Казанский феномен

Эстель распахнула глаза, и на удивление, внутри разливалось солнечное тепло. Странно, ведь ночь выдалась тревожной, полной обрывков кошмаров, цеплявшихся за сознание липкими пальцами. Она попыталась отмахнуться от неприятных видений, словно от назойливых мух. «Просто сны», — убеждала она себя, переворачиваясь на другой бок. Но осадок беспокойства всё равно оставался, лёгкой дрожью пробегая под кожей. Однако, поверх этого странного сумбура пробивалось предвкушение.

Данила.

Сегодня его выписывают.

Эта мысль действовала, как глоток свежего воздуха, разгоняя остатки ночного мрака. Сердце забилось чуть быстрее, наполняя грудь радостным нетерпением. Она вскочила с кровати, решив не тратить ни минуты впустую. Сегодня был важный день! Сборы прошли в ускоренной съемке. Зеркало мельком отразило её взволнованное лицо, которое сопровождалось чуть порозовевшими щеками и блеском в глазах. Обычно придирчивая к своему внешнему виду Эстель сегодня махнула рукой на причёску и «правильный» подбор наряда — лишь бы быстрее оказаться рядом с Данилой. Она накинула лёгкую куртку, замоталась шарфом, выхватила из прихожей ключи и, наполненная потоком предвкушения, выпорхнула из квартиры. Оказалось, что она вышла слишком рано. Тишина утра выходного дня обволакивала город, и лишь редкие отголоски жизни пробивались сквозь сонную пелену. Но дома усидеть она уже не могла. И вот, едва робкие лучи рассвета начали просачиваться сквозь густую кисею раннего тумана, пока Эстель направлялась в сторону больницы. Улицы были пустынны — словно декорации к неснятому фильму. Фонари ещё горели, отбрасывая призрачные круги света на влажный асфальт. Воздух был наполнен запахом свежести и прохлады с лёгкой примесью сырости. Вдалеке где-то залаяла одинокая собака, нарушая звенящую тишину. Шаги Эстель гулко отдавались от стен домов, создавая странный ритм в этом сонном королевстве. Больничные корпуса встретили её холодным и величественным спокойствием. Внутри царила особая тишина, нарушаемая лишь приглушенными голосами и скрипом колёс каталок. Эстель быстро нашла нужную палату. Дверь была приоткрыта, и она заглянула внутрь. Данила сидел на койке — вполоборота к двери — и смотрел в окно. Серый больничный халат не скрывал его похудевшую фигуру. В этом раннем свете, льющемся из окна, его профиль казался особенно резким и усталым. Он был погружен в какие-то свои мысли, не замечая ничего вокруг. Увидев девушку в дверях, он резко вскинул брови, словно очнувшись. На лице появилось удивление, смешанное с лёгкой улыбкой. — Ты чего так рано? — протянул он, скрывая улыбку в уголках губ. В голосе звучало тёплое удивление и лёгкая ирония. — Никак не терпится меня отсюда вытащить? — его глаза смотрели на неё с мягким вызовом. Эстель пожала плечами, стараясь придать лицу непринужденное выражение. Внутри же всё трепетало от радости и нежности при виде его… такого родного и всё ещё слабого. — Может, просто решила убедиться, что ты ещё жив, — подколола она, стараясь спрятать свою настоящую радость за маской чего-то юморного, но лёгкий румянец, невольно заигравший на щеках, выдавал её с головой. Она приблизилась к койке, осматривая его с пристальным вниманием. Гипс, расписанный её руками, всё ещё не был снят, тяжёлой белой скорлупой обхватывая часть ноги. Но в целом он выглядел намного лучше, чем в прошлые дни. В глазах появился живой огонёк, а улыбка стала более уверенной. Данила фыркнул, собираясь ответить на её шутку, но в этот момент дверь палаты открылась, и на пороге появилась его мать. Женщина была одета скромно: простая дублёнка, тёплый платок. Но в её осанке чувствовалось внутреннее достоинство. На лице расцвела искренняя улыбка при виде Эстель. — Ах, вот ты где, — сказала она, с нежностью обращаясь к сыну, а затем, переводя взгляд на девушку, добавила: — А ты молодец, что пришла. Как раз вовремя! Давай-ка поможем ему собраться. — Ага, вовремя… — процедил Данила, не понимая, на край чёрт они обе припёрлись в такую рань, но это действие с его стороны было успешно проигнорировано дамами. Совместными усилиями они помогли Даниле подняться с койки. Каждое движение давалось ему с трудом, лицо исказилось от слабой боли. Поначалу он неохотно принимал помощь Эстель, пытаясь держаться самостоятельно. Но когда стало ясно, что без опоры двигаться практически невозможно, он всё же позволил ей поддерживать его под руку. Её рука ощущалась теплой и надёжной, и он невольно сжал пальцы барышни крепче. — Мам, ты как всегда наприносила слишком много вещей, — пробормотал он, закатывая глаза, когда они начали собирать его нехитрые больничные пожитки. Сумка начала наполняться: тёплый свитер, аккуратно сложенная рубашка, несколько книг в мягких обложках… — Ну, я же не могла оставить тебя тут без всего нужного, — ответила женщина невозмутимо, продолжая аккуратно складывать вещи. В её голосе звучала нежность и забота, свойственная всем матерям, провожающим своих детей домой после болезни. Когда они вышли на улицу, прохладный мартовский воздух приятно освежил лицо. У входа в больницу их уже ждала припаркованная машина. Из неё выбрался высокий парень с всё так же взлохмаченными волосами и яркой улыбкой, игравшей на губах.

Костя.

Увидев их, он засиял ещё лучезарнее и направился к ним навстречу. — Ну что, герой, готов покинуть стены этого Царства Хвори? — спросил он, подмигивая маме Данилы и хлопая его по плечу с такой силой, что Данила невольно вздрогнул. — Готов, но только если ты не будешь комментировать каждое моё движение, — проворчал Данила, делая недовольную гримасу, но ухмылка всё равно мимолётом проскользнула. Друзья переглянулись и синхронно хмыкнули, понимая друг друга с полуслова. Друг ловко помог Даниле устроиться на заднем сиденье машины, бережно поддерживая его под локоть. Мама Данилы уселась на переднее сиденье, а Эстель оказалась рядом с парнем на заднем. В замкнутом пространстве машины их близость ощущалась особенно остро. Они невольно переглянулись, ощущая небольшую неловкость от такого соседства. Эстель отвела взгляд, стараясь смотреть в окно, но ощущение его присутствия рядом, конечно, исчезнуть не могло. Машина плавно тронулась, выезжая со двора больницы. — Извини, что не смог довезти твою маму сюда и помочь тебе спуститься, — сказал водитель виновато, бросая короткий взгляд в зеркало заднего вида. — И так еле успел. — Всё в порядке, ну что ты, — отозвалась мать Данилы с мягкой улыбкой. — Мы и так благодарны тебе за всё, что ты для нас делаешь. Данила встретился с другом взглядом и едва заметно улыбнулся. В этом жесте была благодарность, которую не требовалось выражать словами, понимание и крепкая дружба, связывающая их уже много лет. Во время поездки Эстель и Данила обменивались короткими фразами, иногда их разговоры переходили в лёгкие подколки и шутливые замечания. Данила рассказывал какие-то больничные байки, а Эстель подхватывала разговор, стараясь не дать ему загрустить. Было странно, но в его присутствии она ощущала какое-то странное спокойствие. Даже ночные страхи и беспокойство как-то позабылись. Его близость действовала на неё успокаивающе. Словно мягкое тепло, которое растворяло все тревоги. За окном мелькали городские пейзажи, а солнце слабо пробивалось сквозь облака. Наконец, они прибыли к месту назначения. Машина остановилась перед невысоким кирпичным домом с уютным зелёным двориком. Костя первым вышел из машины и помог Кашину, забрав сумку с вещами. Бросив короткий взгляд на его мать, а затем и Эстель, он перевёл его на парня и серьёзно сказал: — Ну что ж, помогу вам занести всё и полечу. У меня ещё дела. Парень с пониманием кивнул, сильнее опираясь на друга, чтобы начать путь по лестничной клетке до квартиры. Каждый был при деле. С двух сторон Данилу придерживали: с одной Костян, вторая рука которого была занята ещё и сумкой, и Эстель, прилагавшая немало усилий, чтобы юноше было легче передвигаться. Женщина средних лет шла за ними, неся лёгкие пакеты со всякими мелочами. — Береги себя. Я побежал, — обронил Константин, кивая всем в знак прощания. В его голосе слышалась скрытая тревога и намёк на какие-то не до конца высказанные мысли.

Ну, не всё можно было говорить при «посторонних».

Данила коротко кивнул в ответ, понимая скрытый смысл этих слов. Он не стал расспрашивать. Не сейчас. Когда они остались втроём, мама Данилы хлопнула в ладоши, словно подводя итог какому-то важному событию. — Ну что ж, вот мы и дома! Надо поставить чайник! — с этими словами она шустро скрылась в доме, оставляя Эстель и Данилу одних у входа. Девушка осталась стоять на пороге, оглядываясь вокруг. Сердце неожиданно забилось быстрее, волнение накатывало жаркими волнами. Она впервые была у него дома. И осознание этого почему-то заставило её ощутить странное волнение, смешанное с трепетным интересом. В воздухе висело напряжённое молчание, словно пауза перед важным откровением. Данила, наблюдая за её нерешительностью, усмехнулся, нарушая тишину своим глубоким, бархатистым голосом. Он небрежно махнул рукой в сторону квартиры, приглашая её войти. — Ну что, пока чайник на плите, проведу тебе экскурсию. Добро пожаловать в наши скромные владения, — произнёс он с лёгкой иронией, которая, казалось, была его визитной карточкой. Они вошли в узкий коридор, где всё было до боли просто, но в то же время уютно. Светлые обои с едва заметным цветочным узором создавали ощущение простора, а пара старых, слегка пожелтевших фотографий в деревянных рамках добавляли нотку ностальгии. Эстель, словно боясь нарушить хрупкую атмосферу, аккуратно сняла свои ботинки и поставила их у порога, прежде чем последовать за Данилой. — Так, тут у нас ванная, — он кивнул в сторону двери с облупившейся краской, — тут туалет, — соседняя дверь, — а тут мамина комната, — он указал на другую дверь, плотно закрытую, — а вот здесь… Данила толкнул дверь, приглашая Эстель войти. Она переступила порог и замерла, изучая комнату. Помещение было небольшим, но уютным, наполненным светом, проникающим сквозь большое окно. Светлые стены, увешанные страницами из журналов, контрастировали с тёмным деревянным полом. Книжная полка, заставленная томами классической — и не только — литературы, стояла у окна, словно приглашая погрузиться в мир историй. Письменный стол, заваленный тетрадями с исписанными страницами и белые листы с изображениями чего-то, говорил о творческой натуре хозяина. Кровать с тёмным покрывалом, аккуратно заправленная, создавала ощущение порядка и спокойствия. Также в углу можно было заметить гитару. — Не роскошь, конечно, но тоже ничего, — пробормотал Данила, облокотившись о дверной косяк, наблюдая за её реакцией. Его глаза изучали каждое её движение. Её губы тронула лёгкая, едва заметная улыбка. — Миленько, — признала она, кивая. Задержав дыхание, Эстель медленно обошла комнату, взгляд скользил по полкам, уставленным книгами. Пальцы невольно коснулись корешков, прочитывая названия: «Два капитана», «12 стульев», «Уроки французского».

Неужели Данила, этот дерзкий и саркастичный парень, увлекается такой литературой?

Неужели он в принципе увлекается литературой?

Удивление промелькнуло в её глазах, сменившись любопытством. Она подошла к столу, заваленному тетрадями и рисунками. Наброски, выполненные карандашом, поражали своей детализацией и реалистичностью. Портреты незнакомых людей, пейзажи, абстрактные композиции – всё это говорило о таланте и увлечённости. Эстель невольно улыбнулась, представив Данилу, погружённого в мир искусства, создающего эти удивительные работы. Она опустила взгляд на пол, где в беспорядке лежали разбросанные листы бумаги, исписанные стихами и отрывками прозы.

Неужели он ещё и пишет?

Удивление нарастало, словно волна, захлёстывая её. Данила оказался совсем не таким, каким она его представляла. За маской цинизма и безразличия скрывалась тонкая и творческая натура, способная видеть красоту в простых вещах. Эстель не смогла сдержать поражения. Взгляд, полный любопытства, задержался на Даниле. — Знаешь, я совсем не ожидала, — тихо произнесла она, — Я не знала, что ты увлекаешься чтением и рисованием, — она кивнула в сторону книжных полок и стола, словно пытаясь передать словами своё восхищение. Она продолжила: — У тебя потрясающая коллекция книг, а твои рисунки… они просто невероятны. Я даже не подозревала, что у тебя такой талант. Данила скрестил руки на груди и усмехнулся. Его хитрые глаза изучали её реакцию. — А чего ты ожидала? — спросил он с иронией, его голос был наполнен лёгкой язвительностью. — Что я целыми днями крышую район и дурака валяю? Он сделал паузу, словно давая ей возможность ответить, но затем продолжил: — Ну и, знаешь ли, у меня есть и другие интересы, кроме как… — многозначительная пауза, — …производить впечатление на девушек. В его голосе слышалась насмешка, но в то же время и чувствовалась искорка чего-то другого, чего-то, что заставило Эстель почувствовать…

Бабочек в животе?

Дабы отвлечься от навязчивых мыслей, девушка продолжила: — Да и я удивлена, что здесь довольно чисто. Он склонил голову набок и слегка прищурился. — Почему тебя это удивляет? Девушка пожала плечами, делая вид, что задумалась. — Ну… не то чтобы… — она хмыкнула, скользнув взглядом по комнате, — просто от такого парня, как ты, я ожидала большего хаоса. Данила усмехнулся, перенося вес на здоровую ногу. Но вместо того, чтобы ответить, сделал хромой шаг вперёд, почти вплотную подойдя к ней. Его дыхание коснулось её щеки, вызывая лёгкую дрожь. — И какой же я парень? — тихо, с вызовом спросил он, а глаза горели пламенея хищника, готовящемуся к прыжку. Эстель открыла рот, но тут же закрыла. Затем снова приоткрыла губы, подбирая ответ. Её щёки слегка порозовели, выдавая смущение. Данила, казалось, развлекался её замешательством, глядя на девушку с лукавой улыбкой. Но прежде чем он успел сказать что-то ещё, в коридоре послышался звук — кто-то прочистил горло. Они резко обернулись, словно их застали за чем-то запретным. На пороге стояла мать Данилы. Она расплылась в понимающей улыбке, словно видела их насквозь. — Дети, — протянула она с игривой интонацией, но голос оставался мягким и тёплым, — чайник скоро закипит, идите-ка руки мыть. И, не дожидаясь их реакции, она скрылась в коридоре, оставляя после себя лёгкое послевкусие хохота. Эстель и Данила переглянулись. В уголках губ девушки заиграла нервная улыбка, а парень только выдохнул с лёгким фырканием, словно пытаясь скрыть своё смущение.

Но он же и вовсе не смущался, так ведь?

— Ну что, пойдём? — наконец сказал он, кивнув в сторону выхода. Эстель, словно очнувшись от наваждения, первой прошла в ванную. Данила, находя опору в стенах и других поверхностях, последовал за ней, словно тень. Они молча мыли руки, ощущая едва уловимую неловкость, которая повисла в воздухе после их разговора в комнате. Эстель старалась не встречаться взглядом с его отражением в зеркале, а Данила тоже выглядел чуть более задумчивым, чем обычно. Когда они пришли на кухню, их уже ждала накрытая чайная трапеза. Три чашки горячего чая стояли на столе, испуская тонкий аромат бергамота, который наполнял комнату уютом. В пиалке лежали разноцветные конфеты и печенье, словно приглашая к сладкому разговору. В центре красовались румяные пирожки, которые, судя по всему, были приготовлены совсем недавно — их аромат щекотал ноздри, вызывая аппетит. — Проходите, — тепло сказала женщина, махнув рукой в сторону стола. Эстель присела на своё место, чуть улыбнувшись. Атмосфера в квартире была тёплой, почти домашней, несмотря на её простоту. Она не могла объяснить, почему, но это ей нравилось. Ей казалось, что здесь она может быть собой, без масок и притворства…

Дома всё было совсем не так.

Они сидели за столом, наслаждаясь уютной атмосферой и домашней едой. Разговор тёк плавно, неспешно, наполненный теплом и легкими шутками. Эстель, хоть и старалась не привлекать к себе лишнего внимания, все же иногда вставляла тихие, но вдумчивые реплики, искренне интересуясь тем, что рассказывали Данила и его мать. Время от времени её взгляд опускался на тарелку, и она смущённо улыбалась — обстановка казалась ей одновременно комфортной и непривычной. — Очень вкусно, — наконец сказала она, вытирая руки салфеткой. Данила, наблюдавший за ней, невольно улыбнулся. В её голосе слышалась искренняя благодарность, и это вызывало у него какое-то неосознанное умиление. Он и раньше замечал, как она бывает скромна в словах и движениях, но именно сейчас это почему-то особенно зацепило его. — Рада, что тебе нравится, милая, — с тёплой улыбкой сказала женщина и мягко провела ладонью по её плечу. Жест вышел лёгким, почти невесомым, но он словно оставил на коже Эстель приятный отпечаток. Она чувствовала себя немного неловко, но в этом не было ничего дискомфортного — скорее, наоборот. От матери Данилы исходило столько доброжелательности, что невольно хотелось ответить тем же. Они еще какое-то время оставались за столом, продолжая трапезу. Время текло незаметно: разговоры сменялись короткими, но уютными моментами тишины, во время которых слышался только звон посуды и шуршание фантиков. В комнате пахло свежей выпечкой, и от этого даже воздух казался немного теплее. Казалось, будто день никуда не спешит, позволяя им в полной мере насладиться этим моментом. Но время всё же шло. Эстель украдкой взглянула на свои карманные часы и едва заметно нахмурилась. В глубине души ей совершенно не хотелось покидать этот дом, но она знала, что не может оставаться дольше — сегодня отец должен был вернуться пораньше, и ей не хотелось упускать эту редкую возможность провести с ним время. Они давно не разговаривали по-настоящему, и каждый раз, когда он был дома, Эстель надеялась, что в этот раз всё сложится иначе. Женщина быстро уловила эту перемену в её настроении, хотя Эстель даже не подала виду. Да и Данила, бросив на неё короткий взгляд, тоже понял, что что-то изменилось. — Тебе уже пора? — мягко спросила женщина, всматриваясь в её лицо. Эстель на секунду замерла, будто решая, стоит ли говорить правду, но потом просто слабо улыбнулась, чуть поджимая губы. — Да, — коротко ответила она. Женщина не стала задерживать её расспросами. Она лишь тихо кивнула и поднялась из-за стола, отправившись за пакетом. Через минуту она уже бережно складывала в небольшую сумку несколько пар пирожков, конфет и печенья, не забывая при этом приговаривать, чтобы Эстель обязательно угостила свою семью. А Эстель знала, что её семья даже не догадывается о существовании Данилы. Она никогда не рассказывала о нём, да и не была уверена, что когда-нибудь решится. Эта мысль кольнула её неприятным чувством вины, но она промолчала, лишь сдержанно поблагодарив за угощение, добавив что-то вроде: «Не стоило, правда…» И вот через пару мгновений она уже стояла у порога, обутая и одетая, с гостинцами в руках. Её пальцы слегка сжимали ручку пакета, а в груди странно тянуло — ей действительно не хотелось уходить. Данила потянулся было к обуви, но тут же поморщился — резкая боль в травмированной ноге заставила его выдохнуть сквозь зубы. Это его, конечно, не остановило. Он собирался проводить её, даже несмотря на то, что ходить ему пока было явно тяжело. — Я тебя провожу, — упрямо сказал он, опираясь на край обувной тумбы, чтобы удержать равновесие. Эстель, обычно мягкая и застенчивая, вдруг нахмурилась и покачала головой. — Нет, — твёрдо вымолвила она, встречаясь с ним взглядом. Данила удивлённо приподнял брови, явно не привыкший к такому тону от неё. Он уже открыл рот, чтобы возразить, но тут в разговор вмешалась его мать, только пришедшая с кухни.   — Она права, — спокойно сказала женщина, вытирая руки полотенцем. — Тебе ещё нельзя полноценно ходить. Да и костыли только на днях привезут. Данила раздражённо щёлкнул языком, но поспорить не смог — они обе были правы, и он это знал. Он уже хотел было пробурчать что-то в свою защиту, но в этот момент Эстель вдруг шагнула к его матери и крепко её обняла. Женщина с лёгкой улыбкой погладила девушку по спине, принимая объятие. — Спасибо за вкусный обед, — тихо сказала Эстель. Затем она развернулась к Даниле, взглянула на него чуть смягчившимся взглядом и коротко кивнула. — Береги себя. Не дожидаясь ответа, она шустро схватила свой шарф и, пока парень не успел снова возразить, выскользнула за дверь, оставляя после себя лишь лёгкий шорох одежды и тёплый след в воздухе. Выйдя на улицу, улыбка сама собой тронула её губы. Мартовский воздух был ещё прохладным, но уже не зимним, и она на миг запрокинула голову, вдыхая его полной грудью. Было что-то особенное в этом дне — в ощущении лёгкости, в теплоте, которая всё ещё сохранялась в ней после визита к Даниле и его матери. Она чувствовала себя свободной, но не от чего-то, а ради чего-то — ради грядущего, ради этих первых по-настоящему весенних дней, в которых всё ещё прятались отголоски зимней хрупкости. Также она думала о Даниле. О его взгляде, который словно видел её насквозь, и о его голосе, чуть севшем от усталости, но всё таком же тёплом. О том, как он смотрел на неё, когда она прощалась, — будто пытался запомнить каждую деталь её лица. Странное, тягучее чувство поселилось в груди. Почти щемящее, но не болезненное, а какое-то… меланхоличное? Она даже не могла понять, почему именно так. Они ведь ещё увидятся.

Правда?

Но медлить нельзя было. Отец мог вернуться в любой момент, а ей не хотелось объяснять, где она была. Да и она действительно скучала. Ощущение уюта, связанное с домом, казалось ей теперь чем-то зыбким, но она всё ещё тянулась к нему. Всё же детские воспоминания не отпускали так просто, и в них родной дом оставался тем местом, где её ждали.

Пусть даже это было всего лишь призраком прошлого.

Казанские дворики были пустынны в этот час, и, шагая по знакомым улочкам, она мыслями унеслась в детство. Вспомнилось, как бегала по этим же дорожкам босиком по тёплому асфальту, как смеялась до слёз с друзьями, как однажды свалилась с качелей и долго потом ходила с перебинтованным коленом. Всё это казалось таким близким, но в то же время — бесконечно далёким. Тогда всё было проще, тогда будущее не тревожило, а обещало лишь интересное, неизведанное. Подойдя к дому, она замедлила шаг и остановилась у площадки, на которой когда-то играла. Ржавые конструкции стояли, словно забытые, обветренные годами и равнодушием. Ветер покачивал качели, издавая лёгкий, чуть скрипучий звук. Она вздохнула, чувствуя, как сердце на миг сжалось. Так быстро летит время. Ещё недавно она висела на этих турниках, а теперь… Теперь это просто декорации её воспоминаний. Последний взгляд — и она отвернулась, шагая к подъездной двери. Металлическая ручка была холодной, и, когда она потянула её на себя, послышался знакомый скрип.

Всё тот же.

Она скрылась за дверью, не зная, что за её спиной кто-то наблюдает. — Она нас даже не заметила, — пробормотал один из юношей, лениво опираясь на дерево. Его голос был почти безразличным, но в нём слышалась странная нотка. — Вот дура, — ответил второй, затягиваясь сигаретой. Дым медленно поднялся в воздух, плавно смешиваясь с воздухом.