love me, mister shroud

Прогуливать уроки в библиотеке — это было смело.   Кора, должно быть, впервые лицезрела несчастного студента, который предпочитал благородному побегу с учёбы посещение душных книжных полок. Впрочем, что ещё можно было бы ожидать от столь импозантного молодого человека, который счёл уместным украсить свою шляпу страусиным пером? Да, прогуливать пары в библиотеке — весьма экстравагантно и вполне себе смело, но крайне недальновидно. Всё-таки, здесь работала Кора. Немногим даже странно, что столь пронырливый студент, который не поленился выждать верного времени, дабы остаться наедине с Корой и её библиотечной тележкой, не понял этого.     У него были светлые, как сухая саванна, волосы. Забавное, даже в чём-то смешное каре. Широкая-широкая любопытствующая обо всём улыбка. Такой же весёлый, как и его насмешливые губы, взгляд: зелёный и ароматный — как дикие травы. Высокий, с поволокой смуглого загара, столь шумно молчащий юноша в лиловой форме. В нём было что-то дикое и сладкое, походившее на свежесобранный мёд. Ужимки, резвые и широкие, напоминали о полёте пчёл.   ...если Коре ещё не изменяла уставшая память после последней сортировки библиотечных карт, то перед её носом возник никто иной как Рук Хант (во всяком случае в личном деле и карточке значилось именно так). То́ был человек с весьма сомнительным резюме и ещё более сомнительным «послужным» списком обмена и возврата книг. Очередной несносный потерянный мальчишка с обострённой любовью к выразительной любовной лирике, если кратко.     Мсье Хант возник у неё перед глазами из неоткуда, являя себя полнейшей «неожиданностью» без хороших манер. Столь элегантный и пропахшей, кажется, свежей травой. Но Кору таким уже давно нельзя было взять: спонтанное появление мужчины в жизни — слишком обыденная обыденность; даже, если «мужчина» появляется из тени посреди рабочего дня.       Кора устало хмыкает и потягивает затёкшую шею, делая несносный уверенный шаг навстречу своему «внезапному» гостю. Безусловно, она немного удивлена таким появлением; но как-то слишком мимолётно и между делом. Быстро привыкаешь ко всякого рода нахальствам, когда работаешь в подобном месте. Мсье Хант же — молчалив не в меру. Он со спокойным благородством принимает все движения и все вздохи Коры.   Впрочем, даже несмотря на безмолвие меж них, Кора хорошо слышит, как копошатся жужжащие чужие лукавые мысли. Да. Хант много о чём думает — и не скрывает того. Размышляет о Коре, не стесняясь скользить по её волосам взглядом. Пытливым взглядом, кстати, весьма интригующим и заинтересованным, очень жадным.   И, судя по его бездонным изумрудным глазам, так пристально вглядывающимся в её веснушки, Рук Хант — из тех, кто до последнего ждёт перед тем, как наброситься на жертву. Играется в своё удовольствие, разглядывая каждую черту и нюанс добычи. Дурная, однако, привычка — играться со своей «едой». «Еда», ведь тоже, может начать играть.   Кора думает, уж слишком долго безмолвствовать — не скрасит её надбавки к зарплате. А потому, она решает начать бессмысленную беседу. ...но не успевает Кора открыть рта, дабы спросить, что же в учебное время здесь забыл столь «миловидный» студент, как чужой звонкий и неуместно восхищённый голос начинает терзать библиотечную тишину:   — Bonjour, ma cherie Reine de la Bibliothèque!   С бесславной улыбкой и крайне вульгарным взором цвета трав, Мсье Хант делает лёгкий, но совершенно безвкусный реверанс, не смея отвести свой блуждающий взгляд от её лица; он смотрит столь же цепко, как и произносит каждое слово.   ... произносит, к слову, необычно. Со странным спешным звучание и излишним напором на напряжённых согласных. Говорит, будто бы шинкуя мясо к обеду: совершенно не заботясь о благозвучие. Будто бы произносит родные для Коры слова голосом, совершенно не подходящим к благородному наречию. Слова Ханта, как бы выразиться лучше, напоминают сгоревшие слишком быстро угольки — ты только вслушиваешься в созвучие мелодии, как слово уже догорает. Такие резковатые и пресыщенные звуки, которые перебрасываешь из руки в руку. Как замысловатый и редкий акцент, однако.   Услышав родной язык, Кора окончательно отгоняет от себя редкие сомнения, решаясь всё-таки поиграть с гостем в «мышки и кошки»; подловив чужой тонкий и улыбчивый нос коготком. Если этот юноша любит несвоевременные появления, прогулы, секреты, и словесные игры — она удостоит его такой «честью».     — Bonjour, Monsieur, — Кора вальяжно рассыпает снисходительные слова перед чужим хитрым носом, растягивая губы в насмешливом укусе. Ей нравится тот пряный травянистый взгляд с нотками растерянности, которым пробует её фигуру и её голос Рук. Должно быть, что-то вроде лёгкого флёра замешательства опускается ему на плечи, когда он продолжает вслушиваться в красивый изыски чуть хриплой речи Коры:   — Qu'est-ce qui vous amène dans ma bibliothèque? — Кора со смешком на прелом выдохе кидает в лицо Ханту незатейливый вопрос, ответ на которой ей не особо-то важен. Куда важнее Коре те промелькнувшие в чужих глазах отблески робости, которые походят на колыхнувшийся на ветру ещё совсем молодой и совсем зелёный ковыль.   Кора делает ещё один медленный, почти кошачий шаг навстречу юноше. Рук — недвижим, он таится среди собственных ухмылок. Выжидает. Но теперь ожидание его, на краткий миг, тревожное. От Коры не скрыть подобной мелочи.     — Ох, как и я думал, Ваше произношение — выше всякой похвалы! Такой изысканный язык старого Города Цветов! Редко сегодня услышишь столь изысканный язык любви и старины! — Хант щедр на бессовестные комплименты; он произносит каждый свой жеманный комплимент с восторгом юнца, который не видел жизни. Подкрепляя свои слова действом, он сцепляет замок из своих рук на груди, будто бы готовый признаваться в самых возвышенных и самых избитых чувствах. И Кора с улыбкой отмечает, что у него весьма сильные руки и крепкие пальцы. Ей такое нравится.   — И эта новая униформа — она Вам та-а-ак к лицу: в ней Вы напоминаете мне о дождливых вечерах, проведённых на берегу Сены, — продолжая свои несуразные речи, Рук с редкой, но всё-таки насторожённостью, вслушивается в поступь Коры. Которая приближается к нему.   — Вы похожи на изысканную, меланхоличную героиню песен Миле́н Фарме́р! Нет, Вы и есть — сами эти песни! Такая измотанная, но всегда идущая вперёд Мадам! Презирающая жизнь и смерть, отвергающая все устои и живущая сама по себе! Настоящая кошка Города Цветов, которая гуляет, только где ей одной вздумается! — на едином выдохе исторгает Рук, почти захлёбываясь собственным голосом.   Кора лишь молчаливо усмехается себе в зубы, отмечая, что сравнивать коренную парижанку с песнями Фармер — отважится лишь тот, кто ни разу по-настоящему не жил ни в Париже, ни в грязном его пригороде; кто и о Париже-то ничего не знает. Мальчишка выдаёт себя с головой, разговаривая с акцентом и восторгаясь Корой больше положенного, ещё и такими сравнениями.   И ему явно что-то нужно. Или же — что хуже — ему интересно.   Как и многих в этой школе, Рука Ханта тоже интересует её незаурядная персона, столь бестактно занявшая должность библиотекаря в начале учебного года. Ни только один Мсье Хант пытался выследить тропы, по которым ходила Кора; ни один Мсье Хант хотел набиться в «друзья», заняв своё место подле её веснушек. Так, что, пути противодействий таким галантным юношам были отработаны уже давно. С первого дня стажировки и работы.   Да, и в целом — уже много лет Кора умело отваживала всех желанных и нежеланных «ухажёров» весьма сносно. Если мужчины любили слышать «да» в каждом «нет», то наоборот — работало тоже отлично. Стоило сказать самодовольное «да» — и получаешь стремительный мужской отказ. Всё просто.     Кора делает два широких шага внахлёст, наконец-то поравнявшись с чужим носом. Вздёрнутым, как и у неё самой. Но без бурых веснушек — только лёгкий загар чертах чужого лица.   Хант ненамного выше — но он чуть опускает острый подбородок, продолжая нагло и крайне приторно улыбаться. Словно бы улыбкой своей хочет поймать Кору, как мух ловят в вязкий жёлтый сок. Но Кора не собиралась поддаваться — уж точно не Мсье Ханту (есть персоны достойнее, которые её неумело ловят куда лучше).   — Знаете, именно смена Вашего будуара и привела меня сюда сегодня! — стараясь удержать на светлом лице натянутую улыбку, Рук чуть вбирает в себя крепкие плечи; и Кора ловит этот жест быстрым взглядом, проводя мазанно глазами по линии чужих губ.   — Я всё пытался отыскать подходящее время, дабы представиться лично. Всё-таки, любая охота требует в конце концов приличий! Но я всё никак не мог решиться поприветствовать Вас со всеми почестями, каких достойна такая женщина, как Вы, — Хант говорит быстро, его голос — горячий и всё ещё отчего-то довольный; нотки очаровательной заинтересованности слышны в его тоне. — Вы столь занятая Мадам: все дни в работе, практически живёте библиотечными стенами! Впервые вижу кого-то столь благосовестного в стенах нашего колледжа — не считая, конечно, Мсье Трейна, Вашего любимца!   Хант говорит-говорит-говорит, столь зачарованной и страстно. Кажется, совершенно не собираясь замолкать. Благо, Кора уже знает, как избавить Мсье Рука Ханта от его недуга — восторженный принц должен проснуться; и перестать совать свой изумрудный взгляд в её дела.   — Впрочем, именно потому, что Вы столь усердно и много работали — это и привлекло моё ничтожное внимание! Ох, трудолюбие — всегда достойно самой высокой похвалы! Сколь отвержено Вы выполняли все поручения, возложенные на Вас роком и Мсье Трейном! Я даже не всегда успевал выделять время на наблюдение за Вашими обязанностями: так много часов Вы определяли для свой работы. Я всё беспокоился — не устаёте ли Вы при таком ритме жизни? Когда весь Ваш мир — это эта библиотека! Ах, мне было так отрадно видеть порой, как Вы отдыхали за чтением Аристофана или «Аргонавтики»! Ваша улыбка в эти мгновения была такой нежной и ласковой, словно бы вспоминали далёкого возлюбленного, которого нет с Вами!   Хант говорит много — даже «слишком». Он выдыхает каждое слово всё с тем же странным акцентом, который Кора пару раз слышала от знакомцев в стенах своих парижских апатов. Такие отрывистые, немелодичные и немногих глухие звуки.   — Ох, а Ваши предпочтения в чтение — это просто сокровищница! У Вас столь изысканный вкус на античных авторов: даже я не был ознакомлен со всеми произведениями из Вашего списка книг! Вы и правда не только красивы, но и исключительно умны и эрудированны — идеал образованности и нетленной красоты! Богиня, Венера, Гетера! — протяжным восклицанием звучит чужой звонкий, будто бы стрела, голос под сводами тёмных арок; мутит от сладости подобных речей.     Кора, меж тем, неосторожно и без деликатности прикасается глазами к чужим глазам. Кажется, Руку этот жесты по нраву... Но для него это — явно впервые, судя по тому, как он смущённо усмехается уголками губ; чтобы на него так пристально смотрела девушка. Для многих в этой школе подобное впервые — его не за что осуждать. Да, уж мало какая женщина, в отличие от Коры, позволила бы себе наглость оказаться так близко, так резко, так немилосердно рядом с мальчишкой, который всего лишь хотел напугать её своей экстравагантностью.   Хант с толикой наивности, на пару мгновений, отводит глаза куда-то к полу. Будто бы даёт себе передышку от спешных речей, которые уже успели наскучить (во всяком случае Коре). Его глаза кажутся пряными травами, которые переливаются чем-то светлым под сухим блёклым солнцем. А после, не размениваясь на лишние оправдания и представления, он беглым движением пальцев скользит за по́лы пиджака, с россыпью фиолетовых расшивок, извлекая из глубокого кармана... что-то вроде презента? — Кора не совсем понимает, что именно имеет в виду Рук, когда небольшую ажурную коробочку цвета у́гля он протягивает не дрогнувшей рукой в её сторону. Он улыбается с очевидной загадкой, будто бы выжидая похвалу.   — А это мой скромный презент для Вас: последние наблюдения просветили меня! Именно подобный дар будет достоин Вашей сильной и горделивой персоны! Я уверен, что именно это необхо..., — продолжая разглагольствоваться, причём весьма зря, Мсье Хант с улыбкой прирождённого лжеца и искусного лицедея, довольно-таки бесхитростно оправдывает свой подкупающий подарок.   Ни он первый, ни он последний, кто предлагал Коре что-то взамен на что-то. Многим нужны были привилегии и библиотечные снисхождения, дабы учиться без лишних мыслей о том, как жесток будет с тобой душка-Трейн, когда увидит недосдачу учебника в бланке. Однако, подарок Рука — как-то не взывает ни к интересу, ни к пользе. Кора не очень хочет его брать, но раз уж дают, то почему бы ни взять? Она цепким движением забирает изукрашенную рюшами картонку себе в узкий карман.   — То есть ты прогуливаешь пары, чтобы следить за мной, м? — Кора задаёт свой уместный, хоть и жестокий вопрос в тот миг, когда Хант почти собирается с силами, дабы вновь продолжить исторгать из себя комплименты вслед своему подношению. Врасплох, конечно, таким не застанешь, но хотя бы немного пощекотать нервы она точно сможет.   Улыбка Мсье Рука на мгновение становится горькой, будто бы степная полынь. Но он быстро натягивает на своё лицо маску радушия, отвечая с прелестной, почти подкупающей честностью:   — Да, Мадам! — он отвечает со странным шелестящим выдохом, и его губы делают смешливый пируэт; его акцент — всё ещё несуразный, хотя, Кора уже начинает ощущать особое очарование этих коротких набухающих слов.   — Понимаете ли, для меня крайне важно узнавать, как можно больше о людях, которые мне приятны, поэтому... Ох, иногда охотничий раж переполняет меня! Всё-таки — я охотник любви! И я просто не могу усидеть за партой на паре, если где-то рядом со мной живёт и дышит столь прелестная женщина, как Вы! Быть может, благовоспитанному ученику и не пристало вести себя так, но я абсолютно, абсолютно ничего не могу с собой поделать! — с неуместным придыханием на восходящем слоге, палит Коре в лицо Хант, всё ещё ни капли не смущённый их близостью; они стоят поравнявшись, нос к носу, и это могло бы быть почти интимно. Если бы не усталые глаза Коры.   — Тем более, разве можно не заинтересоваться столь необычной сотрудницей, как Вы! Чудесной сотрудницей, о которой нет совершенно никакой информации ни в сети, ни в бумажных экземплярах! Подумать только! О, Мадам Кора, право, Вы стали для меня неповторимой любовной загадкой, подобной старинной тайне пленительный златообильных Микен, которых не могли найти столь долго и отчаянно! Молю Вас, поймите же: в моих маленьких шалостях мной двигала лишь пылкая и искренняя любовь! — последние сладострастные слова Рук произносит с особенным удовлетворением; присущим обыденно безумцам, которые лучше тебя знают, какой цвет сегодня у твоего нижнего белья.   Коре это на руку. Она не прочь ещё немного поиграть перед тем, как отвадит навсегда от себя этого Мсье Сластолюбца.   Ведь такие юноши, как показывает многолетняя практика и женский опыт, бывают весьма смелыми на словах; но не в постели или вопросах ответственности.   — Повторюсь: ты настолько мной «очарован», что находишь посреди учёбы время для слежки? — Кора поддевает размеренным, почти мурчащим вопросам чужое самолюбие; пока её игривая рука касается узла чужого галстука. Она летучим движением тянет полосатую ткань, незамысловато переплетая галстук меж своих жёстких пальцев. Тянет не столь уж сильно, но красноречиво-настойчиво. Ровно с той толикой нахальства, из-за которой чужие зрачки сужаются судорожно, а улыбка Мсье дрожит.   — Ох, Мадам, я... бы ни коем образом не стал называть мой скромный, нежный, любовный интерес — «слежкой»! Понимаете ли, нечто столь прекрасное, как Вы, — не терпит отлагательств в познание и созерцании. Поэтому я, как бы не пытался, всё-таки не смог остановить себя от наблюдений за Вашей янтарной красотой и тяжким трудом, — Рук говорит ровными тоном, всё ещё с привкусом какой-то доверчивой восторженности; он не удивлён больше положенного. Но Кора ощущает в зыбком воздухе между их лицами лёгкой дуновение, короткий жест.   Кора тянет довольно уголки губ, замирая на мгновение. Она чувствует — тонкая монохромная лента галстука начинает мимолётно, почти незаметно выскальзывать из её ладони. Хороший знак. Знак побега.   — А знаешь, что ещё «не терпит отлагательств», Мсье Хант? — Кора шепчет одними губами, стараясь придать интриги тому, что и так очевидно; она чуть сильнее притягивает свой «поводок», заставляя юношу перед собой покорно склониться ближе.   «Покорно», конечно, сказано весьма помпезно и слегка преувеличено. Как ни как, Рук хватает галстук кончиками пальцев, галантно пытаясь высвободить его из пут Коры. Но, должно быть, не соврав, о своей заинтересованности её персоной, Хант всё-таки с осторожностью позволяет творить с ним явные бесстыдства (за которые её могут уволить одним днём).   Кора резво разворачивается на носках старых туфель, натягивая до чужого сдавленного всхлипа галстук; она закидывает на плечо самодельную, но весьма миловидную удавку, начиная неторопливо шагать в сторону библиотечной тележки. Почему-то ей крайне лестно слышать сбивчивые шаги Рука за спиной — он словно бы почти опадает к её строптивым ногам, не желая идти, но идя.   — А ещё отлагательств не терпит работа, — Кора кидает через плечо в чужое растерянное лицо утомлённые слова; чеканит каждый слог, произнося его столь высокопарно и верно, что юношеские колени подкашиваются неспешно, и Кора почти слышит этот елейный звук.   — Если у тебя есть время за мной подглядывать, значит есть время и помочь с расстановкой экземпляров, — Кора выдыхает слова с жаркой насмешкой, ещё раз чуть натягивая галстук.   Легко ощутить, как чужие ловкие пальцы начинают расплетать тугой узел в желание сбежать так же стремительно, как и появился; но, подтащив Ханта ближе к тележке с книгами, Кора нахальным и грубы рывком разворачивает юношу к себе.   — Даже не думай об этом, — она бегло ухмыляется, скалясь в улыбке.   У Рука — робкий взгляд. Теперь. Он смущённо поправляет полосатый галстук, пытаясь прибрать растрепавшийся воротник. Лиловая ленточка общежития игриво сползает по его плечу, и Рук лишь как-то приторно-вязко давит из себя уже куда более смирную, но... всё ещё довольную улыбку. Как ожидаемо: те, кто любят много говорить о высоком — так мало могут произнести, когда отвечаешь наглостью на их наглость.   — Ох, Мадам, я лишь хотел... Понимаете... Понимаете, мне уже... Уже пора! Да, я хотел лишь коротко поздороваться и вручить Вам мой небольшой дар, столь нужный Вам в это нелёгкое время! Да, лишь это и..., — с чужих губ срываются поэтичные извинения, и носки чужих лакированных туфель уже начинают смотреть в сторону скорейшего побега.   Но Кора легко ловит чужие «понимаете» за твёрдое, сильное плечо. Она несильно сжимает поверх отглаженного безукоризненно пиджака, продолжая издевательства. Которые, между прочим, начала не она. Как известно: «леди ссору не начинают — они её лишь заканчивают».   — Ты будешь развозить книги и расставлять их, куда я велю, — не жалея самодовольства, тоном, не терпящим возражений, Кора свободной рукой поддевает кончик чужого любопытного носа. Кожа Ханта — сухая и жёсткая почти, как у неё самой. Словно бы высушенный под солнцем золочёный буш.   — Прошу, Мсье Креольский Мальчик, — произнося каждое слово с особым пристрастием, Кора кивает к тележке с работой, откровенно наслаждаясь той путанной и немного тревожной растерянностью, что отражается в лёгком румянце на лице Ханта.   Он делает глубокий вздох, дабы явно возразить или задать ошеломлённый вопрос, но Кора перебивает его раньше, чем он успевает хоть что-то сказать:   — У тебя такой смешной акцент, — посмеиваясь иронично, Кора улыбается по-кошачьи широко.  — Очаровательно неуклюжий акцент.      

небольшая беседа старосты общежития прекрасной королевы

и его неудачливого заместителя

    — Снова бегал в библиотеку? Как ты её назвал — к своей «Королеве Библиотеки», я так полагаю? Ещё не предлагал ей встречаться, раз так заинтересовался ей, м?   — Ох, Roi de Poison, ты так хорошо знаешь своего охотника и его пристрастия. Но... Думаю, ты не совсем прав насчёт моих чувств к Madame Mégère...   — Что? Она уже не так сильно тебе нравится?   — Ох, как сказать... Она... весьма яркая, но... она такая... Мадам... Заинтересованная лишь своей работой. Она живёт книгами и античностью. Больше ничем решительно не занимается, а потому... Мне кажется, что мои любовные наблюдения за ней.... Могут быть окончены.   — Ах, как ты заговорил, Рук.   — Право... Я решительно думаю, что она... Весьма красива, эрудирована, своенравна... но её жизнь — не предмет изысканий. Мне даже показалась сегодня, что она в чём-то похожа на Roi de Chambre. Персона — неординарная, но... предсказуемая. Они оба... немного скучные.   — И что же твоему библиотекарша похожа на Шрауда?   — Non-non, mon Roi, я лишь говорил об общности их жизненного уклада и атмосферы... Что-то в этом есть.   — Прошу! Ты бы ещё сказала, что они «идеальная пара» и «им стоит встречаться». Право, Рук, твои странные привычки подглядывать за всеми — наводят тебя на дурацкие мысли. — Je vous présente mes excuses, mon Roi.