virtue

      Чимину нужно несколько секунд. Хочется встать, уйти и забыть обо всём, но он понимает, что не может. Несколько месяцев поисков, попытки связаться, опасность, которую в себе несут Нуары — всё это нельзя потерять только из-за того, что Чимину не хочется здесь находиться. Он молчит, приходя в себя, пока Ша Нуар, он же господин Чон, он же Чон Чонгук рассматривает омегу с головы до пят. Тот пытается выглядеть хоть немного невозмутимо, но выходит плохо. Сам Ша доволен результатом и тем, что Пак попался в его ловушку — видно невооружённым взглядом. Чимин старается расслабленно сесть на диване, но все его движения выглядят нервными и дёргаными.        В нишу входит Хёнджин, его красные волосы в синем свете клуба выглядят ещё ярче. Омега сладко растягивает губы и ставит на столик бутылку красного вина, которое так нравится Паку, и два бокала.        — Что же вы, господин Пак? — тянет альфа, подпирая костяшками висок и продолжая просто смотреть.        — Думаю, насколько долго вы водили меня за нос, Ша Нуар, — выдыхает он, глядя за тем, как помощник альфы откупоривает пробку и разливает бордовую жидкость по бокалам.        — Я ли водил? — изгибает бровь Чонгук. Он откидывает светлые волосы назад и принимает выпивку из рук Хёнджина, а после ждёт, пока Чимин возьмёт протянутый бокал. Проверка. Согласен ли пить с ними омега, принимает ли гостеприимство Нуаров.        Эта организация отличается от Сайоны только масштабом. В остальном — такой же гадюшник и ужасное место. Чимин коротко вздыхает, выхватывает вино из рук продолжающего улыбаться омеги и выпивает залпом, даже не поморщившись. Наглый альфа вызнал о нём не только информацию, которую вывалил за обедом в «Санги», но и более личную. Что ещё Чон о нём знает? Цикл? Группу крови? Тип личности?        — Я действительно впервые лично с вами повстречался в компании вашего мужа, когда он привёл меня к вам в дом, — расслабленно и спокойно отвечает он, пригубливая вино. — Я правда тот, в ком он нуждается. Просто Хатаке-сан не в курсе, на чьи активы старается наложить руки.        — И зачем вы продолжаете эти игры? — вздёргивает брови Чимин, глядя за тем, как ему снова наливают.        — Любопытство? — предполагает Чонгук, загибая палец. — Моё собственное высокомерие? Развлечение? Много причин. Мне просто интересно наблюдать за тем, как Сайона хочет прибрать меня к рукам, даже не понимая того, кем я являюсь.        — Вы странный.        Чонгук усмехается, держа бокал близко к губам, оборачивается на Хёнджина и кивает ему, отчего омега тут же выходит из кабинки и закрывает за собой дверь. Чимину становится тревожно, он старается не сводить с Ша взгляда, пока тот флегматично оценивает его поведение.        — А вот для чего вы так отчаянно искали моих парней и меня, я вот понять могу, — высокомерно заявляет альфа, вынуждая Чимина задохнуться от возмущения.        — И для чего же по вашему мнению? — спрашивает омега, покачивая бокалом в руке и пока не собираясь пить, несмотря на отчаянное желание прекратить внутреннюю испуганную дрожь.        — Вы что-то задумали. Не могу предположить о тонкостях задумки, однако чую, что это связано с вашей семьёй и мужем. Иначе бы не искали помощи на стороне, — проницательности Чонгуку не занимать, что Чимина ещё больше напрягает. — Я ведь действительно был серьёзен на приёме. Я могу помочь вам, — расслабленно проговаривает он, переводя взгляд на дверь, когда помощник возвращается.        Хёнджин ставит на столик объёмную коробку в прозрачной упаковке, а Чимин продолжает смотреть только на Ша. Помощник сразу же уходит и что-то говорит снаружи, кажется в рацию, но из-за музыки расслышать невозможно. Чимин настораживается ещё больше: весь выпрямляется, того и подпрыгнуть готов, стоит Чону оставить на стеклянной столешнице бокал и встать. Тот его с улыбкой окидывает взглядом, но пока не приближается. Подхватывает молчаливо принесённое, снимая защитную плёнку, шуршит целлофаном, словно показывает омеге красивую тёмно-зелёную коробку. Она прямоугольная с золотистой эмблемой по центру. Массивная крышка слетает под манипуляциями Чона, открывая дно коробки со стоящим по центру в подставке флаконом. Красивый тонкий сосуд с круглой крышкой и брендовой надписью, такой же, как и на коробке. Чимин глядит за тем, как Чонгук выуживает флакон, отбрасывая на диван всю упаковку, снимает крышку с духов, вынуждая напрячься ещё больше. А после приближается.        Спина Чимина прямая, будто палка, он не оглядывается, когда Ша обходит его по кругу, останавливаясь за спиной. Незримо, но крайне осязаемо стоит сзади, и омега вздрагивает от его голоса, собираясь пока пустить дело на самотёк. Даже если его прирежут здесь, на самом деле Пак Чимин уже не в силах остановить происходящее. Лишь пытается осознать и догадаться о мотивах Чонгука. Слабо верится, что он действительно просто делает это из любопытства.        — Позволите? — произносит альфа, всё ещё нависая над головой Пака. Тот сухо кивает, понимая, что это — очередной выбор без выбора, который ему предоставили.        Он вздрагивает, когда ощущает прикосновение тёплых пальцев к задней стороне своей шеи. Хочется сбросить их, избавиться от навязчивого липкого чувства, но он удерживается от подобного, пока не слышит щелчок застёжки чокера — Ша Нуар хочет его снять.        Чимин вскидывает руку и удерживает бархатную ленту на горле, не позволяя спасть до конца. Судорожно выдыхает через нос, ощущая, как альфа над ним замирает и рассматривает шею, на которой сзади чуть меньше следов. Он слышит шумный вдох через нос, а после одним жёстким движением Чонгук откидывает его ладонь. Чокер падает на колени, и Чимин буквально ощущает, как густеет воздух вокруг из-за пристального внимания. Альфа движением пальцев, давящих на висок, заставляет склонить голову вбок, открывая особенно тёмные и всё ещё лиловые отпечатки пальцев.        — Вот оно как, — хмыкает Чонгук, вертит голову Чимина, а тот ему подобное молчаливо позволяет. Ему нужна поддержка Нуаров, иначе он умрёт, не успев всё закончить, от рук собственных братьев. — Я представлял, что он жесток, но чтобы к любимому омеге…        — Он не любит меня, — выпаливает нежданно даже для себя Чимин, взгляд направлен только вперёд.        — Глупец.        Пак не хочет смотреть на Нуара, на то, как он с интересом рассматривает болезненные синяки. Он не хотел апеллировать ими, да только Чонгук всё сам решил. А Чимин, сжавшись, будто мышка, просто сидит на диване и безропотно позволяет ему делать, что душе альфы угодно.        И совсем не ждёт прохладного прыска за ухом, вздрагивает, распрямляя плечи, когда второй приходится на заднюю сторону шеи, почти у грани с волосами. Холодно. Мурашки пробегают по коже, но Пак не двигается, лишь ждёт. Слышит, как Чонгук ставит флакон на подлокотник дивана, после — скрип обивки, когда он склоняется над макушкой омеги, втягивая носом запах нанесённых духов.        — Смешался с вашими, но уже однозначно лучше, — Чимин судорожно выдыхает, как только широкая ладонь альфы хватает его за подбородок и заставляет опрокинуться на спинку дивана, задрать голову. Макушка его упирается Чонгуку в живот, рот сомкнут, а горящие глаза альфы осматривают и переднюю сторону горла, пострадавшую больше всего. — В следующий раз используйте их. И не мешайте ни с чем другим.        — С чего вы решили, что будет следующий раз? Что мешает мне уйти сейчас и забыть обо всём?        — Вы не справитесь один, — щурит глубокие глаза он, смотря на Чимина сверху.        — И что? Вы предлагаете мне променять одного тирана на другого? — усмехается омега, вцепляясь пальцами в крепко держащую его за подбородок руку. — Чтобы я продавал себя, был вашим рабом, а вы снисходительно помогали мне с тем, что я запланировал?        Чонгук вздыхает так, словно разговоры с Чимином его утомляют. Он отпускает шею, и омега потирает кожу, словно старается прогнать следы чужого прикосновения, обходит диван с другой стороны и присаживается рядом с Чимином.        — Почему вы так убеждены, что все хотят использовать ваше тело? — спрашивает с интересом Чон, опираясь локтем на спинку.        — А вы намерены сказать, что вам интересно что-то помимо него? — не оборачиваясь, произносит Пак.        Чонгук молчит, разглядывая омегу вблизи, отчего все даже самые мелкие волоски на теле встают дыбом. Они молчат, прислушиваясь только к грохотанию музыки за пределами ограниченного пространства ниши. Нуар протягивает руку к лентам, удерживающим алую маску на лице Чимина, отчего та падает ему на колени, лишившись узелков, но он всё равно не оборачивается и не двигается, словно мышь застыла перед удавом. Чонгук кладёт маску на стол, продолжая молчать.        — Вы красивы, бесспорно, — тише говорит он, так что Чимину приходится прислушиваться, чтобы различить слова. — Безумно привлекательны. Любой мужчина, увидев вас, потеряет голову. Я смотрю дальше.        — Сомневаюсь, что вы отличаетесь от остальных, — жмёт с усмешкой Чимин плечом. Он хочет просто уйти.        Внутри вскипает гнев. Нежданный сюрприз в виде личности Ша Нуара свалился на голову, которая уже начинает пухнуть от судорожных мыслей, что ему теперь делать. Но Чимин в отчаянии. Он нуждается в помощи, потому продолжает сидеть и позволять к себе прикасаться. Хотя испытывает только отвращение. Разозлившись окончательно, Чимин отталкивает руку альфы, но не для того, чтобы встать и покинуть комнату, где почти нет света, кроме жёлтой лампы в углу помещения да света синих софитов, скользящих через стеклянную дверь.        Чимин резким движением поднимается и вдруг седлает чужие колени, упрямо глядя в глаза, виднеющиеся в прорези маски.        — Проверим? — спрашивает Пак, упрямо сидя на коленях Чонгука.        — Что, господин Пак? — на грани шёпота спрашивает тот.        — Насколько вы честны, — выдаёт с горящим взглядом он. Руки, скрытые полупрозрачной тканью кофты, ложатся на широкие плечи, Чимин двигается и ёрзает на коленях, оказываясь прижатым к груди Чона специально. Он знает о собственном шарме, часто им пользуется в отношении людей, от которых ему что-либо нужно. Он знает, что Ниши не может перед ним устоять, и видит взгляды других альф, обращённые к себе.        Ша Нуар — не исключение. Похоть и его порок тоже. Он докажет Чонгуку то, что тот руководствуется в отношении Чимина шевелением в штанах. Ёрзает сильнее, но руки альфы остаются расслабленными, не дотрагиваются до тела омеги, пока он, глядя в центр зрачков, проводит кончиками пальцев по линии челюсти. Плотно сжимает коленями чужие бока, зарывается всей пятернёй в светлые волосы, вынуждая смотреть неотрывно.        Маска падает на диван, отброшенная Чимином, а грудь Чонгука вздымается, когда тот ёрзает ещё раз. Омега хватает его за запястье и подносит ладонь к лицу. Достаточно одного движения, чтобы зрачки Чона стали огромными: лишь того, как Чимин, приложив внутреннюю сторону руки к своей щеке, оборачивается и касается её губами. Дыхание выдаёт альфу с головой: он старается выдохнуть тихо, но ноздри трепещут от лёгкого действия, а Чимин победно ухмыляется, ощущая, как доказательство его слов упирается в задницу.        — Я ведь говорил, — жмёт плечами он, насмешливо глядит в глаза Нуара, пока те всё сильнее темнеют.        — Почему вы так противитесь, господин Пак? — хрипло проговаривает Чонгук.        Когда Чимин хочет слезть с колен, то его останавливают две сильные ладони, схватившиеся за талию и оставляющие омегу на прежнем месте.        — Вы вообще знаете, что довольно опасно играете со мной?        — Не меньше, чем вы со мной, — рявкает Чимин в ответ, видя, как глаза Чонгука темнеют ещё сильнее, хотя, казалось бы, куда больше.        — Почему вас нельзя желать? Почему вы считаете это чем-то… отвратительным? — интересуется Чонгук, глядя на омегу из-за светлой чёлки.        — Потому что я никого не желаю, — отрезает Чимин.        — А вы знали много мужчин?        — Лишь одного. И мне хватило этого, чтобы возненавидеть всех, — хмыкает Пак, а Чонгук вдруг перемещает ладони на его нескрытые тканью в месте разреза бёдра.        — Вы предвзято относитесь.        Чимин закатывает глаза. Он устал играть в безразличие. Хочет показать Чону всю степень раздражения, злости и язвительности, на которую только способен.        — Господин Чон…        — Здесь я Ша Нуар, — поправляет альфа, а после усмехается. — Предлагаю сделку: вы исполняете мои условия, я — ваши. Все в плюсе, счастливый финал.        Чимин вздёргивает бровь. Он напряжённо ощущает обжигающие ладони на своих ногах, но, как и прежде, ничего не испытывает лишнего, а вот возбуждение альфы, у которого на коленях сидит Чимин, явственно, как белый день. И он снова ёрзает, издеваясь. Чонгук это замечает, и яркие искры пляшут в его глазах.        — И чего вы хотите кроме секса? — устало спрашивает омега, напряжённо сжимает пальцы в кулаки на плечах Чонгука.        — Вы будете моим полностью, — усмехается Чонгук. — Душой, телом, всем. Помимо секса… Вы влюбитесь. Или хотя бы будете делать вид, — самонадеянно произносит Чон, вырывая нервный смешок из груди. — А чего хотите вы?        — Влюблюсь? — смех Чимина разрезает все остальные звуки. — Я не люблю никого, Ша Нуар, а вас тем более не смогу.        — Придётся. Я уверен, — улыбается он, сжимая пальцами кожу на бёдрах. — Мало того, что вы влюбитесь в меня. Я научу вас любить секс.        Чимин фыркает, закатывая глаза.        — Я хочу избавить мир от одного японского ублюдка, — хрипит Чимин, вдруг склоняясь к альфе и оставаясь в опасной близости от его губ, почти соприкасается с ним кончиком носа.        — Я принесу тебе его голову, если выполнишь мои условия, — отвечает альфа.        — Нет, — улыбается Чимин, позволяя Ша Нуару обхватить свою талию, придвигая к себе ближе. Кровь в ушах стучит, сердце колотится впервые за много лет от чьей-то близости. Чимин смирится и стерпит его, лишь бы уничтожить Ниши. — Ты поможешь мне отрезать её к чертям.        Чонгук скалит белые зубы, подаётся вперёд, соприкасаясь с губами омеги, лишь проходясь по ним своими, но Чимин отстраняется и усмехается. Он быстро оставляет Чонгука одного, присаживаясь обратно на своё место и опустошая бокал с вином. Альфа внимательно следит за каждым его движением.        — Я не буду спать с тобой здесь, — выдаёт Пак, не глядя на Чонгука. — Никаких отелей. Никаких борделей. Никакого секса в машине. Ты должен следить за тем, чтобы нас не поймали.        Голос у омеги жёсткий, чёткий, но Чон, сам особо не заметивший, что они уже перешли на неформальный стиль общения, только согласно кивает.        — Моя квартира подойдёт? — спрашивает альфа, а Чимин внутренне удивляется, что он готов его пустить сразу же на свою территорию, но угукает.        Чимин ощущает дрожь, пока уже в наглую обхватывает бутылку с вином и наливает в свой бокал почти до краёв, хочет было поднести ёмкость к губам, но сильная рука Чонгука его останавливает, вынуждая пролить алкоголь на пол. Омега зло разворачивается к нему, буравит взглядом, но Ша остаётся невозмутимым.        — Ты должен быть трезв. Каждый раз, — с нажимом произносит альфа, вынуждая Чимина оставить бокал на столе.        Он не хочет. Единственное желание — сбежать, но Пак не может, потому что запутался уже слишком сильно во всём этом. Необходимо довести план до самого его завершения, иначе омега себе не простит. Сейчас он переступает окончательно опасную грань, из-за которой может умереть. Их детские игры с Юнги — ничто, по сравнению с тем, что будет, узнай кто из семьи. Он будет спать с другим мужчиной. Хотя… Ниши ведь хотел именно этого — чтобы Чимин костьми лёг, но приручил Чона, подчинил его себе, склоняя к необходимому результату.        — Поехали, — хрипит омега, дрожащими пальцами он застёгивает чокер обратно, а после торопливо завязывает ленты маски — ему совершенно не нужно, чтобы кто-то его узнал и приметил.        — Куда? — встаёт с места альфа, надевая собственную маску снова на лицо.        — По всей видимости, к тебе, — горько усмехается Чимин, не глядя на предводителя Нуаров. — Ты ведь предложил свою квартиру.        — Я ведь сказал, что ты должен быть трезв, — отрезает Чонгук, вынуждая омегу развернуться.        — Я похож на в усмерть пьяного? — вздёргивает бровь Чимин. — Или правда откажешься от возможности, пока я согласен, пока Нишинойи нет в стране? Мало ли, когда потом сумеешь снова до меня добраться.        Чонгук прячет кисти в классических прямых брюках, засунув те в карманы, разглядывает ровно стоящего омегу перед собой, а после хмыкает. Прикладывает руку к уху, где Чимин прежде за волосами не заметил маленький наушник, произнося:        — Подай машину.        Сглатывает, потому что тело прошибает ознобом. Ещё один альфа, прикосновения которого придётся терпеть, сдерживая тошноту, пока его будут иметь, словно кусок мяса. Ещё один человек, оценивающий только его внешность и умение раздвигать ноги. Наверное, пока Чимин не избавится от каждого, кто близок к нему из сильного пола, не сможет дышать и жить свободно. Он моргает, когда Ша Нуар оказывается рядом и собственнически обхватывает его за талию, свободной рукой хватаясь за ручку двери.        Ноги трясутся, стоит им спуститься с лестницы и двинуться по направлению выхода из клуба. Чимин чувствует, что конечности стали свинцовыми, он едва ступает, но старается контролировать свою походку. Его заставляет трезветь и одновременно злиться ладонь на пояснице, а ещё близкое нахождение альфы, которого он искренне не хочет видеть.        Чон не понравился ему в доме, когда того пригласил Ниши. На приёме со своими предложениями тоже, а теперь… вот это. То, что так хотел сделать его муж, подложив под чужого мужчину — унизить, использовать, макнуть лицом в дерьмо. Вот только омега делает это не по указке, а по собственной воле продаётся, ибо ему нужна помощь. Он откровенно боится провалиться, а без подстраховки идти на подобный риск… ужасающе опасно.        Чимин сглатывает, когда Чон принимает пальто омеги у администратора и помогает ему одеться.        — Всего доброго, босс, — улыбаются работники, не называя их по имени, потому что в холле есть ещё гости.        Альфа ведёт его в сторону уже подогнанной машины. За рулём — тот же водитель, что вёз их на приём. Он, кажется, узнаёт омегу, но даже бровью не ведёт, лишь кивает, когда Чонгук велит ему ехать домой. Чимин же старается не трястись, словно осиновый листик, сидя возмутительно близко к его горячему телу. Хочется отодвинуться, выскочить из машины на ходу, но он не может. Силой заставляет себя сидеть ровно и не показывать толики раздражения или отвращения. Старается играть по тем же правилам, что и с мужем, но не может перестать злиться на Ша Нуара, властно сжимающего его бок ладонью, пока за пределами автомобиля мелькают вывески и светящиеся здания столицы.        Чимин выдыхает, когда понимает, что его привезли в закрытый жилой комплекс с элитными квартирами. Сюда проехать не так просто, если номер машины не зарегистрирован в базе, так что, даже если за ним есть хвост из Сайоны или людей Ниши, то не стоит бояться скорого отмщения. Интересно, правда ли муж отреагирует спокойно, если Чимин будет спать с альфой якобы во благо клана Хатаке? Он хмыкает, представляя перекошенное от злости лицо, а Чонгук сильнее сжимает его бок, словно проверяет, не помер ли там омега от сердечного приступа, пока его везут в квартиру Ша.        Авто останавливается на парковке, и Чимин выходит из машины сам, не дожидаясь момента, пока альфа откроет ему дверь. Просто нужен глоток свежего ночного воздуха, лишь немного здравомыслия, но как назло, оно к Чимину не является. Омега дрожащими руками прикуривает сигарету, сразу же до предела заполняя лёгкие дымом, выдыхает в прохладный воздух струйку, а потом сглатывает горечь на корне языка. Чонгук стоит и наблюдает за ним, усмехаясь.        — Ты выглядишь так, словно я тебя насиловать собрался, — проговаривает альфа, подходя поближе.        — Я выгляжу так, словно продаю собственную задницу, — парирует Чимин.        Он скуривает только половину, а оставшуюся часть сигареты затаптывает ногой, наплевав на приличия. Нечего оттягивать ужасающий момент: он знает, что чем быстрее справится, тем быстрее сможет убежать домой. А там уже будет обниматься с унитазом от отвращения, напьётся до потери пульса и откажется ехать на работу утром. Пока у него есть выход — но только на тот свет, потому, принимая локоть, быстро шагает за Ша Нуаром, разглядывающим профиль омеги.        Жилой комплекс не отличается от тех, какие омега уже видел. Он скучающим (но только внешне) взглядом обводит фойе, молчит в лифте, пока они вдвоём поднимаются на двадцать второй этаж. Следует спокойно за альфой к нужным апартаментам, и только внутри Пака творится настоящая буря: внутренности от ужаса трясутся, тошнит так, что ком подступает к горлу, а кончики пальцев, если бы не сжал их в кулаки, остервенело бы тряслись. Чонгук вводит код на цифровой панели и распахивает перед Чимином дверь, а тот входит, постукивая об пол тяжёлой подошвой. Омега правда старается выглядеть невозмутимо, но стоит за его спиной захлопнуться двери, окончательно отрезая все пути к капитуляции, плечи вздрагивают.        Он почти отшатывается, когда Чон прикасается к его плечам, чтобы снять пальто, но всё же берёт себя в руки и позволяет ему это. Одежда оказывается на вешалке в шкафу, Пак возится с ботинками, а после босыми ступнями шлёпает по тёмной квартире, ожидая, пока Чонгук проследует за ним. Красиво. Видно, что дизайнеры старались, даже в темноте. Омега останавливается, а вот Чон проходит дальше, но свет так и не включает. На его глазах сбрасывает с плеч чёрный пиджак, оставаясь только в такого же цвета рубашке, и оборачивается, чтобы на Чимина взглянуть.        Тот стоит по-прежнему на грани с прихожей и не двигается с места, просто оглядывая альфу с головы до ног.        — Душ? — коротко спрашивает Чонгук, вынуждая Чимина вынырнуть из астрала.        — Было бы неплохо, — отвечает он, позволяя телу выглядеть расслабленно. — Куда идти?        Чонгук кивает на дверь чуть дальше по коридору, и Пак, не медля, отправляется туда. Что им движет сейчас? Почему согласился спать с ещё каким-то альфой, с ещё одним таким же выродком, как его муж? Почему сейчас закрывает за собой дверь, оставшись наедине с гнетущими мыслями в светлом помещении ванной комнаты? Чимин прикусывает губу и выдыхает. Включает тропический душ, только сейчас замечая дрожь в кончиках пальцев. Он всегда, даже несмотря на боль и отчаяние, не нарушал закона Сайоны относительно измен в браке. Все члены организации, а особенно верхушка, зачастую вынужденная жениться по договорённости, придерживаются определённого, так сказать, «чёрного кодекса» — свода неписанных правил и норм для их общества.        Омега глядит на своё отражение в зеркале над мойкой. Аккуратный макияж решает не трогать, стягивает с лица маску и бросает прямо на пол, чтобы пластик со стуком приземлился на кафель. Снимает узкую неудобную кофту с тела, а после сбрасывает и брюки, а сам продолжает думать. О том, что не готов ложиться под Чонгука. Он не хочет. Настолько устал от насилия в собственной семье, от вечных издевательств со стороны Нишинойи, от того, что приходится притворяться последний год, что ему всё нравится и всё устраивает. И даже «примерное» поведение Пака для Хатаке ничего не значит: он готов продать его без зазрения совести. Причём, альфа намекал, что Джун тоже не против этого. Неужто активы Чона настолько им важны, что Монстр готов поступиться «кодексом»? Чимин не знает и знать не хочет об их мотивах. Единственная стоящая перед ним сейчас задача — принять душ и отправиться обратно в комнату к Ша Нуару.        Что по-настоящему у него в голове? Что там творится? Зачем ему Чимин? Он не знает. Выходит из ванной в халате, без зазрения совести взятом с крючка, видит, как Чон с кем-то тихо говорит по телефону, стоя у большого тёмного окна в комнате, где не зажжён свет. Он оканчивает разговор, как только его слуха достигает поступь босых влажных ступней омеги, переводит взгляд на Пака и долго рассматривает. Пристально, с каким-то выражением, которое Чимину не удаётся распознать. Кивает на кровать, где высятся подушки, и Чимин безразлично проходит к постели, тут же присаживаясь на край и закидывая ноги на покрывало.        Альфа скрывается в душе, а Чимин не знает, куда ему деваться. Дома хотя бы было всё необходимое для подобного, но вряд ли у Чонгука есть лубрикант или что-то похожее. Он сам не замечает, как слишком глубоко уходит в себя, вспоминая последние разы с Ниши. Это было ужасно. Ужаснее, конечно, то, что альфа с ним творил до того, как Пак сдался и отпустил ситуацию, но всё равно вспоминать омерзительно.        Чонгук возникает рядом неожиданно. Он высится над подобравшим ближе к груди колени омегой, и что-то во взгляде альфы напрягает его. Донельзя тревожит, потому что Чимин не может это прочесть. Просто отгоняет мысль подальше и прикидывает, как ему выкрутиться. Перетерпеть? Попросить использовать смазку или похожую жидкость? Чимин сглатывает, когда Чон, оставаясь в одном только полотенце на бёдрах, рассматривает омегу. Протягивает руку, желая прикоснуться, и замечает, как на самом деле трясётся Чимин. Он и сам-то не заметил, как дрожь охватила всё тело, как губы плотно сжались. И понимает теперь — ему страшно. Впервые Пак проявляет страх и опаску при постороннем человеке, в первый раз показывает — у него есть слабость. И слабость эта в его собственной сути.        Чонгук вдруг нахмуривается. Он, уже протянувший руку, так и не прикасается к чуть сползшему с плеча халату, который для омеги велик. Тот наблюдает с дрожью, которую почти сам не ощущает за тем, как пальцы исчезают, не коснувшись его обнажённой кожи.        — Знаешь, — хрипло проговаривает Чонгук. — Я презираю мужчин, которые показывают силу в постели.        Чимин вскидывает на него голову и внимательно, но с подозрением, осматривает. Тихо хмыкает, прежде чем отвести глаза, а альфа стоит над ним по-прежнему недвижимо. Видимо, вид синяков на шее возбуждению не способствует, потому что Чонгук делает шаг назад.        — Почему останавливаешься? — сводит Чимин брови к переносице и резко спускает ноги с постели. — Мы сюда за тем и приехали, чтобы ты это со мной сделал.        Омега поднимается на ноги, преодолевая несколько шагов, разделяющих его и альфу, тот продолжает буравить его глазами. Чимин пристально глядит в ответ снизу, ноздри его раздуваются от тихих выдохов, но довольно резких к тому же, а ладони сжаты в кулаки.        — Я ведь знаю, что привлекаю тебя. Ты этого не скрываешь, — зло выговаривает Пак, всё ещё трясясь. Хватает ладонь Чона и кладёт всё же на открытое плечо.        Ощущает сразу же жар его прикосновения, а кожа в месте контакта покрывается колючими мурашками, словно призывающими отторгнуть чужую близость. Чимин, удерживая кисть Чонгука, всё продолжающего молчать, своей ладонью ослабляет пояс халата. Полы не распахиваются до конца, но можно разглядеть дрожащий плоский живот и приоткрывшуюся грудь. Омега ведёт чужой рукой по собственной коже, а сам начинает трястись. Стоит почти голый перед совершенно чужим мужчиной, старается заставить его выполнить условия сделки. Видя, что Чонгук почему-то упирается, сам хватается за край полотенца, намереваясь сдёрнуть ткань с бёдер, но ловкое и сильное движение его останавливает, когда длинные пальцы смыкаются на запястье.        — Что не так? — слабым и дрожащим голосом спрашивает Чимин, глядя зло на Чонгука.        Альфа скользит взглядом по обнажённым участкам его тела, но ничего не говорит.        — У тебя правда не было никого, кроме Ниши? — тихо вдруг спрашивает Ша Нуар, вынуждая Чимина вздрогнуть от неожиданности.        И почему-то кивает, хотя хочется, скорее, огрызнуться и сказать, что это не дело Чонгука вообще-то. Выдаёт правду, и совсем не ожидает того, что Чон запахнёт халат и начнёт завязывать пояс.        — Что ты делаешь? — вскрикивает Пак, цепляясь за руки.        Неужто он передумал заключать сделку? Неужели вид Чимина и то, что кроме Ниши тот альф не знал, оттолкнуло Чона? Чимин ощущает истеричную дрожь. Ему нужна эта помощь, ему нужно покровительство кого-то сильнее него самого, чтобы довести план до идеала, почему же Чонгук так резко даёт заднюю?        — Ты нарушаешь сделку, — шепчет хрипло Чимин, не в силах говорить вслух.        — Чимин, — впервые обращается к нему альфа по имени, вынуждая поднять взгляд на уровень глаз мужчины. — Я не насильник.        Пак вдруг вздрагивает. Руки сами собой опускаются, а внутри всё трясётся с такой силой, что даже зубы стучат друг о друга. Омега обращает внимание на своё отражение в стекле окна: огромные испуганные глаза, ссутулившиеся плечи, которые, ко всему прочему, ещё и без остановки дрожат, побелевшие от ужаса губы. Чимину больно на себя смотреть, неужели сексуальное надругательство так по нему заметно бьёт? Он всегда думал о себе, как о стойком человеке, но тут, на грани начала четвёртого десятка, он вдруг кажется даже себе слишком хрупким.        — Это не насилие, — шипит Пак, снова приближаясь и держась только на одной решительности. — Я сам согласился.        Чонгук резко протягивает руку и дотрагивается до оголённой шеи омеги, тут же ощущая крупно бьющую его от прикосновения дрожь. Нахмуривается, видя, как ему становится тяжелее дышать, а после, сделав шаг навстречу, обхватывает Чимина за талию, с лёгкостью поднимая над полом и унося в сторону постели. Вопреки ожиданиям, Чимина не раздевает, а валит на простыни, сам устраиваясь рядом. Омега старается перебороть страх и тремор во всём теле, но получается откровенно плохо. Он просто должен начать, потом будет гораздо легче терпеть. Нужно думать об исходе, а не о процессе достижения результата.        Собирается перевернуться и попробовать ещё раз заставить Чона привести сделку в силу, однако альфа вдруг сжимает его руками, вынуждая остаться в положении на боку — спиной к Ша, после притягивает к крепкой голой груди. Чимин от ужаса его толком не рассматривал, но лопатками ощущает мощные грудные мышцы, горячую кожу и рельефный живот. Застывает каменным истуканом. А после, приходя понемногу в себя, начинает изворачиваться.        — Ты меня зачем сюда привёз, — возмущается Чимин, старается выкрутиться в хватке, но выходит плохо.        А когда ощущает, как нос Чонгука утыкается в его затылок, и вовсе застывает. Единственным человеком противоположного пола, который касался со всей искренностью, пусть даже кажущейся извращённой, был Ви. Только этот человек обнимал омегу. И то — Тэхён его брат. А тут Чонгук крепко стискивает руками Чимина, прижимает к себе, после начиная поглаживать широкими ладонями солнечное сплетение.        — Я не насильник, Чимин, — повторяет альфа. — Я не хочу тебя принуждать. То, что ты можешь заставить своё тело, ещё не значит, что способен психику. Я чую твой страх.        Чимин старается сглотнуть острую, словно со стеклом, слюну незаметно, но от Чона ничего не укрывается.        — Секс с тобой — часть нашей сделки, чего ты упираешься? Получи своё, дай мне то, в чём нуждаюсь, и хватит.        — Это со мной так не работает, — усмехается Чонгук. — Мне мало просто вставить тебе. Я хочу видеть твои эмоции, твоё удовольствие. Чтобы ты просил ещё, чтобы наслаждался каждым движением, — шёпот внезапно кажется обжигающим. Разве после стольких лет издевательств Чимин будет способен наслаждаться подобным? Учитывая, как его бросил в грязь с интимом муж. Он сомневается, но Чонгука, нашёптывающего ему в ухо, почему-то не перебивает. — Потому принуждать тебя сейчас не стану.        — А если я никогда не захочу? — зло проговаривает омега, вцепляясь в костяшки пальцев Чона ногтями.        — А вот это посмотрим, — усмехается тот, лишь крепче сжимая талию омеги и оставляя ужасающе горячий поцелуй на изгибе его шеи.        Чимин вздрагивает, чувствуя прикосновение, моргает и застывает. Целовал ли его Ниши когда-нибудь? Да, у альфы бывает наваждение, но не слишком часто. Да и зачастую воспринимается такое, как издевательство с его стороны. А сейчас, когда губы Чонгука ещё раз проходятся по открытой мягкой коже, рядом с границей синяков, омега прислушивается к тому, как плещется в груди страх, как любопытство высовывает морду из-за рёбер, наблюдая.        Чимин остаётся в руках альфы и не понимает: если они не будут трахаться, то что тогда? Хочется задаться вопросом, но стоит омеге раскрыть рот, как уха касается новая порция шёпота:        — Сегодня можешь считать эту ночь знакомством, — проговаривает Чонгук, его сильные предплечья стискивают бока, заставляя Чимина оставаться на месте. — Потому… спи.        Омега хочет обернуться на альфу, но не выходит — крепкие руки не позволяют. Повозившись недовольно, но ничего не ответив, Пак успокаивается. Сердце перестаёт колотиться так сумасшедше, руки Чонгука ощущаются по-прежнему чем-то инородным, но близость горячего тела и настойчивые объятия не вызывают страха или тошноты. Лишь отголоски. Чимин выдыхает тихонько, понимая: Чонгук правда сегодня не тронет его. И дрожь начинает постепенно покидать уставшее тело, принося за собой сон, которому омега сперва сопротивляется, а после всё же тонет в дремоте.

***

       Из огромных окон льётся слишком много света, когда он распахивает глаза. Их сразу же щиплет от раздражения и резкого пробуждения. Омега трёт чуть воспалившиеся веки и моргает, пытаясь вспомнить, где он, кто он и что вообще за хрень происходит, потому что сперва не понимает ничего. Чимин вздыхает, осматривает комнату, при свете дня выглядящую совершенно по-иному: чёрное постельное бельё контрастирует с белоснежными стенами и морем солнечного света, заливающего помещение. Вещей минимум, всё убрано, комната кажется пустой, но не необжитой, а просто аккуратной.        Чимин спускает ноги с постели и прикрывает тело, обнажившееся из-за распахнувшегося от копошения во сне халата. Вспоминает о клубе, о Ша Нуаре, о том, какую сделку они заключили и что было ночью, когда должны были начать исполнять все условия. Чонгук не переспал с ним в первый же раз, и мотивов омега понять не может.        Если альфа хочет его, почему отказывается? Для них ведь важно удовлетворить себя, а что там думает партнёр — плевать. Чонгук такой же, как и Нишинойя, одного поля ягодки, но червяк сомнения уже начинает подтачивать эту мысль, как бы Чимин его ни отгонял. Он тихо крадётся через спальню, выглядывает, не слыша никаких звуков в квартире, и быстро оказывается в пустой ванной. Может, Чон уже уехал? И Чимин остался один. Отличный момент, чтобы свалить куда подальше. Быстро надевает вчерашнюю одежду: при свете дня он в ней выглядит ещё пошлее, чем в подсветке клуба. Макияж во сне потёк, и не остаётся ничего, кроме того, чтобы лишь слегка его подтереть — надумай он смыть косметику, вообще окажется похожим на панду. И хочет только выйти из ванной, чтобы покинуть в спешке чужую квартиру, как сзади, пока Пак крадётся к своей обуви, его обхватывают крепкие руки.        Омегу обдаёт запахом сигарет, он едва ли не вскрикивает, когда его ступни отрываются от пола, а на ухо тихо выдыхают:        — Даже чашку кофе со мной не выпьешь? Ты знаешь, обычно партнёры не сбегают после проведённой вместе ночи, если хотят продолжения взаимоотношений, — низко проговаривает альфа, без особого труда утаскивая ошалевшего Чимина прочь от прихожей в сторону такой же светлой кухни. Серого цвета гарнитур тоже пустынный и аккуратный, на стеклянном обеденном столе — чашка кофе и пепельница, двери балкона на кухне распахнуты настежь, впуская внутрь довольно прохладный осенний воздух.        Чонгук без возражений сажает Чимина задницей на одну из столешниц, а тот поджимает губы.        — Мы с тобой не парочка, чтобы ты поил меня кофе с утра, — недовольно шипит омега, упирается руками в плечи, спрятанные под простой серой футболкой мужчины, а сам глядит на него напуганно. Вчера не взял своё, может попытаться сегодня.        — Вообще-то, со вчерашнего дня мы секс-партнёры, — коротко усмехается альфа. — И если намерены сотрудничать, ты не хочешь для начала рассказать мне о своих проделанных финтах и будущих планах? И вообще чего ты от меня и моих ребят хочешь?        Чимин прикусывает губу. Да. Им действительно нужно это обсудить. Он вздрагивает, когда Чонгук оказывается между его ног, практически голых из-за разрезов от самого бедра, сжимает их руками и притягивает омегу ближе, смотря чуть снизу. Альфа лукаво улыбается, когда замечает напряжённое выражение лица Чимина, а тот старается даже не дышать.        — Хочешь кофе? — с мурлыкающими нотками интересуется Чонгук, удерживая омегу на месте, пока тот всё ещё бессильно пытается отодвинуть его подальше.        — Блять, наливай уже.        — Чашка кофе стоит денег, — выдыхает альфа, глядя прямо в глаза Паку.        — Ты хочешь, чтобы я тебе за кофе заплатил? — изгибает возмущённо-скептически бровь он и тянется за сумкой, где покоится его телефон.        — В этом доме своя валюта, — перехватывает его Чонгук за запястье. — Чашка кофе — поцелуй.        — Тарелка риса — минет? — усмехается горько Чимин, снова упираясь руками в его плечи. — Отпусти меня. Не хочу я твой кофе.        Но альфа не позволяет ему слезть или отпихнуть его, стоит, словно каменная стена, и буравит насмешливым взглядом.        — Давай же, Чимин, — выдыхает он, крепче стискивая ляжки омеги. — Выпьем кофе, и я отпущу тебя.        Пак поджимает губы. У него нет выбора: без утреннего кофе Чонгук его не отпустит, сраный напиток не даст, пока его не поцелуют. У Пака ком в глотке застревает от мысли, что нужно прикоснуться к его губам.        — Да не сожру я тебя, — цокает Чон и закатывает глаза. — Может быть. Просто поцелуй. Что трудного для того, кто ночью так решительно убеждал потрахаться?        Чимин вдруг чувствует, как начинают гореть кончики ушей, он злится на Чонгука, обхватывает агрессивно за лицо и придвигается ближе. У него не почти чёрные глаза, как могло показаться сначала. Они тёмно-шоколадные с вкраплениями янтарного — словно брызги золота, придающие взгляду непонятного блеска. Замирает, рассматривая Чонгука, а тот не нажимает, даёт ему несколько секунд. Омега, вздохнув судорожно, прикасается к его губам — мягкие, хотя казалось, что будут сухими. Чон приоткрывает рот, позволяя ему поцеловать глубже. Вряд ли он имел в виду невинный чмок в качестве оплаты за кофе. Пак прикусывает верхнюю губу, а Чонгук вдруг дёргает его за ноги, вынуждая сесть на самом краю столешницы. Чимин обхватывает его за талию, чтобы не шлёпнуться на пол, пока альфа проводит руками от бёдер до поясницы, оглаживает полоску обнажившейся кожи и ведёт выше — к лопаткам.        Отвечает на поцелуй горячо, прикусывает губы Чимина, вызывая дрожь под кожей, характеристику которой омега дать не может. Прикосновения этого человека кажутся обжигающими, и даже тошнота отходит на второй план, когда Чонгук прижимает его к себе и углубляет поцелуй: проводит языком по губам, касается линии зубов и дотрагивается до дрожащего влажного языка Чимина. Омега выдыхает, когда понимает — не так противно, как казалось от страха. Привкус табака на губах Чона пьянит, он и сам начинает отвечать, пока не вздрагивает и не одёргивает себя, сразу же отстраняясь. Зло глядит на Чонгука и вытирает рот тыльной стороной ладони, приподнимая бровь.        — Ну? И где мой кофе? — сипит Чимин, стараясь скрыть за брезгливостью дрожь в губах.        Чонгук только усмехается и тянется к кофеварке. Продолжая удерживать одной рукой Пака за пояс, достаёт из шкафчика чашку и наливает свежесваренный кофе в белую посуду, не прекращая при этом буравить омегу взглядом.        Он отходит, оставляя Чимина сидеть рядом с чашкой, плюхается на стул и прикуривает сигарету, наблюдая за тем, как тот слезает со столешницы, осторожно наступая на тёплый от подогрева пол.        — Идея с минетом за тарелку риса мне нравится, — взмахивает рукой с зажатой между пальцев сигаретой он, пока омега едва не давится напитком.        Чимин хмурится и смотрит на Чонгука напряжённо, пока тот затягивается и отхлёбывает глоток из собственной чашки, морщится.        — Фу.        Омега изгибает бровь, наблюдая за тем, как альфа смехотворно причмокивает губами, глядя на обычный чёрный кофе в белоснежной кружке, а потом вздыхает.        — Что не так? — усмехается Чимин, вдруг решив присесть напротив, тут же выхватывая наглым образом из пальцев альфы сигарету и фиксируя фильтр губами. Никотиновый дым приятно обжигает глотку, голова становится на пару мгновений ватной, пока держится эффект от первой затяжки.        — Ненавижу кофе без сливок, — фыркает Чонгук, словно они — не два мафиози, собравшиеся на кухне одного после неудачной попытки перепихнуться ради выгоды.        — Не пей, — усмехается омега, стряхивая пепел, а Чон за ним внимательно наблюдает.        — Не могу в ином случае проснуться, — спокойно отвечает альфа, постукивая ногтем по ручке кружки. — Жду доставку, где должны быть мои сливки.        Чимин не комментирует, лишь глотает горький напиток. Он любит пить пустой кофе. Без ничего, с приятной горечью зёрен, остающейся послевкусием на языке. Никакого сахара или, упаси Господи, добавок. Наблюдает за тем, как Чонгук просматривает пришедшее уведомление и тут же встаёт с места, быстро скрываясь в прихожей. Наверное, это и есть доставка.        Когда альфа возвращается в кухню, вид у него уже более довольный: он несёт пластиковый стаканчик с кофе в одной руке, и два пакета в другой. Чимин с сомнением глядит на то, как он оставляет свою ношу и пригубливает горячий вкусно пахнущий напиток из фирменной кофейни, известной в их городе всем и каждому.        — Что это? — спрашивает омега, нахмуриваясь.        — Ты планировал появиться на работе в этом? — кивает на полураздетого, несмотря на наряд, Чимина. Голые бёдра так и приманивают взгляд, а открытый пупок выглядит вызывающе. Он особо не отличаем сейчас от тех, кого курирует. Во всех планах.        — Одежда? Я тебе сказал, что мне твои подарки не нужны, я мог заехать и переодеться.        — Ты наденешь это, — властно проговаривает Чонгук. — То, что ты надеваешь обычно, не подходит сейчас. Если ты хочешь убедить меня и Ниши в том, что всё идёт так, как всем нужно, то должен в этом вопросе подчиняться мне. Я уже знаю, что ты хочешь уничтожить его, значит, я тебе нужен. Соответственно, продолжаем играть под его дудочку.        Чимин сильно хмурится, отставляет чашку с громким стуком.        — Чимин, в одежде нет ничего плохого. Это лишь подарок. Знак того, что я тобой увлечён, мне хочется сделать тебе приятно. Насколько я знаю, так альфы поступают, когда хотят добиться расположения омеги, — комментирует Чон, сидя напротив напрягшегося Чимина.        — Слушай… — уже начинает тот, но Чонгук его перебивает:        — Мы договорились водить Нишинойю за нос, пока будем исполнять твой план, о котором ты, к слову, мне так и не рассказываешь. Если хочешь, чтобы твой муж поверил, что ты исполняешь его приказ и затаскиваешь меня в вашу паутину, будь добр, следуй и моей части задумки тоже.        Чимин поджимает губы, стискивает как можно крепче челюсть и почти рычит на Чона, но всё же хватает пакет и вылетает из кухни в спальню. Вытряхивает содержимое, стараясь не обращать внимания на то, что альфа последовал за ним, неся вторую часть покупки. Омега дерзко глядит на него, когда стаскивает с себя узкую кофту и бросает прямиком Чонгуку в лицо, разозлившись. Дёргает молнию на шёлковых брюках и оставляет их валяться на полу, оставшись только в нижнем белье. Чон взгляд не отводит, обводит фигуру заинтересованно, пусть и видел вчера часть в темноте.        Чимин, отвернувшись, подхватывает горчичные брюки и срывает бирку, натягивает следом на ноги. На облегающей светлой кремовой водолазке застывает и сомнительно глядит на альфу, который лишь кивает, вынуждая всё же натянуть одежду. Вещь полностью закрывает его шею, нет нужны в лентах, а вот разрез у ключиц и на косточках плеч делают водолазку элегантной, пусть и довольно скромной. Обычно Чимин одевается более вызывающе.        Чонгук протягивает ему второй пакет, а омега выдёргивает его нетерпимо из рук. Находит в более маленьком по размеру хранилище очередные ювелирные изделия и зло глядит на Чонгука, застыв. Тогда альфа сам подходит к нему и, взяв коробку из рук, подталкивает к зеркалу во весь рост. Он смотрится инородно позади: кажущийся домашним со своими светлыми, крашеными волосами, спокойным лицом и полуулыбкой. Альфа разворачивает омегу, вынуждая осмотреть себя. Чимин не привык к таким нежным оттенкам и образам, он постоянно бросается из крайности в крайность, но не может не признать — вкус у Ша Нуара есть. Ему идёт, отлично подчёркивает фигуру и не вынуждает выглядеть так, словно можно прямо сейчас его отыметь на ближайшей поверхности.        Чонгук щёлкает замком цепочки с аккуратным золотым кулоном, украшающим закрытое горло, берёт омегу за руку и надевает массивный, словно плетёный браслет на запястье, а после нагло обхватывает за талию, прижимая к себе.        — Перестань, — старается скинуть с себя руки мужчины Пак, упирается в крепкие предплечья, но его снова не удаётся сдвинуть с места. Или Чимин этого делать не хочет?        Странно смотреть на себя в зеркало. На красивого, кажущегося утончённым и воздушным в этой одежде, на того, кого обнимают со спины, будто любят, утыкаясь носом в щёку. Противно. Хочется вырваться, сбежать. Больно. В груди так давит, что нет сил вдохнуть. Нет, это просто Нуар его так сжал в руках. Чимин отводит взгляд, не в силах смотреть на картину, которой никогда не существовало.        — Эй, Чимин, — шепчет на ухо, — когда-нибудь ты будешь смотреть в это зеркало с улыбкой.        Омега задыхается от наглости Чона, изворачивается всё-таки в его руках и отпихивает от себя. Щёки горят. Почему рядом с ним не получается быть по-прежнему сдержанным? Почему Ша Нуар то и дело выводит его на эмоции, кем бы ни притворялся? Что за проклятье…        — Мы здесь для дела, Ша Нуар. Так давай им и заниматься, — задушенно произносит омега. — Ты можешь получить моё тело, оно тебе нужно. Но не делай вид, будто я могу тебе принадлежать весь. Тебе не за чем охотиться, там души не осталось, — внезапно слова сами льются из горла, не получается их остановить. — Так бери тело, пока и оно не рассыпалось, и дай мне отомстить ублюдку-мужу.        — Намекаешь, чтобы я не рассчитывал на что-то большее? — изгибает бровь Чон, скрещивая руки на груди. — Наверное, вместо колец я подарю тебе медицинское обследование. Ты плохо слышал меня вчера?        Чимин вспыхивает, как свечка, подлетает к Чонгуку и хватает за ворот футболки.        — Считаешь себя самым умным? Хочешь сказать, что я как двадцатилетний потеряю от тебя голову, Чон Чонгук? Только из-за того, что ты не отымел меня вчера, даришь какую-то хрень и заявляешь бред?        Чимина трясёт от злости, глаза горят от напряжения, а Чон вдруг резко разворачивает его снова к зеркалу.        — Тебе нравится то, что ты видишь, а? — тихо спрашивает он. — Гнев, страх, сломленность. Нравится знать себя таким? Не тяжело вспоминать человека, каким ты был до всей этой дряни? Ты ведь помнишь его.        — Он мёртв, — отшатывается Чимин, но Чон не даёт ему сдвинуться, вынуждая смотреть на собственное отражение.        Чимин вздрагивает от боли в груди. Слова альфы всё же имеют действия. Ему больно, потому что сейчас Пак похож именно на того омегу, которого в двадцать выдали замуж за Нишинойю. Если не считать мёртвых пустых глаз, в которых скопилось слишком много усталости. Он зажмуривается и отворачивает голову, дёргает руками, прося Чонгука его отпустить, но альфа не двигается с места. Хватает омегу за подбородок и снова вынуждает посмотреть в зеркало.        — Не верю, — коротко выдаёт, держа Чимина за щёки. Его взгляд вдруг кажется жёстким. — Если бы он был мёртв, ты бы не плакал сейчас.        Омега крупно вздрагивает, потому что слеза и правда падает с ресниц, мочит щёку и спускается к пальцам альфы, удерживающим голову. Чимин выдыхает судорожно. Уже вторая проклятая эмоция, которую Ша видеть не должен был. Грусть. Тоска по личности, которую ему уничтожили жестокостью. Чимин рвётся ещё отчаяннее, и на этот раз Чон его отпускает. Разворачивается, пока Чимин судорожно хватает ртом воздух и агрессивно вытирает лицо.        — Жду тебя на кухне, как отпустит истерика, — бросает словно безразлично он и правда исчезает за дверью.        Чимин не может на себя такого смотреть. На слабого. На безвольного и мягкого, того, кто когда-то согласился на проклятый брак, который был нужен брату, кто оказался в лапах изувера, насиловавшего, избивавшего его, упрекающего в том, что не может родить. Ниши даже не знает, чем на самом деле обошлось последнее его издевательство, и на каком сроке омега потерял его сына. Ниши всё равно. Чимин для него — игрушка, мальчик для битья, которого «заботливый» брат передал самолично и не жалеет о вложении. Так Пак заставит. Он смахивает вдруг не желающие останавливаться слёзы и старается прекратить плакать. Но не получается. Он так давно не плакал, что плотина, кажется, прорывается и поток слёз никак не остановить.        Проклятые альфы играют с ним как хотят. Один издевается физически, другой предал много лет назад и даже бровью не повёл, узнав правду о том, как с младшим обращаются. Третий давит морально, подрывая выстраиваемую много лет подряд стену. Чимин тихо, задушённо всхлипывает и оседает на пол. Обхватывает колени руками и сжимает те после в кулаки. Больно впивается короткими ногтями в мякоть ладоней, пока их не начинает печь и омега не понимает — вот-вот поранит сам себя.        Боль успокаивает, останавливает слёзы, и Пак вытирает лицо в последний раз. Прежде чем выйти из чужой спальни, которая странным образом стала свидетелем его чувств, бросает взгляд на треклятое зеркало, а после ловит себя на мысли о жалости. Жалости к наивному Чимину десятилетней давности, образ которого увидел снова, пусть и не хотел.