Вопреки импринтингу

Двадцать один      

      Большой город очаровывал своей суетой, кафе и ресторанами, работающими ночи напролёт, разнообразием культуры, широтой мысли и обилием любовных приключений.       Мэри, как и мечтал, учился на третьем курсе Академии искусств по классу балета. Он с блеском сдал вступительные экзамены и получил стипендию. Омега каждый день демонстрировал одногруппникам своё превосходство, а преподаватели прочили ему блестящее будущее. Поселившись в общежитие, он делил квартиру с омегами помладше.       — Мэри! Мэри! — звал из коридора Матьё, — тебя к телефону!       — Ну кто там ещё, — пробормотал Мэри, нехотя откладывая средневековый роман и поднимаясь с кровати.       Один телефон на три комнаты — неудобство и дикая отсталость от современности.       — Мэри, ну быстрее, мне должен вот-вот позвонить мой альфа, — Матьё нервничал.       — Да, да, — беря трубку из рук соседа, раздражённо ответил Мэри.       Вечно эти омеги со своими альфами. Мэри терпеть не мог все эти сопли. Бесконечные свидания, переживания и слёзы. Отвратительнее этого были только свадьбы. А особенно мерзкими были союзы по так называемой истинности. Как можно променять свободу и такое разнообразие событий на одного брюзжащего альфу, который требует собачей верности и чистых носков?       — Слушаю, — сказал Мэри в трубку.       — Привет, это я.       Это был Арман. Их роман давно закончился. Ещё до переезда в столицу, они потеряли друг к другу интерес. Теперь у каждого были новые любовники. А вот схожие интересы и взгляды на жизнь сделали их друзьями.       — Я сегодня собираюсь поужинать в ресторанчике на углу Рю-де-Сен, там ещё неплохую панна-котту* подают и красное из Бордо. Помнишь? Не хочешь присоединиться?       — Ты будешь один?       — Пока точно не знаю, у нас с Домиником настал период охлаждения. А ты придёшь один или с как там его…       — Один. Не важно, я уже и сам забыл его имя.       — Ну и отлично, он всё равно был придурком. Было неловко сказать тебе, пока вы встречались.       — Да я знаю, но у его родителей домик в Ницце, так что я отлично провёл каникулы.       — Ясно, — было слышно, как Арман улыбается в трубку, — ну так что? Я заказываю столик на семь? Потом можно будет пропустить по стаканчику «Кровавой Мэри» в «Приюте Джека», глядишь, к завтрашнему утру ты разобьёшь ещё одно сердце.       Арман любил этот каламбур. Название коктейля отлично отображало самого Мэри, ведь омега постоянно причинял душевные страдания другим.       — Ну ты ещё долго? — начинал ныть Матьё. — Сколько можно разговаривать с этим альфой, вы даже не встречаетесь! Быстрее, ты же знаешь, я жду звонка.       — Да, давай, — ответил Мэри, — в семь. Все, вешаю трубку, а то меня сейчас захлестнёт волна неконтролируемых наивных эмоций и бесполезных переживаний.       — До встречи, — попрощался Арман.       Мэри нажал на кнопку отбоя и передал трубку Матьё.       — Держи.       — Ты такой жестокий, — обиделся младший омега.       — Я берегу твои нервы и время.       — Я знаю, что он позвонит.       — Ага.       Мэри удалился к себе, оставляя Матьё в одиночестве рядом с безмолвным телефоном.       И когда другие омеги поймут, что все эти шуры-муры — не главное. Переехав в большой город, Мэри убедился, что альфы постоянно причиняют омегам боль и страдания. А это их красноречивое словоблудие? Скажут всё, что угодно, лишь бы затащить в постель очередного хорошенького омежку, который смотрит на них мечтательным взглядом. Не говоря уже о их откровенном вранье. Нет, Мэри знал, что главное в жизни — это учёба и блестящая карьера. У него для этого есть всё: ум, талант, усердие и терпеливость. Жизнь готовит ему блестящее будущее на сцене! Он-то уж добьётся небывалого успеха в общества, что не каждый альфа будет ему ровней.       Да, Мэри знал, что делать с альфами. Он пленял харизмой и красотой, обедал в ресторанах, слушал комплименты, принимал ухаживания, проводил горячие вечера в чужих постели, а потом собирался и уезжал к себе, оставляя очередного альфу в недоумении. Он смотрел с высока, так что сразу было ясно, кто кого имеет. Он оставлял в их сердцах пустоту. Многие альфы даже не понимали, почему не могут забыть эту надменную омегу? Что это? Буйство гормонов? Очаровательные феромоны? Его дьявольская красота — длинные ноги, гибкий стан, шёлк чёрных волос? Или всё дело в характере? Может они чувствуют себя с ним на равных? Мэри вызывающе смотрел в ответ, не вздыхал и не краснел, а только ехидно улыбался при очередном комплименте. Может они пытаются разгадать, что у него в голове, и никак не могут? Мэри был для них недосягаемой загадкой, ну, а они для него открытой книгой.       Только одна глава этой книги оставалась до конца непрочитанной. Ноэль. Этот навязчивый альфы. Сколько раз он заставлял краснеть Мэри? Он приезжал в город, вылавливал его между парами, поджидал у общежития, стоял под окнами, устраивал разборки с другими альфами. Сколько раз Мэри ругался, сколько раз говорил, что устал слушать всякую ерунду про дружбу, любовь и истинность. Хватит! Детство давно закончилось. Да, у них был роман, но сколько можно жить прошлым?       Так однажды в порыве гнева, когда Ноэль испортил ему очередное свидание, Мэри сказал: «Ты для меня давно умер». Больше Ноэль не приезжал. Прошло полтора года и Мэри до сих пор сожалел о своих словах, но счёл, что так лучше. Ноэлю пора заняться своей жизнь, а не преследовать его. Вот только иногда, когда Мэри мастурбировал, лицо Ноэля невольно возникало у него в сознании или, когда он был с каким-то альфой, ему вдруг казалось, что его обнимают большие загорелые руки Ноэля, а его горячее дыхание обжигает кожу на шее.       Откинув глупые мысли, Мэри стал собираться на вечерний променад. Он надел белую полупрозрачную блузу с рюшами, зауженные черные брюки, лоферы, расчесал длинные волосы, вставил пару гвоздиков в уши и чуть подкрасил глаза.       Выйдя из своей комнаты, он застал всё ещё ждущего Матьё возле телефона. Было видно — омега уже не так уверен, что дождётся звонка. Об этом говорил его потускневший взгляд и то, как нервно он грыз ногти. Взглянув на прихорошившегося Мэри, Матьё настойчиво повторил:       — Он позвонит.       Мэри был язвой, но было в нём и что-то по-отчески тёплое. Поэтому, проходя мимо, он ничего не сказал, а лишь в знак поддержки погладил Матьё по спине. Несмотря на все обидные слова и колкие замечания, Мэри всегда защищал омег и в любой ситуации оставался на них стороне. Он и, правда, как родитель одновременно и ругал, стараясь защитить, и жалел. Другие омеги в его обществе чувствовали себя уверенно и в безопасности, что было далеко не с каждым альфой.       Идя по улицам столицы, Мэри как всегда ловил на себе восхищённые взгляды. Вечер был приятно тёплым. Розовый закат отражался в водах Сены, город смолкал, зажигались фонари и наполнялись рестораны.       — Мэри!       За столиком у ресторана на углу Рю-де-Сен, сидел Арман с каким-то альфой. Мэри поприветствовал Армана поцелуем в щёку и присел за их столик.       — Ксавье, — представился незнакомый альфа и широко улыбнулся.       — Приятно познакомиться, Мэри, — ответил омега и достал сигарету из пачки.       Ксавье тут же зашурудил у себя по карманам в поисках зажигалки. Как всегда, мгновенное очарование.       — Ксавье — мой коллега, — уточнил Арман, — так что будь с ним поласковей.       — Конечно, — ответил Мэри, прикуривая от подставленного огонька.       Альфа был ничего. Высокий, широкоплечий, шатен с ослепительной улыбкой. Он производил впечатление счастливого человека.       — Вы не совсем француз. Откуда вы? — спросил Мэри.       — Ха, как вы узнали? — удивился альфы.       — Ваш взгляд слегка бегает, словно всё тут для вас в новинку, — Мэри стряхнул пепел в хрустальную пепельницу, — и француза вы слишком много улыбаетесь, — он откинул волосы назад и положил ногу на ногу, наблюдая, как взгляд Ксавье следует за его движениями.       — Вы правы, я прилетел с другого континента. Мне предложили работу в местном филиале, и я согласился.       Подошёл официант и принёс меню. Они заказали овощное рагу и розовое вино, а на десерт панна-котту. Смеркалось, на столиках зажигали свечи.       — И надолго вы?       — На год.       — На год, — эхом отозвался Мэри и выпил вина. — Отлично, — омега лукаво стрельнул глазками и Ксавье сглотнул. — А откуда вы так хорошо говорите по-французски?       — Мои родители французы. Когда они были студентами, то поженились и эмигрировали.       — Отчего же?       — Их брак не одобряли родители. Разные социальные слои. Представляете, в 70-е, когда по всюду царствовала свободная любовь, это ещё имело какое-то значение. Но что поделать, у них импритинг, — Ксавье снова широко улыбнулся.       — Конечно, ничего не поделать, — улыбнулся Мэри в ответ.       Арман жевал своё овощное рагу, попивал вино и улыбался их беседе. О, сколько раз он видел, как Мэри заманивает в свои сети очередного альфу. Ксавье — его новый приятель, изъявил желание провести чисто пятничный французский вечер и намекнул, что не прочь познакомиться с какой-нибудь очаровательной омегой. Арман не знал никого очаровательней Мэри.       Их поздний ужине плавно перетёк в ночные танцы в «Приюте Джека». Громкая музыка, крепкие напитки, бильярд и откровенные танцы. Арман знал, Ксавье понравиться здесь, ведь это место должно напомнить ему родные края. Альфа навеселе привалился к барной стойке и тянул свое виски со льдом, наблюдая, как Ксавье в танце вьётся вокруг Мэри. Что говорить, омега был пластичен, каждое его движение вызов, откровение, прелюдия к чему-то большему. Вот Ксавье обнял его сзади и приник губами к шее. Так они и двигались в такт. Арман ухмыльнулся и отхлебнул.       — Привет.       — Привет, — ответил Арман.       Он улыбнулся симпатичной кудрявой омеге, который водил кончиком пальца по кромке пустого стакана.       — Хочешь выпить? — предложил альфа.       Они кутили всю ночь, а затем двинулись на автопати в кафешку на берегу Сены, где и встретили рассвет за прохладительной бутылочкой минералки, крепким кофе и масляным круассаном.       Арман уже тогда знал, у Мэри новый роман.       Ксавье и Мэри проводили уикенды, уезжая в Прованс купаться, или болтались по музеям, театрам и улицам города. Их роман был лёгок и весел. Они дарили друг другу свою молодость, время, тела, и оба знали, что у этого есть конец. Триста шестьдесят пять дней, определённая цифра, определяющая срок их романа. Ксавье пытался всячески угождать и удивлять Мэри, пока не уедет домой и там не встретит истинного, чтобы провести с ним остаток жизни, воспитывая потомство. А Мэри не собирался вообще с кем-то проводить свою жизнь.       Готовясь к очередному свиданию, Мэри красовался перед зеркалом. Обтягивающие брюки, чёрная кружевная блуза, безупречные волосы. «Не мрачнова-то ли?» — промелькнуло у него в голове.       — Мэри! — послышался голос Матьё из коридора, — Мэри тебе звонят.       Наверное — это Арман, подумал омега. Должно быть альфа хочет договориться на субботний бранч.       — Держи, — передал трубку Матьё, — опять какой-то альфа, я не узнал его голос, — не без зависти добавил младший омега.       — Аллё.       — Привет.       — Ты! Боже, сколько можно?! Я же просил больше мне не звонить!       Он узнал голос сразу – Ноэль. А ведь Мэри практически перестал вспоминать об этом надоедливом альфе.       — Мэри, я звоню, чтобы сказать тебе…       — Так, всё, я кладу трубку, — отрезал Мэри.       — Нет! Стой, это касается твоего папы, — буквально прокричал в телефон Ноэль.       Секундная пауза и:       — Ладно, давай только быстрее, — раздражённо пробормотал омега, но у него в душе уже зародилось нехорошее предчувствие.       Почему папа не позвонил ему сам?       — Я не знаю, как правильно сообщать такие новости… Мы думали, что всё обойдётся, поэтому он просил не звонить тебе, чтобы ты не беспокоился. Он боялся, что ты сорвёшься, а ему так не хотелось, чтобы ты прерывал учёбу, ведь ты так много старался ради этого и…       — Просто уже скажи, что случилось.       Мэри начинал ощущать холодные приливы во всём теле и как по коже побежали мурашки.       — Он умер, Мэри.       В голосе Ноэля было столько горечи, будто это он потерял близкого человека.       — В последнее время он частенько жаловался на боли в груди, но отказывался идти ко врачу. А вчера стало совсем плохо и мы с отцом отвезли его в больницу. Я хотел позвонить тебе ещё вчера, но он запретил, уверял, что всё обойдётся! Я пришёл сегодня утром навестить его, но…       Мэри уже не слышал, что говорит Ноэль. Он опёрся рукой о столик, на котором стоял телефон, и пытался понять услышанное. Весть о смерти его папы, просто не укладывались в голове. Аллен — его самый дорогой и любимый человек в этом мире. Как? Этого не может быть… Почему он ему ничего не сказал? Зачем скрыл? Омега чувствовал, словно от него оторвали часть, которую больше не вернуть.       Из глаз Мэри покатились крупные слёзы. Он закусил губу, чтобы не зарыдать прямо в трубку.       — Прости меня… — сказал Ноэль. — Я так виноват перед тобой. Мне нужно было позвонить тебе вчера, нет, мне нужно было сделать это давно и не слушать твоего папу. Не передать никакими словами, как я перед тобой виноват, — раскаивался Ноэль. — Я… я знаю, чувствую, как тебе плохо. Прости меня Мэри… Мэри? Мэри?       Но омега уже ничего не слышал. В ушах был белый шум, а в глазах темнота. Он с грохотом положил трубку и сквозь сомкнутые зубы взвыл.       На его вой, вышли соседи. Омеги были удивлены и озадачены. Они не знали, что делать? Они никогда не видели Мэри в таком состоянии. Слёзы — это не по части Линдэрмана. Что такого могло произойти, что заставило так давиться собственными всхлипами этого непробиваемого омегу? Чтобы там не было, они знали, что ему требуется поддержка. Они окружили Мэри и принялись утешать, как сам старший омега всегда делал, когда кто-то из них плакал у себя в комнате.       Ласковые слова, заботливые поглаживания, обещания, что всё будет хорошо — ничего не помогало. Мэри оставался слеп и глух ко всему вокруг.