Мой мир/твой мир

Лионель осторожно, стараясь не создавать шум, опускает дверную ручку, позволяя маленькой щели появиться и предоставить ему ограниченный вид на комнату младшего брата. Его светлые брови спускаются ниже к глазам, а щёки надуваются в возмущении и досаде. Из своего места около двери ничегошеньки, кроме огромного шкафа из тёмного дерева и тускло-красного кресла, не было видно. Лео недовольно мычит, открывая дверь чуть шире, чтобы полноценно заглянуть внутрь. Теперь перед ним предстала полная картина: на большой кровати в дальней части комнаты Оливер спал в окружении множества мягких подушек, накрытый тёплым одеялом. На радости от увиденного Петти-Браун подпрыгнул, восклицая, но тут же опомнился, прикрыв рот ладошками. Мальчик помладше, стоявший прямо за ним в коридоре, нахмурился и приложил указательный палец к губам — безмолвная просьба быть тише. Которую Лео послушал: он так же осторожно, как и раньше, прикрыл дверь, оборачиваясь к младшим братьям. Итан стоял, перебирая подол пижамной рубашки, неуверенно оглядываясь по сторонам, а Нестор хлопал своими большими зелёными глазами, поглядывая то на одного брата, то на другого, пока зевота не настигает его. Было раннее утро, стрелки часов едва достигали шести тридцати утра, когда Лионель ворвался в комнату Итана с возгласами о своей гениальной идее, разбудив того. Конечно, младший Петти-Браун спросонья почти не слушал, о чём он так эмоционально рассказывал. Ему хотелось кинуть в мальчика подушкой и досыпать положенные ему два часа, пока милая гувернантка не разбудит его к завтраку. Сегодня был один из дней, когда родителей не было дома. Уильям и Оливия уехали погостить к графу, чьё имя казалось детям слишком сложным для запоминания. В такие дни главным в доме становился их старший брат — Джеймс, правда, его и не видно было почти. Он мог проводить в библиотеке по несколько часов, пока кто-нибудь из родителей не спохватится его, а когда их нет, то и некому было следить за ним. Зачастую такой расклад радовал младших, давая им волю устраивать себе поистине шумные неподобающие развлечения, которые так не любят родители. Присутствие Оливии и Уильяма, безусловно, ограничивало их выбор игр. Большую часть дня юные аристократы проводили за такими же скучными, как игра в гольф, которую так любил отец, уроками. Дом в обычные рабочие часы выглядел и звучал таким пустым и заброшенным. Конечно, убранство оставалось изысканным, роскошным, что глаз не оторвать, совсем не похожим на скудно обустроенные домики на окраине города, с первого взгляда на которые и понять нельзя было, использовались ли они как жильё. В оконных рамах многих из них были выбиты стёкла, так что любой мог с лёгкостью узреть, как же они выглядели внутри. Как-то раз близнецы сбежали от гувернантки, когда та под руку с Лео, выразившим желание пойти с ней, пришла забирать Оливера с занятий верховой езды. Мальчики бежали так быстро и долго, что совсем не заметили, как привычные центральные улочки Лондона сменились дальними районами. Из любопытства Лионель заглянул в одно такое окно, тогда же он и узнал, что такое «бедность». В доме, скорее всего, было несколько маленьких комнат, но мальчик смог увидеть только одну, оказавшуюся детской спальней. Стены были заклеены драными обоями, которые там и сям чередовались с листами газет, а кое-где вместо картин висели детские рисунки. На деревянном полу, что гнил в некоторых местах, по разные углы комнаты были раскинуты несколько страшных и на вид неудобных матрасов, покрытых дырявыми одеялами. По середине комнаты стоял единственный стул, почему-то отодвинутый от шаткого стола у одной из длинных стен, с которого одиноко свисал короткий, очевидно, детский коричневый шарф. В комнате, несмотря на естественное освещение, было мрачновато, глаза могли зацепиться лишь за единственную потухшую свечу, что стояла на том же столе. «Действительно ли там могли жить люди, а дети?» — подумалось в ту минуту Петти-Брауну. Увиденное помещение совсем не походило на его спальню, спальню Оливера или Итана. Где же были самые важные вещи: кровать, шкаф с одеждой, любимые игрушки, мягкий ковёр на полу или люстра на потолке? Конечно же, их дом совсем не походил на то место, но ощущался таким же заброшенным и покинутым своими хозяевами. Одни лишь слуги и гувернантки своими шагами заставляли старые деревянные половицы жутко скрипеть, словно шаги эти принадлежали вовсе не работникам, а гнусным воришкам, крадущимся по длинным коридорам особняка. Именно эти пустые от людей коридоры пугали Лео почти так же сильно, как та убогая комнатушка. Поэтому он, пусть и скучал по родителям, любил дни их отсутствия, в которые дом словно обретал душу. Разговоры слуг доносились отовсюду, они продолжали выполнять свою работу, но могли дать себе позволение чуть расслабиться и поговорить, не боясь гнева супругов Петти-Браун. Братья от них не отставали, играя, они громко хохотали, нарушая одновременно сразу несколько правил. Они шумели, бегали и пачкали свою одежду, за что, конечно, по возвращении родителей, охватывали осмысленное наказание, ведь стоило им снова покинуть территорию поместья, как дети делали то же самое. Джеймс всё также предпочитал оставаться в библиотеке, но к ужину всегда покидал свою берлогу, присоединяясь к их детским радостям. А поздними вечерами, когда луна перенимала господство в небе, он лично укладывал маленького Оскара в его колыбель, а после приходил читать сказки остальным, позволяя всем четверым засыпать на одной кровати. Лионель не мог упустить эту редкую возможность повеселиться. Только прознав про грядущий отъезд Оливии и Уильяма, он сразу же кинулся фантазировать, какими же будут его новые приключения с братьями. Можно было снова поиграть в пиратов или уговорить Джеймса отвести их в город, а возможно, они смогли бы устроить бой подушками. От волнения о сегодняшнем дне мальчик вчера уснул только к одиннадцати, но тем не менее проснулся раньше всех. Он потянулся, протёр слипающиеся глаза и подскочил с кровати, отправившись будить братьев. Его босые ноги ступали по прохладным доскам, пока пол не сменился на мягкий ковёр, расстеленный практически по всему второму этажу. Его первой целью посчастливилось стать Итану, но не его же вина, что комната мальчика была ближе всего к его собственной. Младший брат, свернувшись клубочком, спал, как маленький ангел, коим его именовала Оливия. Его светло-русые волосы, которые слегка скрывали его детское личико, казались золотистыми в утреннем свете, его глаза были закрыты, пока он сам погружался в мечты о чём-то, наверняка далёком и прекрасном. Однако спать ему оставалось недолго. Несмотря на то, что фантазии Лионелю хватило только на громкое «просыпайся» и щекотку — оружие на все века, это, конечно, безупречно сработало и в этот раз. Мальчик приоткрыл зелёные очи, хихикая, вертелся в разные стороны на кровати, уронив одеяло, и махал руками, пытаясь избежать ловких пальцев братца на своей коже. Лео был беспощаден, загоревшись сильнее, он норовил найти новые чувствительные к щекотке места, но и оказанное ему сопротивление тоже усилилось. Они оба повалились на пол с глухим стуком, прозвучавшим едва ли не на весь дом, но каким-то образом остался незамеченным слугами. Оказавшись лежащими неподалёку от забытого одеяла, мальчики замерли, только их нарушенное смехом дыхание контрастировало с тишиной спальни. Лионель, всё ещё не желая расставаться с моментом веселья, уселся на пол и, облокотившись на кровать, посмотрел на младшего брата, который, наконец, полностью проснулся, но оставался на полу, раскинув руки. — Ты же не можешь спать всё утро, — сказал он с хитрой улыбкой. — У нас столько дел! Итан, потирая глаза, приподнялся на локтях, подув на страдающую на глаза чёлку, и взглянул на Лионеля с недоумением. — Какие дела? — спросил он, зевнув. — Это воскресенье, — мальчик поднял глаза на массивные часы, маятник которых медленно качался с характерным звуком, — а сейчас 6 утра, ещё завтрак даже не готов, — Итан, наконец, встал и потянулся, как будто его тело ещё не совсем проснулось. Он посмотрел на брата, и в его глазах зарождалась искорка интереса. Если Лео пренебрег несколькими часами своего сна, значит, он точно задумал что-нибудь занятное. Это знали все, даже сам Лионель. Именно его пылкий ребячливый ум мог навеять грандиозное веселье, и он же становился причиной вздохов родителей, выслушивающих захватывающие приключения своих детей в их отсутствие. Братья просто следовали за ним, охваченные его заразительной улыбкой и обычным для детей желанием играть в интересные игры, придуманные братом. Или, скорее, братьями. Оливер со своей большой фантазией частенько был тем, кто дорабатывал идеи Лионеля, очерчивая ровный контур набросков. Именно так и зародилась любимая игра Петти-Браунов в пиратов. Лео как-то раз нагло, совершенно некультурно, ворвался в его спальню с двумя деревянными мечами в обеих руках, пока близнец заучивал французские глаголы — домашнее задание от милой Жаклин. Его голубые глаза через всю комнату пристально смотрели на брата, который и бровью не повел на появление Лионеля. Тогда мальчик подбежал ближе, небрежно кладя один из мечей на чужой стол, тем самым случайно опрокинув чернильницу прямо на пергамент. Оливер среагировал быстро, поднимаясь со стула до того, как жидкость замарает штаны, но вот его светлой хлопковой рубашке повезло гораздо меньше. На правом рукаве ныне красовалось несуразное темное пятно, скрыть которое было бы той ещё трудной задачей. Лео, ойкнув, виновато улыбнулся близнецу, надеясь на милость. Только досада одолела младшего брата, когда он понял, что чудом остался чистым, и встал в боевую позицию. Губы Оливера тронула улыбка, и Лионель не мог не ответить на неё, готовый отразить удар. Их дуэль в процессе вышла за пределы опочивальни. В какой-то момент им даже пришлось установить временное перемирие, чтобы, заигравшись, не упасть с лестницы, когда поединок вынуждал мальчиков по очереди отступать всё ближе к ней. Но стоило их ботинкам коснуться светло-красного ковра на полу первого этажа, как деревянные мечи снова скрестились. Лео увел брата в сад, освобождая их от возможности случайно разбить какую-нибудь вазу отца. На улице они оказались не одни: в беседке сидели два их младших брата. Итан что-то вслух читал на французском, а Нестор сидел рядом, заглядывая в раскрытую книгу, чтобы, видимо, следить за его словами. Однако Итан замолчал: громкие звуки детской дуэли не позволяли ему сосредоточиться на чтении. Его язык заплетался, а родные французские буквы виделись совершенно незнакомыми. Близнецы были довольно шумные, не замечая вокруг ничего, кроме самих себя. Конечно же, они не заметили и свой галдеж, вторгнувшийся в лёгкую, как ощущение летнего ветерка, атмосферу беседки. Однако так уж вышло, что Итан, пусть и был самым тихим из них, всё ещё был Петти-Брауном, а они хороши в своей мести. Книга, оказавшаяся «Похождениями Жиль Бласа из Сантильяны», прилетела прямо в старшего близнеца, больно ударив его по ноге. Нестор, не сдержавшись, хихикнул с удивленного и болезненного выражения лица Лео, Оливер отпустил единичный смешок в кулак, а Итан грозно приблизился к голубоглазому с новым оружием в руках — метлой, которая обычно стояла в углу беседки, готовый стать новым участником поединка. Нестор тоже подбежал к ним, спрятавшись за спину Оливера, чтобы посмотреть на сцену с безопасного расстояния, пока Итан ругался на Лионеля. Позже случайная дуэль преобразилась в командную, а ещё позже стала гонкой. Оливер предложил использовать шкатулку с украшениями матери как тайный сундук с сокровищами — главную цель всех настоящих бесстрашных пиратов. Та команда, которая найдет его первой, выигрывает, получая в награду желание, которое должны исполнить проигравшие. Чтобы всё было честно, они всегда звали разных слуг прятать шкатулку. Почему же именно пираты? Всё просто: какой ребенок не любит пиратов? Оливер мог разглагольствовать часами, придумывая новые сюжетные повороты в их истории, и внимать их никогда не становилось скучно. Когда родители покинули дом в прошлый раз, они довели историю до Испании. Два враждующих английских пиратских судна одновременно двинулись в южноевропейскую страну, проплыв мимо Франции и оставив родную Англию позади. По сказаниям, когда-то давно один граф спрятал сокровища в одной скрытой пещере на севере Испании. И вот два экипажа добрались до суши, оставалось только найти ту самую пещеру на карте сокровищ и сразиться с врагами. Оливия и Уильям уехали ещё вчера, однако из-за скачек, в которых участвовал Оливер, они не смогли продолжить игру, завершения которой ждали около месяца. Разочарованию мальчиков не было предела. Однако если говорить о сегодняшнем дне, то он, в противовес вчерашнему, обещает быть захватывающим. Лео был намерен во что бы то ни стало приобщить своего близнеца к играм и не отпускать, пока какая-нибудь из команд не выиграет. Для этого следовало завербовать его с самого утра, чтобы уж точно не отвертелся. Так они с братьями и оказались в коридоре, растерянно стоя напротив комнаты Оливера. Правда, недолго. Из-за соседней двери, которая открылась так тихо, что братья, поглощённые разговором, сначала и не заметили, в коридор вышел ещё один человек. Только Нестор удивлённо проронил: «Джеймс», заставляя Итана и Лионеля повернуть головы. Названный юноша подошёл ближе, ныне возвышаясь над детьми. Он уже прошёл через всю утреннюю рутину и привёл себя в порядок: его тёмные волосы были заплетены в низкий короткий хвост, из-под жилетки выглядывала рубашка, заправленная в чёрные брюки, ноги были обуты в идеально чистые туфли, а лицо сияло бодростью, без единого намёка на утреннюю сонливость. Брат хмурил брови, его руки грозно сложились на груди, а взгляд серьёзно оглядел шумных детей. — Ну-с, молодые господа, чего это мы не спим? — произнес он совсем без упрека, кажется, это был искрений интерес. — Родители возвращаются завтра, а значит, у нас осталось не так много времени для игр, — братья переглянулись между собой, пока Лео, как самый старший, не сделал маленький шаг вперед, объясняясь перед Джеймсом. — Сегодня надо много играть! — Итан и Нестор кивнули, соглашаясь с его словами. — Вот как, — юноша качает головой, но его серьезная маска спадает, оставляя настоящего Петти-Брауна, который был не прочь подыграть детям. Улыбка образуется на его лице и передается мальчикам, теперь спокойным, что брат не наругает их. — А Оливера вы где потеряли? — Джеймс наигранно заглядывает за спины младших, но, ожидаемо, не находит там второго близнеца. Дети с ответом мешкают. Лео оборачивается к входу в спальню, где сейчас посапывал его близнец, но молчит, толкая Итана, который обернулся следом, в бок. Мальчик издает тихое «Ой», хмурится, но берет инициативу на себя, отвечая старшему Петти-Брауну: — Он спит, — неуверенно произносит он. — Мы хотим разбудить его, чтобы играть, но Лео сказал, что нужно придумать, как сделать это интереснее. — Хм, — Джеймс смешно дёрнул губой, изображая задумчивость, от чего Нестор издал одинокий смешок. — Почему бы вам не пойти в сад и сорвать, скажем, парочку маленьких цветочков, чтобы пощекотать ими Олли? — юноша указал пальцем в сторону двери, ведущей на задний двор поместья. Там, на большом зелёном участке, уживались вместе сад их матери, беседка, где летом устраивались чаепития и подавался ужин, детские качели, маленький прудик, через который проходил деревянный мостик, и небольшая конюшня, где обитали тройка семейных лошадей. — А после, в качестве извинений, вы можете подарить эти цветы ему. — Но Оливер ведь не дама, чтобы цветы ему дарить, — Лионель надул щеки, подвергая критике идею брата. Она показалась ему скучной. — Ну и что, — Джеймс присел на одно колено, обнимая Лео одной рукой. — Ему понравится, и он совершенно точно поиграет с вами, — он подмигнул, подталкивая младшего к остальным братьям, которые уже успели добежать до двери. Итан и Нестор уже согласились с идеей Джейма, то ли от желания угодить авторитетной для них фигуре старшего брата, то ли от лёгкого решения их проблемы, что означало быстрый переход к делу. Лионелю не оставалось другого выбора, кроме как согласиться с братьями, вздыхая от досады. Конечно, его настрой не оставался таким печальным, как картины, украшающие отцовский кабинет, надолго. Уже спустя пару секунд он и позабыл о былых обидах и загорелся новой идеей, осматривая цветы в саду. Сад, по словам многочисленных гостей поместья, был настоящим произведением искусства, созданным заботливыми руками их матери. В его центре находилась та самая беседка, обвитая зелеными лозами, которые весной покрывались белыми и розовыми цветами, что так нравились всем жителям дома. Она служила укрытием от палящего солнца, где семья могла наслаждаться свежим воздухом и ароматами цветущих растений, не опасаясь плохого самочувствия из-за коварного солнца. По обе стороны от тропинки, выложенной гладкими камнями, которая вела в дом, росли яркие цветы: нарциссы, тюльпаны и розы, которые распускались в самых разнообразных оттенках. Оливия больше всего любила алые розы, и Лионель разделял её взгляды. Вокруг прудика, куда залетели дикие утки, росли высокие камыши, ещё не убранные садовником, а на поверхности воды плавали кувшинки с белыми и розовыми цветами, словно маленькие паруса маленьких пиратских корабликов. Качели, когда-то сделанные из прочного дерева Дамианом, покачивались на ветру, создавая мелодичный скрип. На них сидела одна из служанок, та, что присматривала за Оскаром. Их младший брат сидел у девушки на коленях, играя с игрушкой. Прежде чем искать цветы, дети направились к ним, поздоровавшись с самым маленьким членом семьи. Светлые лучи солнца пробивались сквозь листву деревьев, создавая игру теней на земле и волосах ребят. Непослушные локоны Лионеля словно сияли настоящим золотом при его свете, а волосы Итана, казалось, становились рыжими, ровняя его с близнецами. Только это совсем не интересовало мальчиков. Те кинулись собирать цветочки, представляя, как они смогут развеселить Олли. *** Юноша сидел в беседке за чашечкой чая, окружённый теми самыми цветами, которые когда-то казались ему волшебными. Что же делало их таковыми и почему он больше не считал так? Лионель посмотрел на старые, увядшие лепестки прекрасных роз, которые ему пришлось сорвать, и сердце сжалось от грусти. Некогда яркие и пышные цветы сада матери теперь выглядели уставшими — их свежесть и яркость, казалось, растворились в воздухе. Нет, растения, даже спустя столько лет, всё ещё радовали глаза гостей, но этот сад ощущался обычным. Привлекательным, но обычным, как тысячи других. Оливия уделяла ему всё меньше времени, и это было заметно. Рядом с ним, на столе, лежали ещё несколько увядших цветков: лилии с покоробленными лепестками, незабудки, которые когда-то ярко сияли синим, теперь тускло и бездыханно смотрели на мир. Подобные мысли кололи пальцы не слабее шипов его любимых алых роз. Лео не мог вынырнуть из воспоминаний о том самом дне. Почему-то такой обычный и ничем не примечательный, он поселился глубоко в его памяти. Будто это было вчера. Он закрыл глаза и представил, как в юности бегал по этому саду, собирая цветы в маленькие ладошки, обрывая их с осторожностью, словно они могли рассыпаться в прах. Тогда всё казалось волшебным: яркие тюльпаны, что распускались, словно красные звёзды, и ароматные розы, захватывающие взгляды. Перед глазами предстала картина, как он, ещё ребёнок, прятался в кустах, играя в прятки с братьями, как они строили замки из цветочных лепестков и мечтали о великих приключениях. Горькое осознание наконец пришло ему в голову. Они выросли, и цветочные башни с мечтами о приключениях сменились совсем другими целями и желаниями. Лишь Оливер оставался верным идее существования свободы где-то там, за океаном. Только он был готов отстаивать своё мнение и идти в конфронтацию с родителями. Сад словно был отражением их семьи. Упадок был очевиден: плетистые розы, которые когда-то взмывали к небу, теперь свисали, как будто тянулись за уходящим светом. Лео вздохнул, чувствуя тяжесть на сердце. Оливия, погружённая в свои заботы, больше не могла уделять внимание этому уголку их жизни. И ему приходилось делать всё самому: обрезать ветки, поливать землю, собирать семена. Да, конечно, садовник занимался садом, но не мог Лионель позволить чужому добраться до этого сокровища. Он не жаловался, любовь к цветам у них с матерью была одна на двоих. Даже если мать совсем о ней забыла. Но он не мог избавиться от странного ощущения упущенного момента. Каждый цветок, который он сейчас видел, словно шептал ему о том времени, когда жизнь была проще, когда смех и радость наполняли этот сад. Лео прижал к себе один из увядших цветков, и в его душе вспыхнула искра надежды. Может быть, если он будет заботиться о саде так, как это делала Оливия в его детстве, то он сможет вернуть ту волшебную атмосферу, которая когда-то наполняла их дни. Она всегда говорила, как же важно помнить, что даже увядшие цветы могут снова расцвести, стоит лишь приложить немного усилий и любви. Лео запомнил эти слова, выучил их наизусть. Однако сможет ли он сделать это и для семьи, когда мама давно сдалась, позволяя ссорам стать обычной частью их жизни? Он задумался о том, как это прекрасно описывает их дом. Их ссоры, крики отца и матери, его собственные перепалки с Оливером — всё это было частью их жизни, частью их семейной истории. Как и прекрасный сад, покинутый своей хозяйкой, их семья тоже осталась покинутой ею. Оливия изменилась. Случилось это не по щелчку пальцев, конечно, нет, иначе бы он заметил раньше. Сейчас же Лео уже и не может сказать, когда семья свернула не туда. Не только Оливия, все они. — Лионель, — взволнованный голос ворвался в его думы, заставив юношу вздрогнуть и уронить увядшее растение. Обладатель голоса виновато наклонил голову, продолжая чуть тише: — Там… там Дамиан, живой, в кабинете у отца! — говорившим оказался Итан, чьи зелёные очи испуганно глядели на старшего брата. Теперь Лео понимал, чем он был так встревожен. Петти-Браун поднялся с лавочки, кивая брату в сторону дома. Они направились внутрь. Лео считал свои шаги. Раз, два… Он шел по коридорам, ощущая, как мирная, уютная атмосфера сада, атмосфера его воспоминаний, исчезла. Лишь тревога смогла удержаться, не просто удержаться, она нарастала. Ему вдруг померещилось, что рисованные глаза людей с картин, которые многочисленные гости дарили Уильяму, подглядывают за братьями, словно генералы, смотрящие на простых бойцов, которым было суждено встретить смерть в предстоящем бою. А стены, на которых и весели эти картины, казались молчаливыми свидетелями их семейной драмы. Будто бы всё в этом доме ожидало развязки захватывающего романа, в который превратилась их жизнь. Они все заблудились в этом лабиринте ссор и непонимания, в лозах страха и желаний. А тот, кто мог бы указать дорогу обратно к свету, тот, кто смог остаться верным себе, остался в прошлом. Забавно, каким же важным на самом деле оказался Оливер. А важным ли? Стоит ли разыгрывать трагедию в и так переполненном спектакле? Лионель не мог дать ответ. Каждый звук, доносящийся из-за дверей отцовского кабинета, казался громче, чем обычно. Уильям работал тихо, даже из приоткрытой двери в любой другой день не вылетало ни звука, но сейчас. Возможно, это подсознание играет с ним в игры, и нет на самом деле никакого шума голосов, который он себе вообразил. Однако есть кое-что другое. Легкий шорох шагов и взгляд ненастоящих глаз, которые складывались в резкую симфонию напряжения. Лео чувствовал, как его сердце стучит в унисон с тревогой, что полностью захватила его тело. Разве возможно это? С чего бы ей разжигать свой уже потухший костер? Ничего не произошло. Оливер сам виноват, что отца не послушал. Умер, подумаешь. Почему же Лионель должен чувствовать это? Чем ближе они подходили к кабинету Уильяма, тем плотнее становился воздух вокруг них, как густой туман, нависший над садом этим утром. Лео почувствовал, как дрожь пробежала по его телу. Он ненавязчиво осмотрел Итана. Были ли у него похожие мысли? Достигнув двери, братья остановились на мгновение, чтобы собраться с мыслями. Всё будет хорошо, — повторял Петти-Браун про себя, как заклинание, как Джеймс в детстве. Он знал, что должен быть сильным, что должен быть, как брат, но в его душе затаилась неуверенность. Лионель отвернулся от двери, вглядываясь в даль коридора, к лестнице. Там ему повстречалась пара голубых глаз, обладатель которых тут же скрылся на втором этаже, потянув за собой и спутника. Нестор и Оскар. Конечно, они уже слышали, кто посетил их дом, но не набрались смелости войти внутрь и встретить его. Лео вздохнул, проводив братьев взглядом. С момента пропажи Оливера все были так заняты расследованием этого и своими обыденными делами, что совсем не обращали внимания на младших детей. Нестор был достаточно взрослым, чтобы справляться со своими проблемами самому. В его возрасте он сам уже учился в училище на другом конце Англии. А Оскар был под присмотром слуг, загруженный учебой. Лионель и не подумал спросить, как же они себя чувствуют. Спрашивал ли кто-нибудь другой? Ладонь Итана накрыла его плечо, заставив брата обернуться. Его губы были поджаты, бровь приподнята в вопросе, а глаза смотрели так же неуверенно, как в детстве, когда Лео пытался уговорить его присоединиться к играм, которые совершенно точно разозлят родителей. Он кивнул, натянув ободряющую улыбку для младшего, и постучал. И вот, стоило им переступить порог, как в воздухе словно раздался гремящий звук грома, как будто сама природа отозвалась на его тревогу. Гнетущая атмосфера коридора нынче казалась лишь каплей в море. Воздух в кабинете отца казался тяжёлым, словно они находились и вовсе не в комнате поместья, а на поле, на котором ещё недавно происходили кровопролития. Лионель прошёлся взглядом по помещению. Кабинет отца никогда ему не нравился. Он был просторным и мрачным. Тяжёлые шторы на окнах были плотно заперты, не пропуская ни единого луча света. Массивный деревянный стол занимал центральное место в комнате, а на нём вечно были разбросаны бумаги, чертежи, карты. На стенах висели пейзажи и натюрморты, только семейный портрет пятилетней давности был словно светлячок в летнюю ночь. Оливия и Уильям сидели на голубом диване, держась за руки, по обе стороны от них сидели они с Оливером, на подлокотнике справа разместился Оскар, рядом с ним, придерживая брата, стоял Нестор, Итан же стоял, оперевшись о левый подлокотник. Образцовая английская семья. Картина весела прямо над столом, рядом с которым Уильям и Дамиан стояли друг напротив друга, словно два противника на дуэле, готовые к бою. Напротив них Оливия сидела на кресле, опустив голову вниз, так, что её темные вьющиеся волосы полностью скрывали её лицо. Она придерживала блюдце с чашкой, которые расположились на её, покрытых синей тканью платья, коленях. Лео замер, прямо как его сердце в мгновение, когда он увидел фигуру Дамиана, смотрящего на него с серьезным, почти испуганным выражением лица. Словно он увидел призрака, а может, действительно увидел. В конце концов, с одним возможным они носили одно лицо. — Лионель, Итан, — произнес отец, только Лео пропустил это мимо ушей, его голос звучал как далёкое эхо. Все внимание Петти-Брауна захватил испанец. Ещё несколько дней назад Лионель думал, что Бланко мертв, погиб вместе с его братом. Потом появились слухи, что учёный прибыл в Англию, а позже отцу пришло письмо. Это было так странно. Лионелю казалось, что его мир перевернулся дважды. Знать, что человек, которого ты знаешь с детства, умер, принять было несложно. Когда он узнал, что Дамиан жив, на минуту ему показалось, что это даёт и Оливеру возможность вернуться, конечно, это было глупо, наивно и по-детски. Лео легко поверил в возвращение испанца, но одно дело знать, что он на самом деле жив, и совсем другое — вновь встретить его. Это было слишком, просто слишком, чтобы принять сие как данность. Дамиан вернулся. Как же много значило это простое слово — вернулся. А что оно, собственно, такого важного значило? Дамиан вернулся, да, но Оливер всё ещё где-то там, в глубинах морских вод, и никто его больше не увидит. Разве не это было сейчас важно? Он запутался. Всё происходит так быстро. Мысли метались, как птицы в клетке. Он не знал, что чувствовать, что говорить, и его взгляд невольно скользнул к брату. Итан, казалось, был поглощён фигурами мужчин перед ними, его зелёные глаза метались между ними, не решаясь задержать взгляд ни на одном из них надолго. Лео попытался сосредоточиться на них. Было очевидно, что перед их приходом те уже успели поговорить, и они продолжили после краткой минуты молчания, когда вошедшие ответили на приветствие родителя. Ни Дамиан, ни Уильям не кричали, их голоса звучали привычно, ровно, как струна скрипки. Но в какой-то момент спокойный вид отца испарился, он словно окаменел, одной рукой вцепившись ногтями в деревянную поверхность стола, а другую сжав в кулак. Бланко подтвердил то, что они и так знали. Случилось кораблекрушение, все погибли, он сам выжил чудом. Их голоса поднимались всё выше, пока оба перешли чуть ли не на крик. Это удивило Лео, отец столько раз конфликтовал с Оливером, столько раз к нему за советом приходили глупые люди, но он никогда не кричал. Уильям всегда считал, что повышать голос — недостойное поведение для аристократа, но сейчас, казалось, все правила канули в лету, похоже, смерть Оливера влияла и на него. А ведь казалось бы, это во многом облегчало ему жизнь, больше не было сына, который грезил о своих детских мечтах, так стремившегося исчезнуть по ту сторону океана. Узреть истинную свободу. Лионелю хотелось саркастично усмехнуться. Конечно, их семья не так проста, как все думают. Ссоры — часть их жизни, но они всё ещё семья. Они любят друг друга. Оливер тоже был частью их семьи, и Лео любил его, любил так же сильно, как и других братьев. Уильям тоже любил своего сына. Шум голосов вдруг сменился звоном разбившейся об пол керамики, а после всё затихло на мгновение. Лионель повернул голову к источнику нового звука, и его глаза округлились, а рот приоткрылся, но из него так и не вылетело ни единого слова. Осколки разлетелись по полу, но несколько из них вонзились в ладонь Оливии, порезав её. Кровь, смешивалась с оставшимся на руках чаем, медленно стекала по пальцам, капая, марая и пол, и её элегантное платье. Но не это было столь важным, отнюдь. Матушка практически не выходила из своей спальни, а если и выходила, то только ненадолго. Петти-Браун не видел её несколько дней, занятый делами, которые она же обычно и выполняла. Лео только сейчас удосужился действительно посмотреть на неё. Её мягкие красивые волосы, которые она всегда заплетала во всевозможные прически, были растрепаны, а лицо было бледным, как у поганки. Она подняла взгляд с пола, но смотрела на них, словно не понимая, кто перед ней и что произошло. Лео почувствовал, как его сердце сжалось, вот что было важно. — Мама, — произнёс он, но она не реагировала на его слова. Оливия просто сидела, как статуя, пока Уильям не подошёл к ней, осматривая искалеченные ладони. Итан побежал за служанкой. Мужчины повели её в гостиную. Кабинет опустел. Лео остался в комнате один, ощущая, как тишина заполняет пространство после ухода всех. Она успокаивала. Но совсем скоро служанка потревожила его гавань, начиная убирать беспорядок. Он, наконец, собрался с силами и вышел. Вопрос «что это было?» не покидал его голову. Его взгляд вновь нацелился на лестницу, на которой снова были замечены каштановые кудри и голые глаза. Однако в этот раз Нестор не поспешил скрыться. Он кивнул брату и всё-таки умчался вверх по ступенькам. Лионель пошёл за ним. Младшие всегда прятались в библиотеке, стоило новому конфликту разразиться в их временами тихом доме. Они предпочитали избегать семью в такие дни, как сегодняшний, и Лео не собирался винить их в этом. Библиотека была уютным местом, Петти-Браун понимал, почему Джеймс любил её, почему её любят и Нестор с Оскаром. Но он сам практически не появлялся здесь после утраты Джеймса. Не мог. Лео старался повернуть дверную ручку как можно тише, ступая внутрь медленными шажками и останавливаясь посередине хранилища книг. Оскар сидел на полу, опершись на стеллаж, рядом с ним на коленях сидел Нестор, поглаживая мальчишку по руке. Светловолосый плакал. — Почему это происходит? — спросил Оскар, всхлипывая. — Почему, Лео? — но у юноши не было ответа. Всё, что он смог сделать, это подойти ближе, наклониться к брату и обнять его. — Я не знаю, Осси, — сказал он тихо. — Я не знаю. Нестор присоединился к ним. И Лионель наконец почувствовал, что сможет помочь семье, он понял, что может сделать для этой семьи. Петти-Браун создаст новые счастливые воспоминания, он будет рядом, взрастит слабые расточки, пока из них не получатся прекрасные тюльпаны.