virtue

      Чимин собирается, как ни странно, один. Сегодня что-то сродни домашних посиделок для семьи в честь семнадцатилетия Юнги, потому он не старается нарядиться слишком вызывающе. Просто одевается, почти не красится, потому что незачем, не надевает украшений никаких, кроме обручального кольца. Нишинойя уехал ещё утром, а в сообщении в обед написал, что приедет прямо к Монстру, чтобы не волновались о его опоздании. Чимин лишь фыркнул. Обстановка начинает накаляться, что омегу не может не радовать. Совсем скоро будет ловля мышей с товаром в Японии и качественные, почти неразрешимые проблемы мужа с законом. В этот раз ему не удастся отвертеться, уж Чимин и Ша Нуар постарались.        Он бросает взгляд на ранее подаренный Чонгуком флакон духов. И вроде бы нужно воспротивиться в угоду своему несладкому характеру, однако ладонь в который раз с момента получение аромата тянется к крышке. Чимин её сдёргивает и наносит парфюм на кожу, вдыхая обширный, приятный запах. Чонгук отчего-то оказался прав: этот нравится ему больше. Ненавязчивый и лёгкий, мягкий и плавный, словно стоишь возле бурной реки, рядом с которой находится поле различных цветов. Запах солнечного света и лета. Чимин быстро выныривает из мыслей, чтобы окончательно собраться, бросает последний взгляд на себя в зеркало и усмехается.        Благо, синяки окончательно сошли спустя время. Чимин гасит свет, прежде чем покинуть гардеробную.        Особняк встречает его несколькими светлыми окнами, когда омега покидает машину. Обратно, скорее всего, уедет с мужем, а авто заберёт потом. Не хочется нанимать водителя на вечер, тем более доверять ему свою малышку. Чимин дорожит машиной, даже больше, чем некоторыми людьми. Он вальяжно покачивается, поднимаясь по ступенькам крыльца и открывает дверь самостоятельно — Хосок, вероятно, распустил на семейный вечер прислугу. Потому что так комфортнее, потому что многие вещи обсуждаются, не предназначенные для лишних ушей. Омега сам скидывает на вешалку пальто и проходит дальше.        Накрыто в маленькой столовой, где уже порхает рядом со столом Хосок. Он, услышав шаги Чимина, улыбается и оборачивается, тут же бросаясь, чтобы заключить его в объятия.        — Как ни странно, ты сегодня вовремя, — выдыхает Чон, вынуждая Пака натянуть на лицо снисходительную улыбку. Он здесь только ради Юнги, потому что Малыш заслуживает, чтобы в его день рождения Чимин был рядом.        — Да, — кивает омега, оглядываясь. — А остальные где?        Хосок треплет ворот шёлковой серебристой рубашки и нервно дёргается.        — Намджун и Ви скоро спустятся, что-то обсуждают наверху в кабинете, Юнги ещё прихорашивается.        — Хорошо. Я поднимусь, чтобы отдать ему подарок, — машет маленькой коробкой перед лицом зятя, якобы подтверждая свои слова, а после разворачивается, действительно намереваясь подняться.        Вот только сперва не к Юнги, а на этаж выше. Туда, где расположен кабинет Монстра. Там непредусмотрительно приоткрыта дверь, а сам кабинет находится слишком близко к лестнице, что на руку Чимину. Он может, даже стоя на предпоследней ступеньке пролёта, услышать разговор, ведущийся между старшими сынами Сайоны.        — Если на хвост этому придурку всё же сядут, — Чимин почему-то сразу понимает, что речь, произнесённая Тэхёном, обращена в сторону его супруга, — я сам оторву его голову. Почему он никак не добьётся сокрытия от детектива?        — Дядя Юнги и Нуары беспокоят меня куда больше полиции. Они не сумеют доказать связь Сайоны и Хатаке, мы не связаны документально, — подаёт голос Намджун, и Чимин застывает. Он знает, что на бумагах клан Хатаке существует отдельно от организации. Но есть исключения. И это — брачный договор Чимина. Там есть взаимосвязь, что тоже сыграет не последнюю роль в его плане.        — Нуары — мошки. Что они сделают? Никогда не проявляли интереса или агрессии. И думаешь, что с появлением в их рядах этого ублюдка, что-то изменится?        — Ниши поймал посыльного, — Чимин чуть напрягается, слушая речь Намджуна. — И его убили. Как и пятерых парней из клана. Как предполагаешь, кто это был?        Голоса Ви не слышно, Чимин старается даже не дышать, чтобы не оказаться замеченным.        — Нуары оставили ясное и чёткое послание рядом с посыльным и трупами, — агрессивнее произносит Джун, вынуждая омегу сдержать хмыканье. — Они замешаны в том, что подставляют Ниши.        Ви фыркает, а Чимин закатывает глаза, прислонившись к стене спиной и стараясь не выдавать своего присутствия.        — Значит, нам самим стоит перейти к действиям, раз они не скрывают того, что делают, — тихо и угрожающе выдаёт Тэхён.        — Не получится.        Чимин вздёргивает бровь, обращаясь в слух.        — Ша Нуара невозможно поймать.        — И это говоришь мне ты? В твоих руках вся власть Сайоны, а ты говоришь мне, что не можешь поймать человека, который стоит во главе мелкой группировки? — уже шипит Тэхён. Он сегодня кажется злее и раздражённее обычного.        Намджун вздыхает, Чимин буквально может представить, как старший брат приподнимает тонкую оправу очков и трёт от усталости переносицу.        — Его словно не существует. Мне потребуется гораздо больше времени на поиски, чем я предполагал.        — А если выйти на дядю Малыша и попробовать через него? — спрашивает Ви, и Чимин слышит стук чего-то о стол, кажется.        — Я пытался, — фыркает Монстр. — Но он тоже будто испарился. Они словно дразнят нас и тянут время.        — Если это так, то обязательно покажутся. Важнее тогда узнать их цель и мотивацию поступков, — выдаёт Тэхён.        Чимин нутром чуёт, что нужно уходить, и чутью своему доверяет, потому спускается на второй этаж и спешит к комнате Юнги. Братья пока не могут отыскать взаимосвязь Нуаров, Чонгука и Чимина. Оно и лучше, так у Пака есть гораздо больше времени. Пусть ищут призраков и запутывают собственные следы, а Чимин и Чонгук медленно разрушат организацию.        Он входит без стука и застаёт Юнги с напряжённым видом у зеркала, пока тот причёсывает тёмные волосы. Но как только омега замечает Чимина, взгляд его смягчается.        — Хён! Ты приехал, — выдыхает тот, подлетая к Чимину и обхватывая его руками. Трётся щекой о мягкую ткань красной рубашки, задевает край чёрного корсета, плотно опоясывающего талию.        — С днём рождения, мелкий, — усмехается Пак и треплет Мина по голове, вызывая доверчивую улыбку. — Держи.        Юнги принимает небольшую коробочку. Любопытно и поспешно разворачивает, сразу же замечая золотую цепочку с крохотными жемчужинами, вплетёнными в звенья и тянущимися по всему украшению.        — Вау! Спасибо, — расцветает омега и тут же притягивает Пака к себе, чтобы нагло поцеловать в губы.        Чимин коротко отвечает, но вдруг понимает, что не чувствует той же судорожной дрожи, какую ощущает с Чонгуком. Тому достаточно поцеловать его в губы или притянуть к себе, как это было в последний раз, чтобы мурашки обожгли кожу омеги. Но с Юнги… пустота. Что это значит? Почему его тело реагирует на одинаковые прикосновения по-разному?        Но Пак старается отбросить ненужные сегодня мысли. Он приехал к Малышу, чтобы провести с ним время и вытерпеть присутствие всех остальных. Потому, разорвав прикосновение и словив влюблённый взгляд, старается улыбнуться Юнги как можно мягче.        — Настоящий подарок это то, что ты рядом сегодня, — шепчет он, хлопая большими глазами.        И Чимину снова становится стыдно. Лишь на долю в его чёрствой душе. Он обманывает Мина. Он не любит его. Не хочет. Его тело начинает тянуться к мужчине, который изначально вызывал внутри только тревогу, против воли разума омеги, против его израненной души, но Пак тянется к Чону всё сильнее, сближается и не останавливает его порывы. И это, кажется, не только из-за того, что они партнёры по делу, по сексу и миссии развалить старейшую в Сеуле организацию гангстеров.        Эти мысли не дают ему покоя с первой же ночи. А следующая только укореняет их в сознании. И что с этим делать, Чимин пока не понимает. Потому просто сдержанно улыбается Юнги, обнимает и приказывает поторопиться.        Они уже сидят за столом, Хосок воодушевлённо рассказывает о том, что они приготовили для Юнги особенный подарок и хвалит французское жаркое, приготовленное поваром. Намджун поддерживает с ним беседу, а Тэхён склоняется к уху Мина, чтобы что-то сказать, отчего Чимин замечает, как омега сначала поджимает губы, а после поворачивается к жениху, чтобы сладко ему улыбнуться. Такое поведение младшего цепляет внимание Чимина. Он не чувствует никакой ревности, но ощутимо напрягается, ведь если Мин сблизится с Тэхёном, то часть плана, связанная с ним, может рухнуть. Чимина это пугает до ужаса. Ведь тогда придётся выкручиваться на ходу и прибегать к дополнительной помощи Чонгука, а омега пока не готов полностью переложить план на его плечи, как бы тот ни просил.        Нишинойи по-прежнему нет, но в лицах Ви и Монстра Чимин не замечает напряжения или грядущего оскорбления. И это тоже заставляет задуматься. Почему не обеспокоены тем, что тот нарушает семейные и довольно редкие в своём проявлении посиделки? Не волнуются? Значит…        Чимин вздрагивает, когда хлопает массивная входная дверь особняка, но старается сдержаться. Он ощущает что-то интуитивно и не ошибается. Ниши входит в столовую, сбросив пиджак по дороге, лучисто улыбается присутствующим. Хосок тут же подскакивает, чтобы его поприветствовать и с улыбкой принимает целомудренный поцелуй в щёку от альфы.        — Простите за опоздание, дела слишком задержали, — проговаривает Ниши, переводя довольно строгий взгляд на Чимина.        Тот понимает, что должен подойти и поприветствовать мужа, иначе вызовет подозрения у него и у братьев, потому, оставив приборы, покидает нагретое место. Позволяет просторным лёгким палаццо скользить от каждого шага, но не ожидает, что Нишинойя пришёл не один. Следом за ним входит Чонгук, окидывает мимолётным взглядом омегу, но тут же его отводит, чтобы не привлечь заинтересованных взоров членов семьи. И муж за этим всем следит, словно ястреб, не упуская ни единой детали.        — И извиняюсь, что пригласил с собой… нашего нового партнёра, — проговаривает хитро альфа, обхватывая Чимина за талию, чтобы привлечь к себе.        Грубо впивается в рот поцелуем, отчего Чимина передёргивает, но он стоически сдерживает омерзительную дрожь, отвечает на подобное «приветствие», позволяя Ниши пока что властвовать над ним. Но это только пока. И отрывается, после стерпев, пока муж поднимет его голову за подбородок и обдаст насмешливым взглядом. Он наслаждается этой игрой, ему интересно наблюдать, как Чонгук и Чимин будут вести себя при встрече после всего. Потому что Ниши — ублюдок.        — Господин Чон, — оборачивается по всем приличиям, как стоящий близко к Чонгуку, Пак. — Добро пожаловать в Сайону. Я ведь правильно всё понял? — тянет он пухлые губы в улыбке, получая в ответ едва заметно блеснувший и немного бесноватый взгляд. На секунду это даже заставляет насторожиться, но быстро пропадает, оставляя лишь холодную вежливость.        — Господин Пак, рад вас видеть в здравии, — улыбается краем губ холодно Чонгук, кивая Чимину. — Монстр, Ви, — приветствует почтительными кивками он старших братьев, пока те внимательно его оглядывают.        — Рады принять вас в наши ряды, — выдыхает настороженно Намджун. — Наконец.        — Согласен, — хмыкает Чонгук, проходя к дополнительному месту, которое поспешно накрыл за время приветствия Хосок. — Знаменательное событие. Не предполагал, что окажусь членом Сайоны.        — Вы не член, а партнёр, — поправляет его Монстр, оглядывая, пока альфа присаживается.        Чимин в это время возвращается на своё место рядом с пустующим стулом, предназначенным для Ниши. Муж садится рядом и с весельем наблюдает за происходящим.        — Ну, я привык называть вещи своими именами, — поднимает глаза на Джуна Чон, обдавая таким холодом, что глава напрягается, но быстро берёт себя в руки. — У Сайоны нет партнёров. У неё есть подчинение. И куклы выше рангом.        — Хорошо, что вы осознаёте своё место в иерархии, — усмехается, покачивая бокал вина в руке, Ви. Он очень пристально разглядывает Чонгука, жжёт глазами, но тот успешно выдерживает и это.        Тэхёна трудно обмануть, а сегодня альфа раздраконен чем-то до предела. Он подозревает всех и всегда, если исключить семью. Чонгук мало того, что к той не относится, так ещё и человек новый для братьев. Он в любом случае вызывает настороженное отношение. А венчает это долгое упорство и несогласие заключать договор.        — Я прекрасно осознаю его, — улыбается Чонгук, а Чимин и все остальные наблюдают за их разговором, словно мужчины метают друг в друга ножи. — Как и вы.        Тэ напрягается и выпрямляется, стискивая ножку бокала. Чимин замечает, что даже Юнги смотрит на Чонгука со сдержанной настороженностью и толикой злости, но быстро скрывает этот взгляд, когда замечает внимание старшего. Он — однозначная часть Сайоны, пусть только и учится лгать и лицемерить. Но даже в таком юном возрасте старается не уступать старшим сынам.        — Вы, получается, должны обязательно выказать честь и разделить с нами столь важное событие как наша свадьба, раз теперь часть большой семьи Сайоны, — улыбается омега, отпивая воду из стакана.        Сидя достаточно близко, Чимин замечает, как Юнги лишь кратко касается пальцев Тэхёна под столом, и рука альфы мгновенно расслабляется. Эти двое пересекаются взглядами, контакт длится лишь секунду, но Ви, поиграв желваками на скулах, всё же замолкает и откидывается снова на спинку стула, чтобы поскорее пригубить вина.        — Я не получал приглашения, господин Мин, — а вот тактика общения с омегами у Чонгука совершенно другая: улыбка становится мягче, голос — глубже, а глаза теплее. Или это из-за убеждения Чимина в том, что Юнги — всего лишь ребёнок.        — Тогда я сам вас приглашаю, — улыбается сдержанно в ответ омега и кивает, снова касаясь пальцев Ви под столом. Словно в этот момент в его ладони поводок, который сдерживает альфу. Что-то странное между этими двумя.        То Юнги ненавидит и не принимает своего будущего мужа, то теперь так ловко играет с ним, словно всю жизнь умел. Чимина данный факт вынуждает напрячься.        — Вы обязаны побывать на наших мероприятиях, — раздаётся мягкий голос Хосока. Он-то не упустит шанса поглазеть на красивого альфу, а тем более с ним поговорить.        Но никогда не станет испытывать интерес. Хо — полностью пропавший в своём муже омега, а манера общения с мужчинами-альфами у него просто такая.        — Мы устраиваем самые пышные и фешенебельные праздники, — усмехается невольно Чимин. К нему сразу обращается всё внимание за столом, но омега лишь отпивает крупный глоток вина. — Хосок каждый раз находит, чем удивить, правда ведь? — комплимент опасно граничит с издёвкой, но Хоби не замечает ничего плохого, а только смущённо хихикает, чтобы после положить в рот кусочек мяса.        Зато остальные грань тонкую улавливают и смеривают Чимина терпеливым взглядом.        — Раз вы все так говорите, для меня будет честью принять ваше предложение, господин Мин, — улыбается Чонгук, но взгляд на Паке задерживает дольше всяких приличий. Однако семья понемногу за светской беседой расслабляется и это уже остаётся без внимания. Или так, по крайней мере, кажется Чимину, потому что Юнги весь напрягается.        Это из-за видео. Из-за полутонов лжи Чимина про отношение Чонгука. Он ведь почти не лгал ему. Ниши в действительности заставил его с альфой переспать, Чимин лишь не уточнял, что делал это больше из собственной на этот раз выгоды. И не пожалел ни о минуте, проведённой с этим мужчиной в постели. Впервые за всю жизнь Пак может признать, что получил удовольствие от секса. Грязное, тайное, но до того сладкое, словно тягучий майский мёд. Он не жалеет, пусть сначала был испуган. И не признается Чонгуку, потому что тот будет самодовольным котом, если услышит от него подобные слова.        Но невозможно солгать самому себе. Впервые за все десять лет ада, рядом с Чимином появился человек, который правда привлекает внимание и стоит на одной с ним стороне. Он насмешливо, но не показывая этого, оглядывает присутствующих. На этот раз ему нравится поле для игры, ему нравятся фигуры на доске и нравится, что результат почти предсказан.

***

       Семейный ужин затягивается и начинает Чимина утомлять. После того как закончили есть, все отправились в большую гостиную. Альфы в обнимку с хорошим односолодовым, Хосок и Юнги не пьют, так что Чимин единолично присвоил себе бутылку вина, пока никто не заметил. От зоркого взгляда мужа скрыться не получается, однако при семье Ниши не позволит себе угрожающе посмотреть на омегу или что-то выдать резкое. Он пригубливает полусухое и морщится: нервозность от присутствия стольких мрачных и сильных личностей его угнетает, заставляет держать ухо востро каждую божию секунду, чтобы не упустить чего-то важного. Потому что братья, Ниши и Чонгук начинают обсуждать «бизнес». И все прекрасно понимают, какой именно.        Хосоку скучно слушать такие разговоры, потому он принимается показывать Юнги фотографии своей виллы, на которую, как Чимин уже понял, молодожёны отправятся в качестве путешествия во время медового месяца. Сам же омега снимки игнорирует, больше сосредотачиваясь на разговоре мужчин. Но и это ему быстро наскучивает: они не затрагивают при Чонгуке тему Нуаров, видимо, не до конца ему доверяя, как совсем новому человеку, только лишь обговаривают моменты участия лабораторий на заводах альфы в производстве синтетики для Сайоны. И, конечно же, крышу для Ниши.        Чимин после узнает всё от Чонгука, тот не станет скрывать информацию, потому лениво поднимается с места и идёт в уборную. Намерено поднимается именно на второй этаж, чтобы оказаться подальше от семейки, замечает, как Чонгук и Нишинойя выходят следом, но сворачивают к входной задней двери. Он бы тоже сходил покурить, но чует, что оставшись в компании этих двоих наедине, попадёт в капкан. Его законный муж, приказавший ему трахаться с другим ради выгоды, и альфа, который это делает, потому что хочет и готов помогать Чимину.        Омеге всё ещё не до конца понятны мотивы. Для него априори не существует простой причины, озвученной Чонгуком. Альфа не может рисковать стольким только из-за интереса к нему или праздного любопытства, Пак не верит таким словам. Потому что любовь — блажь, и даже если существует, то не в их кругах точно. Такие люди, как его братья, не могут любить. Алчно желать? Да. Безразлично относиться, преследуя свои цели? Несомненно. Хотеть? Естественно. Но не любить. Никто из сынов Сайоны не имеет этого качества. Оно выжжено из организма, из сознания, оставлено подыхать среди серого, угрюмого и настоящего отражения их мира. Единственный человек, который пока не потерял себя и свои чувства, это Юнги. Да и то, Чимин не уверен, что это надолго. Потому что собирается ломать его собственными руками, творить многое, принимать опасные, тяжёлые решения.        Омега вздыхает и закрывается в уборной, но ручка вдруг вздрагивает, не успевает щеколда щёлкнуть. В помещение тихо и мрачно врывается Чонгук, и Чимин поджимает губы, прежде чем прошипеть:        — Что ты здесь делаешь, мать твою? — выдыхает омега.        Слишком уж опасно. Его старшие братья. Нишинойя. Юнги. Хосок. Все они — убийцы, если не брать в расчёт мелкого, которого Чимину огорчать и отталкивать никак нельзя. А альфа так опрометчиво следует за ним по пятам.        — Ниши снаружи с Тэхёном курит, Намджун с ними, а омеги в гостиной, — шепчет Ша Нуар, запирая за собой почти бесшумно дверь. — Я сказал, что отойду в уборную, не солгал же, — он усмехается и надивгается на Чимина, вынуждая того глядеть сердито снизу.        — Чонгук, — угрожающе, но тихо тянет тот, пока не упирается поясницей в край умывальника.        — Меня коробит от того, как он к тебе прикасается, — цедит альфа, и Чимин вдруг покрывается прохладными мурашками, опускает глаза. Словно понять не мог раньше, что Чон будет так себя чувствовать.        — А что ты хотел? Он мой муж. И делает со мной, что захочет, — горько усмехается омега, поднимая насмешливый взгляд на Чонгука.        Тот, часто выдыхая через нос так, что раздуваются ноздри, буравит Чимина глазами. Не отводит свои, пристально всматривается в радужки Пака, пока тот не понимает, зачем альфа пришёл. Это опасно. Неблагоразумно. Но взгляд Чонгука темнеет всё сильнее, словно он поглощаем в данный миг такой необъятной и пламенной ревностью.        — Я тебя избавлю от него, только подожди. И никто не прикоснётся больше, — выдыхает Чон, обхватив омегу за шею сзади. Он прижимается лбом к его лбу, встаёт так близко, что их грудь и животы соприкасаются, отчего Чимина пронзает неясными токовыми разрядами.        — И что ты думаешь дальше будет? — усмехается шёпотом Чимин, сощуриваясь. — Что я буду твоим?        — Да. Ты будешь, — цедит разгневанный Ша, пока не замечает, что Чимин прикасается к его поясу ладонями.        — И будет у меня новый персональный тиран, — Пак всё ещё не готов к тому, чтобы, избавившись от мужа, принадлежать кому-то ещё. Он не хочет вообще принадлежать, потому что не вещь.        Потому что свой собственный. Но от взгляда Чонгука становится так неловко и горячо, что хочется опустить голову, вот только альфа не позволяет.        — Я заставлю тебя поменять мнение, Чимин. Рано или поздно. У меня довольно много терпения, — приподнимает он уголок губ, а Чимин свои поджимает.        Но не отталкивает, когда Ша впивается в рот поцелуем, когда сминает губы, прикусывая нетерпеливо и жадно. Крепко удерживает за шею, цепляет пальцами тёмные волосы и собирает выдохи Чимина, вынуждая голову так кружиться, что приходится зажмуриться. Омега впивается пальцами в идеально наглаженную рубашку, притискивается к Чонгуку, позволяя крепко схватить за талию. Почему он теперь так противоречив? Почему говорит одно, а делает другое? Он не подтверждает намерения Чонгука. Не одобряет их. Но стоит альфе поцеловать, как начинает медленно поддаваться, отвечая на касания губ — агрессивные, собственнические, влажные. Чонгук целует и целует, страх затапливает омегу, что их могут поймать, но прикосновения альфы слишком горячие, чтобы резко оттолкнуть. Он настырен, словно старается стереть вкус чужих ненавистных губ изо рта Чимина, заставить позабыть, оставляя только себя.        И внутри тот омега, которым Чимин когда-то был, дрожит от таких прикосновений. Чувствует твёрдые намерения, широкую спину, за которой мог бы когда-то спрятаться, вот только Пак его наружу не выпускает. По крайней мере не целиком. Позволяет себе минутную слабость в виде объятий и поцелуев, это, оказывается, может быть до одури приятным. Когда чьи-то обжигающие руки стискивают талию и прижимают к себе, когда губы захватывают во влажный, настойчивый плен. Чимин выдыхает снова в поцелуй, и альфа, оставив несколько мокрых касаний на подбородке и шее, отстраняется. Его глаза бешено горят, но в них не столько злости на Ниши, так нагло и показательно прикасавшегося к мужу, сколько страсти. Чимин ощущает от этого взгляда, как что-то в животе поджимается. На него много кто смотрел с похотью, с завистью, со злостью и ненавистью. Но такого взгляда он ещё не встречал. Даже охарактеризовать не получается, там смешалось возбуждение, страсть, наглость и даже доля нарастающего обожания. Это смущает, а смущение омегу злит, потому Чимин мягко отталкивает альфу и шёпотом велит уходить из ванной.        — Попробуй освободиться на неделе, у меня уже крыша едет, — шепчет напоследок альфа ему в ухо. — Раз тебя попробовал, теперь ты будешь моим любимым лакомством.        Чимин ощущает скользнувшие по коже за ухом мурашки, но старается себя не выдавать, глядя по-прежнему холодно.        — Сладости нельзя есть каждый день, не то надоест, — усмехается он и отворачивается, показывая, что разговор окончен.        Чонгук из ванной выскальзывает, едва слышно прикрыв за собой створку, он не замечает, как сильно трясутся руки омеги, когда тот опирается ими о край раковины. А Чимин всё глядит в зеркало и сам себя не узнаёт. Его глаза впервые за десять лет в отражении кажутся живыми.

***

       Его напрягает в сегодняшнем вечере абсолютно всё. Каждое движение других людей видится альфе чем-то подозрительным, вызывает опасное предчувствие. Раздражённое нутро спокойствия совсем не добавляет. Раздражает настойчивость и упрямство Намджуна, который хочет оттяпать здоровый кусок чего-то, что ему ещё не совсем понятно. Раздражает Хосок своим высоким незамолкающим голосом. Юнги, который сегодня давил на него, призывая успокоиться, словно имеет на то право: манипулировать Ви. Раздражает Нишинойя со своей бравадой и уверенностью. И этот мужик, которого так отчаянно хотят заполучить Монстр и Ниши. Для чего он? Стоило давно грохнуть детектива, вторгнуться на территорию Нуаров, раз они дали понять, что связь с ним — их рук дело. Но Монстр медлит, он хочет сделать как обычно: хитро, продуманно, подготовив пути капитуляции, когда Ви привык переть напролом.        И сам себя он раздражает своей раздражительностью. Скулы ходят ходуном, когда после того, как все разъехались и разошлись по дому, он возвращается в свою комнату. Чёрная рубашка с приталенным низом тоже бесит, он ненавидит, когда одежду ему выбирают другие, но это подарок Хоби на помолвку, а оскорбляется омега катастрофически быстро. Ещё и его обиженной мордашки альфа не переживёт попросту.        Тэхён рваными и нервными движениями ослабляет ворот рубашки, но упускает момент, когда дверь его спальни самовольно распахивается, чуть скрипнув. Монстр так тихо не входит, ему и по статусу не положено, Хосок в его комнату носа никогда не сует. И кроме Юнги так поздно прийти некому. Потому Ви оборачивается, нацепляя на лицо расслабленное и флегматичное выражение, продолжает расстёгивать пуговицы, пока омега закрывает за собой дверь и прижимается к ней задом.        — Что с тобой сегодня? — щурится Мин. Он тоже начинает раздражать Тэхёна, просто за компанию со всеми.        — Тебя не учили основам личного пространства? — изгибает бровь альфа, а Мин усмехается, глядя на него.        — Сказал мне человек, ночью пробравшийся в мою кровать, — язвит омега, и терпение Тэхёна лопается мигом, собравшее в себя всё раздражение вечера.        Ви приближается к Юнги, опасно нависает, глядя в большие оленьи глаза младшего. Он — альфа. Его слово — закон в семье. И он не позволит помыкать собой. Но Юнги смотрит открыто, без страха, словно в действительности не боится Тэхёна. Словно способен управлять им, а это задевает гордое мужское нутро. Ноздри Тэ подрагивают, взгляд устремлён в зрачки Юнги, а тот даже не выглядит напряжённым.        — Мне больше нравится, когда ты спокоен, — выдыхает омега, и что-то внутри альфы вздрагивает. — А не когда смотришь на меня так, словно хочешь задушить, хён.        Это привычное, почти ласковое хён, вмиг тушит пожар внутри Тэхёна. Влюблён ли он в младшенького? Тэ никого не любит. Он любит красивые длинные ноги, отличные задницы, которыми подмахивают омеги во время секса. Любит Сайону в своём извращённом смысле, хорошее оружие и выдержанный виски. Любовь к человеку, возможность отдать ему всего себя — не для альфы. Но почему-то у Мина получается затушить весь его агрессивный запал, только появившись в комнате. Большими глазами, приоткрытыми губами и миловидным лицом.        Он всегда был красивым, с самого детства. Тэхёну всегда хотелось его защищать. Альфа солжёт, если скажет, что не считает Малыша привлекательным омегой. Немного подростково-угловатым, но крайне соблазнительным, как только войдёт в самый сочный возраст. Он много думал о том, что, разделив узы брака с ним, окажется в одной постели с ребёнком, которого растил. Быть может, Мин и считает его совсем бесчувственной скотиной, однако для Тэ тоже было не совсем легко примириться с этим фактом. Глядя на него, видит мелкого пройдоху с вечно лохматыми волосами и очаровательной дёсенной улыбкой. И только потом омегу в самом начале своего расцвета.        Тэхён любит омег. За их мягкость, за их внутреннюю сталь, которую те умело скрывают под толщей воздушности, используемую для отвода глаз. Ему нравятся небольшие ладони и мягкие, гладкие бёдра, наивные взгляды и влажные губы. Его заводят длинные ресницы и дрожащие прикосновения пальцев. И в Юнги почему-то всё собралось то, что так нравится Ви в слабом поле.        Тэ не отрицает влечение. Он опробовал губы Юнги на вкус и остался доволен тем, что испытал. Ему нужно отринуть облик младшенького подопечного, понять, что Мин уже почти созрел. Опускает глаза на сжатые губы, подцепляет подбородок пальцами и замечает золотую цепочку, которую ранее на омеге не видел.        — Чимин подарил, — подаёт голос тот, сразу же поясняя. Тэ только усмехается. — А где твой подарок?        Ви переводит взгляд на Юнги и молчит. Он действительно приготовил ему сюрприз на день рождения, но почему-то вдруг не хочет отдавать. Платиновый браслет лежит в тумбочке, приготовленный для него, конечно, не сравнится с «Поршем», который купили Хо и Джун, но всё же… Что-то заставляет альфу плотоядно растянуть губы в ухмылке, глядя на замершего омегу.        — А ты уверен, что хочешь получить мой подарок до свадьбы? — тихо и низко, почти мурлыча, спрашивает Ви, и теперь Юнги вздрагивает.        — Это что за подарок такой, что его на свадьбу дарят, — хмыкает он, позволяя приподнимать свою голову чуть выше, не сопротивляется манипуляциям Тэхёна.        — Ну, — выдыхает тот, — я ведь обещал тебя до свадьбы не трогать.        Юнги смотрит одновременно испуганно, но в тот же миг проскальзывает заинтересованность. Он — девственник, Ви может сказать это по его движениям. Даже учитывая их связь с Чимином, понимает: младший его по сути даже не тронул. Не захотел. И Тэхён пока ничего происходящего между ними не понимает.        — И не трогай. Но подарки дарят в день рождения, а не на две недели позже, — хмыкает Мин.        Что за игру мелкий затеял?.. Тэхёну не даёт покоя этот вопрос.        — Хочешь его всё же получить сейчас? — склонившись, шепчет на ухо, вынуждая Мина снова едва ощутимо вздрогнуть.        — Я люблю подарки, — жмёт тот плечами.        — Да или нет, Юнги? — более настойчиво спрашивает Ви, прикасаясь губами к месту за ухом.        Джун, конечно, не поощрит такое поведение, но кто ему скажет? А сейчас на фоне раздражения и игр омеги у Тэхёна разыгрывается внутреннее чудовище. Ему необходим баланс, успокоение и разрядка. Омега сам виноват, что попал под руку не вовремя.        — Да, — вдруг выдыхает Мин, хотя Ви был уверен в том, что он трусливо вожмёт голову в плечи и сбежит в свою розовую спальню. Ощущение неладного не замолкает, но большие карие глаза направлены в душу. Быть может, нет ничего плохого, чтобы единожды поддаться на его детские игры и позволить подумать, что берёт над Ви верх?        Альфа подхватывает его на руки, вынуждая испуганно схватиться за широкие плечи.        — Не переживай, до свадьбы, как и обещал, трахать я тебя не буду, — усмехается негромко альфа и тут же опрокидывает Юнги на кровать.        Тот смотрит загнанной в угол ланью, сводит ноги, но сбежать не пытается. Словно исследует взглядом, изучает, считывает выражение лица и то, что за ним может быть сокрыто. Тэхён отвлекает его тем, что проводит ладонью по голени, медленно поднимается к колену, ощущая мягкость кожи даже через тонкую ткань домашних штанов. Юнги не сопротивляется, но выглядит донельзя скованным, и Тэ сперва просто гладит его бедро. Почти не касается, но даёт понять, примерно к чему всё движется. Грудная клетка омеги вздымается от волнения, и альфа нависает над ним, буравит настойчивым взглядом. Приглушённый свет лампы почему-то делает Мина ещё моложе, но тот, вопреки собственной дрожи в конечностях, обхватывает Ви за шею. Целует подрагивающими губами, позволяет проталкивать язык между своих и дурманит.        Это, наверное, неправильно, хотеть Юнги. Но Тэхёну сейчас плевать. Даже факт того, что он станет для омеги первым и единственным на всю жизнь, настолько кружит голову, что нечем дышать. Взращённый и слепленный его руками, близкий, мягкий, пахнущий чем-то, навевающим воспоминания о прошлом. Он всё смелее целует Тэхёна, даже не отталкивает, когда Ви устраивается между его ног и прижимается покрепче.        — Ты же сказал… — хрипит омега чуть взволнованно, когда Тэхён слегка вжимается пахом в его бедро.        — Сказал, значит, не трону, — обрывает Юнги он, снова затягивая в поцелуй.        Кусает мягкие губы, доводя омегу до мычания. Сегодня он подозрительно открыт, даже не фырчит. Сам пришёл. Но маленькие пальцы отвлекают Тэхёна от подозрений и интуиции, стоит им погладить утянутые в ткань рубашки бока. Юнги играет с ним, Тэ уверен, но сегодня альфе это по нраву. От слюны поцелуй становится крайне мокрым, тянутся вязкие ниточки, стоит ненадолго отстраниться, а после снова впиться в опухающую от терзающей ласки плоть. Юнги дышит чаще, чем обычно, обнимает за пояс ногами и плечи руками стискивает, позволяя Тэхёну нависать, почти придавливать своим весом.        — Почему ты стал таким податливым? — вдруг разрывает поцелуй Ви, сурово глядя на омегу, чьи глаза так скоро заволокло мороком, что даже странно.        — Но ты ведь сам этого хотел, — отвечает Юнги, хватается за подол пижамной кофты и хлопает глазами, сгоняя поволоку тумана со взгляда. — Хотел, чтобы я был примерным женихом и мужем, чтобы слушал тебя, вёл себя умно и спокойно.        — И ты так быстро изменился? — хмыкает Ви, проводя горячими ладонями по стройным бёдрам омеги. — Или так боишься за Чимина?        Их отношения вызывают у альфы только усмешку. Юнги лишь подросток, который ещё даже себя не отыскал в этом мире, какая там любовь между омегами. Он не воспринимает их всерьёз. Но глядит на Мина строго.        — Если даже так, это, по-твоему, плохо? — вздёргивает бровь, глядя на Ви.        — Ущемляет моё эго, но да ладно, — усмехается альфа, хватая Юнги под коленями и притягивая невозможно близко. — Но и это я сумею изменить.        — И каким это, спрашивается, образом? — ядовито цедит Юнги, словно сбрасывая маску покорности. Таким он Тэхёну нравится больше, если честно, как бы ни говорил обратное.        На это альфа подцепляет тугую резинку брюк и ловко оставляет омегу наполовину обнажённым, отчего лицо Юнги сразу же пунцовеет. От ловких движений Тэхёна, его ступни приземляются на широкие плечи и комкают чёрную ткань рубашки. Омега сжимается, стискивает бёдра. Он смущён и немного напуган.        — Я тебе боли не причиню, расслабься, — спокойно проговаривает Ви, проводит ладонью по гладкой коже, ощущая просыпающиеся мурашки. — Принимай подарок, Малыш.        Юнги возмутиться не успевает, как Тэ ловко раздвигает его ноги и принимается покрывать кожу горячими, настойчивыми поцелуями. Он любит быть с омегами и нежным, и грубым, и властным. Всем, чем они пожелают. И сейчас старается не давить на не знавшего альфы Мина, пока тот тщетно пытается скрыть, что прикосновения Тэхёна ему нравятся. Мурашки следуют за его поцелуями, спускаются с коленок на внутреннюю сторону бёдер, когда альфа обжигает кожу влажным касанием, а Юнги запрокидывает голову, чтобы не видеть, как его член твердеет и становится чуть больше от незатейливой ласки. Тэхён любит, когда омеги кричат и извиваются от его прикосновений, он тешит своё самолюбие тем, что может заставить их плакать от желания и возбуждения. Он хочет, чтобы Юнги плакал и просил не останавливаться. Настырный, язвительный, хитрый мальчишка, желание подчинить его и привязать к себе слишком велико.        Потому Тэ без зазрения совести мажет языком по полувставшему члену, вынуждая Мина судорожно вздохнуть и отвернуться. Плоть реагирует незамедлительно, увеличивается, наливается. Колени омеги дрожат, но широкие плечи альфы не позволяют им сдвинуться, а Ви кончиками пальцев гладит гладкий лобок, дразнится. Прежде чем обхватить основание возбуждения, щекочет яички и заставляет Юнги краснеть пуще прежнего.        — Хён, — тянет омега, смущаясь и стараясь отползти. — Хён. Тэхён-хён!        Юнги хочет остановиться, но Тэ заглатывает маленький аккуратный член быстро и без возражений. Его тугой рот и температура слюны вынуждают омегу выгнуться, задрожать от неожиданности, но ласка не продолжается слишком долго. Юнги замолкает и затыкает себя рукой, чтобы не выдать нежданным вскриком, альфа же продолжает издеваться: приподнимает таз над матрасом, покрывает мягкие округлые ягодицы едва ощутимыми поцелуями, пока не раздвигает. Анус едва блестит от выступившей влаги, а это для Тэ похвала. Юнги возбудился и потёк, какому альфе подобное не понравится. Чужая грудная клетка судорожно вздымается, когда Ви целует тут же сжимающийся сфинктер, а омега закрывает рот всё сильнее и крепче, чтобы не прорвалось ни единого звука.        Ви кончиком языка кружит по влажному входу, дразнится, но ощущает, как поджимается мошонка омеги, как смазки — почти не имеющей вкуса, становится всё больше. Анус пульсирует от возбуждения, выпускает новую каплю, и член в штанах уже реагирует. Он бы хотел, да, чёрт, хотел бы втолкнуть его в тесное нутро, но обещания свои держит. Потому толкает в омегу только кончик языка, всё же вырывая из лёгких выдох, наполненный неразборчивым мычанием. Бёдра Юнги до каменного состояния напряжены, икры лежат на плечах Тэ, а сам омега сгорает от нарастающего возбуждения. Он смотрит. Смотрит за Тэхёном, который начинает широкими мазками вылизывать его задницу, при этом выглядя так, словно ест любимое угощение.        Мин хочет соскользнуть, когда Тэ, покрепче схватив бёдра, методично ласкает его языком, ведёт от ануса до мошонки и всасывает её, всё же вынуждая Мина застонать. Сдавленно, в собственные руки, но всё же. Альфа не тормозит, давит языком сильнее, и ноги Юнги принимаются крупно дрожать, когда он снова вталкивает кончик в него. А после так глубоко, как способен ввести. Юнги выгибается дугой, стоит начать медленно иметь его языком, Тэхён то ускоряется, то сбрасывает напор, просто мягко ведя по дрожащему от возбуждения анусу. Член омеги твёрдый, он жмётся к животу, но Юнги слишком занят сдерживанием собственного голоса, чтобы прикоснуться. А вот Тэ глядит на розовую, немного темнеющую от прилива крови головку и облизывает влажные от вязкой смазки губы.        Он прикасается к анусу пальцами, массирует его, вырывая из горла Юнги мычание, приглушённое ладонями у рта, а сам обхватывает упругую головку, чтобы вобрать плоть до середины. Втягивает щёки, испытывает терпение Мина, а сам только порхает у входа, не позволяя пальцу войти дальше. Гладит анус подушечкой среднего пальца, давит, но не проникает. Глаза Юнги влажнеют от нетерпения и возбуждения, пока Тэхён одной ладонью стимулирует его член у основания, а ртом пытает, всё настойчивее посасывая плоть, вторая же рука дразнит его зад, доводит до исступления. Пальцы альфы уже влажные от смазки, а ресницы омеги слиплись от слёз, проступающих из желёз, но пока не срывающихся по щекам. Тэхён со всем пристальным вниманием за его эмоциями наблюдает, запоминает каждую их яркую краску, пока с губ Юнги не срывается скулёж. Просящий. Открытый. Альфа ощущает такую волну — горячую, нестерпимую, что его глаза округляются, он даже выпускает член изо рта, поднимаясь повыше, чтобы разглядеть во всей красе. Юнги всхлипывает, вцепляется пальцами в воротник его рубашки и дёргает, едва не срывая матовые пуговицы. А после тянется свободной кистью и вцепляется в запястье альфы. Тэ даже сам не ожидает, что Мин, удерживая его руку, насадится. Расслабившись, позволит пальцу проникнуть, а после, не удержавшись, гортанно простонет.        Тэхён видел много омег в момент их яркого и пылающего возбуждения, но от приоткрытого рта язвы-младшего, от его округлившихся глаз и скатившейся из уголка слезы, голову сносит основательно. Юнги сам тянется за поцелуем. Направляет ладонь альфы, прося большего удовольствия, и Тэ не отталкивает. Целует до покрасневших губ, вставляет в него палец до упора, оглаживая мягкие упругие стенки, скользкие от смазки, и наслаждается дрожью в ногах. Юнги хочет было прикоснуться к возбуждённой плоти альфы, требующей внимания, но голос Ви его останавливает:        — Нельзя, — чеканит в уста, а потом снова опускается вниз.        Губами дразнит член, вынуждая Юнги сдержанно хныкать, вывернув ладонь тыльной стороной вверх, усиливает жёсткость проникновения, а сам дразнит анус языком. Небольшие пальцы на ногах, теперь упирающихся пятками в матрас, поджимаются, ноги напряжены. Юнги близко к пику, он весь вытягивается в струну, и стоит Тэхёну удачно нащупать внутри него бугорок, как весь выгибается, едва дугой не становится. Сжимается вокруг ласкающего его пальца, всхлипывает, слёзы не останавливает, только зажмуривается и дрожит на радость самодовольству альфы. Пачкает пижаму спермой и замирает, не в силах пока отойти от оглушающего оргазма. Тэ ложится рядом. Ему льстит, ему нравится наблюдать за тем, как напряжены губы омеги, подрагивает его тело, отходя от оргазма. Глаза чуть расфокусированы, и только потом Юнги обмякает рядом, возвращает себе способность дышать. На Тэхёна не смотрит, лишь дышит и расплывается по постели.        — С днём рождения, Малыш, — хитро шепчет Тэхён, а после, протянув ладонь, кладёт на вздрагивающий живот омеги бархатную коробочку с браслетом, пока тот пьяно глядит на него.        Ви целует без спроса, и на этот раз ему отвечают без секундного промедления и очень, очень чувственно, что не может не заставить альфу внутри него удовлетворённо урчать.

***

       Срок приближается. Детектив готов отправиться в аэропорт Японии, чтобы поймать дилеров с поличным на передаче товара чиновникам или их помощникам, и Чимин ждёт только этого момента. Осталось всего несколько часов, и даже тот факт, что Ниши снова затащил его в койку и грубо вдалбливал в кровать от радости, как поиздевался сегодня над ним и Чонгуком, не играет роли. Сейчас уже два часа ночи, но ни в одном глазу омеги нет сна. Он лежит в их с мужем кровати, прикрывшись одеялом, пока якудза видит десятый сон. Его мышцы бугрятся под татуированной кожей, глаза сомкнуты, а губы приоткрыты. Если бы Нишинойя не был таким ублюдком, Чимин и правда мог бы его полюбить. Но увы, он не способен терпеть дьявола, даже такого красивого.        Он садится на постели и, забив на всё, тянется к портсигару мужа, чтобы выудить никотиновую палочку, отчего Ниши, спящий крайне чутко, мигом раскрывает глаза и грубо хватает его за запястье. Сжимает едва ли не до хруста, а Чимин болезненно шипит и роняет сигарету обратно на тумбочку. Альфа сонно моргает, оглядывает выпавшую из пальцев палочку, а после переводит взгляд на спокойного Пака.        Омега ничего не успевает сделать, как оказывается на нём. От одной близости вдруг Нишинойя заводится, сдёргивает с него одеяло и вынуждает устроиться ягодицами на обнажённых бёдрах. Гладит шершавыми ладонями кожу на боках и рёбрах, а к горлу Чимина подкатывает тошнота. Он не хочет, чтобы его касались. Чтобы мучили грубой, нежеланной лаской. Он ждёт и не может успокоить душу, пока не дождётся. Но мужу плевать: альфа берёт его ещё растянутого, грубо вталкивается на сухую, отчего Пак шипит едва различимо и ощущает, как его нутро травмируется из-за чужой неаккуратности. Ниши всё ещё насрать на то, что там чувствует омега. Он нагло берёт своё по праву, стискивает руками ноги Чимина, вынуждая его двигаться самостоятельно. От боли подгибаются коленки, но Пак всё равно подчиняется. Приподнимается и опускается на плоть, крепко зажмуриваясь и судорожно выпуская воздух из лёгких, а Ниши стонет, присаживаясь. Он обхватывает Чимина руками, стискивает, словно в тисках — металлических и жёстких. Кусает за плечо, да так сильно, что Чимин вскрикивает, когда муж слизывает каплю его крови. Мало ведь двух раз, которые были до этого вечером. Ниши стал агрессивнее после ситуации с Чонгуком.        Словно постоянно утверждается в том, что омега ему принадлежит полностью. Что никто другой не сможет и не имеет права им овладеть. Собственник, нахал, ублюдок — всё крутится в голове Чимина. Он старается сосредоточиться и не потерять концентрацию от ужасающих, болезненных ощущений, но Нишинойя ускоряется и терзает нутро сильнее.        Чимин впивается пальцами в его испещрённые рисунками плечи, выдыхает от боли куда-то в макушку, но продолжает терпеть. Снова думает о Чонгуке. Почему образ Ша Нуара является ему во время издевательств мужа? Почему от появления видения становится так чертовски лучше?.. Чимину плевать сейчас на причины, он хочет сконцентрироваться на лице Чона, на его родинке под губой. На тёмных, почти чёрных глазах и высветленных волосах, которые альфа, наконец, прекратил скрывать. Да, на приёме было неожиданностью увидеть его в этом облике, но всё равно нечто вздрогнуло внутри омеги.        Цепляется судорожно кончиками пальцев за фигуру Чонгука, но оказывается вжат в горячее ненавистное тело, пока царапает не ту кожу. Не с тем человеком — назойливо трясётся в воспалённом разуме. Он ненавидит эту кровать, ненавидит этого альфу и весь проклятый особняк. Ненавидит себя за то, что всё ещё не убил его во сне. Но видение с голосом и лицом Ша Нуара вдруг появляется позади, обхватывает Чимина, словно талдыча: ещё немного. Потерпи ещё малость, и мы раскидаем его по частям во всём городе, ты окажешься свободным. Чимин выдыхает, когда альфа стонет, а после их прерывает звонок смартфона Ниши. Кто-то, кто звонит так поздно, крайне настойчив, и Нишинойя с грязным ругательством, замерев внутри Чимина, всё же тянется за трубкой.        — Слушаю, — рявкает с придыханием альфа, и Чимин не специально прислушивается.        — Босс, ЧП! — кричат ему в ответ, пока Ниши каменеет под вспотевшими от подступающей тошноты ладонями Пака. — «Рихил» взяли после таможни на месте встречи с контактными! Всех повязали!        Нишинойя судорожно вздыхает и очень грубо спихивает Чимина с себя. Омега валится на простыни с округлившимися глазами. Оно явилось. Начало наказания его мужа. Нишинойя выглядит пожранным отчаянием, и Чимин упивается его потерянностью и паникой. Альфа набирает номер и слушает гудки, пока рывком встаёт с кровати, отправляясь на поиски одежды.        — Что случилось? — спрашивает Чимин, прикрывает нагое тело краем одеяла. Ему следует изображать заботливого супруга, который обеспокоен состоянием альфы.        — Мои дилеры, — хрипит, сдерживая ярость и страх Ниши. — Моих дилеров накрыли в японском аэропорту, блять! — швыряет альфа статуэтку с тумбы в стену над головой Чимина, и омеге приходится прикрыться, чтобы осколки не попали в лицо.        — Сука! — беснуется Ниши, стараясь кому-то дозвониться. — Сука, ебаные Нуары, они слили детективу дилеров и скупщиков!        Чимин прячется под одеялом и судорожно зажимает рот ладонью, чтобы не расхохотаться. Ему сейчас до безумия хочется ликовать, злорадствовать, пока муж разносит мебель в их спальне и вполне в гневе способен его прикончить.        — Блять, звони своему брату ты, он нихуя не берёт трубку, — кричит на Чимина, который слегка выглядывает из-за одеяльной преграды. — Звони, блять, иначе я не знаю, что с тобой сделаю.        И Чимин медленно тянется к личному смартфону. Набирает номер Хосока, который всегда доступен, омега же себя ждать не заставляет: сонно бормочет в трубку.        — Хо, дай Монстра, — вяло мямлит Чимин, стараясь выглядеть при Ниши потерянным.        — Слушаю, — хрипло отзывается Намджун, просыпаясь.        — У нас пиздец, — выдыхает, наигрывая панику, омега. — Дилеров Ниши накрыл детектив.        Намджун замолкает, а Ниши выхватывает телефон из его ладони.        — Да, я сейчас же буду у тебя, — убито говорит альфа брату, и судя по его бледному лицу, Монстр очень, очень зол.        Ниши, не взглянув на Чимина, вылетает из спальни. Тот сидит на постели и слушает. Ждёт звука хлопнувшей входной двери. Слышит, как громогласно заводится двигатель машины мужа, как шуршит камень подъездной дорожки. А после раскидывает руки и падает звездой на простыни. Его лицо пересекает счастливая, почти безумная улыбка, растягивает бледнеющие от эмоций пухлые губы. И стены спальни наполняются смехом. Тот нарастает, искрит, как неисправная проводка. Чимин запрокидывает голову назад и, глядя на тёмный потолок, продолжает радостно хохотать. Это начало твоего ада, Нишинойя.