Когда ты смотришь на солнце

      Альвисс держал палец на дверном звонке. Тело трясло изнутри. Может, уйти и извиниться в какой-нибудь следующий, более подходящий момент? Нет, раз уж начал, нужно идти до конца. Или…       Открывается дверь, и Инге, с пакетом мусора в руке, удивлённо смотрит на Альвисса. Альвисс так и держит руку на звонке, смотря в ответ.       — Что на этот раз сломаешь мне? — язвительно спросил Инге. Он был одет в домашнюю одежду, но это не помешало ему чувствовать себя в разы увереннее Альвисса.       Образовалось недолгое молчание. Взгляд Альвисса нервно забегал. Рука медленно опустилась со звонка вниз, в своё привычное положение.       — Ничего…       — Ну, тогда зачем пришёл?       Альвисс знал, что Инге простит его. Инге не мог не простить. Таков он, к сожалению или к счастью. Дело было за малым — просто сказать несколько простых слов и ретироваться. А потом сократить общение до минимума, чтобы никогда не вспоминать о своем позоре.       — Я пришел извиниться, — выдавил из себя Альвисс.       — Неужели, — невозмутимо ответил Инге. — Я слушаю.       — Извини меня, пожалуйста. Я не понимал, что делал.       Инге сначала заулыбался, переведя взгляд с Альвисса в пол, а через пару секунд и вовсе засмеялся. Ему казалось всё это абсурдным. Не верилось, что Альвисс вообще знаком со словом «извини». Инге знал, что кто-то заставил Альвисса сделать это, и даже догадывался, кто этот «кто-то», но какой ценой? Он и придумать себе не мог, что должен был сделать Дей, чтобы Альвисс пришел сам.       — Знаешь, я не обижаюсь. Лучше извинись перед Деем, — Инге снова смотрел на Альвисса. — Но если я узнаю, что ты достаешь его, тебе не поздоровится.       Альвисс смотрел на него в ответ, чувствуя подходящую к горлу злость. Она сдавила ему легкие, душила, хоть на лице и было подобие спокойствия. Альвисс понимал, что ему правда несдобровать, если хоть раз ещё сделает что-нибудь безрассудное… Потому злость он подавил, затоптал где-то внутри себя.       — Я понял.       — Не хочешь зайти? Я тебе всё объясню, — предложил Инге. — Тётя на работе.       Альвисс молча прошёл в квартиру. Инге оставил пакет с мусором около двери, а сам провел Альвисса на кухню.       Тот оглядывался с интересом, ведь его тут не было приличное количество времени. Но сколько бы Альвисс не рассматривал интерьер, казалось, ничего нового не появилось. Всё было привычно скромно.       На столе стояла недопитая кружка ещё теплого чёрного чая и тарелка с панкейками, политыми шоколадом. С правой стороны окна светило утреннее солнце, разукрашивая кухню в желтоватые оттенки. Только грязная посуда в раковине нарушала неизменную чистоту кухни, поддерживаемую руками Инге.       — Я с самого начала знал, что ты будешь недоволен, — начал Инге, садясь за стол. — Но я не мог рассказать обо всём первый, потому что это должен был сделать Дей. Я говорил ему, что рано или поздно всё всплывёт, что бесполезно что-либо скрывать, но он едва слушал меня.       — Это ничего не изменило бы, — отрезал Альвисс, следом садясь за стол.       — Ты бы не был так шокирован. Ты бы отнёсся спокойнее и не сломал бы мне нос…       — Возможно, — нехотя согласился Альвисс.       Инге откинулся на спинку дивана, скрестив ноги. Руки покоились на столе.       — Но ты нашёл ту записку, которая тебя взбесила.       — Да я не просто взбесился, я был в ужасе!       Инге хотел улыбнуться, но сдержал этот порыв, продолжая сохранять дружелюбный, но серьезный вид. Его задачей было наконец-то успокоить Альвисса. Желательно, раз и навсегда.       — Я не отрицаю того, что переспал с твоим братом, но всё было по обоюдному согласию, если ты об этом переживаешь.       — Мне уже плевать на это.       — Нет, тебе не плевать, — Инге невозмутимо отхлебнул чая.       Альвисс на мгновение замолчал, смотря на свои руки. А когда взгляд вновь устремился на собеседника, он выпалил:       — Ладно, не плевать.       — Так вот, Альвисс, ты до сих пор думаешь, что он еще совсем маленький. А теперь вспомни себя в шестнадцать лет.       — Звучит так, будто ты оправдываешься, чтобы продолжить спать с Деем.       Инге всё-таки не выдержал и улыбнулся, едва сдержав смех:       — Это не «звучит», а так и есть, — он снова сделал глоток чая, смотря на панкейки и параллельно размышляя, продолжить ли завтрак. Инге заметил, как Альвисс нахмурился. — Потому что я его люблю. Всё логично, тебе не кажется? И хватит на меня так смотреть.       Альвисс неловко отвёл взгляд. Голова тяжелела от мыслей, которые ни к чему не приводили. Он будто бы ходил по кругу своих эмоций: ревности и удушающему шоку, что Дей уже достаточно вырос, чтобы вступать в половые отношения.       — Ну, ты же понимаешь, что я не хочу вредить твоему брату? Я просто хочу быть с ним и не скрывать это.       — Ладно, я понял тебя, — с раздраженным выдохом ответил Альвисс.       — Ты делаешь из меня совратителя малолетних.       — Всё-всё, хватит, я понял.       Они замолчали, и в этой тишине не в своей тарелке чувствовал себя только Альвисс, тряся ногой под столом. Инге поддался искушению и взял один панкейк, аккуратно откусив его. Следом запил чаем. Альвисс лишь мельком глянул, как тот преспокойно ест, и снова впечатал свой взгляд перед собой.       — Будешь? — кивнул Инге.       — Буду, — согласился Альвисс, вновь смотря на него.       — А кофе будешь?       — Буду.       Инге встал и, не торопясь, начал делать ему кофе. С молоком, обязательно, по-другому Альвисс кофе не пил. Инге был так спокоен и размерен в своих действиях, потому что томил в себе радость предстоящему походу в кино. Он вообще не помнил, когда в последний раз там был. Времени последние месяцы действительно не хватало — подготовка к экзаменам и дополнительные занятия в школе забирали всё. Но даже так Инге умудрялся уделять значительную часть времени Дею.       — Пообещай, что не сделаешь больно моему брату, — негромко попросил Альвисс.       — Обещаю, — тут же ответил Инге. — Я не хочу повторять то, что Оскар сделал со мной.

◑

      — Можешь теперь не переживать, Альвисс извинился и наконец-то успокоился, — говорил Инге.       Амадей заулыбался.       Они ехали на стареньком трамвае в центр Осло, в кинотеатр «Klingenberg», который был одним из самых популярных в городе. Он находился прямо рядом с ратушей, где ежегодно, 10 декабря, проводилось вручение Нобелевской премии.       Амадею очень нравился этот факт. Его удивляло, что большинство жителей Осло не знают об этом, и даже те, кто живут совсем рядом с ратушей. Казалось, это знание, которое дается чуть ли не при рождении...       — Так вот куда он ушёл рано утром, — Дей положил голову на плечо Инге, хотя раньше боялся делать подобное на людях. — Я вчера очень сильно разозлился и чуть не ударил его, меня папа оттащил. Походу, Альвисс испугался, поэтому быстрее побежал извиняться.       Инге засмеялся:       — Серьёзно? Я предполагал, что ты погнал его ко мне, но не думал, что таким образом.       — Да, — Амадей вздохнул, смотря в окно на медленно сменяющийся пейзаж летнего города. — Так что, он больше не будет доставать меня?       — Пусть только попробует…       Ехать было ещё минут пятнадцать, если не больше, поэтому Дей предложил послушать музыку. Инге охотно согласился, с замиранием сердца надеясь, что Амадей не уберет голову до нужной остановки. Так приятно было ощущать тяжесть и тепло на своем плече.       Инге удивлялся тому, насколько сильно их предпочтения в музыке совпадают. Всё, чтобы ни включил Дей, Инге знал, и знал хорошо. Особенно The Smiths, которых Амадей начал слушать с недавнего времени. Они ехали, слушая «Nowhere Fast», знакомую Инге наизусть, вплоть до аккордов.       — Там рядом с кинотеатром книжный магазин есть. Зайдём?       — Зайдём… — тихо ответил Дей.       По мере того как они приближались к центру города, пассажиров в трамвае становилось всё больше и больше. Но даже это не смутило пьяного от счастья Дея. Ему уже было плевать на мнение других людей, ведь для него в этот момент не было ничего более ценного, чем возможность быть рядом с Инге и не стесняться этого.       Уже сидя в кинотеатре, на самом заднем ряду, Инге безумно радовался, но не показывал этого. Он спокойно болтал с Деем, пока зал постепенно наполнялся людьми, о том, как давно, оказывается, ждал выхода этого фильма. Амадей внимал каждому слову, хотя не блистал знаниями в кинематографе. Только благодаря Бьергу, который приглашал смотреть кино домой, он смог кое-как поддержать разговор.       Когда Инге начал говорить что-то про Тарковского и прочих советских кинорежиссеров, Дей сдался. Единственное, что Амадей знал про Тарковского, так это то, что тот снял фильмы «Сталкер» и «Иваново детство». Дей вообще не понимал, откуда у Инге такой интерес к русской культуре.       — Кстати, Флориан, режиссер «Жизни других», какое-то время учился в Санкт-Петербурге на преподавателя русского языка и литературы. А потом еще и в других каких-то университетах… Умный мужчина. Это его первый полнометражный фильм, но я в нем не сомневаюсь. Его короткометражные фильмы тоже хороши.       Амадей только улыбнулся на это. Свет в зале потух, и наконец-то начался фильм.       Первые, может быть, сорок минут Дей смотрел с неподдельным интересом, но к середине этот интерес сдулся, потому что он просто перестал понимать происходящее. Инге быстро подметил это.       — Вислер теряет веру в идеологию, хотя до этого рвался защищать ее. Видел, он не сдал Дреймана, хотя имел для этого все возможности… — объяснял Инге шепотом на ухо, и Дея, потерявшего навык понимать, обсыпало мурашками. — А Вислер теперь еще и защищает Дреймана.       — Мы, наверно, другим мешаем… — нервно ответил Амадей шепотом.       — Но если я не объясню, тебе будет скучно… Так вот, Вислер проживает некую трансформа…       Дей не дал договорить, притянув его за шею, и начал резкий, основательный поцелуй. Инге на мгновение замер. Неужели это та самая простая романтика, о которой он мечтал половину своей жизни? Кинотеатр, задние ряды, нудноватый фильм и теплые поцелуи, а не тесная кабинка школьного туалета, удушливый запах хлорки и страх быть замеченными.       Инге охотно ответил на поцелуй, впустив пальцы в светлые волосы. И уже без разницы было, что вокруг люди. Какое им вообще дело до влюбленных, особенно здесь, в развитой Скандинавии?       Отстранившись друг от друга, Дей и Инге тяжело дышали, смотря в экран, будто бы в самом деле следили за сюжетом.       — Тетя дома? — тихо спросил Дей, поправляя волосы дрожащей рукой.       Инге дышал через рот и туго проглотил слюну:       — На работе.       — Значит, к тебе…       — Ага, — согласился Инге, глупо улыбаясь.

◑

      Дей вымотался насмерть, но усталость была приятной.       Под ярко-красный закат он плелся домой, вспоминая безумные полчаса поцелуев и прикосновений друг к другу в комнате Инге. Они еле держались, следуя на трамвае из кинотеатра домой, и слушали музыку, усиленно делая вид, что всё в порядке. Про книжный магазин они даже не вспомнили. Оказавшись на пороге квартиры, их уже было не остановить.       Дею было недостаточно одного раза. И он был уверен, что Инге тоже. Но они не продолжили, оставив друг друга в мучительном напряжении.       Амадей чувствовал себя пьяным. Наверное, это самое лучшее лето за все шестнадцать лет, думал Дей. Ни одна поездка за границу не могла сравниться с тем, что переживал он, находясь рядом с Инге.       Впереди еще целый август. Тридцать один день, в течение которых ничто не может препятствовать их прогулкам и уединениям в пустой квартире. Пожалуй, только выходные тети. Но и тогда она частенько уходит к своей девушке.       Амадею было грустно, что Инге покидает школу навсегда. Те мимолетные встречи в коридорах или под лестницей вряд ли можно было с чем-то сравнить. Ни один романтический фильм не давал Дею столько же эмоций. И ведь если бы не смелость Инге на вечеринке, всего этого могло бы и не быть.       Амадей не обнаружил Альвисса дома. Родителей тоже. Рай, не иначе. Тихо, спокойно. Идеально для того, чтобы порисовать, слушая музыку.       Дей, сидя за столом, воткнул наушники, включил «Take A Look Around» Limp Bizkit, скрепил страницы скетчбука зажимом и стал рисовать то, что происходило всего час назад. Он не думал о том, что это пошло, неприлично. Какая разница, если в квартире никого нет? Амадей видел в этом лишь пик своего доверия и любви.       Он беззвучно подпевал, лишь слегка открывая губы, и едва заметно качал головой в такт. Вдохновение было такой силы, что Дей не видел ничего, кроме желтоватой бумаги перед собой. Он говорил с этим миром с помощью карандаша, который выражался определеннее любого рта. Амадей не умел доносить свои чувства словами, зато прекрасно справлялся с этим рисунками.       А в том рисунке, медленно проявляющемся под кончиком карандаша, было заложено само понятие страсти. Каждый изгиб голых тел был живым, динамичным, словно рисунок — фотография, сделанная в моменте.       Дверь в комнату была открыта. Амадей не слышал и не видел, что кто-то зашел и теперь стоял за его спиной. Только какое-то внутреннее чутье, граничащее с чем-то мистическим, подсказало ему обернуться. Всего на секунду. Чтобы успокоить себя.       Но Амадей едва не подлетел со стула, когда увидел Альвисса. Тот простоял сзади, наверно, несколько минут, откровенно пялясь на практически завершенную работу. Дей быстро и громко закрыл скетчбук, попутно вытаскивая наушники из ушей. Сердце обещало вот-вот остановиться от чувства стыда.       Альвисс не улыбался, не хмурился. На его лице было искреннее спокойствие, будто он и вовсе не видел того, что рисовал Дей. Его уже ничего не удивляло.       — Чего приперся?! — в панике воскликнул Амадей.       Альвисс слегка сощурил глаза, словно эта грубость отозвалась в его сердце физической болью.       — Я хочу извиниться перед тобой.       Амадей хотел продолжать отвечать грубостью, но вовремя вспомнил то, что рассказывал Инге. Брат, по его словам, извинился вполне искренне, а значит, и вправду признал свою ошибку. Так зачем же грубить? Нужно выслушать.       — Дей, прости меня, пожалуйста. Я боялся, что Инге отнимет тебя у меня. Я думал, что за все года учебы в школе я так и не обзавелся лучшим другом, а оказалось, что все это время моим лучшим другом был ты.       Закончив говорить, Альвисс выждал, может быть, секунду, а после прибавил неловкое «как-то так».       Амадей приоткрыл рот, чтобы ответить, но не придумал что. Стыд отошел на второй план, стал чем-то незначительным. Осталась только раздирающая грусть. Дей не помнил, когда брат в последний раз говорил «извини» или «прости».       Альвисс нахмурился, собираясь уже уходить, но тут Амадей решительно встал со стула и обнял брата. Обнял достаточно крепко, чтобы объятия не разорвались в то же мгновение, как это обычно случалось. Дей усилием воли сдержал слезы. Он не знал, почему так хочется расплакаться. То ли из-за искренних извинений Альвисса, то ли потому, что тот назвал Амадея лучшим другом…       — Ты идиот… — стискивая руки еще сильнее, прошептал Дей.       Альвисс стиснул руки в ответ.       — Я знаю.       — Пообещай, что и слова плохого больше не скажешь в сторону Инге.       — Обещаю, Дей, обещаю.

◑

      Обстановка дома кардинально изменилась. В вечер того же дня, сидя за столом во время ужина, все общались, смеялись, делились разными историями из жизни. Альвисс, конечно, не очень активно участвовал в разговоре, но ведь участвовал. Даже нескольких слов с его стороны хватало, чтобы Амадей был вне себя от счастья. Жизнь, кажется, вернулась в прежний ритм.       — Кстати, 26 августа концерт The Offspring в «Telenor Arena», я бы хотел сходить… Не изменять же традиции, — сказал Дей, смотря в тарелку со спагетти в соусе песто.       — Иди, конечно, — с улыбкой ответила Линда.       — …с Инге, — дополнил Амадей.       — А сколько билет стоит?       — Пятьсот крон, как обычно.       Линда встала из-за стола, ушла куда-то ненадолго, а вернулась уже с тысячей крон в руке и протянула деньги Дею.       Амадей засиял ярче солнца:       — Прям сразу… В прошлый раз я неделю посуду мыл, прежде чем деньги получить. Спасибо!       — Зато я тогда целую неделю не напрягался, — угрюмо бросил Альвисс.       Мама ничего не ответила, лишь улыбнулась и нежно сжала плечо Дея, садясь обратно за стол. Отец вообще никак не комментировал происходящее, зато явно радовался — его серьезное лицо как-то расслабилось, и уголки губ слегка натянулись.       После ужина все, кроме Линды и Амадея, разошлись по комнатам. Она оставила его для какого-то разговора, только вот не сказала, для какого. Дей, конечно, был заинтригован, но ненашутку разволновался. Он не знал, чего ожидать. Либо мама заведет какую-нибудь деликатную тему, либо еще чего похуже…       — Дей, я хочу тебя кое о чем попросить, — начала Линда. — Это лишь для моего материнского спокойствия…       — Ну? — взволнованно спросил он.       — Пригласи Инге на ужин домой.       — Боже, мама…       Амадей глубоко вдохнул и отвернулся от нее, сожалея, что вообще остался сидеть на кухне. Именно этой темы он больше всего боялся. Думается, лучше уж завела бы разговор о половой жизни. Дей смог бы это пережить и забыть как страшный сон. А здесь даже отказаться невозможно. Мама ведь любые способы найдет, как утолить свой ненасытный интерес.       — Ну, пожалуйста, Дей! Мне же надо узнать его получше. Я понимаю, что тебе неловко, но…       — Ладно, я приглашу, — нетерпеливо перебил ее Амадей. — Только если ты не будешь на ужине обсуждать ничего личного.       — Не буду, конечно. Я ведь знаю, каково это… Знаешь, как мне неудобно было, когда я пригласила Кнута домой знакомить с родителями? Отец мой молчал, а вот мать такую околесицу несла, что мне хотелось сквозь пол провалиться. А ведь мне тогда двадцать лет было…

◑

      Амадей пришел домой к Инге на следующий день. У тети был выходной, и, развалившись на диване, она читала очередную книгу Агаты Кристи. Она была столь увлечена, что не обратила внимания на то, что Инге открыл кому-то дверь.       — Я к тебе с не очень хорошими новостями пришел, — сказал Дей, пока Инге вел его в свою комнату.       — Да?       — В общем, мама сказала пригласить тебя на ужин к нам домой.       — Ох, боже мой… — Инге засмеялся садясь на край кровати. Дей присел рядом.       — Твоя задача состоит в том, чтобы представить себя в наилучшем свете. Мама доверчивая, поэтому будет внимать каждому твоему слову. Ясно? Но и постарайся обойтись без особых… — Амадей не знал, какое слово будет правильнее подобрать.       — Формальностей?       — Да-да, без особых формальностей. Просто веди себя так, как ведешь себя обычно, и всё.       — Я справлюсь, можешь не переживать. Думаю, я ее впечатлю, если расскажу о том, что собираюсь учиться в медицинском, — Инге прищурился, размышляя. — Еще обязательно скажу, что люблю читать и умею играть на гитаре. И… что сам деньги зарабатываю. А?       Амадей заулыбался, смотря на него:       — Ты волнуешься?       — Нет, что ты… — Инге сжал дрожащие руки в замок.       — Волнуешься, я же вижу.       Дей аккуратно обхватил его запястье, и руки послушно разъединили замок, хотя до этого момента Инге, напрягшись, сильно сжимал их. Теперь Амадей отчетливо видел, что у того дрожат руки.       — Как тут не волноваться?       — Да я сам на нервах… — признался Дей.       Инге надеялся, что тот не отпустит запястье как можно дольше. Холод руки Амадея он чувствовал и удивлялся тому, как это сочетается с силой в них. Ведь Дей не был хрупким, наоборот, как заядлый любитель сноубординга, он имел здоровое и подтянутое тело, а руки все равно были всегда холодными.       Амадей отпустил его запястье. Инге успел уже расстроиться, но тут Дей нежно сплел их пальцы в замок. Так прошло, может быть, с десяток секунд.       Инге, не зная, куда деть свое желание суетиться, нагло залез руками под одежду Амадея и начал беспощадно щекотать его. Дей стал брыкаться, непроизвольно смеяться и кричать «хватит», но он был в полной западне, и единственно верным выходом была капитуляция.       Тетя пришла на крики, вопросительно смотря на происходящее. Инге заметил ее только тогда, когда она сказала тихое «господи, простите» на турецком и уже убежала обратно в гостиную.       Он остановился, тяжело дыша и улыбаясь:       — Ты тетю напугал.       — Я?! Нечего меня щекотать…       — А мне нравится тебя трогать.       Амадей попытался сдержать смех, но не смог. Инге засмеялся следом, сжимая руки в крепкие объятия под его одеждой. Казалось, эти руки всегда теплые, и неважно, жара ли на улице или пробирающий до костей холод.       — Дурак, блин… — на выдохе сказал Дей.       — Тебе не нравится, когда я говорю такое?       — Нет, просто ты смущаешь меня.       — А я ведь еще многое тебе не говорил, — загадочно понизив голос, произнес Инге.