — Значит, проблема не в том, что я что-то сказал? — Эндрю уточнил: — Это просто… нервозность перед результатом? — Я… Может быть? — Ладно, ну… Что ты представляешь в своей голове, когда делаешь это? — Тебя? — Спросил Нил, прежде чем слегка покачать головой. — Я все равно пытаюсь представить тебя. Все всегда начинается с тебя, ты даже являешься причиной… Но потом, как только я действительно начинаю — ну, понимаешь — трогать себя, я просто… Я теряю концентрацию? Я начинаю представлять их или слышать голос матери в своей голове, и все сходит на нет. Эндрю глубоко вздохнул, обдумывая это. Он понимал это немного лучше, чем ему хотелось бы. В колонии для несовершеннолетних он провел много долгих ночей, когда впервые с ужасом осознал, что то, чего жаждало его тело, было именно тем, что причиняло ему столько боли. Быть геем — это одно. Подвергаться насилию со стороны мужчин в детстве — второе. Когда тебя использовали и надругались над тобой мужчины, а потом ты понял, что хочешь того же, что и твои обидчики, — это было третье. Годы терапии, медикаментозного лечения, экспериментов и самоанализа привели к тому, что теперь он привык ко всему этому. Но в раннем подростковом возрасте у него определенно бывали ночи, когда он ломался задолго до того, как успевал закончить то, что начинали его бушующие гормоны. — Тебе было шестнадцать, когда тебя отправили в Эдгар Алан, — напомнил Эндрю. — Чем ты занимался до этого? — Я… Я не занимался, — Признался Нил со смесью стыда и тревоги. — Я жил в одной комнате с матерью, все было так… Просто тогда я никогда не занимался подобными вещами. Эндрю моргнул, пытаясь понять, стало ли от этого лучше или хуже, но на самом деле это было не то, что можно было бы оценить количественно. Не имело значения, произошло ли неловкое пробуждение Нила после долгих лет жестокого обращения сейчас, когда он учился в универе, или когда он учился в средней школе. В конце концов, он все еще был в той же лодке, в которой Эндрю был много лет назад. Он не был психотерапевтом. Он не Би. Он даже не был таким мудрым и сострадательным, как Рене. Но он понял, что мог бы использовать всю работу, проделанную им за эти годы, и попытаться ускорить некоторые из тех с трудом достигнутых осознаний и прозрений для Нила. Он мог бы подтолкнуть его к тому же мысленному пути и попытаться избежать всех опасностей, с которыми ему приходилось сталкиваться. Он не был силен в таких вещах, но мог бы попробовать. Он сказал Нилу, что попробует. И он не шутил. — Ты хочешь быть способным на это, Нил? — Он спросил. — Тебе нужен мой совет по этому поводу? Или ты предпочел бы просто забыть обо всем этом? — Я… — Нил немного неловко поерзал. — Я не знаю?.. Не думаю, что смогу это забыть. Я хочу… Я хочу тебя, Эндрю. Я просто не понимаю почему. И я не понимаю, как я могу так сильно хотеть тебя, когда мы вместе, а потом, когда я остаюсь один, я не могу даже сделать что-то такое простое, как… Все это звучало так привлекательно, когда об этом говорил ты, но, оглядываясь назад, я даже не могу представить, что же в этом было такого привлекательного. Я все время вспоминаю, какими были другие люди… Я даже не понимаю, зачем тебе это нужно. Особенно учитывая то, что ты описал. Не похоже, что тебе это пойдет на пользу, я не… не понимаю. — Я бы не рассказал тебе, что хочу этого, если бы это было не так. Если ты беспокоишься, что мне не понравится, то я могу гарантировать, что тебе не стоит так нервничать. Я получаю все преимущества от того, что могу сделать это для тебя. И я не ожидаю, что ты захочешь того же, поэтому я попросил тебя выяснить, чего именно ты хочешь, прежде чем мы начнем что-либо пробовать. Но ты просил меня уважать твое согласие с того момента, и мне нужно, чтобы ты сделал то же самое для меня. Я обещаю тебе, Нил. Все, что я тебе сказал по этому поводу, означает «да». Нил немного пожевал нижнюю губу, а затем раздраженно фыркнул. — В этом нет никакого смысла. Мне понравилось все, что ты тогда сказал, но потом, раздумывая об этом, я просто… Как мне понять, чего я хочу, если я даже не знал, что способен этого хотеть? Все звучит не очень хорошо, пока ты сам не скажешь мне об этом. И даже то, что ты предложил, это… Я не могу понять, «так ли мне хорошо, как тебе», как ты просил, потому что я, кажется, даже не могу понять, как… Я имею в виду, как ты…? — Нил состроил гримасу, словно не был уверен, стоит ли ему задавать следующий вопрос, его лицо снова залилось краской, а в тоне послышалась неуместная вина, когда он спросил: — Как ты это делаешь? Эндрю удивленно приподнял бровь и спросил: — Ты просишь рассказать все по порядку, или ты имеешь в виду, как я начинаю без триггеров прошлого? — Второй вариант. — Нил сказал это слишком быстро и нервно, прежде чем добавить вполголоса: — Не думаю, что я смогу справиться с первым прямо сейчас. Эндрю кивнул и сделал еще один глубокий вдох. Ему не нравилось говорить об этом. Но Нил сказал, что ему нужен его совет, и после того, как он поставил перед собой эту дилемму, ему показалось правильным взять на себя определенную ответственность и помочь ему разобраться в этом. Видит бог, его кролик никогда бы не пошел к психотерапевту, чтобы разобраться со всем этим самостоятельно. — Сначала… у меня не получалось… — Признался Эндрю, — Но потом я нашел способы выделить те части, которые мне нравились… те, которые приносили удовольствие… и представить сценарий, в котором не было бы ничего из того, что не нравилось… Я пошел и нашел людей, которые были готовы позволить мне заменить плохие воспоминания на более приятные. А до этого я нашел в интернете то, на что мог наложить свой идеальный образ… Но все началось с того, что я просто… смирился с вещами, которые я не хотел, но которые я все равно делал. — Я не понимаю. — Нил сказал с явным замешательством и разочарованием: — Откуда ты узнал, что тебе нравится, если ты никогда… Я имею в виду, если до того, как ты нашел этих людей или эти вещи в сети, все, что у тебя было, это… Как ты узнал, какие части были «хорошими», если все это было настолько ужасно, что… Я не понимаю. Эндрю еще раз глубоко вздохнул и слегка сжал кулаки, пытаясь найти способ объяснить, прежде чем решил, что единственное, что он может сделать, — это сказать как можно яснее. — Мне нравилось быть желанным… Я ненавидел то, как они хотели заполучить меня. Ненавидел за то, что у меня не было никакого выбора и контроля над тем, что со мной происходило. Но как бы хреново это ни было, приемные дети не привыкли к тому, чтобы быть желанными… Я не хотел, чтобы меня использовали, это было ужасно. Но быть полезным в какой-то степени привлекало меня, хотя и извращенным образом… Я понял, что если бы я был на их месте, — если бы я был тем, кто контролировал ситуацию, — то вместо того, чтобы брать что-то у кого-то, как это делали они, я бы отдавал им добровольно… Вот что мне в этом нравилось… Я ненавидел каждую секунду, но они не ненавидели это, а быть желанным и хорошим… Я понял, что если бы я мог заставить кого-то захотеть меня — если бы я мог быть полезным для него таким образом — без того, чтобы мне пришлось страдать из-за этого или терять контроль над собой… Если бы я только мог найти способ сделать так, чтобы кому-то было хорошо, а мне не было плохо… В этом есть сила… Они использовали свою власть, чтобы причинить мне боль. Я хотел использовать свою для достижения противоположного эффекта. Вот что мне в этом нравится. — Так… Так вот почему ты не хочешь, чтобы я отвечал взаимностью? Потому что тебе кажется, что лучше просто… чтобы кому-то другому было хорошо? — Отчасти это так, — признался Эндрю. — Это сочетание разных факторов. Старый добрый кинк на служение и потребность в контроле — это большая часть всего. Не хочу рисковать на триггер, если ко мне кто-то определенно прикоснется. Но что еще более важно, я не хочу, чтобы ты сам себя стриггерил своими же прикосновениями, и это самая главная причина из всех. Ты можешь думать, что хочешь чего-то, думать, что готов, но потом ты можешь слишком поздно обнаружить, что на самом деле ты не готов или не желаешь делать это в тот момент, когда это происходит. — Я бы не сказал «да», если бы не был уверен. — Напомнил ему Нил. — Я знаю, — заверил Эндрю. — Но я был уверен, что у меня было достаточно времени, чтобы передумать… У меня было много практики, проб и ошибок, чтобы точно определить, где мои границы. И я научился быть честным с самим собой, когда что-то, что меня обычно устраивает, а в данный момент нет… Но у меня это не всегда получалось. А у тебя еще нет такого опыта… Если я причиню тебе вред — или ты случайно поранишься сам, — это просто вернет меня к исходной точке… Рисковать не стоит. Не тогда, когда я могу получать такое же удовольствие, если не больше, заботясь о тебе вместо этого. — О… — Нил задумчиво нахмурил брови. — Значит… По многим причинам ты предпочитаешь просто… — Да… Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять это. Но это то, что мне нравится. Это то, что мне нужно… Теперь нам просто нужно выяснить, что нужно тебе. — Но я не… Я не знаю, как это выяснить. Я не могу просто найти что-то в интернете. И я не думаю, что смогу… Я не могу прикоснуться к себе, не рискуя вызвать паническую атаку или что-то в этом роде, а ты не хочешь, чтобы я прикасался к тебе. Итак… — Я не… Но хочешь ли ты этого? — спросил Эндрю. — Если мысль о том, чтобы доставить удовольствие себе, вызывает у тебя дискомфорт, ты все еще чувствуешь этот дискомфорт, если представляешь, как делаешь это со мной? — Но как это нам поможет? Если мы оба хотим прикоснуться друг к другу, но не хотим, чтобы к нам прикасались, тогда… — Значит, наши потребности несовместимы. — Эндрю пожал плечами. — Это еще не конец света. Мы просто продолжаем держать руки при себе и позволяем нашему воображению доделать все остальное за нас… Но знание того, что тебе нравится эта идея, может, по крайней мере, дать представление о том, что поможет тебе преодолеть… трудности. Нил нахмурился, и, похоже, ему не очень понравилась мысль о том, что они несовместимы, но, видимо, он действительно обдумывал это, просто чтобы найти ответ, если не что-то еще. После почти тридцатисекундного молчания Нил спросил: — Значит, единственное, что тебе нравится в сексе, — это доставлять удовольствие кому-то другому?.. Я имею в виду, что думаю, я могу понять, что ты имеешь в виду… ну, не знаю, о властности в этом? Или о желании быть полезным и желанным? Думаю, в этом есть смысл… Я просто… Я не думаю, что это про меня? Или, может быть, это так? Но мечта, о которой ты мне рассказал, была полной противоположностью этому, и я… Не знаю, почему мне это понравилось. Я не знаю, почему это перестало работать, когда я… я не понимаю. — …не единственное. — Поправил Эндрю, не совсем понимая, зачем он заговорил об этом, когда это никогда не относилось бы к делу. Он просто хотел, чтобы Нил знал? Вдруг это помогло бы ему понять самого себя? Вдруг это помогло бы ему понять Эндрю? Он не был уверен. Но он видел, как сильно Нил переживает из-за этого, и он просто… Он хотел, чтобы Нил знал… Но не смог заставить себя смотреть ему в глаза, пока говорил бы это. Поэтому он уставился на ключицы Нила. — Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что мне это нравится, потому что у меня действительно не было примера, на который можно было бы опереться, пока я не проверил, понимаешь? Мне было трудно смириться с мыслью, что мне нравится, если я сам «отдаю», когда я так сильно ненавижу, когда у меня отнимают. Тяжело осознавать, что я хотел отсосать у кого-то, когда члены других людей причиняли мне столько боли. Я должен был… по-настоящему подумать об этом и представить что-то лучшее, чем то, что было на самом деле… Но были некоторые вещи, которые… Которые мне не пришлось сильно менять в своем сознании, чтобы по-прежнему видеть привлекательность. Даже если я ненавидел то, как это произошло, ненавидел тех, с кем это произошло; даже если в то время все это было просто ужасом, травмой и… Но оглядываясь назад, я понимаю, что это не так, а подсознание — мощная и мелочная штука. Твой разум наяву может ужаснуться этой мысли из-за того, что она означала в то время, но в твоих мечтах, в самых темных уголках твоего сознания, которые ты не любишь анализировать, иногда есть… — Есть что? — …есть мелочи, короткие проблески, которые, если отделить ощущения от обстоятельств, не были… такими же неприятными, как и все остальное?.. Определенные места, которые более чувствительны, чем другие, или определенные методы или обстоятельства, которые… Эндрю сделал глубокий вдох и выдохнул с облегчением. Теперь он полностью закрыл глаза, чтобы признаться в том, что ему потребовалось больше всего времени, чтобы принять то, что он о себе думал. То, с чем он все еще пытался справиться, но с ограниченным успехом. — Я больше никогда не захочу, чтобы другие люди прикасались ко мне. Но если бы я захотел…то я точно знаю, как бы я хотел, чтобы они это делали. Я знаю, что такое приятные ощущения в концепции, даже если в то время мне это не нравилось на практике… И ты не просил рассказать все по порядку, так что я не буду рассказывать, но, когда я наедине с собой, есть определенные вещи, которые я могу сделать с собой — или представить, как кто-то другой делает это со мной, — которые ускоряют процесс… Так что мне нравится не просто разбирать других на части. Это просто единственная часть того, что я действительно могу заставить себя делать с другими. Эндрю открыл глаза и посмотрел на Нила, чтобы закончить свою мысль и подчеркнуть свою точку зрения. — Потребности и желания, Нил… Список того, чего я хочу, немного длиннее. Но необходимость не рисковать спровоцировать себя или тебя перевешивает многое из этого. Это оставляет мне гораздо более узкий круг вещей, над которыми я могу реально работать, а не просто фантазировать… Так что, если ты хочешь иметь возможность действовать в любом направлении, будь то со мной или самостоятельно, тебе просто нужно понять, чего ты действительно хочешь, какая идея тебе нравится, а затем вычеркнуть из списка все то дерьмо, которое мешает удовлетворению потребностей. Нил выглядел погруженным в свои мысли и сгорающим от любопытства. Он мог сказать, что на самом деле хотел узнать больше, что ему нужен был список всех желаний, которые противоречили потребностям Эндрю. Но он всегда хорошо знал, когда нужно уступить, а когда отступить. Он всегда знал, где находятся жесткие и мягкие границы Эндрю, и ему не нужно было говорить об этом вслух. Поэтому он не просил разъяснений, не просил приводить примеры, он просто понимал, что, если Эндрю захочет, чтобы он узнал о некоторых из этих желаний, он скажет ему. Он просто понимал, что признание их существования уже обошлось ему достаточно дорого, и не требовал от него большего. Он не был уверен, как выразить свою признательность за это, но ограничился тем, что убрал каштановый локон с лица Нила, прежде чем попытаться вернуть их разговор в нужное русло своим следующим вопросом. — Итак… Подумай об этом… Было ли что-то — совсем что-то или даже всего лишь мгновение — не важно, насколько коротким или противоречивым оно тебе покажется, но это было не так уж ужасно. Как ты думаешь, что-нибудь могло бы быть хорошим, если бы это могло произойти при более благоприятных обстоятельствах? Нил нахмурил брови и высказал свои мысли вслух. — Я… я так не думаю? Я имею в виду, что ты единственный человек, которого я когда-либо… Нил оборвал себя на полуслове, выглядя немного растерянным, было ясно, что он только что наткнулся на какое-то осознание, и Эндрю не хотел, чтобы он его потерял. Поэтому он попытался продолжить, чтобы посмотреть, сможет ли он подтолкнуть Нила немного ближе к тому железному барьеру, который тот пытался преодолеть. — Перед нашим разговором не было ни одного момента, когда кто-то сказал или сделал что-то, что показалось тебе хоть немного приятным? Ни одной мимолетной мысли или мечты, о которых ты пытался забыть? Ни одного случайного прикосновения, слова или движения? Или даже простого… — Жан…— сказал Нил с бледным лицом и широко раскрытыми от ужаса глазами. — У нас с Жаном была пара моментов, когда я… Дыхание Нила участилось, и он почувствовал, как на поверхность поднимается полномасштабная паническая атака, когда он начал отчаянно объяснять и проклинать себя одновременно. — Этого не может быть. Я не могу хотеть… нет… это неправильно. Я не должен этого хотеть. Он мой лучший друг. Какой же я ебнутый, что единственный раз, когда мне было хорошо, это когда я… я принудил его. Он… Мы так поступили друг с другом, и это было нехорошо. Это не может быть хорошо. Это почти все испортило. Я причинил ему боль, и… и… и я не заслуживаю… Почему я должен чувствовать себя хорошо, когда я… И бедный Жан должен был быть единственным, кто… Зачем мне этого хотеть? Зачем мне хотеть причинить ему боль? Какой монстр чувствует удовлетворение, когда они… Я не… я ничем не лучше любого из них… Я не могу… — Эй, эй, тише, дыши. — Эндрю предостерег: — Просто дыши, с тобой все в порядке. Ты не монстр. Просто дыши. — Я не могу, не могу… — Нил начал дергать себя за волосы и сворачиваться в клубок, чтобы защититься. Но у него уже было учащенное дыхание, так что, если бы он оставался в таком состоянии долго, то наверняка потерял бы сознание. — Посмотри на меня, — приказал Эндрю. — Нил, остановись, просто посмотри на меня. — Я не могу… — голос Нила стал еще более отчаянным и неистовым, когда он начал бормотать себе под нос по-французски в перерывах между судорожными глотками воздуха. — Je suis désolé, je suis tellement désolé, je suis dégoûtant, je suis un monstre, je suis un violeur, je suis tellement désolé, je ne peux pas- — Нил! — Эндрю попытался вывести его из этого состояния, схватив за шею и заставив Джостена посмотреть на него, но широко раскрытые от ужаса глаза просто смотрели сквозь него, пока он продолжал разглагольствовать на языке, которого Эндрю не понимал. — НИЛ! — Прикрикнул Эндрю чуть громче и притянул его ближе. Казалось, это, как минимум, заставило кролика вспомнить, что он здесь, потому что его зрачки расширились, и он бросился вперед, чтобы вцепиться в рубашку Эндрю трясущимися кулаками. — Эндрю. — Я здесь. — Эндрю. — Повторил Нил, пытаясь притянуть его еще ближе. Хватка на затылке ничего не дала. Отчаянно прижимая его к груди, этим он ничего не добился. Ему нужно было что-то большее, чтобы успокоиться и заставить весь остальной мир исчезнуть. Итак, проделывая весь путь, рассказывая о том, что он делает, и ожидая, что Нил ответит ему отчаянными, полными слез кивками, Эндрю полностью забрался на него и обхватил его лицо руками, заворачивая его во что-то вроде утяжеленного одеяла, чтобы Нил не мог смотреть ни на что, кроме глаз Эндрю. — Все в порядке. Я здесь. — Ты здесь. — Повторил Нил, все еще судорожно, но уже не так панически дыша. — Да. Я здесь. Я никуда не уйду. И ты тоже. Хорошо, мы оба останемся здесь. Никто никуда не убежит. Мы здесь вместе. Только мы. — Только… только мы. — Все правильно. Все нормально. У меня есть ты. — У тебя есть я. — Так и есть. Я буду оберегать тебя. Хорошо? Все будет хорошо. У нас все хорошо. — Х-хорошо. — Повторил Нил, прерывисто выдохнув и всхлипнув, его пальцы выводили на плече незнакомый Эндрю узор. — Хорошо. — Повторил Нил снова, его учащенное дыхание сменилось слезами, по мере того как он все больше и больше срывался и просто продолжал повторять это слово. — Хорошо… хорошо… хорошо… Пока, в конце концов, слезы не высохли и его дыхание не выровнялось. А потом Нил просто лежал совершенно неподвижно и смотрел Эндрю в глаза, но на самом деле не видел их. Медленно, чтобы не напугать или не поранить его каким-либо резким движением, Эндрю отодвинулся от него. Затем, сделав еще несколько осторожных движений, он встал и, обойдя кровать, остановился рядом с Нилом. Это был уже второй раз, когда он стал свидетелем того, как Нил просто отключился. После смерти Дженни он тоже был в таком состоянии, и Эндрю пришлось отнести его к своей машине, а затем в дом Эбби, чтобы медсестра могла убедиться, что с ним все в порядке. Она назвала это диссоциативным состоянием. И он вспомнил, как она говорила, что они мало что могут сделать, кроме как просто позаботиться о том, чтобы ему было удобно, пока он снова не очнется. Не зная, что еще предпринять, и чувствуя, что совершил целую серию грубейших ошибок, раз вообще заговорил на эту тему, Эндрю подошел к новой кровати Нила и взял его одеяло. Он накрыл Нила и подоткнул его так тщательно и нежно, как только мог. А затем он снова отступил. Он ничем не мог ему помочь. Он был идиотом, если когда-либо думал, что может помочь в чем-то подобном. Он был совсем не в себе, и его высокомерие привело к тому, что он столкнул Нила Джостена с обрыва, пока пытался направить его по более безопасному пути. Ему следовало просто отказаться от всего этого, а не давить на проблему так сильно… Вот тебе и маленькие шажочки. Глубоко вздохнув, Эндрю подошел к двери и открыл ее, выйдя в гостиную и сдернув наушники с шумоподавлением с головы Кевина с немного большей силой, чем он намеревался. — Эй! — Кевин запротестовал, прежде чем поднять глаза и увидеть выражение лица Эндрю. — Что?.. — Ты нужен Нилу. — В его словах было больше горечи и яда, чем он хотел бы чувствовать. — У него была паническая атака, и теперь он потерял связь с миром. Кевин, не сказав больше ни слова, вскочил с дивана и исчез в спальне, оставив Эндрю одного. Он опустился на диван и уставился прямо перед собой, прислушиваясь к успокаивающему шепоту, который не мог полностью разобрать, доносившемуся из соседней комнаты. В конце концов шепот прекратился. И Эндрю лег. Сегодня он не будет спать в своей постели. Она уже занята. И это был ужасный первый шаг.