Истинная для наследника

      В тот день Нина ушла из школы раньше положенного времени, поскольку учитель математики заболел, и её класс отпустили домой с двух последних занятий. Девочка была этому несказанно рада, ведь она ненавидела учёбу и не слишком хорошо училась.       Только благодаря помощи Даши старшая сестра не превратилась в двоечницу. Но всё равно особого рвения к знаниям она не проявляла, и учителя весьма косо смотрели на девочку, что, блестяще выполняя домашние задания, не слишком хорошо пишет контрольные и отвечает у доски.       Но сегодня ей так повезло: самостоятельных не было, и ещё отпустили намного раньше. А утром мама разрешила надеть новый вишнёвый плащ. А чтобы выглядеть красивее, Нина завила волосы и подобрала у висков яркими заколками, а также слегка подкрасила губы и ресницы. И теперь казалась себе неотразимой.       Девочка вышла из школы, словно выплыла, и, ощущая себя супермоделью уровня Клаудии Шиффер, решила не идти сразу домой. Хотелось прогуляться по улицам, чтобы побольше людей увидели, какая она красивая, и улыбались ей. Нина и сама сияла широкой улыбкой, радостно глядя вперёд. Так она дошла до парка и обрадовалась ещё сильнее, увидев, как чуть впереди неё по аллее идут, взявшись под руку, Анни и Настя. Она уже предвкушала, как подруги обрадуются, увидев её.       И Нина неслышно пошла следом, чтобы догнать и поздороваться. Но уже через минуту замедлила шаг, услышав, о чём говорили девицы. О ком, если точнее. О ней. Её словно ледяной водой окатило. Каждое слово мнимых подруг заставляло сердце замирать, а руки нервно подрагивать. Ноги подкашивались и плохо слушались её. Не видя себя со стороны, Нина знала, что ужасно побледнела. Это было не просто предательство, а настоящий нож в спину, оскорбление в лучших чувствах. Она так любила этих двоих, всей душой стремилась к ним, старалась стать верным другом. А им это всё оказалось не надо. Им наплевать на то, какой она человек. Всё равно на душевные качества и положительные стороны. Нет, для этих девиц важен лишь кошелёк и статус её родителей. И если то и другое ниже заявленного ими, то человека как бы для них и нет, будь он хоть сотню тысяч раз хорош и замечателен как личность.       А Нина так верила им, так искренне любила и тянулась, восхищалась красотой и манерами, хотела быть похожей на них, думала, что и Анни, и Настя ценят её и тоже любят, хотят дружить. А оказалось… Нина всё это время играла для них роль клоуна, забавной зверушки, за которой смешно наблюдать. Такого унижения Нина ещё не переживала. Это было не просто больно и обидно, это буквально рвало её душу на части. Душу, которая так хотела настоящей, искренней дружбы и внимания к себе. Тепла и любви, ничего больше. Нину уже трясло, а по щекам вовсю текли слёзы, смывая косметику.       И лишь только остатки гордости и чувства собственного достоинства не позволяли ей обнаружить себя перед подругами и показаться им в таком ужасном виде. Из последних сил спряталась за широкий ствол старого клёна и, когда Настя и Анни ушли, обняв ствол обеими руками, разревелась отчаянно и горько, как в раннем детстве. Сквозь слёзы у неё вырывалось:       — Значит, я плебейка, да? Значит, глупая и нищая? А сами они кто? Дуры! Пустышки! Куклы в нарядных платьях! Ненавижу вас! Чтоб вы сдохли!       И, исчерпав все силы на крики и слёзы, Нина медленно побрела домой, едва передвигая ноги. Эмоциональное напряжение сковывало её, вызывая сильную слабость и головокружение. Дома царила тишина: родители всё ещё были на работе. Мама с утра сообщила, что в лаборатории завершается важный проект, и они с отцом будут усердно работать над ним в течение всего дня. Даша была у Оболенских. Эдвард пригласил её, невольно спровоцировав тайный приступ зависти у Нины, ведь её с ними не позвал, хотя она старше, с ней должно быть интереснее. Вчерашнее разочарование от невозможности поехать с сестрой обострило её чувства. Нина пыталась успокоить себя, что её не позвали, потому что ей нельзя пропускать занятия в школе. Но ведь Эдвард мог и пригласить из вежливости, даже если бы ей пришлось отказаться. Родители жестоко придерживались соблюдения правил касательно учёбы и не пустили бы её в гости в разгар учебного дня. Даша, наоборот, училась дома, с лёгкостью осваивая любой материал, впитывая его, как губка. Нина же чувствовала себя не в своей тарелке, оставаясь в тени успехов сестры, под ярким светом которых ей отчаянно хотелось сиять.       Нина не обладала таким привилегированным положением и потому была принуждена изо дня в день мучиться в этой опостылевшей школе. Однако, услышав разговор в парке, она больше не сожалела, что не посетила сегодня Эдварда, иначе бы никогда не узнала истинные лица тех, кого считала близкими подругами.       Внезапная волна горечи охватила её и, сбросив плащ и ботинки, она рухнула на свою постель, так и не успев снять школьный костюм. Мгновение и её мысли растворились в тяжёлом, болезненном сне, унося её в мир, где не было ни предательства, ни лиц, скрывающих истинные чувства. Она оставила позади настоящее, искренне желая, чтобы этот непрекращающийся день исчез, оставив лишь тень воспоминаний о том, как была наивна, доверяя тем, кто оказывался далёким. В объятиях сна её душа искала покой, отстраняясь от реальности, где никого не было рядом, лишь она, наедине с собственными страхами и надеждами.       Сколько времени проспала, она не могла сказать. Но девочка не слышала, как вернулись родители. Вернее, сперва мама привезла Дашу от Оболенских, потом вернулся Андрей. Мама тут же ушла на кухню, отчим — в гостиную, а Даша первым делом прошла в их общую с сестрой комнату и через пару минут выбежала оттуда, бросившись на кухню.       — Мама! Мамочка! — прокричала она, подбежав к Кате. — Иди скорее сюда! Нина заболела!       Катя отключила духовку и пошла вслед за Дашей. Сразу стало понятно, что так напугало девочку. Старшая сестра лежала на кровати прямо поверх покрывала в школьном костюме. Лицо её было красным, щёки алели лихорадочным румянцем, дыхание было прерывистым и неровным, а нос как будто хлюпал.       — Мне кажется, у неё температура, — неуверенно произнесла Даша.       — Вполне может быть, — ответила ей Катя и тут же взяла одной рукой безвольную ладонь дочери, вторую опустила ей на лоб и на миг прикрыла глаза. Потом, открыв, сообщила: — Да нет, не похоже, небольшая только есть, но вряд ли это простуда, скорее от нервов, кажется, она переволновалась. Наверное, поссорилась с ребятами или учителями.       — Не думаю, мам, — откровенно сказала Даша. — Нина о таких мелочах не особо тревожится, учеба её не волнует, да и одноклассников она всерьёз не воспринимала. Тут явно что-то другое.       Нина внезапно открыла глаза и, увидев перед собой взволнованные лица матери и сестры, внезапно ощутила вновь остро нахлынувшую боль. Слёзы опять полились по лицу, и с диким истерическим всхлипом она упала на руки обеих.       — Мамочка! Дашенька! — выкрикивала девочка сквозь рыдания. — Вы самые лучшие! Вы честные! Настоящие! Вы любите меня! А эти! А они твари! Сволочи! Ненавижу!       — Кто, девочка моя? — ласково спросила Катя, обнимая её и гладя по спине. — Кто посмел так обидеть тебя?       Нина вдохнула и, вытерев слёзы, начала свой горький рассказ. При этом она положила голову на плечо матери, а Даша сидела рядом и гладила Нину по волосам. Катя слушала её и про себя горько вздыхала. Ведь чувствовало её материнское сердце, что не кончится добром её стремление затесаться среди местных аристократов. Не зря же придумали пословицы: «Руби сук по себе» и «Каждый сверчок знай свой шесток». Не стоило лезть выше своей среды и пытаться доказать что-то тем, кто не способен услышать. У этих людей совсем другие ценности и морали. Не потому, что они хуже или лучше, просто другие. Нина не понимала этого, слишком маленькая и доверчивая, тянулась на свет холодной луны в надежде согреться, а тот в принципе не способен дать тепла.       Надо было постараться объяснить это всё Нине такими словами, которые не обидят её, но при этом дадут правильную установку. Просто возмущаться и упрекать словами вроде: «А я тебе говорила не лезть туда! Предупреждала, что так будет! А ты не слушала! Ты думала умнее нас! Вот получи теперь заслуженное, раз плевать на советы матери!» Это был не выход, такое лишь сильнее обозлит Нину и настроит против своих, заставит закрыться в себе и начисто отобьёт охоту делиться с родными своей бедой. Нужно наоборот, чтобы Нина знала, что только дома её всегда поймут и поддержат, только здесь она получит тепло, любовь и понимание. Наконец, Катя нашла нужное и не спеша заговорила, продолжая поглаживать дочь по плечу:       — Ниночка, я понимаю, как больно тебе было узнать такое. Ты так искренне и так открыто стремилась к этим людям, верила, что сможешь стать им другом. А в ответ получила жестокость. Но, девочка моя, тебе следует понять одну вещь. Что не всегда и не все способны оценить душевность и искренность. Для некоторых людей это неведомо, у них просто отсутствует способность к восприятию этих чувств. Они меряют жизнь иными категориями, и потому следует соревноваться с ними на том уровне, на котором ты можешь составить им конкуренцию. Да, пускай у нас нет таких денег и наше положение не столь высоко, однако у нас у всех есть то, чего у них никогда не будет. Мы настоящие, мы умеем чувствовать и переживать, можем любить друг друга и не опасаться подлости от родных. А так же посмотри, сколько мы всего изучаем и как упорно повышаем знания, развивая интеллект. Вот этого всего те люди лишены начисто. И это значит, на первый план у тебя должно выходить именно это и тут у тебя вряд ли появится там достойный конкурент. Ты понимаешь меня?       — Но разве у меня есть знания и интеллект? — робко спросила Нина.       — Конечно, детка, — сказала мать, — ты очень умная, только надо быть более усидчивой и внимательной, — говоря так, Катя была уверена, что нисколько не кривит душой, и Нина действительно умная девочка, просто слишком ленивая в учёбе. А всё потому, что школьные науки не вызывает у неё интереса, который лежит совершенно в другой области. Девочка больше гуманитарий, ей нравится искусство. Конечно, актрисой ей не надо бы становиться, это не профессия, а хобби, а вот переводчицей стать — самый раз в будущем. Иностранные языки Нине легко даются, по ним у неё всегда отличные баллы. Но сейчас ей придётся на время погрузиться в изучение скучного материала, если хочет своими силами справиться с надменными девчонками и унизить их интеллектуально. А Даша в этом поможет.       Нина кивнула уже смелее, в глазах затеплилась робкая надежда, а Даша сказала:       — Точно, мамочка, это великолепная идея! Нина, позволь мне открыть тебе удивительный мир науки и знаний, которые удивят твоих обидчиц и заставят их прикусить языки. Да они просто позеленеют от зависти и досады!       Нина чётко уловила план сестры и была очень рада его исполнить.       А вот в душе Даши с этого дня зародилось сомнение. И направлено оно было не только в сторону сестры Эдварда, но и его самого. Ведь кто может родиться в такой семье?