Мой мир/твой мир

Оливер устало вздыхает, аккуратно переступая через разбросанную по полу одежду, чтобы наконец усесться на кровать и передохнуть от примерок. На что младший принц закатывает глаза, откидывая очередную рубашку, уже в сотый раз за последний час. Богдан подходил к поставленной ему задаче ответственно, возможно через чур ответственно, сказал бы Петти-Браун. Казалось, что парниша был обеспокоен его внешним видом больше, чем он сам. То брюки слишком узкие, то рубашка не того оттенка, а то и хороша одежда, но волосы не так лежат. В общем, нашел Богдан свою отдушину в том, чтобы приносить всё больше новых вещей, заставляя его голову кружиться от постоянных переодеваний. Даже юные леди, переодевая своих кукол, были более осторожны и сдержаны, дабы ненароком не разбить их фарфоровые тела, но отказать юноше он был не в силах. Его зелёные очи сияли искренней радостью и наслаждением ситуацией, так похоже на его собственного младшего брата. В детстве он смотрел так на него во время конных тренировок. Оливер тогда мог сделать только несколько несложных трюков, но для брата это выглядело, как настоящее волшебство. Однако он не то что восхищения давно не видел, но даже обычного прямого взгляда на себя от братьев, за исключением Лео, поэтому, наверное, и не хотелось расстраивать Богдана. Оливер же не из фарфора, правильно? Он от одежды не умрет. Весь сыр-бор так-то начался из-за важного праздника, который, как понял Петти-Браун, был обычным днём рождения кого-то из королевской семьи, просто имел другое название — Эниликус Нихтэ. Юный принц говорил о нем много, но бессвязно, так что образ веселья совсем не хотел оседать в его памяти надолго. Всё, что он смог усвоить, так это то, что Роман как наследник будет иметь к нему непосредственное отношение. Именно он собственно и прислал сюда младшего принца, дабы подготовить своего подопечного к выходу, конечно, с позволения правителя. Честно говоря, Оливер и помыслить не мог, каким образом Жемчужине это удалось, учитывая сколько проблем принес с собой наземец и как нежелательно было разрешать ему разгуливать среди народа. В последний раз их с Мишей вылазка оставила Рому в таком негодовании, что он метал молнии ещё парочку дней после инцидента, вплоть до сегодняшнего дня. Поэтому предложение провести праздник вместе стало полной неожиданностью для Петти-Брауна. — Так мы и ввек не управимся! — Богдан достает из чемодана новую светлую рубашку и, в отличие от Оливера, не церемонясь, прошёлся прямо по тканям на полу, чтобы всунуть её аристократу. — Эта-то точно подойдёт, примерь, — парниша выжидающе смотрит на Петти-Брауна, и отворачивается, когда тот со вздохом начинает расстёгивать пуговицы на своем одеянии. — Совсем другое дело, глаз у меня алмаз! — русоволосый хлопает в ладоши, крутясь вокруг наземца, словно земля вокруг солнца. Оливер с его заявлением спорить не стал, лишь многозначительно прошёлся взглядом по разбросанной одежде, которая ранее по словам парнишки тоже подходила ему. Хотя Петти-Браун и был склонен скептически относится к чужому мнению по поводу его одежды, он должен был признать хороший вкус принца. Голубая свободная рубашка имела стоячий воротник с золотыми пуговицами, соединёнными вместе такой же золотой цепочкой, такие пуговицы были и на манжетах, тогда как остальные сливались с оттенком ткани, оставаясь незамеченными. Оливер заправил её в обычные прямые белые брюки, которые Богдан одобрил ранее. Осматривая себя в зеркало, он отмечал, что вещи подходят ему, серовато-голубой оттенок рубашки практически не выделялся, позволяя взгляду зацепиться за золотые детали, но и они не перетягивали всё внимание. Его рыжеватые волосы были акцентной частью образа, именно поэтому юноша так долго подбирал подходящие цвета, ему хотелось оставить необычные волосы наземца в центре внимания. Обычно Оливер старался спрятать свою блондинистую челку, оставляя только копну рыжих локонов, но Богдан напрочь запретил ему делать это, имея на неё планы. Однако даже так принц снова хмурился, пристально рассматривая аристократа. Чего-то не хватало, Петти-Браун мог прочитать это по его лицу. В миг Богдан вскрикнул быстрое слегка корявое английское «точно» и ринулся к куче брошенной одежды, выискивая что-то. Этим чем-то оказался белоснежный слегка короткий пиджак с двумя рядами золотых пуговиц и серовато-голубым обрамлением по периметру. Видимо он был сшит в комплект к рубашке, потому что цвета идеально совпадали, дополняя образ. Теперь-то Оливер точно готов к выходу. — А ты в чем пойдешь? — Петти-Браун встречает взгляд зелёных очей в зеркале. — Возможно я не так искусен в здешней моде, но даже так могу сказать, что твой наряд не отличается от других, нет в нем ничего нарядного. — Хм, вот-вот, что в нашей моде ты не смыслишь, м-моя одежда всегда великолепна, достойна титула принца… — Богдан скрещивает руки, пока глаза бегают по комнате, отчего-то вопрос напугал его, что было слышно по сильному пуще прежнего акценту. — Я на торжестве позже появлюсь, у меня дела есть, не хочу случайно замарать праздничный костюм, — говорит он чуть спокойнее, поправляя свою накидку. Допрашивать парнишу смысла не было, да и хотелось ещё больше нервировать вчерашнее дитё. Сразу вспоминается их первая встреча, тогда напуганный, но дерзкий, принц показался ему надоедливым избалованным ребенком. Впоследствии он убедился в последнем пункте, однако перестал считать его надоедливым, скорее девиантным. В один момент подросток шутил с ним, помогал практиковать атлантский язык, а в другой — норовил скрыться с глаз долой, словно мышка, завидевшая неподалеку хищного кота. Однако Оливер вполне мог довольствоваться его обществом, всё лучше, чем запертым в одиночку несколько дней, почти с неделю. Пока Рома решал секретные вопросы государственной важности, прихватив с собой и Михаила. Хоть что-то хорошее от похода в дом Петра всё-таки случилось: двое друзей снова были вместе, названные братья, не иначе. — Твой наряд должен покорить всех людей, что соберутся на площади, а то негоже такому моднику нарядиться хуже такого не просвещенного человека, как я, — Петти-Браун подмигивает, взъерошивая пшеничные волосы, что совсем не вредит ровным прядям юноши, чьи щёки едва краснеют от сего действа. Конечно, обученный манерам и нормам приличия у собственной матери, он знал, что превышает допустимый контакт, касаясь чужих волос без должного разрешения. Однако очень уж ему хотелось расслабить Богдана, иметь хорошие отношения с родней Романа пошло бы ему на пользу. — Блистай, божье дарование, — Оливер произносит это на атлантском и усмехается, когда его руку скидывают с чужой головы. — Не хочу тебя разочаровывать, но блистать там буду не я, — парниша повторяет за наземцем, переходя на родной язык. — Хотя, думаю, ты оценишь. — он ухмыляется, но ничего не объясняет, предпочитая ретироваться из покоев.

***

Было впервые так неловко молча идти вместе. Оливеру хотелось многое спросить, но, как только он собирался открыть рот, губы словно срастались, оставляя его немым. Роман — самая яркая звезда Атлантиды, возможно он и казался отстранённым, холодным, однако то была всего лишь оболочка его настоящего, как раковина, скрывающая свою жемчужину. Сегодня принц был мрачнее обычного, вокруг него даже воздух становился ледяным, таким как в холодную зиму, окрашивающим нос и щёки румянцем. Что же так расстроило его, Оливеру было неведомо, от чего и его настрой постепенно сходил на нет. Начинать пришлось всё-таки Роме. Они шли вдоль торговых палаток, когда он вдруг заговорил, таким тихим нервным голоском, что Петти-Брауну пришлось переспросить его. — Извини, что заставил тебя ждать так долго, — Роман замедляет шаг, а после и вовсе останавливается возле одной из палаток, засматриваясь на ничем не примечательную, по мнению Оливера, расписанную в испанском стиле тарелку. — Я собирался поговорить с тобой, как и обещал, но поручения отца застали в самый неподходящий момент, — он тянет руку к посуде, собираясь рассмотреть её поближе, но получает по ней ладонью. Торговка — женщина лет сорока, выпучила свои ореховые глаза так сильно, что казалось ещё чуть-чуть и глазные яблоки выскользнут из глазниц, упадут и прокатятся по каменной дорожке. Она хмурила свои тонкие брови, кривила рот то ли в страхе, то ли в отвращении, злостно зыркая на юношу. Словно он уличный бродяга, а не наследник престола. — Куда руками! — женщина переставила тарелку чуть выше, на подставку, показательно увеличивая расстояние, дабы отобрать у них доступ к товару. — Думайте, раз вы принц, то можете делать всё, что вздумается? — Петти-Браун оборачиваются только для того, чтобы увидеть совершенно спокойное, как ночь на берегу штильного моря, лицо Романа. Ни единый мускул не дрогнул на нем, словно такое неуважительное, вальяжное поведение было нормой. Только было нечто зловещее в его глазах. Заметила это и торговка, её руки задрожали, а былой пыл улетучился, как по ветру. Однако от своих слов она не отказывалась, фыркнув, женщина переключилась на других покупателей. Её глаза намеренно избегали принца, но иногда возвращались к Оливеру. В один момент ему даже показалось, что он услышал её скрипучий голос в своей голове. Та молилась, чтобы его высочество и его спутник покинули её общество как можно скорее. — Не обращай внимание, — Рома берёт его за руку, утаскивая к лавочкам возле Фонтана, пока Петти-Браун борется с желанием спросить «что это, черт возьми, было?», но он воспитанный молодой человек, уважающий чужие просьбы. — Мы можем поговорить о том дне, — наземец кивает, он ждал этот разговор больше недели. — Вопреки твоим мыслям, я совсем не злился на тебя и Мишу за нарушение правил, у меня был плохой день и я воспринимал всё немного чувствительно, за что приношу свои извинения. Хотя, если быть честным, то на Мишу я всё-таки злился, но я прекрасно понимаю, что он того не заслужил. Одежда, которую этот дурак дал тебе, — моя. Я учился во врачебной академии некоторое время. Только бросил, не мое это, пусть лучше Мира познает врачевание, она в этом действительно хороша, да и не к лицу мне красный. Кто знает, возможно, я прекратил обучение как раз из-за этого, — блондин издает одинокий смешок, на минуту его глаза поднимаются вверх, позволяя ему увидеть храм вдали. — Было неприятно вновь видеть ту одежду, будто я снова возвращаюсь в то время, аж дрожь берёт, как вспоминаю объём информации, который нужно было учить. Сейчас я полностью в делах государственных, наверное, это подходит мне больше, — Оливер слышит саркастические нотки в прекрасном голосе своей жемчужины и хочет разузнать об этом поподробнее, но он уже давно понял, что Романа невозможно вывести на разговор, если только тот сам этого не захочет. Сегодня всё было как-то не так, вот прям с самого утра. Петти-Браун проснулся позже обычного, так как занимался расшифровкой библиотечной книги до глубокой ночи. Позже ему привезли завтрак чисто из морских водорослей. Он, в общем-то, уже привык к специфическим вкусам атлантов, в конце концов на каждом важном мероприятии, что проводилось в их доме, его мать распоряжалась о подаче улиток на стол. Хуже, чем это, Оливеру было сложно представить. После этого явился Богдан, а за ним и слуги с чемоданами наперевес. Ещё никогда он не примерял столько одежды за раз. Около полудня объявился Роман, наземец тогда, только взглянув на него, чуть не лишился сознания от его божественной красоты. Принц впервые предстал перед ним в одеянии совсем иного, не белого, цвета. На юноше была сизовая хлопковая рубашка с высокими манжетами, слегка пышноватыми рукавами и воротником, на концах которого висели ярко-синие кисточки, сверху обрамлённые в серебро. На плечах висел обычный черный пиджак, а на ногах были низкие сероватые сапоги, в которые были заправлены прямые брюки под цвет пиджака с серебристой полосой сбоку. И Роман был не единственный, кто сегодня выглядел иначе. Вся выстроенная система цвета в его голове резко стала не совсем достоверной. Все встречные на площади люди носили белое, кажется, Богдан упоминал что-то подобное, когда заставил его надеть эти светлые брюки. Такие изменения были частью праздника. Так королевская семья хочет показать, что они не отличаются от обычных атлантов, что все жители в равной степени члены их семьи. Также в день праздника настоящая королевская семья надевает любые другие цвета, в знак почета своих подданных. Забавно, что такое инородное нечто, как он, тоже нарядили в «возвышенный» белый цвет. — Вот вы где! — проталкиваясь сквозь людей, к ним пробирался Миша. — Я уж думал, что ты решил довести Петра до сердечного приступа и не явиться на торжество вообще, — юноша неуклюже усаживается по другую сторону от принца, который на заявление друга лишь фыркнул. — В отличие от некоторых, я всегда кропотливо подхожу к своей работе, — Рома стирает грязь с щеки рыцаря. — Зачем пожаловал, говорил же, что пойдешь с Мирой и Богданом? — Точно, дядя Сава просил найти тебя, — Михаил выпрямляет спину, словно готовится принимать приказы. — Ты нужен им для подготовки к обряду, — Роман в ответ весь осунулся, цокнул и только силой воли не закатил глаза снова, но кивнул, поднимаясь на ноги. — Составь Оливеру компанию, — юноша дожидается согласия и исчезает из виду в многочисленной толпе. И вот снова благородный рыцарь помешал всем его планам. — Почему ты сказал, что Роман мог и вовсе не явиться? — Петти-Браун заметил излишнюю отстранённость принца, что схватила его сегодня, но и подумать не мог связать это с простым праздником. Они и созданы только лишь для веселья, могут ли они иметь негативную окраску для кого-нибудь? — Это шутка была, Рома никогда не поступил бы так предсказуемо, — Михаил вдруг придвигается ближе к наземцу, прикрывает свой рот рукой и тихо шепчет ему на ухо. — Видишь этих гиен, они все только и ждут, что он где-нибудь оступиться, чтобы потом с чистой совестью пороги Петра отбивать со своими красноречивыми жалобами, — его яркие очи бегают вокруг, какбы указывая на всех собравшихся. — Рома никогда бы намеренно не даровал им такую возможность, хотя и взаправду не очень-то и жалует своё присутствие на торжестве, это если мягко говоря, — юноша грустнеет, вздыхает, словно вспоминая нечто утомительное. — Его недолюбливают? — картина действительно складывалась. Всё эти настороженные взгляды и во дворце, и в храме, сегодняшняя грубая женщина и слова рыцаря — всё указывало на правдивость его предположения. Однако атланты не просто недолюбливали своего наследного принца, но и боялись его, и Оливеру до звёзд в глазах было любопытно, что привело к такому неодобрению. — Скорее боятся, что он испортит им жизнь, заставив их рты, полные лживых обвинений, закрыться навсегда, — Миша издаёт смешок, но совсем не выглядит весёлым. — Они такие лицемеры, празднуют его официальное назначение следующим правителем, а стоит ему появиться на собственном торжестве, так они тут же кривят лик, — Миша изображает тот самый «кривой лик», и отстраняется от Петти-Брауна. — Они думают, что Роман убьёт их? — безусловно, от жемчужины исходила устрашающая аура, но Оливер не мог поверить, что такой человек, как он, сможет убить. Даже подумать об этом казалось чуждым. — Нет, конечно! — глаза юноши расширяются от удивления, будто не он только что посеял в голове наземца эту мысль. — Кто говорил про убийство, я не самый способный в английском, но разве я не сказал то, что сказал? — что ж, это было ещё одно открытие для Петти-Брауна, Михаил не имел в виду убийство. Не все люди знающие английский, знают и потайные смыслы слов, к которым привыкли носители языка. — Однако Рома убьёт уже меня, если узнает что именно я собираюсь рассказать тебе сейчас, но я не знаю, что ещё сделать, может он хоть тебя послушает. Конечно, не хочется признавать, но ты интересен ему, я бы сказал даже слишком, — рыцарь закатывает глаза, вспоминая как быстро его друг сблизился с наземцем. Роман и вовсе поручился за него перед советом, убедил Петра подождать с вердиктом до пробуждения Марии и возиться с ним целыми днями, как любящая мать с новорожденным. — Рома же не поделился с тобой причиной отчуждённости людей, да? По лицу вижу, что нет. Понимаешь, их опасения имеют под собой почву… — юноша замолкает, подыскивает слова. — Надо начать отдаленно. Мы, атланты, имеем сильную ментальную связь между собой, она намного сильнее, чем у обычных людей. При должном уровне практики человек может синхронизироваться с другими, думаю, это как чтение мыслей. Хотя там столько факторов должно сложиться. У меня вот не всегда получается, а Рома с детства одарен в ментальной практике. Это так раздражало, когда мы играли в «Тайну сокровищ», он всегда побеждал, потому что мог залезть ко мне в голову; но это было впечатляюще, все это понимали. Мария возлагала на него столько надежд до одного инцидента… — Оливер слегка кашлянул, показывая собеседнику, что тот слегка отклонился от первоначальной темы. — Извини. Есть только несколько видов расширенных ментальных практик и чтение мыслей одна из них. Большинство начинают овладевать ею где-то в середине второго десятка. Вторая практика - внушение, то бишь психологическое давление, с помощью которого, можно внушить человеку что угодно. Третья практика доступна только членам правящей семьи, о ней я не могу сказать больше, да и не надо, в этой истории не она является главным корнем раздора, — Михаил вздыхает, его ладони сжимаются в кулаки. — Тот инцидент навсегда изменил его жизнь. Оливер, я не представляю насколько трудно ему было… Я уже упоминал его одаренность в практиках, да? — Петти-Браун кивает, но молчит, усваивая такое количество новой информации. Кажется, он уже читал что-то наподобие особого дара в книге про королевскую семью. Однако текст оказался непонятен более чем на половину, многие слова отсутствовали в словаре, который он использовал для перевода книг. Оливер планировал попросить помощи у Романа, однако тот избегал его, так что пришлось отложить свои планы на неопределенное время. — Дядя Сава вспыльчивый человек, раньше его легко можно было вывести из себя, с чем Рома отлично справлялся в детстве. Не поверишь, но он был той ещё акулой раньше. До появления его младшеньких именно мы с ним нарушали священный покой дворца, слуги нас любили, но, к сожалению, Савелию проблем мы доставляли знатно. Если бы его волосы могли седеть, то из-за нас он точно заимел бы несколько новых седых волосков. Они спорили часто, а однажды ссора привела к поистине ужасным последствиям. Никто уже, наверное, и не помнит, что сказал наш правитель в тот день, но, чтобы это ни было, оно сильно задело Рому. Он был просто расстроенным ребёнком, который не хотел причинить никому вреда, так случайно вышло, — Миша тушуется, замолкает ненадолго, и смотрит на Петти-Брауна так, словно тот палач, которому суждено снести его голову с плеч. — В общем, Рома ненамеренно использовал практику, что изучал под надзором Марии некоторое время ранее. Он приказал своему отцу молчать, внушил ему, что он не может говорить, — Голубые глаза наземца расширились от шока, он открыл было рот, чтобы уточнить ещё раз, наверняка его уши не расслышали правильно, только юноша опередил его, продолжая свой рассказ. — Знаешь, Рома пытался изменить это, только ничего не вышло. Мария говорила, что это защитная реакция его мозга — страх повторения ошибки. Однако Время-то шло, слухи сочились со всех уголков Атлантиды, и люди стали обходить юного наследника стороной. Он не обращал на них внимание, но, думаю, что их страх и презрение оставили на нем свой болезненный след. Рома поступил во врачебную академию, как только ему исполнилось четырнадцать. Раз ментальные практики не могли решить его проблему — тогда смогут врачебные. Он бросил учебу год назад, чтобы готовиться к роли полноправного наследника, Пётр уговорил его сделать это. Мы все так переживали, — Миша слегка воротит головой, устремляя свой взор на дворец вдалеке. Там в одной из многочисленных роскошных комнат сейчас проходит подготовка к главной части торжества. — Дядя Сава до сих пор не вымолвил ни словечко. Это было слишком странно, слишком инородно и невообразимо. Оливер смог смириться с существованием легендарного города на дне океана, но принять такое было несомненно затруднительным испытанием. Он всегда был рациональным человеком, в отличие от большинства членов привилегированного общества, не скрывал свои действия за ширмой религии, не гнушался именем бога, которому они так поклонялись, и заветы которого нарушали сразу же, покинув порог церкви. Его истинное мнение всегда было высказано открыто, что, конечно, не шло на пользу его отношениям с семьёй, но помогало и служило напоминанием о далёких мечтах. Петти-Браун не боялся использовать методы отца против него же, мог надавить когда нужно, и всегда получал желаемое. Потому что Уильям прав — он действительно его сын, в гораздо большей степени, чем кто-либо из его братьев мог бы быть, но он был честным человеком. Оливер обещал себе стать таковым, как того и желал его старший брат, дорогой Джеймс. Он не привык позволять общественным предрассудкам высасывать его убеждения, как корни всю земельную влагу. Вот только с самого пробуждения в Атлантиде Петти-Браун действовал совсем не так, как предполагал изначально. Однако чем больше он сближался с Романом и его окружением, тем сильнее понимал, что провалил собственный план. Впредь он и представить себе не может, как обманет наследного принца. Это было бы ударом в спину, который вел к потере его слепого наивного доверия чужаку. Оливер обязан ему жизнью. Он пытается переварить услышанную историю.

***

Парниша миновал каждый метр своего пути совсем не по-королевски: звук его быстрых шагов, граничащих с бегом, эхом отскакивал от массивных стен коридора, оповещая всех вокруг о его приближении. На самом деле такое неподобающее поведение оставалось лишь на его собственной совести, ведь все рыцари были далеко не на территории дворца, а на главной городской площади, где и ему следовало бы быть в эту минуту. Однако неотложные дела заставили его задержаться и не прибыть на празднование к нужному времени. Благо Мирослава, как любящая старшая сестра, смогла предугадать такое стечение событий. Она позаботилась о его одеянии и оставила записку, в которой пояснила где и как он сможет найти её в таком людном месте. Богдан был взволнован, конечно, он пропустил главную часть праздника, однако всё ещё мог насладиться временем, проведенным с сестрой, на ярмарке, а песни и танцы продлятся до самой ночи. Им точно будет чем заняться. Жаль только, что Ноян не сможет насладиться торжеством вместе с ними. Он обязательно навестит его, как только тот вернётся, и поведает о красоте праздника, чтобы завидно было. Наконец Богдан достигает входа в оставленную без защиты библиотеку. Юный принц редко награждал это возвышенное место своим присутствием, чаще всего появлялся тут лишь за одной целью — разыскать брата или сестру. Оба родственника упорно учились, чтобы достичь успеха в выбранной для себя деятельности. Он же предпочитал учиться не по книгам, а на практике, отец лично занялся его обучением, чем непосредственно вызвал в нем хвастливую сторону. Было приятно осознавать, что родитель дорожит тобой. Однако, пусть и его время, проведённое в библиотеке было скудным, парниша, конечно же, знал о секретах этого места. Богдан нервно оглядывается, хоть и осознает свое одиночество, его правая рука тянется к подвесному подсвечнику, опуская скрытый рычаг. В миг свеча потухает, а стена, оказавшаяся потайной дверью, слегка дёргается, давая ему возможность открыть проход. Туннели под дворцом вели в самое сердце города и заканчивались в здании королевского театра, что располагался напротив главной площади. Ими пользовалась дворцовая стража, чтобы без привлечения внимания и открытия ворот сменять друг друга, а также его брат и его личный страж, когда тайно сбегали из-под надзора Савелия. Сам Богдан использовал их третий раз в своей жизни и только лишь по просьбе Мирославы. Миша рассказал ему о существовании этого тайного хода, но никогда не водил его туда, это сделала именно Мира, и он понятия не имеет, откуда же она узнала о нем. Принц толкает массивную дверь театра, наконец выбираясь на свободу. Рядом со входом, на белой скамье сидела юная девушка в лиловом совсем не пышном, но и не облегающем платье, его рукава из полупрозрачной ткани едва доходили до её запястий, которые украшали серебряные браслеты. Подол юбки, украшенный белой кружевной вышивкой, доходил ей до щиколоток, и если бы она стояла, то точно бы прикрывал её ноги практически полностью, не позволяя её изящным белым туфелькам показаться свету. В ушах красовались серебряные серьги с маленькими вкраплениями аметиста, точно из той же коллекции, что и браслеты; а её волнистые длинные волосы, сплетённые в косы, что обвивали её голову, словно венок из полевых цветков, которые дополняли её прическу сегодняшним вечером. Конечно, они были искусственными, он точно знал это, ведь точно такие же украшают его собственную голову. По правую сторону, рядом с девой, сидели двойняшки. Рыжие волосы девочки уложенные наперед, были сплетены в единственную маленькую косичку, поддерживаемую голубой лентой, под цвет её глаз. Она носила пышное белое платье с короткими рукавами и широким воротником. Её брат был одет в похожий белой костюм, его русые волосы, что обычно торчали во все стороны, были аккуратно уложены, челка больше не прикрывала его очи, такие же голубые, как и у его сестры. Дети хлопали в ладоши, произнося считалочки, чтоб скоротать нудный час ожидания, но вот наконец Богдан соизволил явиться, положив конец их скуке. — Феб, Мирослава, смотрите, Богдан здесь! — вскрикнула рыжеволосая, спрыгивая со скамьи прямо в объятия принца. — Привет, Мина, прекрасно выглядишь сегодня, как настоящая принцесса, — Богдан кружит девчушку вокруг своей оси, придавая её образу наивысшую оценку. Глаза Минервы загораются радостью, стоит ей услышать вердикт парниши. Она оборачивается к брату и делится с ним этой новостью, будто бы Феб не услышал её. — Я надеюсь, что у тебя была действительно веская причина заставить меня и двойняшек ждать, — Богдан охает; увлеченный наблюдением за детьми, он совсем не заметил, как Мира тихонько подкралась к нему. Её разочарованный вид лишь прикрытие, чтобы пристыдить его и посмеяться над этим позже, поэтому, будучи собой, он просто закатывает глаза, обнимая её. В конце концов причина была веской. — Клянусь, как только я закончил, то сразу же примчал к вам, — юный принц оглядывается по сторонам, стараясь найти ещё одну фигуру, которую, кажется, упустил из виду, — но всё-таки я не единственный кто опаздывает, — он убеждается, что поблизости нет светлой макушки. — Где Миша? — Должно быть где-то в городе развлекает Оливера, — Мирослава пожимает плечами и вздрагивает, когда за её спиной раздаются крики. Девушка тут же ринулась к детям, оставляя брата замершим в недоумении. Её тонкая фигура опустилась на колени перед плачущей Минервой, когда она оглянулась, прося его о помощи. Богдан подошёл ближе всего на несколько секунд, только чтобы взять Феба за руку и отвести подальше — успокоить, пока Мира исполняет свой врачебный долг. Двойняшки играли: они бегали друг за другом и прыгали с лавочки, совсем не беспокоясь о своей сохранности. Дети были такими неаккуратными. Поверьте, он знает о чем говорит. Ситуации подобные этой являлись привычным пятничным утром во дворце ещё несколько лет назад. Богдан всегда был активным ребенком, умеющим подстрекать на грехи и других ребят. Роме часто приходилось сращивать и переломы тайком в детской, чтобы лишний раз не беспокоить отца. Возможно ему всего-то четырнадцать, но эти воспоминания заставляют его сердце биться быстрее, кажется, Мария говорила, что это называется «ностальгией». — Я закончила! — голос Миры позволяет парнише отпустить руку Феба, который тут же бежит к младшей сестре, чтобы лично удостовериться в её излечении. О, Богдан помнит, как сама Мирослава делала точно так же. Она залезала на его кровать, где Рома только что помог его кости снова стать целой, и, плача, обнимала братьев. Возможно старшие братья и сестры иногда могут быть раздражающими, но иметь их — истинное счастье.

***

Петти-Браун слегка превышает допустимые границы, когда бесцеремонно, совсем не по-джентльменски, врывается в чужие покои. Ранее он уже делал это, негласное разрешение принца позволяло ему являться сюда каждое утро, сидеть на том самом кресле перед книжными полками, которое стало его зоной досуга. По приказу Романа слуги никогда не прибирали книги и пергамент, которые он там оставлял. Однако сейчас вся спальня была идеально чиста, словно воды Эгейского моря. А ведь он не появлялся тут с неделю, с тех самых пор, как наказание наследника закончилось и тот стал его избегать. Оливер решил поговорить с Романом практически сразу же после откровений Михаила, но тот его не отпустил, сказав не мешать церемонии. Рыцарь повел наземца ближе к деревянной сцене, на которой и должна была состояться церемония. Именно тогда он впервые лицезрел правителя Атлантиды воочию. Савелий стоял рядом со знакомой златовласой девушкой — Марией, и был… далек от образа, который Петти-Браун успел нарисовать в своей голове. Роман был очень похож на отца внешне. Савелий выделялся в сливающимся белом облаке, которое представляли собой люди, что толпились вокруг сцены. Его яркая бордовая рубашка была воистину отличным выбором для привлечения внимания, как и черные брюки с протяжной алой полосой сбоку. Сам он неловко вглядывался в лист бумаги, на котором, наверняка написан текст, хотя Оливер не имеет ни малейшего понятия, каким образом немой человек прочтет его. Ещё одним открытием для наземца стали длинные волосы, которые он носил. Такие белые, как у его жемчужины, свободно спадали ему на плечи, не сдерживаемые ничем. Удивительно было и то, как мужчина держался на людях. Петти-Браун интуитивно мог почувствовать его переживания, но визуально Савелий держался крепостью, такой толстой и прочной, что ни одна армия в мире не смогла бы взять её в лёгком бою. Мария незаметно для большинства глаз поглаживала руку правителя, смотрела точно в золотые очи, и он отвечал ей тем же, словно ведя немой разговор. Была ли данная сцена подтверждением истории Михаила? Оливер склонен думать, что да. Он смотрит более внимательно, когда на горизонте появляется новый герой, коим оказывается наследный принц, занявший своё место рядом с отцом. Наземец подмечает ещё больше внешних сходств, таких как практически идентичный рост, всё-таки Савелий был немногим выше своего старшего ребенка, но разница совсем не ощущалась. Сама церемония не произвела на Петти-Брауна особого впечатления. Он лишь хотел скорейшего её окончания, чтобы как можно быстрее вывести Романа на разговор. Вот только Миша утянул его с глаз важных лиц в маленький скверик, где снова попросил его разговорить своего друга. Друга, чей след простыл, стоило им ненадолго отлучиться. Оливеру было очевидно, что Рома спрятался от посторонних настойчивых глаз в своих покоях, как существование Англии, куда и явился без приглашения, по-варварски. Принц не шелохнулся от грохота двери, даже не поднял взгляд, устремлённый в книгу. Петти-Браун мог видеть, что чтение было фальшивым, зрачки юноши не двигались, а лишь замерли на одном месте, словно его приход остановил время в этой комнате. Он воспринимает сие, как знак подойти ближе и присесть на едва ли благородном расстоянии. Теперь аристократ смог к своей радости узнать заинтересовавшее парня чтиво. Книгой оказывается пьеса его соотечественника — «Ромео и Джульетта» написанная Уильямом Шекспиром. Оливер был хорошо ознакомлен с этой историей. Его мать очень любила театр, а ещё больше любила Шекспира, что пыталась привить и своим сыновьям. Точно раз в году они всей семьёй посещали «Ромео и Джульетту», даже с ухудшением отношений с матерью, он никогда не пропускал этот вечер. Чего не скажешь об отце, странно занятом всякий раз, стоило Оливии упомянуть театр. После смерти Джеймса Уильям ни разу не посещал спектакли, так любимые его супругой. Оливер так и не выяснил причину. — Интересный выбор, — Роман всё-таки откладывает книгу на столик, позволяя себе взглянуть на наземца. — Мне нравится английская литература, читая её я могу сохранять свои навыки владения этим языком на прежнем уровне, — юноша говорит ровно, однако нотки иронии прослеживаются в том, как сильно он тянет окончания слов. — Ваш английский и так превосходен, — Оливер усмехается, берет в руки старую книгу и перелистывает страницы. — И много вы понимаете? Большинство слов уже устарело, а некоторые и вовсе придуманы автором. — Не так много, но суть произведения мне ясна, как небо в солнечный летний день, — Роман тянет губы в кривой улыбке и захлопывает книгу, возвращая её себе. — А из-за тебя, Оливер Петти-Браун, я потерял нужную страницу. — Не волнуйтесь, сейчас сие вам не понадобится, — аристократ теряет вежливую улыбку, наблюдая, как пропадает она и у принца. — Я знаю почему люди относятся к вам так пренебрежительно, — юноша не подаёт виду, но Оливер замечает, как бледная рука сжимает книгу сильнее. — Миша превзошел сам себя, как ты думаешь, мне стоит рассказывать ему все свои секреты? Через сколько дней они станут достоянием общественности? — светловолосый приподнимает бровь. — Это не секрет, если о нем знают все, кроме одного английского парня, — Петти-Браун качает головой. — Миша твой друг, он беспокоится о тебе и желает лишь добра, — его собственная рука накрывает ладонь принца, заставляя его выронить пьесу от неожиданности. — Ром, я не хочу вредить тебе, мои помысли чисты, как вода в кувшине, который стоит на столе перед нами, — глаза юноши расширились, ещё ни разу Оливер не звал его так неофициально, просто «Ромой». Это было для семьи, для тех, кто не смотрел на него с отвращением, не убегал проклиная. Пожалуй так даже лучше, Романом он всегда был только для них, от него хотелось другого обращения, пусть этот милый наземец и дальше позволяет себе эту маленькую наглость. — Если хочешь знать мое мнение, то, Рома, только благодаря тебе я жив, ты сильно рисковал поручаясь за меня перед отцом и советом, ты позволял мне нарушать установленные правила, помогал в изучении языка и составлял мне молчаливую компанию, я не считаю тебя плохим человеком… Ты мне нравишься, как юношам должны нравятся девы, но я ничего не могу с собой поделать. Возможно ли, что под красивым обликом, скрывается настоящее чудовище — сирена, готовая затащить меня на дно океана своим голосом и отведать на обед? — Во-первых, ты уже на дне океана, во-вторых, если бы они существовали, я бы знал, — смешок принца прерывается, когда чужие губы накрывает его собственные, отнимая у наследника престола его первый поцелуй. Роман словно парализован, он не смеет шевелиться, лишь округляет свои серовато-голубые очи и беззастенчиво пялится на лицо Петти-Брауна, который также беззастенчиво целует его. Видит бог, Рома никогда бы не подумал, что первым человеком, с которым он разделит это чувство, окажется английским аристократом, который ещё месяц назад не подозревал о существовании его страны, его дома. А возможно он блефует, Миша бы не удивился, расскажи принц ему об их с Оливером ситуации, ответил бы, что именно этого и ожидал от своего лучшего друга. Роман прикрывает глаза и неумело отвечает на поцелуй. В конце концов это всего лишь поцелуй, он не позволит Петти-Брауну заполучить его таким образом. Он принц, наследник престола, а не какая-нибудь лондонская куртизанка. Именно его слово будет окончательным.