Истинная для наследника

      В тот день Даша и Эдвард больше не ходили на каток, чтобы не встретиться с Настей, которая явно ещё находилась там. Но ничуть не сожалели об этом, им и дома было не скучно. Даша не всегда любила играть в детские игрушки, ведь мир наук раскрывал перед ней такие удивительные горизонты. Химия, биология, генетика — вот те страсти, которые заворожили её. Она с жадностью погружалась в тонкости этих удивительных дисциплин, находя в них бескрайние просторы, способные увлечь и порадовать. Находя радость в кажущемся обыденным, она творила свой маленький мир, где размышления о жизни и природе становились её самым захватывающим занятием. Даша сама не знала, откуда появляются в её голове эти знания. Они словно всегда находились там, жили, являясь частью её. Как будто кто-то другой, не она сама, поместил их туда.       Они с Эдвардом пришли в огромную библиотеку дома Оболенских, и девочка почувствовала себя там как в родной стихии. Тут было много разных книг, и Эдвард показывал Даше, на каких стеллажах, какие. В основном здесь были издания по истории и политике, но и научные тоже были, пусть и не так много. Даша взяла учебник физики и, открыв его, почти перенеслась в иное измерение, но, зная, что Эдвард рядом, начала рассказывать то, что читала.       Мальчику было сложно понять, что такое Квантовая механика и законы Ньютона, но он всё равно внимательно слушал и даже задавал вопросы. Даша с удовольствием отвечала на них подробно и терпеливо. Потом, когда она изучила в этой книге всё, что хотела, Эдвард позвал Дашу пить чай.       Как раз пришло время для этого. К чаю подали шоколад, и Эдвард сразу вспомнил, как однажды Даша угостила его им. Это была их вторая встреча, когда Эдварда привезли в лабораторию Малининых, ему предстояла неприятная процедура — взятие крови для генетического теста. Была у него такая слабость, он категорически не выносил вида крови, даже при виде одной капли Эдварду становилось плохо, у него кружилась голова и темнело перед глазами. Он и сегодня едва не лишился чувств, когда увидел разбитый нос Насти и старался на неё не смотреть, чтобы сохранить контроль над конфликтом. Но тогда кровь была его собственная, и Эдварду было непривычно страшно, как будто бы его привезли туда, чтобы сделать операцию без наркоза или поставить болезненные опыты.       Катрин видела его переживания и старалась успокоить, а потом появилась она, его светлый ангел, Даша, Дашенька, Дашуля. Такая лёгкая и нежная, как котёнок. Только она и смогла успокоить Эдварда, сидела с ним рядом, держа за руку, когда вторую он протянул Кате. Она подняла ему рукав выше локтя и уже протёрла спиртом кожу на сгибе локтя. Эдвард вздрогнул, хотя ничего ещё тогда не случилось. Даша улыбнулась и погладила его по волосами, сказала, глядя в глаза:       — Не бойся так сильно, это будет не страшно и недолго, не смотри на кровь, смотри на меня.       И Эдвард стал смотреть на Дашу, внимательно рассматривая её милое лицо. Красивые глаза, сообщавшие взглядом о самых тёплых чувствах. Это позволило почти не заметить, как Катрин вводила иголку в вену и набирала кровь в несколько пробирок. Даша тоже не смотрела туда, но, видно почувствовав, что что-то идёт не так, глянула на Катю.       Эдвард машинально сделал то же самое, но лучше бы он не поворачивался, ибо увиденное повергло в шок. Катрин держала в руке пробирку, в которую текла его кровь, её было много, она уже перелилась через край и капала на пол. Даша что-то крикнула маме, а у Эдварда перед глазами всё помутилось, сознание начало плыть и вскоре совсем отключилось.       Очнулся мальчик, лёжа на кушетке, оттого, что ему на грудь что-то давило. Несильно, но вполне ощутимо. А ещё кто-то держал у него перед носом ватку, резко пахнущую нашатырём. С трудом открыв затуманенные глаза, Эдвард увидел, что прямо поверх него сидит Даша и с самым тревожным видом даёт ему нюхать нашатырь. Голова ещё кружилась, но это было даже приятно, ведь рядом была она. Эта необычная девочка, что так за него переживает, как вряд ли до этого кто-то мог.       Катя тем временем разговаривала с кем-то по мобильному, и, судя по недовольному выражению лица, ничего приятного ей не сообщили и, едва положив трубку, женщина подошла к детям. Сказала, что Эдвард сегодня останется тут, его мать это позволила, и мальчик был неожиданно рад, хотя далее последовало непривычное для него и довольно странное — отдых на природе. Он привык к более комфортному досугу, но готов был стерпеть и такое ради общения с Дашей.       И сейчас с тех пор прошло уже два года, а его желание дружить с этой девочкой крепло, несмотря ни на какие преграды. Теперь Эдварду было уже одиннадцать, а Даше только шесть, но в кое-каких вопросах она догнала его и знала много больше. Мальчику не было это обидно, вопреки даже тому, что он вообще-то не терпел превосходства над собой.       А Даша не любила, когда он показывал превосходство над другими, и Эдварду становилось стыдно, если девочка его в этом уличала. Один случай хорошо запомнился, когда он вместе с Малиниными сидел в кафе, и официантка первым обслужила не их столик, а соседний. Неважно, что те люди пришли раньше и ждали уже давно. Первым должны были принести заказ ему, Эдварду или никому вообще, если уж не ему. И, не думая о последствиях, от злости он толкнул официантку, и та уронила поднос с едой прямо на семью, которой несла заказ.       Катя тогда сильно растерялась, даже не смогла ничего сказать, а вот Даша… Эдвард никак не думал, что можно ожидать от неё такого. Она молниеносно набросилась на него, начав избивать. И странное дело, у Эдварда не возникло в ответ естественной злости и желания ответить тем же. Он испытал неловкость и стыд за свой поступок и потому безропотно принял наказание.       Конечно, Даша не особо ему навредила, лишь разбила нос, верхнюю губу и слегка поцарапала щёку и заставила извиниться. Эдвард помнил, в каком был шоке от этого предложения, ведь тогда бы пострадала его гордость, он раньше никогда не извинялся. Однако было настолько стыдно перед Дашей, что он пересилил себя, извинился перед всеми пострадавшими и оплатил нанесённый ущерб.       С тех пор мальчик старался невольно стать лучше в глазах Даши, чтобы она увидела в нём не только избалованного представителя золотой молодёжи, а личность, которой не чуждо ничто человеческое. И Даша видела всё это, невольно помогая ему раскрыться. Они и в этот день просидели до вечера в комнате Эдварда, разговаривая о самых разных вещах и прекрасно понимая друг друга.       Потом приехала Катя и увезла Дашу с собой, на прощание пообещав привезти её снова, как представится такая возможность. Эдвард подозревал, что Даша ничего не расскажет маме о происшествии на катке, не тот характер у неё, чтобы жаловаться. Но вот Настя вполне могла и не послушать его совета. Эта злопамятная девица могла и поплакаться кому-то. В любом случае, Эдвард сейчас не хотел её видеть и вряд ли захочет в ближайшее время.       Настя так же не планировала в этот день больше навещать Эдварда, зато, едва вернувшись с катка и переодевшись, девочка позвонила Анни и пригласила её погулять. Хотелось хоть кому-то рассказать о происшествии, а старшая сестра Эдварда, как никто подходила для этого. Они встретились возле знакомого парка в центре и чинно пошли по аллее, держась под руки, как лучшие подружки. Настя сразу же начала жаловаться:       — Анни, ты только послушай, что сегодня было, твой братец и эта жалкая плебейка, которая к нему прицепилась и которую он терпит из жалости, такое совершили, что у меня просто нет слов.       — Что же такого сотворил Эдвард? — удивлённо спросила Аннабелла. — Воспитаннее него человека просто не существует, никогда не поверю, что он мог нагрубить тебе.       — Нет, другое было, хуже, — отчаянно поведала Анастасия. — Не он, а эта простолюдинка, которая за ним бегает, как собачка. Она даже на каток за ним явилась. Преследует повсюду, настоящая сталкерша, вообще нет от неё покоя, а кататься вообще не умеет, корова на льду и то изящнее выглядит! Только мешалась нам, путалась под ногами и внимания требовала, вертелась перед Эдвардом, только бы он заметил…       Естественно, что всё было наоборот, но Настя не собиралась рассказывать правду. Разумеется, желая заслужить побольше сочувствия и выглядеть в чужих глазах невинной жертвой, а заодно и выставить ненавистную Дашу виновной, девочка представила ситуацию в наиболее выгодном для неё свете. Анни слушала подругу внимательно и когда та дошла до кульминации, так и всплеснула руками, ахнув от шока:       — Да что ты говоришь, дорогая? Неужели эта девчонка тебя толкнула лишь потому, что Эдвард предпочёл кататься с тобой, а не с ней? Не ожидала, признаться, от неё не ожидала, с виду такая милая, настоящий ангел.       — В тихом омуте, дорогая, сама знаешь, кто обитает, — тяжко вздохнула Настя. — Видела бы ты, с какой злостью она это сделала, толкнула со всех сил. Не думала, что у этой малявки их так много! Я так и пролетела через половину катка, через бортик перекинулась и носом прямо в снег. Разбила до крови! Видела бы, дорогая, как много её было, у меня голова закружилась, думала, сознание потеряю!       — А что же Эдвард? — искренне удивилась Анни. — Разве он не вступился за тебя? Не отругал эту дерзкую плебейку? Он считает себя образцом справедливости. За такое ей должно быть навсегда отказано от дома. Как посмела простушка поднять руку на дворянку? — в её глазах вспыхнул праведный гнев.       — Представь себе, нет! — обиженно воскликнула Настя. — Поверил этой дуре, когда она сказала, что я первая её щипнула! Оболгала меня и не покраснела! Сама себя за ухо дёрнула, чтоб красное было. А Эдвард сразу давай её жалеть, а на меня и не глянул, а ведь я была такой несчастной: бледная, лицо в крови. Да ещё потом извиняться заставил перед ней! Сказал, что иначе не пустит меня к вам! Придётся, видно, унизиться, общество Эдварда стоит того!       Анни была просто в шоке от поведения брата и тут же пообещала Насте строго выговорить ему за этот поступок. На правах старшей сестры она могла это делать. А после сказала подруге:       — Надеюсь, и Дашина сестра узнает, что та натворила, и тоже выскажет ей, хоть немного подпортит триумф этой мелкой стерве.       Настя, у которой настроение заметно улучшилось после того, как она заручилась поддержкой Анни, с энтузиазмом развила невольно подкинутую ей тему:       — Ой, надеюсь на это! Хотя, надо сказать, эта Нина — тот ещё кадр! Прямо не знаю даже, смеяться или плакать над этой дурочкой!       — Точно! — вдруг весело улыбнулась Анни. — Просто из кожи вон лезет, строя из себя аристократку и светскую даму! Нацепит платьишко из Секонда или с рынка и думает: мы не знаем, откуда её наряд.       — Да, а уж как манерничает, — вторила ей Настя. — Морщит нос при взгляде на простых людей, а сама-то кто? Плебейка! Ворона в павлиньих перьях!       — «Девочки, а как вам новый фильм Чарли Чаплина?» — передразнила Нину Анни. — «Ах, у него такой глубокий смысл, а герои просто высший пилотаж, диалоги такие проникновенные!», а того не знает, что Чаплин давно умер, и он не снимал фильмов, а сам снимался в них, и были они немые, никаких диалогов!       — А книги как пересказывает! — с энтузиазмом сплетничала Настя. — Сразу понятно, что либо не читала вообще, либо просто по диагонали пробежалась, а то и вовсе лишь отзывы прочла и считает себя знатоком высокой литературы!       — Не видит, что по ней и так ясно, что она ничего серьёзнее гламурных журналов читать не может, засыпает на первой странице, — уже откровенно веселилась Анни. — Копирует поведение дамочек из бульварных романов и искренне верит, что в нашей среде так и положено вести себя, да над ней все смеются чуть ли не в голос. Сказать ей, что ли, однажды, что хватит позориться и заодно показать, как надо!       — Да нет, не стоит, — отговорила её Настя. — Пускай продолжает, смешно же, думает всерьёз, что мы подружки ей и приняли в своё общество! Ха, да никогда мы не будем на равных с этой серостью, с этой жалкой побирушкой, бросим ей крошки со своего стола, и пусть будет рада! Но наблюдать за ней весело и в цирк ходить не надо, клоун на дом приезжает.       — Но мы-то знаем, кто она есть, — гордо вскинула голову Анни. — Ведь если разодеть обезьяну в нарядные шёлка, она всё равно останется обезьяной!       Настя рассмеялась такой шутке, и девочки потому не услышали, как чуть позади них раздался печальный, полный неподдельной душевной боли, отчаянный стон.