Deals With Devils

Эндрю знал, что так и будет. Он слышал шаги брата, доносившиеся из кухни, такие тяжелые от возмущения, что половицы слегка сотрясались при каждом его шаге вверх по лестнице. Но, несмотря на то, что он знал, что это произойдет, его глаз все равно дрогнул, когда кулак Аарона впервые впечатался в дверь. Ему не следовало открывать ее. Если бы у него была хоть капля здравого смысла, он бы понял, что слишком неуравновешен, а его брат слишком раздражен, чтобы сделать любой разговор между ними сейчас продуктивным. Но поскольку его нервы все еще были на пределе, а сердце все еще бешено колотилось, грохот рядом с ним был слишком сильным, чтобы он мог игнорировать его в данный момент. Он отпер дверь и приоткрыл ее настолько, чтобы Аарон понял, в чем дело, и ворвался внутрь, снова захлопнув за собой дверь, прежде чем бросить на него один из своих самых злобных взглядов на сегодняшний день. — Что за херню ты натворил?! — Почему это автоматически становится моей виной?! — Я неправ?! — Нет! — Так объяснись же тогда! Эндрю раздраженно фыркнул и вскочил, чтобы сесть на стойку, а его руки потянулись за одним из ножей и куском мыла, прежде чем он полностью осознал, что делает. Аарон, казалось, тоже слишком долго медлил, чтобы увидеть всю картину, и уже выкрикивал новые обвинения, прежде чем прерваться на полуслове. — Не смей, блять!.. О… Движения Эндрю были механическими и методичными, он снимал одну маленькую полоску мыла слой за слоем, словно очищал картофель от кожуры. Это была еще одна техника саморегулирования, которой Би научила его. Взять хаотичный ум и нервные руки и поставить их перед задачей, на которой он мог либо по-настоящему сосредоточиться, либо просто работать на автопилоте в фоновом режиме по мере необходимости, пока его мозг снова не встанет на место. Обычно он чистил и резал яблоки или другие фрукты, но сейчас он не в кухне, и он ни за что не стал бы это делать там до тех пор, пока не узнал бы, что Джостена там нет. Он не мог доверять себе, находясь рядом с ним. Он едва мог справиться с этим куском мыла, который с каждой секундой превращался в ничто. У Аарона хватило ума заткнуться к чертовой матери на целых тридцать секунд, прежде чем он решил, что еще не закончил усложнять ему жизнь. — У него синяк под глазом… опять… Такими темпами этому тупице повезло, что он еще не ослеп наполовину. А так, я не уверен, что ему уже не нужны очки. — И? — Эндрю ожесточенно уклонился. — И он не говорит нам, откуда он взялся. — Конечно, нет. Такой лживый мученик, как он, скорее всего, просто скажет вам, что он «в порядке», и будет отрицать, что с ним вообще что-то случилось. — …это то, что ты сделал? — Спросил Аарон с ноткой гнева. — Ты ударил его? — Я всегда так делаю, — огрызнулся Эндрю в ответ, и полоска мыла вышла неровной из-за того, что он слишком сильно надавил на лезвие. Он выругался про себя за то, что напортачил, но довольно легко вернулся к делу, продолжая объяснять, ни хрена не признавая. — Люди выводят меня из себя, и я бью их за это. Ты реально удивлен этим в данный момент? — В этот раз? Да, я удивлен. — Тогда, похоже, это твоя проблема. — Эндрю. — Что? Это то, что мы делаем, верно? Это забавная новая семейная структура, которую мы создали для себя. Я все испорчу, а ты идешь исправлять? По-моему, у Джостена синяк, который нужно подлечить, так какого черта ты все еще здесь? — Не надо, — почти прорычал на него Аарон. — Не делай, блять, этого. Ни кому-то из нас. — Что? Я думал, ты сам хотел поиграть для нас в доктора. — Я хотел помогать людям, не связанной с нашей злоебучей семейкой, я не хотел заметать твои гребаные следы, когда ты решишь, что тебе надоела «рутинная» часть обвинения в уголовке, и захочешь перейти к «абьюзу»! Я уже достаточно натерпелся этого дерьма с Тильдой, больше я так делать не буду, ладно?! Не буду! И Джостену я тоже не позволю делать это из-за тебя! Эндрю сначала не ответил на это. Он не знал, что на это ответить, и он не мог довериться тому, что может выплеснуться наружу, если он оставит челюсти разжатыми, поэтому напрягся настолько, насколько мог, и попытался полностью сосредоточиться на задаче отслаивания мыла. — Что? Никаких хитрожопых возражений? — С вызовом спросил Аарон, закончив пыхтеть о своих проблемах с мамочкой. — Ты даже не попытаешься отрицать? Ты просто собираешься открыто признаться, что избил Нила за то, что он «вывел тебя из себя», и ничего больше? — Что еще ты хочешь, чтобы я сказал? — Я не ебу, Эндрю. Я хочу, чтобы ты сказал мне, что все не так, как кажется. Я хочу, чтобы ты объяснил мне, почему ты на самом деле ударил его, чтобы я знал, что ты не просто заставляешь его развивать Стокгольмский синдром или что-то в этом роде. Потому что прямо сейчас он там, внизу, лжет ради тебя, а ты здесь, наверху, ведешь себя так, будто в этом, блять, нет ничего плохого? — Какая, нахуй, разница? — С горечью сказал он. — Кого волнует, почему я его ударил или почему он лжет? По-моему, мы оба ведем себя точно так же, как и всегда, и ты единственный, кто здесь выбивается из образа, играя гребаного рыцаря в железных доспехах. — Это и есть твоя защита? С твоей стороны «нормально» ударить его, потому что он должен был это предвидеть или что? Эндрю пожал плечами в ответ и срезал еще один слой мыла. — Это ебанная чушь, Эндрю, и ты это знаешь. Если серьезно? Ты склонен к насилию? И что? Научись не быть таким. У тебя есть проблемы или что-то еще, из-за чего тебе было тяжело в детстве? Это отстой, но, блять, возьми себя в руки и найди лучший исход последствий. Но, черт возьми, не вымещай это на нем. Ты же сам знаешь, что лучше. И он заслуживает лучшего. И я знаю, что ты тоже это знаешь. — Пф. С каких это пор тебе не наплевать на Нила Джостена? — С тех пор как всегда. — Пиздеж. — Мы друзья, — ответил Аарон с презрительной усмешкой. — Пи-здеж, — повторил Эндрю. — Да пошел ты, Эндрю, мы друзья. Он сам сказал, что мы друзья, ясно? Это он сказал, что ему не насрать, теперь я просто возвращаю должок. — Еще несколько недель назад ты ненавидел его всей душой, — заметил Эндрю, продолжая кромсать мыло. — Он ни с того ни с сего объявил вас друзьями, а ты вот так сразу поменял свое мнение? Кажется немного отчаянным, тебе не кажется? — Заткнись, Эндрю. Это действительно важно сейчас? Кризис сейчас не в моих отношениях с Нилом, а в ваших. Эндрю пришлось на мгновение прекратить резать мыло, иначе он мог воткнуть нож во что-нибудь другое, и это было бы контрпродуктивно для упражнения; но, судя по тому, как глаза его брата на мгновение расширились от страха, когда он начал вертеть ножом на его слова, то в конечном счете он был не уверен в том, что это не было бы лучшей альтернативой. — У меня нет «отношений» с Нилом. Я должен сдержать данное ему обещание, вот и все. Между нами ничего нет. Аарон преодолел свой страх перед острым оружием у своего лица достаточно надолго, чтобы вместо этого разозлиться, закатив глаза и сказав: — Какого хера, Эндрю. Твои проблемы с привязанностью и обязательствами — это, блять, работа Би, а не моя. И твой статус в отношениях — или отсутствие такового — тоже не имеет ни ебучего значения. Он твой друг. Ладно? Он член семьи. И ты причиняешь ему боль. Вот что здесь важно. — Ох. Он теперь «член семьи», да? — Спросил Эндрю с усмешкой, возвращаясь к нарезанию мыла, даже не удостоив ответом остальную часть того, что хотел сказать его двинутый братец. — Я не прав? — Аарон снова бросил на него ледяной взгляд. — Это не первый раз, когда ты даешь это звание кому-то, кто его недостоин. На мгновение Аарону показалось, что он с таким же успехом мог бы ударить его за такие слова… Но сразу после этого его лицо снова стало суровым, словно он обвинял: — Ты снова это делаешь… Ты срываешься на мне, пытаешься оттолкнуть меня… Я думал, что мы уже прошли через это, Эндрю. — Я тоже так думал, — сказал он с невеселым смешком, — Но это ты пришел сюда, автоматически предположив, что проблема во мне. Не понял ни моей версии случившегося, ни даже версии Нила, судя по тому, как она звучит. Просто увидел синяк и решил, что это моя вина. Ты же знаешь, что он мог нанести удар первым. Я мог бы быть здесь, залечивать травмы вдвое серьезнее или что-то в этом роде. Но нет, он теперь «член семьи», а я — насильник, верно? Тебе даже не нужно было, чтобы я сначала открывал дверь, прежде чем ты пришел к такому выводу. — Ты единственный, кто этого не отрицал! Ты единственный, кто сказал мне, что я не ошибаюсь! Это не я «делаю поспешные выводы», или «выдвигаю ложные обвинения», или что-то такое, если они, блять, достоверны, Эндрю! Он раздраженно покачал головой (как на Аарона, так и на себя), но и этого отрицать не стал. Как он мог? Его брат был прав. Он не был уверен, зачем сказал это. Это была одна из тех мимолетных мыслей, которые он хотел оставить при себе, одна из тех вещей, которые, как он знал, он произнес вслух только тогда, когда увидел реакцию Аарона на это… но когда он уставился прямо на маленький кусочек мыла, который быстро становился слишком тонким (а его руки — слишком скользкими), чтобы еще дольше отвлечь внимание, то признался себе, словно в трансе: — Потому что я не хочу, чтобы это было так… Ты и все остальные всегда предполагаете обо мне самое худшее, и вы правы. Я такой, какой есть. Ужасный… Он единственный, кто этого не видит… Прошлой ночью я хотел доказать, что он был прав, а… Вместо этого я доказал, что прав ты. Тяжелое молчание, за которым последовал тихий вздох его брата, вывело его из задумчивости. Он осознал свою оплошность в тот самый момент, когда его рука скользнула по куску мыла, слишком хрупкому, чтобы не рассыпаться под давлением. Это была крошечная ранка, на самом деле как порез от бумаги, но лезвие порезало подушечку большого пальца, и она сразу же начала болеть больше от попавшего в нее мыла, чем от самого пореза. Он сложил свой нож обратно и сунул его в карман, надеясь, что Аарон будет слишком отвлечен этим движением, чтобы затевать с ним очередную ссору из-за крошечного случайного пореза; он понял, что успешно справился с этой миссией, когда брат не стал перебивать его в том, что он сказал дальше. — Но, эй, это, блять, работа Би, с которой ей приходится иметь дело, верно? Тем временем, ты все еще маешься дурью на своей работе… Лучше поторопись, Док. Если ты слишком долго не будешь прикладывать лед к драгоценному личику своей новой любимки, оно может распухнуть. Аарон глубоко вздохнул и слегка покачал головой в знак явного разочарования, но не стал возражать; вместо этого он оттолкнулся от стены, чтобы уйти, и бросил ему на прощание только одну последнюю команду. — Отлично. Тогда позвони Би. Разберись с этим, черт возьми… Я имел в виду то, что сказал, Эндрю, никто из нас не заслуживает того, через что нам приходится проходить из-за твоего саморазрушительного дерьма, — он вышел за дверь и уже собирался снова закрыть ее за собой, когда добавил: — Включая тебя.

***

Кевин сидели за банкетным столом, совершенно ошеломленные тем, что только что произошло, и они были не единственными. Все произошло так быстро, но все же постепенно подкралось к ним, как при просмотре автокатастрофы в замедленной съемке. Сначала Рико застали их врасплох, сказав невпопад про Проклятого Мясника из Балтимора — и, честно говоря, никто, кроме них, не мог знать, о ком они говорят, когда упоминали отца Нила, но все же. Они были слишком молоды и невинны, когда впервые встретили этого монстра и наблюдали, как он своими ножами разрубает другого человека на куски. Учитывая взаимную травму от того, что они стали свидетелями чего-то подобного, и знание того, что он работал на Морияму, даже самого безобидного упоминания о Мяснике было достаточно, чтобы полностью выбить Кевина из колеи. А потом Рико рассказал и о матери Нила, и, хотя внешне Хэтфорды не были такими устрашающими и безжалостными, как Мясник, они все же были слабым звеном, и они были уверены, что главная ветвь не оценит, если за нее возьмется побочная. В этом не было никакого смысла. Они ожидали, что Рико попытается настроить их всех против себя, но эти нападения были настолько направлены на Нила и его семью, что должен был быть какой-то скрытый мотив, выходящий за рамки его обычной жестокости. Если бы он просто хотел развеять скуку или утвердить свое господство, то у него было бы около миллиона других уловок, которые он мог бы использовать, не рискуя разоблачить их всех. Как бы им ни было неприятно думать об этом, но люди, сидевшие рядом с Рико, сами по себе были солью на старые раны как для Нила, так и для Жана. Так почему бы просто не попросить кого-нибудь из них сделать какое-нибудь замечание, чтобы вывести их всех из себя, вместо того чтобы лезть на опасную территорию? И что, черт возьми, он имел в виду, когда сказал, что люди называли Нила «хирургом»? Нет, они не называли. Кевин, возможно, и пропустили последние шесть месяцев пребывания Нила в Гнезде, но за все годы, предшествовавшие их отъезду, никто и никогда не называл его как-то даже отдаленно похожим образом. Для остальных членов команды он всегда был просто «товарищем» или «четвертым» (или «Веснински», когда кто-то из Мориямы повыше рангом хотел напомнить ему о его месте). Должно быть, это имя что-то значило для Нила, хотя он скрывал это достаточно хорошо, чтобы они засомневались, что кто-то еще заметит, но как только это имя слетело с губ Рико, он напрягся примерно вдвое больше, чем при упоминании кого-либо из своих родителей. Это должно было что-то значить. Но у Кевина не было возможности вдуматься, о чем они говорили (или почему Рико, казалось, намеревался разоблачить именно его «организованную преступность»), прежде чем Нил внезапно потерял последние остатки сдержанности, за которые он держался, и сказал то, что, как они знали, обязательно достаточно скоро аукнется им всем по пятой точке. Кевин никогда бы не упомянули об этом вслух (из-за риска для жизни и здоровья их самих и всех окружающих, если бы они это сделали), но у Рико Мориямы был один из худших случаев травм отца и матери, которые они когда-либо видели. Кевин предположили, что Рико заслужил их. Трудно было не закомплексовать, когда тебя отсылают сразу после рождения за то, что ты родился вторым, а не первым. Еще труднее, когда все твое генеалогическое древо делится на элиту первенцев и тех, кто считается резервным. Добавьте к этому преступные наклонности и склонность к убийству в этой семье, безудержное насилие, пренебрежение и груминг, которые они часто используют, чтобы держать друг друга в узде, и можно понять, почему человек может немного слететь с катушек и впасть в отчаяние. То, что его растили исключительно ради славы и богатства, конечно же, тоже не помогло. И да, точно так же как и Нил, он был очень плохо воспитан, то, что он никогда даже не встречался со своим биологическим отцом (или знал, что его мать была убита только за то, что родила его), было просто вишенкой на торте пособия «как вырастить социопата». Когда-то давным-давно Кевину даже было немного жаль своего сводного брата, ставшего из-за всего этого мучителем… Но потом Рико решил выместить все на них, потому что не мог отомстить людям, которые на самом деле причинили ему боль, и Кевин чувствовали, что после каждой новой жестокости, добавленной к списку, его участь становится все менее ощутимой. Его воспитание и давление, которому он подвергался, оправдывали то, что время от времени он вел себя как ублюдок, но это даже отдаленно не оправдывало того монстра, в которого Рико превратился со временем. Но знать, что все это правда, и сказать это вслух, прямо в лицо Рико и перед всем банкетом, было двумя совершенно разными вещами. Первое было достаточно очевидно, а второе следовало бы не делать. Они не думали, что Нил — или кто-либо другой, если уж на то пошло, — окажется настолько глуп, чтобы выкинуть что-то подобное. Но, конечно же, Нил сбросил эту бомбу и быстро ретировался с места преступления, забрав с собой Жана и оставив Кевина разбираться с последствиями. Их ладони вспотели. Волосы на затылке встали дыбом, а сердцебиение изо всех сил пыталось вернуться к естественному ритму. Кровь у них застыла в жилах, язык отяжелел, а Рико пронзал их взглядом, словно кинжалами, словно он воображал, как выскабливает их глаза вилкой, слишком крепко зажатой в кулаке бывшего брата. — Он заплатит за эту дерзость. — Рико выругался по-японски. — Он заигрался, а такую бешеную псину лучше пристрелить. — Он не это имел в виду. — Кевин тоже поспешили разрядить обстановку на торопливом японском. — Должно быть, он все еще немного не оправился от полученных травм, он не понимает, что говорит. — Понимает. Он понимает, и вы с моим братом избаловали его, заставив поверить, что ему сойдет с рук такое неуважение к тому, кто выше его по статусу. — Я прослежу, чтобы он исправился. Он больше не будет так высказываться против тебя. Даю слово. — Нет. Ты уже доказал, что тебе нельзя доверять в том, что касается их дисциплины… Я сам разберусь с этим, наказав его и его партнера в соответствии с их проступком. Кевин почувствовали, как их лицо снова побелело от такого намека, и они заговорили в отчаянии, пытаясь предотвратить это еще до того, как поняли, о чем именно они говорят. — Теперь я партнер Нила. В мои обязанности входило держать его под контролем сегодня, и я потерпел неудачу. — Кевин отодвинулись на стуле достаточно далеко, чтобы успеть поклониться, прежде чем закончили свою реплику, и им тут же пришлось бороться с тошнотой. — Если тебе нужно кого-то наказать, я возьму ответственность на себя. Рико усмехнулся, в его голосе слышалась смесь презрения и жестокости, когда он отрицал их заявления. — Ты так ничему и не научился, не так ли? — Господин? — Я думал, ты усвоил урок о том, как встать между домашним скотом и кнутом. — Это не входило в мои намерения. — Кевин защищался, когда их сердцебиение участилось. — Сейчас все не так, как было тогда. Я только хотел сказать… — Я точно знаю, что ты имел в виду. — Рико зарычал на них. — Ты позволил этому французскому ублюдку проникнуть тебе под кожу, и посмотри, к чему это привело. Нужно ли мне устраивать еще одну демонстрацию, чтобы доказать, что полукровка ничем не лучше? Или, еще лучше, мне поймать тебя на твоей глупости и взять на себя ответственность за измену Джостена и сломать тебе вторую руку? Кевин почувствовали, как у них задрожала челюсть и затуманилось зрение, когда они попытались открыть рот и попросить Рико передумать, но их глаза все еще были устремлены на стол, а голова по-прежнему опущена в поклоне, которую они не осмеливались поднять. Но прежде чем они смогли найти слова или силы, чтобы произнести их, их прервал Эндрю, внезапно вонзивший нож прямо в стейк, лежавший перед ними на столе, с такой силой, что разбил тарелку под ним. — Я думал, я сказал тебе не заводить при мне разговоры, которые я не могу понять, — тихо прорычал Эндрю, не сводя глаз с Рико, несмотря на то, что слова предназначались им, и на то, что весь банкет повернулся к нему, чтобы посмотреть, из-за чего поднялся переполох. — Ах. — Рико пришел в себя быстрее остальных, и теперь, когда он сделал из себя мишень, его жестокие и хищные глаза сузились на Эндрю. — Да, как грубо с моей стороны. Сторожевой пес, конечно, захочет крошки внимания, скинутые в его сторону под столом. — Мне совершенно наплевать на то, что ты хочешь этим сказать. — усмехнулся в ответ Эндрю, прежде чем повернуться к ним и грубо одернуть их от вечного поклона. — Но тебе следовало бы знать, что не стоит пытаться отстранить меня от того, что выглядит забавным унижением… Ты что, забыл, что тебе больше не нужно этим заниматься? Они не были уверены, что на это ответить, их разум все еще был в напряжении, пытаясь придумать, как успокоить Рико, поэтому мысль о том, чтобы обратиться за защитой к Эндрю, просто напрочь вылетела у них из головы. — Разве элементарные манеры и уважение запрещены в этой лачуге, которую вы называете стадионом экси? — Рявкнул в ответ Рико. — Нил Джостен явно потерял всякое представление о приличиях за то короткое время, что провел с вами, и теперь ты пытаешься убедить моего бедного сводного братца, что за подобное поведение не нужно извиняться? — Они ни черта тебе не должны, и меньше всего «извинений»; если уж на то пошло, это ты должен у них в ногах молить о прощении, — прорычал Эндрю в ответ. — Ладно, я думаю, нам следует… — начала Дэн с ее конца стола. — Это тебя не касается, Хеннесси. — Рико отмахнулся с плохо скрываемым отвращением. — Это дело касается только меня и Доу. — Как, блять, ты меня назвал? — Спросила Дэн, сверкнув глазами, явно не слишком одобряя использование ее старого стритизерского псевдонима. Как раз в тот момент, когда Кевин начали учащенно дышать, а их руки зачесались в поисках ближайшей выпивки, их спасли три события, произошедшие одновременно. Первым было ощущение двух знакомых рук, опустившихся им на плечи; Нил и Жан вернулись со своего разговора как раз вовремя, чтобы удержать их, прежде чем они могли бы ринуться вниз с выступа. Вторым было возвращение «помощника тренера», который, как сообщил ему Нил, был отправлен в гнездо Эвермора по приказу главной ветви, чтобы защищать Жана и пытаться держать Рико в узде. И третьим был звук оживших динамиков над головой, когда главный тренер принимающего университета сообщил им, что сейчас они уберут столы, чтобы освободить место для танцев и общения между всеми командами. Они могли это видеть. Плохо скрываемая ярость и презрение, которые кипели в душе Рико, когда он понимал, что им не удастся избежать наказания за то, что они сказали слишком много в присутствии старшего человека. Возвращение телохранителя Ичиро, возможно, и предотвратило неминуемую тираду до того, как могла разразиться полномасштабная драка, но его разочарование из-за того, что его заставили замолчать так скоро, только добавило бы к существующему списку причин, по которым Рико попытается причинить как можно больше боли позже. Рико коротко и натянуто отпустил их часть стола, прежде чем подняться на ноги, остальные Вороны выстроились в строй за его спиной, когда он ушел, не задумываясь ни на секунду и не произнеся ни единого слова настоящей команды. Жан глубоко вздохнул, дважды сжал плечо Кевина, а затем ушел, чтобы тоже присоединиться к ним. Это было и приветствие, и прощание. Утешение и извинение. А Кевин смотрел вслед, надеясь вопреки всему, что он будет в достаточной безопасности, когда Рико стопроцентно выйдет на тропу войны, после этого злосчастного ужина. — Пошли, — сказал Нил из-за их плеча, не отрывая взгляда от удаляющейся фигуры Жана, пока она не исчезла в толпе. — Может быть, нам удастся убедить Ваймака, что было бы неплохо отправиться в отель пораньше. — Да, — сказал Ники с нервным выражением лица, переводя взгляд с одного игрока на другого. — У меня такое чувство, что, если мы надолго задержимся здесь с ними, то вся команда может быть отстранена от участия в следующей игре за то, что начала драку. — Этот засранец снова откроет рот, и я ставлю деньги на то, что по крайней мере одного из нас арестуют, — добавил Аарон себе под нос; Кевин только сейчас заметили, что руки их друга все это время были так крепко сжаты в кулаки, что теперь они заметно покраснели и натянулись от усилий, чтобы наконец разжать их. Тем не менее, они были в лучшем положении, чем Эндрю, когда вытащил нож, который вонзил в мясо и расколол тарелку, до того как сотрудники мероприятия смогли бы попытаться убрать все, при этом он глубоко дышал, делая сильные и сознательные вдохи, что не могло не быть признаком об его крайних усилиях избежать совершения убийства. Возможно, все они были правы. Если отбросить возможные ссоры, то, если Кевин проведет слишком много времени в таком легкодоступном баре прямо сейчас, у них может поехать крыша настолько сильно, что встать на место ей будет проблематично. Те угрозы, которые Рико высказал ранее. То, что он сказал. То, что он оставил невысказанным… — Да… — согласился Кевин, когда они машинально поднялись со стула. — Нам пора идти.

***

В конечном счете, не потребовалось много усилий, чтобы убедить Ваймака согласиться уйти пораньше. Очевидно, те обрывки разговоров и слухов, которые он подслушал (вперемешку с новостью о том, что Эндрю разбил тарелку самым угрожающим образом из всех возможных), заставили Тренера задуматься о том, чтобы самому уйти пораньше, поэтому, как только он увидел выражение их лиц, то просто указал на дверь и проводил их, не сказав ни единого слова. В результате, когда они добрались до места, в относительной безопасности и уединении автобуса, они, конечно, обменялись вдвое большим количеством слов; как от Ваймака, требовавшего ответов, так и от Лисов, которые по-своему красочно комментировали все, что произошло. Честно говоря, Нил все еще был немного удивлен, что вечер не закончился кровавой бойней, и, похоже, Ваймак тоже был впечатлен их относительной сдержанностью, потому что он даже не стал читать им нотаций. Просто предупредил всех, чтобы они держали язык за зубами в социальных сетях и не высовывались в течение нескольких дней в надежде, что пресса (услужливо) не упомянет ничего из этого в завтрашних таблоидах. Как только они добрались до отеля, все выстроились в очередь у автобуса со своими вещами, пока тренер раздавал каждому карточки на проживание; и Нил внезапно понял, что у него наконец-то появился шанс поговорить с Эндрю о том, что произошло прошлой ночью. Его «подружка», возможно, и избегал его весь день, но он не мог продолжать игнорировать его, пока они делили одну и ту же комнату размером 15 на 20 футов. С ключ-картой в руке Нил наклонился, чтобы поднять с земли свою сумку, и поднялся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Эндрю уже направляется к нему. Он почувствовал, как легкая улыбка робкой надежды появилась на его лице, а затем растаяла так же быстро, как только его вратарь протопал мимо него к Кевину, молча выхватив у него из рук ключ-карту и обменяв ее на свою собственную, прежде чем повернуться и последовать за своим близнецом, который в данный момент шел в противоположном направлении, где Эндрю должен был остаться. — Эндрю? — Крикнул ему вслед Нил и побежал догонять, хотя Миньярд даже не оглянулся в его сторону. — Эндрю, — попытался он снова. — Что ты делаешь? Мы должны были… — Мы должны были многое сделать, — Эндрю оборвал его, не удостоив и взглядом. — И еще была куча дерьма, которого мы не должны были делать. — Ладно, тогда… тогда давай поговорим об этом, — сказал Нил, возможно, с небольшой ноткой отчаяния в голосе, которую он тут же прогнал от себя. — О чем тут говорить? — Спросил Эндрю, равнодушно пожав плечами. — Я совершил ошибку. Такого больше не повторится. — Это была не ошибка, это было… — Как бы ты тогда это назвал? — Спросил Эндрю, когда, наконец, остановился и повернулся к нему лицом, указывая на синяк на лице Нила, и усмехнулся: — Потому что я чертовски уверен, что это довольно серьезный признак того, что были допущены ошибки. — И это больше не повторится, верно? Так что беспокоиться не о чем. — Ты мог ослепнуть, — заметил Эндрю. — Я не мог это контролировать. Я чувствовал твое тело рядом со мной, и это было похоже на борьбу или бегство. Если бы я не проснулся вовремя… если бы ты был чуть ближе или мои действия были чуть более жестокими, и кто, блять, знает, что могло бы случиться. — Я не должен был вторгаться в твое личное пространство, это была моя вина, что я заснул там и… — Прекрати, — прошипел Эндрю сквозь зубы. — Ты вообще себя сейчас слышишь? Ты, блять, это видишь? Ты ведешь себя как одна из тех долбаных идиоток, которые являются «постоянными гостями неотложки» и оправдывают своих сраных мужей-алкоголиков, после того как те сталкивают их с лестницы. Это чертовски убого. У тебя синяк под глазом, а ты ходишь как ни в чем не бывало. Имей хоть немного самоуважения. Прошлая ночь была гребаной ошибкой. Сегодняшнее утро было ошибкой. Вся эта гребаная история была ошибкой. — Эндрю, да ладно, мне даже не было больно, ты просто раздул из ничего. — Нил попытался оправдаться и тут же пожалел о своем выборе слов. — Ничего? — Эндрю усмехнулся. Сначала он снова указал на синяк Нила, а затем указал на них двоих, говоря: — Это «ничего»? Нет, Нил, это ничего. И теперь все кончено. — Кончено? — Нил повторил: — Что значит «кончено»? — На скольких языках ты говоришь? Я уверен, что тебе не нужно, чтобы я это переводил. — Я не хотел там засыпать. — Нил попытался оправдаться. — Я не должен был так нарушать правила, я понимаю, и больше такого не повторится. Но, Эндрю, я… Пожалуйста, мы можем просто поговорить об этом? Блять. Он сделал это снова. Сказал то, чего не должен был говорить. Как только слово «пожалуйста» слетело с его губ, он понял, что этого уже не исправить. Нарушение еще одного правила, в это же время заверяя, что больше такого никогда не повторится, было гвоздем в крышку гроба, из-за которого Нилу казалось, что в его гробу уже не хватает кислорода. Он ожидал, что Эндрю набросится на него. Ожидал, что тот будет кричать, угрожать или даже просто обругает его за запрещенные слова. Но он этого не сделал. Просто посмотрел на него с легким отвращением, прежде чем вынести свой окончательный вердикт. — Мы уже поговорили… А теперь, почему бы тебе не сделать одолжение нам обоим и не вернуться к своему «партнеру». Ты будешь лучше спать, прижавшись к кому-нибудь, кто действительно сможет это вынести. — Эндрю, подожди, — запротестовал Нил, когда Эндрю развернулся на пятках и зашагал прочь. — Эндрю! — Отъебись, Джостен, я даже смотреть на тебя сейчас не могу. — Эндрю! Последний окрик Нила был полностью проигнорирован, поскольку Миньярд просканировал свою ключ-карту, а затем поспешно вошел в гостиничный номер и захлопнул за собой дверь, эффективно пресекая все дальнейшие протесты или извинения с его стороны на всю ночь. Он простоял в холле еще полминуты, не в силах осмыслить это, вдобавок ко всему остальному, поскольку все начиналось с того, что он как следует усвоил. А затем с разбитым сознанием и ватными ногами он повернулся и медленно побрел по коридору, пока не нашел дверь, номер которой совпадал с номером его ключ-карты. Он почувствовал оцепенение. Он чувствовал опустошение. Он чувствовал… Он открыл дверь, словно в тумане. Бормоча, он сделал три шага в глубь комнаты и сбросил сумку с плеча, даже не вспомнив о необходимости обыска комнаты на случай непредвиденных угроз. Когда он поднял глаза, то сразу же встретился взглядом с Кевином, который уже сидел на краю кровати, самой дальней от двери, с выжидательным и сочувственным выражением на лице. Нилу не нужно было ничего говорить, и Кеву тоже, его лучшему другу хватило одного взгляда на него, чтобы все понять. Кевин вздохнул и поднял руки, предлагая обнять его, а Нил так отчаянно нуждался в какой-то форме утешения, что, даже не задумываясь, бросился через комнату и забрался в постель рядом с ним. Он не хотел этого, он даже не знал, что все пойдет по такому сценарию, пока не оказался в самом центре событий, но как только Нил уткнулся лицом в плечо Кева, а его лучший друг обнял его, он начал рыдать. Его партнер тоже ничего не сказал по этому поводу, просто обнял его чуть крепче, прежде чем принять более удобное положение, а затем успокаивающе провел рукой по затылку Нила. — Все хорошо, — вымолвил Кевин почти шепотом. — Я проебался. — Нил едва не захныкал сквозь слезы. — Я очень, очень проебался. — Все хорошо, — повторил Кевин. — Мы разберемся с этим. — Он сказал, что все кончено, — слабо запротестовал Нил. — Кажется, теперь он ненавидит меня, Кев. Не думаю, что смогу это исправить. Кевин слегка напрягся на полминуты, прежде чем снова облегченно вздохнул и слегка погладил Нила по спине. — Ты говоришь об Эндрю? — Да? О ком еще я мог бы говорить? — спросил Нил, смущенно шмыгнув носом. Кевин сначала ничего не ответил, просто продолжал гладить его по затылку и прижимать к себе, когда Нил начинал рыдать с новой силой. Но после короткой паузы его партнер спросил: — Это он поставил тебе фингал? — Да… — ответил Нил, еще раз слабо всхлипнув: — Но это была не его вина. Я приблизился слишком близко, пока он спал, он был спросонья, когда это случилось. Словно на мгновение утратив контроль над телом, Нил внезапно осознал, что плачет, как чертов ребенок. Эндрю порвал с ним, если это вообще можно назвать разрывом, когда вы даже не встречались, и теперь он, сука, рыдал по этому поводу. Эндрю был прав, сейчас он вел себя убого. Такая же избитая домохозяйка, как и с Рико, что обвинял его в существовании. Если бы его мать могла видеть его сейчас, если бы она знала, что он не только пошел против ее совета, создав подобные привязанности, но и доказал правоту, позволив себе проявить слабость по отношению к ним… Она, вероятно, избавила бы его от страданий, пустив пулю в лоб, чтобы он больше не мог так издеваться над ними обоими. Осознание этого заставило его расплакаться. И, словно щелкнув выключателем, слезы высохли, а Нил почувствовал себя просто чертовски измученным. Кевин глубоко вздохнул, и они одновременно выдохнули. — Иногда… Иногда дело не в вине. Это просто то, что происходит с вами обоими, и теперь… — И теперь все кончено. — Нил закончил за него свою мысль, а затем заставил себя принять более вертикальное положение, чтобы вытереть с лица остатки влаги. — Да… — согласился Кевин, изучая его новое поведение с того момента, как он вошел. — Это то, что произошло у вас с Жаном? — Нил поймал себя на том, что спрашивает. — Вы, ребята, прекратили… что бы там у вас ни было, потому что с вами обоими что-то «случилось»? Кевин открыл и закрыл рот, на полсекунды отводя взгляд, чтобы собраться с духом, прежде чем признаться: — Нет… Мы остановились, потому что кое-что случилось со всеми нами троими… Нил воспринял это и намек Жана, который он дал ему ранее, о том, что все с Кевом происходило «до», и его захлестнула новая волна вины от осознания того, что его прошлые ошибки разрушили все, что когда-то могло быть у его лучшего друга. Он подавил приступ тошноты, вызванный воспоминаниями, и вместо этого издал стон, прижав ладони к глазам, чтобы попытаться предотвратить головную боль, которая, как он уже чувствовал, нарастала за ними. — Все будет хорошо, — Кевин сказал это немного смущенно. — Я знаю, сейчас ты чувствуешь себя дерьмово. И это останется дерьмовым еще какое-то время, но… все будет хорошо. — Да. Я знаю… Нил опустил руки по швам и встал с кровати, чтобы сменить костюм на что-нибудь, в чем можно было бы поспать. Только когда он закончил переодеваться и забрался обратно в постель к Кевину, он вспомнил еще одну вещь, которую Жан сказал ему в этот вечер. — Кстати, ты мудак, — предупредил Нил, слегка ткнув Кевина в грудь. — Что? Почему? — Потому что ты ебанный лжец. Ты сказал мне, что вы с Жаном «целовались всего несколько раз», но не рассказал мне об остальном. — О-об остальном? — Спросил Кевин, едва заметно покраснев. — Да, козел, обо всем остальном. — Что именно ты имеешь в виду под…? — Именно о том, что он рассказал мне, что вы, парни, трахались на нашей «свободной кровати», — выплюнул Нил со смесью раздражения и отвращения. — У нас даже нет «свободной кровати», Кев, это была только моя кровать. Вы трахались в моей постели, и у вас даже не хватило порядочности предупредить меня об этом. — Ну… Непохоже, что ты когда-либо ею пользовался, — неуклюже оправдывался Кев. — И что?! Что, если бы я пользовался? Что, если бы в ту ночь я решил, что хочу поспать в своей постели, и случайно испачкался бы твоими… — Нила чуть не стошнило от этой мысли, но он все равно смог закончить предложение, — соками. Это пиздецки отвратительно, Кев. — Ладно, во-первых, — раздраженно начал Кевин, — не надо так издеваться над моими «соками», это невежливо. Во-вторых, я, конечно же, постирал простыни после этого, я же не животное. И в-третьих, если тебе от этого станет легче, то… если однажды у тебя возникнет желание заняться сексом, я даю тебе полное разрешение воспользоваться моей кроватью, чтобы сравнять счет. Как насчет этого? — Что? Нет? Ты шутишь? Какого черта я должен осквернять твой матрас, чтобы улучшить ситуацию? — Равенство? — Кевин ответил ему пожатием плеч, как будто это был скорее риторический вопрос. — Месть? Может быть, переходное качество? Я не знаю, но предложение есть. Нил простонал долго и громко, в конце концов звук превратился в жалобный стон, когда он перевернулся на спину и обнял Кевина за талию, чтобы тот мог начать укладываться спать. Снова уткнувшись лицом в бок своего лучшего друга (все еще слегка влажного от слез Нила), он пробормотал вполголоса ругательство за свою благонамеренную нелепость. — Иногда я так сильно тебя ненавижу. — Да, — ответил Кев с легким вздохом, когда они снова взялись за руки и сам чуть глубже зарылся в подушки, — я знаю. Нил подождал почти целую минуту, прежде чем исправиться и сказать: — Я… на самом деле не испытываю к тебе ненависти. — Да, — ответил Кевин чуть мягче, чем обычно, — я знаю. И с этими словами он последовал язвительному совету Эндрю и заснул в объятиях того, кто действительно мог вынести его присутствие.