Магия на крови

      Удушливый запах резких трав и снадобий вбивался в ноздри. Далия уже который день спит на тонком соломенном матрасе прямо в лаборатории пресвитера Сигмара. Небольшая церковь была единственным местом в Хольвиге, до куда не добралась чума, охватившая всю округу. Запас мазей и целебных лекарств быстро закончился, поэтому Далия лихорадочно смешивала ингредиенты. Ведь после каждого контакта с больными было жизненно необходимо подкладывать в огромную маску свежие лекарства, чтобы самой не пасть от этой страшной болезни.       В утро, когда она в очередной раз пришла в церковь, учитель сообщил ей, что минувшей ночью слегла в постель Хелена, старшая сестра подруги Далии, у которой они предыдущим вечером принимали роды. Ее дом находился на другом конце деревни, поэтому они отправились с учителем налегке: с собой была лишь небольшая сумка с принадлежностями для первичного осмотра. У Далии теперь был свой собственный набор, который она получила совсем недавно, и который с особой гордостью носила в такой же сумке, как и пресвитер, через плечо. Все шло как обычно, учитель полагал, что Хелена просто переохладилась, что они лишь дадут согревающую настойку и вернуться в церковь, чтобы продолжить уборку в лаборатории.       Но уже в доме, увидев в почти непроглядной тьме на лице больной воспаления с темнеющими нарывами, пресвитер замер в оцепенении.       - До того, как Хелена окончательно слегла в постель, у нее были другие симптомы? – тихим голосом спросил учитель, копошась в сумке.       - Ну был у нее озноб, пару дней просыпалась горяча, как кованное железо. Жаловалась на боль в пояснице и ногах. Иногда ее рвало, я уж подумал что она вновь понесла, хоть и разродилась пару месяцев назад, – ответил муж девушки, нервно переминаясь с ноги на ногу. – Неужели это что-то серьезное, пресвитер? Если бы я знал, то позвал бы Вас раньше!       Пока учитель делал осмотр, трогая старческими руками, облаченными в кожаные перчатки, лицо лежавшей почти без чувств Хелены, Далия поняла, к чему все идет.       В книгах было написано, что чума всегда начиналась с озноба, повышения температуры тела и сильнейшими болями в нижней части тела. Затем болезненное состояние сопровождается головокружением, головной болью, которая и вызывает рвоту. Все это перерастает в лихорадку, больной уже не может встать с постели и находится в бредовом состоянии. Все тело начинает покрываться опухолями, которые затем становятся роем черных пятен буквально повсюду, даже в паху. А затем лишь один исход: тело сдается и человек умирает, остановясь безобразной массой, все еще способной заразить других людей.       Страх за собственную жизнь вмиг захлестнул, словно дикая волна: холодная, мокрая и вызывающая мурашки и дрожь. Ноги сами понесли мягкой и осторожной поступью к выходу, а внутренний голос в голове так и кричал: "Беги. Беги отсюда как можно быстрее. Если заразишься – умрешь. А если принесешь эту страшную болезнь в свой родной дом? Или родители заразятся от кого-либо другого?”.       Пресвитер Сигмар не таясь сказал семье, что Хелена смертельно больна. Спросил про наличие симптомов у остальных, дал небольшую склянку и строго настрого посоветовал изолироваться. “Если не хотите пасть от этой же болезни, лучше уходите. Как только почувствуете что-то не ладное, сразу же зовите на помощь, мы с Далией придем”.       А уже на улице, перекрестившись, старец прошептал так тихо, что Далия смогла распознать слова лишь по губам:       - Господь, упокой душу рабы твоей Хелены. И не допусти распространения заразы по нашей деревне. Аминь.       Хелена умерла тем же вечером, и все, даже ее пятимесячный сын, заболели. А затем и их соседи. И соседи соседей. Болезнь распространилась настолько быстро, что они не успевали отвозить завернутые в белый хлопок трупы на заброшенный пустырь, где в прошлую вспышку чумы, которая была еще до рождения Далии, сжигали умерших. Сигмар считал, что “негоже заразой отравлять землю нашу, погубим еще воды и урожай”, поэтому и никого не хоронил, хоть те, кого чума не постигла, умоляли его предать земле своих усопших близких.       Целебные и антисептические мази закончились быстро. Почти каждое утро Далия отправлялась за пределы деревни, где росли необходимые травы. Но и они не могли поспевать за потребностями девушки. Поэтому уже который раз она заставала лишь вчерашние сорванные стебли. Далия могла бы пойти дальше, в самую чащобу леса, которая своей тенью накрывала их долину полностью, но она не могла отлучаться на долгое время. Пресвитеру теперь всегда нужна была ее помощь.       - Лия, проснись, – теплая шершавая рука касается девичьего плеча, отчего девушка, уснувшая прямо за алхимическим столом, буквально подскакивает на месте, лихорадочно протирая лицо, в попытке изгнать усталость и сонливость.       - Простите, учитель, который час?       - Два часа, как солнце было в зените. Я уже провел утреннюю службу.       - Простите, учитель! Нужно было разбудить меня раньше. Были ли еще сообщения о заболевших?       - Пока нет. Но в нашем случае стоит ожидать худшего, – мужчина кидает взор на небольшое количество баночек. – Новые мази?       - Да, сделала все что могла. Близ деревни больше ничего не растет. Я могу отправиться глубже в лес, чтобы...       - Пока нет нужды, Лия. Если ситуация выйдет из под контроля, тогда да, нужно будет пойти в лес.       Далия уже знала, что все уже уходит из под контроля. Но не давала себе поддаваться панике. Некоторые жители, в чьих семьях произошло горе от потери близких, собирали лишь самое необходимое и покидали деревню, уходя на юг, оставляя в Хольвиге дом и умирающее хозяйство. На это пресвитер лишь в осуждении качал головой, все время бормоча “разнесут же заразу по всему Мидленду, глупцы”. Далия была с ним согласна, ведь учитель после очередной смерти почти что приказывал сжигать любые вещи, которые были в контакте с больным. Далия порой думала, что совсем скоро с личных вещей и мебели учитель перейдет на целые дома.       Внезапно тяжелая дубовая дверь лаборатории распахивается, ударяясь массивным кольцом-ручкой о каменную стену.       - Пресвитер, Далия здесь? – в келью ворвалась Агата, женщина, живущая по соседству с Далией. Девушка знала, что она давно одинока, похоронив мужа, тогда как сын еще несколько лет назад отправился в столицу, подавшись в ряды регулярной армии короля. – Далия, милочка, беда случилась! Родителей твоих я не видела два дня, с тех пор как ты ушла сюда на постоянной основе помогать пресвитеру. Боюсь, вдруг что-то случилось с ними.       Она почувствовала, как холод охватил ее руки и ноги. Но знакомая теплая шершавая ладонь коснулась ее плеча. Теплый, но не лишенный строгости взгляд учителя столкнулся с ее: встревоженным и обеспокоенным, со вспышками животного страха.       С собой уже базовый набор они берут: вместо обычной сумки уже целый саквояж из выдубленной кожи, в котором сложенно все необходимое. Несколько пар перчаток, мази, настойки, анальгетики, травы и даже небольшая кадильница. Перед тем как выйти на улицу, пресвитер и Далия надевают маски, внутрь которых подкладывают свежую мазь и сильнопахнущие травы. Однако, почувствовав помимо привычных запахов новый, смесь лепестков роз, ладана, лавра, мяты и розмарина, Далия в непонимании задала вопрос:       - Учитель, зачем?       - Ты не была на улице всего два дня, а смрад смерти уже во всю наполнил улицы деревни. Еще наденешь вот это, – старец протягивает девушке длинный, шеи до лодыжек, плащ из вощеной кожи, пропитанной липким мягким воском.       В плаще быстро стало жарко до такой степени, что нательная рубашка неприятно прилипла к телу. Дышать в маске было тяжело, еще и удушливый резкий запах смеси трав едва не заставлял голову разорваться. От частого дыхания стекла на глазницах маски запотели, из-за чего на все, что она кидала взор, было словно в легкой дымке утреннего тумана.       Только теперь вместо утренней размеренной деревенской суеты их встречала почти могильная тишина.       Далия так торопилась в отчий дом, что учитель едва поспевал за ней. Девушка понимала, что это неправильно, ведь он уже давно не молод, ему бы самому сидеть в церкви и не ходить к каждому больному, но долг как единственного человека в их деревне, знающего медицину больше, чем Далия, не позволял ему сидеть сложа руки, даже в силу своего преклонного возраста. Все это время их сопровождала Агата, прикрывая рот и нос передником, перепачканным грязью.       - Я сначала не замечала, почему они не выходят из дома, выглядели они нормально. Лишь сегодня утром я услышала истошные вопли скотины, которая, видимо, съела все что было. Господи боже, лишь бы они были живы! Я стучалась, но они не открывали, а зайти самой мне не хватило смелости, – вся ее торопливая речь сопровождалась удушливым кашлем. Видимо, учитель не преувеличивал, когда говорил о наполнившем деревню смраде, который не позволял даже говорить нормально.       Подойдя к дому, они не заметили ничего подозрительного. Все было как обычно, кроме суетящихся в загоне овец, которые были голодны.       - Тетушка, Вы можете пока покормить овец? У Вас же свои были недавнее время назад, может осталось что-либо?       - Конечно, Далия, еще спрашиваешь! Господи боже мой, лишь бы только с твоими родителями все хорошо было, а о скотине не волнуйся!       Их дом никогда не закрывался на ключ. Отчасти потому что здесь все друг друга знали и никто и не подумывал о таких низких поступках как кража чужого. Поэтому когда тонкая рука, облаченная в неподходящую ей по размерам перчатку, аккуратно толкнула дверь во внутрь, ее сопроводил лишь жалкий и протяжный скрип заржавевших петель. Родные стены встретили неприветливой и почти не проглядной тьмой: матушка не любила яркий свет из-за чего постоянно закрывала окна занавесками с ручной вышивкой и ставнями. Девушка аккуратно переступает порог, и вновь ей в унисон отвечает лишь скрип половиц.       - Мама? Папа? Вы здесь? – голос глухой из-за маски на лице, но Далия знает, что в нем сейчас звучит дрожь надвигающегося ужаса.       Учитель протягивает ей зажженную масляную лампу, которую Далия окунает во тьму дома. Проходит в главную комнату, где стоит печь, обеденный стол, различная кухонная утварь и небольшая постель, принадлежавшая Далии. Она осталась такой же незаправленной, как и два дня назад. Осторожной поступью девушка движется во вторую комнату, где была родительская спальня. Ведь если их нет здесь, то они явно там...       Дверь была приоткрыта, но даже через тонкую щель ничего нельзя было разглядеть. Далия чувствовала, что с каждой секундой теряет самообладание: в глубине души она уже знает, что произошло, но вот разум не дает ей принять жестокую реальность происходящего.       Свободная рука аккуратно толкает дверь, та с протяжным скрипом открывается вовнутрь. При слабом освещении девушка видит их, лежавших на постели вместе, державшихся за руки. Вся кожа, не скрытая одетой, была покрыта огромными черными волдырями, на лицах их застыла гримаса отчаянной невыносимой боли. Глаза матери были закрыты, тогда как карие глаза отца распахнуты, словно в ужасе. Далия не помнит, как сорвалась на отчаянный крик. Хоть картина ей и не впервой перед глазами застает, но то, что это произошло с ее родителями, любимыми ее родителями...       Она едва не сорвалась, чтобы подбежать к ним, распахнуться в объятьях, прижать к себе и никогда-никогда не отпускать, но ладонь пресвитера обхватила такой сильной хваткой ее запястье, что Далия подумала, а не скрывается ли за личиной старика какой-нибудь молодой сильный юноша?       - Далия, не смей, – строгий голос, словно через толщу воды доносится до ушей. – Дай мне осмотреть, отойди.       Девушка отступает на шаг назад, застывая в дверном проеме. Пресвитер своей обычной, непоколебимой поступью, подошел к лежавшим на кровати родителям, аккуратно рассматривая их лица и ощупывая конечности.       - Видимо, умерли этой ночью. Даже сквозь кожу перчаток чувствую, что они холодны. Но и трупные признаки еще незначительны. Я прикажу подмастерьям забрать их.       У входа в дом их ждала Агата, сжимая руки в кулаки от напряжения. Конечно, она все слышала. В том числе и крики Далии.       - Боже, Лия, бедняжка, иди сюда! – женщина уже распахнула свои руки, чтобы принять девушку в свои утешающие объятья, как рыжеволосая выставила руки вперед, все еще облаченное в кожаные перчатки.       - Нельзя, тетушка. Вы можете заразиться. Не прикасайтесь к нам. Наша одежда заражена.       - Ох, да, извини, не подумала, – женщина тут же отступила на несколько шагов назад. – Мне очень жаль. Они были хорошими людьми и любили тебя.       - Спасибо. Но здесь не только я пережила потерю близких. Некоторые семьи просто вымерли, оставив после себя лишь пустые дома.       - Значит боги за что-то прогневались на нас, Далия.       Обойдя еще несколько домов, где только вчера заболевшие были живы, они насчитали еще семь умерших. И вновь нужно было каждый труп помочь подмастерьям укутать в белый хлопок , погрузить на телегу, запряженной единственной оставшейся в живых лошадью, и вновь увезти знакомой дорогой к погребальной яме.       Видя, как подмастерья скидывают тела в черную яму, уже заполненную пеплом других людей, которые недавно ели, пили, вели хозяйство и просто жили, у Далии перехватило дыхание.       Видя, как мейстер обливает укутанные безликие тела спиртом, как кидает факел и умершие вмиг вспыхивают огнем, Далия понимает, что осталась совсем одна. В душе осталось лишь сожаление, что в тот вечер, когда она ушла помогать мейстеру, не спрашивалась о здоровье родителей и не уточнила у них все ли хорошо. Что никогда более не сможет прижаться к матери в утешающих объятьях, что никогда более не ощутит сильную отцовскую ладонь, опустившуюся на ее плечо в моменты отчаяния. Что никогда более не познает, что такое “семья”.       - Это не твоя вина, дитя. Не вини себя. Ты не можешь спасти всех. Особенно от чумы.       Мейстер стоял рядом, все в том же облачении, что и Лия. Избавиться от пропитанной воском кожи они смогут лишь в купальне церкви, где обустроили некое “чистилище”. Только там они снимали с себя маски, плащи и перчатки, а затем все обрабатывали кипящим маслом, а когда все остывало – уже промывали водой и вновь натирали воском.       - Я это понимаю, учитель. Просто... Глупо, наверное, задавать вопрос “Почему именно я?”.       Спустя еще пять дней в живых остались лишь она, пресвитер Сигмар, двое его подмастерий, тетушка Агата и еще несколько человек, которые с самого начала вспышки чумы укрылись под сенью церкви. Чума отступила, оставив после себя лишь смрад смерти, пустые дома и погибшую домашнюю скотину, которую пришлось вырезать в целях безопасности. Остальные либо погибли, и теперь все что от них осталось – это горсти праха в чумной яме, которую уже предусмотрительно закопали подмастерья, либо покинули деревню.       - Пару дней назад я отправил государю почтового голубя о вспышке чумы. Сегодня утром получил ответ, – Далия только что вернулась из “чистилища”, вдоволь натерев по ставшей уже привычке плащи и перчатки мягким воском.       - И что же он ответил?       - Раз вся деревня почти вымерла, то церковь расформировывают, меня направляют в другую деревню, а все дома и постройки здесь необходимо сжечь. Король верит, что огонь поможет искоренить возможные оставшиеся очаги болезни.       Теперь помимо семьи у нее еще и отнимают дом. Далия сжала одну из реторт, которую протирала, с такой силой, что до ушей донесся скрип тонких пальцев о стекло. Некая злость охватила ее мысли, хоть она и понимала, что любой умный человек поступил также, ради всеобщего блага.       - Ты уже думала куда отправишься?       - Нет, учитель. Мне... Мне некуда пойти. Хольвиг – единственное место, которое я когда-либо знала в своей жизни. Тетушка Агата может отправиться в столицу к сыну, если она его там найдет, конечно.       - Тогда, – Сигмар протягивает ей запечатанный свиток, – это тебе.       Далия с непониманием кидает взгляд на учителя.       - Я составил рекомендательное письмо на тебя для главного медикуса из королевского лазарета в Виндеме. Ты можешь отправиться в столицу. Ты хорошая ученица, Далия, я бы хотел чтобы ты продолжила обучение. Но решать тебе.       А что решать? Никакой альтернативы у нее нет. Родителей нет, дома тоже уже можно считать что нет. Не пойдет же она в другую деревню месте с учителем? У него там будут новые обязанности, новые прихожане, новые ученики. Видимо, пора действительно двигаться дальше и справляться со всем своими силами.       Тонкий желтый пергамент уже в ее руках. Бумага тонкая настолько, что при свете горящих свечей Далия может разглядеть завитой аккуратный почерк пресвитера.       - Спасибо Вам за все, учитель. Я Вас не подведу.       Потрескавшиеся сухие губы старца растягиваются в слабой улыбке.       - Удачи, Далия. Я верю в тебя.       На сборы не ушло много времени. Из одежды с собой у Далии была лишь сменная пара белья, нательной рубахи и туники без рукавов. Гребень, запасная лента для волос – вот и все аксессуары, что были у нее. Куда больше у нее было различных небольших железных реторт, ступка, пестрил, один небольшой котелок, ковш, компактные мехи и небольшое собрание трав в случае первой необходимости. Казалось, словно личных вещей у Далии нет совсем, настолько ее котомка была скудна. Но девушка помнила про ту самую книгу про магические искусства, которая была спрятана под половицами около ее спального места в более недоступном для посещения доме. Что ж, значит тайна владения магией сгорит также, как и эта книга.       Прощальным даром учителя перед тем как Далия отправилась в путь была одна из карт их региона, по которой она сможет попасть в самый большой транспортный узел к юго-востоку от их деревни. А также компас.       Смаргивая подступающие слезы, Далия уже хотела уйти из небольшого пустого холла церкви, как была закована в теплые объятья. Последние. Ведь после того, как она покинет это место, больше не будет ничего. Ни пресвитера Сигмара. Ни церковных служб каждый вечер. Ни Хольвига. Абсолютно ничего.       Уже стоя на пригорке и видя, как каждый из домов в их долине обхватывает яркое жаркое пламя, искореняющее остатки прошедшей чумы, Далия позволяет себе разрыдаться.