virtue

      Джин намертво вцепляется в ручку над головой, когда Намджун, почти не притормаживая, пролетает поворот. Они въезжают в один из окраинных районов города, туда почти не проникает свет жёлтых уличных фонарей. Альфа сосредоточен на дороге, его руки так напряжены, что когда он сжимает руль, на кистях отчётливо и ребристо проступают синие вены. Машина тормозит у какого-то заброшенного магазина, вывеска покосилась и поблекла от времени, большая часть стёкол выбита. Они оба выскальзывают из салона в прохладную, промозглую ночную атмосферу, и Джин кутается в плащ, но руку держит подле кобуры на всякий случай. Намджун же ничего вокруг себя не замечает: нахмурив брови и пошире от предвкушения распахнув глаза, альфа влетает в помещение размашистыми шагами, преодолевает пыльный, захламленный зал, когда-то бывший торговым, и толкает скрипучую створку подсобки.        Здесь горит неприятным, режущим глаза светом под самым потолком мелкая лампа, почти ничего не освещает, но и не даёт потерять ориентацию в пространстве. Посреди помещения сидит на коленях человек в чёрной одежде, его лоб рассечён, а руки плотно связаны за спиной, к нему Монстр и направляется с поспевающим за ним Сокджином.        Люди Намджуна странно переглядываются, обратив внимание на помощника босса, выглядящего непривычно для их взгляда, а сами они не обращают внимания: весь фокус направлен на человека, которого сюда притащили. Намджун не останавливал поисков, не позволял прекращать прочёсывать территорию Нуаров, границ которой не знает даже он — уж слишком скрытные, слишком тихие, настолько, что он позволил себе ослабить бдительность.        — Где его взяли? — басит альфа, пока Джин стоит по правую руку от главы Сайоны.        — В одном из промышленных районов, — выдаёт человек, прежде звонивший Намджуну, когда снимает чёрную маску с нижней половины лица и показывает сетку шрамов-царапин, пересекающих подбородок и губы. — Мы следили за ним несколько дней, чтобы выловить.        Намджун переводит взгляд на пленного, который ощупывает изнутри щёку и ряд жевательных зубов языком, видимо, ему хорошенько приложили. Монстр медленно, цокая каблуками туфель, подходит к Нуару и присаживается на корточки, чтобы внимательно взглянуть в глаза.        — Звание, — гаркает альфа. Он знает, что во всех группировках существует собственная иерархия. Как в Сайоне, так и в Нуарах, даже за пределами Южной Кореи. Молодой мужчина, судя по внешности, альфа, молчит.        Джун выпрямляется и кивает парню со шрамами, словно отдаёт приказ. Тот, выудив из-за спины небольшой нож, резво оказывается рядом с пленным и хватает его за волосы, сильно натягивая скальп. Тот молчит, лишь учащённо дышит через нос. Пронзает злобным взглядом подчинённого Намджуна, а тот прикладывает холодное лезвие к чужой щеке, едва надавливает, однако тот по-прежнему молчит.        И тогда альфа, Джун помнит, что его зовут Моби, переворачивает лезвие острием к коже, а после рассекает рот пленника от уголка рта до середины щеки. Слышится сдавленное мычание, кровь хлещет по лицу, стекает по подбородку на тёмную одежду и теряется там. Тот молчит, с яростью и ненавистью глядит на Намджуна, на Джина и на окружающих его членов Сайоны.        — Мы можем сделать тебе обворожительную улыбку, малец, — глухо произносит Моби, но тот всё равно упрямо не отвечает.        Намджун буравит пленника взглядом. Он может вытрясти сведения, если захочет, но стоит ли ситуация его личного вмешательства? Стоит. Под угрозой находится клан Хатаке, из-за него — семья и сыны Сайоны. Ситуация уже плачет по Намджуну, которому стоит приложить даже самую малость усилий для начала. Тем более, альфа хочет отыграться за недельные поиски хоть кого-то из Нуаров, потому что факт — они неуловимы даже для Сайоны — выбешивает Джуна. Ну, были неуловимы. Он вообще-то глава мощнейшей Сеульской группировки, и не просто за то, что его отец был таковым.        — Джин, — холодно и дьявольски спокойно проговаривает альфа. — В машину. И не показывай носа. Даббер, с ним. Ни на шаг от тачки.        Сокджин вздрагивает. Пусть и прошло много лет, воспоминания о том, как пуля попала прямо в омегу, в его секретаря, слишком свежи. Намджун поклялся, что его помощник более не пострадает ни от чьей руки, клятву свою сдерживает. Да и что-то внутри тормозит его, словно альфа не сможет разыграться на полную катушку с этим мусором, если Джин будет стоять за спиной. Даббер, держа пистолет наготове, прикасается к локтю секретаря и подталкивает его к выходу. Тот открывает было рот, желая что-то сказать, но Монстр с безразличным, почти диким взглядом оборачивается, расстёгивая пиджак. Сняв тот с плеч, бросает ещё одному альфе слева, а после мерно щёлкает запонками, немилосердно закатывая рукава, чтобы обнажить сильные, красивые предплечья, усеянные венами. Моби по-прежнему держит пленного, а парень слева выуживает ножи из своих скрытных ножен, достаёт зажигалки и мелкие приспособления, которые могут пригодиться, будто понимает Намджуна без слов, считывает намерения альфы.        — Ты не понял с первого раза? — угрожающе низкий голос вынуждает омегу ссутулить плечи и отчаянно сжать красивые подкрашенные губы. Подчинённые Джуна всё ещё не знают о вторичном поле секретаря, и вся сцена выглядит для них странно. — В машину. Даббер, — переводит глава Сайоны взгляд на подчинённого, и тот, опустив голову, буквально тащит омегу прочь за локоть.        А Намджун с широко распахнутыми дикими глазами разворачивается к пленному, из раны которого всё ещё хлещет кровь. Скоро её станет больше на чужом теле, а пока Монстр разминает пальцы.

***

       Он хорошо помнит их первую встречу. Того, совсем молодого, но уже такого холодного и рассчётливого Намджуна в очках с роговой оправой, который сидел под деревом на лавке во дворе университета, когда Джин позорно перед ним запнулся и растянулся на асфальте. Замечательно помнит миг, когда тот узнал, что Сокджин — совсем не альфа, как он смел бы преполагать, а омега. Даже сейчас может вспомнить мгновение, когда пришёл к нему работать.        Сокджину всегда было тяжело. Он отличался от сверстников омег и даже альф, быстро вымахал ввысь, и сил в нём было побольше, чем в других. Его называли спортивным учителя, способным — тренеры и уродом — сверстники. Он всегда был не такой. А Намджун никогда не показывал, что в Киме есть что-то необычное. Не выказал кошмара и удивления, когда узнал о вторичном поле, что Джин постоянно принимает подавители, пару раз даже высказывал Данте ещё в студенческие годы, вставая на подобие защиты Джина. Но Намджун всегда оставался в той же пропорции безразличным, сколько и заинтересованным, он ни за что не станет кому-то рвать глотку за него. Это подкупает — отсутствие «необычности» в глазах Намджуна, правильная, рациональная оценка его возможностей, а не пола, чёткое требование, как от работника.        Когда Сокджин влюбился? Наверное, ещё в тот момент, когда впервые увидел с чёртовой книгой по углублённому изучению экономики, когда узкие и ледяные карие глаза оказались направлены на него. Но кто такой Сокджин — дефектный, не альфа и не омега, непропорциональный, ненужный, — и Намджун — серьёзный, сильный альфа, владелец бизнеса, криминальный авторитет Сеула. Они — несовместимы.        Конечно, радости Джина не было предела, когда он всё же попал работать к нему. И не просто рядовым служащим в офисе, а прямо к Намджуну — его помощником и секретарём. Он даже посмел занадеяться, будто Джун обратит на него внимание, как в проклятых мелодрамах, которые Джин смотрит (но в чём никогда и никому не признается, как и в том, что крайне, до умопомрачения романтичен), но быстро и трезво оценил собственные возможности. Он не подходит Намджуну, и влюблённость, длящаяся вот уже много-много лет, так и останется безответной.        Работа с ним — отрада. Редкие разговоры, которые не касаются рабочих аспектов — подарки. Он ведь и правда не ставил себе целью заполучить какую-никакую малость от альфы, хоть толику его внимания, не то что затащить его в постель, однако всё равно глупая-глупая омежья душонка, теплящаяся в крупном теле, подходящем больше для альфы, тщедушно пропела и провыла радостно, как только Джин, не сдержавшись, прикоснулся к нему. И вот тут проснулась жадность, свойственная всему роду человеческому.        Он завидует. По-чёрному завидует мужу Монстра. Утончённый, элегантный омега, по статусу равный альфе, по разуму — отлично скрывающий, что тоже. Хосок — олицетворение всего того, чем хочет быть Сокджин. Небольшой, красивый, со звонким смехом, чувством стиля, как у бога, и мягким, гибким телом. Тот, кто является не просто подходящей парой Монстру — идеальной. Послушный и ласковый, домашний, вовремя умеющий притворяться глупым. Сокджин не просто бы хотел стать похожим на Чон Хосока, он всей своей душой желает быть им. Быть рядом с Намджуном, быть его партнёром по жизни, по бизнесу, иметь возможность смотреть на альфу, когда тот только пробуждается, видеть его в любом амплуа, будь то жёсткий образ главы Сайоны или ленивый домашний Намджун. Какой он? Как он ведёт себя дома? Что он любит есть? Что любит делать, когда не занят рабочими вопросами? Он любит поцелуи? Он любит ласки? Он жёсток в сексе или же контрастен — наоборот, нежен и чувственен? Что Намджун такое и как его обойти по кругу, исследуя каждый миллиметр. С мгновения, когда на встрече выпускников Сокджин опрометчиво прикоснулся к его губам, рой вопросов не просто появился. Он из маленького облачка преобразовался в гигантское цунами, грозящееся вскоре затопить рассудок и свести Сокджина с ума.        Теперь он волнуется, ведь появившись в таком омежьем виде с главой, он пустит сам о себе море недомолвок и слухов. Кусает валики у ногтей, сдирая с них нежную и тонкую кожицу, смотрит через лобовое на здание, ничем не освещающееся и едва ли различимое в ночной темноте. Что теперь будет на работе? Подвергнут ли Сокджина снова насмешкам и осуждению? Что?.. Даббер за пределами авто верно исполняет приказ Монстра — следит за машиной, не отрывая глаз, а Сокджин утыкается лбом в приборную панель. Последний раз, когда Джин отправлялся с Джуном на задание, обошёлся ему пулей в боку, швами и криками от начальства, который размозжил другому альфе череп из-за того, что его помощника ранили. А после запретил с ним ездить, если есть хоть маленькая вероятность угрозы.        И каждое такое событие, которое, возможно, для Монстра — пыль, для омеги — отчаянный, блеклый проблеск надежды. Даже если Джин уже смирился с тем, что у Намджуна есть Хосок, что они семья, это не значит, что сердце его испуганно не вздрагивает каждый раз, стоит альфе просто пройтись по нему безразличным взглядом. Он вздыхает и слегка смеживает накрашенные веки, те зудят из-за косметики, которой Ким пользоваться попросту не привык. И глупо улыбается, потому что на губах ещё призрачно ощущается след нагло украденного поцелуя. Намджун уже очень давно сокджиново наваждение, и, кажется, в этот раз сумеет окончательно свети омегу с ума.

***

       Монстр бросает свой зазубренный нож и брезгливо отряхивает с пальцев капли крови после криков пленного о том, что он всё расскажет. Ему подают белый платок, позволяя вытереть ладони от алой вязкости на коже, пока Джун, на чьё лицо попали капли, бесстрастно наблюдает за почти изувеченным человеком. Перебирает платок между пальцев, чтобы всё протереть как следует, не придаёт значения испорченной одежде, пока пленник лежит в ногах и судорожно, почти предсмертно дышит. Джуну плевать, насколько сильно он изувечил чужое тело и сознание, самое главное — вызнать сведения.        — Ша почти никому не доверяет, — похныкивает изуродованный альфа, из-за разрезанных почти до самых скул щёк ему трудно говорить, но Намджун внимательно вслушивается. — Он никогда не показывается низам. Из мелких прихвостней его никто не видел. Никогда. Никто не знает его имени, все зовут его господин или просто Ша Нуар. У него четыре ближайших помощника, которых тоже никто не видел. Все приказы поступают либо по телефону, либо он присылает их, словно сарафанное радио.        Намджун хмыкает. Умно. Верные соратники заинтригованы покрытой дымкой мрака личностью, а Ша Нуар просто прикрывает тылы — не знают ничего о нём, соответственно, ничего и выдать не смогут. Не зря он остаётся настолько неуловимым: каков хозяин, таковы и его люди. Но Намджун не был бы собою, если не пёр бы до конца. Терпение порой вознаграждается больше, чем храбрость, в том и отличие от Ви. Ви ничего не нашёл, а Джун оказался терпелив и сумел найти первую деталь пазла, которая приведёт его к главе сеульских Нуаров.        — Я работаю на него всего пять месяцев. В казино «Рояль Гарсеас». Одно из лучших его заведений, — хрипит пленный, глядя с ужасом на Намджуна. — Это всё, что я знаю. Всё…        И Намджун верит. Он постепенно начинает понимать тактику Ша Нуара — не раскрой секрета и не окажешься в опасности. Но невозможно полностью обезопасить себя, какой-либо хвост останется. И вот первый — казино, принадлежащее ему. Намджун вытянет каждую нитку паутины, дёрнет везде, но ублюдка из-под земли достанет.        Он швыряет платок на уничтоженного и измученного мужчину. Тело ломит от шеи до задницы, кажется, не один час Монстр здесь провёл. Клонит в сон, но слабо — сонливость ещё глушит адреналин от жестокости, которая его подстёгивает. Альфа жестом отдаёт указание подчинённым и уходит, развернувшись и набросив на плечи пиджак. Он устал, но крайне доволен. Уже покидая пределы подсобки, слышит выстрелы, с которыми обрывается неинтересная ему теперь жизнь.        Сокджина находит в салоне, когда садится туда и кидает пиджак на заднее сидение: омега уснул, скрючившись на сиденье, он сопит и прижимается виском к стеклу. Снова мысли одолевают Намджуна. Зачем Джин его поцеловал? Зачем намеренно нарушил их сделку? Но ещё больше мыслей вызывает то, как его тело отреагировало на эти прикосновения. Намджун злится. На Сокджина за своеволие и ненужную им обоим, глупую, почти подростковую влюблённость, на себя за то, что подобное допустил. Завтра вернётся Хосок, и всё наладится, их устаканенная хотя бы в быту жизнь вместе с омегой вернётся в свою колею. А о Джине ему стоит забыть.        Альфа заводит мотор, и омега резко просыпается. Сонно хлопает глазами, косметика слегка осыпалась на щёки, делая макияж небрежным, но очаровательным. Джин смотрит на то, как Джун отъезжает прочь от места, где они держали Нуара, как его сильные руки с рукавами рубашки, напрочь испачканными в крови, крутят руль.        Дорога проходит в молчании: Джин кутается в свой плащ, Монстр ведёт машину, между ними полная тишина. Сейчас, когда ярость после пыток всё ещё в крови, Джун не желает попросту сорваться на помощника, а уже после они поговорят, как взрослые люди. Джун снова прочертит границы и сделает немаленький выговор Сокджину за его своевольность.        Машина замирает перед подъездом, где живёт омега, альфа уже хочет повернуться и попрощаться с помощником, как тот вдруг оказывается слишком близко. Глядит своими сверкающими глазами, от которых что-то застывает неожиданно внутри, а потом приникает к губам — быстро, воровато, оставляя липкий след бальзама и вкус каких-то фруктовых конфет, или это Намджуну кажется. А после испуганно шепчет:        — Можешь наказать меня за это, я знаю, ты способен. Но… я краду его у тебя в последний раз, Джун. Как благодарность за многолетнюю службу, как оплату за долгую дружбу. Потешу свою безнадёжную любовь фантазиями о том, что был с любимым мужчиной на встрече выпускников, что танцевал с ним и целовал его на прощание.        И выскальзывает из салона, поспешно убегая к жилому дому, лишь бы альфа, ошарашенный его поступком, не успел ничего сказать. Намджун зачастую не подвержен эмоциям. Он не ощущает в них нужды, не ярится, не вспыхивает. Он плохо транслирует чувства окружающих, однако сейчас… его сердце почему-то вздрагивает в груди, словно туда больно кольнули, а губы, испачканные чужим блеском, горят в месте соприкосновения. И альфе это не нравится, очень не нравится, оттого Монстр нахмуривается.

***

       Они проходят мимо стойки регистрации, колёсики чемоданов раздражающе постукивают по плитке, которой устелен пол аэропорта. Перелёты — зло. Чимин чувствует себя донельзя уставшим, измотанным частой сменой часовых поясов, злым. Быть может, накопилось слишком многое, быть может, стоит больше есть, иначе его тело попросту не выдержит. Он тянет свой чемодан и глядит на дисплей телефона, при этом недовольно искривляет пухлые губы.        Юнги в слегка приподнятом настроении плетётся рядом, и раздражительность Пака растёт. С появлением Чонгука в его жизни, восприятие Малыша конкретно изменяется. Пусть Чимин и не хочет этого окончательно признавать, но Ша Нуар влияет на него, оттого даже неосознанно омега отдаляется от младшего, пусть тот и необходим ему для плана. Зерно сомнений посеяно, Юнги уже адской гончей готов броситься спасать своего хёна, и Чимина только самую малость жрёт за это совесть. Отнюдь с ней омега в состоянии справиться.        Он убирает смартфон в карман, когда замечает стоящего у выхода из здания Ви — извечно в своём тёмном амплуа, лениво-расслабленный, невозмутимый старший брат. Он курит, выпуская в смурное небо облачки сизого серого дыма, ожидая прибытия омег семьи. Хосок улыбчиво спешит к нему, крепче держа ручку чемодана, Юнги сперва нахмуривается, а после взволнованно прикусывает губы. Чимину бы хотелось, чтобы младший начал чаще думать о Тэхёне, чтобы, быть может, он сумел переключить внимание на будущего мужа, если бы это не нависало угрозой над его замыслом.        Они покидают пределы тёплого аэропорта и оказываются в промозглой осенней пасмурности. Тэхён отлипает от края стены, куда опирался до этого лопатками, выкидывает окурок в мусорный бак и приближается к троице омег. Хосок целует его приветственно в щёку, отчего ловит на себе скептичный взгляд Юнги, Чимин же стоит поодаль. Ви похлопывает Хоби по плечу, своего же омегу обхватывает и быстро, но горячо целует в губы. Ви сумбурен, и Чимин почти научился его читать за всю жизнь, однако никогда опрометчиво не забывает, что от этого человека можно ждать чего угодно. Тэхён же, решив не обделять младшего брата вниманием, подходит ближе. Чимин расслабленно глядит снизу в его раскосые карие глаза и ощущает, как брат обхватывает его за талию, обнимая. Ви любит контакт, он любит исследовать тело не только из-за желания и похотливости. Он отлично ощущает реакцию других людей, его почти невозможно обмануть из-за тактильности, из-за внимательности к чужим движениям, тембру голоса и даже дыханию. Потому омега максимально расслабляется, приобнимает Ви за лопатки, позволяя бегло ткнуться носом в тёмные волосы, словно считывая воздух вокруг Чимина.        — Всё, домой, — проводит напоследок альфа по спине Чимина и подхватывает чемоданы его и Мина, чтобы загрузить в авто на парковке. Хосок весело шагает рядом и дожидается мига, когда альфа заберёт и его ношу.        — Я поеду на своей, — предусмотрительно возвращает багаж себе Чимин, чем вызывает подозрительно приподнятую бровь Тэхёна. — Админ написал, что в «Коёдо» скандальный клиент. Ждёт моего прибытия, хочет поговорить лично с владельцем.        — Мне поехать с тобой? Отправить пару ребят? — ровным голосом спрашивает Тэ, а сам сканирует Чимина с головы до ног.        — Нет, я возьму с собой секьюрити, — машет рукой Пак. Он не лжёт, всё так и есть. А усталость видна на нём невооружённым взглядом, нет смысла притворяться, что он полон сил.        — Отзвонись потом, — добавляет Тэхён, загружая чемодан Чимина в его багажник, пока Хосок и Юнги устраиваются в салоне авто Ви.        — Всё в порядке. Просто рабочие вопросы, — жмёт плечом омега.        Иногда он задаётся вопросом: а что бы сделал Ви, приди к нему Пак с правдой о Нишинойе? Он ведь тогда так и не рассказал ему ничего. Но Намджун ясно дал понять — братья не станут лезть в его брак и к его мужу, пока это не переходит границы, вот только интересно, что у каждого эти границы разные. Тэхён смотрит своим пристальным, хищным взором, прежде чем, потрепав Чимина по голове, уйти к своей тачке и сесть за руль. Чимин провожает их долгим взглядом, пока номера не становятся совсем маленькими, и только после садится в свою машину, чтобы со вздохом отправиться в бордель.        Пристанище порока, как иронично, что им управляет человек, прежде не знавший удовольствия слияния тел, что шлюхами заправляет на вид жёсткий и решительный третий сын Сайоны, дома подвергающийся насилию. Иногда Чимин ловит себя на мысли, что проявляет жестокость к своим подчинённым из-за того, что более эмоции ему выместить негде.        Паркуется возле заведения, чтобы следом оказаться внутри и пройти сразу к кабинету, где его ждут. В кресле сидит альфа, полный, с явным признаком облысения — жиденькими волосами по бокам, когда по центру уже печально всё поблёскивает. Чимин бросает ключи от машины на стол, устало потирает висок, даже не здороваясь, и помощник омеги взвинчивается.        — Босс, кофе? — спрашивает он, встав со своего места.        — Кофе и таблетку аспирина, — ровно выговаривает Пак, а сам переводит взгляд на клиента, который с жарким интересом осматривает пышные бёдра в узких джинсах и массивную кожаную куртку, всё ещё остающуюся на плечах. — Доброго дня, — здоровается Пак, — господин…        — Ваньò, — с акцентом проговаривает альфа, его подбородок начинает потеть от вида Чимина, а того начинает тошнить от этого мужика. — Здравствуйте, господин Пак.        — Вы так настойчиво желали меня видеть, что пришлось отбросить свои дела и примчать прямо из аэропорта, — делает вязким и тягучим свой голос омега, продолжая опираться бедром о собственный рабочий стол. — Что такого стряслось?        — Ваша шлюха меня укусила! — почти взвизгивает Ваньо и тут же подскакивает с кресла. — Он совершенно профдеформирован! Я могу показать, прямо за…        Чимин брезгливо сморщивается, когда альфа тянется к ремню на брюкам, ему мерзотно смотреть на одетого-то, а тут…        — Не стоить, верю вам, — не скрывая недовольства, проговаривает омега. Мужчина с явной досадой поджимает мимолётно губы.        Пак же обходит стол, покачивая бёдрами, отчего буквально ощущает на себе липкий взгляд, и нажимает на кнопку вызова внутренней связи.        — Позови мальчика, который был с господином Ваньо.        Они несколько минут молчаливо ждут появления элитной проститутки, пока в кабинет не входит Джейн. Его любимый работник, его лучший работник и хороший шпион. На губе заметна ссадина, а глаза виновато опущены в пол. Чимин сканирует омегу взглядом и кивает на место рядом с собой. Джейн послушно проходит к хозяину и прикусывает повреждённую губу, отчего тут же шипит.        — Джейн, что произошло? Этот господин утверждает, что ты его укусил.        — Босс, — хрипло начинает шлюха, подняв глаза на Чимина. — Так вышло не специально.        — Ты меня цапнул! Что за шлюха такая?!        — Господин Ваньо, — голос Чимина опасно становится ниже, отчего альфа вздрагивает. Он не должен забывать, с кем говорит. — Сейчас я спрашиваю Джейна.        — Клиент пихал мне в глотку свой хрен слишком сильно. Уровень жёсткости был обговорён, и я попытался остановить, но за это мне прилетело ещё глубже, — обиженно проговаривает омега. — Укусил я случайно, когда мне уже дышать нечем было.        — Господин ударил тебя? — изгибает Чимин бровь, обхватывая подбородок Джейна и рассматривая припухающую губу. Тот опасливо смотрит на клиента и медленно кивает. — Иди. Пройди к медику, пусть пропишет тебе заживляющую мазь.        Джейн поспешно покидает кабинет Пака, кутаясь в плюшевую кофту, а Чимин снова оборачивается к возмущённо красному, словно переспелый помидор, мужчине.        — Господин Ваньо, — снова опасно низкий баритон омеги приковывает к нему внимание. — Когда вы обратились в наше заведение за услугами определённого характера, администратор объяснил вам политику борделя? — Ваньо непонимающе кивает. — Он рассказал вам об уровнях жёсткости, что есть разные омеги, способные принять разный уровень, что их возможности неравны? — снова кивок. — И какой уровень был вами выбран?        — Зелёный, — старается выглядеть таким же спокойным альфа.        — Так вот, — обходит стол и становится в нескольких шагах от него Чимин. — Зелёный уровень подразумевает под собой стандартный секс без игрушек, костюмов, без БДСМ и жёсткости. Это неоспоримая классика. Жёлтый — более развёрнутый уровень, где можно использовать шлепки, игрушки. Оранжевый — допустимая жестокость, обсуждаемая с представляющим услуги омегой и предварительно установленным стоп-словом. Красный — жёстко, грязно и почти без ограничений. Куда, как вы думаете, относится ваше соитие, учитывая то, что по словам моего работника, вы обращались с ним довольно грубо? Это точно зелёный уровень?        Ваньо почти втягивает голову в плечи, хотя он немного выше омеги, но при этом тот словно возвышается над клиентом.        — Я…        В кабинет входят двое альф-секьюрити, которые застывают по бокам от двери и молча стоят, ожидая команды от босса.        — Я не могу расслышать вашего ответа, господин Ваньо.        — Я, думаю, ненароком перешёл на жёлтый…        — Но не обговорили заранее это с Джейном. Джейн работает на жёлтом, но его нужно предупреждать. Вы ведь не первый раз в «Коёдо».        Альфа поглядывает в сторону мощных рук стоящего ближе всего к нему секьюрити и сглатывает. После смотрит на Чимина с его жёстким и непроницаемым лицом.        — К тому же, вы ударили моего работника. Вы не в притоне, где можно творить что угодно, господин Ваньо. Вы в элитном заведении Сайоны под моим началом, где прекрасные, на любой вкус омеги предоставляют вам общество и внимание.        Альфа совсем сжимается, глядя на Чимина уже испуганно, потому что тон Пака становится всё холоднее.        — Вы принесли мне ущерб, навредив моему работнику. Теперь Джейн не сможет несколько дней работать из-за вашей опрометчивости. Вы нарушили политику клуба. Вы так меня расстроили… — это не звучит растроенно, это звучит яростно, словно Чимин сам сейчас свернёт лысому отвратительному херу шею.        — Простите, господин Пак, — блеет тот, голос становится выше. — Я… нехорошо поступил. Мне жаль. Я выпишу вашему заведению чек, чтобы возместить ущерб для шл… Джейна, — Чимин продолжает буравить его взглядом, опершись о стол. — Такого более не случится.        — Я рад, что вы идёте навстречу, господин Ваньо, — растягивает Пак губы в ледяной улыбке. — Мальчики, проводите нашего дорогого гостя к администратору.        Секьюрити приближаются к клиенту и тот, опасливо их разглядывая, движется к выходу. Оборачивается на Чимина, который притворно ему машет пальцами в знак прощания, а после оборачивается к телефону.        — Сдери с него для Джейна на новый шёлковый халат, — насмешливо тянет Пак в динамик, слыша в ответ смешок. Лысый ублюдок заставил его переться сюда после перелёта.        Дверь позади скрипит, и Пак фыркает:        — Я уже еду домой, отвалите, всё в понедельник, — но когда оборачивается, замечает алые волосы Хёнджина, тихо застывшего в тени кабинета.        — Ша передаёт тебе горячий привет, — тихо-тихо произносит омега. — А я принёс то, что ты попросил.        Он, ухмыляясь, кидает на диванчик для гостей конверт, и Чимин скорее старается его подхватить пальцами. Из белого нутра конверта ему в руку высыпаются несколько очень интересных фотографий, сделанных вчера в одном отеле с рестораном. Настолько интересных, что глаза у усталого Чимина вспыхивают. Хёнджин же только показушно кланяется и с ухмылкой покидает омегу. Чимин сдержанно улыбается, разглядывая крайне интригующие снимки.

***

       Юнги устало разбирает вещи по своим местам, один в тишине спальни, когда дверь пронзительно скрипит. Никто иной и не мог появиться на пороге, кроме его будущего мужа, так что Ви расслабленно наблюдает за тем, как омега разбирает чемодан, сидя на кровати и сортируя шмотки. Юнги первым ничего говорить не собирается, продолжает лениво заниматься своими делами, альфа молчаливо буравит его тёмным взглядом.        — Понравилось в Бордо? — уклончиво спрашивает он, стоит Мину встать и пройти к комоду, куда собирается укладывать вещи. Невольно вспоминает, как альфа почти вдавливал его в клятую мебель.        — Скучно. Эти двое унеслись по своим важным делам, а я торчал полдня в отеле, чтобы потом под надзором пройтись по паре районов для туристов.        Тэхён плюхается на кровать, прямо на вещи, из-за чего половина оказывается смята, а вторая — на полу. Юнги зло воззряется на старшего и нависает над ним, гневно сопя. А после Ви вдруг протягивает ему пакет с известным логотипом. Омега принимает дар с сомнением во взгляде и любопытно туда залезает. Ярко-красная рубашка с рукавами в три четверти и зауженные брюки с цепью. Юнги поднимает взгляд на альфу, а тот продолжает лежать на его вещах, не сводя взгляда.        — Зачем?        — Переодевайся, у нас свидание.        — Я устал после перелёта.        — Я донесу до машины тебя на руках.        Юнги нахмуривается и стискивает челюсти. Спорить бесполезно. После времени, проведённого с Чимином, к Тэ практически приходится заново привыкать. Альфа вдруг садится и начинает вытаскивать его просторную футболку из-за пояса джинсов, но Юнги, прижимая к себе пакет, отходит на пару шагов.        — Я сам в состоянии переодеться, — тихо говорит он, отворачиваясь.        Его план сумбурен, и омеге не всегда удаётся совладать с чувствами, чтобы выполнять его на все сто. Но сейчас в разуме пронзительно щёлкает, напоминая о нём, и Юнги, зажмуриваясь, стаскивает с себя одежду, позволяя Ви, сидящему на краю кровати, наблюдать за степенью оголения светлой кожи.        — Я всё ещё не могу понять, почему ты пытаешься затащить меня в койку, — спокойно говорит он, откинувшись на изголовье и наблюдая за тем, как Мин снимает с себя джинсы, позволяя упасть к ногам, как только оказывается расстёгнута пуговица.        — Тебе от этого плохо? — изгибает бровь омега, обернувшись через плечо.        — Нет. Просто ты подозрителен.        — Или ты паранойик.        Тэхён замолкает, а Юнги опрометчиво отворачивается. Тёплые ладони ложатся на плечи и медленно оглаживают руки до локтей, чтобы очертить предплечья и кисти, скользнув подушечками по костяшкам. Юнги не двигается, словно кролик, попавший в лапы большой хищной кошки, он лишь слегка склоняет голову вбок, словно бы открывая для Тэхёна уязвимое место. Альфа это не упускает и поцелуй, коснувшийся изгиба шеи, обрушивается волной мурашек на кожу.        — Что он с тобой на этот раз делал? — спрашивает Тэхён в самое ухо.        — Ничего, — спокойно отвечает Юнги.        — Ты просишь меня не спать со шлюхами, а сам будешь развлекаться с моим братом?        — Он ничего не делал со мной, — Юнги резко выпрямляется, но всё ещё упирается лопатками в чужую грудь. — И где гарантия, что ты не спишь с ними?        Тэхён обхватывает Юнги за талию и прижимается ближе. Сам Мин едва ли сдерживает вдох, когда ощущает то, как альфа пахом — твёрдым, вызывающим мурашки по спине — вжимается в его поясницу. Опускает глаза, стоит Ви остраниться и произнести:        — Одевайся, Малыш.        Они не говорят по дороге к машине, пересекая особняк и ловя удивлённый взгляд Хосока, который уже лежит на диване, поедая палочками рис с овощами, не говорят, пока Тэхён везёт его непонятно куда. Не слышно ничего и в тот миг, в который они тормозят у сверкающей высотки. Солнце почти село, Юнги позволяет Тэхёну вести себя, пока их пальцы переплетены в замок. Лифт, где они оказываются, мигает кнопкой, обозначающей крышу, и Мин удивлённо вскидывает бровь.        — Что ты задумал? — оборачивается он на старшего, но тот только ухмыляется, приподняв один уголок рта.        — Увидишь.        Перед тем, как покинуть кабину лифта, Тэхён берёт его за руку и переплетает пальцы снова, чтобы потянуть омегу за собой. Закатное солнце, почти опустившееся за горизонт, золотит и красит алым небо, чем дальше от светила — тем пурпурнее небосвод. Юнги оглядывается — крыша высотки обустроена так, что на самом краю стоит крытая и застеклённая веранда, внутри — столик, накрытый явно для ужина. Ви ведёт его туда, а омега сомнительно приподнимает брови.        — Не думал, что ты романтик.        Тэхён усмехается и подталкивает Юнги к двери, чтобы после, когда оба окажутся внутри тёплой веранды, закрыть её с тихим щелчком.        — А ты уверен, что знаешь меня достаточно хорошо?        Мин на это высказывание реагирует резко: шустро оборачивается и зло оглядывает Тэхёна. Сегодня его настроение скачет только так, возможно, играет роль приближающийся эструс, в который Мин всегда чувствует себя и ведёт отвратительно.        — Я знаю тебя с детства, хён. Я знаю, что ты любишь есть, как любишь просыпаться. Знаю, что ты ненавидишь клубняк и поп-музыку, что любишь скрипку и саксофон. Что никогда не пьёшь ничего с сахаром и куришь только одну марку сигарет вот уже много лет. Знаю, что тебя бесполезно будить — пока ты сам не встанешь, никто не добудится. Знаю, что ты любишь свистеть, когда у тебя хорошее настроение, что ты наглый, самоуверенный и жестокий к чужакам. Знаю, что ты тот ещё развратник, любящий омег, но никак не романтик.        Тэхён начинает приближаться к Юнги, нависает над младшим и внимательно слушает его, постепенно взгляд альфы смягчается, становясь теплее, по сравнению с тем, каким был после упоминания Чимина.        — Ты ненавидишь ментол, поэтому ненавидишь чистку зубов, для тебя это каторга. Ты любишь тёмные оттенки в одежде, — Мин запинается, слыша лёгкий джаз на фоне и ощущая, как альфа кладёт руку ему на талию. — Любишь… свою семью. Ты всегда нас защищаешь.        — И что ещё? — тихо спрашивает Ви, оказываясь совсем близко.        На столе — ужин привычный для их страны и бутылка вина. Гирлянды, тускло освещающие веранду, создают какую-то особенную атмосферу. За пределами полностью прозрачных стен — совсем садится солнце.        — Что я ещё люблю, Юнги? — снова спрашивает альфа, но омега упрямо молчит. — Ты думаешь, что зная меня, как брата, знаешь, как альфу?        Мин вздёргивает подбородок, и Тэхён не упускает возможности прикоснуться к нему пальцами, чтобы продлить зрительный контакт.        — Я тоже знаю тебя почти наизусть, но не как омегу, Малыш. Это ещё всё предстоит выяснить, — прижимает к себе его Ви, чуть покачивая в подобии танца. По коже того струятся прохладным шёлком мурашки.        — Тэхён-хён… — начинает Юнги, не глядя на него. — Скажи мне, только честно, ты хотел меня ещё до того, как объявили о помолвке?        Альфа молчит, только ведёт Юнги в незамысловатом танце, держа одной рукой за узкую талию, а второй за ладонь. Щека его прижимается к волосам, но Мин смотрит только ему в шею, позволяя дотрагиваться и обнимать в процессе движения.        — Хочешь знать, извращенец ли я, желающий детей? Нет, Юнги. Ещё полгода назад я орал на Монстра, что не могу взять тебя замуж, потому что растил. Я мыл тебе голову и сушил её, когда мог остаться дома и абстрагироваться от работы. Я кормил тебя спаленными напрочь завтраками, пока в нашем доме не появился Хосок и нанятый им повар. Я отвозил тебя в школу и смотрел с тобой по вечерам тупые фильмы. Я часами слушал о твоих айдолах и помогал тебе с уроками, чёрт возьми.        Юнги молчит, слепо глядя в воротник рубашки Тэхёна.        — Мне понадобилось полгода, чтобы смириться с этой мыслью и признать несколько вещей: что ты уже взрослеешь, что тебе нужна моя защита, что нам придётся стать семьёй в другом смысле. Полгода я осмыслял, дистанционно наблюдал за тобой, прежде чем смирился.        Омега поднимает взгляд на Ви, пока тот с расслабленным выражением лица глядит на красный уголок неба.        — А сейчас?        — Я всё ещё помню тебя мелким капризным засранцем. И в то же время вижу мужчину, в которого ты вскоре превратишься.        Малыш вдруг утыкается лбом в чужую ключицу, и танец замирает. Прежде, даже будучи близкими членами одной семьи, они не были так откровенны друг к другу. Юнги закусывает губу, втягивает воздух через ноздри, ощущая при этом след чужого парфюма и запах табака, преследующий Тэ всё время. Он построил план, в котором всё ещё сомневается, но остановиться уже, кажется, не сможет. И главным козырем этого плана будет Ким Тэхён — его сводный брат и его будущий спутник по жизни.        Юнги снова выпрямляется и глядит на альфу, чтобы после, протянув ладонь с подаренным им браслетом, прикоснуться к чуть колючей щеке. Гладит кожу мимолётно, чтобы проскользнуть по уху к волосам и зарыться в них пальцами, и после тянет Тэхёна к себе. Альфа сомнительно моргает, но быстро отвечает — склоняется, чтобы позволить Юнги совершить задуманное. Они сталкиваются губами, и Юнги понимает, что ему больше, чёрт возьми, не противно. Что вкус осевшей табачной горечи на чужом языке, тёплые касания губ и скользящее по коже дыхание вдруг заставляют в животе что-то вздрогнуть.        — Отмени нашу сделку, Тэхён, — впервые вот так, без добавленного «хён», просит омега. — Я… ты и без того можешь всё время меня касаться.        — Что я получу взамен? — сощуривается Ким, сжимая талию Мина уже двумя руками.        — А просто меня тебе уже мало? — повторяет тот выражение чужого лица. — Я и без того почти принадлежу тебе.        — Не принадлежишь.        Мурашки скользят по задней стороне шеи от ставшего ниже голоса, и Юнги вздрагивает.        — Ты больше не ходишь к шлюхам, а я… больше не встречаюсь с Чимином. И сделка отменяется. Всё будет так, как правильно. Только ты и я.        Юнги поднимает взгляд на альфу, который пристально обводит его черты. Он словно взвешивает все за и против, зрачки невольно то расширяются, то сужаются, и Юнги наблюдает за этим, словно заколдованный.        — Я и не хожу больше к ним.        — А я ничего не делаю с хёном.        — Я больше не твой хён? — изгибает бровь Ви.        — Нет, — чётко произносит омега. От того, что он собирается сказать, пересыхает в горле. Ему кажется, словно судьба сама подсказывает ему, или же это омежье чутьё, что делать с этим мужчиной, чтобы навсегда привязать к себе. Юнги старается сглотнуть слюну, но той и нет во рту, под языком. Тэхён больше не старший брат для него. В этот миг граница будет стёрта и установлена новая. — Ты мой альфа.        Взгляд Ви вспыхивает, и Юнги понимает, что попал в верную точку. В ту самую, которая необходима для достижения эффекта. Он не знает, был ли Тэ честен с ним в отношении собственных желаний, но позорно хочется успокоиться даже с помощью лжи. Потому, когда Ви коротко выдыхает, Юнги сам обхватывает его за шею и позволяет сжать за пояс, чтобы губы снова столкнулись. Юнги влюбит в себя Ким Тэхёна и использует его любовь, чтобы спасти Чимина от тирана. Ему совсем неважно, что придётся навсегда отречься от дорогого сердцу человека и отдать то другому во владение. Юнги боится только одного. Оглушаемый стуком сердца в груди, запутавшийся между поцелуями Ви в его руках, омега опасается только влюбиться в ответ.        Он правда постарается не совершить эту ошибку, просто хорошо играет. Лишь ради плана зарывается пальцами в чужие волнистые волосы и позволяет сжимать себя так сильно, что трещат рёбра. И сердце почти не бьётся, порхает, как колибри, только из-за нехватки воздуха.

***

       — Хватит тянуть, — раздаётся в трубке, казалось бы, обычный голос Ша Нуара, но Чимин всем нутром ощущает напряжение. — Дай только одну команду, лишь одно твоё слово, mon chaton, и он рухнет.        — Нет, — упрямится Пак, сидя в кабинете после того, как решил проблемы насущные, связанные с борделем. Они начали закупать новый лубрикант, на который у омег попросту вылезла аллергия, и это в данную секунду — самая большая головная боль Чимина, если не считать наседающего на неё Чонгука. — Я знаю, что ты можешь. Знаю, что если только попрошу, ты устроишь войну между группировками. Но, — делает акцент омега. — я хочу сделать так, как задумал.        — Слишком долго.        Чимин уже начинает нервничать, стискивает зубы. Упрямство альфы его раздражает. Он лишь попросил покровительства, а не того, чтобы Ша Нуар сделал всё за него. Основная цель Чимина — уничтожить Сайону и Хатаке собственными руками, а не чьими-то.        — Чонгук, — устало выдыхает в трубку омега, но тот его перебивает:        — От одной мысли, что через пару часов ты снова окажешься в руках этого ублюдка, у меня кровь вскипает в голове.        Да, Пак способен его понять. После двух суток во Франции, ночи с Чонгуком, пока они были только в обществе друг друга, пока Чимин ощущал себя живым и почти позволил себе быть любимым, трудно возвращаться в дерьмо, окружающее его дома. Пак потирает переносицу пальцами и откидывается на спинку кресла, глядя в потолок.        — Нужно потерпеть ещё немного. Лишь чуть-чуть. Ты ведь знаешь, что осталось немного, правда?        — Я не могу просто сидеть, блять, один в своей квартире, зная, что он там с тобой делает.        — Пожалуйста, не совершай глупостей.        Чонгук несколько секунд молчит, непряжённо, и омега понимает, что он либо уже что-то натворил, либо прямо сейчас собирается.        — Если бы наше противостояние с Сайоной было бы открытым, я бы выкрал тебя к херам и от мужа, и от братьев.        Чимин молчит. Головная боль так и не прошла. Он стыдливо сам себе признаётся, что лучше бы оказался и правда в квартире с огромными окнами и чёрным постельным бельём, где на кухне ненавидят ночью включать свет и даже в лютый холод октября держат балконную дверь открытой. Но не в особняке, не рядом с человеком, с которым он связан по рукам и ногам. Не с мужем.        Прикусив губу, Пак зажмуривается. Хочет было что-то ещё протестующее сказать, но не успевает.        — Они поймали моего человека. Вот-вот начнётся крупная переделка, я жопой чую, что нам не избежать стычек.        — Держись подальше, они не должны тебя узнать.        — Не узнают, — усмехается альфа и чем-то шелестит на фоне. После щёлкает зажигалка. — Чимин.        — Что? — раздражённо выдыхает омега, чьи виски всё сильнее сдавливает подступающей мигренью.        — Пообещай мне одну вещь.        Омега многозначительно молчит, ожидая продолжения.        — Если эта тварь начнёт тебя… бить, — слышно, как Чонгук давит в себе ярость, сдерживается, — позвони. Мне будет плевать на твой план. Если солжёшь и утаишь — я сам вскрою свою личность и устрою им ад на земле. Если хочешь, чтобы я уступал тебе, уступи и ты мне.        Чимин жуёт пухлую губу и тянется к пачке сигарет, начиная нервничать. Ниши уверен, что между ними всё было лишь единожды, однако ежели Пак позволит Чонгуку за себя заступиться, то станут открытыми их взаимоотношения. Тяжело сохранять всё в тайне, однако хуже будет, если правда откроется для остальных. Чимину почему-то ясно, что Ниши не рассказал Монстру, каким именно способом достиг помощи Чона.        — Позвоню, — бросает омега и отключается. Он не выдержит ещё получаса нотаций и недовольств от Чонгука, которому отказывается отдать поводья в руки, позволяя устраивать войну между группировками. Это слишком рискованно. План Чимина подразумевает более мягкий выход из ситуации для него, для Юнги и теперь… для Чонгука.        Он устало продолжает глядеть в потолок, но понимает: больше не может откладывать возвращение к мужу. Иначе тот придёт за ним сам.

***

       Он заходит домой, но встречается только с тишиной. Машины Тэхёна во дворе нет, в окнах Юнги не горит свет, а это значит, что они с Хосоком дома остались лишь вдвоём. Намджун скидывает пальто и застывает. Что, если он не сможет не признаться мужу? Он ведь… не делал этого намерено. Чёрт, альфа ругает сам себя за то, что по-детски оправдывает вчерашний случай. Он бесспорно виноват: нечего было нарушать обещание, данное Хоби, идти на сраную встречу выпускников и позволять Джину переходить границы. Он должен это остановить.        Помощник в течении дня даже не заикнулся, виду не подал о том, что между ними вчера что-то было, и Намджун был слишком занят, чтобы отвлечься от дел и поговорить с ним, отчихвостить за наглое поведение.        Хосок находится в гостиной: лежит расслабленно на диване и бездумно глядит в большой экран телевизора. Так случается, когда омега слишом сильно устаёт или стрессует, он сразу же становится пассивным и незаметным. Устал от проволочек? Слишком сильно переволновался из-за Ниши и последствий, преследующих из-за него Сайону? Муж замечает его появление и привстаёт с дивана, выглядывает из-за спинки. Домашний, в простой персиковой пижаме, без грамма косметики. Он молод, красив, у него большие щенячьи глаза и умный взгляд, мягкие волосы и приятная кожа. Намджун застывает, засунув руки в карманы брюк.        — Как ты тут без меня? — тихо и слегка хрипло от долгого молчания спрашивает омега, вдруг садясь на спинку дивана, чтобы было удобнее говорить.        — Неплохо. Ви, как обычно, выпендривается, а я нашёл одного Нуара и достал малость сведений. Хосок довольно улыбается, показывая ряд жемчужно-белых зубов. Намджуна же пожирает собственная совесть. Он всегда чтил кодекс, но, оказывается, его так запросто сумел нарушить. И это давит на мозги. Ему никто не нужен, кроме собственного мужа, он не подвержен чувствам, не смотрит на других омег, Намджуну попросту не до этого. Он слишком занят работой и группировкой, не позволяя своим трудам понапрасну сгинуть. А тут… Джин. И Хоби, который доверчиво глядит на него цвета грецкого ореха глазами.        Намджун резко оказывается рядом, Хосок даже выдохнуть не успевает. Альфа подхватывает супруга, сжимает его талию, тесно прижимая к груди, где от напряжения натягиваяется с каждым вдохом белая рубашка.        — Джун-и, — начинает было омега, но Монстр затыкает его, сразу же глубоко целуя. И Хосок тает сахарной ватой в его руках, хватается за плечи. — Ты скучал по мне? — тихо-тихо выдыхает он, стоит их губам расцепиться с влажным звуком.        — Не представляешь как, — хрипит Намджун и почти не лжёт.        Чон Хосок — его благоразумие. Его стрежень. Это он держит альфу на плаву, не позволяя натворить глупостей, подобных той, которую вчера сделал Сокджин. Альфа подхватывает омегу на руки, и Хосок обвивает пояс ногами, открываясь для него донельзя сильно, прижимаясь, становясь мягким пластилином в ладонях.        Джун не обращает внимания, как относит Хосока в спальню — тёмную, с зашторенными окнами, как опрокидывает на кровать и буквально вытряхивает из одежды. Хосок тянется к его ремню, но альфа торопливо сам избавляется от него. И почему-то возбуждение слишком сильное. Он глядит на стройное тело Хосока, на его вздымающуюся грудь и сведённые вместе бёдра. Маленький, хрупкий. Такого не вдавишь в постель, не оттрахаешь до разодранных губ в уголках рта и синяков по всему телу. Намджун всегда бережёт его в сексе.        Рубашка оказывается выправлена из брюк, омега ловко избавляется от неё, осторожно расстегнув все пуговки. Ладонями проводит по крепкой груди и спускается к подрагивающему из-за дыхания животу. Его тонкие пальцы с обилием подаренных Намджуном колец, расправляются с ширинкой и сразу же ныряют в трусы, с мычанием обхватывая твёрдую плоть.        — Хосок, — зовёт его Монстр, ждёт, пока омега вскинет голову. — Я хочу жёстче сегодня. Выдержишь?        — Что? — моргает тот. — Жёстче?.. Конечно… всё, что захочешь, Джун, — растеряно отвечает муж, и у Намджуна сносит голову.        Он вплетает пальцы в мягкие каштановые волосы, стискивает у самых корней, отчего из-за неожиданности омега издаёт мимолётный писк, но позволяет вжать себя щекой в пах, губами проехаться по ткани нижнего белья, задевая твёрдость возбуждения. Намджун почти не церемонится, он и правда жёстче обычного: приспускает трусы и почти не дожидается, пока омега приоткроет губы — вталкивает головку в рот. Замечает, что бёдра мужа почти трясутся, что он ёрзает, жмурится от того, как крепко держит его Джун за волосы и почти насаживает ртом на член. Хочет, до звёзд перед глазами. Это помешательство какое-то, безумие, но у Намджуна красная пелена перед взором от того, как не помещается во рту мужа слюна, как она стекает по подбородку, пока Хоби позволяет себя трахать в рот.        Альфа низко рыкает и за волосы тянет омегу на себя. Тот приподнимается становится на коленках. Его губы по-блядски мокрые и распухшие, взгляд растерянный, заведённый, почти пьяный.        — Джун-и.        — Молчать.        И омега послушно затыкается. Намджун не сразу обращает внимание на то, как сочится член Хосока, какие мокрые его бёдра от естественной смазки. Он впитывает в себя каждый взгляд, каждый выдох, наполненный подчинением и почти обожанием собственного мужа. Не чурается, буквально слизывает подсыхающую слюну с подбородка Хоби, вкус собственного члена с губ, пока проталкивает язык в его рот, попутно избавляясь от брюк. Хосок стонет прямо в поцелуй, стоя на коленях, когда Монстр жёстким шлепком велит расставить ноги. Он часто дышит, остранившись, разворачивает омегу и давит ему на лопатки, вынуждая встать так, как ему хочется. Собирает кончиком языка солоноватый вкус вдоль позвонков, и Хосока подкидывает. Не стесняясь, он всхлипывает и стонет, стоит пальцам мужа вторгнуться в его зад. Анус плотно стискивает по самые костяшки, а Намджун больно кусает супруга за поясницу, оставляя алый след зубов.        — Джун…        — Ты сказал, что выдержишь, — хрипит альфа, обхватывая собственный член в кулак, пока разглядывает, как соблазнительно исчезают пальцы в анусе омеги, как оттуда стекает каплями вязкая омежья смазка.        — Я выдержу, не останавливайся, пожалуйста, — шепчет Хосок, оленьими глазами глядя на него через плечо.        Точно ли выдержит? Слишком хрупкий, слишком легко сломать. Намджун всё же немного отпускает поводок, собирает испарину между лопаток омеги, а после больно кусает его за заднюю сторону шеи, вырывая скулёж между припухших губ. Его пальцы с хлюпаньем растягивают мягкое нутро, влажные от смазки, попадают жёстко по простате, отчего омега почти соскакивает с них. Собственный кулак на члене кажется пыткой.        Шлёпнув мужа по бедру, Джун велит перевернуться на спину. Широко расставляет стройные ноги и нависает над Хосоком, но не проникает. Трётся между ягодиц, а сам до болезненного впивается губами в подрагивающую грудь, втягивает в рот, оставляя сверкать тут же краснеющий след. Повторяет то же с солнечным сплетением, пока доводит Хоби до вскриков, контрастируя болью с тем, как входит лишь на самую малость, тут же выскальзывая. Ему больно, видно, как становится мягче член, но Намджун не желает останавливаться. Он хочет жёстко и до криков, зажимая запястья над головой, кусая губы до крови. Хочет доказать сам себе — ему никто не нужен больше.        В уголках глаз омеги копятся слёзы, но он упрямо дотрагивается до лица Намджуна и трётся о него сам, а пыл альфы ослабевает. Хосок — хрупкий физически омега, довольно болезненный, с ним нужно осторожно. Он не выдержит напора Джуна сейчас.        — Любовь моя, — шепчет омега прямо в требовательный поцелуй. — Делай то, что тебе хочется. Я ко всему готов. Прошу…        Намджун понимает: Хоби осознаёт — здравость возвращается к альфе. И не хочет этого. Тело омеги покрыто укусами и следами, завтра грозящимися превратиться в лилово-чёрные, член Джуна каменный, а ноги Хосока дрожат. Он смотрит на мужа умоляюще, просит продолжить, несмотря ни на что.        В голове внезапно всплывает дурная, абсолютно отвратительная мысль: Джин бы выдержал. Он мощный, его тело физически сильное, он бы слёгкостью осилил такой секс. Он бы сам, наверное, оставлял грозные укусы на смуглой коже альфы, он бы наслаждался этой дикостью. Намджун ошарашено округляет глаза и слепо смотрит на губы Хоби. Нет. Никакого Джина. Никакого другого омеги, кроме мужа, в этой спальне.        Он входит резко, Хосок вскрикивает, но быстро расслабляется. Влажный, готовый, принимает Намджуна и вцепляется трясущимися пальцами в плечи альфы, но тот отводит ладони и зажимает над головой, скорее всего, сдавливая до синяков. Но Хоби влюблённо и безнадёжно смотрит, тянется за новой порцией грубой ласки, за кусачим поцелуем, во время которого Джун его беспощадно трахает, со скрипом вдавливая в кровать.        Толчки отрывистые, очень глубокие, пальцы на ступнях омеги подрагивают от каждого, но тот только приоткрывает рот и закидывает голову назад, обнажая шею. Намджун же и её испещряет укусами, не щадит совсем, усеивает кожу следами своей паники от ужасных мыслей в голове. Член омеги снова твердеет, но не окончательно, пальцы на руках подрагивают — сжатые широкой ладонью Монстра. Альфа с каждым выдохом входит всё сильнее, выбивает из горла мужа скулёж, широко раскрытыми глазами оглядывает всю гамму красно-синего на его красивой тонкой фигуре.        Он вжимается носом в щёку Хосока, стискивает его бок свободной рукой, размашисто, с хлюпаньем вязкой прозрачной смазки отрывисто имеет, пока бёдра мужа напрягаются, обхватывая его бока. Кусает мягкую кожу щеки и едва ли тормозит себя от того, чтобы слишком сильно сжать зубы. Хосок неожиданно вскрикивает и кончает, тут же обмякает в руках, но Намджуну мало, он ещё не закончил.        Переворачивает истерзанного, искусанного омегу на живот и, отодвинув ягодицу, входит снова, а после вынуждает встать на колени, чтобы глубже входить, заполнить собой целиком, забыться в нём, отречься от пагубных мыслей о другом. Это — сумасшествие. Намджун отказывается ему подчиняться. Хосок сдавленно скулит, когда альфа, крепко сжав его, входит особенно глубоко и изливается прямо в мужа, надеясь, что в этот раз получится дать Хосоку желаемое. Дышит учащённо в шею, тут же ощущая, как ласковые пальцы зарываются во взмокшие коротко остриженные прядки.        Медленно и безысходно распахивает глаза. Не получилось. Мысли никуда не делись. Даже обхватывая руками собственного супруга, пока его член всё ещё внутри Хоби, Джин из головы не пропал. Проклятый омега, чтобы ему пусто было. Единственным заземлением остаётся Хосок, слепо утыкающийся носом в его щёку.

***

       Чимин старается зайти тихо, может, ему везёт и муж просто уже спит, но нет — в гостиной горит свет. Омега скидывает ботинки, бросает на вешалку кожаную куртку и слышит голос Ниши из комнаты. Тот выходит из гостиной и замирает, глядя на вернувшегося Чимина.        — Ты долго, — холодно, слишком опасно произносит альфа, держа в руках стакан с виски. Вид у него, мягко говоря, потрёпанный.        — Были проблемы в «Коёдо», — старается Пак звучать безразлично.        — Слишком проблемное заведение. Отнимает львиную долю твоего времени, — раздражается махом Нишинойя, нависая над Чимином. — Наверное, мне стоит поговорить с Монстром и дать понять, что ты не справляешься с этой работой.        Чимину хочется плюнуть ему в лицо. Со всем он справляется, просто это — единственный вариант отмазки, почему Чимин не торопится домой.        — Я справляюсь, — спокойно произносит омега, глядя мужу в глаза. Нишинойю угнетает сложившаяся ситуация, его люди под арестом, и могут вот-вот сбросить Ниши в бездну лишь парой своих слов. Он на грани бешенства и способен сорвать его на Чимине.        — Ты мало времени проводишь дома, — хмыкает альфа, отходя на шаг. — Идём, поприветствуем гостя.        Гостя?.. Гостя… Чимин ощущает, как у него холодеет внутри от догадки, кем именно может быть этот гость. Если Чонгук додумался приехать в их дом, если сейчас они, спустя время после того, что произошло, окажутся в одной комнате втроём, гостиная станет полем боя, Армагеддоном, катастрофой. Внутренности Чимина опускаются всё ниже с каждым шагом к помещению.        Он едва ли не рычит от злости, когда видит сидящего в кресле с бокалом виски альфу, его белые волосы в тёплом свете кажутся жёлтыми. Чонгук окидывает деланно безразличным взглядом омегу.        — Господин Чон срочно мне понадобился, — усмехается Ниши прямо Чимину в ухо. — Ты вовремя, душа моя. Этот вечер обещает быть весёлым.        Чимин с толикой ужаса и громадой нетерпимой злости смотрит на Чонгука, пока тот расслабленно сидит в кресле и покачивает в руке бокал. Им конец, если они хоть что-то сделают не так. Чимину — так точно.