virtue

      «Мы вышлем вам подробные инструкции», — уже прошло три дня, но никто ничего Чимину больше не писал. Нуары затихли, словно подгадывают момент, а вот срок скорого приёма приближается. И Пак не знает, что будет делать, если дата встречи с Нуарами выпадет на день праздника. Джун не позволит ему пропустить «семейное» мероприятие, а сам Чимин сожрёт себя, если упустит шанс с главой новорождённой группировки. Винни подставил его, и этот факт удручает: так Чимин мог бы провернуть желаемое гораздо быстрее, и тогда не пришлось бы подключать к плану запасной вариант — Малыша.        При хорошем раскладе Юнги не должен был коснуться всего ужаса, который рождается вокруг него и приближается к Сайоне, но у Чимина из-за Винни не остаётся иного выхода. И теперь, когда объявление о помолвке мелкого так близко, нужно действовать быстро и осторожно.        Их семья делится на три противоречивые точки: картели, бордели, склады оружия. Возглавляет всю вакханалию Монстр — глава «семейства» и Сайоны полностью, старший сын-альфа и наследник всего, что принадлежало их отцу. Монстр управляет картелями, курирует бордели, его рука только не касается складов оружия, поставляемых наёмникам и определённым государствам за хорошую плату, но при желании Монстр окажет влияние и на них. Этим занимается средний ребёнок Сайоны. Ви. Ещё один брат Чимина. Вероломный, пафосный и горделивый ублюдок, но при этом единственный из семьи, кто хотя бы обращал на омегу внимание. Чимин ненавидит Ви настолько же, насколько предан ему. И если старший узнает о планах младшего — без зазрения совести скрутит ему шею.        Ви настолько же предан своему делу и Сайоне, насколько Монстр. Они, взращённые с блестящим гангстерским будущим, альфы и главы своих семей — имеющихся и будущих, — созданы для такой жизни. Словно в утробе папы-омеги ещё с кровью им передалось нечто, обещающее славные преступные дни в окружении сексуальных омег, богатой обстановки и ползающих в ногах подчинённых. Но… к слову, Ви не такой жестокий, как Монстр. Он ещё хуже. И Чимин опасается, что будет с ним, не дай Бог старший что-то заподозрит. Потому его внимание нужно будет перетянуть с Пака на что-то другое. Как и внимание Намджуна.        Сейчас Ви находится на попечении склада в Варшаве, там у него важные дела с поставками, во время которых, Чимин не сомневается, альфа отжигает в варшавских клубах и стрип-барах до потери сознания от алкоголя. Он любит так проводить время, Чимин в лучшие дни заставал его в вип-комнатах собственных заведений с завидной регулярностью. Но Ви не пропустит день рождения малыша Юнги. Ни в коем случае. Каким бы сумасбродным ни был средний сын Сайоны, Намджун ему такое с рук не спустит.        И скорое возвращение Ви предрешено: сегодня уже четверг, а суббота пестрит запланированным приёмом. Чимин вздыхает и поднимает глаза от отчётов, которые просил у администраторов «Коёдо» по поводу проходящих выплат неустоек от работников. Сам требовал же, теперь мучается. Поднимает взгляд он как раз вовремя: в это же мгновение дверь его кабинета в «Маске» раскрывается, впуская неугомонный вихрь, а не человека. Чон Хосок. Благодетельный супруг его старшего брата, идеальный омега в понимании их семейства. Покорный, глупый, с неистовой верой в то, что его супруг — божество. Хосок и выглядит идеально: каштановые волосы лежат волосинка к волосинке, свободного кроя костюм-двойка в вертикальную полоску сидит так, словно был создан для Хоби (что вполне возможно), а белоснежные зубы видны в приветственной улыбке.        Единственное, чего хочет Чимин — закатить глаза от идеальности зятя. Хосок — сын покойного богатого магната, он — олицетворение алчности его старшего брата. Они поженились по договорённости всего три года назад, однако Чимин-то знает, насколько Чон без ума от Монстра. Не удивится, если где-то для альфы создан алтарь поклонения этими самыми наманикюренными ладонями.        — Чимин-и! — произносит красивым переливающимся голосом Хосок, подлетая к Паку и сгребая его в объятия прямо сидящего в кресле, игнорирует все зажатые в пальцах бумаги и недовольный, почти оскорблённый его присутствием вид.        При всём отношении Чимина к Хосоку, он не может назвать его плохим. Тот просто такой, какой есть. Глуповатый, но элегантный, нетерпеливый, крайне энергичный и улыбчивый. Паку тяжело принимать чужую жизнерадостность, когда он сам — воплощение комка негативной энергии.        — Отпусти, не то задушишь, — пыхтит Чимин, стараясь отбиться от чужих рук и удушающего облака парфюма, незримо следующего за этим омегой по пятам. — Кто шлюхам зарплату будет платить?        — Сдались тебе твои шлюхи, — цокает Хоби, оставляет на щеке Чимина поцелуй липкого блеска для губ и только потом отстаёт, тут же падая в кресло напротив.        Он нажимает кнопку вызова секретаря и звонко произносит на тот конец связи:        — Минхо, нам две чашечки кофе не помешали бы! А то твоё начальство хрен вытащишь из кабинета, — смеётся заливисто Чон, слушая бормотание помощника из динамика.        Чимин же трёт переносицу, рассматривая зятя.        — Чем обязан такой чести? — спрашивает он, когда Хо стягивает с плеч бежевый пиджак и бросает его на спинку кресла.        — Тебя не было на встрече по случаю моего возвращения! — в тоне Хоби сквозит неподдельная обида, и Чимин давит в себе отчаянное желание снова закатить глаза.        — Я думал, Ниши сказал тебе, что у меня в «Коёдо» проблемы, — изгибает бровь он, складывая отчёты в аккуратную стопочку и убирая их на край стола. Компьютер противно гудит под ухом, но выключать Чимин его не намерен.        — Сказал, — кивает Хо, — но это не оправдание. Неужели твои эскортники не подождали бы часок-другой? Меня три месяца не было.        — Я думаю, там и без меня веселья хватало, — хмыкает Чимин, наблюдая за тем, как Минхо входит в кабинет и несёт две аккуратные чашки с кофе.        — Да ладно тебе, ну! — возмущается тот, жестикулируя. — Я знаю, что вы с Намджун-и в вечных военных действиях, но приезд можно было и отметить. Я давно не видел тебя, ты вечно трудоголишь, как будто это — самое важное в жизни.        «Это помогает мне не сойти с ума», — хочется выпалить в ответ Чону, торопливо отхлёбывающему горячий напиток. Работа — единственный якорь, не дающий ему сдохнуть вот уже десять лет.        — Прости, Хо, — говорит, стараясь выглядеть искренним, Чимин. — Но это правда было важно.        — Я надеюсь, — с нажимом произносит Чон, — что с приёмом ничего не случится. И жду тебя там с твоим очаровательным мужем с нетерпением.        Знал бы Хосок, насколько «очаровательный» Ниши на самом деле, не раскрывал бы рта, но Чимин беспомощно лишь может натянуто улыбнуться и кивнуть положительно. Он не сможет избежать приёма в семье, ему не позволят.        Омеги переглядываются из-за этой секундной заминки, и Чимин протягивает руку, чтобы обхватить чашку за тонкую ручку. Он морально готовится ко всему тому ужасу, что приберегла, для него жизнь с воссоединением «семьи». А это, несомненно, повлечёт за собой определённые последствия, омега знает. А всё от того, что, встречаясь, они похожи на ядерный реактор.        — Как прошла выставка в Венеции? — словно между делом интересуется он, предполагая, что таким образом отвлечёт Хоби от рассуждений о семейных делах.        — Замечательно! — хлопает в ладоши тот, тут же переключаясь на крайне бесполезный для Чимина рассказ про выставку скульптур в Венецианском музее. Хосок — деятель искусства. Он продаёт, покупает, отдаёт в оборот. И не только картины.        И каким бы глупым его все ни считали, Чимин всё же придерживается мнения, что этот омега не может быть простым серым камушком в этой шкатулке «драгоценностей», составляющей Сайону. Он выслушивает все прелести города и его мероприятий с великим спокойствием. Всё же лучше, чем чёртовы отчёты или рассуждения о братских отношениях.        Хо уходить не намеревается, как только настаёт время обеда, он настойчиво тащит Чимина к своему спорткару и заталкивает на пассажирское. Сбежать у него теперь точно не выйдет, по крайней мере не в ближайшие несколько часов, потому Пак смиренно готовится к времяпровождению с зятем.

***

       Он сидит в салоне автомобиля недолго. Уже собираясь уходить в дом, омега слышит бряцанье пришедшего смс на второй телефон, потому, торопливо обернувшись, чтобы никто не видел его, выуживает гаджет из бардачка с надеждой, однако та его снова обманывает: это спам, а не долгожданное оповещение об условиях и подробностях встречи с Нуарами. Их нерасторопность крайне раздражает Чимина, от того омега становится дёрганным, а ему не стоит утопать в излишнем проявлении эмоций. Особенно, когда всё змеиное логово будет скоро в сборе.        А после беспокоит смс, пришедшее на его личный мобильный. Чимин раздражённо достаёт гаджет и глядит на всплывающее уведомление от Малыша: Юнги снова написывает старшему в то время, когда его телефон должен молчать. Не стоит вызывать гнев Ниши.        Муж позвонил ему пару часов назад и объявил, что они с господином Чоном прибудут на ужин. Чимин, конечно, не обрадовался. Он до сих пор помнит пронизывающий тёмный взгляд незнакомого мужчины, на которого, судя по всему, возлагает надежды супруг. От его исследующего, пристального и плотоядно-холодного внимания становится не по себе. Но деваться некуда. В прошлый раз рыбка сорвалась с крючка Ниши, подобного второго тот не допустит. Поэтому ещё до прибытия в особняк, Пак распорядился о том, чтобы там накрыли стол, но не уточнял пока количество персон. Быть может, господин Чон приведёт с собой партнёра, потому что Чимин явно сомневается, что у такого мужчины может его не быть.        Прислуга, скорее всего, носится уже по особняку, всё подготавливая, да и Чимину следовало бы поторопиться и собраться к ужину. Он по-прежнему выглядит повседневно, а если появится в таком виде при Ниши и его гостях, очевидно выбесит альфу. Тот любит хвастать не только его природной красотой, но и пафосным богатством, присущим таким, как они. Сам Чимин на это внимания толком не обращает. Он не хвастлив, с детства живёт в холодном, ничего для него не значащем достатке, более предпочтительно было бы, оставь омегу на вечер все в покое и тишине, но когда его слова вообще воспринимались в серьёз, не говоря уже о желаниях и нуждах.        Он выдыхает, смахивает уведомление. Не до Юнги сейчас. Выходит из салона авто, тихо хлопает дверцей, собираясь уже направиться в сторону дома, как мобильный начинает буквально разрываться от входящих сообщений, оканчивающихся неожиданным звонком.        — Ну в чём дело, Юнги? — не выдерживает, отвечает младшему довольно грубо, и на том конце линии явно замирают.        — Хён, Ви вернулся, ты ещё не слышал? — опасливо проговаривает Мин, и Чимина передёргивает. Значит, брат всё же решил отказаться от экстравагантного опоздания. — Говорят, он поплёлся в «Коёдо». Скандал там устроил из-за Виёна.        Чимин напрягается. Значит, неприятности только начинаются.        — Ты откуда знаешь? — довольно грубо из-за скопившихся усталости и напряжения спрашивает омега, вынуждая младшего насупиться, что оказывается ощутимым даже через трубку смартфона.        — Намджуна-хёна подслушал, он, похоже, твоему подчинённому звонил и сказал молчать по поводу Ви, — выдыхает Юнги, вынуждая брови Пака сойтись на переносице. — Кажется, он устроил там не просто скандал, а что похуже.        Вот чего только не хватало, чтобы Монстр лез в его дела без спроса, а тем более укрывал чудачества и выходки Ви.        — Ладно, я завтра с этим разберусь, — выдыхает он и устало трёт лоб. Чимину сейчас бы стремглав готовится принимать нового партнёра мужа, чтобы не влипнуть ещё и тут, а не думать о том, что там Ви натворил.        Вздохнув, Чимин бросает трубку, даже не прощаясь. Он ненавидит разговоры по телефону, особенно когда неожиданно звонит навязчивый младший или, упаси Боже, слишком болтливый Хосок. Смирившись с тем, что работки у него на завтра прибавилось, омега входит в особняк. Приходится пробежаться по накрытому столу глазами, чтобы убедиться — прислуга всё сделала верно, и только потом подняться к себе.        У них с Ниши есть совместная спальня, но так же у Чимина имеется гардеробная с прилегающей к ней небольшой комнаткой. Изначально она тоже планировалась как часть гардероба, но Чимин здесь оборудовал нечто сродни своей тихой гавани. Это место в доме, куда Ниши не заходит. Тут ему не нравится, да и Чимин не позволяет альфе искать его по дому слишком долго, чтобы заглядывать сюда.        Сбрасывает сумку и обувь, стараясь быть готовым к прибытию гостей. Настенные часы показывают половину седьмого вечера, у него есть всего полчаса до назначенного времени прибытия. Чимин хочет было остаться ненакрашенным и принять вместо этого душ, но вздыхает, понимая, что так это не прокатит. И ему приходится со скоростью ракеты споласкивать тело, а после галопом краситься. И всё равно омега не успевает: уже влезая в изящные изумрудно-зелёные брюки, он слышит шорох подъезжающих машин. Тихо матерится сквозь зубы, тут же натягивает на плечи кремовую шёлковую рубашку, которую Ниши привёз ему из Европы с явным намёком — подарок носить, — и посматривает на себя в зеркало. Волосы лежат в небольшом беспорядке, но придают омеге определённого очарования. Чимин поспешно вдевает в проколотые мочки тяжёлые жемчужные серьги и прикусывает губу.        Их, кстати, тоже бы подкрасить, а то в зелёном и светлом он вечно выглядит бледнее обычного. Чимин пальцем быстро вбивает небольшое количество помады и прыгает в туфли. Торопливо спускается по лестнице и почти успевает: в этот момент как раз прислуга принимает у мужчин пиджаки. Чимин растягивает пухлые губы в лукавой улыбке, оказавшись на лестнице, и оба альфы его замечают. Омега искренне надеялся, что ему не придётся терпеть их дурацкие разговоры или того, конечно, хуже, но морально подготовился к, вероятно, возможным мерзким взглядам незнакомого партнёра. Однако господин Чон прибыл один.        — Дорогой, — выдыхает томно Чимин, как умеет только он — довольно низко для омеги, но при этом крайне сладко, будто течёт по языку вязкая, приторная патока. Ниши нравится. Он растягивает губы в улыбке, обхватывая мужа за талию и, как и всегда, без стеснения целует в подкрашенные губы.        — Душа моя, — ухмыляется альфа, отлипая от него. — Ты уже виделся с господином Чоном, помнишь его?        — Припоминаю, — щурит глаза Пак, разглядывая мужчину в тёмно-сером костюме, флегматично и даже холодно смотрящего в ответ. — Добрый вечер, господин Чон. Я рад снова принимать вас в нашем доме.        Чимин протягивает руку, вспоминая, как в прошлый раз альфа прикоснулся к ладони губами. В этот раз он более сдержан, лишь кивает и пожимает ладонь. Чимин, изображая радушного хозяина, проводит их в зал с накрытым и подготовленным на три персоны столом, слуги, видимо, предусмотрительно последовали совету Чимина сперва накрыть именно на троих. Он усаживается рядом с мужем, Чон — напротив, в этот раз его тёмные глаза не направлены на омегу, словно того и не существует вовсе, а любопытство было вызвано воображением самого Пака.        Они ждут подачи блюд, но Чон не открывает рта, лишь слушая тихий монолог Ниши о каких-то деловых вопросах. Чимин к ним не прислушивается, только отпивает поданное вино, из-за чего ловит на себе предупреждающий взгляд мужа: они оба прекрасно знают, чем заканчиваются попойки Чимина. Он попросту взбесит Ниши, а после будет долго зализывать раны. Это — слишком дорогое для омеги удовольствие.        — Я не думаю, что Монстр окажется против, — упоминает старшего брата Ниши, и Чимин начинает непроизвольно прислушиваться, следит за тем, чтобы подали салат на закуску. Кивает прислуге с непроницаемым лицом, и только потом снова обращает внимание на слова супруга: — Он будет в восторге от вашей идеи, Чон.        — Если только вы так уверены в ней, — раздаётся снова этот приятный баритон, вынуждая Пака поднять на мужчину взгляд. — Я думаю, что всё выйдет успешно. Даже при обратном результате, ничего не должно упасть в цене.        — Чем вы занимаетесь, господин Чон? — вклинивается в разговор омега, гоняя по плоской тарелке обжаренную креветку.        Оба альфы обращают на него внимание.        — Я поставщик сырья, так сказать, для бизнеса вашего супруга и брата, — Чон, до сих пор не притронувшийся к еде, сцепляет пальцы в замок перед собой.        Чимин уставляется на альфу нечитаемо. Ещё один наркобарон. Чёрт, опасно. Все, кто связан с этим, безумно опасны в любом случае, какими бы ни казались с первого взгляда.        — Очень важная работа, — улыбается Чимин, глядя Чону прямо в глаза, и на этот раз альфа взгляда не отводит. — Надеюсь, у вас сложится сотрудничество. Вы кажетесь очень серьёзным и целеустремлённым человеком.        Бровь Чона изгибается. И надо было ляпнуть Чимину такое? Хочется хлопнуть себя по лбу, они совсем незнакомы, и с чего вдруг Паку взбрендило влезть в разговор? Но делать нечего, омега растягивает рот в довольно глупой, но миролюбивой улыбке, стараясь показаться таким же, как Хоби — с глупых омег нечего взять. Но Ниши внимательно за ним наблюдает, так что Пак стремительно делает вид, что крайне увлечён своим салатом.        Альфы снова заводят разговор о делах, в которых омега несведущ, но он то и дело теперь ловит взгляд Чона на себе. Его идеально уложенные тёмные волосы кажутся ненастоящими, лицо — фарфоровым и ледяным, а движения — отточенными. Чимин весь, кажется, пропитывается интригующим опасением в отношении этого человека. Он — загадка, которую омеге хочется отгадать. Потому что кажется до одури подозрительным.        Оба альфы снова оказываются увлечены работой, а Пак их слушает только краем уха, пока не замечает, что Чон поднимается с места. Только тогда омега вздёргивает голову, флегматично глядя на него.        — Господин Хатаке, не желаете ли покурить? — спрашивает своим бархатистым голосом тот, на что видно, как Ниши вздыхает и хочет ответить утвердительно, но его прерывает звонок, поступивший на смартфон.        — Прошу меня простить, Чон, это, кажется, срочно, — тут же нахмуривается он, вызывая приступ любопытства у Чимина. Тому важно всё, что выбивает мужа из колеи. — Думаю, Чимин может составить вам компанию.        Ниши явно не хочет терять расположение этого человека, иначе он ни за что не позволил бы им с омегой остаться наедине. Чимин сам вопросительно глядит на мужа, приподняв бровь, на что Ниши только глазами указывает ему на дверь, к которой уже направился гость. Пак покорно поднимается из-за стола и, прихватив в прихожей из сумки пачку сигарет, выходит на крыльцо следом за Чоном.        Здесь удаётся разглядеть мужчину более пристально: его широкие плечи и немаленький рост делают омегу рядом миниатюрным донельзя, хотя так и есть на самом деле, пусть Чимин и пытается компенсировать свой маленький рост за счёт высокой обуви. Чимин становится рядом с ним, как раз близко к специально установленной пепельнице, и принимается щёлкать явно умирающей зажигалкой. Ничего не выходит, тогда наблюдающий за его мучениями Чон приближается и щёлкает своей, являя перед Чимином тонкий и дрожащий огонёк. Омега, бросив взгляд на его выглядящее чудным лицо в оранжевом свете, осторожно прикуривает, удерживая табачную палочку указательным и средним пальцами.        — У вас превосходный дом, — заводит разговор Чон, явно не желая стоять в тяжёлом и почему-то кажущимся напряжённым между ними молчании.        — Благодарю, — кивает Чимин. Ему отчего-то совершенно не хочется притворяться здесь, в темноте вечернего смога и прохлады крыльца.        Плечи покрываются мурашками от вечернего сквозняка, но он не показывает виду, только втягивает глубже в лёгкие дым.        — Мой муж явно хочет вашего расположения, — вдруг вырывается изо рта Чимина, хотя сам он не может объяснить по какой причине. Этот Чон ощущается восприятием Пака странно, словно все нервные окончания напрягаются, волоски по телу встают дыбом, наэлектризовываясь.        — Не сомневаюсь, — отвечает спокойно тот, выпуская сизую струйку изо рта в воздух. — Иначе он бы не обхаживал меня несколько недель в Европе, а теперь не пытался прижать к стенке постоянными предложениями встречи.        — Даже странно, что такой, как он, использует более хитрые способы покорения целей? — усмехаясь, спрашивает Чимин, оборачиваясь к Чону.        Альфа выглядит спокойным, он расслабленно оглядывает омегу, всё же коснувшегося плеча из-за холода. Но не двигается. Сам Пак прекрасно понимает, что тот не прикоснётся к чужому мужу в доме хозяина. Особенно, зная законы Сайоны относительно замужних омег. Этот человек связан с преступным миром их города так же тесно, как и сам Чимин. Тот же альфу рассматривает со всем вниманием, пытаясь выцепить информацию о личности, которую Чон держит, если честно, в секрете. Словно пытается убедить окружающих, что в нём нет ничего примечательного, но Пак-то знает, что это определённая тактика действия. Так люди с огромным потенциалом пытаются убедить соперников в собственной бесполезности, чтобы удар пришёлся точно ниже пояса в нужный момент.        — Думаю, он гораздо сообразительнее, чем вы считаете, — ухмылка впервые пересекает каменное лицо, и Чимин даже застывает, рассматривая уголок приподнятых губ. Он неосознанно криво повторяет выражение лица альфы, но это длится лишь секунду.        После Чимин снова затягивается, а когда замечает, что тлеющий уголёк прикасается к фильтру, то поспешно тушит окурок в металлической чаше пепельницы. Учтиво ждёт, пока Чон закончит курить, глядя на двор с идеально выстриженным газоном, а Чимин лишь сжимает губы от промозглого вечернего воздуха.        — Я знаю, что с такими людьми, как Хатаке-сан, нужно смотреть в оба, — тихо выдаёт он, привлекая внимание омеги. — Если вы хотели меня предупредить, то не стоило так рисковать.        — Я не настолько благороден, как вы думаете, — горько усмехается Чимин, не глядя на собеседника и обхватывая собственные плечи руками. — Даже пропорционально наоборот.        — А вот тут вы лжёте и себе, и мне, — отвечает Чон, поворачиваясь после того, как избавляется от окурка. — Вы ещё как благородны. Отличаетесь от мира, в котором живёте.        Чимин вдруг позволяет маскам упасть на долю секунды, когда смотрит в его тёмные глаза.        — Ошибаетесь. Из нас здесь благородным назвать можно только фонтан на заднем дворе, у всех остальных руки явно запачканы, а рыльца в пушку. Не нужно обманываться, — едва слышно проговаривает Чимин, видя блеск в карих глазах.        — Думаю, время покажет, господин Пак, — бросает альфа и заходит в дом, не дожидаясь, пока это сделает замёрзший хозяин.        Он Чимина интересует настолько же, насколько раздражает. Его пристальный, проницательный взгляд, словно он Чимина видит насквозь, его манера держаться — строгая, почти незаметная горделивость в каждом движении, его речь и запах. Всё это вызывает двоякие чувства внутри, словно Чимин хочет за Чоном наблюдать, но при этом знает, что у него где-то над головой должна витать табличка: «Не приближаться! Убьёт!». И хочется следовать инструкции на этот раз, да только не в характере Чимина такая манера поведения.        Омега натягивает на лицо расслабленное выражение и возвращается за стол, потому что должны подать горячее. Этот ужин обещает быть интереснее многих предыдущих.

***

       — Этот Чон что-то говорил, пока вы были на крыльце? — тихо спрашивает Ниши, когда Чимин прячется от его внимания на кухне.        Омега уже успел убрать пустой бокал, чтобы муж не заметил его с вином и не взбесился, так что Пак ощущает себя расслабленно, вымывая руки под струёй тёплой воды.        — Похвалил наш дом, — жмёт плечами он, не переводя взгляд с кухонного фартука на мужа.        — Я про другое, — с нажимом продолжает Ниши.        — Милый, я понял, — едва на грани, с раздражением отвечает Чимин. — Нет, он не выболтнул при мне ничего, что могло бы тебя заинтересовать.        Вытирая руки полотенцем, Чимин всё ещё не смотрит на супруга. Не хочет. Знает, что зрительный контакт с Ниши — опасная игра в русскую рулетку. Омеге не хочется снова попадать в ловушку, но в груди, где-то на самом дне плещется ощущение, что он из неё и не выбирался.        — Мне кажется, ты ему симпатичен, — заходит издалека альфа, вынуждая Чимина вздрогнуть. — Он весь вечер не отрывал от тебя глаз.        — Не думаю, — старается сохранять спокойствие Чимин, уже ощущая внутреннюю дрожь. — Он не выказывал ничего лишнего в мой адрес.        Ниши опасно приближается, и Чимину приходится на него посмотреть. Опасливо поднимая глаза на мужа, уже понимает, к чему тот ведёт. Ему либо нужно снять стресс, либо неуважение к Чимину у альфы настолько зашкалило, что он…        — А жаль, — хрипит он, поднимая лицо омеги двумя пальцами за подбордок. — Ты ведь прекрасен, Чимин. Я не видел за всю жизнь ни одного такого лица, ни единого сучьего характера, похлеще, чем у тебя. Ни тела, ни духа. Если он тобой заинтересуется, — хмыкает Ниши, вынуждая душу Пака упасть куда-то глубоко, в самые пятки от отвращения и ужаса, — это станет отличным поводом для его более лёгкого согласия на мои условия.        — Ниши, — сипит Чимин, потому что голос оставляет его от шока. Он не может так поступить с ним. Он десять лет издевается над омегой, сломав его пополам, и теперь, когда план Чимина почти приведён в исполнение, альфа не может бросить в него такой шмоток дерьма.        — Я не позволял говорить, — усмехается он, вынуждая взгляд Пака стать острым, словно битое стекло. — Чимин, ты ведь умный мальчик. Ты должен был уже понять, к чему я веду.        — Ты хочешь меня под него подложить? — тон становится высоким, почти граничащим с истеричным.       Ниши много лет насиловал, бил его, унижал и угрожал. Вынудил издеваться над телом медикаментами, довёл до начальной стадии алкоголизма, ненависти к себе и ко всему миру. Продавать его, словно дешёвую шлюху, — край для Чимина. Но альфа только усмехается и с великой нежностью поглаживает мужа по челюсти большим пальцем.        — Ну, почему же подложить, дорогой? — скалит белоснежные зубы якудза. — Я ведь ему тебя не на тарелке с бантом предлагать буду. Это так, запасной вариант. Просто настоятельно советую заставить Чона обратить на тебя внимание. Нам с Монстром очень важна поддержка его бизнеса.        Чимин тяжело сглатывает вязкую, словно со стекольной крошкой слюну. Он неверяще глядит в глаза мужа.        — А уж если и твои чары на нём не сработают, то придётся радикально решать проблему. Тем более, учитывая, что ты никак не можешь родить наследника, то хоть так пользу семье принесёшь.        Голос Ниши вызывает тошноту. Он хочет продавать его. Обменивать на выгодные контракты, подкладывать под партнёров, оказывающихся менее сговорчивыми, чем нужно. Чимин падает ниже некуда и осознаёт, что ему нужно увеличить темп исполнения собственной задумки, пока он сам не стал тем, кого курирует и кем управляет. Чимин не заслуживает быть проституткой, но Ниши не уважает его настолько, что готов заставить.        — Я не слышу ответа, — грубо хватает за подбородок альфа, вынуждая снова посмотреть на него.        — Я постараюсь, — плюёт Чимин, вынуждая прорваться волну ненависти.        И уже ждёт агрессии от супруга за своевольность, однако Ниши только плотоядно ухмыляется, кусая губу. Склоняется к Чимину, затягивает его в глубокий, мокрый поцелуй, на что омега только вяло висит в его руках.        — Знаешь, меня вдруг внезапно завела мысль о том, что он будет увиваться за тобой, — выдыхает альфа, а Чимин понимает, что сегодня его ждёт ещё один круг ада. И не сопротивляется. Это бесполезно.

***

       После очередного раза его вывернуло наизнанку, такого давно не бывало, и Чимин начинает понимать, что стресс неизменно копится в организме. Ему нужно выпустить пар, иначе омега сойдёт с ума. Но каким образом, если все вертящиеся ныне события располагают только к новому получению стресса? Чимин просто сидит на полу душевой кабинки, его обдаёт струями воды, те стекают по волосам и стройному телу, исчезая после в сливе. Омега раскрывает глаза и судорожно думает о том, как ускорить течение дел.        Информации от Нуаров так и не поступает, приём неизбежно приближается, отчего всплывает вероятность того, что они друг друга с братьями переубивают прямо за красивым столом. Их могут не остановить даже многочисленные гости на приёме и день рождения Малыша. Уж слишком усугубилась ситуация за последние несколько лет между сынами Сайоны.        Чимин с ужасом думает, как скоро он встретится с Монстром и Ви. Тот уже в стране, в их городе, и ничто не помешает ему увидеться с братом даже на работе. Ви — его постоянный клиент, Чимин устал считать, сколько семейных денег он спустил на шлюх. Но вот видеться желания нет никакого.        Нужно просто пережить для начала приём и дождаться ответа от Нуаров, это — первостепенная задача. Почти всё готово для начала запуска плана, ещё немного. Чимин не для того год всё устраивал, чтобы из-за спешки его пирамида рухнула. Ниши падёт, утягивая за собой всю Сайону, и Чимин будет ликовать, когда низвергнет братьев ниц. Даже Ви. Он не собирается их жалеть, ведь те заслужили такую судьбу.        Мысли о том, что скоро случится неизбежное, заставляют Чимина сумасшедше улыбнуться. Ещё немного, ему нужно потерпеть всего ничего. Чимин выкручивает вентиль холодной воды и охает, когда тело охватывают мурашки. Он будет думать о плане, о том, что ждёт мужа. И совершенно не хочет представлять то, что тот желает нагло использовать бесполезного омегу, раз тот не может родить. Ниши хочет сделать его шлюхой? Пусть. Пусть старается, пока у него есть такая возможность.        Только один образ Чона вызывает в омеге лютую злость. Из-за несговорчивости альфы его вынудят поступать с собой так. Чимин не сможет простить этого ни себе, ни Ниши, ни Чону. Он вылезает из душа с полыхающей ненавистью в крови и, быстро одевшись, возвращается в спальню. Не ждёт, что муж всё ещё бодрствует, и как только омега тихо входит в спальню, переводит взгляд на него, прижимая трубку к уху.        — Да, Чон, — улыбается плотоядно он, вынуждая Чимина дрогнуть. — Спасибо вам. Это бесценный поступок.        Ниши кладёт трубку, продолжая ухмыляться, а Чимин чуёт беду.        — Я смотрю, ты времени зря не теряешь, — тихо произносит, стоя у постели.        — Ни секунды, Чимин, — отвечает муж, затягиваясь прикуренной сигаретой. — Ни единой.        — Что на этот раз? Ты уже предложил ему мой зад? — изгибает бровь Пак, скрещивая руки на груди. Он может получить за свою дерзость, но его нутро так оскорблено поведением мужа, что нет сил сдерживаться.        — Нет, лишь попросил сопроводить тебя на приём. Он сбережёт тебя из-за напряжённых отношений в Сайоне между сынами, — смеётся Ниши. — Видишь ли, кое-кто хочет, чтобы я вернулся в Европу на несколько дней, потому завтра я улетаю.        Чимин настораживается. Кое-кто? Намджун? Неужели брат знает о том, как Ниши хочет заполучить расположение Чона? Ну, с другой стороны, было бы странно, если бы не знал.        — И господин Чон любезно согласился, — ухмыляется Ниши. — Ты должен быть с ним обходителен в знак благодарности.        Чимин молча проходит к постели и отводит от альфы ненавидящий взгляд.        — А что если он действительно захочет меня? — словно его это не волнует, спрашивает омега, внутренне погибая от собственного вопроса. Ему что, не хватает одного мужчины, издевающегося над ним? Судьба настолько жестока. — Не будешь беситься и обещать убить всех, и меня в первую очередь?        — Если Чон захочет тебя трахнуть, Чимин, — тушит сигарету Ниши, — то сделай милость, раздвинь ножки. Ты хоть чем-то должен приносить пользу. А трахаешься ты хорошо.        Чимина передёргивает. Да, он хорошо подчиняется мужу, но чтобы ещё один ублюдок забирался к нему в штаны… Он не выдерживает напряжения, поворачивается, озлобленно глядя в глаза мужу. Скопившиеся на ресницах слёзы не вырываются и не скатываются по щекам только из-за его титанических усилий. Взгляд Ниши тут же меняется, Чимин уже видел такой, но останавливаться не собирается. Гнев, скопившийся внутри, вырывается в мир колкой фразой:        — А что же ты давно меня не начал под своих дружков подкладывать?        Звук хлёсткого удара оглашает спальню, голову Чимина отбрасывает в сторону от пощёчины, а половина лица нестерпимо горит. Ниши взбешивается, он подскакивает, всё ещё обнажённый, чернильные узоры тату перекатываются вместе с буграми мышц под кожей. Альфа наваливается на Чимина, придавливая рукой, сжимающей шею, к матрасу.        — Если я говорю тебе, что ты, дрянь, будешь ложиться под моих «дружков», ты будешь. И без споров, иначе даже твой брат тебя не спасёт. Напомнить тебе случай, когда ты попытался на меня донести? Напомнить, Чимин? Вряд ли Чон захочет тебя себе, если я разукрашу милое личико прямо перед приёмом, правда? Ни у кого не встанет на тебя — изувеченного. Так прикуси язык и не выводи меня, блять, — рычит Ниши, а Чимин ощущает нехватку, острую и холодную нужду в воздухе.        Ниши придавливает его всем весом, и омега непроизвольно начинает сучить ногами по простыне. Его накрывает давними воспоминаниями, язык припухает и глаза наливаются напряжением от асфиксии.        — Тебе ясно? — низко, рычаще спрашивает альфа, на что Чимин слабо кивает, но мужа такой ответ явно не устраивает. — Говори!        Он чуть ослабляет хватку, но не достаточно, чтобы Чимину было легче дышать. Омега хрипит, кашляет, хватает ртом мизерное количество воздуха, и выдаёт тихое «ясно», только тогда ладонь пропадает с его горла. Его захлёстывает потоком воздуха, голова неистово кружится от того, как сильно в этот раз Ниши его придушил. Шея болит, горло саднит и дерёт, а муж только нервно поднимается с постели и шагает к шкафу. Он явно зол на то, что Чимин всё же сорвался и подал голос. Он ошибся. Он сплоховал. Омега и сам корит себя за это, но уже ничего не попишешь.        К шее невозможно прикоснуться — кожа болит и горит, Чимин так и лежит на кровати, судорожно дышит, не впервые осознавая, как важно дыхание. Ниши же набрасывает на тело спортивные брюки и хлопает дверью, выходя из спальни. Он всегда так делает, когда они срываются. Не раз уже он душил Чимина в порыве гнева, но всегда останавливался, и этот случай не исключение. Пак не может сдержать горьких слёз, впервые за этот год проливающихся. И кажется, это — лишь начало. Он в пропасти, и мысль о том, чтобы довести Ниши до предела, вынудив себя убить, только подхлёстывает Пака.        Зажмурившись, он так и остаётся лежать в том же положении.

***

      Чимин с содроганием глядит на синюшные следы чужих пальцев, отпечатавшихся от звериной злости на его коже. Даже смотреть больно, не то что притрагиваться. Он почти не может говорить из-за травмы, так что это становится ощутимой проблемой в связи с будущим приёмом в доме Монстра. Если у старшего брата возникнут вопросы и он увидит то, что сотворил Ниши, то проблем не избежать всем. Намджун знает о том, каков Нишинойя на самом деле, однако открытого проявления насилия не потерпит. Точнее того, чтобы об этом знал кто-то ещё из Сайоны. Особенно Ви.        Чимин понимает, что пора начинать, осознаёт теперь, откуда именно. Он словно стал размышлять чище, трезвее, когда Ниши придушил его. Будто с кислородом отрезвел от ненависти, постепенно слишком сильно заслоняющей обзор. И теперь, когда случилось то, что должно было, ведь закономерно — альфа слишком долго сдерживался, омега готов к началу действий.        Его всё ещё раздражает молчание Нуаров, однако поторопить их Чимин не имеет ни права, ни возможности. Не стоит ему наживать врагов там, где он хочет обрести союзников. Чимин притрагивается к бордовым кровоподтёкам на шее и шипит от боли. Глотку тут же сводит болью, отчего Пак лезет в шкафчик над умывальником и вытаскивает оттуда баночку с обезболивающим. Это, быть может, хоть немного подарит шанс дожить ему до вечера.        Уже завтра праздник в честь дня рождения Юнги. Маскарад уродов и убийц, чьи истинные лица скрывают облики лощёных бизнесменов, на котором Чимин должен блистать возле совершенно чужого ему мужчины. До сих пор претит мысль о том, что Чон будет сопровождать омегу на приём, о том, что Ниши хочет использовать Чимина для того, чтобы тот оказался сговорчивее и подписал необходимые бумаги. Тошнота подкатывает к горлу, но Пак сглатывает её вместе с водой и двумя таблетками. Он справится, у него пока ещё есть запал, значит, всё выгорит. А если нет — кольт спрятан под душевой кабинкой вместе с проклятыми таблетками.        И пусть хочется другого исхода, Чимин уже не верит в благоприятный. Своим планом он навертел такую паутину, что будет тяжело самому выпутываться даже ему — Пауку. Но останавливаться не собирается, только тараном и только вперёд.        Омега выдыхает, плещет в лицо холодной водой, а после мельком оглядывает красные глаза с полопавшимися капиллярами и ужасающе бледные щёки. Он выдержит. Немного осталось.        Чимин покидает ванную, чтобы тут же отправиться в гардеробную. У него есть работа, и омега сбежит туда поскорее, пока Ниши уехал из дома. Задумывает обложиться документами, накопившимися за последние недели, и остаться в «Коёдо», но взбешённый муж может приехать и туда, а после забрать его силой домой. Чимин прикидывает, какой вариант будет лучшим, а после вспоминает, что Ниши улетает в Европу снова. И улыбается. Хотя бы день передышки. Хоть несколько часов мнимой свободы. Губы — сухие и потрескавшиеся — растягиваются в облегчённой улыбке, Пак даже чувствует себя чуть лучше, когда выбирает в гардеробе блузу в горошек с открытой спиной и тонкий шёлковый шарф.        Накидывает одежду на себя, влезает в обычные просторные брюки и заправляет в те рубашку, потом перед зеркалом повязывает на шею шарф так, чтобы никто не приметил его синяков. И, скользнув в туфли, покидает комнату. В машине его ждёт всё то же: телефон для связи с Нуарами молчит, ничего не изменяется. Чимина даже преследует предчувствие, будто судьба действительно сыграет злую шутку, и те назначат встречу в субботу.        Однако сомневается, что не сделают заранее приглашение, потому старается себя успокоить и выдыхает. Заводит мотор, чтобы выехать с территории особняка. Его ждут «Коёдо» и вечные проблемы с ним. По дороге, пока на автомате проезжает уже знакомые улицы, размышляет о том, как лучше будет явиться на приём: раз он пойдёт с Чоном, то с ним нужно договориться обо всём заранее, встретиться, согласовать время их приезда к дому Монстра, политику поведения. Да только как, если контактов Ниши не оставил? Что, альфа просто приедет к их дому, посадит Чимина в машину и повезёт на приём? Глупости. Такие мероприятия, пусть и кажутся просто публичным праздником в чью-то честь, на деле же являются официозным сборищем для будущих сделок и союзов. Чимин не удивится, если Намджун на приёме объявит, за кого собирается выдать Юнги. Хотя это будет подло по отношению к омеге.        Чимин паркуется возле здания бара и замирает, слыша трель телефона. Выуживает тот из кармана и, мучительно сглотнув, отвечает на вызов.        — Слушаю, — хрипит омега не своим голосом. Его связки, кажется, пострадали сильнее, чем изначально Чимин думал.        — Господин Пак, вас беспокоит секретарь господина Чона, — раздаётся довольно приятный голос с того конца линии и почему-то кажется смутно знакомым, будто омега уже слышал его. — Я звоню по поводу предстоящего приёма в доме вашего брата, куда он должен вас сопроводить. Господин Чон хочет узнать некоторые подробности будущего мероприятия и подготовки к нему, потому просит вас о встрече. Вам будет удобно сегодня в три часа после полудня?        Чимин закрывает лицо рукой. Последнее, чего бы сегодня он хотел, это встреча с Чоном. Но делать нечего. Вот совсем. И Чимин, вздыхая, промаргивается.        — Да, я смогу в это время, — через силу и боль давит из себя омега.        — Хорошо, понял вас, господин Пак, — отвечает ему мелодичный, мурлычащий голос секретаря. — Бронирую столик в «Санги» на три часа. Господин Чон будет ждать вас. Адрес уже отправил, всего доброго, — и звонок обрывается.        Видимо, секретарь Чона такой же занятой, как и его работодатель, так что Пак только фыркает и запихивает телефон в карман брюк. Хватает с пассажирского кресла кожаную куртку, нацепляет на кончик носа солнцезащитные очки, чтобы лишние глаза не замечали его состояние, которое даже макияжем не скроешь, а после выходит из машины.        Уже находясь в кабинете, просит Минхо принести ему кофе, а сам падает в кресло и снова вперивается в экран смартфона. На три у него встреча с Чоном, и омега пытается вспомнить, во сколько заканчиваются занятия мелкого. Раз план приходит в движение, нужно ускорить его развитие.

вы:

Хочу встретиться сегодня.

       Вот так. Это — привычный стиль общения для Пака. Никого из тех, кто связан с ним, это уже не удивляет, потому от Юнги не поступает и капли возмущения даже отсутствием приветствия от старшего. Индикатор возле его фотографии загорается зелёным в мессенджере, и Чимин не выходит из приложения, пока ждёт свой кофе и ответ Малыша. от: Юнги: Так резко, хён? У меня занятия до трех, а потом меня заберёт машина Намджун-хёна.

вы:

У меня в три встреча, можешь уйти с предпоследнего урока? После отвезу к школе, чтобы машина забрала.

от: Юнги: Что-то случилось?        Чимин прикусывает губу и молчит, не зная, как ответить правильно. Размышляет несколько секунд, а после принимается печатать на сенсорной клавиатуре.

вы:

Я хочу тебя увидеть.

       Коротко и в его стиле, Малыш не должен ничего заподозрить. от: Юнги: Понял. Сейчас отпрошусь с предпоследних, придумаю, что сказать.        Чимин на это ничего не отвечает. Ждёт, пока Мин справится с уроками. Вообще, даже по мнению самого Пака это всё жутко подло. Он не хотел втягивать Малыша в дела, пока Винни его не подставил. Вин должен был держать рот на замке и просто подложить Ниши свинью, однако разрушил начало плана, как карточный домик, треплясь шлюхам в одном захудалом заведении. И если бы не один из них, голова Чимина уже была бы размазана его собственным старшим братом. И Пак отправил беднягу жить в Испанию в качестве благодарности за спасение его жизни.        Теперь, когда начало плана развалено, Чимину ничего не остаётся, кроме как использовать Малыша. Он будет ненавидеть себя за это, хотя, кажется, что уже дальше некуда. Он поклялся себе, что разрушит жизнь Нишинойи, даже если ему это будет стоить собственной. Чимин быстро открывает переписку с Юнги, видя, что тот будет ждать его в час у заднего двора школы. Чимин хмыкает и блокирует экран, как раз когда в кабинет входит Минхо с запрашиваемым ранее американо.

***

       Юнги влетает в машину, как фурия. Как и всегда — растрёпанный, перевозбуждённый подросток смотрит на Чимина, пока тот, прячась за стёклами солнцезащитных очков, заводит мотор иномарки и выезжает на дорогу. Они едут в молчании, Чимину трудно даже глотать слюну, не то что говорить. После обезболивающего было легче, но Чимин не захватил баночку с белыми кругляшками с собой, так что приходится терпеть. По крайней мере, пока он не окажется в особняке.        Юнги молча искоса на него поглядывает, пока они не оказываются возле какого-то старого здания в пять этажей. Здесь явно живут люди, и район не элитный, к которому привык Мин, но тот совершенно не обращает внимания ни на что, кроме молчаливого Чимина. Двигатель машины замолкает, вынуждая Чимина напрячься. Он ощущает тёплые пальцы Юнги на своей ладони и оборачивается. Старается выглядеть невозмутимо, чтобы не вызвать подозрения у младшего, а тот лишь тянется ладонями к нему. Прикасается к волосам, отводит их в сторону, а после снимает очки с переносицы и хмурится, сразу же замечая красную сетку на белках Пака.        — Хён, — тихо тянет омега, не отрываясь от лица Чимина и продолжая поглаживать его по скуле. — Что случилось? Ты так резко позвал меня, хотя мы встречались совсем недавно…        — Всё хорошо, — шёпотом отвечает, потому что в голос произнести не способен пока от боли.        Юнги глядит подозрительно, а потом подаётся вперёд, всматриваясь в глаза Пака. Он напряжён, насторожен, но это только и нужно Чимину — Юнги должен за него волноваться.        — Или ты не скучал по мне, мелкий? — усмехается он хрипло, а Юнги сразу расплывается в улыбке.        Чимин ловким движением отодвигает кресло чуть назад, явно освобождая место, излюбленное Мином, а тот, поняв намёк, нетерпеливо перемещается на его колени, тут же стискивая в объятиях. Юнги донельзя тактилен, что для не любящего прикосновения Пака — пытка. Но так нужно. И сейчас почему-то объятия младшего не кажутся ужасными испытаниями, он ощущает, как небольшие ладони поглаживают его плечи. Это неправильно. И Чимину думается, что оттого для Малыша соблазнительно. Он бунтует сейчас, обычный подросток, только что вплетён в грубую преступную среду. Чимин этого был лишён, колпаки, под которыми они росли, отличаются тем, что для Пака его был затемнённым. Никто и никогда не посвящал его в тайны Сайоны, пока не погиб отец, и Намджун не занял его место.        Глава семьи запрещал рассказывать обо всём Чимину, и тот свято и наивно верил, что его семья — чеболи. Однако ошибался. Крупно так. И оказался неготовым ко всему, с чем после пришлось столкнуться. Когда Джун впервые посадил его перед собой и честно, без всяких прикрас рассказал, кто они такие и чем занимаются, а после Ви ещё и показал, Чимин был в культурном шоке. Но опять же, почему-то наивно романтизировал. По всей видимости, обделённому любовью и вниманием Чимину было в радость то, что братья его принимали и рассказывали такую правду. Ужасную, но секретную. Паку хотелось думать, что его ценят, ему доверяют, раз посвящают. А по факту оба брата готовили его к ужасающей участи третьего сына Сайоны. Третьего и самого слабого.        Звено, годящееся только для союзов и сделок, о чём Ниши теперь ему говорит без обиняков. Он продаст Чимина, если понадобится, и Джун, кажется, его поддерживает в этом.        Юнги отвлекает омегу от мыслей мягким и влажным поцелуем в щёку. Он выглядит влюблённым, и Чимину отчасти жаль Малыша, но остановиться он не сможет даже ради него. Чимина никто не жалел, когда ломали. Юнги же хочет быть вовлечённым в их дела?..        Он принимает ласку, не отпираясь, как обычно, и Мина это вводит в ступор. Но сразу же тот радуется тому, как Чимин сегодня ласков с ним: он первым утягивает в поцелуй, обхватывая нижнюю губу Юнги, а тот поражённо выдыхает и забывает обо всём на свете, утопая в этом касании. Юнги хватает его крепче за плечи, ёрзает на коленях, позволяя обхватывать и покусывать его губы. Чимин не ощущает абсолютно ничего — рядовое прикосновение, которое нужно представить Мину чем-то блаженным, а на деле — перетерпеть. Но Юнги тонет в нём, гладит лицо, зарывается в волосы пальцами, растрёпывая укладку, позволяет себе скользнуть по кромке зубов собственному языку и тихо, искренне стонет.        Чимин ему всё позволяет сегодня, он должен Мина ошарашить. Обычно неприступный Пак целует его так остервенело, словно действительно что-то испытывает, и Юнги шоколадкой на жарком солнце тает в его ладонях. Омега ощущает, как тот прижимается ближе, как трётся, пыхтя от того, что их разделяет ткань одежды, углубляет смело поцелуй. Ладони Чимина оказываются на его бёдрах, и Юнги сорванно выдыхает, позволяя себя трогать. Он невинный, такой же, каким был сам Чимин до брака, с пляшущими дикие танцы гормонами и нормальным для подростков возбуждением. И Чимин не отталкивает Юнги, когда тот своё желание показывает.        Позволяя гладить свою грудь, крепко сжимает упругие небольшие ягодицы, затянутые в синие школьные брюки, и Мин стонет ему в рот, прижимаясь сильнее. А потом неосторожно задевает шею, и шарф сползает. Чимин шипит от боли прикосновения к гематомам, и Юнги отстраняется. Его затуманенный взгляд вмиг становится трезвым и острым, как только Мин натыкается глазами на следы от пальцев. Чимин хотел этого. Он ждал этого момента, иначе не могло произойти.        Юнги вперивается в синяки, а потом Пак старается побыстрее поправить шарф.        — Хён, что это? — выдыхает Малыш, отстраняя руку Чимина и не позволяя спрятать синюшные следы от крупных пальцев.        — Ничего, Юнги, — выдыхает хрипло Пак, и тот вздрагивает на его коленях.        — Хён, — серьёзно проговаривает он, не позволяя Чимину прятать ужас на шее. Рассматривает, а Пак отворачивается к окну. — Это сделал он?        Чимин переводит взгляд и сталкивается с внимательными глазами, в которых копятся слёзы из-за того, что ему — Чимину — больно. Мин проводит кончиками пальцев, не прикасаясь почти, по синякам.        — Чимин-хён, — настойчиво повторяет Юнги, поворачивает к себе снова отворачивающегося Пака. — Это сделал Нишинойя?        — Да, — коротко отвечает он. Юнги видел один раз синяки на теле Чимина. Но лишь раз, и тогда он соврал, чтобы не беспокоить младшего.        И в тот же день понял, какой разрушительной может быть реакция Юнги.        — Почему? — первая солёная капля срывается с ресниц Малыша. — За что он так с тобой?        — Он просто такой, — деланно безразлично жмёт омега плечами. — Я перечил и получил за это.        Юнги зло глядит в зрачки старшему. Видно, что вспоминает прошлый случай и злится ещё больше.        — Ненавижу его, — плачет Мин, — почему ты не можешь уйти от него? Он делает тебя несчастным.        — Ты ведь знаешь, что мне не позволят, — грустно улыбается омега, поглаживая щёку Юнги и стирая с неё влагу.        — Намджун-хён слишком жесток! — вскрикивает тот. — Разве, если показать ему то, что Ниши творит с тобой, он не накажет его?        Нет. Не накажет. Чимин пробовал. Правда пробовал, а это обернулось для омеги фатальными последствиями. После года брака, когда Ниши впервые начал поднимать на него руку, и жизнь Пака стала превращаться в кошмар наяву, он действительно хотел отыскать защиты у старшего брата. Ответом ему было то, что Чимин никак не ждал услышать: «И что ты хочешь, чтобы я с ним сделал? Ты умнее и хитрее, будь изворотливее, чтобы подобное не повторилось». Чимин и представить не был способен, что брат окажется таким. Что ему откровенно плевать даже на то, что муж унижает, бьёт и насилует его, когда вздумается. Отмазкой, оправданием служило то, что после теракта Сайона всё ещё не восстановилась, и помощь Ниши, отводящего взгляд органов правопорядка и вышестоящих личностей на свой клан, была организации необходима.        Намджун швырнул Чимина, как котёнка, в болото брака — жестокого, ненавистного — и не собирался помогать ему карабкаться и не тонуть. Ниши, прознав о том, что омега пошёл к Монстру за помощью, запер его в подвале на две недели. Чимин до сих пор не может находиться в темноте слишком долго, это пробуждает кошмарные воспоминания в его разуме, паника тут же накрывает с головой, превращаясь в истерику. Четырнадцать, мать его, дней в абсолютной тишине и темноте. Чимин вышел оттуда совершенно другим, непохожим ни на себя, ни на человека в общем. Шугался каждого звука в доме, и до сих пор не в состоянии отойти от изощрённой пытки, придуманной альфой.        Только никто кроме них двоих, об этом не знает. К Ви Пак даже подходить не стал, он осознал, что никто ему не поможет. И громкое слово «семья» обрело для омеги совершенно другой смысл. Сборище авторитарных, жестоких ублюдков, готовых на всё ради того, чтобы достичь целей. Им не важна ни людская жизнь, ни душа, ни тем более тело. Это — просто способы достижения желаемого, и Чимин тоже оказался маленькой шахматной фигуркой на кровавой доске. Вот только братья, видимо, забыли, что даже пешка может угрожать королеве.        Он хмыкает, устало глядя на Юнги, прижимает худое тело к себе, не ощущая его тепла, а тот вытирает горькие слёзы, размазывая по щекам осыпавшиеся серые тени. Подняв ладонь, Пак вытирает след под глазом и шёпотом просит Мина успокоиться.        — Мы ничего с этим делать не будем, потому что опасно. Тем более, говорить Намджуну или Ви, слышишь меня? — хрипло, преодолевая боль, просит Чимин, и Юнги хмурится, но всё же кивает.        — Я хочу, чтобы он исчез, — шепчет младший, отчаянно прижимаясь лбом ко лбу Чимина. Тот поглаживает его по лохматым тёмным волосам, позволяя это проявление чувств. Давит в себе человечность и жалость к этому ребёнку, потому что в том, что Чимин задумал, им не место.        — Я тоже, Юнги, — выдыхает он осторожно, прислушиваясь к ёрзанию омеги на своих коленях.        — Неужели, нет ни единого способа от него избавиться? — бессильно вцепившись в блузку старшего, шепчет он.        — Предлагаешь мне его убить? — усмехается Чимин, продолжая поглаживать бёдра Юнги, отчего тот снова ёрзает, наслаждаясь лаской. — Его клан меня в фарш за это перемелет, если что-то после Монстра останется. Нельзя убивать в семье, даже если ситуация такая. Никто не оправдает меня, никто не простит, Юнги.        — Я знаю, — вздыхает тот, кладя голову ему на плечо. Мин рассматривает с болью синяки на красивой шее, а после невесомо целует, отчего Чимину больно, и он морщится. — Но… хён, так больше не может продолжаться. Он переходит всё границы.        Юнги вскакивает, пружинисто подпрыгнув на его коленях, обхватывает Чимина за щёки, вынуждая посмотреть на себя.        — Я не хочу замуж, — эмоционально шепчет младший, а Чимин усмехается.        — Тебя не спросят.        — Я не хочу жить с чужим человеком, Чимин-хён, не хочу, — мотает отрицательно головой Юнги, а в его глазах снова копятся слёзы. — Я хочу быть с тобой.        — Нас никогда не примут, Юнги, — устало прикрывает глаза омега, переводя ладони с бёдер Мина на его талию и поглаживая большим пальцем ткань рубашки. — Это ненормально, понимаешь? Такое не одобрит никто. Мы оба омеги.        — Да плевать, — голос Мина становится всё более яростным, Чимин внутренне хитро улыбается, ощущая, как младший ведёт себя в точности так, как ему необходимо. — Ты не должен жить с мужиком, который издевается над тобой, хён. Я хочу быть с тобой, — Чимин приподнимает веки, глядя с интересом на Малыша. Тот выглядит донельзя решительным и даже злым.        — Таков наш мир, — усмехается омега и щипает Юнги за щёки. — Вертимся, как можем.        — Хён.        — Что, Юнги? — склоняет голову вбок Пак.        — Я люблю тебя, — краснея до самых кончиков волос, выдаёт едва слышно Мин, вынуждая Чимина улыбнуться. Нет. Не любишь, Юнги. Ему хочется так ответить.        Потому что это не любовь, а её иллюзия. Чимин в существование этого мифического и возвышенного чувства не верит, потому не может принять то, что говорит младший. Да, может, лет так семь назад он бы отдал многое, чтобы услышать такие слова, но уже давно принял тот факт, что это — блажь. Можно только хотеть, обладать, нуждаться. И всё это романтично вытекает в такое красивое слово, по сути ничего не значащее.        Мин Юнги просто потерялся. В себе, в окружающих. И Пак этим бессовестно пользуется. Протягивает руки к румяным от смущения щекам, обхватывает чужое лицо и снова позволяет себе поцеловать младшего, а тот отзывчиво отвечает, становится мягкой глиной в его руках. Чимину нужно немного только направить омегу, чтобы тот сделал так, как необходимо ему самому.        Юнги стонет, когда Чимин крепко прижимает его к себе. Взгляд старшего омеги направлен на часы приборной панели — у них есть ещё полчаса, и сделай Пак так, как запланировано, Мин Юнги окажется в ловушке. Окончательно откинув сидение и перевернувшись, чтобы нависать над Малышом, оказывается в кольце его рук. Он ничего не чувствует — ни возбуждения от мокрых, шумных поцелуев и постанываний Мина, ни отвращения от обычно противных прикосновений. Просто потому, что младший безобиден и невинен, он плавится от ласки, позволяет Чимину делать всё, что тот захочет, а у самого омеги только одно в планах: привязать Юнги к себе настолько, чтобы тот был готов сделать ради него всё.        Юнги всхлипывает, когда Чимин намеренно проходится бедром между его ног, и Пак останавливается.        — Нет, пожалуйста, хён, — хнычет Малыш, вызывая ухмылку на пухлых губах.        — Нельзя.        — Прошу тебя. Ты всегда отталкиваешь меня, — открывает карие глаза Мин, не позволяет Чимину отстраниться, и тот делает вид, что сопротивляется.        Их встречи начались полгода назад. Чимин знал, насколько мелкий на него сильно заглядывается, потому рискнул и раз забрал его со школы. Изучал любопытный, жадный взгляд, позволял Юнги думать, что они сближаются, пожирать буквально его глазами, пока младший сам его не поцеловал снова. Первый раз произошёл в его комнате, когда Чимин выпил, и Мин улучил удобный момент. Теперь же Пак делает это намеренно, желая привязать к себе покрепче. Но никогда не позволял им зайти дальше, аргументируя тем, что тот слишком мал. Юнги же это бесит.        Видя распластанного под собой омегу с румяными, ярко-розовыми щеками, Чимин не испытывает ничего. Даже стыда или неприязни. Он никогда не пробовал ни с кем, кроме Ниши — измена в их семье карается очень строго. Сайона чтит верность, и обращает внимание на тех, кто пренебрегает брачными узами. Чимин же попросту боится, что Ниши узнает. А теперь ему даже интересно: испытает ли он хоть что-то, прикоснувшись к другому человеку.        Потому снова давит бедром на пах Юнги, вынуждая молодого омегу выгнуться от возбуждения, виднеющегося уже на ширинке брюк. Ухмыляется, с интересом изучая чужую реакцию: бурную, эмоциональную. Мин хватает его за плечи и тянет к себе, прося поцеловать, и Чимин поддаётся. Он сминает мягкие влажные губы, расправляясь с молнией на брюках, с тугой пуговицей. Светлое нижнее бельё виднеется под одеждой, и Чимин гладит Юнги через плотную ткань, очерчивающую стоящий член. Младший всхлипывает, жмурится, прежде не ощущавший чужих касаний, хватается за ладони Чимина, прося погладить. Ласковый, как кот. Пак очерчивает его мягкий живот, задирая рубашку, а после целует под пупком, вынуждая натурально простонать. Член под тканью трусов наливается сильнее, становится крепче, показывая степень возбуждения, и Чимин прекращает медлить.        Приспускает резинку, оголяя плоть, и Мин часто выдыхает, глядя за ним. Пак не прикасается к возбуждению руками, сразу широко мажет языком, отчего Юнги начинает трястись и пытаться свести ноги, но старший не позволяет ему. Обхватывает головку, сразу же погружая небольшой член в рот, глядит за тем, как Юнги закатывает глаза, стоит кончику уткнуться в нёбо. Омеге хватает нескольких движений головой, чтобы он тихо постанывал и хватал его за плечи. Ещё пару раз втянуть щёки, вынуждая Мина охать, а то, как Чимин берёт его максимально глубоко, так, что аккуратный омежий член утыкается почти достав до горла, вынуждает Юнги простонать, зажмуриться и кончить.        Чимин привык. Не тошнит уже. Да и Юнги не противен, на него просто… ровно. Младший тихо дышит, вздрагивая после оргазма и закрывает лицо руками, приходит в себя. Чимин безразлично глотает, вызывая у заметившего это Мина возмущённый писк.        Притягивает Малыша к себе и целует последний раз, а потом вынуждает сесть и привести себя в порядок. Юнги выглядит так, словно выпил водки и теперь летает в прострации. Взгляд младшего красноречив. Таймер разрушения запущен. Мин Юнги вылезет из шкуры, чтобы быть с Чимином, он и станет погибелью Ниши.

***

       Подъехав и припарковавшись возле элитного ресторана «Санги», Чимин проверяет, чтобы шарф сидел как следует. Если с Юнги ему нужно было, чтобы мелкий увидел синяки, то с Чоном всё пропорционально наоборот. Омега глядит на себя в зеркало, вздыхает от вида красных глаз и нацепляет на нос тёмные очки, прежде чем выйти из салона авто. Роскошью здесь воняет даже на улице — пафосная вывеска, стеклянные крутящиеся двери, портье у входа, принимающий гостей. Чимин подходит ближе и спокойно проходит через двери, тут же замечая улыбчивого и суетливого светловолосого альфу. Тот, приметив Чимина, подскакивает с приветствием.        — Здравствуйте, у вас забронировано? — спрашивает администратор, на бейдже которого значится имя «Пак Джунхёк».        — Да, у меня встреча на три часа с господином Чоном, — флегматично отвечает омега, а администратор, что-то безостановочно рассказывая о ресторане, провожает его к зарезервированному столику.        За тем уже сидит Чон. По-прежнему идеальный, холодный, безразличный. Чимин почти не сдерживается и морщится. Одна мысль о том, что Ниши хочет заполучить благосклонность этого альфы за счёт собственного омеги, вызывает лёгкую тошноту и брезгливость. Но Чимин удерживает эмоции в себе и натягивает на лицо более расслабленное выражение. Всё ещё игнорируя администратора, который принимает у омеги его куртку и позволяет тем самым открыть красивую фигуру и обнажённую спину, подвигает стул, когда Пак приземляется перед Чоном с лёгкой полуулыбкой на губах, не снимая очков.        — Господин Чон, — сладко и низко тянет омега. Ниши хочет, чтобы он его обворожил, но судя по безразличному взгляду, тот либо хорошо держится, либо импотент. — Рад встрече.        — Добрый день, господин Пак, — спокойно отвечает тот, кивая администратору, обещающему, что один из официантов скоро подоспеет к их столику. — Ваш муж попросил меня сопроводить вас на приём в Сайоне.        — Да, Ниши очень переживает, — прикусив губу, отвечает Чимин. — В последние годы у нас с братом… немного натянутые отношения, — продолжает Чимин играть, снова растягивая губы.        Он не хочет снимать очки, но это будет невоспитанно, потому осторожно и медленно стягивает аксессуар с переносицы, отчего взгляд Чона тут же натыкается на красные белки.        — Вы хорошо себя чувствуете? — деланно обеспокоенно спрашивает Чон, оглядывая даже с макияжем довольно болезненный вид омеги, сидящего напротив.        — Было много дел, я лишь перенапрягся, — отмахивается Пак, словно это действительно не значит ничего. — Не тревожьтесь обо мне.        Чон оглядывает его скептически, а после им подают меню в красивом чёрном переплёте, и вдруг Чимин замечает кое-что, что его напрягает. В этом ресторане всё выполнено в чёрно-белом стиле, а ещё омега здесь не бывал, даже учитывая то, что заведение находится на их территории.        — Это новое место? — любопытно спрашивает Пак, листая меню с аппетитными изображениями блюд.        — Да, открылось всего пару недель назад, — отвечает альфа, не отрывая взгляда от ламинированных страниц. — Но готовят здесь неплохо.        — Поверю вашему вкусу, господин Чон, — улыбается омега, снова возвращаясь к выбору.        Он совсем не голоден от боли. Но нужно проявить уважение. Потому, когда подходит официант, Чимин просит у него бокал газированной воды и капрезе. Чон на него странно глядит, но Чимин понимает, что в него не влезет даже это. Альфа же себе заказывает полноценный обед и чашку кофе.        — Так, вы позвали меня для обсуждения подробностей приёма, — кивает Чимин, когда официант оставляет их наедине.        Омега поправляет рукава лёгкой блузки и надеется, что шарф не сполз от его движений. Чон внимательно оглядывает узкие плечи, скрытые светлой тканью, а после застывает взглядом на небольших ладонях омеги с пухлыми пальцами. Чимин всегда их стеснялся. Он глядел на длинные изящные пальцы других омег, но они — меньшее из зол в облике Пака. Чон отвлекается от рассматривания пальцев и возвращает внимание лицу омеги.        — Да, — кивает он. — Это важное мероприятие. Нам стоит обсудить некоторые нюансы. Особенно учитывая, что я попаду в круг Сайоны впервые.        — Приёмы моего брата — просто напудренные праздники, где люди беседуют и налаживают контакты. Думаю, вам это будет ещё и полезно.        — Я не собираюсь подписывать с Сайоной никаких договоров, — вздыхает устало альфа и приподнимает уголок губ, стоит Чимину замереть и внимательно взглянуть в тёмные глаза. — К огорчению вашего мужа, мне не нужна поддержка организации для моих дел. А вот ему — да.        — Ниши не говорил, что у него проблемы, — потерянно выдыхает Пак, хотя знает, кто источником трудностей на самом деле является. Он сам уже три месяца настойчиво устраивает стычки между клановцами и отправляет соответствующие органы в офис мужа, чтобы подорвать его бизнес, являющийся основным прикрытием дел с картелями.        — И не скажет, — усмехается Чон. — Я думал, за десять лет вы уже привыкли к тому, что являетесь красивой побрекушкой рядом с ним.        Чимин моментально напрягается. Вот оно. Вот — та самая часть личины, старательно Чоном укрываемая от остальных. Он попросту не считает Чимина достойным соперником, оттого и не прячется. «Лишь бы это не стало и твоей ошибкой», — думается омеге, который тоже резко сбрасывает маску с лица.        — Я-то как раз осведомлён о своём положении, господин Чон, — отвечает Чимин, терпеливо ждёт, пока официант, подошедший к ним, поставит тарелки с подноса на стол и покинет их. — А вот вы, понимаете ли вы, какие мотивы преследует Нишинойя, отправляя вас со мной к сынам Сайоны?        Чон усмехается, и теперь омега замечает, как вся холодность испаряется из его облика. Он отпивает глоток воды, прежде чем приняться есть, и буравит омегу взглядом.        — Приблизительно.        — И вас не пугает это?        — У него ничего не выйдет, — парирует альфа.        — Не выйдет что? — терпеливо спрашивает Пак, вертя вилку в руке, но так и не приступая к еде. — Кто вы такой, господин Чон?        — Бизнесмен, — отвечает спокойно тот, погружая ложку с крем-супом в рот, — бандит, наркоторговец, сирота. Или вы ещё не пробили мою историю?        Пробил, конечно. Ещё вчера он выяснил всё, что оказалось доступным для его связей. Чон Чонгук — резко взлетевшая птичка. Никому неизвестный сиротка, состоящий в какой-то уличной банде, вдруг начал промышлять бизнесом. Получил патент за разработки и открыл несколько промышленных предприятий в городе, которые на деле лишь являются прикрытием для его опиумных лабораторий. Чимин больше ничего не нарыл, и кажется, Чон знает, почему. Он очень тщательно скрывает свои хвосты.        — А вот вы? Кто вы, господин Пак? — с умешкой спрашивает альфа.        — Вам ли не знать, раз вы контактируете с моим супругом, — зеркалит усмешку Чимин, подцепляя вилкой кусочек помидора и отправляя в рот. Жевать тяжело. Омеге кажется, что он не сможет протолкнуть в глотку злосчастный овощ.        — Третий сын Сайоны, рождённый во втором браке Ким Союна, ныне покойного главы группировки. В двадцать лет вы вышли замуж за Хатаке Нишинойю — наследника клана якудза, перебазировавшегося из Кендо в Сеул. Вы уже десять лет состоите в этом союзе, но до сих пор не имеете наследников. Владелец, по крайней мере, по документам, шести борделей города, относящихся к Сайоне: «Коёдо», «Маска», «Трион», «Дельта», «Раш» и «Денсан». Довольно жёсткий человек, который не заботится о репутации окружающих, часто вступаете в конфликт с двумя старшими сынами, — перечисляет Чон, не глядя на Чимина, а тот только старается не подать виду, что его это как-то задевает. — Участник компании машинопроизводства, имеющий семнадцать процентов акций от всех в Сайоне, имеете незаконченное юридическое образование, кажется, в докладе было сказано, что вы забрали документы из университета на втором курсе. Как интересно, — обдаёт альфа Чимина ярким взглядом тёмных глаз, — как раз в год, когда познакомились с Нишинойей. Но это лишь то, что находится на поверхности, правда?        — Не иначе, как у вас самого, — парирует Чимин, отпивая газированной воды и чувствуя, как напрягается его тело от этого разговора. — Вы довольно сильно постарались, чтобы узнать, каков я.        — Не меньше, чем вы, — усмехается Чон, откидываясь на спинку стула и расстёгивая манжеты белоснежной рубашки. — Нужно ведь знать, с кем имеешь дело.        — Почему вы не осадите Ниши, если даже не собираетесь с ним заводить отношений? — изгибает заинтересованно бровь Пак. Ему и правда интересно, что движет этим человеком.        — Мне интересно, — поясняет тот, снова принимаясь за еду. — Хатаке Нишинойя явно не тот персонаж, который будет добиваться своих целей обходительством и лестью. Он действует сейчас довольно неуклюже, хотя нельзя не признать его стараний.        Чонгук прерывается, поедая с невозмутимым видом суп, а Чимин трогает шарф, проверяя, не сполз ли.        — На деле ему привычнее добиваться своего влиянием и грубой силой. Сразу смекнул, что со мной это не пройдёт так просто, и выбрал иную тактику. Я не отрезал его попытки только из праздного любопытства, господин Пак. Мне интересно наблюдать, на что он готов ради контрактов со мной. Чем он рискнёт, — переводит взгляд Чон на омегу, по-прежнему почти не прикасающегося к еде.        — И что будет, когда вы доведёте Ниши до предела? — спрашивает он, ковыряясь в тарелке, за чем Чон с увлечением наблюдает.        — Ничего.        Короткий и ёмкий ответ, который вызывает у Чимина усмешку.        — Не боитесь его гнева? — спрашивает с улыбкой он, отправляя кусочек сыра в рот и тщательно пережёвывая. Травы и масло жутко раздражают вкусовые рецепторы, вынуждая сдерживаться и не кривиться. Он забыл о том, что давно не ел базилик, теперь нос щиплет.        — Уверяю вас, его гнев — это последнее, чего я боюсь в этой жизни, — насмешливо отвечает Чон.        — Почему вы всё мне это рассказываете, зная, что я — его омега? — запивает вкус трав Чимин водой, откладывает вилку и нож — больше в него ничего не влезет.        — Потому что вы ему ничего не расскажете, — Чон, закончив с едой, сцепляет руки перед собой, устраивая локти на поверхности стола из светлого дерева. — Это не в ваших интересах.        Чимин вздёргивает брови, допивая воду и жестом прося официанта налить ещё.        — Откуда вам знать о моих интересах? — спрашивает он, ждёт, пока сотрудник заведения наполнит его бокал минеральной водой.        — Потому что я уверен в них, — не отрываясь, проговаривает альфа, он улыбается, и выражение это запускает табун неясных мурашек по коже Чимина. — Вам лишь нужно ещё немного подождать, чтобы убедиться в том, что я знаю о вас гораздо больше интересного ещё с первой встречи.        Чимин иронично вздёргивает бровь, буравя альфу в ответ глазами.        — Будь по-вашему, господин Чон, — растягивает он пухлые губы в приторной улыбке, прежде чем закончить этот виток беседы следующим вопросом: — Вернёмся к обсуждению приёма. У меня не так много времени на подготовку.        — Я думаю, что лучшим вариантом будет, если мы поедем по отдельности, — подхватывает тему альфа, отпивая глоток уже порядком остывшего кофе. — Я всего лишь ваш сопровождающий, не хочется вызывать лишних вопросов.        — Не думаю, что они будут, — улыбается Чимин. Ему только на руку, что Чон не хочет ехать с ним вместе, а вот Ниши это не понравится. И в данном случае чуйка омеге подсказывает, что после взбучки лучше не выводить мужа из себя. — Тем более, Ниши не принимает водителей, а за руль я сесть не смогу.        Чон поднимает взгляд на Пака, исследует его, понимая, к чему клонит.        — Хорошо. Раз ситуация складывается так, то я со своим водителем заеду за вами за полчаса до начала приёма, — без особых возражений говорит альфа, отставляя чашку, а Чимин продолжает цедить свою воду.        — Хороший вариант. Я уже заказал костюмы подходящие друг другу, и поменять их не выйдет сейчас. Так что я отошлю вам костюм Ниши, вы примерно одного размера, — окидывает омега довольно широкие плечи Чона внимательным взглядом.        — Не переживайте, об этом я тоже позаботился, — усмехается тот. — Я не хотел бы носить то, что вы заботливо готовили для своего супруга, — Чимин слышит: «Я не собираюсь принимать подачки», и усмехается.        — Как вам будет угодно, господин Чон. Я просто предполагал, что нам лучше предстать в парном наряде, раз вы сопровождаете меня.        Он долго выбирал тёмно-синий классический костюм для мужа, а к нему подбирал собственный образ, и теперь не знает, что будет делать за сутки до приёма.        — Не переживайте, господин Пак, — Чонгук взмахивает пальцами, подзывая официанта. Тот приближается и склоняется к альфе. — На мой счёт, будьте добры.        Сотрудник кивает и спешит подать посетителям верхнюю одежду. Чон ждёт, пока он отдаст куртку Чимина и строгого кроя пиджак альфы, а после, набросив свой на плечи, приближается к поднимающемуся с места омеге и решительно помогает ему облачиться в тяжёлую кожанку. Чимин не сопротивляется, позволяет себе осторожно скользнуть в рукава. Вздрагивает, когда кончики чужих пальцев ненароком задевают его плечо, и тут же отходит, поправляя ворот куртки.        Они покидают ресторан, и Пак ёжится от прохладного потока ветра, замирает, когда альфа прикуривает сигарету. Сам он не собирается курить и, тем более, дальше стоять рядом с ним — у омеги по горло дел.        — Я поеду, господин Чон, — оборачивается он, чтобы попрощаться, и сталкивается с внимательным взглядом карих глаз, уставившихся на него. Чимин хочет было поправить шарф, но не рискует сейчас привлекать к шее внимание, вдруг Чон просто смотрит, но не замечает синяков.        — Хорошего вам пути, господин Пак, — тянет уголок губ вверх Чон. Он приближается, протягивает Чимину руку, но тот на неё опасливо посматривает.        И не отказывает. Потому что Чон вежлив с ним, пусть и остёр на язык. Омега хочет было пожать широкую смуглую ладонь, как вдруг альфа обхватывает её покрепче и, выдохнув дым, склоняется, чтобы коснуться губами тыльной стороны. Чимина пронзает настойчивыми разрядами тока. Он не может понять этого мужчину: то он абсолютно безразличен к нему, то целует руку, глядя так, словно сейчас сожрёт. Чимин замирает, позволяя ему такое прощание, а потом, когда альфа отпускает кисть, отходит на шаг назад.        — Не волнуйтесь по поводу наряда, господин Пак, — выдыхает Чон, — он уже ждёт вас дома.        Чимин вздёргивает бровь, но альфа, зажав сигарету зубами совершенно не элегантно, но при этом выглядя, как чёртов Аполлон, направляется к своей машине, где его уже ждёт водитель. Чимин сначала хочет вытереть кожу, которой тот коснулся в довольно откровенном и вызывающем жесте, но передумывает, лишь стискивает пальцы и бегом отправляется в свой автомобиль.

***

       Он даже не сомневался, что Чон не обманывает, но всё равно по приезду домой уставился на коробку, оставленную на диване в гостиной. Ниши дома нет — улетел ещё днём, как и обещал, а Чимин может выдохнуть. Он вздыхает, зажмуривается и швыряет куртку прямо на пол, тут же шлёпая босыми ногами в сторону кухни. Это — херовая зависимость, от которой Пак старательно избавляется, однако никак не может отказаться основательно. Омега откупоривает бутылку вина, наливает бокал, а потом, передумав, и её с собой захватывает. Оставшись в особняке один, не считая прислуги, Пак валится на диван и ослабляет пояс брюк, чтобы не давил. Глотает алкоголь поспешно, чувствуя, как вкус сухого обжигает ему кончик языка, а после садится на диван аккурат напротив чёрной коробки. Чёрное. Чона постоянно окружает этот цвет. Ресторан в чёрно-белых тонах, классические костюмы, его собственные очень тёмные, почти чернильного цвета глаза. Да, чёрный — неоспоримая классика, но Чимин почему-то акцентирует на данном факте внимание, и зависает.        Атласная лента чуть блестит в свете тусклой люстры — Чимин, придя домой, тут же убавил интенсивность освещения. Сама коробка довольно большая, а рядом с ней стоит ещё и миниатюрный пакет. Пак знает эмблему этого ювелирного, потому хмыкает. Чон, кажется, не из транжир, по крайней мере так можно сказать по его поведению, а чужому омеге вдруг такие подарки. Быть может, Ниши прав, и этот альфа не отбрил якудза только из-за Чимина? Тогда почему не показывает никакой заинтересованности в нём? Словно Пака ему действительно навязал другой человек, а Чон устало вздыхает и закатывает глаза от одного присутствия омеги рядом.        Проглотив первую порцию вина, Чимин выпрямляет ногу и толкает чуть коробку пальцами. Хочет было столкнуть её с дивана, но останавливается. Наполняет бокал заново и глотает добрую половину, уже чувствуя, как алкоголь разливается по крови, делая щёки более румяными под слоем тонального крема, способного убрать бледность кожи. Поднимается, оставляет всё на низком журнальном столике и останавливается над чёрной подарочной коробкой.        Разглядывает блестящую шершавую на ощупь ленту, буравит подарок взглядом, думая, как Ниши на это отреагирует. Ему, конечно же, безумно хочется побесить мужа, принимая подарки от другого, совершенно чужого для него альфы. И улыбнувшись, поднимает крышку. У этого Чона есть вкус, Чимин понимает данный факт, только глядя на аккуратно упакованный костюм. Бордовая, почти кровавого цвета ткань брюк привлекает внимание. Он явно любит одевать своих кукол ярко.        Чимин оставляет крышку и протягивает ладонь, чтобы коснуться идеальной шёлковой ткани рубашки. Она не белая, цвета шампань, состоящая из гладкого материала и только рукава — полупрозрачные, гипюровые. Красивая вещица, хорошо сядет на нём. Чимин выуживает рубашку и задыхается от возмущения, понимая, как провокационно будет на омеге выглядеть этот элемент одежды. Пуговки начинаются не от ключиц, а почти от середины груди — в остальном рубашка едва ли не оголяет грудь, фиксируясь только широким бантом на горле. Внутри Пака зреет подозрение, что Чон заметил синяки на шее, он дотрагивается до болезненных отметин, однако быстро отбрасывает эту мысль: костюм, скорее всего, заказан до их встречи, потому альфа просто не мог знать о том, что на коже Чимина остались следы чужих пальцев.        Швыряет рубашку обратно в коробку и зовёт одного из работников, просит подготовить наряд к завтрашнему вечеру, а сам, прихватив бутылку и бокал, босиком шлёпает к лестнице. Он устал. Завтра ему нужно наведаться в «Коёдо» и выяснить, что там вытворил Ви после своего приезда, а пока единственной целью Чимина остаётся напиться и уснуть без снов.