Сад отзвуков

      В попытке понять и решить свои многочисленные проблемы, процессор Саундвейва разделился на половины. Потом на четверти. Потом на восьмые. Каждая часть боролась за шанс осознать масштабность произошедшего. Три части снова собрались в одну. Другая часть отделилась. Саундвейв метался от одной мысли к другой. Понимание больше не сводилось к числовым данным. Теперь в них была глубина, эмоциональный поток, который постоянно уносил его. На наноклики или на метациклы – он не мог сказать.       «Протоколы подавления эмоций – повреждены…»       «Мегатрон…»       «Автоботы. автоботы?»       Гнев       «Обещание…»       «Критическая дестабилизация…»       – Саундвейв, слушай внимательно.       Этот голос заставил Саундвейва очнуться. Его процессор в спешке собрал себя воедино. Саундвейв подключил визор.       Мегатрон сидел рядом с ним, сгорбившись, его эм-поле было переполнено дискомфортом, а шлем был опущен вниз, на оптику набежали тени.       – Я прошу прощения за то, что ударил тебя.       «...извинения?»       Саундвейв уставился на Мегатрона. Эмоции захлестывали его: боль, беспомощность, унижение. Это извинение было чем-то таким, с чем его искра понятия не имела, что делать. Казалось, она плевалась светом во все стороны каждый раз, когда он что-то чувствовал. Лазербик заурчал у него на честплейте. По привычке Саундвейв вызвал свои протоколы подавления эмоций, но отклик не последовал.       – Я не подразумеваю ничего двусмысленного, когда говорю, что десептиконы распущены, – твердо продолжил Мегатрон. – Насилие здесь недопустимо. Идеалы десептиконов здесь не практикуются. Тебе это ясно?       Процессор Саундвейва снова отключился.       «Верный…»       «Превосходный…»       «Почему…»       – Ответь мне, Саундвейв.       – Я слышу, – ответил Саундвейв хрипло и диссонирующее. Он сосредоточился на голосе Мегатрона: его элементарных тонах, глубинных колебаниях и том единственном циклическом, звучном компоненте, который идентифицировал его как Мегатрона. Процессор Саундвейва цеплялся за него, выстраиваясь вокруг него, как снежинка, кристаллизующаяся вокруг своего пыльного ядра. – Я слышу. Но не понимаю.       Мегатрон провентилировал:       – Ты должен подчиняться правилам этого корабля. Другого способа выжить у тебя нет.       Хрупкая снежинка растаяла.       «Подчиняться…»       «Десептиконы, превосходят…»       «Перезагрузка основных протоколов мышления…»       «Лостлайт…»       Саундвейв снова застыл в раздумьях, как правильно присоединиться к Лостлайту. Гнев пульсировал в его поле.       – Неприемлемо. Я вернусь в родную вселенную.       – Ты не сможешь этого сделать. Ты знаешь, что не сможешь, – Мегатрон обвел манипулятором отсек. – У тебя два варианта: мирно жить с мехами здесь или быть заключенным на весь актив, чтобы никому не вредить.       «Заключение…»       Лазербик перелетает через стену каньона…       Беззвездное небо…       Процессор Саундвейва растворился в оттенках цвета сепии – пейзажа теневой зоны. От одной мысли о том, что его запрут на «Лостлайте», как это было с ним там, у Саундвейва защемило под честплейтом. Метациклы и метациклы пустоты, незамеченные, пока он жил, теперь воспринимались как невыносимое одиночество. Он отверг эту мысль всем своим существом. Он будет бороться с заключением всеми доступными ему средствами, всеми фибрами своего корпуса…       «Свобода».       Это слово прозвучало голосом Родимуса. Его процессор уцепился за него. Словно взбесившийся инсект, его разум выстраивался на основе этой идеи. Протоколы закончили работу. Мысли вернулись в стабильное, упорядоченное состояние. На визоре Саундвейва появились колючие красные осциллирующие кривые, когда он впервые понял, что означает любимое слово Оптимуса Прайма. Он попытался аннулировать это осознание.       – Ты – десептикон!       – Нет, я не десептикон, – ответил Мегатрон. – Но я не разучился думать, как десептикон. Возможно, ты почувствуешь извращенное чувство гордости, если я скажу, что придумал для тебя третий вариант.       – Я ничего не чувствую! – и Саундвейв почувствовал, как ложь вибрирует в каждом атоме его существа. Он попытался задавить это чувство, задавить всем корпусом, но оно давило сильнее.       – О, я очень сомневаюсь в этом, – сказал Мегатрон. – Третий вариант – это не путь автоботов.       – Тогда я приму его!       – Ты уверен? Мы бросим тебя. Выбросим тебя на первой попавшейся планете, которую найдем в следующей вселенной, а потом улетим. Ты будешь волен терроризировать там кого хочешь, а мы оставим тебя на произвол судьбы.       Саундвейв вздрогнул. На его визоре загорелся индикатор топлива:       – Я дезактив в любой другой вселенной, кроме своей собственной.       – Именно, – сказал Мегатрон, – ведь это путь десептиконов, не так ли? Если ты достаточно силён, чтобы выжить, значит, ты достоин актива. Ты гордишься мной, Саундвейв? Ты счастлив, что я пришел к такому выводу? Тебе не раскрыты основные ужасы пути десептиконов?       – Но... но я был предан...       – Да, был, – сказал Мегатрон, – и мне очень интересно узнать, как ты будешь хранить верность дальше. Но ты не ответил на мои вопросы, – он откинулся на спинку стула и выжидающе посмотрел на Саундвейва.       – Предатель.       Мегатрон провентилировал.       – Полагаю, я должен поблагодарить тебя. Ты заставил меня столкнуться оптика в оптику с моим самым большим страхом, и я выстоял, почти не пошатнувшись.       – Десептиконы: превосходят.       – Значит, тебя бросить в другой вселенной?       Саундвейв ничего не ответил.       – Нет, тебя не бросят, Саундвейв. Правда в том, что бросить тебя – это не по-автоботски. А я – автобот. И поэтому это не мой путь.       Поле Саундвейва пульсировало от гнева. Хотя он потратил весь актив на то, чтобы запомнить каждое слово Мегатрона, эти слова прозвучали в его процессоре как бы вскользь. Рожденные слабостью, они не были словами превосходного воина.       «И всё же».       «Он победил».       «Тебя».       Процессор Саундвейва снова грозил разлететься шрапнелью.       – Давай посмотрим на это с другой стороны, Саундвейв. В конечном итоге твой план сорвался, потому что ты положился на Падальщиков, как на верных десептиконов. Ты ведь ничего о них не знал, так?       Обида свернулась внутри Саундвейва.       – План был сорван, потому что ты – предатель! Ни один план не мог учесть Мегатрона, который...       – Автобот?       – Да.       – Но я сам тебе об этом говорил. Ты не слушал. Саундвейв, я не хотел, чтобы ты проникал в систему связи. Я хотел, чтобы ты лично поговорил с мехами, которые живут здесь. Теперь они твои товарищи по кораблю. Или станут ими, если ты решишь интегрироваться. Мирно интегрироваться.       Мысль об активе с автоботами вызывала у Саундвейва отвращение. Но что ещё он мог сделать? Процессор Саундвейва боролся сам с собой, одновременно принимая и отвергая слова Мегатрона. Его искра билась. Все его мысли сбились в пену, пытаясь найти путь, который имел бы смысл.       «Свобода...»       Свобода на «Лостлайте»? Или от «Лостлайта»?       Что ему было нужно... так это план.       Процессор Саундвейва снова перещёлкнуло. Мимо пролетали фрагменты разговоров за последние несколько солциклов. На первый план вышло то, что он однажды мельком услышал.       – Это правда, что каждая вселенная принадлежит автоботам?       – Да, Саундвейв. В каждой вселенной, где закончилась война, победили автоботы.       – В некоторых вселенных исход ещё не определен?       – Верно. В частности, у Миража. Одна из немногих, где война ещё не закончилась. Его Мегатрон был, и остается, необычайно жестоким.       На визоре Саундвейва всплыли данные Персептора по вселенной Миража. Прицельные сетки запрыгали вокруг, высвечивая различные цифры.       Мегатрон нахмурился.       – Если ты планируешь, как попасть во вселенную Миража, чтобы помочь его Мегатрону выиграть войну, я вышвырну тебя из шлюза.       Данные замерли. Вместо них появилось видео, на котором Мегатрон говорит: «Я – автобот».       – Не смей мне это показывать. Мегатрон 2938-ой разорвал своего Саундвейва на части голыми манипуляторами.       Саундвейв дернулся.       – Оторвал ему фейсплейт, медленно вытащил проц и съел его. Затем вытащил его искру и засунул её в Астротрейна.       – Обозначение Астротрейн: неизвестно.       – Это было наименее важной частью! – Мегатрон пренебрежительно махнул манипулятором. – Неужели ты думаешь, что неограниченная жестокость не распространяется и на тебя?       – Десептиконы: превосходны.       Мегатрон нахмурился:       – Ты необычайно предан. Почему, Саундвейв? Почему?       Саундвейв ничего не ответил.       Взгляд Мегатрона был пристальным и непреклонным. Он внимательно изучал антенны Саундвейва, его пустой визор, сегменты обшивки, где крепился Лазербик. Мегатрон наклонил голову, изучая длинные конечности Саундвейва.       – Очень, очень верный. Такая преданность, несомненно, обеспечила тебе благосклонность твоего Мегатрона и высокое положение в командной цепочке. И всё же у тебя такая тонкая обшивка. Никакой боевой брони.       Визор Саундвейва вспыхнул от негодования.       Мегатрон постучал по консоли у платформы. На мониторе высветилась схема процессора Саундвейва.       – Возможно, тебе будет интересно узнать, что я потратил несколько ворнов, чтобы стать медиком. Я могу прочитать эту схему, – он перезагрузил свой вокалайзер. – Я собираюсь высказать несколько тезисов о твоём активе, Саундвейв. Поправь меня, если я ошибаюсь. Твой Мегатрон снял с тебя броню. Он заставил тебя, или, по крайней мере, настойчиво предложил тебе установить протоколы подавления эмоций. Твой мир сузился до широты тёмных залов ставки десептиконов. Тысячи ворн ты не отходил от него ни на шаг. Ты всегда слушал, но сам был настоящим пленником: непоколебимым, тонко настроенным инструментом, у которого не было возможности вырваться за свои пределы и не было иной цели, кроме как служить воле Мегатрона.       Саундвейв вздрогнул.       – Переходим к текущему моменту. Теперь у тебя нет никаких приказов. Конечно, без брони у тебя нет шансов выжить в одиночку в чужой вселенной. Без эмоций у тебя нет ни личности, ни воспоминаний. У тебя не осталось ничего.       Визор Саундвейва потемнел.       – Теперь ты потерян. Не так ли?       Под честплейтом Саундвейва всё глубже закипали печаль и гнев.       – Целью твоего актива было поддерживать десептиконов и повиноваться моему коллеге в твоей вселенной. Но теперь всё это пропало.       Саундвейв ничего не ответил.       – Ну?       – Да, предатель! – прошипел Саундвейв. – Всё пропало! Что я теперь!       – Действительно, что? – Мегатрон покачал шлемом. – Ты очень, очень хорошо справляешься со своими задачами. Мы нашли твой командный центр, собранный из станций подзарядки и обломков. Впечатляет. Персептор и Брейнсторм говорят, что синтезировать странный энергон, который ты сделал, было нелегкой задачей. Это признаки удивительного ума, Саундвейв. Твои возможности огромны, но ты направил их не по тому вектору.       Эти слова потрясли Саундвейва до глубины искры. И там же вспыхнула фантомная боль.       – Мой Мегатрон сказал то же самое много ворн назад, – прошипел он.       – Несомненно, перед тем, как перефокусировать тебя, – Мегатрон взглянул на мониторы, парящие над Саундвейвом. – Скажи мне, кем ты был до войны? Чем ты занимался?       Визор Саундвейва вспыхнул красным.       – Ты хоть знаешь? – Мегатрон наклонился ближе, – что ещё он у тебя забрал?       Модуляция об арене снова ворвалась в процессор Саундвейва. На его визоре отображались всплески данных, диссонансы, слова на его родном шифре, вспышки видео.       – Он забрал моё первое, которое я переплетал со своими вторым и третьим. Он забрал оптику и аудио моей искры. Он забрал определение: «саундвейв».       Мегатрон задумчиво уставился на него:       – «Он забрал определение «саундвейв»»... А потом он раздел тебя и собрал по своему вкусу?       – Саундвейв: превосходный!       – Ломать и собирать заново, – тихо проговорил Мегатрон, – надёжный метод создания монстров.       Саундвейв с горечью сказал:       – Сломан: снова.       – Тогда, соберись: снова, – сказал Мегатрон. – В нечто лучшее, чем монстр. Это возможно. Если ты сделаешь всё от тебя зависящее, – он выдержал паузу, – Я больше не буду спрашивать. Что это будет, Саундвейв? Интеграция или заточение?       Саундвейв не мог заставить себя произнести это собственным голосом. Он включил на своем визоре запись с Родимусом.       – Свобода.