Казанский феномен

«Будешь моей первой ученицей». Эти слова казались шуткой, но они проникли в её душу глубже, чем она хотела бы признать. Было сложно понять, почему именно эта реплика так грела сердце. Но Эстель и не пыталась. В течение нескольких дней после последней встречи молодых людей барышня заметно изменилась. Даже её шаг стал чуть легче, а взгляд словно зацепился за что-то невидимое и далёкое. В университете она, казалось, витала в облаках. За её плечами шептались друзья, бросая двусмысленные взгляды. Неуклюжее молчание или расплывчатая улыбка — то небольшое разнообразие ответов, на которое была способна девушка. Всё, что происходило в её жизни за эти дни, сводилось к одной мысли: «Он... Он подумал обо мне так». Её лучшая подруга, понятное дело, заметила перемены. Эстель не скрывала своего настроения, а Мария, как всегда, понимала, что за этим скрывается. Она не спрашивала — ей было достаточно просто находиться рядом. «Ты повеселела», — сказала Маша однажды, и Эстель, словно неожиданно пойманная за каким-то крупным преступлением, только вздрогнула, а затем неловко кивнула, стараясь скрыть уголки губ, которые сами собой тянулись вверх. Но Маша тоже полностью не знала, что творится в голове дорогой подруги. Эстель едва ли могла признаться себе, что начинает ощущать что-то большее, чем лёгкое увлечение, не говоря уж о том, чтобы рассказывать об этом вслух. В аудиториях, на лекциях, на перерывах её мысли ускользали в сторону. Она ловила себя на том, что несколько минут подряд не слышала, о чём шла речь, и вздрагивала, когда друзья указывали на неё: «Ты там чего задумалась?» В такие моменты она чувствовала странный коктейль из лёгкости и тревоги. Почему тревоги? Потому что, сколько бы она не старалась убедить себя, что всё это ничего не значит, каждый взгляд Данилы намертво украшал ее библиотеку воспоминаний, словно глубина глаз парня шрамировала разум. Неведомое притяжение, от которого нельзя было избавиться. Но всё это оставалось в её мыслях, скрытых, как невидимая часть айсберга. Перед окончанием занятий девушка в который раз наткнулась на факт, что теплился в её сердце с трепетом — выписка Данилы. Уже завтра. Предстояла нудная дорога домой, ведь Эстель шла домой одна. Друзья в последний момент разошлись — у каждого свои дела. Ничего необычного — всё так, как было всегда, но она не чувствовала особого облегчения. Наоборот, шаги её становились какими-то тяжелыми. Город тихо утопал в вечерней темноте, и что-то в этом было необъяснимо настораживающим. Тусклый свет уличных фонарей тянулся вдоль тротуара, бросая длинные тени на асфальт, но Эстель не могла избавиться от ощущения, что она не одна. Шаги — её собственные — отдавались в ушах слишком громко. Она вела себя, как всегда, но в голове вырисовывался бардак. Мысль, что кто-то или что-то следит за ней, предательски заселилась в мозгу и выедала его изнутри. Холодок на шее, сужающееся поле зрения. Словно вдалеке кто-то шагал в такт её шагам, из-за чего преследователя было сложнее выявить. Но как бы ни пыталась она всмотреться в темноту, не могла уловить ни движения, ни силуэта. На мгновение её сердце пропустило удар. Внезапно ей захотелось обернуться — почти неосознанно. Но именно в этот момент страх сжался в её груди. Она почувствовала, как волосы на затылке встали дыбом, а по позвоночнику пробежала дрожь. Почему-то было страшно. А вдруг… А вдруг там действительно кто-то есть?

Поворот корпуса. Вдох. Выдох.

Сконцентрировав взгляд, она не увидела ничего. Ни тени, ни фигуры — абсолютно ничего. Обычный безлюдный угол, пустая улица. Окружающая тишина только усиливала ощущение абсурдности происходящего. Неужели она сходила с ума? Или это стресс? Слишком много всего навалилось: университет, Данила, мысли, которые она старалась спрятать. Что-то не так с ней? Или… это просто темнота сыграла свою роль, выбросив нервы на поверхность? Немного пройдя вперёд, она снова ощутила, как взгляд, даже не направленный в чью-то сторону, оставляет привкус слежки на кончике языка. Внезапно захотелось ускорить шаг. Да, просто ускорить. Это всего лишь её воображение. Она ведь могла бы просто отпустить этот страх. Но как только она пыталась расслабиться, этот странный морозец снова сжимал грудь, заставляя прислушиваться к тихому сумраку. Не заметив, как она начала торопиться, вдруг появилось чувство, что её шаги звучат слишком громко, а ноги какие-то неестественно быстрые. Они несли её вперёд, будто кто-то невидимый тянул хрупкое тело за собой, ускоряя ритм. Она постаралась сосредоточиться, заставить себя успокоиться, но отчего-то дыхание становилось всё более поверхностным. В голове пронеслась дума, что если она всё-таки обернется, всё станет хуже. Страх сжался вокруг, узел в животе сковывал. Скоро. Ещё чуть-чуть. Скоро будет её подъезд. Дома будет безопасно. Всё будет хорошо. Почти дома. Всё в порядке. Взгляд девушки сорвался влево, и снова — пустота. Надо было проверить и право — тоже ничего. Но теперь каждый элемент вокруг казался таким чуждым и далёким, как бы она ни пыталась себя убедить в обратном. В этот момент Эстель почувствовала, что её ноги срываются на полноценный бег. Она чуть ли не пулей неслась по улице — тело как бы двигалось само по себе, механично выполняя поставленную задачу в виде «телепортации» до нужного парадного. Зачем-то снова оглянувшись, она едва заметила, как свет фонаря вдруг выстрелил ей в лицо. Всё расплывалось, буквально растворялось в тревоге. Она не слышала своих шагов, не видела ничего вокруг. Лишь безумный ритм сердца и ощущение, что кто-то вот-вот вынырнет из темноты. Наконец-то — она достигла своего подъезда и, не думая, схватила ручку. Захлопнулась дверь так резко, что девчушка моментально сжалась от звука удара. Потрясённая, дрожащими руками она оперлась на стену, вдыхая воздух, в попытках восстановить равновесие. И физическое, и ментальное равновесие. Она не помнила, как дошла до своей квартиры, нащупала ключи в сумке, вставила их в скважину и дернула эту треклятую дверь. Стоя в коридоре, по крупицам собиралось понимание, что только что произошло. Нет… Что вообще происходит.

Пустой взгляд. Дрожь. Холодный пол.

Она была в безопасности. Но она не могла избавиться от ощущения, что только что сбежала от чего-то. Что только что спаслась. От чего-то, что не оставило за собой ни следов, ни шума. И, несмотря на этот жуткий, пустой коридор, который остался за спиной, она чувствовала, как её тело продолжает дрожать. Эстель проснулась резко, словно её кто-то дёрнул за плечо. Сердце бешено стучало, в горле пересохло, а лоб покрывался холодным потом. Она не сразу осознала, что находится в своей комнате — вокруг было темно, а тревожное мерцание фонаря за окном прорезало силуэты мебели, отбрасывая искажающиеся тени. Дыхание было сбивчивым. Она почти не помнила, как дошла до кровати. Последнее, что осталось в памяти, — подъезд, захлопнувшаяся дверь, дрожащие руки, а затем... пустота. Она просто отключилась. Но кошмар... Этот проклятый кошмар. Сначала был бег. Она неслась вперёд, не зная, куда, но точно зная, от чего. Ноги казались ватными, воздух — липким, а пространство вокруг менялось с каждым поворотом. В один момент — узкий, бесконечный коридор, где стены словно сжимались в следующий. В другой — сырая заброшенная лестница, уходящая в пустоту. Её шаги отдавались гулким эхом, а сзади... кто-то был сзади.

Был же?

Она оборачивалась. Пустота. Никого. Только тёмная лестница, уводящая вверх. На неё никто не смотрел. Пока что. Но затем, медленно, неестественно, силуэт привлёк внимание. И повернул голову. Эстель не видела лица. Она видела только движение, этот резкий рывок, будто что-то невидимое с силой дёрнуло его за плечи. В тот же миг страх пронзил её позвоночник ледяным ножом. Она побежала. Лестница извивалась, меняла форму, пространство словно ломалось под её ногами. Пол из плитки вдруг стал липким болотом, но стоило ей замешкаться, как он вновь превратился в твёрдый бетон. Она мчалась через коридоры, которые изворачивались, петляли, замыкались в кольцо. Поворот. Очередной. И...

Тупик.

Её дыхание стало хриплым. Глаза метались по бетонной стене, представшей перед ней. Слишком гладкой, слишком мёртвой. Ни дверей, ни окон — только она и безысходность. Не оборачиваться. Не смотреть. Но она слышала. Слышала мягкий, почти неуловимый звук шагов. Или это было нечто другое? Тяжёлое, липкое движение, словно не ноги, а нечто более неестественное приближалось к ней, заполняя собой пространство. Тень на полу начала растягиваться, подползая ближе. Её пальцы сжались в кулаки. Она понимала, что это конец. Она уже приняла это. Уже просто хотелось спокойно умереть. И всё же ничего не происходило. Этот ужас, это ожидание... «Почему? Почему ты просто не сделаешь этого?»

Она не выдержала.

Резкий поворот.

К этому все и вело.

Рывок. Оно метнулось вперёд.

Её крик прорвал темноту, но через мгновение мир взорвался ярким белым светом. Резкая вспышка — и она очнулась. Эстель сидела на краю кровати, едва дыша. Комната была погружена в ночную тишину, но страх не отпускал. Её руки дрожали, кожа покрывалась мурашками. Она с трудом сглотнула ком, застрявший в горле, и провела ладонью по лицу, чувствуя липкий пот на висках. Она знала, что отец не дома — можно даже не проверять. Да и не хотелось. Вставать с кровати, выходить в коридор, наткнуться на темноту... После всего этого? Нет. Невозможно. Дыхание постепенно приходило в норму, но пустота внутри только росла. Этот кошмар. Этот жуткий, до невозможности реальный сон. Почему он ощущался так... близко? Она обняла себя за плечи, пытаясь согреться. Но холод, поселившийся внутри, не уходил. «Мне так тебя не хватает, Даня…»