love me, mister shroud

«Учебник» и правда был роскошным. Полное собрание исследований дорийского диалекта за прошедшие пару-тройку десятилетий, утончённые комментарии, казуистический словарь в конце, сводные таблицы, множество оригинальных текстов с авторским слогом, список дополнительной литературы и, конечно же, пространные рассуждения на тему того, как красиво дорийское наречие, как оно благородно и как оно во всём превосходит любые другие вариации древнегреческого языка. Вполне естественно, что оторваться от чтения подобной увенчанной злочёным тиснением книги — было попросту невозможно. Во всяком случае Кора — даже не пыталась себя «отрывать», решив (не без довольства) посвятить свободное время до работы и после неё чтению столь занимательной и изысканной литературы. Вспомнить старые времена, когда у неё самой в руках периодически мелькали похожие книжицы из городских и университетских библиотек — оказалось до странного и даже до неожиданного приятно. Казалось бы, времена учёбы прошли давно и ей стоило бы смириться с тем, что она на ближайшую жизнь так и останется необразованной и не отягчённой эрудицией «дамой», но Мистер Шрауд оказался совершенно иного мнения. И Кора... Кора была даже... рада, что Идия был не согласен с ней. Поперечный шпаг до сих оставался одной из излюбленных поз для чтения книг. Натянутые туго мышцы и растекающееся теплотой связки как-то особо приторно ныли каждый раз, стоило Коре перевернуть страницу. Тело вытягивалось до приятной ломоты, и позвонки расправлялись неспешно. Почти до тихого щелчка Кора отводила назад лопатки, ощущая, как мягко ложатся волосы на тёплую кожу. Быть может, деревянные полы в Ветхом и были одичало сыры и неумолимо подгнивали, но растягиваться на них прохладным утром и, порой, душным вечером — оказывалось весьма сносно. «Держать себя какой в никакой форме» — не так давно стало чем-то вроде мимолётного кредо для Коры; после всех сумасбродств в чужую сторону становилось как-то неловко давать своему телу и дальше превращаться в одеревенелую ссохшуюся ветвь. Конечно, даже в не лучшие свои времена, без работы или с пьяной головой, Кора несмотря ни на что всё равно продолжала время от времени утомлять себя растяжкой или бегом, но в том и был незавидный нюанс. «Время от времени» в нынешней ситуации было не совсем приемлемо. И именно из-за желания сменить время от «времени» на «постоянно» Коре теперь приходилось куда чаще и куда тщательнее мыть и подметать старой шваброй холодные полы Ветхого Общежития. Но что не сделаешь ради того, чтобы выглядеть соответственно новому статусу? Быть «девушкой» для кого-то — уже особая ответственность; быть «девушкой» для Идии Шрауда — что-то вроде обета, который должно исполнять. Чуть вытягивая перед собой мозолистые руки, Кора лёгким движением разгорячённой спины прогибается вперёд, склоняя натянутую грудь чуть ближе к половым мутным доскам. Не нарушая гармонии прямых линий тела и стараясь вытянуть шпагат к туманному «идеалу», она с редкой для себя осторожностью переворачивает страницу учебника, продолжая своё незамысловатое чтение. Отчего-то, именно в растяжках новый материал запоминался Корой куда лучше. Ласковая и упругая боль растянутых мышц казалась мелодией, что дополняла чтение про себя замысловатых глав про то, как именно образуется в дорийском диалекте винительный падеж третьего лица множественного числа. Хотя, Кора и не любила романтизировать себя в своей жизни, но в такие моменты утренних растяжек и изучения мёртвых языков, ей казалось, что... что-то в этом есть: вот так расслабленно и даже немного ленно вытягивать себя, между тем листая дорогую книгу о языках и их тонкостях. Конечно, перед тем, как занять себя подобным чтением и пришлось подмести пол, но оно того явно стоило. Как бы Кора не не любила и даже не отрицала уборку в собственных апатах (и не важно, где: здесь или же на Восточном Вокзале) теперь у неё, увы, был значимый повод довольно-таки часто держать своё скоромное «жильё» в какой никакой очень условной, но всё-таки чистоте. И это даже не столько из-за ныне таких частых визитов любимого Мистера Шрауда. А, скорее, из-за того неожиданного и совершенно неуместного «презента», который теперь степенно обитал на каминной полке и требовал к себе особого отношения в виде чистых полок, полов, стен и застеленной кровати. Книга... а, точнее, учебник дорийского — был слишком-слишком-слишком роскошным для такой, как Кора; и для того места, где Кора теперь проживала. Бархатистая обложка с шёлковым переплётом, элегантная позолота греческих букв и отменное качества глянцевой печати — в последний раз настолько прекрасные книги Кора держала ещё учась в университете. Правда, раньше она не могла допустить и мысли, что такие фолианты окажутся в её посредственном пользовании, а не просто будут манить её из-за ветхого стекла витрин. Идия назвал это «подарком». Маленьким «сюрпризом», который он просто «не мог не подарить», ведь не столь давно на кофейном столе заметил утащенные Корой из кабинета Мозуса греческие словари и грамматики. От этой необычной ситуации веяло абсурдом. Столь трепетное подношение Идии, которое он столь страстно и категорично вручил Коре пару дней назад, было нелепым, если начинать вникать в ситуацию. Кора попросту не могла принять нечто... такое... Но, ситуация на то и была «абсурдной» и «сумасбродной», что «не могла» каким-то поистине магическим образом превратилось в «спасибо тебе за книгу, я её забираю». Да, наглости ей было не занимать. Как и недальновидности. Соглашаться на дорогие подарки после недели скромных «свиданий» — было чересчур, даже для безрассудства Коры. Ведь их отношения... они не были «такими» — когда кто-то дарит без всяких мыслей нечто «выходящее вон», а кто-то принимает эту роскошь с жеманностью и ленью; ни о каких «подарках» не могло идти и речи в случае нехитрой и крайне мимолётной почти интрижки между учеником и учителем... Даже, если Кора и позволяла себе довольно-таки часто мысли о том, что для неё Идия становится как-то поразительно слишком дорог, это ещё не значило, что их близость выйдет за рамки простой юношеской игры в любовь. Если Идия мог позволить себе подобные «презенты», то он точно мог бы позволить себе и «девушку» получше — простая мысль, однако, кажется, весьма... верная. Кора хотела, чтобы между ней и Идией случилось всё, что случилось. Врать себе не было смысла: между ними была та еле уловимая жажда, которая возникает подобно тому, как пожар разгорается из искры; и жажда эта привела их к тому, что они теперь были столь близко — протяни руку и коснёшься. Но это ведь вовсе не значило, что так будет всегда. Разве есть что-то вечное между людьми? Даже, если и есть, то Кора знала, что это не про таких, как она. Воспевают в стихах миловидных девушек, а не... надменных, нахальных, наглых и упрямых женщин, как она. Кора добилась своего — Идия смотрел в её глаза столь сладко и мучительно долго, что ей становилось почти не по себе. Но к чему было тешить себя грёзами о том, что так теперь навсегда? Как бы Мистер Шрауд ни заикался смущённо порой, делая ей несуразный, но столь искренний комплимент, такая нежная и хрупкая любовь его явно была не вечной. И поэтому... делать столь опрометчиво-дорогие подарки — это было практически преступлением с его стороны. Кора переминает пальцы рук, чуть придвигая книгу по доскам ближе. Та шуршит сухо среди редкой пыли. Говоря о преступлениях, Кора тоже была в этом хороша: какова наглость — она посмела положить столь шикарный учебник на пол Ветхого; да, ещё и учит главы из него продолжая вытягивать почти что безукоризненно ровный продольный шпагат. Совесть кусала Кору за нос, но это мало чем помогало. Ведь если бы хоть какая-то этика и мораль ещё были живы внутри её пыльной душонки, то Кора вообще бы не взяла из чужих рук эту книгу. Она бы радушно и слегка иронично отказалась бы, настойчиво указав, что не прошло ещё достаточно времени для столь помпезных подарков. Даже кто-то столь «богатый», как Мистер Шрауд, не должен был расточать свои деньги на неожиданные «сюрпризы» за крайне круглую сумму. Да, стоило отказать и сделать этот как можно более красноречиво. Но Кора не смогла. Потому, что слишком... слишком была очарована чужой улыбкой в тот миг, когда Идия листал перед её лицом глянцевые страницы. Он был таким... счастливым. Словно бы правда хотел подарить ей что-то настолько дорогое; словно бы не пережил, если бы она не взяла в свои руки учебник; словно бы весь его маленький и уютный мир вращался вокруг этого подарка. Идия бы не пережил отказа... в этот раз — не пережил. ...ну, или так Кора себя оправдывала, ища хоть какие-то объяснения тому, что всё-таки оставила у себя фолиант. Она столь слабо и безвольно пыталась отдать его Идии в ладони, когда он уходил ближе к полуночи, что это было даже немногим стыдно. Получив отказ лишь единожды — «теперь это твоё, поняла?» — Кора согласно кивнула, прижимая книгу к груди. И это было фатально. Минутная слабость. Не стоило давать себе привязываться к чужому материальному вниманию. К хорошему — привыкаешь, но хорошее имеет свойство быстро кончаться. Мысли с утра, перед работой, были путанные и не совсем приятные на вкус. Коре уже почти надоело их пережёвывать. Ложась прямой грудью на доски, Кора подвинула ближе к подбородку раскрытый учебник. Вытянула до скрипа пальцы на ногах, чтобы линия шпагата была чистой. И чуть повела шеей, щёлкая суставом. Оставался где-то час до сборов на работу. Вместо пробежки сегодня она решила совместить два удовольствия: растяжка и пленительное чтение. И ей почти удалось избавиться от лишних мыслей об отношениях и подарках, пока она изучала особенности падежной системы дорийского. Что было даже весьма похвально, если припомнить, что вчера утром она куда больше тонула в вязких измышлениях по поводу того, что стоит или не стоит отдать Идии книгу обратно. Но багровый корешок оказался слишком соблазнительным и игривым. Очередное утро моральных дилемм не принесло плодов. Ещё час до работы — и Кора с глубоким выдохом прокручивает голеностоп, не переставая тянуть раскрытых ног; в сумраке утра веснушки походят на редкие капли бурой крови.             Перевёрнутая страницы шелестит бархатисто и нежно. И вот уже новая тема красуется каллиграфией перед её лицом.             Кора выдыхает — а теперь делает столь же глубокий вдох, до расправленных с болью рёбер. Отдать обратно эту книгу с каждый днём становится всё труднее. Тем более, когда вечером Кору ждёт по ней очередной зачёт.